ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Робин и Торстведт поджидали шерифа в назначенном месте на опушке леса. Норвежец, который оставил свои тяжелые доспехи недалеко от места общего сбора и теперь был лишь в походном костюме из грубой и плотной кожи, впервые оказался в такой вот лесной засаде, оборудованной в густой кроне вековой липы.

Пока ожидавшиеся гости (или гость) не появились, Робин обучил Торстведта, как нужно выстелить ветвями место своей засады, чтобы можно было расслабиться и дать отдых телу, не рискуя обнаружить себя. Ожидая появления шерифа в таких вот искусно изготовленных гамаках, двое воинов, неожиданным образом ставшие соратниками в бою, вели между собой разговор.

— Почему ты так лихо стал драться против своих? — невозмутимо поинтересовался Робин Гуд у Торстведта.

— В Англии у меня нет своих. Мои воины, норвежцы, остались на кораблях, — заметил Торстведт.

Но на этот раз он ошибался: его люди, каким-то образом оповещенные об исчезновении своего военачальника, вынудили направленного в Ноттингем командира бристольцев захватить с собой и небольшую скандинавскую дружину, разместившуюся сейчас в восточном, дальнем от Шервудского и Селькиркского лесов, предместье Ноттингема. Опасаясь королевского гнева, шериф не стал даже докладывать монарху о наличии в городе такого осиного гнезда. За своего щедрого и удачливого военачальника плечистые викинги и самому королю английскому свернули бы шею.

Немногословные собеседники провели в кроне липы не менее полутора часов, прежде чем на дальней полевой дороге показалась кавалькада, состоявшая из нескольких всадников. Моментально приметив их своим зорким глазом, Робин чертыхнулся.

— Проклятый Реджинальд, грязная лисица. Опять он передергивает.

— Ты думаешь, он не сдержит слово? — пристально глядя на дорогу, отозвался норвежец.

— Да что тут думать! Сюда приближаются всего три всадника! Извини, Торстведт, но мы уговаривались встретиться с глазу на глаз, и я должен буду оставить тебя на какое-то время. В крайнем случае ты знаешь место общего сбора… от этой лисицы можно всякого ожидать.

Торстведт ничего не ответил. Робин ловко спустился на землю и, сев на своего коня, отправился навстречу всадникам, забирая от дороги правее, в поле. Там они с шерифом и должны были переговорить об условиях обмена. Чем ближе Робин подъезжал к месту встречи, тем яснее для него становилось, что, кроме этих троих всадников, больше ждать некого.

В одном из наездников Робин вскоре узнал шерифа. Машинально он нащупал одну из стрел в колчане, привязанном к седлу, но тотчас понял, что, не выяснив до конца нового маневра Реджинальда, не было смысла предпринимать каких-то резких действий. В конце концов, шериф не захватил с собой десяток-другой вояк в целью «охраны пленников» при обмене.

Вскоре Робин уже стоял у покосившейся часовни, ожидая не спеша подходившего к нему шерифа. Двое его сопровождающих оставались на конях на расстоянии от места переговоров. Робина неприятно удивила какая-то странная улыбочка на лице шерифа. Кроме того, Реджинальд нес в руке пригоршню желтой алычи, то и дело забрасывая в рот по спелой ягоде.

— Рад видеть тебя, дружище, — начал он, остановившись в нескольких шагах от Робина.

— Не могу разделить твою радость, — осадил шерифа лесной разбойник.

— Ладно, ладно, — продолжал шериф, переходя на более серьезный тон. Он сделал еще несколько шагов и оказался прямо перед Робином.

— Я не хочу, чтобы ты считал меня подлецом, не способным держать свое слово. Обстоятельства резко изменились. Ты знаешь, Робин, что я большой человек, очень большой, но… не самый…

— Не мудри, — оборвал его Робин. — Где они?

