«Ну и образина», — засомневался было Марвелл, но отступать уже было поздно.
— Отойди-ка чуть-чуть, — приказал Марвелл. — Постучи кушаком об пол.
Гэкхем, угодливо заглядывая в глаза тюремщику, чуть отступил от окошка.
— Все остальные — к дальней стане, добавил Марвелл и, чтобы убедиться, что его приказ выполнен, заглянул внутрь слабо освещенной темницы, неосторожно приблизив лицо к самому окошку.
Тень старшего Фогерти, который все это время оставался невидимым, поджидая за дверями, с лезвием в руках, быстрее молнии метнулась к неосторожному Марвеллу. В следующий миг схваченный рукой за горло тюремщик захрипел, призывая на помощь своего компаньона.
Окошко в массивной двери было более чем узким, но и этого хватило хитрому Гэкхему, чтобы умелой рукой метнуть в стражника тонкое и острое лезвие. Оно вонзилось ему в грудь, и тюремщик опустился на пол у противоположной стены. Марвелл попытался было кликнуть на помощь солдат, дежуривших в противоположном конце коридора, но увесистый кулак Гэкхема заставил его надолго замолчать.
К несчастью, лишившийся чувств тюремщик выронил ключи. Теперь они, такие близкие и такие необходимые, лежали на полу прямо под ногами Гэкхема и Фогерти, но их разделяла непреодолимая дверь.
А тем временем шум начавшейся атаки Робина проник уже в тюремные коридоры. С минуты на минуту здесь могли появиться солдаты из внутренней охраны, и тогда надежда на спасение собственными силами сводилась к нулю.
Медлить было некогда: младший Фогерти, Том, как самый тонкий и юркий, попытался поддеть ключи мотком тонкой бечевы, но это не удалось. Толстый Блу, которого такие события растормошили и вернули к жизни, предположил, что к бечеве стоило бы привязать наконечник пущенной Робином стрелы. Через минуту ключи были уже подцеплены с пола и осторожно, на весу, подняты к окошку. Затем Том, протянув руку как можно дальше вниз, добрался-таки до скважины замка и вставил в нее ключ…
В это время Робин с Боллоком уже ворвались в центральный коридор башни. Из оконца самого высокого этажа теперь раздавался беспрерывный сигнал тревоги, усиленный ропотом и возгласами находившихся в нижних помещениях узников. С трудом прокладывая себе дорогу сквозь плотный строй отбивающейся стражи, Робин, Боллок и поддерживающие их сзади Сью и Билли продвигались к лестнице, которая вела к тюремным помещениям.
Несмотря на то, что защищавшихся было больше, атакующие напирали так яростно, с такой неукротимой решимостью, что ряд стражников, прикрывшихся щитами и отступавших шаг за шагом в глубь коридора, в конце концов дал трещину и разломился. Некоторые из них, ошеломленные той неистовой страстью, с которой свирепый Боллок размахивал выхваченной у кого-то еще на крепостной стене секирой, просто-напросто побросали оружие, предпочитая сдаться. Тем временем еще трое лесных воинов, взобравшихся по веревочной дороге на башню, пришли на помощь своим товарищам. Вскоре Робин, расталкивая оторопевших врагов, уже мчался вниз по лестнице на выручку друзей…
— Ну сделай же ты хоть что-нибудь! — в сердцах заорал Гэкхем на младшего Фогерти, которому никак не удавалось повернуть ключ. Шум боя приближался, и Том уже успел разглядеть пробегавших в спешке по дальнему коридору охранников.
«Если они закроют решетку в коридоре, мы сами не сможем отсюда выбраться», — подумал Гэкхем.
— Дайте-ка мне, — предложил Блу, который до сей поры сидел в углу с весьма озабоченным видом. Том, раздасадованно оглянувшись на него, тем не менее уступил место у узкого окошка.
— Пусть, он что-то задумал, — подбодрил его Гэкхем, сам немало приободренный словами уже доказавшего свою башковитость Блу.
