1

Ночь была душной, а море неподалеку. Но я был не на море, а только неподалеку от него. Я слышал, как волны бились о скалистый берег. А между мной и морем шумела автострада.

Я ворочался, весь мокрый от крови. А может быть, от пота? Что-то жидкое скатилось с моей шеи и запуталось в волосах на груди. Воздух был спертый и душный, заполненный одурманивающим запахом никотианы цветущей ночи.

Я присел на край кровати и попытался бороться с подступившей тошнотой. Я бы с удовольствием выпил чего-нибудь. И с удовольствием бы узнал, где я все-таки нахожусь. Но знал я только о том, что я был гол-голехонек. И по всей вероятности, банкрот. Ферма. Какая шутка... Теперь мне придется до конца жизни стоять на вахтенном мостике какого-нибудь фрахтера – до тех пор, пока меня не зашьют в парусину и не опустят в море.

Я в темноте начал искать лампу и нашел ее. Рядом с кроватью стоял маленький столик – ровно такой, чтобы на нем могли уместиться бутылка с ромом, стакан, пепельница и пачка сигарет. Я приложил бутылку к губам, потом закурил сигарету, откинулся назад и задумался о том, насколько по-идиотски все-таки может вести себя человек...

Я находился в бунгало какого-то туристского мотеля. На улице, перед окном, какая-то женщина спросила, пружинные ли матрацы в номерах.

Девичий голос ответил утвердительно.

Я шатаясь добрел до окна и приник к щели в жалюзи. Черт возьми, мотель что надо. Бунгало были построены из декоративного кирпича и были расположены полукругом, в центре которого находился декоративный цветник. На другом конце этого полукруга я заметил освещенный бар, на черепичной крыше которого восседал пурпурно-красный неоновый попугай. Перед автострадой 101 стояли несколько пальм. А по ту сторону авто, страды находилось море. Через два бунгало от моего миленькая брюнетка лет двадцати с небольшим разговаривала с какой-то старой мочалкой с орлиным носом, которая стояла, прислонившись к машине с номерным знаком из штата Айова. Когда я наблюдал за ними, женщина с орлиным носом как раз интересовалась, чисто ли в домиках и какова будет цена для двух взрослых и двух детей.

Ее лицо мне совсем не понравилось, а голос еще меньше. Вороны и то каркают приятнее. Я вернулся и глотнул еще из бутылки.

Я совершенно не мог вспомнить, как я очутился в этом мотеле. Но вспомнить было нужно.

Последний контракт был разрушен в десять часов. Но в какой день это было? За несколько минут до полудня я сказал последнее "прощай" агенту пароходства Гаити и всей пароходной компании. Это было в портовом бюро пароходства в Сан Педро. Хватит с меня этого моря, я был сыт им по горло. И на этот раз решил проститься с морем всерьез. В течение трех лет я копил свое жалованье, а теперь хотел вернуться домой, купить ферму, жениться и, как говорят, уйти на покой.

В своем маленьком уютном бюро Гаити как раз разговаривал по телефону. Когда я поделился этой новостью с его секретаршей Грейс, та перестала строчить на своей пишущей машинке и удивленно уставилась на меня.

– Должно быть, вы заболели, Швед, – пробормотала она.

– Я давно страдаю этой болезнью, малютка, – ответил я.

Она поинтересовалась, подыскал ли я себе невесту. Я ответил, что нет.

Потом выполз и Гаити из своего угла:

– Черт бы вас всех побрал! Сперва мне сообщают, что застрял "Сити оф Бостон" с товаром на восемнадцать тысяч долларов, а теперь вы тут со своими причудами! Вы что, серьезно хотите проститься с морем?

– Вот именно!

И вскоре я уже действительно испарился с морским мешком через плечо. В нос били запахи просмоленных тросов и раскаленного металла. В уши били удары молотка и удары волн, разбивавшихся о пирс.

Полдень в Сан Педро склянки бьют восемь. По дороге я еще спрашивал себя, а действительно ли я могу расстаться с морем, прослужив долгих восемнадцать лет.

