А в стену стучала спинка кровати, на которой Рене с девушкой исполняли очередной “заезд”. Каждый раз, услышав голос его пьяной матери, они давились от смеха.
Это прекрасное время длилось два месяца, до тех пор, пока Алиса почему-то не стала его избегать. Как-то встретившись, они разговорились, и Рене предложил ей рассказать все своим родителям. Он надеялся, что, узнав об их отношениях, ее отец и мать согласятся на брак.
Но этого не произошло, и все его надежды заполучить себе богатую невесту мигом рухнули. Отец Алисы, человек весьма строгих нравов, настолько рассвирепел, что, обозвав парня грязным подонком и сексуально озабоченным мерзавцем, вытолкал его из своего дома. Вместо того чтобы дать разрешение на брак, он, чуть не стоя на коленях, стал умолять женщину-судью, которая вела дела несовершеннолетних, заняться Рене и осудить его на пожизненное заключение, чтобы гот уже больше никогда не портил девственниц.
Несколько дней после этого Рене пребывал в страхе за свою дальнейшую судьбу. Однако все для него закончилось благополучно. Судья, ознакомившись с делом, выслушала Алису, которая призналась ей, что половые отношения у нее с Рене начались но ее инициативе, и посчитала, что они оба одинаково виноваты.
Последний раз Рене видел Алису в зале суда, в тот день, когда ее родители уже решили отправить дочь в Швецию, где, насколько он знал, можно было спокойно сделать то, чего не дозволялось в Штатах. Парень слышал, как девушка кричала, что не хочет аборта, что любит Рене и намерена родить от него ребенка.
После того как родители увели Алису из зала, судья попросила Рене подняться и произнесла речь. Она пообещала, что, учитывая его юный возраст, приятную наружность, достаточно интеллигентный вид, а также тот факт, что он раскаивается в содеянном, приговор в отношении его будет вынесен не самый строгий.
Так оно и произошло — Рене приговорили к шести месяцам сельскохозяйственных работ. На ферме, куда он попал, работа была легкой, кормили хорошо, а в довершение ко всему старина Джо, руководивший фермой, имел молодую смазливую жену, которая явно скучала. Так что, когда у Рене закончился срок, он, слегка уставший от женских ласк, вышел на свободу.
Рене бросил дымящийся окурок на плиточное покрытие и придавил его мыском элегантного кожаного ботинка. Вспоминая свою связь с Алисой, он иногда задавался вопросом: а как бы повела себя женщина-судья, если бы знала до мельчайших подробностей, как протекала его сексуальная жизнь с Алисой? Испытала ли эта дама хоть когда-нибудь часть того наслаждения и страсти, которым они предавались?
В области секса у Рене были кое-какие познания. В свое время ему в руки попалась медицинская книга, в которой приводились приемы, широко используемые на Ближнем и Среднем Востоке. Эту книгу юноша приобрел в центре Акрона, в киоске, где продавались подержанные книги. Рене выложил за нее три доллара. Многие места в книге, которые его больше всего заинтересовали, парень сумел выучить наизусть. Из нее он узнал, что опиум или гашиш может вызвать у женщины влагалищное возбуждение и гиперемию матки, при этом происходит набухание клитора и появление страстного желания. Что в результате передозировки этих наркотиков она может прийти в состояние такого возбуждения, что начнет мастурбировать или тут же отдастся первому встречному мужчине.
Рене узнал, что в таких странах, как Индия и Пакистан, гашиш жуют или курят. Что из него также готовят средство маджун, которое усиливает половое влечение. Что маджун с добавлением в него препарата, получаемого из растений семейства пасленовых, выпускается под более прозаичным названием — “Дурман вонючий”. В книге говорилось, что мужчина, попробовав его, становится настоящим сатиром и до тридцати раз за двадцать четыре часа может заставить свою партнершу испытать оргазм.
