Я сделал порядочный крюк, прежде чем приблизиться к нему. Впереди меня какая-то молодая особа волокла по ступенькам пьяного матроса. Я предоставил им возможность договориться с портье, сидящим в конторке, и подошел, когда они закончили. Старый портье сам сопровождал клиентов. Он заставил парочку заполнить регистрационную карточку, затем все они направились на второй этаж. Старик держал в руке ключ.
За время его отсутствия я перелистал журнал регистрации. Среди клиентов был один Джексон в номере 200 и Джек Стенли в номере 201. Симон наверняка занимал комнату один. В ситуации, грозившей ему тюрьмой и электрическим стулом, он едва ли мог позволить себе роскошь иметь компанию.
Я поднялся на следующий этаж. В нескольких комнатах горел свет, в других было темно. В коридоре пахло маслом, мылом, дезинфекцией и дешевыми духами. Жалко, что я не знаю точно номера Симона. Да, это как раз такое место, какое я себе и представлял. Если бы кто-нибудь неожиданно завопил: «Флики», – то здесь поднялась бы настоящая паника.
Я дошел до конца коридора и прислушался. Джексон оказался не тем человеком, которого я разыскивал. Большой и толстый Джексон проводил время с чьей-то женой. Я в этом не сомневался, так как слышал их разговор. Он не хотел идти в ночной клуб и не хотел больше пить. То, что он делал в настоящий момент, его вполне устраивало.
Пришлось прижаться к соседней двери. Парень, занимавший эту комнату, храпел, как авиационный мотор. Я поднял глаза на фрамугу: света не было. Я попытался открыть дверь, но она оказалась запертой на ключ. Изо всех сил нажав на ручку, я всем телом навалился на дверь. Она уступила с глухим треском. В комнате было очень темно, в воздухе витал запах наркотиков и виски. На кровати лежало неподвижное тело. Я достал оружие, прикрыл за собой дверь и прислонился к стене. Затем я тихо позвал Симона. Никакого ответа, кроме смачного храпа.
Я прошел через комнату, держа в руке револьвер. Это был тот тип, которого я видел у Майерса за стойкой. Его одежда была в беспорядке разбросана на стуле и возле него. Я обшарил его карманы и рассмотрел их содержимое при слабом свете неоновой вывески, который проникал сквозь щели жалюзи. Если у него и был револьвер, то он его припрятал. Я нашел у него билет на самолет до Акапулько, пять банкнот по тысяче долларов и толстую пачку по двести долларов. Но теперь они ему не пригодятся. Во всяком случае, если он сумеет доказать, что находился совсем в другом месте, когда был убит Ник Казарас. Укокошили флика – теперь во всем Манхэттене даже муха не пролетит незамеченной.
Я положил деньги и билет обратно в бумажник и стал трясти Симона. Он продолжал храпеть, не обращая на меня внимания. Я потряс его сильней.
– Ну, Симон, вставай! Полиция!
Тряся гада, я задел ночник, и он упал на пол. Это был единственный громкий звук в комнате, за исключением храпа, издаваемого Симоном. Я схватил его за волосы на груди и с силой их вырвал. Он застонал от боли, но так и не вышел из бессознательного состояния. Да, придется с ним повозиться.
– Мерзкая скотина, я заставлю тебя протрезветь!
Я повернулся, соображая, где находится умывальник. И в этот момент от стены отделилась какая-то темная масса, промелькнул металлический отблеск и рукоятка револьвера ударила меня по лбу. От такого удара я упал на колени.
В слабом свете, проникающем через окно, я увидел ноги мужчины. Да, только ноги в отлично начищенных башмаках и темные брюки. Я, как последний дурак, угодил в ловушку. Я попытался схватить его за ноги и свалить, но полученный удар почти парализовал меня. Мне удалось схватить ноги, но сжать их у меня не было сил. Револьвер поднялся и вновь опустился. Удар пришелся на затылок. Парень с револьвером знал свое дело. И кроме того, вероятно, он получал от этого удовольствие.