Я остановился в маленьком отеле с намерением выехать из Сан Педро в полночь. Я даже купил билет на автобус до Хиббинга. В баре я выпил пару порций виски, сходил в кино, а потом поужинал. Помнил я еще какую-то брюнетку и рыжеволосую. Обе они ловили мужчин. Типичные пухлые портовые шлюхи с мощными ляжками и отекшими лицами. Я поставил им по паре рюмок. Просто так, забавы ради. Ну, а что было потом?

Память постепенно прояснялась.

Я отправился на прогулку вдоль автострады, пока не добрел до какого-то питейного заведения неподалеку от Лагуна Бич. Там я уже выпил поосновательнее. Накопленные деньги у меня были спрятаны в поясе. А то, что у меня было в карманах, я расходовал.

Я вспомнил, что довольно громко распространялся относительно какого-то заголовка в вечерней газете. Там сообщалось, что нашли труп какого-то очень богатого парня из Чикаго, в то время как все его друзья думали, что он уже три года находится в Европе. И теперь ФБР объявило розыск его жены. Бармен, один парень по имени Джерри и я пришли к единодушному выводу, что иметь у себя на пятках ФБР – дело отнюдь не приятное.

Потом я вспомнил, что мы играли в кости. В задней комнате бара. С двумя фермерами из Авокадо, несколькими строительными инженерами, которые как раз возвратились из Гуама, и мексиканским студентом с маслянистыми волосами. Я крупно выигрывал. Деньги уже торчали у меня во всех карманах – три или четыре тысячи долларов. Не говоря о тех двенадцати тысячах, которые были спрятаны в поясе.

В данный момент у меня даже карманов-то не было. Эта мысль настроила меня на меланхолический лад. Такой меланхолии я еще никогда не испытывал. Вот я и топил свою печаль в роме и прислушивался к гнусавому голосу старухи, которая все еще расспрашивала о ценах за ночлег...

А потом я вспомнил о драке, вспомнил довольно четко. Мексиканец обвинил меня в том, что я якобы подменил кости. Он вытащил дубинку и прорычал:

– Надо бы проучить этого проклятого шведа!

Попытались это сделать и обезьяноподобные строительные инженеры. Когда-то делали подобные попытки и другие усталые от жизни подонки – причем такие, которые знали свое ремесло. На Мозамбике, в Александрии...

Но что произошло потом? Я пытался вспомнить, но тщетно.

За окном гнусавая старуха решила все-таки не снимать номера. Она сказала, что поближе к Лос-Анджелесу найдет что-нибудь подешевле.

С шумом завелся мотор машины, шины захрустели на гравии. В душной тишине, последовавшей после отъезда машины, аромат никотианы показался еще более приторным. Я услышал стрекотание садовой машины. Пение цикад смешивалось с шумом машин на автостраде и плеском волн. А потом на веранде зацокали высокие каблучки. Железная дверь на шарнирах замяукала, как рассерженная кошка. Брюнетка, которую я видел разговаривающей со старухой, вошла в бунгало с сигаретой во рту. Мое скудное одеяние, казалось, нисколько ее не шокировало.

– Как ваше драгоценное здоровье, моряк? – спросила она.

– Роскошно, – солгал я. – Чувствую себя прекрасно.

Я немного уделил ей внимания. Отнюдь немного. Волосы ее были каштановые и гладкие, щеки плоские с высокими скулами. Она скорее была пикантной, чем миленькой. Ее желтый пляжный костюм, состоявший из двух частей и оставлявший живот открытым, хорошо подчеркивал ее фигуру. Полуобнаженные груди грозили выскочить наружу. Вся обнаженная часть кожи, которую я мог видеть, была темная от загара, словно она много времени проводила на солнце.

Я показал на кровать.

– Присаживайся.

Она кисло улыбнулась.

– Попали в беду, матросик. – Она приподняла волосы на затылке. – Интересно, что скажет на это Корлисс?

