Глава 15

Солнце постепенно клонилось к закату, и по земле протянулись вечерние тени. Ольга не принесла ему поужинать, и Латуру пришлось довольствоваться тюремной баландой. Он с трудом прожевал жесткий, как подошва, кусок мяса, заедая его неизбежной безвкусной овсянкой. Потом заставил себя выпить жидкий, простывший кофе. Кусок не лез ему в горло, но он заставлял себя глотать, и не потому, что был голоден, а твердо намереваясь сохранить свои силы.

Может быть, еще придет время, когда они ему понадобятся.

Если его не обманывали предчувствия, с наступлением ночи толпа желающих расправиться с ним без суда и следствия начнет шнырять вокруг здания тюрьмы. А может, и не только шнырять.

Он давно уже понял: в том, что случилось с ним, время играло главенствующую роль. Кто бы ни желал его смерти, этот человек явно не мог ждать. Не сумев прикончить его, он сделает все, чтобы разделаться с ним чужими руками. И почему-то он так спешил, что даже не мог дождаться суда.

Дьявольщина, выругался про себя Латур. И сколько он ни ломал голову, так и не мог понять, что этот таинственный убийца выгадывал от его смерти. К тому же если он сам все это время ошибался в Ольге, то она вовсе не стремится выйти за кого-нибудь другого. Таким образом, из подозреваемых можно исключить и Джорджи.

Шериф Белуш и Том Муллен оказались вне подозрений. Если же он и встал поперек горла какому-то юному хулигану, так какая разница, когда он умрет?

Не считая наводнивших город репортеров и переносную телестудию, в остальном все шло как обычно. Так же ослепительно сияли неоном яркие вывески и гремела музыка, так же оживленно было на улице Лаффит. Соседние камеры одна за другой стали потихоньку заполняться первыми возмутителями общественного порядка. Шериф Белуш и его люди больше ничего не могли сделать. Пав жертвой порочного круга, который сами же и создали, они были уже бессильны что-либо изменить. И с этой самой минуты они совершали одну ошибку за другой.

Ни у одного из задержанных не нашлось для Латура ни единого доброго слова. Пьянчужки и скандалисты открыто презирали его, потому что в их глазах служитель закона, который говорит одно, а делает другое, не достоин ничего, кроме веревки на шею. А девицы по вызову и уличные шлюхи ненавидели его по совсем другой причине. Для них секс был тем, что открыто продается и покупается, но по доброй воле, а отнюдь не силой. И в насильниках они видели открытую угрозу своему бизнесу.

Брюнетка с длинной стрижкой “под пажа” и обрюзгшим лицом лучше всех выразила то, что они все чувствовали.

— Почему бы тебе было просто не заплатить десятку, а, парень? — презрительно спросила она, схватившись за прутья решетки. — И позабавился бы вдоволь! Девушкам вроде меня нужно лет десять, чтобы всему научиться, — деловито пояснила она. Судя по всему, материальная сторона волновала ее больше всего. — А потом появляется тип вроде тебя и получает все задарма! Черт тебя подери, если уж ты такой крутой, неужели во всем городе не нашлось ни единой девчонки, которая дала бы тебе в кредит?! Или, может, ты один из тех ублюдков, которые тащатся оттого, что кому-то больно? Был у меня один, который предложил мне полсотни, если я позволю себя отхлестать. Подонок, конечно, но, по крайней мере, честно предлагал заплатить.

Латур сделал вид, что не слышит.

Жаркая влажная ночь, как всегда в этих местах, рано спустилась на землю. В камере стало совсем темно. Около восьми Билл Дюкро впустил к нему Джина Эверта и запер за ним дверь.

Адвокат выглядел усталым и встревоженным. Латуру показалось, что Эверт избегает встречаться с ним взглядом.

— Извини, Энди. Весь день работал… все ломал себе голову, кому могло понадобиться втянуть тебя в эту историю. Поговорил, кажется, с каждым барменом в этом проклятом городе.

— И что?

— Пусто. Никто ничего не знает. — Усевшись рядом с Латуром, Эверт поставил на пол портфель и поднял на него глаза. — Судя по тому, что я от них услышал, для всех ты был словно прыщ на ровном месте, поскольку из кожи лез вон, чтобы закон воцарился там, где его отродясь не было. Но, уверен, ни один из них не решился бы зайти так далеко. А вообще, дела обстоят паршиво. Не хочу ничего от тебя скрывать, но похоже, они только и ждут сигнала, чтобы двинуться сюда.