— Дай-ка на минутку свое лезвие, — попросил у младшего Фогерти Блу и, не дожидаясь, пока тот с кислой гримасой протянет ему клинок, быстро приблизился к Тому и взял его оружие. Затем он, погрузившись обеими руками и частью головы в окошко смотрителя, какое-то время скрежетал о железную дверь привешенным за бечеву наконечником стрелы и клинками. Раздалось характерное проворачивание ключа в скважине.
— Кажется, все, — обернулся к своим товарищам вынырнувший из окошка Блу.
Гэкхем, недоверчиво глядя на него, подошел к двери и, упершись плечом, подтолкнул ее. Дверь поддалась.
— Как ты это сделал? — удивленно глядя на толстого приятеля, воскликнул Том.
— Сейчас некогда рассказывать, — прервал его Гэкхем. — Мэйбл, Блу, все — за мной — и, толкнув дверь, выскочил в коридор.
Гэкхем, склонившись над поверженными тюремщиками, высвободил из ножен два небольших клинка турецкой работы. Один за другим пленники выбрались из постылого каменного мешка. Однако в этот момент в конце коридора со стороны лестницы показались несколько стражников, двое из них — с луками. Судя по всему, они двигались на выручку своим товарищам, кое-как сдерживавшим натиск Робина. Однако, заметив какое-то движение в тюремном коридоре, заглянули туда и оказались лицом к лицу с беглыми узниками.
Завидев лежащих на полу стражников, первый лучник натянул тетиву и выпустил стрелу из своего легкого лука. Тотчас же это сделал и второй лучник. Расстояние было совсем небольшим, и даже такая легкая стрела могла убить человека.
Первый выстрел, пронзив грудь младшего брата Фогерти, вбил того в только что открывшуюся дверь его тюрьмы. Вторая стрела, казалось, не поразит цели, но в этот момент из дверного проема показалась голова замешкавшегося Блу. Ирландец, глядя на приятеля и пытаясь сделать ему отчаянный знак, чтобы тот отскочил внутрь помещения, отчетливо видел, как стрела впилась ему в висок.
Глаза Гэкхема налились кровью, он обернулся и нехорошо поглядел на приближавшихся к нему стражников с мечами и секирами в руках. Если бы кто-то из них заглянул в глаза дикому ирландцу, то, возможно, поостерегся бы даже с оружием приближаться к этому человеку, у которого не было ни щита, ни меча.
Из секундного оцепенения ирландца вывело раздавшееся над его плечом дикое гиканье. Это Йозеф, старший из братьев Фогерти метнул в первого пехотинца клинок без рукоятки. Через миг тот вместе со своими усами оказался на каменном полу. Ирландец, убедившись в том, что Мэйбл находится в относительной безопасности, с восторженным ревом двинулся вперед, навстречу направленным на него острым алебардам. Неуловимым движением двух позаимствованных у тюремщиков клинков Гэкхем раздвинул их сомкнутый ряд, запустил оба клинка в наступавших на него противников и вырвал из рук пехотинцев две алебарды. Через миг ирландец уже расталкивал по краям узкого коридора сгрудившихся впереди стражников, Йозеф с диким гиканьем устремился вслед за Гэкхемом, пытаясь голыми руками выхватить у ошеломленного противника хоть какое-нибудь оружие.
Но силы были слишком неравны: повалив наземь одного противника, ловким ударом выбив челюсть другому, ирландец на миг замешкался, передавая безоружному Йозефу одну из увесистых алебард. Воспользовавшись этим моментом, один из стражников, замахнувшись тяжелым одноручным мечом, перерубил древко алебарды и поразил Гэкхема в правое плечо. Пройдя еще несколько шагов по инерции, ирландец опустился на колени. Старший Фогерти, дравшийся у левой стенки, успел отбить второй направленный на ирландца удар меченосца, но вскоре сам был ранен. Третий удар наверняка достиг бы цели, если бы в коридоре не появилось несколько новых стражников, оттесненных Робином с лестницы.