– Кто это такая, Корлисс?

Она подошла ближе.

– Ты даже ее не помнишь?

– Нет, – признался я, – совсем не помню. Как называется этот притон?

– "Пурпурный попугай".

– Это название мне тоже ни о чем не говорит.

Ее улыбка снова стала милой.

– Что, покончил с морем, матросик?

Я сунул окурок сигареты в пепельницу.

– Точно!

– С какого корабля?

– С "С.С.Лаутенбаха".

– И долго был в море?

– Три года.

– И не заходили ни в какие гавани?

– Только в тихоокеанские. Как тебя зовут?

– Мэмми.

– А меня – Швед Нельсон, – представился я.

Я бы с удовольствием спросил ее, кто такая Корлисс, в какого рода заведении я находился и имел ли я при себе деньги. А если нет, то что с ними сталось? Но что-то в ней удержало меня от этих вопросов.

Я провел кончиком языка по губам и посмотрел на себя сверху донизу. Ее взгляд остановился на том, что ей понравилось. Но смотрела она на меня не так, как женщина смотрит на мужчину. Скорее так, как большинство мужчин смотрят на женщину. Оценивающе. Я снова похлопал рукой по кровати.

Сейчас она дышала тяжелее, чем раньше.

– Такое искушение уже было, Швед, – сказала она. – Поверь мне. И я в течение всего дня наблюдала за тобой, пока ты спал.

– Так почему же ты не хочешь?

– По разным причинам.

Глаза ее были серые и с дымкой, словно пепел в камине. Я показался себе дураком.

– Тебе нужно сделать или одно, или другое.

– Что именно?

– Или прийти ко мне в кровать, или уйти.

Ее улыбка снова стала кислой.

– Тогда мне лучше уйти. Но на твоем месте, матросик, я бы лучше оделась и пришла в бар.

Я поинтересовался почему.

– Чтобы что-нибудь перекусить. Одним ведь ромом сыт не будешь, – сказала поучительным тоном. – Когда Корлисс тебя сюда притащила, ты был пьян до потери сознания. Да и сейчас ты не выглядишь на много трезвее. – Опять заскрипели пружины, когда она открыла дверь. Но потом она ее снова закрыла и вернулась. На этот раз она проделала всю дорогу до самой кровати.

– Нет, – пробормотала она, – убери руки. Ты кажешься мне неплохим парнем, Швед. Именно из таких, с каким я когда-то надеялась познакомиться. Что ты собирался делать, прежде чем напиться?

Я не стал делать из этого тайны.

– Хотел податься в Хиббинг, в Миннесоту.

– Зачем?

– Купить ферму и жениться.

Ее глаза испытующе посмотрели на меня.

– В таком случае – немедленно отсюда, Швед! Даже не останавливайся в баре.

– Почему?

– Потому. Поверь мне!

Я приподнялся с кровати и притянул ее к себе.

– Послушай, крошка...

Она дышала так же тяжело, как и я.

– Прошу тебя, не надо, – сказала она умоляющим тоном. – Даже дверь не закрыта...

– Плевал я на дверь, – ответил я и поцеловал ее.

Она ответила на мой поцелуй, а потом оттолкнула меня и дала пощечину.

– Ох, уж эти мужчины! – прошипела она таким тоном, словно это слово было ругательством.

И снова заскрипела дверь – она ушла.

Я утешился очередным глотком из бутылки, потом обследовал платяной шкаф в комнате. Моя форма висела на вешалке. Кто-то выстирал мою рубашку. Сапоги были чистые.

Я сразу проверил карманы куртки, потом заглянул в кровать и под кровать. Мои бумаги были в целости и сохранности, но пояс с деньгами исчез. А так же и деньги, которые я выиграл в кости.

Я обыскал даже ванную, но обнаружил только станок для бритья и крем. Я побрился и вымылся под душем холодной водой. Потом натянул нижнее белье и снова присел на кровать.

Имя Корлисс было все-таки немного знакомо. Я попытался связать его с какой-нибудь девушкой...

