Глава 16

Это была обычная окраинная улица с рядами однотипных домов по обе стороны. Лет через десять – пятнадцать маленькие деревца, украшавшие ее, превратятся в большие деревья, которые уже смогут давать тень. Когда-нибудь здесь будет очень даже неплохой район.

Но и тогда ипотеки должны будут выплачиваться в течение пятнадцати лет.

В пять часов утра на Акация-Драйв были освещены лишь немногие окна. Когда я остановился у дома 1742, мимо меня прошел молочник в белой форме, который нес плетеную корзину. В корзине стояли две большие бутылки молока, две маленькие бутылочки какао и одна – со свежим апельсиновым соком.

– Доброе утро, сэр, – сказал молочник. – Вы – новичок в этом районе, не правда ли?

– Да, – ответил я и направился к воротам нужного дома.

На садовой дорожке перед воротами валялся детский трехколесный велосипед. Я сдвинул его на газон и открыл ворота. Черная дверь была двустворчатая, как в голландских крестьянских домах. Верхняя часть ее была не заперта. Я приоткрыл ее, просунул руку и, отодвинув задвижку на нижней части, открыл дверь полностью.

Я очутился на кухне. Раковина была заполнена грязной посудой, молочными бутылками и остатками еды. Кухонный стол выглядел не намного лучше.

Слабый свет проникал в коридор сквозь цветные витражи парадной двери. Я прошел по коридору и заглянул в первую попавшуюся на моем пути комнату. Там в кроватках крепко спали двое ребятишек. Одному было года два, другому – на годик больше. Ночью им, видимо, было слишком жарко, они скомкали одеяла и лежали на них. При моем появлении дети не проснулись. Заподозрив неладное, я прикоснулся рукой к их личикам. Кожа была влажная и прохладная, как это бывает у человека, принявшего снотворное. Факт этот мог бы многое объяснить.

Детская и спальня соединялись большой ванной комнатой. У одной из кроваток горел ночник. В комнате пахло грязным бельем и специфическим детским запахом. А к этим запахам примешивался другой, сладковатый, с которым я слишком хорошо познакомился во фронтовых лазаретах в Корее. Ничто на свете не пахнет так, как кровь.

Я поднял крышку плетеной корзины для белья и вынул оттуда пропитавшийся кровью платок. Тот, кто воспользовался им для перевязки, должно быть, потерял много крови. Я бросил платок обратно в корзину и оглядел спальню.

За окном быстро светало. В полуоткрытое окно вливалось достаточно света, чтобы я мог все отчетливо разглядеть. Мебель была обычная, которую приобретают в рассрочку. Двуспальная кровать, большой платяной шкаф, два маленьких кресла и симпатичный шезлонг. Перед зеркалом на комоде для бритья стояло фото в рамке.

Я прошел в комнату и долгое время смотрел на фотографию. Мэй Арчер была красивой женщиной. Во всяком случае, в то время, когда была сделана фотография. На миленьком личике, в обрамлении темных локонов, выделялись большие глаза.

Наверное, эта женщина много требовала от жизни.

Я поискал глазами мужскую половину этого брачного союза. Арчер, должно быть, спал так же беспокойно, как и его дети. У него вообще одеяло валялось на полу. На нем были только пижамные штаны, а на обнаженной груди красовался сложенный носовой платок, весь красный от крови и приклеенный пластырем.

Я присел на пустую кровать и осторожно пошарил под подушкой. То, что я искал, я нашел почти сразу: короткоствольный револьвер того же калибра, что и пуля, которой была убита Мейбл Коннорс. Я вынул обойму, вытащил из нее патроны и сунул оружие обратно под подушку.

Потом я потряс его за плечо.

– Арчер! – позвал я его тихо. – Просыпайтесь! Это я, Алоха! – Несмотря на то что он был ранен и к тому же, видимо, принял дозу снотворного, реакция у него была, как у кошки. Он вскочил и в тот же миг в руке у него оказался револьвер.

– Что вам здесь нужно? – потребовал он.

– Собираюсь арестовать вас за убийство жены, – спокойно ответил я. – А так же за убийство Мейбл Коннорс.

Какое-то мгновение он сидел на кровати и переваривал то, что я ему сказал.

Сперва мне показалось, что он будет блефовать. Но потом он, видимо, отбросил эту мысль – понял, что уже прибыл на конечную остановку.

– Я боялся вас, – тихо проговорил он. – С самого начала я боялся вас – когда эта француженка Тода Хаммера рассказала мне, что наняла частного детектива. И я испугался еще больше, когда узнал, что она наняла вас.