Командир-лучник, зная о еще одной лестнице, выводившей из башни на крепостную стену, приказал своим подчиненным в спешном порядке воспользоваться этим отходом, дабы не остаться запертыми в глухом каменном тупике. Вслед за ним в глубь коридора устремились и отброшенные от лестницы наиболее благоразумные из охранников. Среди них можно было разглядеть и побледневшего караульного-разводящего, настоящего старого солдата. А тем временем Робин Гуд с товарищами ворвались в тюремный коридор.
Тяжелее всего пришлось лучникам Робина — тем, которые оставались у ворот башни, прикрывая атакующих от возможного удара с тыла. С той поры, как сверху башни беспрерывно начал трубить тревожный рожок, прошло уже около двадцати минут, и в беспорядке метавшиеся по внутреннему городу группки пехотинцев начали стягиваться на площадь, примыкавшую к башне. Укрытиями для лучников могли служить лишь несколько деревьев, растущих перед главными воротами. Пока сил пехотинцев было недостаточно, бойцы Робина еще могли отстреливаться, отвечая точными выстрелами, на каждый выпад противника. Но, в конце концов, сам шериф Ноттингемский, оказавшийся вблизи площади, отдал приказ наступать, и пехотинцы, прикрываясь широкими крепкими щитами, устремились вперед, к главным воротам башни.
Поняв, что ответными выстрелами атакующих не остановить, Солли-пасечник, который остался за главного, приказал двоим стрелкам подняться вверх по канату, закрепленному Малышом Сью. Больше двоих воинов за раз веревка, привязанная к тому же за не очень плотно держащийся крюк, выдержать не могла. Восхождение по ней было чересчур рискованным. Когда молодые бойцы вздумали пререкаться и заявили, что останутся тут до последнего, бородатый Солли так гыркнул на них, что тем поневоле пришлось подчиниться. Пасечник, хотя ему шел уже шестой десяток, только что со своими младшими товарищами проделал опасные восхождения на замковые стены, а в мастерстве владения мечом ему равных и вовсе не было — сказывалась многолетняя подготовка в войсках, следовавших всюду за неугомонным тогда еще королем Ричардом…
Когда первые пехотинцы подбежали к воротам, двое ребят уже проделали половину пути по стене. Солли встретил переднего из атакующих, разрубив его крепкий щит пополам. Вторым ударом он повалил наземь другого пехотинца и в тот же миг ловким движением подхватил его щит. Сделал он это своевременно: через мгновение Солли почувствовал, как о щит, который он выставил перед собой, ударились сразу две стрелы. Следующий выпад — и ловким ударом под коленные чашечки он поддел шагнувшего вперед дуболома с палицей. Остальные вояки попятились. Солли оглянулся на башенную стену: двое ребят были уже почти на самом верху.
А атакующих все прибывало. Шаг за шагом Солли приходилось отступать к башенной стене. Настал миг, когда он почувствовал, что следующий шаг назад сделать уже не может: его спина коснулась прохладной после прошедшего дождя стены. Но старый пасечник продолжал сражаться, искусно фехтуя своим увесистым мечом, отражая удар за ударом, зорко следя за каждым воином и никого не подпуская ближе, чем на расстояние ответного выпада. Несколько убитых, несколько раненых уже лежали под ногами атакующих, а бородатый пасечник все еще метался вдоль стены, и весь его щит уже был усеян вражескими стрелами.