— А что творится на улицах?

— Хочешь услышать честный ответ?

— Конечно.

— На улицах — не лучше, — коротко буркнул Эверт. — Собираются на всех углах, во всех барах. Послушать их, так это первая девушка, которую изнасиловали! — в сердцах выкрикнул Эверт, но тут же взял себя в руки. — А кроме того, они, похоже, уверены, что мы с тобой, как потомки самых старинных здешних семей, непременно должны сговориться, а стало быть, дело тут нечисто, — извиняющимся тоном добавил он.

— Ты же знаешь, что это не так.

— Я-то знаю, а вот они — нет. — Адвокат нервно хрустнул пальцами. — Боюсь, уж не совершил ли я ошибку, когда посоветовал тебе пока молчать! Не исключено, что было бы лучше, если бы ты сразу рассказал, как все случилось. Может статься, теперь нам вообще не представится такого шанса.

Ледяные пальцы страха скрутили Латуру желудок, и он почувствовал подступавшую дурноту. Горло мгновенно пересохло.

— Они не осмелятся.

Эверт решил быть честным до конца.

— Рад бы я сам в это верить, Энди. А тут еще заявление, которое миссис Лакоста сделала одному репортеру. — Он поморщился. — Только подлила масла в огонь! Судя по ее словам, такого негодяя, как ты, еще поискать. А какие подробности! Послушать ее, так для удовлетворения своей мерзкой похоти ты использовал каждый клочок ее тела, только что не уши!

Латура чуть было не стошнило.

Эверт сунул в рот сигарету.

— Но что самое скверное — так это то, что ее рассказ до мельчайших деталей совпадает с тем, что произошло раньше с другими девушками. Помнишь, которых изнасиловали почти два года назад? А это означает, что на суде на тебя могут повесить не только один этот случай, а все четыре! Вот ты, к примеру, сможешь вспомнить, где ты был пятнадцатого апреля и второго ноября прошлого года? Или шестого марта этого?

Латур покачал головой:

— Откуда? Можно подумать, я знал заранее, что мне понадобится алиби!

— Это верно.

— Пару минут назад заглянул Муллен. Сказал, что ты предложил им с Джеком съездить в Пончатулу.

— Так оно и есть. Пусть-ка порасспрашивают насчет прошлого этой девицы. Интересно, что у нее за репутация. А вообще, не исключено, что она сама или ее любовник пришили старика Лакосту, а потом решили повесить это на тебя.

— Глупости!

— Может быть. — Эверт заходил по камере. — Но нельзя же сидеть сложа руки! Сам знаешь, я неплохой адвокат. Но если все останется по-прежнему, это будет не суд, а обычный фарс! — Он принялся перечислять по пальцам: — Пожилой человек, можно сказать, в открытую признается, что не в состоянии удовлетворить молодую жену. Потом напивается в стельку, так что тебе приходится везти их обоих домой. Его супруга ничуть не скрывает, что, пока она переодевалась, ты случайно заглянул в комнату и увидел ее обнаженной.

Сердце Латура глухо заколотилось.

— От кого ты это слышал?

— Она сама рассказала об этом журналистам.

— А она, случайно, не добавила, что, можно сказать, в открытую предложила мне переспать с ней?! Что мы почти договорились наутро съездить на Гранд-Айл?

— В интервью об этом не было ни слова.

— Так оно и было. Можешь мне поверить.

— Интересно, если б это можно было как-то доказать. Не представляю только, как это сделать. А пока что мы можем только опираться на факты. — И Эверт принялся перечислять: — Через несколько часов после того, как ты привез ее и уехал, в два часа ночи, ее разбудил стук в дверь. Какой-то мужчина, которым, как она утверждает, был ты, попросил впустить его. Поскольку девушка спала голой, ей потребовалось время, чтобы одеться. Через мгновение стук повторился, и в эту минуту проснулся ее муж. Он ворвался в комнату и потребовал объяснить, что происходит. Прежде чем она успела ответить, дверь трейлера распахнулась и в темноте прогремели два выстрела. Затем убийца, предположительно ты, разорвал на ней рубашку, швырнул на пол и изнасиловал.

— Только это был не я.