... Итак, мексиканец обвинил меня в жульничестве. Я помнил его злобный голос: "Надо проучить этого проклятого шведа!" И это попытались сделать строительные инженеры. А что произошло потом?

И внезапно я вспомнил Корлисс. Златовласая блондинка вся в белом. И с улыбкой на устах. Одно воспоминание о ней заставило сердце учащенно биться. Ну, конечно же Корлисс! И как только я мог ее забыть?! Как вообще ее можно забыть?!

Вспомнив о ней, я одновременно вспомнил о всей оставшейся ночи, последовавшей после драки.

2

Она появилась вскоре после драки. А может, и тогда, когда она еще не кончилась. Но увидел я ее только тогда, когда она подсела ко мне в нишу.

Светленькая. Изящная. Красивая, словно сошла с картины. С белой розой в волосах. Она положила свою руку на мою. И голос ее был таким же милым, как и все остальное в ней.

– В чем дело, матросик? Хотели надуть тебя?

Она смеялась вместе со мной, а не надо мной. И она понравилась мне с первого взгляда. Я хотел пригласить ее выпить по рюмочке. Она ответила, что не отказалась бы, но я ведь уже и так достаточно нагрузился.

Чтобы доказать ей, что я трезвый, я опрокинул еще двойную порцию рома. А потом у меня наступил провал в памяти. Я пытался вспомнить, как я с ней покидал бар, но у меня ничего не вышло. Память вернулась ко мне только тогда, когда я уже ехал с ней в машине с открытым верхом и встречный ветер бил мне в лицо. Она, естественно, сидела за рулем. Я спросил, куда мы едем. Она скользнула по мне взглядом и улыбнулась.

– Домой, – сказала она.

Такой ответ был мне по душе.

Вспомнил я еще об ароматах цветов и стрекоте цикад, когда она остановила машину. Мой автобус, на который я взял билет, уже давно отошел. Дело близилось к рассвету. Я прошел за ней в бунгало, нетвердо держась на ногах, а в мыслях у меня была только она, только она – Корлисс. Ну, конечно же ее звали Корлисс.

Она с улыбкой отвергла мои притязания.

– Сейчас вы нуждаетесь только в одном, моряк. Вам нужно выспаться.

Тем не менее я пытался обнять ее и поцеловать. Она со смехом усадила меня в кресло и прошла в ванную комнату, чтобы одеть на себя неглиже. Пока она раздевалась, у меня с ней произошел почти такой же диалог, что и с Мэмми. Почти слово в слово.

Потом я прокричал ей в ванную комнату, что она чертовски соблазнительна.

– Благодарю, – ответила она. – Вы что, взяли расчет, моряк?

– Сегодня утром.

– Вы имеете в виду вчера утром?

– Какое это имеет значение?

– И долго вы были в море?

– Три года.

– Без увольнительных на берег?

– Во всяком случае, таких милых, как на этот раз, не было.

Ожидание вызвало у меня жажду. Я вспомнил, что мне очень хотелось бы иметь пол рукой бутылку. А вскоре из ванной вышла Корлисс в плотно облегающем ее фигуру белом шелковом неглиже.

Во мне словно пожар вспыхнул.

Я поднялся на ноги и, ища точки опоры, ухватился за стенку рядом с кроватью. Бунгало качалось, как корабль в бурю. Пол ускользал из-под ног, а Корлисс все время ускользала из моих рук.

– Сколько денег у вас при себе, моряк? – осведомилась она.

Несмотря на то что я был основательно пьян, я все-таки соображения не потерял. Я все еще хотел ехать домой, в Хиббинг, и купить себе ферму. Поэтому я вытащил только часть тех денег, которые выиграл.

– Достаточно, малютка?

Я опустился на постель и показал на место рядом со мной.

– Ну, иди же ко мне! Не забывай, что я три года был в море.

Корлисс посмотрела на меня с довольным выражением лица.

– Сперва выпьем по рюмочке, – предложила она.