Внезапно комната завертелась, и я провалился в темноту. Меня привел в себя вой сирены. Я попытался сесть.
Да, не слишком умный поступок с моей стороны. Я действовал примитивно. Не было никакой нужны смотреть на Симона, чтобы понять, в каком виде он находится. Я все предчувствовал.
Я с трудом встал на ноги, пошатываясь, разыскал лампу и включил ее. Симон был превращен буквально в мясной фарш. И все указывает на детектива первого класса Германа Стена, уволенного с должности, как на убийцу. Я сам все для этого сделал. Греди спросил меня, куда я пошел. И я ответил ему перед многочисленными свидетелями: «Я отправлюсь на поиски Джо Симона. И, чего бы мне это ни стоило, я заставлю его признаться, что его наняли для того, чтобы он усыпил Пат и доставил ее к Кери. Заставлю, даже если для этого мне придется вышибить у него мозги».
Вот так я и заявил. Я сделал это в присутствии Греди, в присутствии помощника комиссара Рейхарта, в присутствии Джима Пурвиса, Монта и Корка. И даже в присутствии Миры Белл!
Теперь у меня на руках был труп Симона. Я конченый человек. И это убийство...
Я стал растирать шишку на лбу и на затылке. Хотя у меня не было ран, на моей одежде и руках была кровь. Это не моя кровь, Симона. Я стоял на дрожащих ногах и тряс головой, чтобы немного прийти в себя. И тут я неожиданно заметил свой револьвер, тот самый, который Венелли и его напарник забрали у меня вместе с бляхой и бумажником.
В одном пункте, по крайней мере, я не ошибся: Хоплон погряз в этой истории по уши. Венелли вовсе не испугался, он только сделал вид, что испугался. Он хотел, чтобы я нашел Симона. А чтобы я не смог поговорить с ним и узнать правду, они старательно напичкали его виски и наркотиками.
Я наклонился за своим револьвером, запачканным кровью, и тут же очутился на полу. Концом ботинка я невольно отправил револьвер под кровать. Я думал и действовал в замедленном темпе, и все шло не так, как надо. С большим трудом я встал на колени и засунул руку под кровать. Но я отфутболил его слишком далеко. Я коснулся его пальцами, но не сумел вытащить. Распластавшись на ковре, я удвоил свои усилия. Но это был очень широкий диван и слишком низкий, чтобы я мог подползти под него. В конце концов, к черту этот револьвер!
Я встал. По правде говоря, оружие мне не нужно. Это только дополнительная улика для суда. Свидетелями будут все бармены и все служащие на 52-й улице, видевшие меня, когда я искал Симона. Со взломанным замком, с отпечатками моих пальцев в этой комнате... Шатаясь, я подошел к двери. Убраться отсюда побыстрее даже более важно, чем взять этот револьвер. Если они меня схватят, это будет концом для Пат.
Я с трудом выполз в коридор. Нет, это не Джексоны подняли тревогу. Они все еще продолжали пребывать в любовном экстазе, для чего и пришли сюда, но Джексон тоже услышал завывание сирен.
– А если это полиция? – неуверенно спросил он.
Его партнерша явно насмехалась над ним:
– Только не болтай глупостей!
Я доковылял до лестницы и только собирался спуститься по ней, как услышал шум открывающейся входной двери и топот шагов в вестибюле. Шаги фликов... Это служащий поднял шум по телефону, что было довольно странно.
– Это вы позвонили насчет Симона? – спросил один из фликов.
– Да, сэр.
– А почему вы думаете, что дело касается Симона?
– Э... вот что мне пришло в голову. Недавно сюда приходил один полицейский. Высокий блондин со сломанным носом. Из криминальной.
– Это Большой Герман, – уточнил один из фликов. – Но в настоящее время он отстранен от должности.