Информация, содержавшаяся в книге, очень заинтересовала Рене. Тем более, что неподалеку жил знакомый фармацевт, делавший подпольные аборты. Поначалу он напрочь отказал Рене в просьбе, сказав, что таким грязным делом заниматься не станет. Свой отказ фармацевт мотивировал еще и тем, что для изготовления средства, вызывающего усиленное половое влечение, у него нет соответствующих ингредиентов, а достать их невозможно. Кроме того, он заявил, что испытывать действие препарата на девушках — это гнусно. Однако спустя некоторое время тот же фармацевт все же пообещал Рене сделать все, что в его силах. В свое время молодой парень оказал ему ряд услуг, и тот в какой-то мере считал себя обязанным ответить тем же. Когда возбуждающее средство было изготовлено, фармацевт посоветовал юноше начинять им шоколадные конфеты, вдавливая его в мягкую начинку. Рене помнил приятный вкус шоколада, который они с Алисой ели в тот вечер в машине. Правда, тогда он съел всего лишь пару-тройку конфет, в то время как девушка с огромным удовольствием умяла почти половину двухфунтовой коробки, преподнесенной ей Рене по случаю дня рождения.
Итак, три доллара он отдал за книгу, пять — за чау-мейн и кино, еще четыре — за коробку шоколадных конфет. Время, потраченное им на запихивание в них возбуждающего средства, не в счет, плюс еще шесть баксов за номер в мотеле, итого — восемнадцать долларов. Да, именно столько он потратил, чтобы соблазнить Алису.
В то время для него восемнадцать долларов была сумма внушительная, и Рене очень жалел, что родители Алисы отказались отдать за него свою дочь. А ведь он так рассчитывал с помощью этого брака поправить свое материальное положение!
Подавляя зевоту, Рене посмотрел на украшенный бриллиантами циферблат часов, которые для него из Акрона привезла Сью, поднялся и, замерев, уставился на вылезших из воды двух девочек-подростков. Он уже давно не спал с такими юными и был совсем не прочь заняться хотя бы одной из них. “Если я сейчас выберу верную тактику и не вспугну этих малышек, то завтра на дежурстве можно будет назначить встречу. Только одной или сразу обеим”, — подумал парень.
Он вставил в рот сигарету и тут вспомнил, что времени на заигрывание с девочками у него уже не осталось — надо было вести миссис Филлипс в “Шерри Фронтенак”. Перед тем как снова заняться с ним любовью, ей не терпелось потанцевать и немного выпить. Хорошего клиента нельзя заставлять ждать, — это было золотым правилом Рене — и особенно сейчас, когда Сью с ее бритым лобком, уже подсчитавшая, сколько ей может перепасть после развода с мужем, осталась в номере одна.
Что же касалось Рене, то он, со своей “приятной наружностью” и “интеллигентным видом”, всю жизнь работать спасателем не собирался. Ему уже стукнуло двадцать один, и пора было всерьез подумать о будущем.
Глава 12
Если этот залив когда-нибудь хоть как-то и назвали, то название его уже давно было забыто. Тому была причина — залив частично засыпали, и глубокие дренажные канавы, вырытые для осушения участков земли, на которых со временем проложили дороги, а богатые горожане воздвигли себе дома и построили увеселительные заведения для туристов, испещрили его берег. То, что еще совсем недавно было покрыто водой, стало твердью.
Вода в заливе стала илистой, и большая часть ее поверхности покрылась водяными гиацинтами. Теперь из густых камышей, которыми порос берег, доносились громкое кваканье лягушек, трели цикад и одиночные крики ночных птиц. Тучи насекомых, прорвавшись сквозь кроны кустарника, летели с берега на свет, лившийся из двух окон старого речного катера.
Само судно находилось в ужасающем состоянии. Жаркое солнце Флориды и дожди сначала вздули на его гниющей древесине и поржавевшем железе пузыри, а затем облупили краску. От рубки и труб не осталось и следа, а та малая часть бронзовой обшивки, что сохранилась на нем, стала черного цвета. Только два горевших в ночи окна да туго натянутый трос, который удерживал судно, свидетельствовали о том, что им еще кто-то пользуется.