– Вы следили за ней до моего бюро?

– Да. А потом я проследил, как вы отправились в полицию.

– И там вы подложили бомбу в мою машину?

– Да.

– Значит, у вас случайно оказалась в кармане бомба?

– Нет. Конечно, не случайно. Она была в моей машине. Понимаете, я уже давно собирался покончить с собой. И хотел это сделать так, чтобы подозрение пало на банду "Пайола". Это дало бы моим детям двойную страховую сумму.

– Но когда на сцене появился я, вы изменили свой план, украли ремонтную машину, отправились к зданию полиции и попытались меня убить.

– Все так...

– Почему именно меня?

– Вы собирались освободить Мулдена.

– А вы его так ненавидели?

– Ненавижу, – уточнил Арчер с горечью в голосе. – Не было бы его и этого проклятого поручения из газеты, Мэй и сейчас бы еще спала вот на этой постели, на которой вы сидите. Вам не понравилось, если бы ваша жена влюбилась в другого человека? Если бы она отдала ему тело и душу, а до этого клялась вам любить вас до гроба, в горе и радости?

– Пожалуй, я бы чувствовал себя не особенно счастливым, – согласился я.

В комнате становилось все светлее. Через несколько минут совсем рассветет.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Вы хотели меня убить, потому что я собирался помочь Томми-Тигру выбраться из-за решетки.

– Не называйте его так.

– Пусть будет Мулден. Но это не объясняет, почему вы убили Мейбл Коннорс.

Он провел по глазам тыльной стороной ладони, словно хотел избавиться от кошмара, который все еще преследовал его.

– Это вышло по ошибке. Я не хотел этой женщине зла. И я горько об этом сожалею...

– Это не возвратит ей жизнь. Вы хотели застрелить меня?

– Нет...

– Да, хотели!

Он посмотрел на свое раненое плечо и хмуро сказал:

– А вместо этого – вы меня подстрелили. И довольно серьезно. А я даже не мог пойти к врачу, чтобы он обработал мне рану. – Он печально усмехнулся. – Вообще-то я плохо владею оружием.

– Нужно время, чтобы научиться владеть им... А потом вы хотели застрелить меня в третий раз, у загородного дома, куда меня вместе с мисс Сен-Жан затащил Амато?

Теперь, когда уже стало совсем светло, я заметил, что глаза его лихорадочно блестят. Он кивнул.

– Я последовал за вами от бара "Секвойя" и увидел, как эти преступники увезли вас. Я не предполагал, что мои действия вызовут вражду между этими двумя бандами. Я недостаточно опытен в таких делах. Но когда это случилось, я обрадовался. Я понадеялся, что Амато убьет вас и девчонку. Чтобы убедиться в этом, я и поехал следом.

– А когда этого не случилось, вы выстрелили в меня?

– Да.

– Почему же не решились убить?

– Я же вам сказал, что плохо обращаюсь с оружием. Я совершенно забыл, что пистолет нужно перезарядить, после того как стрелял в вас и в Мейбл Коннорс. Кроме того, я был настолько слаб, что едва держался на ногах. – Он холодно посмотрел на меня. – Но сейчас мой пистолет заряжен.

Я не стал разуверять его. Ему предстояли трудные времена.

– Если вы меня сейчас застрелите, вам это не поможет, Арчер. Дело в том, что я пришел не один. Я позвонил в полицию и в газету, где работала ваша жена. Вероятно, уже весь ваш сад кишит полицейскими и репортерами.

Он не поверил мне.

– Это вы просто так говорите... Вы все еще хотите спасти Мулдена.

– А почему бы мне его и не спасти? Он ведь не убивал вашей жены. Это сделали вы. В припадке ярости вы убили ее тромбоном, потому что она собиралась покинуть вас... На следующее утро она хотела уехать с Мулденом на Гавайи.

Я ожидал, что он станет отрицать. Но он этого не сделал.

– Все верно, – после долгой паузы сказал он тихо. – Мэй убил я. – И в голосе его звучало какое-то удивление.

Какое-то время мы молчали. Видимо, он вспоминал всю историю своих взаимоотношений с женой.

Наконец он снова заговорил:

– Все началось с того, что редакция поручила Мэй вскрыть связи Мулдена с "Пайолой". Нет, пожалуй, это началось раньше. Вскоре после того как родился второй ребенок. После рождения ребенка Мэй изменилась. И между нами никогда больше не было прежней теплоты.

– Но ведь в кабинете капитана Хэнсона вы показали...