– Ну, этого я не знал, – продолжал служащий. – Он показал мне фотографию молодого человека и хотел знать, есть ли такой в числе клиентов отеля. Он заявил, что это некий Джо Симон, разыскиваемый по поводу убийства детектива. Я ответил ему, что таких здесь нет.
– И что потом?
Служащий пытался выгородить себя:
– Ну так вот! После его ухода я принялся размышлять. Понимаете, это не я принимал клиента. Но сегодня вечером, когда я пришел на работу, дневной дежурный посоветовал мне понаблюдать за клиентом в номере 201. Его комната выходит на улицу с правой стороны здания.
– Почему он вам это сказал?
– Потому что, сказал он, у этого клиента такой вид, будто он прячется или боится чего-то. Он все время оборачивался, пока заполнял регистрационную карточку.
У флика был не слишком-то уверенный голос.
– А почему вы думаете, что это Симон?
– Да в общем-то... Но тем не менее...
– Черт возьми, нам приказали направиться сюда, а у вас лишь необоснованные подозрения... Вы знаете его в лицо?
– Нет, я его не видел. Но мой коллега сказал, что он совсем молодой и выглядит не очень сильным. – Тут он выдал свою козырную карту: – Потом взгляните на регистрационную карточку. Он записался под именем Джека Стенли. Д.С, вы понимаете? А в одном полицейском романе я читал, что когда гангстеры меняют свое имя, то всегда сохраняют свои инициалы.
Флик все больше приходил в уныние.
– А, так ты читаешь полицейские романы?
– Ну, раз уж мы здесь, – вмешался второй флик, – давайте взглянем на того парня. Хотя я понимаю, что, входя в подобное заведение, нужно оглядываться назад. Он, вероятно, боялся, что его может выследить родная жена...
Входная дверь вновь открылась.
– Ну и что же! Это действительно Симон? – послышался новый голос.
– Вы совершенно в этом уверены? – прозвучал голос четвертого.
Можно подумать, что они бежали сюда галопом. У входной двери раздались еще чьи-то шаги.
– Только предположения, – ответил один из первых фликов. – В действительности мы ничего не знаем. По-видимому, опять провал. У служащего есть подозрения, вот и все.
Я с такой силой вцепился в перила, что мне стало больно. Не знаю, как все обернется, но сейчас дело обстояло весьма и весьма серьезно. Хоплон неплохо потрудился, чтобы сфабриковать всю эту историю. Сперва с Пат, потом со мной. Нам это может дорого обойтись. К счастью, я пришел в себя на несколько минут раньше. Они полагали, что полиция обнаружит меня на полу, всего в крови после побоища, о котором говорило состояние комнаты. Здесь была отчаянная драка – не на жизнь, а на смерть, так должны были они подумать.
Я поднялся на несколько ступенек вверх. Бежать отсюда невозможно. Любой из фликов узнает меня и задержит, начнет задавать вопросы, а потом обнаружат труп Симона.
По моей спине потек пот. Я стал искать глазами маленькую красную лампочку, которая обычно указывает запасный выход или пожарную лестницу. Ее здесь не было. Когда это старое здание переоборудовалось под отель, его строитель наверняка был пьян.
– Пойдем все-таки взглянем, – предложил один из фликов.
Я быстро проделал обратный путь по коридору, прошел мимо 201-го номера, открывая по пути все двери, за которыми не было видно света. В конце коридора ручка поддалась, и дверь отворилась. Я успел шмыгнуть внутрь как раз в тот момент, когда первый флик появился на площадке второго этажа.
– В каком номере? – раздался голос флика.
На площадке возник второй флик.
– В 201-м, направо.
Они уверенно зашагали по коридору. Я осторожно закрыл дверь и прислонился к стене, пытаясь совладать со своим шумным дыханием. Я пощупал, на мне ли шляпа – к сожалению, ее не оказалось. Возможно, я оставил ее в комнате Симона вместе со своим револьвером и бог знает чем еще. Рег Хоплон блестяще завел меня туда, куда ему этого хотелось. Но зачем ему это?