Катер одиноко смотрелся с берега, на котором стояли заброшенные лодочные станции, увитые ползущими растениями, и собачьи конуры. Владельцы станций давно уже переехали на новое жилье, и деревянные постройки, оставленные ими, обветшали, покрылись мхом и теперь являли собой мрачную картину. И только узкая дорога, по которой проехала машина, где находились шофер, Кара и Мэллоу, да телефонные и электрические провода связывали обитателей катера с остальным миром.
Кара не знала, к чему нужно быть готовой, поэтому заметно нервничала.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — тихо спросила она пилота.
— Думаю, что мы уже приехали, — ответил он, — и тебе предстоит разговор с мужчиной по имени Хассан. Только ты не волнуйся, потому что если Родригес работал на Хассана Хафиза, то, кем бы он ни оказался, зла тебе не причинит.
Полчища комаров, почувствовав человеческое тепло, набросились на вылезших из машины людей. Узкий проход между увитыми плющом полуразвалившимися постройками уже не выглядел таким экзотическим, каким он пилоту и девушке казался из машины.
Кара прихлопнула ладонью очередного насекомого, севшего ей на лицо.
— Ничего не пойму, — произнесла она. — Почему именно я оказалась замешанной в этом жутком деле?
— Меня это тоже удивляет, — отозвался пилот. Молодой, почти школьного возраста парнишка, одетый в грязновато-белые джинсы фирмы “Ливайс” и курточку из джерси в красно-белую полоску, который забрал Кару и Мэллоу у публичной библиотеки, пройдя по деревянным мосткам, вступил на борт катера и тихо пригласил:
— Пожалуйста, следуйте за мной.
Каюта, в которую они вошли, оказалась довольно просторной, — видимо, когда-то она служила салоном. Со стен свисали куски шелковых обоев, судя по которым можно было думать, что кто-то, вероятно прежний хозяин, пытался немного облагородить ее. Вся обстановка состояла из задвинутой в угол лежанки с низкими, на восточный манер, ножками, нескольких стульев, табурета, на котором стояли бутылка шотландского виски, сифон с содовой и несколько стаканов, а также большого письменного стола и маленького столика.
Молодая женщина-брюнетка, сидя за столиком, раскладывала отпечатанные на мимеографе письма и засовывала их в конверты с напечатанными адресами. За письменным столом сидел мужчина.
Как только Кара с Джеком вошли в комнату, мужчина тотчас поднялся. Ему, как могла определить Кара, было не более сорока пяти. Лицо мужчины показалось ей очень знакомым. Она напрягла память, но так и не смогла вспомнить, где она его видела. Немного погодя девушка поняла, что точно так же выглядел бы Сесл, если бы носил короткие усики и был чуть седоват. Разглядывая незнакомца, Кара прикинула на мгновение, а не посчитал бы и этот за предел всех своих мечтаний работу в конторе, две тарелки рыбы с картошкой, неоднократный просмотр одних и тех же фильмов, две пинты пива за вечер и копание в саду под шелковицей.
Нет, от того, кто сейчас стоял перед ней, веяло силой и мужеством. Даже большой и глубокий шрам на щеке, который мог бы иному обезобразить лицо, только придавал ему шарма.
Легким наклоном головы он поприветствовал Кару с Мэллоу:
— Мисс О'Хара, мистер Мэллоу, спасибо вам за ваш визит.
— Вы тот, с кем я должна говорить? — спросила его Кара. Мужчина со шрамом на щеке вышел из-за стола.
— Да, мисс О'Хара, я тот самый, и зовут меня Хассан Хафиз, — сказал он и как бы виновато улыбнулся. — Если вас пугает мое лицо и вам кажется, что я совсем не похож на британского военного, то прошу меня извинить. Понимаю, вы не ожидали увидеть меня таким. Но это, впрочем, никак не относится к нашему делу. Пожалуйста! — Он указал рукой на бутылку виски. — Могу я предложить вам выпить? Только, к сожалению, а может быть, и, наоборот, к счастью, по причинам религиозного характера я не смогу составить вам компанию, — продолжал Хассан.