Наконец, один из лучников, догадавшийся вскочить на росшее поблизости дерево, успел послать стрелу в незащищенное щитом пространство. Из-под полукруглого шлема Солли потекла тоненькая струйка крови. Он пропустил удар палицей по ногам и, опершись спиной о стену, медленно сполз на землю. Но и с перебитыми ногами, оставаясь лежать на раскисшей от дождя земле, Солли-пасечник еще долгое время оставался недосягаемым для наступавшего врага, огрызаясь, словно раненый лев.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда последние защитники башни покинули ее, выбравшись через дальнюю лестницу прямо на крепостную стену, Робин, вместо победного ликования, ощутил щемящее беспокойство. Западная башня была теперь занята его отрядом. При этом потери Робина были не столь велики: ранен в бою на лестнице Малыш Сью, а также один из подоспевших к нему на помощь бойцов. Но половина людей в отряде едва могли держать в руках оружие. К тому же бойцы ноттингемского гарнизона теперь наверняка перекрыли все выходы, и башня, способная послужить надежным убежищем, стала ловушкой для Робина и его людей.
Робин выглянул в одно из зарешеченных окон в конце коридора, выходившее прямо на площадь. В следующий миг ему пришлось отпрянуть, не увидев, а скорее инстинктивно почувствовав приближение направленной в него стрелы. Но и этого мига было достаточно, чтобы определить: к башне стягивались значительные силы противника. В дальнем углу площади уже маячило с полтора десятка конных рыцарей, а число пехотинцев, располагающихся боевых строем, было в несколько раз большим.
— Они могут в полчаса отбить башню, — проговорил подошедший сзади раненый ирландец. — Я был уверен, друг, что ты не оставишь нас в беде. Жаль, бедняге Блу это уже не поможет, так же, как и малышу Тому. Он так радовался, заслышав тревожные рожки на стенах. Теперь ты можешь рассчитывать на меня…
Робин с недоверием поглядел на его окровавленное плечо.
— Рана не столь глубока. Одной рукой уж как-нибудь я, пожалуй, справлюсь. И все-таки, мы не продержимся тут долго. У Реджинальда сегодня полно народу, об этом говорит вся башня, — и Гэкхем указал на врубленные в тяжелые стены узкого коридора несколько дверей. Когда стих шум недавнего боя, стихли роптания и крики находившихся там пленников. Только из-за одной внезапно послышался немолодой уже голос:
— Подайте мне Робина! Я хочу поговорить с Робином! — крики сопровождались размеренным стуком в дверь.
— Робина? Почем тебе знать, что тут есть Робин, эй ты, старый лис? — отозвался Гэкхем, уже знавший, что рядом с ним в заточении находился Рыжий Клайд, некоронованный король всех браконьеров, который, впрочем, никогда с отрядом Робина дела не имел и с людьми его не знался. Клайд охотился в шерифских угодьях только в одиночку.
— Дурачина! Я хочу поговорить с Робином. На триста миль в округе найдется один только человек, способный так лихо разделаться с этой чертовой башней, и зовут этого смельчака Робин, Робин из Локсли! — донесся в ответ недовольный голос Рыжего Клайда.
— Робин здесь. Скажи, что тебе нужно? — отозвался сам предводитель лесных разбойников.
— Что толку от твоего голоса? Покажи мне свое лицо! — возмущенно твердил старый охотник.
Робин вопросительно глянул на Гэкхема. Тот указал ему на задвижку, открывавшую дверное оконце, такое же самое, каким недавно умело воспользовался сам ирландец.
— Будь осторожнее, — предупредил Гэкхем друга, но Робин уже взялся за задвижку.
Когда он открыл окошко, перед его глазами предстала лисья морда настоящего лесного героя, прожженного пьяницы. Но судя по чистой синеве открытого, почти детского взгляда, этот человек скорее желал показаться злым ворчуном, чем был им на самом: деле. Странно, что два таких известных в округе Ноттингема человека видели друг друга в первый раз. Впрочем, скрытный Клайд предпочитал, чтобы его лицо, в отличие от громкого имени, по возможности не становилось общественным достоянием: этого требовала его беспокойная профессия.
Старик, чьи когда-то золотисто-рыжие волосы уже стали серебряно-серыми, колючими глазами оглядел Робина с ног до головы, насколько это позволяли сделать размеры окошка.
