Глава 6

Медленно тянулась жаркая ночь. С каждым часом духота становилась все более нестерпимой. Уныло и монотонно звенел в тишине одинокий комар, проникший в комнату сквозь щель в шторах, но, сколько Латур ни старался, так и не смог прихлопнуть надоедливое насекомое.

В безнадежной попытке выбросить из головы мысль 6 распростертом совсем рядом — только руку протяни! — соблазнительном теле жены он наконец принялся думать о Рите. И чем больше он размышлял о представившейся ему возможности завести роман на стороне, тем меньше ему нравилась эта идея.

Само собой, думал он, если бы он действительно захотел ее, то не вел бы себя как зеленый юнец. Он бы взял ее прямо там, на узком диванчике трейлера, или же на заднем сиденье машины, и к дьяволу храпевшего в двух шагах Лакосту!

Из того немногого, что он к тому времени знал о ней, и из того, что рассказала она сама, он мог бы догадаться, что рыжеволосая девчушка попала в нелегкий переплет. И она прекрасно понимала, что в тот вечер он оказал ей немалую услугу. Но то, что он чувствовал по отношению к ней, было не более чем физической тягой к красивой женщине. Любой на его месте мог бы дать ей то, чего она так страстно желала, в чем так отчаянно нуждалась. К тому же он сильно сомневался, что она и в самом деле сидит без гроша, как она говорила. Просто, скорее всего, как всякая здоровая женщина на ее месте, она страдает от отсутствия в своей жизни молодого, полноценного мужчины, и тут старый Лакоста вряд ли был способен ей помочь.

Латур вовсе не горел желанием обманывать себя. Удовольствие, которое он мог бы ей дать, скорее всего, было бы лишь мимолетным проблеском света в ее серой жизни. На самом деле Рите куда больше подошел бы какой-нибудь дюжий молодой рабочий из тех, что нанимались на нефтепромыслы, который мог бы удовлетворять ее аппетит ночь за ночью.

А если бы он думал только о том, как бы бескорыстно помочь ей, то наилучшим способом было бы отыскать возможность сделать ее независимой в финансовом отношении.

Она была молода. И чертовски привлекательна. Обладала восхитительным телом. Стоило лишь ей найти работу, ну хотя бы официанткой у мамаши Джо, и все бы изменилось, как по мановению волшебной палочки. Девочка явно неглупа, думал он. И месяца бы не прошло, как какой-нибудь рабочий, да хотя бы обычный старатель, возбужденный тем, что она не польстилась на его деньги, сам предложит заплатить за бракоразводный процесс, стоит ей лишь пообещать выйти за него замуж.

С другой стороны, думал Латур, он ей ничем не обязан. Обычная, почти незнакомая женщина. До той самой минуты, как он, привлеченный визгливыми воплями Лакосты, не подошел к фургону, он вообще не подозревал о ее существовании. Да, она была молоденькой и хорошенькой и с радостью отдалась бы ему, пожелай он только. И даже возможность провести с ней несколько часов на продавленном матрасе в каком-нибудь дешевом мотеле была бы приятнее, чем вот так лежать и мучиться неразделенным желанием.

Он повернулся на бок. И сразу понял, что это было ошибкой. Он оказался лицом к лицу с Ольгой. Стоило ему перевернуться, и тела их соприкоснулись. Латур дернулся, как от ожога.

— Ты не спишь? — спросила она.

— Нет, — признался он.

Он сделал было попытку отодвинуться на край постели и не смог. Коралловые соски, просвечивающие через тонкую ткань сорочки, тянули его словно магнитом. Он не мог отвести от них глаз. Под простыней угадывались соблазнительные округлости тела.

— И я не могу, — вздохнула она. И улыбнулась. — Не иначе как по той же самой причине.

Ольга всегда была на редкость практичной особой, подумал Латур.

— Может быть, хватит глупить?

Из груди у него вырвался стон, и Латур молча навалился на нее. Он ворвался в нее поспешно, даже грубо, сам стыдясь того, что капитулировал так быстро. Впрочем, он с самого начала был обречен на поражение и прекрасно это понимал.

Потом он двигался размеренно, не торопясь, медленными, ритмичными движениями, не как изголодавшийся мужчина, а как супруг, давно воспринимающий близость с женой как нечто привычное, само собой разумеющееся. Но настал момент, когда дремавшее до сих пор тело Ольги вдруг ожило. Долгая судорога пробежала по нему, и она прильнула к Латуру, страстная и нетерпеливая, как незадолго до этого он сам. Ее тело сжигал огонь неудержимого желания. Даже голос ее изменился. Забыв о привычной сдержанности, она хрипло вскрикивала и стонала, не замечая того, что порой с ее губ срываются замысловатые русские ругательства.