— Нет, спасибо, — покачав головой, отклонила гостеприимное предложение Кара.
— Я тоже не буду, — сказал Мэллоу и добавил: — После таких хлопот и расходов, которые вы понесли, чтобы встретиться с мисс О'Хара, почему бы нам сразу не перейти к делу?
Хассан кивнул на два стула, но сам продолжал стоять.
— С удовольствием, — ответил он Мэллоу. — Но прежде чем приступить к делу, позвольте мне выразить сожаления по поводу того, что произошло сегодня в Гольфстрим-парке. Для начала хочу вас заверить, что вам здесь ничто не грозит. То, что я могу позволить у себя на родине, — это одно. Но у вас в стране я гость, хоть кое-кто и считает меня персоной нон грата, и гостеприимством вашим я не злоупотреблю. — С легкой улыбкой на губах Хафиз продолжил: — Кроме того, я совершенно уверен, что в ЦРУ знают, где вы сейчас находитесь. — Он коснулся сложенными пальцами лба и произнес: — Машаллах. Хотя я и могу осуждать некоторые действия Центрального разведывательного управления, но перед Аллахом и вашим Христом клянусь, что уважаю ЦРУ за его мудрость и эффективность в работе. — Хафиз сел на стул и посмотрел на девушку. — Ну что, перейдем к делу? — спросил он.
— Я согласна, — ответила Кара, — но прежде объясните мне одну вещь. Почему вы передали мне через Гонсалеса десять тысяч и что вы ожидаете от меня взамен?
Мужчина со шрамом посмотрел ей в глаза:
— Все очень просто, мисс О'Хара. Мне нужно знать, как зовут одного молодого человека, которому сейчас двадцать один год, и где он в настоящее время находится. Его родила некая Анжелика Бревар в детской больнице города Парижа двадцать пятого мая сорок третьего года.
Кара покачала головой.
— В таком случае, мистер Хафиз, мы оба теряем время, — сказала она. — Лучше всего будет, если вы со мной и мистером Мэллоу поедете в мою гостиницу и заберете ваши деньги. Разговор почти на ту же тему состоялся у меня сразу же после прилета в Майами. Чиновник из иммиграционной службы долго терзал меня вопросами об Анжелике Бревар. Вам, мистер Хафиз, я отвечу так же, как и ему: никакой Анжелики Бревар я не знаю, до прибытия сюда, на родину, я даже имени ее не слышала.
— Да, мистеру Торку из ЦРУ вы говорили то же самое.
— Тогда давайте поставим на этом точку, — теряя терпение, предложила девушка.
Но Хассан Хафиз продолжил расспросы:
— Вам мистер Торк наверняка показывал ее фотографии. Ведь так?
— Да.
— Она была на снимках до или после того, как ее обнаружила полиция?
— После. Эти кадры сделал фотограф из полиции.
Мужчина хлопнул в ладоши, и девушка-брюнетка, оторвавшись от своей работы, поднялась и, подойдя к столу, положила перед ним глянцевую фотографию размером семь на десять, явно отснятую фотографом-художником. Хафиз, в свою очередь, протянул ее Каре:
— Возможно, это поможет освежить вашу память, мисс О'Хара. Это единственный выполненный профессиональным фотографом снимок, который смог раздобыть мистер Родригес. Он был уникальным сыщиком. И насколько мне известно, в своей работе допустил всего лишь одну ошибку, которая стала для него фатальной.
Кара достала из сумочки очки, надела их и вгляделась в фотографию, на которой была изображена улыбающаяся, очень красивая светловолосая девушка лет двадцати или даже меньше.
— Ну, это совсем другое дело, — сказала Кара. — Похоже, что ее я где-то видела.
— Ага, мы уже делаем успехи! — радостно произнес Хассан.
— А блондинка сна натуральная? Не крашеная?
— Натуральная, — подтвердил мужчина. — Одна из немногих француженок — Тогда почему на фотографиях, которые показывал мне мистер Торк, у нее были темные волосы? Хассан Хафиз пожал плечами.