Она взяла бутылку, стоявшую на полке. Когда она приподнимала руку, неглиже ее немного раскрылось. У меня перехватило дыхание. Такой красивой девчонки мне еще не доводилось видеть.

Ей было не больше двадцати трех-двадцати четырех. Волосы цвета меди, глаза карие и с длинными ресницами. Без одежды она весила фунтов сто двадцать пять, но бедра и груди были совершенны.

Она приблизилась ко мне со стаканом в одной руке и с бутылкой в другой. Я протянул руку, и мои пальцы дотронулись до выреза ее белого неглиже.

Она наполнила стакан ромом.

– Сперва выпейте-ка вот это...

Я пригубил ром и притянул ее к себе. Она поставила бутылку у кровати, погладила меня по руке и с улыбкой села рядом со мной на кровать.

– Мне очень жаль, моряк, но пробуждение ваше будет печальным.

Я погладил ее по коже, она была мягкая, как бархат. Она отвела мою руку.

– Не надо... Сейчас вы нуждаетесь только во сне. Как тебя зовут?

– Свен, – ответил я. – Но все зовут меня Швед.

– Интересно, почему, – и рассмеялась, и смех ее был похож на звон колокольчика на двери китайской лавки.

Ее неглиже снова распахнулось, и когда она смеялась, я мог видеть игру ее мышц. На этот раз, я положил свою руку ей на ногу. Ей это не было неприятно, я это заметил. Но потом она оттолкнула мою руку, и ее глаза наполнились слезами.

– Что все это значит? – удивился я.

– Как бы мне хотелось, чтобы я была именно такой, за какую вы меня принимаете, – ответила она. – Но я не такая. Прости меня, Швед. Я могу предоставить тебе только комнату и покой – больше ничего. Любви я тебе не могу предложить.

Я повалил ее на кровать и прижал свое лицо к ее лицу.

– Только не говори мне, что...

Корлисс прижалась ко мне, дрожа и требуя ласки. Но это длилось лишь мгновенье. Потом ее желание вновь куда-то исчезло.

– Перестань! – резко выкрикнула она. – Перестань!

Я рассмеялся и снова поцеловал ее. Она застонала, но в следующий момент схватила бутылку, стоящую рядом, и ударила меня по голове. Внезапно мы оба оказались посреди комнаты, стоя друг против друга. По моему лицу текла кровь, смешанная с ромом, а маленькая блондинка прошипела, тяжело дыша:

– Я ведь тебя предупреждала!

На ней тоже была кровь. Моя кровь. Мои ноги внезапно стали словно ватными. Я опять почувствовал, что нахожусь на покачивающейся палубе, а вокруг бушуют волны, словно корабль попал в центр урагана. Мои глаза были залиты кровью, и я ничего не видел. Я схватился за поручни рубки, чтобы не упасть за борт.

И внезапно рядом со мной на мостике оказалась Корлисс. Она прижалась ко мне и поддержала меня.

– О, боже ты мой! – запричитала она. – Простите, пожалуйста! Я не хотела этого.

В тот же момент через корабельный мостик перекатилась огромная волна и сбросила меня в темную дырку...

Потом я снова очутился на кровати, чувствуя себя обманутым. Я дал себя обвести вокруг пальца, и ровным счетом ни за что. Маленькая блондиночка оказалась опытной и ловкой. Она присвоила себе все мои деньги за три года и даже не удосужилась отплатить мне хотя бы тем, чем обычно платят женщины... Словно есть на свете женщина, которая стоила бы пятнадцать тысяч долларов!

Эх, парень, парень! Вот Ганти-то покатится со смеху. "Что, никак опять ищешь работу?" – спросит он своим громовым голосом, и его солидное брюшко затрясется от хохота. "А я-то думал, что ты совсем покончил с морем, Швед? Думал, что собираешься обратно в Миннесоту, купишь ферму, женишься и будешь вести оседлый образ жизни".