— Я просто пытаюсь объяснить, как все это будет выглядеть в глазах суда. — Эверт перестал бегать взад-вперед, взад-вперед и прислонился к стене. — Представь, как это будет выглядеть, когда ее вызовут в суд для дачи показаний, — держу пари, что девчонка не замедлит выставить напоказ свои очаровательные грудки, похожие на спелые груши! И повторит слово в слово, что уже поведала репортерам, да еще в деталях! Только подумай, чем это обернется для тебя! Неужели не понимаешь?!

Латур с трудом проглотил вставший в горле комок.

— Боюсь, что не совсем.

Эверт снова забегал из угла в угол.

— А потом, учти, нам еще придется как-то разобраться с той историей, которую твой драгоценный шурин уже поведал всему городу.

— Что еще за история?

— Он уверяет, что вы с его сестрой не очень-то ладили в постели и поэтому постоянно ссорились. Это так?

Латур испытующе посмотрел на Эверта:

— Нет. Проблема вовсе не в этом, если хочешь знать.

— А тогда в чем?

— Все дело в деньгах. Мне всегда казалось, она презирает меня за то, что я не смог сдержать ни одного обещания из тех, что давал ей перед свадьбой. Но теперь мне все чаще приходит в голову, уж не ошибался ли я все эти годы? Я вообще, должен признаться, о многом сейчас начинаю серьезно задумываться.

— О чем же, к примеру?

— Знаешь, давай не будем об этом. По крайней мере, сейчас. Открыв портфель, адвокат принялся рыться в бумагах.

— Я тут кое о чем подумал, Энди. Мои услуги… словом, денег я с тебя не возьму. Забудь об этом. Знаю, что с тех пор, как выяснилось, что нефти на твоей земле нет, ты жил только на свое жалованье помощника шерифа. Но все же кое-какие расходы тебе предстоят.

— Что за расходы?

— Ну, во-первых, я считаю, следует привлечь к этому делу лучшее в Новом Орлеане детективное агентство.

— Для чего?…

— Пусть их люди поразнюхают в городе. Чем черт не шутит, может, набредут на какую-то ниточку, которая выведет нас на того негодяя, что хотел тебя пристрелить. Конечно, и Белуш и Муллен свое дело знают, но гениями сыска их не назовешь, верно? А если мы выясним, кто в тебя стрелял, у кого есть причины желать твоей смерти, то, может быть, сможем доказать и причастность этого человека к данному делу.

— Что ж, неплохо придумано.

Эверт взмахнул сигаретой. Красный тлеющий огонек описал в темноте широкую дугу.

— К несчастью, услуги хороших агентов стоят чертовски дорого. И, как твой друг, я просто не имею права втягивать тебя в такие расходы. Поэтому придумал, как тебе раздобыть немного наличных.

— И как это сделать?

Вытащив из портфеля кипу бумаг, адвокат аккуратно разложил их на кровати.

— Вот смотри, что пришло мне в голову. У тебя ведь есть дом и почти шестьсот сорок акров земли, верно?

— Не земли, а сухой грязи, если точнее.

— Я это учел. Однако сам участок расположен на редкость выгодно. Когда-нибудь наш Френч-Байю станет совсем другим городом. Ну а поскольку мы с тобой как-никак друзья, я решил сделать тебе одно предложение. Сколько тебе в последний раз предлагали за эту землю? Я хочу сказать, уже после того, как выяснилось, что нефтью там и не пахнет?

— Восемь тысяч.

Затушив сигарету, адвокат вытащил ручку.

— Ладно, так и быть. Может, это и рискованный шаг с моей стороны, но я готов дать тебе двадцать тысяч. Причем наличными. Этого вполне хватит, чтобы заплатить детективам, а если мы выиграем дело, тебе еще достанется неплохой куш. Вполне достаточный для того, чтобы бросить эту дурацкую службу и достойно содержать Ольгу, а самому в конце концов получить диплом юриста. А когда вернешься, я возьму тебя к себе в контору. Будем работать вместе до тех пор, пока не заведешь свою практику.

Предложение было на редкость щедрым. Латур почувствовал, как у него запершило в горле.

Все это так. Эверт — настоящий друг. Но с другой стороны, его земля — это все, что осталось от некогда огромных владений Латуров. Она переходила в их семье из поколения в поколение. И когда-то он мечтал передать эти земли своему сыну. Тому, кто будет после него носить имя Латуров. Тому, кто, может быть, сможет вернуть этому дому былое величие. Как об этом мечтал он сам. Даже сейчас, запертый в этой клетке, он продолжал упорно цепляться за свою мечту.