— Ничего удивительного. Она же пробыла в Сене несколько недель, — пояснил он. — А потом, с годами волосы обычно темнеют. — Достав из кармана маленькую записную книжечку, мужчина раскрыл ее. — Позвольте вам кое-что напомнить, мисс О'Хара. Три года назад двадцать третьего мая, когда вы еще работали в парижской “Отель Криллон”, вас посетила мисс Бревар и продиктовала текст письма, которое должно было быть напечатано по-английски. Это было поздравительное письмо по случаю дня рождения ее сына. Оно отправлялось авиапочтой в адрес одной американской семьи, которая усыновила его.
Кара вновь впилась глазами в фотографию девушки. Ей показалось, что лицо блондинки ей знакомо, и чем дольше она рассматривала снимок, тем больше убеждалась, что и в самом деле когда-то видела ее. Да-да, она с ней встречалась, и даже дважды! У себя в офисе и на тусовке художников в доме, расположенном на левом берегу Сены. В тот вечер их даже представили друг другу, но из-за жуткого шума в квартире имя и фамилию ее Кара не расслышала:
Девушка вернула фотографию Хафизу.
— Да, я встречалась с этой женщиной, — уверенно подтвердила она. — Дважды. Во всяком случае, мне так кажется. Скажите, а почему за информацию о ней вы платите такие огромные деньги?
— Плачу не я, мисс О'Хара, — спокойно ответил мужчина. — Мне нужны лишь сведения, которыми вы располагаете: адрес, имя и фамилия, которые вы тогда напечатали на конверте.
— О, мистер Хафиз, ну подумайте сами! — удивленно воскликнула Кара. — Разве можно запомнить имя, фамилию и адрес, которые печатала три года назад? Я работаю пять дней в неделю, в сутки мне приходится отправлять более двух десятков писем. Не могу же я годами держать в голове все фамилии и адреса!
— Это плохо.
— Сожалею, но это так.
— Значит, вы мне ничего не сообщите?
— Нет.
Хассан Хафиз поднялся со стула и, тщательно подбирая слова, произнес:
— Прежде чем вы примете окончательное решение, я хочу быть с вами предельно откровенным, мисс О'Хара. Вы должны понять, что это дело особой важности. От него зависят судьбы многих людей. И хороших людей. Порфиро отзывался о вас как о в высшей степени деловой женщине, и я вижу, что в оценке ваших качеств Родригес не ошибался. — Он пожал плечами. — Тем не менее с моими ограниченными возможностями я не могу предложить вам за интересующую нас информацию более сорока тысяч долларов. Именно эту сумму назвал вам мистер Родригес, — произнес мужчина и развел руками. — Полагаю, эта информация пойдет тем, кто предложит вам большее вознаграждение, и я буду вынужден подойти к решению этого вопроса с другого конца.
Кара резко поднялась и впилась в него взглядом.
— Да вы меня почти что оскорбили! — возмутилась девушка.
— По моему мнению, вы этого заслужили.
— Неужели я вам плохо объяснила? Поймите, я не могу дать вам того, чего у меня нет. Насколько я помню, мисс Бревар, если только мы говорим с вами об одной и той же женщине, знала всего несколько английских слов и, когда пришла ко мне в офис, была жутко пьяна. Если мне не изменяет память, она, когда диктовала текст письма, постоянно всхлипывала. Мне стало настолько жаль ее, что я взяла с нее половину стоимости своей работы.
— Да, но копия ее письма у вас наверняка осталась. Разве не так?
— Я вообще редко пользуюсь копиркой. Только по просьбе клиента, если ему необходимы копии документов.
Хассан Хафиз явно не хотел признавать своего поражения.
— Мне все понятно, мисс О'Хара, — в задумчивости растягивая слова, произнес он. — Мне всегда казалось, что я отличный торговец, но вы оказались еще лучше. Могу я попросить вас об одном одолжении?
— О каком?