Темная комната была пропитана запахом дешевых духов. Этот запах вызывал у меня тошноту, я с трудом удерживался от рвоты. Я невольно кашлянул и услышал звук, похожий на скрежет. Небольшая лампа у изголовья кровати зажглась. Оказалось, что я в комнате не один. На кровати лежала девица в прозрачной рубашке – точная копия рекламы ночного белья для любви. Она приподнялась на своем ложе и стала протирать глаза, еще не проснувшись окончательно.
– Долго же ты возвращался, – проговорила она по-немецки и явно недовольным тоном. – Мы должны были встретиться в девять. Я жду тебя уже два часа.
Я попытался вспомнить несколько слов по-немецки, но все, что пришло мне на память, это – «либхен».
Она перестала протирать глаза. Уже совсем проснувшись, она разглядела меня и очень удивилась.
– Кто вы? И что вам от меня надо? – спросила она уже по-английски.
Я хотел ответить ей, но не мог. Что-то сжало мое горло. Шаги в коридоре стихли, но зато раздались крики. Так и есть: они нашли Симона.
– Это он! – закричал один из них. – Во всяком случае, совпадает с описанием его внешности, да и имя то же, что и на бумагах в бумажнике.
Я ждал свиста, который должен был последовать за тем, когда будут обнаружены пять тысяч долларов, но не услышал его.
Кто-то снизу спросил:
– А что он говорит?
– Он не может ничего сказать, – ответили ему. – Он мертв. И убит совсем недавно, не больше тридцати минут назад. Позвони в участок.
Девица, сидевшая в кровати, открыла рот, готовясь закричать. Но прежде чем она успела это сделать, я вытащил револьвер. Моя рука была скользкой от пота, и я с трудом удерживал его в нужном направлении.
– Не надо кричать, Гретхен.
Она задыхалась, так же как и я. Ее коровьи груди поднимались и опускались под черной прозрачной рубашкой, как два надувных баллона. Девица совсем уже вышла из себя и плюнула на ковер. А когда она заговорила, у нее обнаружился такой невообразимый акцент, что я старательно прислушивался, пытаясь понять, что она там лопочет.
– Это полиция там внизу, а вы – жестокий убийца. Вы убили человека и поэтому ворвались ко мне, чтобы спрятаться от руки правосудия.
Я прислонился спиной к двери, чтобы удержаться на ногах и слышать то, что говорят там, по ту сторону двери. И мне пришлось ей солгать.
– Точно, так оно и есть.
– А-а-ах! – простонала она и чуть не потеряла сознание, откинувшись на подушки.
Итак, она принимает меня за убийцу! Ладно, по крайней мере теперь она не посмеет кричать!
Я плотнее прижал ухо к двери и стал слушать.
Глава 12
Шум в коридоре нарастал. Снизу поднялись и другие флики, чтобы взглянуть на Симона. Хлопали двери, женские голоса испуганно спрашивали, что случилось. Чей-то мужской голос возмущенно заявил:
– Вы не имеете права задерживать нас! Мы не совершили ничего противозаконного.
– Очень сожалею, – ответил один из фликов, – но никто не покинет отель до приезда инспектора. Как ваша фамилия?
– Джексон. Сэм Джексон.
Женщина, которая была с ним, находилась на грани истерики.
– Но это невозможно, вы не имеете права! Так нельзя!
– Вас вовсе не задерживают, милая дама. Вас просто просят подождать, чтобы задать кое-какие вопросы. А кстати, как это получилось, что вы ничего не слышали? Мне кажется, это довольно странно – в комнате напротив вашей была драка, убили человека, а вы ничего не слышали.
– Да, мы ничего не слышали! – простонала она.