— Ну-у, Робин, — пытаясь придать своему голосу как можно больше добродушия, молвил Реджинальд. — Зачем так резко? Твои друзья живы. Более того, чтобы с ними и впредь ничего не произошло, к ним приставлены надежные опекуны, — блиставшая до сей поры улыбочка слетела с сизоватых губ шерифа. — Кстати, замечательные ягоды. В двух милях отсюда, в садах Селькирка, множество таких. Почему бы, Робин, нам не отдохнуть как-нибудь вместе в тех местах? — с этими словами он протянул Робину несколько ягод, вглядываясь в лицо собеседника. — Уже с десяток лет мы сталкиваемся лбами с тобой и твоими людьми, а ведь это абсолютно ни к чему. Нынче совсем другие времена, и в моду входят мирные договоры…

Робин не мог еще понять, к чему клонит шериф, но ягоды принял.

— Где пленники? — настойчиво повторил он свой вопрос.

— У тебя в руке, Робин. Пять ягод. А вот — шестая, — опять заулыбавшись, протянул Реджинальд еще одну ягоду. — Возьми, кушай, кушай…

Робин взглянул на ягоды, лежавшие в его полураскрытой ладони.

— Что все это значит? — начиная выходить из себя, переспросил Робин.

— Это значит, что двадцать пять тысяч золотом, друг мой, ты можешь оставить себе на покупку, скажем, ландсбрехтских земель. Построишь себе замок раза в три побольше, чем твоя конура в Локсли. Посадишь ту же алычу. Меня, опять же, позовешь в гости как-нибудь.

— Если ты не перейдешь сейчас же к делу, — прервал его Робин, — я, наверное, убью тебя…

— Ах да, я хотел сказать, что Таумент, ты же знаешь Таумента: к сожалению, я вынужден всецело подчиняться его воле — так вот, Таумент, прибывший сегодня в город, приказал мне придержать твоих друзей в Ноттингеме и не брать с тебя никаких денег. А кроме того, он велел передать следующее: если ты, Робин из Локсли, не сделаешь так, что твой новоиспеченный компаньон, легендарный Торстведт-норвежец, не отошлет все пять кораблей со своими викингами из Англии в течение этих суток, то пятеро твоих друзей будут просто-напросто обезглавлены. А чтобы упростить тебе, Робин, задачу, мы добавили к пятерым нашим заложникам еще одного. И этот шестой должен быть особенно интересен Торстведту. Я думаю, ты понимаешь, о ком идет речь. И, разумеется, обменивать пленников по отдельности никто не будет. Итак, Робин, я вижу две картины завтрашнего дня. Первая: пять кораблей норвежца отходят от берегов Англии, хоть к чертям собачьим, к счастливому отцу возвращается невредимый сын, а пятеро лесных разбойников возвращаются в лес. И вторая картина, несколько отличная от первой, но не менее живописная: в лес возвращаются пять отрезанных голов, а за шестой отрезанной головой, лишившись и своих кораблей, и своих воинов, со временем приходит горе-отец. О, это страшная картина, не будем о ней! Итак, Робин, ты видишь, что моей вины в том, что наша сделка не может состояться, не было и нет. Хотя двадцать пять тысяч золотых я никогда не против принять от тебя в качестве безвозмездного подношения.

Чем дальше говорил шериф, тем холоднее становилась кровь в жилах Робин Гуда. Конечно же, он понял, что произошло. Продолжать разговоры о судьбе пленников не имело теперь никакого смысла.

Робин почувствовал себя в положении человека, который, желая спуститься со скалы, крепко вбил страховочный канат, но как только дернул за веревку, камень полетел с высоты ему на голову. Робину по-прежнему хотелось хотя бы оглушить эту скользкую змею, а шериф продолжал все так же ехидно улыбаться.

Робин резко развернулся и пошел прочь.

— В течение суток! — последнее, что услышал он за своей спиной.

До той липы, где ожидал его Торстведт, было не более пяти минут ходьбы, и все это время Робина терзали самые противоположные мысли. Как сказать Торстведту обо всем, как уговорить его выполнить условие лондонского купца, где взять гарантии? И, наконец… Да, наконец, где найти нужное количество людей для осады Ноттингема?