— Чтобы вы подержали у себя те десять тысяч, которые мы вам уже дали, пару-тройку дней. А тем временем я попытаюсь узнать, сможем ли мы предложить вам сумму большую, чем та, которую готовы выложить перед вами ЦРУ, или мой любимый братец, или “Консолидейтед ойл”.
Возмущенный Мэллоу вскочил со стула и крепко схватил Кару за локоть.
— Пошли! Пошли отсюда. Кара! — раздраженно произнес пилот. — Я не могу терпеть, когда тебя так оскорбляют.
— Нет, Джек, подожди, — попросила девушка. — Что имел в виду мистер Хафиз, когда упомянул имя твоей фирмы? Она-то здесь при чем?
— Откуда мне знать? У “Консолидейтед ойл”, насколько мне известно, в его стране есть лицензии на разработку нефти, нефтепровод и перерабатывающий завод. Вот все, что я знаю, а в другие дела меня не посвящают. Я же только по контракту выполняю для них рейсы. Больше ничего.
— Тогда могу ли я спросить вас кое о чем, мистер Мэллоу? — с улыбкой произнес Хафиз. — Почему, когда стал вопрос о новом месторождении нефти, вы так тесно сблизились с мисс О'Хара? Вы познакомились с ней в Стамбуле, а теперь и в Майами-Бич ни на шаг ее от себя не отпускаете? А потом, раз уж мы затронули эту тему, почему вы так поспешно увезли ее с ипподрома? Еще до приезда полиции? Не вы ли замешаны в том, что произошло с мистером Гонсалесом? Если и не вы его убили, то легко могли способствовать этому. Пусть вы не штатный сотрудник компании “Консолидейтед ойл”, но явно кровно заинтересованы в ее успехе, и в ваших интересах всячески ей способствовать.
Глава 13
Отключив зазвонивший будильник, который она купила еще в Люцерне, Кара поднялась с постели и прошла в ванную комнату. Было восемь утра. Позевывая, она через голову сняла с себя ночную рубашку и подумала, что с удовольствием поспала бы еще. Перед тем как лечь в кровать, она чувствовала себя очень уставшей и заснула, едва коснувшись головой подушки.
"Не успела красиво пожить и немного подзаработать, как за все это приходится платить”, — подумала девушка, включив в ванной душ. Вчера поздно ночью она настояла, чтобы Джек не поднимался к ней в номер, а ехал к себе. Так что при расставании они ограничились лишь прощальным поцелуем. После всех событий последних дней она могла уверенно утверждать, что жизнь ее не была монотонной.
Отрегулировав температуру, Кара сначала постояла под горячей водой, потом под холодной. Выйдя из-под душа, она почистила зубы, обмоталась большим банным полотенцем наподобие сари и прошла в спальню. Причесав перед туалетным столиком волосы, девушка наложила на лицо косметику.
Она была совершенно уверена в том, что мистер Хафиз, попытавшийся обвинить Мэллоу в причастности к убийству Родригеса, просто сошел с ума. Тогда, в мотеле, Джек сказал ей, что руководство “Консолидейтед ойл” косо смотрит, когда их пилоты оказываются вовлеченными в дела, напрямую их не касающиеся. Тем более в международные. Джек из-за нее уже засветился в полиции, где его расспрашивали по просьбе сотрудников ЦРУ. А ведь он так боится, что его отлучат от полетов, отберут лицензию на управление самолетом. И это все потому, что не хочет остаться без любимой работы. Тогда все его мечты на будущее рассыплются, словно карточный домик. У себя в Джорджии он уже надумал, чем будет заниматься, — опрыскивать поля ядохимикатами и удобрениями.
"Да, а что мы, собственно говоря, могли бы сообщить полиции, прибывшей на место убийства? — подумала Кара. — Джека в тот момент рядом не было, он ходил за хот-догами и пивом, я же слушала Родригеса не больше минуты, а когда повернулась, в него уже выстрелили. Кто это сделал, я не видела”.
Девушка перебрала в шкафу небольшой комплект верхней одежды, которую привезла с собой, выбрала платье в бело-синюю полоску с вырезом каре на шее. Оно не совсем подходило для работы в офисе, но до прибытия машины с ее остальными вещами ей пришлось остановиться на нем. А кого она в этом платье здесь на отдыхе могла шокировать? Да никого.