– Я солгал, – откровенно признался Арчер. – Ни один мужчина не сознается добровольно в том, что он больше не удовлетворяет свою жену. Гордость не позволит... К тому же речь шла не только о сексуальной стороне. Мэй изменилась как личность.

Она любила своих детей, но чувствовала, что они ее связывают. Она хотела получить от жизни больше, чем пеленки и грязные молочные бутылки... И дом, на котором лежит ипотека. Поэтому-то она и захотела обязательно работать. Хотела вновь быть среди людей.

После небольшой паузы он сказал:

– А потом она встретила Мулдена.

Я зажег две сигареты и предложил одну из них ему. Он сунул ее в рот и продолжал говорить:

– Я сразу понял, в чем дело, как только это началось. Мужчина всегда чувствует это. Я начал следить за ней. Каждый вечер она уходила из "Голден Четон" вместе с Мулденом в отель. Через два часа она возвращалась домой и рассказывала, глядя на меня своими преданными глазами, как у нее продвигаются дела. И пыталась успокоить свою совесть тем, что предлагала мне себя, как делала это два часа назад с Мулденом.

– Вы упрекали ее в неверности?

– Нет.

– Почему?

– Я боялся совсем потерять ее. Пришлось проглотить свою гордость в надежде, что увлечение ее временное и непрочное. Что в конце концов она вернется ко мне. А когда мистер Голд понял, что она ничего не может узнать определенного о Мулдене, и захотел ей дать другое задание, – вот тогда-то события и стали развиваться стремительно.

– Откуда вы узнали об этом?

– Она сама мне об этом рассказала. А потом еще солгала, что, хотя и не собрала против Мулдена обвинительного материала, но зато узнала, что Джек Келли скупил 51 процент акций фирмы "Экзотик", и она может дать мистеру Голду сенсационный материал.

Он снова сделал паузу.

– Это случилось в пятую годовщину нашей свадьбы. В тот вечер я пришел домой, сделал несколько сандвичей, поставил в холодильник бутылку вина и стал ждать Мэй. Не дождавшись ее, я уложил детей спать, дав им легкое снотворное. После этого поехал в "Голден Четон" с твердым намерением положить этому конец. Я подоспел в последний момент и видел, как она уходит с ним. Я последовал за ними и увидел, что они вошли в отель. После этого я решился на то, чего раньше никогда не делал. Я поднялся вслед за ними по лестнице и стал прислушиваться у двери.

В голосе его появились хриплые нотки.

– Они занимались любовью и говорили о том, чтобы уехать на Гавайи. Потом Мулден оделся и вышел, чтобы принести новую бутылку виски. Я вошел в комнату и хотел с ней спокойно поговорить. Но когда я увидел ее там, обнаженную и бесстыдную, влюбленную в другого человека, я потерял голову, схватил тромбон и ударил ее. А начав бить, я уже не мог остановиться.

Да, так оно и было. На этот раз это была правда. Бунт слабого человека. Кровавый бунт ягненка. Я внезапно почувствовал тошноту.

– Я хотел остаться в комнате и добровольно сдаться полиции, – прошептал Арчер. – Но потом мне пришло в голову кое-что другое. Я хотел увидеть, как страдает человек, похитивший мою жену. Он должен вынести те же страдания, которые перенес я. Я хотел, чтобы он умер за то зло, которое он мне причинил. Я быстро уехал домой. А когда ко мне пришла полиция, я убедил их в своей невиновности. Они мне поверили. А почему бы им было и не поверить. Судимостей у меня нет. Меня даже ни разу не наказывали за превышение скорости.

Я поднялся с кровати.

Он выхватил револьвер.

– Нет, Алоха! Вы отсюда не уйдете! И никому не скажете, как было на самом деле. Мулден должен умереть за то, что он сделал с Мэй и со мной.

Я даже не счел нужным ответить ему. Когда я выходил из комнаты, слышал, как щелкнул курок револьвера.

Хэнсон привез с собой пожилую женщину-полицейского, которая забрала детей. В кухне и в гостиной уже было полно полицейских и репортеров. Толпились они и в саду. Весь участок был окружен кольцом любопытных соседей.

Хэнсон стоял рядом с Гарри Голдом.

– Вы слышали? – спросил я обоих.

Они кивнули.

Я хотел еще что-нибудь им сказать, но у меня в этот момент просто не нашлось подходящих слов. Зато они нашлись у Голда:

– Неудивительно, что дело было таким запутанным. Неудивительно, что Арчер не смог опознать негодяев, которых Хаммер якобы натравил на него, чтобы заставить его изменить показания. Ведь этих людей вообще не было. А шишки и синяки он сам себе где-то наставил. В этом деле никто не был замешан, кроме Арчера и тех людей, которых он убил или пытался убить.