Я приоткрыл дверь и взглянул на них. Джексон был весьма представительным типом лет пятидесяти. И я дам голову на отсечение, если он действительно не Джексон. У него был вид провинциального страхового агента. Женщине было около тридцати, красивые каштановые волосы и уверенный вид. Она так стремительно оделась, что из-под платья у нее выглядывал кусок комбинации. На пальце, как и следовало ожидать, сидело обручальное кольцо. Вполне вероятно, что ее полный доверия муж ждет ее в провинции. Эта парочка попала в довольно неприятное положение.
Я снова прикрыл дверь и повернулся к девице. Она яростно плюнула на пол и прошипела:
– Убирайтесь отсюда!
Я и сам понимал, что мне пора убираться. Неизвестно, станут ли патрульные проверять все номера, но, когда приедет Джим, он наверняка заставит их это сделать. И проследит за тем, чтобы это проделали основательно.
Я выглянул в окно. Не очень далеко от него проходила пожарная лестница. Она доходила до крыши и спускалась во двор. Я засомневался, выдержит ли она мою тяжесть.
Я совершенно зря отошел от двери. Девица выскочила из кровати и на цыпочках стремительно бросилась к двери, все время оглядываясь на меня через плечо. Я наставил на нее оружие и тихо предупредил:
– Не спеши, «либхен», сломаешь ножку.
Ее скорее остановили мои слова, чем оружие. Она повернулась ко мне и сказала:
– Вы говорите по-немецки?
Я встал между ней и дверью.
– Немного.
Она извергла водопад слов, из которых я понял только несколько.
– Вы лжете, – продолжала она уже по-английски, захлебываясь от злости. – Вы лишь пытаетесь... как это выразиться? Представиться симпатичным.
Неожиданно она обнаружила, что стоит почти голая, и попыталась прикрыться руками.
– Сейчас же уходите отсюда! Если придет Ганс, он убьет и вас и меня!
Я прижал ухо к двери и стал прислушиваться, что там делается. Приехал Джим Пурвис. Я слышал, как он сказал кому-то:
– Никаких журналистов! Я отлично знаю, что они из себя представляют.
Его голос приближался.
– Какой ужас! Проклятье! Герман что сказал, то и сделал.
Корк, по-видимому, стоящий рядом с ним, возразил:
– Послушай, Джим, не кипятись. Все, что нам известно, это то, что Герман повсюду искал Симона в этом квартале, и ничего другого мы пока не знаем.
– Да, – ответил Джим, – теперь Симон мертв.
Я пытался увязать в моем измученном мозгу две мысли. Самым лучшим было бы открыть дверь, выйти на порог и сказать: «А вот и я, друзья!» С другой стороны, если я это сделаю, то Пат пропала, да и я тоже. Суд не поверит в ее версию. И еще менее – в мою. Пат будет осуждена за убийство Кери, на мне же повиснет убийство Симона. A Рег Хоплон и рыжая девица, которая в течение шести месяцев выдавала себя за Пат, будут торжествовать, что их затея удалась и что, несмотря на осложнения, они все же своего добились.
Судя по шагам, Джим и Корк направились к номеру 201. За ними немедленно последовал полицейский врач, и, возможно, ввиду серьезности положения, пожалуют инспектор Греди и помощник прокурора Хаверс. Мне все больше и больше становилось жаль Джексона. Его маленькое удовольствие будет стоить ему весьма неприятной ночи.
Немка никак не могла заставить меня покинуть комнату. Она приблизилась ко мне и уставилась на меня тяжелым взглядом, проведя языком по губам. Она старалась изобразить, что я ей понравился.
– Вы находите меня красивой, да?
Я ответил, что да, но что думаю совсем не об этом. Она за что-то поблагодарила меня, и я удивленно спросил, за что. Можно было подумать, что один мой вид доставляет ей удовольствие. Она улыбнулась и продолжила по-английски.
– Это правда, что вы разговариваете по-немецки? – Она сделала шаг и оказалась так близко от меня, что я почувствовал запах ее кожи. – Чем я могу вам помочь?