Было жарко, и пот струился по его лицу. Казалось, что воздух плывет перед глазами. Да, эта последняя мысль об осаде — дикая мысль, граничащая с безумием.

— Можешь спускаться, Торстведт! — крикнул он на подходе к лесу. Но крик его остался без ответа. Торстведт уже давно спустился с липы и, сидя у дороги в не совсем обычной для него позе, вглядывался в землю перед собой.

— Что ты делаешь? — спросил Робин, подходя ближе.

— Бросаю жребий.

— Железный Торстведт ждет милостей от судьбы? — усмехнулся Робин, садясь напротив.

Перед Торстведтом на очищенном от травы пятачке земли действительно лежали какие-то фишки или кости.

— Викинг никогда не ждет милости. Но если бы я не слушал Одина, который подсказывает моему судну путь, — он указал на таинственные кости, — я бы не поверил в тот день тебе, Робин, и не пришел бы на встречу один.

Робин не сомневался в том, что Торстведт говорит серьезно, но сейчас он думал о другом.

— А что, Торстведт, тебе разве не интересно узнать, что сказал мне шериф?

— Если бы ты был викингом и язык Одина был бы тебе понятен, ты мог бы избежать многих лишних вопросов и действий. Сколько они дали нам времени? — При этих словах Робин даже встрепенулся.

— Сутки… Но о чем ты?

— Все о том же. Теперь Раски такой же заложник, как и твои друзья, не так ли? И вся моя норвежская дружина должна покинуть Англию, верно?

Робин был изумлен.

— А ты, Робин должен помочь норвежцам как можно быстрее убраться восвояси.

Робин не верил своим ушам: настолько безошибочно главарь пиратов угадал развитие событий. Не успел Робин открыть рта, как норвежец, быстро собрав кости в потайной карман штанов, направился к коню.

— Торстведт, я виноват перед тобой. Но вернуть Раски сейчас я не в силах, — догоняя норвежца, сказал Робин.

— Сколько человек ты можешь найти до сегодняшней ночи? — спросил Торстведт, не обращая никакого внимания на извинения Робина.

— Я не могу сказать точно, — не совсем уверенно отвечал Робин. — Подожди, я должен вернуть тебе твои деньги, потому что теперь они ни к чему.

Но Торстведт уже тронулся в путь. Робину ничего не оставалось, как быстро вскочить на коня и ехать за ним. Когда, выехав на лесную дорогу, они поравнялись, Торстведт снова повторил свой вопрос:

— И все-таки, сколько у тебя людей?

— Если ты хочешь штурмовать замок, то предупреждаю — в гарнизоне не меньше трех сотен солдат. Да остановись же ты…

Торстведт осадил коня, за ним остановился и Робин.

— Сколько бы ни было людей, в лоб мы эту крепость не возьмем. У нас слишком мало времени. Если ничего другого не останется, мы попробуем сделать это завтра, не раньше утра. А теперь скажи, черт побери, куда это ты собрался сейчас?

— В Ноттингем. Куда же еще? — мрачно промолвил норвежец.

— Да уж, видно, и Один твой иногда подсказывает не то, что надо. Какого черта ты там будешь делать? — не сдержал улыбки Робин.

— Ты и твои люди теперь ни при чем. Робин, я сам сделал все для того, чтобы это произошло, а теперь хочу забрать своего сына. Это позорные предатели, они хуже шакалов. С Таументом можно разговаривать, только хорошенько схватив его за горло.

— Да, но теперь он держит тебя за горло. В конце концов, забирай свои деньги и отправляйся хотя бы и в Ноттингем — ты свободный человек… Да, а насчет штурма — к утру, может быть, я смогу собрать две тысячи воинов. Пусть не так хорошо вооруженных, как бристольцы, но, может быть, это все, что нам останется? — И Робин, глядя прямо в глаза норвежцу, старавшемуся усмирить играющего под ним скакуна, протянул ему руку в знак того, что они теперь, хотя бы до неминуемой завтрашней развязки, действуют сообща.