Потом он бы предложил мне какие-нибудь удобрения или дал бы место на каком-нибудь пароходишке, перевозящем, скажем, азотную кислоту. Только для того, чтобы проучить меня.

Чем больше я думал надо всем этим, тем больше я впадал в ярость. Мне понадобилось три года, чтобы накопить двенадцать тысяч долларов. А теперь эти деньги находятся у блондинки. И за все это она ограничилась только тем, что предложила мне ночлег, причем одинокий, на односпальной кровати. И все!

Маленькая брюнетка ее знала. Возможно, в баре знали ее фамилию, а также то, где я смогу ее найти. Я все же хотел вернуть себе свои деньги. Любой ценой! Даже если для этого придется разнести всю эту коробку.

На туалетном столике лежала горсточка мелких денег. Я оделся и сунул их в карман. Потом я перешел через дорогу на ту сторону, к бару, сопровождаемый взглядом большого пурпурного неонового попугая.

Бар ресторана был маленьким, но будучи одетым в белую кожу и разделенный на уютные ниши, он производил впечатление дорогого. Массивный бармен показался мне в какой-то степени знакомым.

Я выбросил на стойку серебряный доллар.

– Белого бакарди, двойную!

Он обслужил меня без всяких комментариев. В два глотка бокал мой опустел. Я придвинул его к нему по деревянной стойке.

– Повторить...

С этими словами я полез в карман, чтобы выудить оттуда очередную монету, но бармен покачал головой.

– Не беспокойтесь из-за этой мелочи. Видимо, вы ни о чем не помните, не так ли, матрос? В том числе и обо мне?

– Не помню, – сознался я. – Вас не помню.

– Я довел вас до постели, – объяснил он мне, – после того, как вы стали проявлять слишком большой интерес к мисс Мейсон.

Он налил мне двойную порцию и оставил бутылку рядом со мной.

– Давайте! Можете наливаться до чертиков! Ваш кредит в полном порядке. В сейфе лежит достаточная сумма, хватит даже на похороны.

Я спросил, что он имел в виду под этим?

Он уперся обеими ладонями на стойку.

– Не знаю, помните вы или нет, но у вас сегодня утром было при себе что-то около пятнадцати тысяч долларов и вели вы себя, как осел. Точнее говоря, при вас было четырнадцать тысяч восемьсот семьдесят пять долларов. И мисс Мейсон заперла ваши деньги в сейф. Чтобы вас не обобрали.

Такого поворота дела я не ожидал и почувствовал, что у меня краснеют уши.

– Мисс Мейсон – это Корлисс?

Полный бармен кивнул и, в связи с тем что в баре были и другие посетители, понизил голос:

– Точно, она отыскала вас вчера в одном из игорных притонов. Увидела, что вы катитесь по наклонной плоскости и в ближайшем будущем станете банкротом. Вот она и попыталась спасти ваши деньги. А как вы отблагодарили ее за это? Только оскорбили – и больше ничего. – Его полное брюхо затряслось от возмущения. – Был бы я на ее месте, то оставил бы вас просто лежать на пляже, а денежки бы забрал себе. Но мисс Мейсон – настоящая леди, и когда она вернется из Сан-Диего, она отдаст вам ваши деньги, с вычетом за расходы: за заказы и за заказы в баре.

Я почувствовал себя еще глупее.

– Мисс Мейсон живет здесь?

– Живет, вы сказали? – развеселился бармен. – Весь этот мотель принадлежит ей со всеми потрохами.

Я посмотрел из окна на разбитые вокруг коттеджей зеленые газоны. Всего в мотеле насчитывалось двадцать бунгало и частный пляж. С баром и рестораном такой мотель стоил, видимо, тысяч двести.

Моя шея покраснела так же, как и мои уши. Значит, я на Корлисс жаловаться, не мог. Зато у нее дело обстояло иначе. Она вытащила меня из игрового притона, спасла мои деньги. Она была дамой, а не потаскушкой. А я в благодарность хотел ее изнасиловать.