Кому какое дело, в чем она появится на работе? Здесь, в Майами-Бич, одеваются и более экстравагантно.
Надев через голову платье, Кара вышла на балкон. Океан и вид внизу были все такими же восхитительными. Даже в столь ранний час возле бассейна уже прохаживались заступившие на дежурство спасатели. Несколько любителей утреннего купания плавали, другие расположились возле бортика бассейна. Глядя на них, Кара твердо решила, что днем, закончив работу в офисе, после встречи с мистером Флетчером, если, конечно, его отыщет, она обязательно искупается в этом чудесном водоеме. У нее к старшему управляющему “Отель Интернэшнл” уже накопился ряд вопросов.
Еще немного полюбовавшись полной безмятежности картиной внизу, девушка открыла дверь своего номера и, выйдя в коридор, чуть было не поддела ногой лежавшую на полу пухлую воскресную газету. Это была еще одна из ненавязчивых услуг, бесплатно предлагаемых гостиницей.
Поначалу она даже не смогла сообразить, какой сегодня день. Так… Вчера была суббота, значит, сегодня наступило воскресенье.
Девушка быстро нагнулась, подобрала с пола газету и, вернувшись в номер, положила ее на столик в гостиной. “Похоже, что не только Хассан Хафиз сошел с ума, но и я тоже, — подумала Кара. — С того самого момента, как в мой офис в Стамбуле вошел Джек Мэллоу, я перестала задумываться над тем, что делаю”.
Тогда, в “Хилтоне”, пилот с улыбкой обратился к ней: “Простите, мисс. Вы могли бы напечатать для меня несколько писем?"
Напечатать всего несколько писем? Конечно, это для нее сущий пустяк!
Кара задумалась, лечь ей снова в постель или не стоит. Спать вроде бы не хотелось, к тому же она уже успела одеться. Девушка спустилась на лифте в вестибюль и прошла в основной зал ресторана.
В начале девятого, а точнее, в восемь двадцать две завтракающих было немного — заняты были только два столика, остальные пока оставались свободными. Метрдотель, чеканя шаг словно на военном параде, проводил Кару к столику у окна. Проходя мимо стола, за которым сидел священник, девушка машинально поздоровалась с ним:
— Доброе утро, святой отец.
— Доброе, доброе, дитя мое, — улыбнувшись, ответил ей отец Динант. — Сегодня действительно отличное утро! Приятного вам дня.
— И вам того же, святой отец.
От краткого обмена приветствиями с этим на вид добрым священнослужителем на душе у девушки сразу стало тепло и приятно. Одновременно она почувствовала и легкое угрызение совести. Кара давно уже намеревалась сходить в церковь и исповедаться. Собиралась, ничего не скрывая, рассказать все, что так мучило ее в последнее время. Перед алтарем, общаясь со Всевышним, она ничего бы не утаила. Даже изложила бы свои любовные истории с мистером Оливером и Джеком Мэллоу. А Джека Мэллоу она уже по-настоящему любила. Во всяком случае, ей так казалось.
Однако в ее жизни был один случай, о котором она предпочитала даже не вспоминать, не то что рассказывать кому-то. Даже на смертном одре. Кара имела в виду знакомство с тремя лейтенантами в Рабате и то, во что это знакомство вылилось. В том своем грехе девушка не призналась бы даже Богу. С нее было достаточно того, что она сама помнила о нем постоянно. На следующий день после группового секса, когда опьянение от араки прошло, Кара была настолько ошеломлена и подавлена, что не знала, на что ей решиться. Тогда она ощущала такой стыд, какой никогда в жизни еще не испытывала.
Метрдотель, отодвинувший для нее кресло, все еще держал руку на его спинке. Кара стала усаживаться и тут за столиком неподалеку от себя увидела мистера Флетчера. Извинившись перед метрдотелем, девушка подошла к управляющему и спросила, не может ли она с ним переговорить после завтрака.