Торстведт поднял глаза, встретившись с испытующим взглядом Робина.

— Я думаю, тяжелые рыцари в твоем войске будут на особом счету, — едва растянув уголки губ и создав некое подобие улыбки, Торстведт примирительно ткнул перчаткой в руку Робина. Взгляд норвежца при этом потеплел: названная Робином цифра внушала определенную надежду.

— Так, говоришь, йоркширцы отменные стрелки? — добавил норвежец.

— Лучше, чем ты думаешь, — приободрился Робин. — Мы едем к месту сбора.

На месте общего сбора возле широченного, в восемь обхватов, старого дуба Робина с Торстведтом уже поджидал с десяток добрых лесных молодцов в темно-зеленых холщовых накидках, со здоровенными луками за плечами и объемными колчанами на кожаных перевязях, выделанных знаменитыми местными кожевниками, лучшими во всей Англии. Робин увидал здесь и своих старых знакомых, с которыми иной раз приходилось уже брать высокие стены настоящих замков.

Люди подходили, и компания все росла. Тут были и подросшие дети ирландца Гэкхема, бывшего сейчас в плену у шерифа, — совсем еще юные братья. Были и дети давно уже погибшего храброй смертью Малыша Джона, были и ребята поопытней. Все они по очереди подходили к Робину. Многие так радовались встрече с Робином, что в конце концов от дружеских объятий и похлопываний по плечу у него заболели и спина, и плечи, и руки.

Появился и Боллок, который передал раненого товарища местным знахаркам. Боллок, недоверчиво поглядывая на стоявшего чуть в стороне норвежца, тем не менее не мог сдержать восхищения и, указывая на Торстведта, рассказывал товарищам о сегодняшней стычке. Впрочем, предприятие, в котором, не раздумывая, высказали желание участвовать все прибывшие и все прибывающие йомены, обещало быть еще более захватывающим.

Наконец появилось несколько человек, одежда которых отличалась от грубой зеленой холстины лесных охотников. Это были мещане, жители Ноттингема, его предместий и внутреннего города. С ними Робин, отойдя чуть в сторону, беседовал особенно обстоятельно.

Новые горожане, бывшие когда-то в шайке Робина и в других подобных отрядах, нынче остепенились и работали в Ноттингеме. Занимались ремеслом, содержали мелкие лавчонки, некоторые из них имели доступ в замок по всевозможным торговым и хозяйственным поручениям и подрядам. Правда, теперь и в городе жизнь была такая несладкая, что в пору было поднимать настоящий бунт, подготовкой которого уже занимались некоторые горожане. Джохан, щекастый здоровенный малый, служивший плотником в самой резиденции шерифа, был их предводителем. С ним-то Робин и начал обсуждать созревший у него план проникновения в Ноттингемский замок.

— В нашем распоряжении, Джохан, совсем немного времени. Если до завершения ночи мы не прорвемся в замок хитростью, придется идти на штурм, а ты сам понимаешь, чем это грозит. Окрестные крестьяне и добрые лесные ребята уже готовы выступить с оружием, но как бы при штурме нам не потерять добрую половину своих людей. Сколько времени нужно вашим ребятам, чтобы закончить подземный ход?

— Робин, ты шутишь? Какой ход? Уже год, как мы отказались от этой неблагодарной затеи.

— Гэкхем, Том Фогерти, толстый Блу — я думаю, что эти имена тебе о чем-то говорят?

— Да что ты, Робин, это же наши старые товарищи! А где же Гэкхем, почему его не видно?

— В Ноттингемской тюрьме, внутри замка. К утру мы должны их освободить. Иначе им просто поотрубают головы. Вот так, Джохан, а ты думал. Одним словом, мне с десятком добрых ребят необходимо проникнуть в город, и проникнуть через тот, потайной лаз, который ты со своими людьми любыми правдами и неправдами должен закончить до полуночи.

Джохан озадаченно взглянул на Робина, но Робин уже знал в этот момент, что горожанин не подведет.