Да, концовку расследования нельзя было назвать красивой. Но в жизни она редко бывает красивой.

Я прошел через кухню, вышел в сад и добрался до своей машины. В мрачном настроении я поехал по освещенным утренним солнцем улицам к себе в контору. В кабинете я снял трубки с обоих телефонов, запер дверь и растянулся на кушетке.

Я не хотел никого видеть. И мне было совершенно безразлично, увижу ли я в жизни хоть одного человека. В эти минуты я готов был возненавидеть все человечество.

Глава 17

Судя по положению солнца и по теням, видимо, был уже второй час, когда я наконец проснулся. За это время Бетти успела переключить телефоны на приемную. Я слышал, как она что-то строчит на пишущей машинке. Машинка работала тихо, почти неслышно. Иногда раздавался приглушенный телефонный звонок.

Наконец я услышал ее голос:

– Нет, я не могу вас сейчас соединить с мистером Алоха. Если вы дадите свой номер телефона, он вам позвонит.

Проснувшись, я какое-то время еще полежал на диване, пытаясь ни о чем не думать. Мне было приятно, что кто-то заботится о том, чтобы никто не нарушил моего покоя. И тем более было приятно, что этого человека звали Бетти.

Словно почувствовав, что я проснулся, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет.

Мгновением позже она принесла мне кружку с холодным апельсиновым соком.

– Как вы себя чувствуете, Джонни?

– Теперь, когда я немного поспал, сносно. Судя по всему, было много телефонных звонков?

– Да. Звонили все утро. Причиной тому, наверное, утренние выпуски газет. Хотите взглянуть?

– Думаю, что нет.

– Я так и думала, – ответила она. – Там нет ничего, о чем бы вы не знали. За исключением того, что Мулден по решению суда выпущен из-под стражи. Он тоже звонил и просил меня передать вам его благодарность. Он надеется в скором времени выразить ее вам лично.

Я хотел сказать, что роль Мулдена во всем этом деле мне совсем не нравится, но потом вспомнил изречение из Библии, в котором говорилось о стеклянном доме и камнях, которые нельзя бросать. Поэтому я промолчал.

А Бетти продолжала бодрым голосом:

– Мисс Сен-Жан уехала в свои апартаменты под крышей. Когда она прочитала в газете, что мистер Хаммер продал свою фирму Амато только ради нее, чтобы с ней ничего не случилось, она буквально разревелась и сказала, что такого ради нее еще никто не делал. И самое меньшее, чем она может отблагодарить этого человека, – это провести с ним остаток его жизни, постоянно выражая ему благодарность. Она сказала, что вы поймете, что она имела в виду. Вы поняли, Джонни?

– Ничего я не понял, – пробормотал я себе под нос.

Бетти испытующе посмотрела на меня.

– А мистер Амато и два преступника, которые работали на него, сидят за решеткой. Им предъявлено обвинение в похищении вас и мисс Сен-Жан.

"Таймс" напечатал на первой странице статью с огромным заголовком. В ней говорится, что в скором времени в Лос-Анджелесе больше не будет никакой "Пайолы". И что это ваша заслуга, Джонни!

– Великолепно! – сказал я.

Бетти поправила меня:

– Это больше, чем великолепно! Ведь половина телефонных звонков исходила от людей, которые хотят дать вам поручения. В будущем вы сможете сами выбирать себе дело и зарабатывать большие деньги.

Это напомнило мне о деньгах, которые все еще лежали у меня в кармане. Я дал ей эти три тысячи и попросил присовокупить их к первым двум, а потом послать чек в налоговое управление для уплаты всех моих долгов.

– Я это сделаю, если успею в банк до трех часов, – с готовностью откликнулась Бетти. – Но тут есть еще одна деталь, Джонни, которую я не могу понять.

– Какая?

– Когда вы вчера вечером ушли от нас, я сделала так, как вы просили. Я постаралась быть гостеприимной хозяйкой по отношению к мисс Сен-Жан. Я напустила в ванну горячей воды и помогла ей вымыть спину. И знаете что, Джонни?

– Что?

У Бетти округлились глаза.

– Все ее красивое тело было испачкано кровью. Я просто не могла понять, откуда у нее на теле столько крови, если она не имела ни малейшей царапины.

Я мысленно поблагодарил врача с травматологического пункта, что он мне сделал такую аккуратную и плоскую повязку.

– Этого я тоже не знаю, – солгал я. – Может быть, у нее было носовое кровотечение или еще какое... – Говоря это, я встал и подошел к окну.