Эверт, видимо, не правильно понял, почему он молчит и колеблется.

— Боюсь, я просто не могу предложить тебе ничего больше, Энди.

— Я не о деньгах сейчас думаю, поверь. Спасибо, Джин. Поверь, я никогда этого не забуду. И не сердись, хорошо? Мне надо немного подумать.

Адвокат собрал бумаги и сунул ручку в портфель.

— Ладно, Энди. Только побыстрей думай. Увы, я знаю немало случаев, когда на электрический стул попадали ни в чем не повинные люди. И мне страшно представить, что твоя жизнь оборвется… — Эверт с трудом выдавил из себя улыбку, но она получилась кривой. — Погаснет, как окурок, утонувший в грязи.

На лбу у Латура выступили крупные капли пота.

— Да-а, и мне тоже будет жаль, — тихо сказал он.

Эверт стукнул в дверь, напоминая, что пришло время его выпустить.

— Обещай, что подумаешь об этом, хорошо? И дай мне ответ к утру.

— Ладно, Джин.

Латур проводил адвоката взглядом до самой двери, потом поднял с пола одну из докуренных до середины сигарет и задумчиво посмотрел на нее.

Ему казалось, он сходит с ума. То, что пришло сейчас в голову, было сущим безумием. Этого вообще не могло быть!

Но они жили в человеческих джунглях, а там было возможно все. И звери, которые их населяли, повиновались только своим, звериным законам: сильные пожирали слабых, а слабые — тех, кто был еще слабее.

Да, подумал Латур, за лакомый кусок звери, пусть они даже на двух ногах, перегрызут друг другу горло. А Ольга, надо честно признаться, была на редкость лакомым кусочком!

Он уже принялся было трясти решетку, собираясь потребовать, чтобы позвали шерифа Белуша. Но потом ему в голову пришла" еще одна интересная мысль, и Латур даже хмыкнул. А старик-то наверняка подумает, что он сошел с ума. Или спятил, или просто хватается за соломинку!…

Может, так оно и есть. Какие у него доказательства?! Да никаких! Ничего, кроме на редкость точного описания своеобразной формы женской груди. Да пары окурков, не считая, конечно, весьма щедрого предложения от старого, верного друга.

Но даже если выяснится, что его дикое предположение и есть истинная правда, все равно, к чему вдруг такая спешка? Кто бы ни пытался прикончить его, кто бы ни был этот негодяй, который повесил на него изнасилование и убийство, он спешил. Очень спешил!

И его не устраивало, чтобы Латур умер завтра или на следующей неделе. Он хотел, чтобы тот исчез немедленно, и чем быстрее, тем лучше. Сегодня. Может быть, даже вечером. Через два года после того, как он вернулся во Френч-Байю.

Но почему?!

Эту загадку еще предстояло разгадать.

Глава 16

Камеры одна за другой заполнялись пьянчужками и скандалистами, которых люди шерифа подбирали на улицах. Задержанных набивали как сельдей в бочки. И по мере того, как их становилось все больше, удушливый смрад все сильнее заполнял тесное помещение старой тюрьмы.

Такого на памяти Латура еще не случалось. Подумав, он решил, что на то могут быть только две причины. Либо шериф Белуш решил устроить для наехавших репортеров нечто вроде грандиозного шоу, либо просто решил перестраховаться, забрав с улицы самых отъявленных буянов.

Около девяти он сам зашел к Латуру. Старый шериф выглядел угрюмым и взволнованным.

— Не нравится мне все это, — проворчал он.

— Что именно?

— Да то, что творится в городе. Мои люди хватают каждого, кто только пошире раскроет рот, чтобы высказаться по поводу того, как следует поступить с тобой. Но не можем же мы засадить за решетку всех и каждого, верно? А атмосфера все накаляется. Похоже, за всем этим кто-то стоит. Мне известны по крайней мере двое из тех, кто постоянно ставит парням выпивку.

— И кто они?

— Один — Джордж Вилльер. А второй — твой шурин.

— Да вы шутите! К тому же у Джорджи сроду не водилось своих денег.

— Тогда, значит, он от кого-то их получает. Он охотно ставит выпивку всем и каждому, кто согласен его слушать. А сам рассказывает желающим о том, как вы то и дело ссорились с его сестрой, и утверждает, что вы, дескать, вот уж с год не жили как муж и жена.