— Так значит, говоришь, вот этот парень с трехсот шагов попадал оленю прямо в глаз? — обратился он неожиданно к стоявшему сбоку ирландцу. Ирландец ухмыльнулся и утвердительно закивал головой.
— Хороши же у тебя бойцы, Робин из Локсли. Думают, что с седой головой пропадает весь ум. Они, видно, никогда не встречались с моим кумом, пасечником Солли…
— Солли лежит теперь под стенами этой башни. А возле него — с десяток верных псов шерифа. Теперь ты, человек, если хочешь сказать дело — говори, — спокойно обратился к нему Робин.
— Узнаю настоящего лесного хозяина, — и Клайд вдруг довольно заулыбался. — А Солли, говоришь, умер героем? Только я бы, пожалуй, предпочел унести отсюда свою шкуру целой… Знаешь ли ты, Робин, что в соседнем коридоре заперт оружейный склад? Вели отпереть все двери и выпустить людей, взломай склад — и ты получишь добрых три десятка воинов. Пускай не столь умелых, как ты и твои лесные братья, но готовых ласково встретить любого шерифова посланца, который осмелится заглянуть к нам в эту печальную дыру. Можешь быть уверен — ни на какие посулы и разговоры эти люди уже не пойдут. Давай, Робин, тебе решать…
Робин призадумался. Он добился того, зачем пришел сюда, в Ноттингем, рискуя собой и своими людьми. Теперь задача была не менее сложной: надо было живыми вернуться из этого каменного капкана в спасительный лес. К тому же, чувствуя, что он в долгу перед Торстведтом, Робин должен был найти плененного Раски.
— Отпереть все засовы! — в некотором раздумье скомандовал Робин двоим лучникам. Боллока и Билли-крепыша он отправил взламывать двери арсенала, а Малыша Сью, раненного в плечо, но еще способного передвигаться Робин послал на верх башни.
— Кликни ястребом. Мне нужно будет поговорить с норвежцем, — пояснил Робин свое приказание, а сам вместе с лучниками занялся осмотром тюремных помещений.
Но после того, как все двери были открыты и обалдевшие от столь удачной перемены участи узники сгрудились в коридоре, Раски среди них не обнаружилось. В голове Робина мелькнула последняя догадка: «Шериф держит его при себе, как последний козырь».
Догадка Робина была почти верной, так как в данную минуту шериф оставил свою резиденцию, ту, в которой он спрятал Раски. Собрав около полутора сотен человек, Реджинальд намеревался незамедлительно штурмовать собственную башню, неожиданно оказавшуюся в руках разбойников.
Несколько лучников, выставленных Робином в верхних этажах башни, время от времени обстреливали из оборонительных бойниц площадь, заставляя готовившихся к штурму держаться поближе к стенам домов.
«Положение не из веселых, — подумал шериф. — Я потеряю половину своих людей, если буду атаковать в лоб». Но второй раз позволить этому разбойнику захватить город или хотя бы часть этого города! Что же было делать?
«Остается одно», — мрачно решил Реджинальд. Придется поджечь башню, принадлежащую его собственному городу, его Ноттингему. Ужас, это ведь то же самое, что отрубить самому себе палец… «Негодяй, лесной изверг, — заскрежетал зубами шериф. — История повторяется. Он опять меня обвел… Нет! На этот раз это не сойдет ему с рук. Я все-таки поджарю тебя, славный мой Робин, поджарю, во что бы то ни стало».
Ближайшие к шерифу солдаты тотчас услышали зычный приказ:
— Солому к стенам, живо!
Быстро замелькали фигурки солдат, огромными охапками сносивших солому из прилегавших к площади дворов с хозяйственными постройками. Остальная же часть войска словно оцепенела — мало кто мог поверить, что шериф способен поджечь свой собственный замок. Но взгляд Реджинальда был на редкость холоден.
— Поджигайте! — с предельной резкостью скомандовал он.