— К полуночи встречаемся возле старых конюшен, там, где ты начинал когда-то этот лаз.

— Робин, я не успею. Там еще не меньше недели работы.

— Но ты добрался уже хотя бы до внутреннего рва?

— Да, но что толку. Как ты собираешься пройти через ров, да и через внутреннюю стену? Часовые тут же поднимут тревогу, и вас поубивают еще до того, как вы войдете в воду.

Робин ничего не ответил. Помолчав некоторое время, он лишь похлопал по плечу Джохана.

— Сделай то, о чем я тебя прошу, и жди нас у себя дома. До полуночи ты еще пройдешь через городские ворота, остальное предоставь нам.

У Робина оставалось совсем немного времени для того, чтобы успеть распределить задачи среди предводителей своего крестьянского войска. Сам он собирался пойти в город, так что за главного в свое отсутствие оставлял норвежца.

Торстведт тоже поначалу выразил желание участвовать в небезопасной вылазке внутрь крепостных стен, но Робин, сославшись на то, что в случае штурма вести крестьян должен будет человек с непревзойденным боевым опытом, попросил норвежца остаться в лагере.

— Сигналом для штурма будут крики ястреба над городом. Гарвей различит их и даст тебе знать. Кстати, где Гарвей?

Заслышав эти слова, зоркий Боллок указал Робину на появившуюся на лесной дороге диковинную процессию.

— Сдается мне, что это брат Гарвей, — покачал головой Боллок, состроив удрученную гримасу, увидев которую невольно хотелось захохотать.

На черном скакуне Саланки, вынесшем накануне из боя своего хозяина вместе с Торстведтом, восседали не один и не два — сразу трое седоков. Причем двое из них, нещадно раскачиваясь на конском крупе, то и дело норовили соскользнуть в густую траву. И только благодаря усилиям Саланки они удерживались на коне.

Несколько лучников, завидев такую картину, схватились за животы, показывая пальцами на незадачливую троицу. Но Робин, казалось, не видел ничего смешного в этом редком природном явлении.

Всадники спешились. Робин и Саланка молча поприветствовали друг друга, как обычно, ударом кулака о кулак.

— Дела плохи, — начал Робин. — Гэкхем с ребятами все еще в Ноттингеме.

— Как? А я уже заказал для них эль у брата Себастьяна. Пора бы уже отпраздновать мой день рождения.

— Поздравляю тебя от всей души, Саланка, но сейчас мне не до шуток. Сделка с шерифом не состоялась, и мы оказались в крайне затруднительном положении. Раски, как и пятеро наших, теперь в руках у шерифа. Нам нужно срочно оказаться в городе.

Робин повел за собой помрачневшего Саланку и, отойдя в сторону, коротко изложил тому план освобождения пленников.

— Да, положение действительно незавидное. — Саланка призадумался. — Кстати, у меня тоже есть не совсем приятная новость. Видишь того человека, привязанного к Гарвею. Несмотря на то, что он из стана противника, он довольно-таки славный малый и откидывал презабавные фокусы, пока мы втроем обедали у добрейшего брата Себастьяна. Мы его перехватили у той самой хижины, возле которой ты нас оставил с Гарвеем. Так вот, это гонец из Ноттингема. Его отправили, чтобы вернуть бристольцев назад в город, и знаешь для чего? Ожидая услышать нечто действительно важное, Робин простил многословие своего слегка захмелевшего друга:

— Для чего?

— Они будут охранять короля. Король Джон в Ноттингеме с сегодняшнего утра. А может, и с ним бы, за компанию, того? — Сарацин деловито указал на поблескивающий в свете заходящего солнца длинный кинжал отцовской работы, с которым он не разлучался никогда.

С королем, установившим для лондонских торговцев разорительные поборы, у Саланки (да и не у него одного), были особые счеты, но новость была действительно неприятная. Крестьяне, узнав о том, что за стенами замка находится король, скорее всего отказались бы от штурма, а тогда — все пропало.