Я поднял глаза, когда в бар вошли два парня. Их профессия угадывалась сразу же – по телосложению, походке и запаху. Они скользнули взглядами по бару, потом расположились по обе стороны моего табурета.

– Что означает ваша игра? – поинтересовался я.

Старший из них сказал:

– Меня зовут Купер, сынок, – представился он. – Шериф Купер. А вы, судя по всему, именно тот человек, которого мы разыскиваем целый день. Соответствует и цвет волос, рост и вес. Матрос скандинавского происхождения. Как вас зовут, дружок?

– Нельсон, – ответил я.

– Профессия?

– Моряк.

– Чин?

– Матрос.

Для копа это был неплохой парень.

– Это вы избили человека прошлой ночью? – спросил он.

– Это случилось в драке, – уточнил я. – Если я правильно все помню, меня хотел ограбить какой-то сутенер.

Обрюзгшее лицо бармена побледнело.

– Прошу вас, шериф, – сказал он с упреком. – У нас здесь респектабельный мотель. Может быть, вы продолжите беседу с Нельсоном за его пределами? У нас здесь сидят дамы и дети.

Из ниш, в которых сидели туристы, послышался одобрительный гул. Купер бросил на меня взгляд. Я соскользнул с табурета.

– Конечно. Почему бы и нет, – согласился я и пошел к двери впереди них. – Я и так доставил мисс Мейсон достаточно неприятностей. Да, я побил одного парня. Помню, он первый набросился на меня с дубинкой.

Ночной ветерок был свежим и полным соленой влаги и шума волн. На подъездной дороге перед баром я остановился и спросил:

– Ну, так как же прозвучит ваше обвинение?

Тот, что помоложе, сказал со злобой:

– Непреднамеренное убийство в том случае, если этот человек умрет.

– Неужели я так сильно разделался с ним?

– Да.

– А кто подал жалобу?

– Его подружка, – ответил помощник шерифа.

Я смутно помнил эту женщину. Какая-то брюнетка в выцветших зеленых лохмотьях. С резким голосом. Она тоже тогда советовала своему Тони прикончить меня.

Я сунул в рот сигарету и зажег спичку о голую стену.

– Ну, что скажете? – спросил меня шериф Купер.

– Что теперь будет?

– Сперва нужно поговорить с судьей, – ответил он.

3

Судью звали Фаррелл. Купер вынужден был оторвать его от игры в покер в задней комнате "Элк-клуба". Он провел предварительное следствие в бюро шерифа, находящемся в тюрьме Палм-Гроув.

– В чем будут выражаться ваши оправдания, моряк? – поинтересовался он.

– Вынужден был обороняться, – ответил я. – Он бросился на меня с дубинкой. Вот и пришлось принять соответствующие меры.

– Это произошло во время игры?

– Да.

Фаррелл выстрелил табачным соком в окно, целясь в ствол пальмы.

– А как у вас обстоит дело со свидетелями, моряк? Кто-нибудь видел, как он вытащил дубинку?

– Два фермера из Авокадо и несколько инженеров-строителей, которые как раз вернулись из Гуама, – сказал я. – Возможно, также и бармен, хотя он с нами и не играл.

– Вы знаете имена или можете сообщить, где шериф Купер может их найти?

Я покачал головой.

– Нет, бармена звали Джерри. Но об остальных я не имею ни малейшего представления. Просто случайно встретил их в баре.

Судья посмотрел на шерифа.

– Нельсон выкидывал какие-нибудь штучки? – спросил он у него.

– Нет, он вел себя совершенно нормально.

Фаррелл снова посмотрел на меня.

– Мне очень жаль, Нельсон, что все так получилось, – сказал он, и голос его был таким, словно он действительно сожалел о случившемся. – У нас были неприятности с Тони и раньше. Но закон не дает мне другого выбора. До слушания дела я могу отпустить вас только под залог. Этот залог равняется пятистам долларов.

Я спросил у шерифа Купера, могу ли я позвонить в "Пурпурный попугай". Он ответил утвердительно. На другом конце провода трубку снял обрюзгший бармен.