Когда первые клубы темно-сизого, слившегося с рыхловатым ночным туманом дыма поднялись до верхней части башни, Робин тотчас подбежал к смотровому окошку. Нужно было срочно что-то придумать. К счастью, солома после прошедшего дождя была сыровата, и огонь занимался не так скоро, как хотелось бы шерифу. Теперь у Робина было не более четверти часа для того, чтобы покинуть башню вместе со всеми людьми. Но как можно было это сделать? Выбраться на крепостные стены и стать удобными мишенями для ноттингемских стрелков?
К тому же произошло еще одно непредвиденное событие. Бедняжка Мэйбл неожиданно вскрикнула, и ее ноги стали подкашиваться. Находившийся рядом Гэкхем едва успел подхватить ее на руки. От всего увиденного и пережитого у Мэйбл прежде времени начались родовые схватки.
«Не ко времени», — подумал Робин.
— Должна же быть в замке какая-то посудина для воды! — быстро уложив Мэйбл на подстилку, закричал муж бедной женщины.
— Сейчас погляжу! — бросился вниз по винтовой лестнице крепыш Билли.
— Робин, нам надо уходить куда угодно. На небо или под землю, — взмолился раненый Гэкхем.
— На небеса нам еще рано, да и пустят ли. А под землю… — но Робин не успел договорить. Из нижней части замка послышался громкий крик:
— На помощь! На помощь! Робин, я, кажется, что-то нашел.
Робин и бывший поблизости Боллок тотчас устремились вниз. Кричал только что убежавший за водой Билли. Случай, до сей поры остававшийся на стороне Робина и его товарищей, и здесь не отвернулся от них. Неудачно подвернув ногу на старой каменной лестнице, Билли кубарем покатился вниз, пересчитав все ступеньки до единой. Скатившись на первый этаж, он отлетел к небольшому деревянному сундуку, стоявшему у внутренней стены. Сундук этот был на крепком замке, но, разумеется, Билли и не думал его открывать. Он просто ударился головой о стенку сундука, а тот, к великому изумлению разбойника, вдвинулся в стену, приоткрыв на полу узкий потайной ход.
Когда Робин с Боллоком сбежали вниз, Билли уже наполовину скрылся под полом, призывая товарищей следовать за собой.
— Гэкхем, быстро спускайся с Мэйбл к нам! Сью! Зови остальных, снимай всех с башни, — громко скомандовал Робин оставшимся наверху товарищам.
Безусловно, шериф знал об этом потайном ходе, который, разветвляясь под землей, вел ко всем башням замка, включая и центральную резиденцию. Но мысли о том, что Робин волей какого-то нелепого случая может обнаружить этот ход, Реджинальд отбросил сразу, полагаясь на внутреннее чутье. И он оказался неправ. К тому времени, когда первые языки пламени начали облизывать то самое окошко, в которое недавно глядел Робин, сам предводитель лесных разбойников, вместе со своими людьми, уже продвигался по узкому подземному коридору, освещая тьму неровным светом изготовленных на ходу факелов. Небольшой отряд под предводительством Робина походил на стаю теней, только что спустившихся в преисподнюю.
Несколько раз беглецы поворачивали то влево, то вправо, поэтому Робин не мог точно определить, куда ведет ход. Когда же они оказались на разветвлении подземного пути, который разделялся сразу на три направления, ему ничего не оставалось, как идти наугад.
«Эх, был бы здесь Торстведт со своими костяшками, глядишь, и точно определил бы, который из этих путей выводит за пределы замка», — подумалось Робину. Выбирая центральную линию, он и сам еще не знал, где окажется через несколько мгновений.
Шериф в это время не без горечи в сердце любовался на величественную картину освещенной огромными языками пламени Западной башни. «Никто не просил тебя, лесной черт, без приглашения приходить ко мне в гости. Так получай, что заслужил», — не без внутреннего содрогания при мысли о содеянном рассуждал Реджинальд.