Обезумев от желания скорее достичь вершины наслаждения, Латур забыл обо всем и короткими, яростными толчками все глубже и глубже врывался в горячее, податливое тело. Они скатились с кровати, даже не почувствовав этого. Страсть закружила обоих в обжигающем вихре. И когда пик экстаза наступил для него, Латуру показалось, что они вместе оторвались от земли и бесконечно долго куда-то падали.

Потеряв от наслаждения голову, Ольга закричала. Это был пронзительный, жалобный крик, даже не крик, а полузадушенный вопль, стон раненого зверя. Задрожав, она вонзила ему в плечо свои мелкие, как у кошки, зубы и затихла. Латур перевел дыхание. Наконец в голове немного прояснилось, и он с удовлетворением почувствовал, как тело Ольги под ним заметно расслабилось.

Так они лежали еще долго, притихшие, истомленные, и, поглядывая украдкой на жену, Латур видел, как у нее в темноте, будто у сытой кошки, таинственным светом мерцают глаза. Казалось, она хочет что-то сказать. Или же ждет, что он что-то скажет.

Интересно, лениво подумал он, что она рассчитывает услышать? “Прости, пожалуйста”? Или “Этого больше никогда не случится”?

Будь он проклят, если скажет нечто подобное. В конце концов, не он это затеял, а она.

Ольга уперлась руками ему в грудь.

— Пусти! Жарко. — Теперь ее голос звучал почти так же, как всегда, ровно и невыразительно. Точно таким же тоном она могла бы попросить у него сигарету. — Я хочу встать. И не зажигай, пожалуйста, свет.

Латур отодвинулся и сел на постели. Потянув на себя простыню, он вытер пот со лба, промокнул влажную грудь. Ему вдруг послышалось, что из ванной доносится женский плач. Он прислушался… как будто Ольга… но с чего бы ей плакать? В конце концов, она может собой гордиться — в очередной раз доказала, что стоит ей только щелкнуть пальцами, чтобы ее раб пал к ее ногам.

Он отшвырнул прочь простыню. Ну что ж, по крайней мере одно теперь ясно: хорошенькой рыжеволосой женушке Лакосты придется поискать себе другого любовника. Надо отдать Ольге должное — уж ежели она за что берется, то делает это на совесть.

Он слышал, как жена вышла из ванной, и по донесшемуся до него шуму догадался, что она выдвинула один из ящиков шкафа. Через мгновение он услышал ее голос:

— Можешь включить свет, если хочешь.

Латур зажег стоявшую на ночном столике лампу. Даже если Ольга и плакала тайком от него, то вода уже смыла все следы слез. Сорочка, которую она сейчас натягивала через голову, была простенькой, из плотного, непрозрачного шелка. Если не считать упавших на лоб бледно-золотых прядей, она выглядела так, словно ничего не случилось.

— Надо оправить постель, — пробормотала она. Встав, Латур подошел к окну и выглянул. Еще стояла ночь. Облегчение, которое он испытал, увидев жену, растаяло, словно снег под яркими лучами солнца от звука ее невыразительного, тусклого голоса.

— Ты не ушиблась? — не поворачивая головы, поинтересовался он. — Ну… когда мы упали?

— Нет, — равнодушно ответила она. — Ничуть.

Латур не отрываясь смотрел в окно. В его нынешнем состоянии все вокруг: заросли кустов, темные силуэты деревьев на фоне угрюмого неба, даже безмятежная синева залива — все казалось ему подозрительным.

Но по какой-то ему самому неведомой причине, а может, просто потому, что спало так долго терзавшее его напряжение, ему вдруг представилась Рита. И она предстала перед ним такой, какой он увидел ее в последний раз: тоненькая фигурка, беспомощная и безмерно одинокая посреди открытой всем ветрам пустоши.

Теперь он гадал, правильно ли он поступил, когда привез ее домой, вернее, даже не домой, а в этот убогий трейлер, ставший ее временным жилищем. Может быть, было бы лучше засунуть Лакосту в одну из камер для таких, как он, а ее отвезти в какую-нибудь скромную гостиницу?

Но как ни крути, подумал Латур, тяга к женщине может любого сбить с пути истинного. Любой мужчина, даже и он сам, всего лишь животное, не более. А как же иначе? Для него не было тайной, что Ольга не любит его! И однако, стоило ему лишь коснуться ее тела, и зов плоти оказался сильнее. Он просто не мог не взять ее.