— А нельзя ли его как-нибудь оттуда удалить? Позови сюда Гарвея. В конце концов то, что бристольцы остаются в лесу, сейчас нам на руку. Следующего гонца пошлют не ранее, чем через три часа. За это время наши ребята успеют выставить засады и лишить отряд связи с городом, — и, лихорадочно обдумывая свалившуюся ему на голову новость, Робин пошел отдавать распоряжения дозорным.

Гарвея, впрочем, не пришлось предупреждать о том, чтобы он не распускал язык: он давно уже спал, и, судя по всему, большую часть пути на арабском скакуне Саланки провел, видя самые сладкие сны знойного июльского вечера.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Все резче и все острее в темнеющем летнем небе выступали четыре угловые башни Ноттингемского замка. Стыки между огромными серыми камнями с заходом солнца казались все более плотными, едва различимыми; и черные бойницы смотрели все холоднее и безучастнее на окрестные поля и долины, над которыми уже можно было различить первые признаки вечернего тумана. Дальше леса постепенно сливались в единую синюю полосу, и только на противоположной стороне, над западной башней, еще продолжал полыхать долгий июльский день, разбрасывая по сторонам розово-оранжевые отсветы заходящего солнца.

Слегка усилившийся ветер разнес по тюремному двору и прилегающим к нему внутренним переходам тяжелый лязг запиравшихся и отпиравшихся замков. В Западной башне, где разместили пленников шерифа, сменялась стража — четырнадцать лучников и столько же стражников с алебардами. Разводящий караула спокойно отдавал привычные команды, иногда, впрочем, подбадривая солдат, которым предстояла ночная служба.

— Джекоб, что-то ты невесел сегодня? — бросал он коренастому нормандцу, протяжно позевывая. — Летняя ночь — короткая ночь. К утру будешь дома, под крылышком у своей Дженни. А ты, Малколм, смотри, не захрапи в своей бойнице, как позапрошлой ночью, а то ведь ты перебудил всех мирно спящих караульных.

— Да ладно, — хотел было возразить незадачливый стражник.

Неожиданно за спиной караульного возникла невысокая серая фигура.

— Что за болтовня? — резко окликнул караульного шериф Реджинальд.

Все — и разводящий, и караульные — были удивлены, увидев в столь неожиданное время самого шерифа ноттингемского.

— Сегодняшней ночью, — продолжал Реджинальд, — приказываю удвоить стражу в башне.

Разводящий удивленно посмотрел на шерифа.

— Предыдущая смена остается на ночь. Никто никуда не уходит.

И Реджинальд скрылся так же незаметно, как появился в темной нише уходящей в глубь замка громадной лестницы.

— Это еще что за новости? — недовольно буркнул один из стражников, которые сейчас должны были идти домой.

— Да ты что, не слышал? Король в Ноттингеме!

— Да, но ведь не в этой же башне, где живут только крысы да неугодные шерифу и жирному Таументу бедняги.

— Ладно, хватит болтать. Все слышали приказ? Никто никуда не уходит. В каждую бойницу — по двое, на каждый простенок — по четверо, шестеро на каждом этаже, а остальные… тьфу ты, черт, зачем нам столько народу? — Разводящий недовольно сплюнул. — А остальные следят, чтобы луна случайно не упала и не обломала зубцы нашей башни.

Стражники торопливо разбежались по назначенным местам. К этому времени замок почти погрузился в сумерки. Облака на западе быстро сгущались, не пропуская уже ни одной стрелы света. То там, то здесь над замком загорались тусклые звезды. Заметно похолодало. Ветер все более усиливался, и, судя по всему, собирался дождь.

В одном из нижних помещений башни находилась едва освещаемая жидким огнем факела маленькая комнатенка с темными сырыми стенами, где содержались пятеро пленников шерифа… Были слышны сдавленные голоса и редкие глухие шаги. Пленники сидели на полу, образовав неровный полукруг. Двое братьев — Йозеф и Том Фогерти — полулежали, облокотившись на брошенные на каменный пол связки соломы. Толстяк Блу сидел, обхватив колени руками, а у Гэкхема на плече покоилась голова Мэйбл.