Отворотом рукава я вытер пот, покрывающий мое лицо.
– Если сможете, то помогайте.
Она подошла еще ближе, и теперь наши тела почти соприкасались.
– Как вас зовут?
– Герман.
У нее вырвалось изумленное восклицание.
– Очень красивое немецкое имя. – Она порывисто задышала, желая показать свое волнение и возбуждение, которого у нее и в помине не было. – Ты хочешь, чтобы я сказала, что тут никого нет, когда они постучат?
«Куда же она клонит?» – подумал я.
Положив свою левую руку на мою правую и навалившись на меня, девица изо всех сил толкала меня на дверь. То, что я "принял за жир, оказалось мускулами. В ее теле не было ни единого грамма жира. Она погладила мою руку кончиками пальцев и «нежно» прошептала:
– А потом, когда полиция уйдет, мы могли бы быть счастливы.
Ее пальцы продвигались все дальше. Неожиданно я понял, что она подбирается к моему револьверу.
– А что скажет Ганс? – поинтересовался я.
Ее рука сжала мой кулак. Для женщины у нее оказалась удивительная сила. Она перестала улыбаться и вновь стала ругать меня по-немецки. Все еще сжимая мою руку с револьвером, она открыла рот, чтобы закричать и позвать на помощь.
Я погрузил пальцы в область ее желудка. У нее перехватило дыхание, а ее ногти впились в мое лицо, оставляя на нем кровавые полосы. Затем она отступила и сильно ударила меня ногой, вернее, собиралась ударить в то место, которое защищено у мужчины менее всего. Но я избежал удара, поймал ее за ногу и опрокинул на спину. Она опять хотела закричать, но я не дал ей на это времени. Я закрыл ей рот рукой и попытался уволочь в ванную комнату.
Тут ее сила, которая меня так поразила, явила себя еще в большей степени. К тому же она владела многими трюками и приемами. Ей удалось ударить меня коленкой, потом она укусила меня за руку. Я пытался удержать ее, но бороться с ней было трудно: скользкий угорь, имеющий острые когти и не дающийся в руки.
Освободив ей рот, я ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Голова девицы ударилась о край ванны. Тело вытянулось и обвисло на моих руках. Я посадил ее на пол, прислонил к ванной, потом нашел влажное полотенце, завязал ей рот, а другим связал руки и ноги. Аккуратно положив ее на пол и предварительно проверив, хорошо ли она связана, я облегченно вздохнул.
Когда я кончил возиться с ней, моя одежда была вся пропитана потом. Он стекал на глаза и слепил меня. Вытерев его рукавом, я неожиданно увидел себя в зеркале над умывальником. Человек в зеркале вовсе не был похож на Германа, ничтожного детектива, почти ничего не добившегося. Синие круги вокруг глаз, рот весь в крови. Это я еще могу исправить, но не в моих силах заставить исчезнуть царапины.
Я взглянул на девицу, лежащую на полу, и остался весьма собой недоволен. Она находилась в своем номере, спокойно спала и дожидалась своего любовника, когда я ворвался к ней. Да, здорово я ей все испортил. Возвращаясь в комнату, я мысленно извинился перед ней.
Джим уже отдал распоряжение осмотреть все номера. Я слышал, как стучат в дверь в конце коридора. Обычная в таких случаях процедура, но теперь я находился по другую сторону баррикады, в западне. Я обошел стул, валявшийся на полу, подошел к двери и повернул в замке ключ. У здешних дверей не было запоров. Я продолжал думать и действовать, но в замедленном темпе. Я поискал сигареты и закурил, после чего вернулся в ванную, не зная, что делать дальше. Лежащая на полу девица сверлила меня злобными глазами и дергалась как припадочная.