Отодвинув занавеску, я посмотрел на улицу.

К моей радости, я сразу заметил, что есть другой, более приятный объект для разговора. Тод Хаммер не бросал свои слова на ветер. Когда он меня спросил, заказал ли я себе новую машину, а я ответил, что еще не нашел на это времени, он сказал, что мне не надо об этом беспокоиться и что все заботы он возьмет на себя. И он действительно взял на себя все заботы. Новый "мерседес", стоявший у моей двери, блестя всеми своими лакированными и металлическими частями, был настоящей игрушкой.

Бетти протянула мне связку ключей.

– Ах, да! Чуть не забыла... Эту машину доставил сюда час назад какой-то подозрительный субъект, назвавшийся Вирджилом...

Бетти была упорной и любознательной, как и все женщины.

– Но, послушайте, Джонни...

– Да?

– Вы уверены, что не знаете, почему мисс Сен-Жан была вся испачкана кровью? Ведь вы же были с ней вместе?

Я сделал вид, будто только сейчас вспомнил об этом.

– Ах да, конечно! Я был вместе с ней!

После этого я поспешно вышел, чтобы избежать неприятной темы и полюбоваться моей новой машиной.

Отсрочка была кратковременной. Если это вообще можно было назвать отсрочкой и если Бетти просто не издевалась надо мной. Рано или поздно, в одном из газетных сообщений, которые уже написаны и подготовлены к печати, наверняка какая-нибудь газета упомянет, что я был ранен в схватке с гангстерами в загородном доме на побережье. Бетти сложит два и два, получит в итоге определенную сумму и не будет со мной разговаривать в течение месяца. Но как мне объяснить ей свое "падение"? И как вообще можно объяснить душевный порыв? Или вообще законы жизни?

Вблизи "мерседес" оказался еще более прекрасным, чем из окна. Хаммер не поскупился. Со всеми погремушками эта машина стоила не десять, а все пятнадцать тысяч. Я, только приподнял капот, чтобы полюбоваться мотором, как какой-то элегантно одетый человек с портфелем в руке остановился около меня и вместе со мной стал разглядывать "сердце бегуна на длинные дистанции".

– Разве не красавец? – спросил я.

– Очень красивый, – согласился он со мной. – Включая доставку в Лос-Анджелес, такая машина стоит четырнадцать тысяч восемьсот шестьдесят пять долларов.

– Вы что, работаете в фирме "мерседес"?

– Нет, – ответил он. – Я работаю в одной организации, очень полезной для общества. – Он протянул мне свою карточку. – Точнее говоря, в финансовом управлении. Насколько я помню, вы собирались еще вчера бросить чек в почтовый ящик, мистер Алоха?

– И я действительно собирался это сделать, причем с самыми честными намерениями. Но буквально сразу после разговора с вами внезапно появились неотложные дела. Хочу вас уверить, что моя секретарша сегодня же будет в банке.

– Я уверен, что она это сделает, – с улыбкой сказал элегантный господин. – Но чтобы не вышло никаких недоразумений, я, с вашего позволения, возьму вот это на хранение, пока чек не прибудет в банк. – С этими словами он протянул руку и взял у меня ключи от машины. На прощание он приподнял свою шляпу. – Ах, да, чуть не забыл, мистер Алоха. Не забудьте, пожалуйста, внести вашу машину в вашу ближайшую налоговую декларацию.

– Не забуду, – кислым голосом сказал я. – Я редко что забываю. Но даже если и забуду, то уверен, что вы напомните мне об этом.

Я подошел к белому переднему колесу машины, на которой мне наверняка не придется ездить в ближайшие сутки.

В этот момент в дверях появилась Бетти. В новой весенней шапочке она казалась еще более миленькой и юной, совсем девочкой.

– Джонни, – обратилась она ко мне спокойно.

Я хмуро взглянул на нее.

– Что случилось?

Она встала на цыпочки и поцеловала меня.

– Мне все равно, каким образом Сен-Жан все перепачкала кровью. Я все равно люблю вас. И вам сейчас лучше вернуться в кабинет. С минуты на минуту придет врач.

– Какой врач?

– Которого я вызвала. Он должен осмотреть ваше плечо. – С этими словами она повернулась на каблучках и пошла дальше, видимо, в банк.

Ох, уж эти женщины! И кто только их может понять?

Невольно я улыбнулся, и улыбка эта долго не сходила с моих губ. День этот был, может быть, даже лучше и солнечнее, чем обычно, а закончился двумя убийствами...

Для меня же эта история завершилась благополучно. А впереди грядет новый день. Каким-то он будет?!