При тусклом свете единственного на тюремную каморку факела не сразу можно было различить лица пленников. Мэйбл, жена Гэкхема, дремала, и лишь изредка припухшие от бессонницы веки приподнимались. Уже несколько дней как она почти ничего не говорила. Тюремная сырость дала о себе знать, и бедняжка здорово ослабла. Состояние ее осложнялось еще тем, что через несколько месяцев Мэйбл должна была стать матерью… Гэкхем заботливо поглаживал ее льняные волосы, густыми волнами опускавшиеся ему на грудь. Младший из братьев, Том, сказал:

— В том, что Робин не мог нас оставить просто так, у меня нет никакого сомнения. Вопрос не в этом. Непонятно, почему он медлит. Ведь если шериф захотел бы взять за нас выкуп, Робину не составило бы никакого труда достать любую сумму для такого дела.

Том приподнялся и подошел к одному из окошек, находившихся так высоко над головой, что выглянуть наружу было невозможно.

— Эй, Том, ты слишком много ждешь от Робина, — скептически возражал Йозеф, тоже приподнявшись, но оставаясь сидеть на полу. — Конечно, он за друзей головы не пожалеет, но что касается Реджинальда, ты же сам знаешь, какая это хитрая бестия. Уже одно то, что он держит нас тут неделю и не отрубает головы, говорит, что он задумал нечто поинтереснее, чем просто выкуп.

— Да о чем ты, братец! — отвечал Том, возвращаясь к сидящим. — Все, что нужно шерифу, — это деньги, как можно больше денег. В конце концов, я думаю, что Робин пока еще не нашел нужной суммы. Пока еще. Но он найдет ее.

Братья очень походили друг на друга внешне, хотя и не были близнецами, и сейчас их никто не мог бы различить. Разве что Том, который был на год младше, был чуть поуже в плечах. Но вот характеры у них были крайне противоположные.

— Да, — спокойно рассуждал Йозеф, — сегодня седьмые сутки, как мы попались. И ничего хорошего впереди я что-то не вижу.

— Ты всегда все видишь в мрачном свете. Мы будем на свободе, я в этом уверен! — вскричал Том.

— Уверен? — невесело улыбнулся Йозеф.

— Парни, вы спорите без толку, — вмешался в разговор Гэкхем. — Ждать помощи от Робина или не ждать, я думаю, что это дело третье. Надо сматываться отсюда.

— Отсюда? Но как? — на этот раз удивились оба брата.

Мэйбл застонала сквозь сон, потревоженная громкими голосами.

— Тише, — переходя на шепот, скомандовал Гэкхем. — Вы забыли, что самые чуткие уши у каменных стен? Спи, милая, спи. А вы давайте сюда, поближе. И растолкайте толстяка Блу… Рановато он что-то ко сну отошел.

— А я и не спал, — послышался глухой голос Блу, и массивная фигура придвинулась к остальным беседующим. — Только вот я не знаю, если мы убежим, а нас опять поймают и обратно посадят сюда, будут ли нас кормить по-прежнему или…

— Да прекрати ты, — оборвал его Джеймс, — выкладывай Гэкхем, что ты задумал.

За час до полуночи Робин с товарищами уже находился под стенами замка. С ним был Саланка, а также двенадцать тщательно отобранных парней, лучших из лучших, так как добровольцев, готовых рискнуть своей шкурой и пролезть в самое пекло, было не меньше сорока. Джохан-плотник, уже несколько часов с десятком своих парней доводивший лаз вверх до внутреннего рва, выразил было желание пойти вместе с Робином, но Робин, сославшись на то, что внутри города им наверняка потребуется укрытие, отговорил его.

Все было уже готово. Оставалось лишь откинуть несколько крупных комьев земли — и лазутчики под покровом темноты выбирались на внешнюю, ближнюю к краю замка, стенку наполненного водой широкого, но не очень глубокого рва. Джохан неспроста начал делать тут лаз.