Ему даже было жаль Робина. Постоянная борьба с таким серьезным и непредсказуемым противником заставляла шерифа, вместо того чтобы заплывать довольным жирком, оставаться в постоянной готовности к действиям, к ночным вылазкам без оглядки на дурную погоду или расшалившийся желудок. Но теперь все было кончено: на глазах у солдат ноттингемского гарнизона его главный противник исчезал, превращаясь в живой факел. Представив, что сейчас творится внутри башни, верхняя часть которой уже скрывалась за языками пламени, шериф лишь сокрушенно покачал головой.
А Робин во главе своего изрядно потрепанного отряда шел вперед, к показавшемуся в конце подземного коридора просвету. Ход стал более ровным и широким. Тут даже чувствовалось некое присутствие человека: во всяком случае, этим ходом кто-то пользовался не очень давно и не один раз. Впрочем, долго гадать не приходилось. И Робин без колебаний ступал, шаг за шагом приближаясь к выходу.
К удивлению Робина, они оказались перед довольно широкой лестницей, похожей на ту, которая вела к главному входу резиденции шерифа. Поднявшись по неровным ступеням, Робин наткнулся на глухую стену. Боллок указал ему на участок кладки, который отличался от остальных. Робин догадался, в чем дело: этот участок был относительно сухим, на нем не было облепившей всю стену тончайшей, похожей на некую паутину или грибок свалявшейся слизи. Робин с Боллоком понимающе переглянулись. Боллок приготовился было ударить в стену своей бессменной палицей, подобранной им еще на крепостной стене возле башни. Робин покачал головой и, упершись плечом в этот участок стены, сделал знак Боллоку последовать его примеру. Билл-крепыш присоединился к ним. Тяжело, но почти бесшумно участок стены отделился, утопая внутрь и приоткрывая довольно широкий проход в коридор. Робин, а вслед за ним Боллок и Билли двинулись вперед. Остальные, немного замешкавшись, последовали за ними.
Коридор поворачивал и вновь упирался, но на этот раз — не в стену, путь преграждала тяжелая дубовая дверь. Легонько толкнув ее, Робин, к своему ужасу, оказался нос к носу с вооруженным стражником, глядевшим на Робина, как на некое видение из потустороннего мира. За плечами стражника Робин разглядел когда-то уже виданную им громаду пиршественной залы резиденции Реджинальда.
Впрочем, долго смотреть друг на друга неожиданно встретившимся противникам не привелось. Увидев за спиной Робина свирепую рожу силача Боллока, а за ней — лица еще десятка йоменов, стражник (а это был один из личных охранников короля) моментально сообразил, что дело обещает быть серьезным, и, выхватив меч, заорал что есть мочи, призывая на помощь. Таумент, который до сих пор еще сидел напротив наполовину осушенного кубка с вином, заслышал шум схватки и поспешил найти себе более надежное убежище.
Отважный королевский гвардеец как мог отбивался от налетевших на него разбойников, пытаясь не выпустить их из открывшихся дверей. Но бойцов, способных держать в руках оружие и помочь ему, в зале было чересчур мало, если не сказать, что совсем не было. И Боллок, искромсав своей палицей щит гвардейца, заставил того отступить от дверей, давая дорогу товарищам Робина.
На их беду, отряд личной охраны короля, никогда не отлучавшийся от драгоценной коронованной особы, был в это время совсем рядом, в караульном помещении, примыкавшем к главной зале резиденции как раз с той стороны, где и был выход из тайного лаза. Командир охранников, ворвавшись в залу и увидев, как верзила Боллок оттесняет его подопечного, не на шутку рассвирепел и бросился на Боллока. Его примеру последовали и остальные воины. Ожесточенная схватка завязалась в углу торжественно убранной залы, которая, надо сказать, после пиршества утратила значительную часть своего былого блеска.