– "Пурпурный попугай". Мотель-бар. У аппарата Уэлли.

Я спросил его, вернулась ли из Сан-Диего мисс Мейсон.

– Нет, пока еще нет, – прохрипел он.

Я сказал:

– Послушайте, когда она вернется...

– Да?

– Передайте ей, что я очень сожалею о случившемся прошлой ночью, и попросите ее сделать мне последнее одолжение...

– Какое именно? – невозмутимо спросил бармен.

– Попросите ее, после расчета за услуги, прислать мне мои деньги в тюрьму Палм Гроув. Меня могут освободить отсюда только под залог в пятьсот долларов.

– По какому поводу?

– За то, что я слишком сильно приложил свою руку к одному парню.

– Я передам ей ваши слова, – буркнул он и повесил трубку.

Помощника шерифа звали Харрис. Он провел меня в одну из каморок и оставил наедине с двумя пустыми ящиками из-под кока-колы, конфискованным игральным автоматом и всякой другой мелочью.

По непонятным причинам я был антипатичен Харрису. Он ухмыльнулся, глядя на меня из-за решетки.

– Надеюсь, что вы не задержитесь у нас, Нельсон. Пробудете, скажем, не более двух-трех месяцев. А Тони к этому времени придет в себя.

– Чего это вы так взъелись на меня? Участвуете в обороте? Или он связан с вашей женой какими-нибудь узами?

Он покраснел и хотел было снова открыть дверь, но потом передумал и удалился по коридору.

Шерстяное одеяло на нарах показалось мне слишком неприглядным. Я поставил один из ящиков стоймя и уселся на него спиной к стене. Головная боль прошла, и я чувствовал себя прекрасно. Не исключалось, что Корлисс сама привезет деньги в тюрьму. Во всяком случае, я надеялся на это. Я хотел за все ее поблагодарить и извиниться за свое поведение.

Но хватит этой комедии! Разумеется, я бы извинился перед ней и поблагодарил за все то, что она для меня сделала. Но прежде всего я хотел вновь увидеть ее. Насколько я ее понял, это была не женщина, а настоящее волшебство.

Правда, если учесть, как я вел себя, она скорее пошлет в тюрьму кого-нибудь из своих служащих.

В этой каморке я уже не мог чувствовать запах моря. До меня доносились только запахи пыли, дезинфекционных веществ и сигары, которую курил шериф Купер.

Я, как говорится, снова попал в родную стихию – тюремную камеру. И в каких только камерах я не побывал! В Мексике, в Индии, в Китае. И везде – за нарушение общественного порядка, за истории с женщинами, за пьянство. Пришло время остепениться, где-нибудь осесть и пересмотреть свои взгляды на жизнь. Это я уже решил твердо. Когда я выберусь из этой истории, я прямо отправлюсь домой, в Хиббинг, не позволив себе выпить ни рюмки. Куплю ферму, отличную ферму. Женюсь на местной красотке и заведу семью.

Я закурил сигарету и задумался. Мне уже исполнилось тридцать три. Зеленым юнцом назвать меня уже было нельзя. Пробовал участвовать в различных авантюрах, но ничего не добился. В Африке охотился за бриллиантами и чуть не угодил под автоматную очередь. Я мог быть капитаном судна любого тоннажа, а кто я на самом деле? И куда это все меня привело? В тюремную камеру провинциального городка. Хорошо еще, что у меня были деньги. А таких девчонок, как эта маленькая блондинка, найдется всего одна на тысячу. Без нее я бы наверняка очутился в канаве и без денег.

Среди мелочи в кармане я нашел две монеты по четверти долларов. Я сунул одну из них в щель игрального автомата и потянул за рычаг. Появились две сливы и лимон. Не везет тебе, матрос!

Я откинулся на своем ящике и начал думать о Корлисс.

"Мне хотелось бы быть такой, за какую ты меня принимаешь", – сказала она тогда, сказала со слезами на глазах. "Но без любви я не могу этого сделать".