— Но это не правда!

Белуш устало вытер вспотевшее лицо.

— Я помню, ты так вчера и сказал. Дескать, когда ты отправился к Лакосте, то был просто не в состоянии переспать с этой рыжеволосой красоткой.

— Так оно и было.

— Но Джорджи считает по-другому.

— Он хочет, чтобы меня вздернули!

— Почему? Зачем это ему?

— Скажем так — он был очень раздосадован, когда “Дельта ойл компани” объявила, что на моем участке нет ни капли нефти.

Белуш понимающе кивнул:

— Похоже, я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но мои ребята уже по горло сыты всем этим. Проклятье! Я даже начинаю жалеть, что послал Муллена и Джека в Пончатулу.

— Боитесь, что здесь начнется заварушка?

— Уверен, что так и будет. Я уже и раньше видел, как такое бывает. Еще пару часов дебоширы будут слоняться по городу, переходить из бара в бар, пить и кричать. А потом кое-кто, а может, двое или трое из тех, кто позадиристее, завопит, что, дескать, хватит болтать, пора переходить к делу. И уж тогда, будь уверен, хлопот окажется полон рот, иначе они заварят такую кашу, что и не расхлебаешь.

— А что репортеры?

— Эти шакалы только и надеются, что начнется заварушка. Тогда им, по крайней мере, будет о чем писать. — Шериф даже побагровел от возмущения. — Представляешь, притащили свою телестудию и поставили на лужайке как раз напротив тюрьмы! Боятся, как бы чего не упустить!

— Очень утешительно! Особенно если эти мерзавцы доберутся до меня!

— Мы с этим справимся. — Шериф вышел в коридор, даже не позаботившись запереть за собой дверь в камеру. — Мне просто хотелось, чтобы ты об этом знал.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Латур. — Да, вот еще о чем хотел вас спросить, шериф.

— Да?

— Скажите, Джин Эверт расспрашивал о чем-нибудь миссис Лакосту?

Белуш задумчиво покачал головой:

— Нет. Сдается мне, ее вообще никто не видел с тех пор, как она дала показания. То есть, конечно, кроме окружного прокурора, да и то лишь потому, что у него было официальное разрешение. Приказ доктора Уокера! А почему ты спрашиваешь?

— Есть одна мыслишка. Да, вот еще что: вы не знаете, кто берет пробы для “Дельта ойл”?

— Точно не помню, то ли Фельдман, то ли Фельтон, кажется, так.

— У него контора в городе?

— Да. На втором этаже “Бретон-Блок”. Но большую часть времени он проводит не в конторе, а на берегу, там, где буровые вышки. Но почему ты об этом спрашиваешь? Что у тебя на уме?

— На данный момент ничего, кроме одного: как выбраться из всей этой передряги, сохранив собственную шкуру.

Белуш, пожав плечами, направился к себе, оставив, по существу, открытой тяжелую металлическую дверь, которая вела к нему в контору.

Интересная мысль, подумал Латур. В его голове мало-помалу начинала складываться картина того, что произошло… Словно в мозаике, кусочки ложились каждый на свое место, но все это казалось настолько невероятным, что он не верил даже сам себе. Впрочем… впрочем, когда дело касалось женщин, всякое возможно, вспомнил он небезызвестную истину. Короли без сожаления расставались с тронами, банкиры грабили собственные банки, брат убивал брата… И все ради женщин.

Где-то вдалеке послышались голоса. Шум и гам в камерах стих, как по волшебству, будто задержанные, боясь привлечь к себе внимание, в страхе затаились.

Разъяренная толпа всегда непредсказуема. И никто не мог знать заранее, на кого обратится ее ярость.

Воздух в камерах, казалось, сгустился от ужаса. Цветной парнишка в дальнем углу молился, дрожа всем телом.

Тодд Келли, сжимая в руке винтовку, вышел из офиса и промчался по коридору к задней двери. Пробегая между открытой камерой Латура, он окинул его злобным взглядом:

— И все из-за тебя, гад! Из-за того, что не можешь держать свое хозяйство в штанах!

— Не делал я этого! — взмолился Латур. — Поверь!

— Начинаю верить. Такие вещи, как сейчас, не происходят сами собой, уж я-то знаю! Кто-то явно хочет убрать тебя с дороги!