Закрыв дверь в ванную, я подошел к открытому окну. Из-за темноты асфальт во дворе казался очень далеким. Я еще раз осмотрел лестницу. Выглядела она очень ненадежно: крючки, на которых она держалась, почти вылезли из стены.
Я уселся на подоконник и стал усиленно курить, дымя, как паровоз. Шум в коридоре усилился. Голоса приближались. Флики двигались с двух сторон. В коридоре были слышны все новые шаги. Прибыли фотографы, лаборанты и другие технические работники, чтобы продемонстрировать свое искусство. Мимо них ничего не пройдет незамеченным. Они найдут шляпу и револьвер, оставшиеся в номере Симона. При мысли об этом на меня накатил приступ тошноты. Теперь я отлично представляю себе, как чувствует себя убийца. То, что должен был чувствовать Симон. Впервые в жизни общество находилось на одной стороне, а я на другой.
Я протянул руку и попытался ухватиться за лестницу. Она оказалась устойчивой, и я изо всех сил нажал на нее, еще сидя на окне. Может быть, она все же выдержит меня... Я перекинул ноги на улицу и повис на лестнице. Один из крюков выпал, лестница закачалась, но выдержала. Я вынужден был держаться обеими руками, упираясь ногами в стену, чтобы немного облегчить давление веса на лестницу.
Когда я достиг высоты первого этажа, то дал себе передышку. Там тоже был полно фликов, как и на втором этаже. Достаточно было хоть одному из них выглянуть в окно, и я пропал. Отдохнув, я продолжил спуск. Двор, в который я опускался, был очень маленький. Скорее большая помойка, чем двор. Три стены не имели никаких проемов, а в четвертой только один: дверь в ночной клуб «Рекиф», которую оставили открытой для проветривания помещения.
Наконец я спустился на асфальт и заглянул на кухню. Два повара в белых халатах и больших колпаках на голове суетились вокруг плиты. Третий готовил сэндвичи. Еще один, по виду филиппинец, занимался чисткой овощей. Никто из них не подозревал, что происходит в верхних этажах здания.
Я спрятал в карман свою кровоточащую руку и прошел через кухню. Какой-то тип, заметив меня, схватился за нож с видом героя, но увидев, что я держу руку в кармане, благоразумно стал продолжать то, чем занимался до сих пор. Остальные повара даже не подняли глаз. Готовивший сэндвичи выпрямился и, увидев меня, воскликнул:
– Что это с вами приключилось, старина?
Ничего ему не ответив, я вышел, отстранив какого-то парня, прошел по коридору и вошел в зал ночного клуба. Он был декорирован в гавайском стиле: всюду стояли пальмы, а на стенах висели картины с обнаженными купальщицами. Все столики были заняты наивными провинциалами, с аппетитом поглощавшими еду. На сцене красовалась певица, довольно скромно одетая. Ведь в Нью-Йорке стриптиз запрещен. Власти не интересовались тем, что будет делать голая девица после выступления, но раздеваться при публике было запрещено.
Миновав столики, я направился к выходу, благословляя полумрак, царивший в зале. Дойдя до выхода, я наткнулся на метрдотеля, признавшего меня.
– Бог мой, Стен...
Я отстранил его, не вынимая руки из кармана.
– Отойдите!
Он сделал вид, что это его не трогает, и с интересом уставился через стеклянную дверь в вестибюль. Гардеробщица тоже узнала меня и сделала круглые глаза.
– Скажите, пожалуйста, еще один флик! Улица полна ваших коллег.
Я остановился, стараясь отдышаться, чтобы выйти отсюда нормальным шагом, хотя меня так и подмывало побежать. Я ответил ей одним словом:
– Знаю.
Маленькая стерва продолжала:
– Вам не следовало так сильно бить его.
Я промолчал, но она продолжала приставать ко мне:
– Ну они и повеселятся! – При этой мысли рот у нее полуоткрылся, на лице выразилось живейшее удовольствие. – Что они теперь сделают с вами! Ужас!