— А почему не сейчас, дорогая? — спросил он ее, поднялся и, выдвигая для девушки кресло, представил ее своей миловидной супруге, сидевшей за тем же столиком: — Флора, это мисс Кара О'Хара, наша новая секретарь-машинистка, которая знает уйму языков. Кара, рад вам представить миссис Флетчер, мою супругу.
— Рада с вами познакомиться, Кара, — с улыбкой произнесла миссис Флетчер. — Могу с уверенностью сказать, что не каждая женщина решится сесть с вами за один стол. Ну-ну, не хмурьтесь, это я пошутила. Вы же не виноваты, что так молоды и обворожительны. Да, а мои годы уже прошли. Теперь мне, женщине, прожившей сорок лет с бывшим чечеточником, страшно смотреть на себя в зеркало, но я все еще надеюсь, что вот-вот позвонят с киностудии “MGM” и пригласят меня на съемки очередного ремейка “Клеопатры”.
— Жди, жди. Обязательно позвонят! — поддержал шутку жены мистер Флетчер.
Каре понравилась эта супружеская пара. С ними она почувствовала себя как дома, и чем дольше они беседовали, завтракая, тем больше они ей нравились. Правду ли говорил управляющий или нет, когда рассказывал ей о звонке от председателя совета директоров, якобы просившего предоставить новой секретарше очень дорогой номер, что само по себе необычно. Кара не знала. Во всяком случае, мистер Флетчер заверил ее, что это была не его инициатива, и действовал он согласно инструкциям, полученным из Вашингтона. По его словам, перед ее приездом все места в “Отель Интернэшнл” были заняты и только номер 623-й “А” пустовал. Так что ему, управляющему, ничего не оставалось, как поселить мисс О'Хара в этом номере.
«Скорее всего, так оно и было, — думала девушка. — Он же знал, что я всего лишь бедная секретарь-машинистка. Не мог же мистер Флетчер предоставить мне шикарный номер и помещение под офис, преследуя корыстные цели!»
— Почему вы так волнуетесь? — удивился управляющий. — За тем звонком из главной конторы в Вашингтоне последует еще один. Так почему бы вам и дальше не жить как принцесса? Если же окажется, что наш самый большой босс что-то напутал, это будет полный абзац.
— Абзац? — не поняв, что это означало, удивленно переспросила Кара.
— Он хотел сказать “полный аншлаг”, — пояснила миссис Флетчер и коснулась руки девушки. — Видите ли, дорогая, мы когда-то выступали с ним в песенно-танцевальном дуэте. И было это ох как давно. Знаете, вот уже сколько лет прошло, а он все еще не отказался от актерского жаргона. Нет, дух шоу-бизнеса мне из него никогда не выветрить! А может быть, именно этот дух и помогает ему так успешно управлять такой большой гостиницей.
По поводу наглого поведения пергидролевой девицы мистер Флетчер тоже дал свои объяснения. Конни Шварц, как сказал он, проработала в “Отель Интернэшнл” несколько лет, и никто ее увольнять не собирался.
Однако за последние несколько месяцев девушка резко изменилась к худшему — это проявлялось и в поведении, и манере одеваться, что для служащей такой респектабельной гостиницы, как “Отель Интернэшнл”, просто недопустимо. Она не только стала внешне похожей на уличную проститутку, но и начала дерзить самым выгодным для гостиницы постояльцам, когда те обращались к ней с просьбой выполнить для них машинописные работы. Поэтому еще перед тем, как пригласили Кару, он решил временно переселить Конни из офиса, в котором та работала, в помещение, где бы она была поменьше на виду у постояльцев отеля. До того времени, пока девушка не решит свои личные проблемы.
— А кроме того, Конни Шварц не владеет ни одним иностранным языком, — с улыбкой произнес мистер Флетчер. — Не понимаю, о чем думали, когда принимали ее на работу? А вот о вас, хоть вы только начали работать, я уже успел получить самые лестные отзывы. Гости говорят, что вы очень опытная секретарь-машинистка.