И мысли его потекли в другом направлении. Никак не меньше пятидесяти человек стали свидетелями той сцены, что разыгралась сегодня вечером перед баром “Тарпон”. Строго говоря, открыто расписавшись перед всеми в своей полной неспособности удовлетворить молодую жену и вслух усомнившись в ее верности, Лакоста, можно сказать, недвусмысленно дал понять всем и каждому в этом городе, что любой из молодых парней может попытать счастья с юной рыжеволосой красоткой.

"Ну и как она тебе?” — спросил тогда Джек Прингл.

Прингл нисколько не сомневался, что Латур неплохо провел с Ритой время. А возможно, так думал и любой мужчина из тех, что толпились возле трейлера, тем более когда все увидели, что он усаживал ее в свою машину.

Впрочем, признался он, большинство мужчин в Френч-Байю были славными ребятами. Да, они тяжко трудились от рассвета и до заката, и развлечения их были грубыми, но они всегда с готовностью платили за них. Само собой, было среди них и несколько отъявленных подонков, впрочем, как и в каждом городе.

За последние два года, что он прослужил помощником шерифа, Латур припомнил три случая криминального изнасилования. В одном из них пострадала молодая негритянка, в двух других — хорошенькие ученицы выпускного класса местной школы. К счастью, все девушки остались живы, хотя мерзавцы, напавшие на них, не ограничились одним лишь насилием. Все девушки были зверски избиты и подверглись немыслимым унижениям. Одна из них до сих пор находилась в психиатрической лечебнице.

Правда, признался себе Латур, надо было отдать должное шерифу и его людям: во всех подобных случаях и сам Белуш, и даже Том Муллен мгновенно превращались в строгих ревнителей закона.

Все они, от шерифа до последнего из его людей, работали тогда круглые сутки, забыв об отдыхе. Они сбились с ног, проверяя каждый след, даже самый незначительный. Камеры в местной тюрьме до отказа были забиты подозреваемыми. Любого, когда-либо замеченного в сексуальных домогательствах, немедленно доставляли в контору шерифа и его алиби на ту ночь, когда было совершено преступление, проверяли поминутно. И тем не менее насильника, а все были уверены, что это был один и тот же человек, так и не нашли. К несчастью, все три случая нападения произошли почти в полной темноте, а перепуганные насмерть девушки так и не смогли более или менее связно описать преступника.

Вдруг голос Ольги вернул его в настоящее.

— Куда это ты смотришь? — спросила она. Латур нехотя отвернулся от окна:

— Никуда. Так… в ночь.

Собрав со стула разбросанную одежду, он натянул ее на себя. Надо бы все-таки наведаться к трейлеру, подумал он, убедиться, что с Ритой все в порядке. Мертвецки пьяный Лакоста, храпевший в их крошечной спальне, вряд ли мог служить ей защитой. Немногие женщины могут дать отпор озверевшему подонку, который сам не сознает своей силы. Ольга накинула пеньюар.

— Собираешься снова выйти?

— Да.

— Так поздно?

— Мне тут кое-что пришло в голову.

Усевшись на постель, Латур принялся зашнуровывать ботинки, удивляясь про себя, как это он раньше не додумался до этого. Можно было бы разом убить двух зайцев. Трудно вообразить себе, чтобы тот, кто стрелял в него через прогалину возле дома Лакосты, вернется подобрать стреляные гильзы. Конечно, Латур знал, насколько жаден до денег был Прингл, но надо и отдать ему должное: этот парень был отличным экспертом по баллистике, прошедшим в ФБР хорошую школу. Если у него появятся гильзы, Прингл без всякого труда сможет установить марку и модель винтовки, из которой стреляли в Латура. И тогда круг подозреваемых значительно сузится.

Между тем Ольга задумчиво провела рукой по мягкой ткани пеньюара, разглаживая складки.

— Можно спросить, куда это ты собрался?

Латур привычно потянулся за шляпой и тут вспомнил, что оставил ее в гостиной.

— По делам.

Ольга раздраженно передернула плечами. Несколькими нетерпеливыми движениями взбив подушку, она что-то неразборчиво буркнула на своем родном языке и повернулась к стене, сделав вид, что собирается спать.

Латур задержался в дверях:

— Что это значит? Что ты сказала?

Она объяснила:

— В этой стране… я сдаюсь.