Теперь и Латур слышал приближающиеся крики и шум во дворе тюрьмы. И тут же судорога страха сжала горло. Губы мгновенно пересохли. По спине пополз холодок, а сердце бешено заколотилось. Ему казалось, что он вот-вот задохнется.

Еще минута — и крики слышались уже со всех сторон. Тухлый помидор влетел в открытое окно камеры и со звучным шлепком врезался в стену. Тяжелые ботинки заколотили в заднюю дверь.

— А ну, откройте, — крикнул кто-то, — не то мы тут все разнесем!

Келли смачно сплюнул на пол табачную жижу.

— На твоем месте я бы хорошенько подумал, — громко ответил он. — У меня в руках автоматическая винтовка, парень! Держу пари, ты и ахнуть не успеешь, а будешь уже похож на дуршлаг своей маменьки!

Наступила тишина. Шум понемногу стих. Судя по всему, буяны, испугавшись угроз, решили ретироваться.

Вскарабкавшись на топчан, Латур подтянулся и выглянул наружу. Тюрьма была окружена толпой, большую часть которой составляли пьяные. У задней двери тюрьмы они сложили громадный костер, накидав туда кучу старых деревянных ящиков и картонных коробок, в которых заключенным привозили продукты. Обычно те, кто помогал при разгрузке, просто сваливали их у дверей. Мусор забирали раз в неделю, и нередко его скапливалась целая гора.

Большинство из этих людей, знал Латур, буровики, нефтяники, местные рыбаки со всех концов залива. Но кое-кого он видел впервые. И эти люди выглядели тут на редкость неуместно. Ему вдруг почему-то подумалось, что подобным типам место не во Френч-Байю, скорее их можно увидеть на Бурбон-стрит, где они чувствуют себя как дома, попивая абсент, или праздно шатаются по аллеям старого Французского квартала.

Все это выглядело на редкость подозрительно. Похоже, кто-то тщательно все продумал, ничего не желая оставлять на волю случая. И если бы, скажем, местные буяны вдруг дрогнули, то профессионалы, расставленные рукой заботливого режиссера в нужных местах, тут же позаботились бы о том, чтобы довести дело до конца.

Теперь уже ничто не удерживало Латура в камере. Грохот множества ног, колотивших в дверь тюрьмы, притягивал его словно магнитом. Оглядевшись по сторонам, Латур торопливо зашагал по коридору к офису шерифа. Грохот стоял такой, будто атакующие использовали в качестве тарана бревно или по меньшей мере кусок обсадной трубы, добытый из скважины. Судя по всему, подумал Латур, не пройдет и нескольких минут, как дверь будет сорвана с петель.

Шериф Белуш едва заметно кивнул ему, не удивившись его появлению, и продолжал торопливо крутить диск телефона.

— Началось немного раньше, чем я ожидал, — мрачно проворчал он. — И вдобавок какой-то сукин сын успел перерезать телефонный провод в самом здании.

Он окинул угрюмым взглядом своих людей. Билл Дюкро с револьвером в руке скорчился под одним из двух окон в офисе, за другим следил второй помощник — Де ла Ронда. Дюкро казался спокойным, но был настороже. Что же касается Де ла Ронды, то насчет его Латур не был так уверен. На лице его застыло какое-то странное выражение: казалось, он вот-вот расплачется. Впрочем, и остальные выглядели не лучше. Похоже, всем им вдруг страстно захотелось любой ценой вырваться из этой мышеловки.

Белуш сунул в рот одну из тех долларовых сигар, которые он так любил, и с наслаждением затянулся.

— Эх, все бы отдал, лишь бы Том с Джеком оказались сейчас с нами! — тоскливо протянул он и, оглядев свое воинство, с подчеркнутым сарказмом добавил: — Уж они-то не описались бы со страху, чуть только кому-то из местных идиотов пришла охота побарабанить в дверь! Да, ребята, если не считать Билла да Энди, все вы, оказывается, самые настоящие слабонервные плаксы!

Латура вдруг охватило пьянящее чувство гордости и любви к этому пожилому человеку. Как бы низко ни пал Белуш, в душе он оставался настоящим мужчиной. Шериф явно принадлежал еще к старой школе — тех стариков, которые свято верили, что тот, кто танцует, тот и платит за музыку.

Свирепо запыхтев сигарой, Белуш развел руками. Похоже, он что-то решил для себя.