Я посмотрел на нее в упор и спокойно заметил:
– Жаль, что нет твоего Жюля. Вы бы с ним получили большое удовольствие.
Она искоса взглянула на меня и ничего не ответила.
Я выбрал на полке шляпу, которая показалась мне наиболее подходящей, сунул ей двадцать долларов за корсаж и не спеша вышел на тротуар. Он был буквально забит полицейскими в форме. У входа в отель роилась целая толпа репортеров и фотокорреспондентов. Толпа любопытных заполняла все остальное пространство.
– Простите, – проговорил я сдавленным голосом, проходя мимо бригадира.
Он упустил свой шанс отличиться и отстранился, даже не взглянув на меня. Я приблизился к гудящей толпе. Моя спина, так же как и голова и рука, болела со страшной силой. Каждую секунду я ожидал, что кто-то меня увидит и узнает.
Мне нужно было поскорее отсюда убраться, тем более, что появился инспектор Греди. Его шофер так припарковал машину, что практически блокировал подъезд к 52-й улице. Греди и помощник комиссара Рейхарт, окруженные полицейскими, направились ко входу в отель, где их окружила толпа репортеров, жаждущих попасть внутрь.
– Нет! – коротко бросил Греди. – Если капитан Пурвис сказал вам нет, значит нет.
На него можно полагаться. Он никогда не отменял распоряжений своих подчиненных.
Я шагнул в сторону любопытствующих и стал медленно продвигаться вперед. Но тут на меня стремительно налетел человек небольшого роста. Чтобы не потерять равновесия, я вынужден был схватить его за рукав.
– Прошу прощения, – извинился Або Фитцел из «Дейли Мирор».
Он собрался было идти дальше, но вдруг выпрямился и остался стоять с открытым ртом. В первый раз за много лет, что я его знаю, маленький журналист совершенно растерялся. Я сильно сжал его хрупкий локоть.
– Я тебе когда-нибудь врал, Або?
Он внимательно посмотрел мне в глаза.
– Нет.
– Сведения, которые я тебе давал, всегда оказывались правдой?
– Да, ну и что же?
Мне так хотелось обернуться и посмотреть назад, что у меня заболела шея. Но я не посмел этого сделать. Свободной рукой я вытер пот со лба, и мне показалось, что я почти слышу, как кто-то проговорил: «Эй вы там, громила, разговаривающий с Фитцелем?»
– И что же? – повторил Або.
– А то, что я не убивал Симона.
Если и говорю правду, то для него это просто фантастическая информация.
– Ты клянешься в этом, Герман?
– Клянусь!
– А кто же его убил?
– Не знаю. Кто-то, кто был в его комнате.
– Другими словами, все это подстроено?
– Да. Совершенно так же, как и с Пат.
– Но кто же это сделал?
– Думаю, Рег Хоплон.
Або продолжал смотреть на меня пронизывающим взглядом.
– Зачем ему понадобилось губить тебя и Пат?
– Не знаю.
– Это не имеет смысла.
Я вновь вытер пот со лба.
– Согласен, это не имеет смысла, но Per по уши погряз в этом деле.
Спина и затылок разболелись не на шутку. Даже простое дыхание вызывало невыносимую боль. Я поторопился сказать:
– Там, наверху, они найдут мой револьвер. Им воспользовались, чтобы ухлопать Симона, пока он был накачан наркотиками и виски. Но это сделал не я. Тони Венелли вместе со своим напарником отобрали у меня револьвер вместе с бляхой, когда я выходил из дома на Гров-стрит.
– А ты хочешь, видимо, добровольно сдаться в плен «Мирор».
– Нет.
Або хороший журналист, и он мой настоящий друг. Я стоял спиной к отелю, а Або – лицом.
– Ты спустился с тыльной стороны здания по лестнице и вышел через клуб в нижнем этаже? – осведомился он.
– Да.
– Тебя видели? Кто-нибудь тебя узнал?