Латур закрыл за собой дверь спальни. Она сдается? И это после того, как обращалась она с ним все эти годы?

Джорджи уже выключил телевизор и перебрался в кабинет. Когда туда вошел Латур, юнец с недовольным видом разглядывал почти пустую бутылку виски.

Латур украдкой бросил взгляд на парня. Белокурый, как и его сестра, Джорджи был высоким и мускулистым, как профессиональный борец. Как он убивал все свое время и зачем вообще приехал в Штаты, до сих пор оставалось для Латура загадкой.

Наверное, пора вышвырнуть его из дома, угрюмо подумал он про себя.

Услышав его шаги, Джорджи обернулся.

— Виски почти на донышке, — обиженным тоном пробурчал он.

— Ну и допей, — кивнул Латур. — А еще лучше съезди купи еще парочку. — Он мельком взглянул на висевшую на стене винтовку. — Кстати, Джорджи, ты не брал сегодня мое ружье?

Джорджи одним махом опрокинул в себя то, что еще плескалось в бутылке.

— Честно говоря, брал. Отправился на болота, подстрелил парочку водяных, или, как вы их тут называете, мускусных крыс. — И с ребяческой обидой добавил: — Но я его потом вычистил!

— Я заметил. — Вытащив из ящика стола, где он держал снаряжение, коробку с патронами, Латур вышел из дому. Миновав открытую веранду, он подошел к своей машине.

Джорджи до сих пор казался ему наиболее вероятным кандидатом на роль человека, вознамерившегося отправить его на тот свет. Латур чувствовал, что шурин смертельно ненавидит его. Впрочем, надо отдать ему должное, Джорджи никогда особенно и не скрывал, что один вид Латура действует на него как красная тряпка на быка.

Да, подумал который раз помощник шерифа, Джорджи был бы просто счастлив собственными руками уложить его в могилу.

Глава 7

Латур заставил себя рассуждать логически. Само собой, если он умрет, у Ольги будут развязаны руки и она не преминет снова выйти замуж. И все же он временами думал, что Джорджи никак не мог быть тем человеком, который в него стрелял: тот, кто вчера скрывался в зарослях кустов за домом Лакосты, должен был превосходно знать окрестности Френч-Байю. И кроме того, он должен бы быть уверен, что на обратном пути с винокурни Тернера Латур непременно проедет мимо дома Лакосты. Следовательно, убийца должен знать, зачем его послали к Тернеру.

Латур оставил машину неподалеку от гостиницы “Отель плантаторов”, на соседней улице, и по застланной ковром лестнице поднялся на второй этаж. Как он и ожидал. Том Муллен был здесь. Закрывшись в номере, играл в покер по-крупному.

Игроки настолько погрузились в расчеты, что даже не удосужились поднять головы от карт, когда вошел Латур. Пришлось ждать, пока Муллен, не ожидавший, что ставки так взлетят, оторвался от игры. Воспользовавшись этим, Латур спросил, не могут ли они переговорить наедине.

Первый помощник шерифа поднялся из-за стола, отпихнув от себя стул. Конечно, поговорить можно было только в пустующей спальне — туда и направился Муллен.

— Что это у тебя на уме, Энди? — проворчал он и ткнул пальцем в стул. — Ну, садись и выкладывай.

Латур уселся и пристально взглянул на первого помощника шерифа.

— Мне бы хотелось узнать одну вещь. Вчера, когда я взял ордер и отправился к Тернеру, меня никто не спрашивал? Никто не интересовался, куда я поехал?

Муллен принялся раскуривать погасшую сигару:

— Если честно, не помню. У нас было дел по горло. А почему ты спрашиваешь?

— Да все гадаю, кому это понадобилось в меня стрелять.

Муллен нетерпеливо вздохнул:

— Ради всего святого, Энди, да выкини ты все это из головы! Ну, скажи на милость, а ты чего хотел? Нельзя же прижимать людей так, как ты, а потом надеяться, что они будут посылать тебе вслед благословения, а не пули?!

— О чем ты, Муллен? Я ведь просто делаю то, за что мне платят!

— Да, да, конечно, но зачем же так надрываться? Ну вот, возьми, к примеру, Ланта Тернера. Для чего я послал тебя к нему, как ты думаешь? Хотел, чтобы ты разжился парой лишних долларов. Я ведь тебе сказал тогда — тебе решать, что с ним делать, помнишь? Дал понять, что нужно только прикрыть его лавочку, верно? Или дело обстояло не так?

— Нет, ты прав, так.