— Ну что ж, ничего не поделаешь, — тихо сказал он, — придется мне самому. Дверь ведь долго не выдержит, сами понимаете. А когда они окажутся здесь, начнется такое, что и ад по сравнению с этим покажется курортом.

С побелевшим от ужаса лицом, усеянным крупными каплями пота, на него смотрел Де ла Ронда.

— А почему бы не подождать ребят из полиции штата, шериф?

Белуш с озабоченным видом проверил, легко ли вынимается из кобуры его пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой.

— Они могут подоспеть только к утру, сынок! Уж слишком быстро все началось, я думал, у нас в запасе не меньше часа. А когда схватился за телефон, было уже поздно. Так откуда, скажи на милость, в округе могут догадаться, что нам нужна помощь?!

Камень, пущенный кем-то из толпы, попал в одно из окон. Истерический рев и крики атакующих, присоединившись к грохоту тарана, слились в один угрожающий звук, подобный вою урагана:

— Ла-ту-ра!… Ла-ту-ра!… Ла-ту-ра!…

Шериф Белуш бросился к двери.

— А ну, убирайтесь отсюда! — рявкнул он. — Это говорю я, шериф Белуш, на случай, если кто-то меня не узнал! Отойдите от двери, ребята! Я сейчас выйду, и мы потолкуем.

Раздался еще один удар, и тут все смолкло.

Белуш с грохотом отпер дверь и вышел наружу. Остановившись на пороге, он обвел суровым взглядом толпу, и мужчины невольно попятились, будто расшалившиеся дети. Он шагнул вперед, и толпа с тихим шорохом отступила на шаг.

С последним ударом тарана, как по мановению волшебной палочки, стихли и крики. Воцарилось угрюмое молчание.

Белуш явно не торопился начать разговор.

— Вы меня, ребята, знаете, — начал он наконец. — Я здесь шерифом уже без малого тридцать лет. И за эти годы только некоторые из вас загремели в кутузку, верно? Я всегда старался каждому из вас дать хоть один шанс. Разве не справедливо, если сейчас вы ответите мне тем же?

Вслед за его словами наступила такая тишина, что было слышно только, как стреляют сосновые доски, когда ветерок ярче раздувал пламя, да потрескивают кинокамеры репортеров. Изредка где-то вдалеке раздавалось привычное “карамп” работающей помпы. Похожие на огромных пауков призрачные силуэты буровых вышек угрюмо темнели на фоне ночного неба.

Закончив свою речь, Белуш запыхтел сигарой. Однако через минуту, окутавшись клубами дыма, он продолжал:

— Совершены два тяжких преступления. Убийство и изнасилование. Подозреваемый в этом преступлении задержан, его доверили моему попечению… Вы понимаете, что это значит? Он должен находиться здесь, в тюрьме Френч-Байю, пока не будет назначен день суда. Что вас не устраивает, хотел бы я знать? Или в нашем городе уже перестали уважать закон?

Из толпы ничего не ответили.

Белуш окинул взглядом плотно стоящих людей:

— И как только будет назначен день суда, я лично доставлю туда подсудимого. Если суд решит, что именно он совершил то, в чем его обвиняют, если это он убил беспомощного старика и зверски надругался над молодой женщиной, то обещаю вам — негодяй понесет наказание в соответствии с законами нашего штата! А теперь скажу вам вот что: за все тридцать лет службы ни одной шайке крикунов не удавалось еще вырвать арестованного из моих рук, вы меня слышите? Не думаю, что это будет под силу и вам! — Белуш снова запыхтел сигарой с видимым удовлетворением. — Среди вас, парни, полным-полно тех, кого я всегда считал своими друзьями. И сейчас мне тоже хотелось бы уладить все по-хорошему. Так почему бы вам, ребята, тихо-мирно не разойтись по домам, а? Или завернуть в бар и пропустить по стаканчику? Ей-богу, пусть закон сам позаботится о Латуре!

Какое-то мгновение казалось, что толпа готова разойтись. Затем вдруг раздался чей-то голос. Латур не узнал кричавшего, голос был ему незнаком.

— Все это здорово, шериф, но тем, кто недавно приехал в Френч-Байю, отлично известно, как вы, старожилы, держитесь друг за друга. Разрази меня гром, если мы что-то имеем лично против вас. Вы славный парень, шериф. И вы нам по душе. Только вот сдается мне, этот ваш обвиняемый отделается самое большее парой месяцев в Анголе… Или его вообще оправдают.