В то время каждый мужчина в Англии более или менее умело управлялся с мечом, дротиком или копьем… Но пленники, освобожденные Робином из башни, были по большей части людьми мирными и против королевской гвардии сражались очень неуверенно. К тому же среди отборных лесных бойцов, с которыми Робин начал вылазку в замок, способных держать оружие в руках оставалось совсем немного. Во всяком случае, вояки Робина рубились отчаянно, и на небольшом пятачке меж двух дверей установилось шаткое, готовое в любую минуту покачнуться, равновесие боя.
Тем временем необходимо было найти Раски, который, скорее всего, должен был находиться где-то рядом. А Мэйбл, увидавшая, как ее муж снова полез в самую гущу драки, рискуя каждую секунду получить удар, на этот раз последний, тихонько осела на пол и заскулила. Робин, приказав Боллоку оставаться за главного и выхватив из гущи схватки своего друга-ирландца, едва не силой потащил его и Мэйбл за собой в поисках безопасного места. Ориентируясь по памяти и зная, что двери в нижнем ярусе выводят на хозяйственный двор и к парадному выходу, у которого находится еще одна группа поднятых по тревоге солдат, Робин, недолго думая, увлек Гэкхема и Мэйбл наверх.
Однако все смешалось этой ночью во взбудораженном городе. Отделение караульной службы, закончившее свою смену еще вчера, для усиления охраны внешних стен замка и как раз в этот момент появилось на дальнем переходе этой лестницы, неумолимо приближаясь к Робину.
— Мэйбл, побудь пока здесь, я скоро приду, — Гэкхем втолкнул свою бедную супругу в первую попавшуюся дверь. — Я сейчас приду, — услыхала Мэйбл родной голос, и после этого дверь захлопнулась. С той стороны раздался ожесточенный лязг металла.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Мэйбл, оказавшись за дверями, вдали от проходившей за ними рукопашной схватки, почувствовала на какой-то миг облегчение.
Осмотревшись, Мэйбл сообразила, что она находится в преддверии довольно большой комнаты, своеобразной маленькой прихожей, отделанной, в отличие от основного убранства замка, с намеком на некую изысканность. Впрочем, рассмотреть подробно саму комнату ей не удалось. Как она оказалась в богато обставленной спальне шерифа, как прошла внутрь, как упала на высокую и мягкую постель — Мэйбл уже не помнила.
Зато король Джон последующие события этой ночи так и не забыл до конца своей жизни.
По счастью, воспоминания Иоанна Безземельного, которые он надиктовал двум монахам в конце своей жизни, сохранились и по сию пору. Вот небольшая выдержка о событиях, произошедших той ночью:
»…Полночи я мучился, не в силах успокоить противоречащие друг другу мысли о наиболее верном обустройстве родины, моей великой Англии. Положение дел в то знойное лето было крайне неблагоприятным для всех англичан, включая и самого короля. Люди, приближенные ко мне по ту пору, не оправдывали надежд, и в одиночестве мне пришлось решать тогда все основные вопросы как внутренней, так и внешней политики королевства. Да, так вот, в эту ночь, как я уже сказал, было так душно и жарко, что мне не раз хотелось покончить жизнь самоубийством. Положение усугублялось огромным количеством комаров, залетавших в окно спальни, расположенной в ноттингемском замке… Но все-таки мне удалось уснуть… Однако сон мой был прерван столь внезапно, что в первое мгновение я решил, будто в спальню ворвались заговорщики, дабы меня убить, но все было гораздо сложнее. Я оказался один на один с беременной (!) женщиной, и не просто беременной, а рожающей. Она упала на постель, прямо рядом со мной, словно свалившись с небес, хотя в потолке спальни до сих пор не обнаружено никаких признаков повреждения. Мне ничего не оставалось делать, как принять у нее роды…»
Король Иоанн Безземельный, как истинный джентльмен, не вдавался в столь важном для будущей Европы документе в подробности, но сам факт принятия им родов неоспорим. А вот события, развернувшиеся за дверью его спальни примерно в это же время, не столь подкреплены какими-либо документами, потому как Робин, Боллок, Гэкхем, Билли и иже с ними не были склонны трубить о своих победах. Но произошло примерно следующее.