— А ты что сделал? Поволок его в кутузку! Ну и что дальше? А дальше вот что, Энди. Только ты ушел, как появился один из молодых щелкоперов, которых полным-полно в офисе Джина Эверта. Один из тех, что он вывез из Нового Орлеана, чтобы переложить на них часть бумажной работы. И мигом вытащил Тернера. Потребовал освободить его под залог. Две сотни зеленых наличными — и Тернер на свободе. Да и Джин в накладе не остался, уж ты мне поверь — скорее всего, ему тоже перепало не меньше сотни. Вот так-то, парень! И десять против одного, что дельце это так и не дойдет до суда. Все выиграли, верно? Кроме тебя, простофиля! — Тут изборожденное морщинами, обветренное лицо Муллена неожиданно смягчилось. — Послушай меня, парень. Послушай старика, который собаку съел на этом деле. Притормози немного, слышишь? Полегче, помягче… вот и все. В конце концов, Френч-Байю — не единственный открытый город, верно? И не последний. Ну что, кумекаешь, о чем я толкую? Эх, молодость, молодость! Небось, презираешь старика?

Латур молча уставился в пол.

— О'кей, — вздохнул Муллен. — Не стану водить тебя за нос. Да, да, мы с шерифом Белушем — просто пара грязных старых мошенников. Мы увязли по самые уши. Конечно, когда-нибудь этому придет конец. Но пока что мы с ним намерены выдоить из этого городишки сколько можно. Хочешь знать, почему? Вот уже давно мы с ним чувствуем, как это приближается. Белуш отслужил почти тридцать лет, я — двадцать пять, и все эти годы мы с ним честно пытались навести хоть какой-то порядок в этом вонючем болоте под названием Френч-Байю, Ей-ей, с аллигаторами и то легче! Мы каждый день рисковали головой, работали как проклятые, а платили нам не больше, чем обычным поденщикам. Ты говорил, что был в Корее, парень, верно? Так вот, ты уж мне поверь — уцелеть здесь так же непросто, как и там. Любой подонок может всадить в тебя пулю — ты и глазом моргнуть не успеешь. Поверь, я знаю, о чем говорю, — знаешь, сколько раз стреляли в меня самого?

— Но ведь это было давно!

— Ну, не так уж давно. Сколько тебе лет, Энди? Двадцать семь, угадал?

— Двадцать восемь.

— А мне пятьдесят. И большую часть этих лет я провел, стараясь, чтобы у меня не поехала крыша от вечных воплей ночных жаб да жалобного воя ветра. Впрочем, чего скрывать, я уже давно привык ко всему этому. Мне нравится испытывать возбуждение. Мне нравится, когда у меня в карманах похрустывают новенькие доллары. Да, у нас открытый город, так что с того? Кому от этого плохо? Ты когда-нибудь видел, чтобы я или старик взяли деньги от толкача наркотиков?

— Никогда.

— Что у нас в городе делают с убийцами?

— Отправляют за решетку.

— А что случилось с тем негодяем, который пару лет назад пытался насильно овладеть девушкой?

— Вы со стариком и остальными ребятами раскрутили это дело.

— Верно. А теперь взгляни на все это по-другому. Порок, на который мы тут закрываем глаза, стар как мир. Человеческую натуру переделать нельзя. Мужчины испокон веков стремились переспать с женщинами, предпочтительно не с законными женами, и было это задолго до того, как Моисей, смешав солому с болотным илом, вылепил первый кирпич. Римские солдаты играли в кости у подножия Святого Распятия. А первое, что сделал человек после того, как сбросил с себя шкуру, — это принялся ломать себе голову, как превратить… ну, не знаю, что они тогда пили!., в то самое пойло, которое всегда можно налить в фляжку и сделать под шумок глоток-другой, чтобы жизнь не казалась такой мрачной. В конце концов, мы не делаем ничего такого, что бы не делали до нас сотни раз в любом другом городе или деревне в этой проклятой стране. Разница только в том, что здесь мы делаем это открыто. Так что успокойся, малыш. Поутихни немного. Заработай немножко деньжат для себя и своей хорошенькой жены. Держу пари, бедняжка заслуживает лучшей доли! — Мул-лен тяжело поднялся с постели. — Не знаю, что тебя гложет, паренек. Конечно, твоя семейная жизнь — не мое собачье дело. Но с того самого дня, как ты вернулся домой, вернулся только для того, чтобы узнать, что на твоем проклятом участке нет ни капли нефти, ты как будто только и ищешь повода, чтобы ввязаться в драку.