Выбравшись к четверти двенадцатого из-под земли прямо на стенку рва, Робин огляделся и оценил его прозорливость. Небольшой отряд лучников действительно какое-то время мог находиться тут, между стенами, оставаясь абсолютно незамеченным, но для того чтобы двинуться дальше, внутрь замка, необходимо было продвигаться вдоль рва к высокой стене. А тут встреча с лучниками охраны была неизбежна. Единственным местом, в котором можно было попытаться с наименьшим риском преодолеть вторую стену, — был мост у главных ворот замка, очень хорошо защищенный и окруженный каменными простенками и сводами. Хотя там-то и были сосредоточены основные силы замковой стражи, но это было единственное место, в котором, используя каменные своды и простенки как прикрытие, можно было провести людей, не попав на глаза солдатам-караульным.

Один за другим, бесшумно, словно тени, появлялись из отдушины в боковой стенке рва лучники Робина. Саланка со своим верным клинком шел посередине отряда, а замыкал его здоровяк Боллок, оказавшийся на редкость ловким и бесшумным бойцом (недаром он был самым лучшим браконьером на двадцать миль в округе Ноттингема). Месяц, уже значительно выросший по сравнению с предыдущими бессонными ночами Робина и его компаньонов, как будто с некоторым любопытством поглядывал на кучку бойцов, затаившихся на краю рва, над самой водой.

Робин подал знак «следуй за мной» и осторожно, без малейшего всплеска, ступил в воду. Наклонив к самой воде лицо, предварительно натертое, как и у всех, поглощающей свет крошкой древесного угля, он бесшумно поплыл в сторону восточной башни. Один за одним йомены последовали за ним.

Чтобы, обогнув восточную башню, дойти до Северных ворот пешком, нужно было потратить не более пятнадцати минут. На коне это расстояние преодолевалось меньше чем за пять минут. Робин с товарищами, под самым носом у находившихся на стенах и на восточной башне стражников, проделал этот путь больше чем за час.

В полной тишине лесные воины продвигались по рву. Ни один упавший камушек, ни один неосторожный взмах руки не потревожили стражников, ни за что не догадавшихся бы, что происходит под их ногами, Над головами людей Робина на крепостных. стенах то и дело раздавались отдельные восклицания, а иногда и оживленные разговоры. Это часовые, оставленные шерифом после дневной смены дежурить еще и на ночь, пытались разогнать накопившуюся за день усталость, чтобы не быть застигнутыми врасплох сном-избавителем.

— Эй, Ронсбер, где-то сейчас твоя женушка? Небось радехонька, потянулась в гости, поглазеть на короля? — слышалось слева, оттуда, где внутренняя стена примыкала к восточной башне.

— Хорошо, что ты сидишь на том берегу, Чарли, водяная крыса, чтоб у тебя поганый язык отсох. Только завтра мы с тобой уж встретимся! Черта с два ты доберешься до моей бутылки с винцом. Я тебе не завидую, — слышался с внешней стены зычный голос Ронсбера, а затем и веселый смех стражников, потешавшихся над перебранкой незадачливых приятелей.

— А насчет твоего винца — спасибо, Ронсбер, не надо, я уже и так, как добрый бурдюк. Надо попадать в караул там, где всегда можно утолить жажду, Ронсбер!

Наконец-таки, оказавшись под мостом Северных ворот, Робин ужом выскользнул из воды и, дождавшись остальных парней, начал взбираться по внутренней замковой стене, используя в качестве опоры для пальцев и ступней ног неровные стыки между плоскими валунами. Затем, прижавшись к крошечной площадке, выступавшей над рвом из-за перил переброшенного через него подъемного моста, Робин пропустил вперед Боллока и малыша Сью. Они могли, словно тени или летучие мыши, исчезать во тьме, растворяться в ней, сливаясь со стенами. Равных им в умении проскользнуть мимо бдительных стражей не было во всем отряде. Они должны были освободить проход на внутренней стене и сбросить веревки для поджидавших внизу товарищей.