Это был листок с монограммой Миллета. Наискосок рукой Миллета было написано: "Шерри и я улетели в Лас-Вегас, чтобы пожениться. Огонь в камине пусть продолжает гореть. Вернусь через два или три дня. Во всяком случае, надеюсь. Стив". Я вернул Глэду письмо.
– Мне очень жаль, Пол, но, честно говоря, брачные грешки Миллета меня не интересуют. Ну совсем ни капельки.
– Меня тоже не интересуют, – сознался он. – Зато меня интересуют мои деньги. Деньги, которые мне задолжали. – Его наманикюренные пальцы забарабанили по поверхности письменного стола. Коренастая горилла глубоко вздохнула. Фрэнк с непонятной надеждой посмотрел в мою сторону. – Я хочу действовать наверняка, – продолжал Глэд. – Я хочу быть уверенным, что студия продлит контракт с Миллетом. – Он рассмеялся. Смех его оказался еще более холодным, чем ухмылка. – Моя мягкость позволила Миллету продолжать игру до пятидесяти тысяч.
Пол был таким же мягким, как железобетон. Он снова кашлянул.
– И я хочу получить свои деньги.
– Если бы мне кто-нибудь задолжал пятьдесят тысяч, я бы тоже хотел получить их обратно. Но почему вы обращаетесь ко мне?
– Потому что это вы на побегушках у "Консолидейтед Пикчерз". И если ваши нерадивые мальчики и девочки испачкают себе штанишки, вы обязаны посоветовать им, как вести себя дальше. – Он сжатым кулаком стукнул по крышке письменного стола. – Итак, выкладывайте! Зачем вам звонил Миллет сегодня ночью?
Я взглянул сперва на Глэда, потом на его обезьян. То, чего он добивается от меня, будет в самом скором времени напечатано в газетах. Правда, у меня всегда аллергия к людям, которые хотят надавить на меня, к чему-нибудь принудить. Тем не менее я ответил:
– Ну, хорошо. Почему бы мне вам этого не сказать. – И рассказал ему всю историю, включая даже залог, выплаченный Миллетом.
У Глэда явно полегчало на сердце.
– Так вот в чем дело! Он задавил женщину в дождь. Но ведь такое может случиться даже с трезвым!
– Однако Стив не был трезвым.
– Ну и что? Судя по вашему рассказу, легавые не смогут этого выяснить. А после всего того, что он сделал для студии, она ему не откажет в продлении контракта из-за такой мелочи.
Я предоставил ему мечтать сколько его душе угодно.
Глэд повторил:
– Так вот, значит, в чем дело... – Он направился к двери, но потом обернулся. – Мне жаль, что все так случилось, Джонни. Я имею в виду утреннюю сцену. Действительно жалею.
Я лишь рассмеялся в ответ. Глэд пожал плечами и открыл дверь. Обе его гориллы последовали за ним. Фрэнк на какое-то мгновение остановился в дверях и посмотрел на меня. Потом сжал руку в кулак и с силой стукнул по косяку двери. Этот выпад не произвел на меня никакого впечатления.
В корреспонденции не было ничего важного. Я лишь отделил рекламные проспекты от счетов. После этого снова позвонил в полицию. Эл Кинли был еще там и сразу начал жаловаться, что я мешаю ему подремать.
– Есть новости? – поинтересовался я.
– Мои люди все еще ищут, но по-прежнему без успеха. В начале я думал, что у Миллета дела плохи, но теперь начинаю думать, что он все это выдумал. Мои люди поищут еще часок, а потом я отправлюсь спать. Сколько Миллет выпил, Джонни?
– Меня рядом с ним не было, – ответил я уклончиво.
Кинли едко высказался по поводу бывших работников полиции, которые продались киностудии.
– Такое может случиться только у вас! – парировал я и повесил трубку.
После этого сделал то, что давно уже должен был сделать. Я позвонил Питу Фланнери, работавшему в отделе по розыску пропавших. Он буквально оглушил меня своим зычным голосом. Я четко представил его себе, словно он сидел по другую сторону моего письменного стола, – коренастый, с непроницаемым лицом, активный, держа в кулаке телефонную трубку, словно это не телефон, а меч. В полиции он работает уже восемнадцать лет.
– Да, да, – пролаял он в трубку. – Вот у меня три заявления о пропавших без вести. И все – женщины.
После этого он дал мне их имена и адреса. Первую звали миссис Грейс, и она жила в Алмеде. Потом шла Бессон Смап с Гарвардского бульвара. Третьей пропавшей была Лаура Джин Джонс. Жила она в Северном Голливуде. Дал мне Фланнери и описания этих женщин.
– Вы не знаете, был ли у кого-нибудь черно-белый терьер? – осведомился я.
– Об этом надо спрашивать в обществе по охране животных. А у нас здесь отдел, занимающийся пропавшими без вести.
Сперва я зашел к миссис Грейс. Дверь открыла брюнетка не первой свежести. У нее был маленький рот и большие синяки под глазами. Халат лишь слегка прикрывал ее округлости.
– Я пришел по поводу миссис Грейс, – сказал я.
Она кивнула.
– Вы из полиции? А я и есть миссис Грейс, и все дело глупо и абсурдно.
Я выжидательно посмотрел на нее и промолчал.
Она открыла дверь пошире.
– Еще никогда ни один человек не делал так много глупостей.
– О ком это вы?
– Разумеется, о своем муже, – Она теребила пояс короткого халатика. – Теперь понимаете?
– Нет, – сознался я.
Французская булавка, на которой держались полы, раскрылась, и миссис Грейс не слишком торопливо старалась снова ее застегнуть.
– Этот глупец подал заявление в полицию только потому, что я из-за дождя не вернулась вечером домой. – В своем возмущении она сделала шаг в мою сторону, обнажив при этом хорошую ногу. Хотя она и заметила это, но ничего не предприняла, чтобы запахнуть халатик.
– Значит, во всем виноват дождь, – догадался я. – Ну, конечно, разумеется!
– Да, дождь, – ответила она. – Я вынуждена была целую ночь провести у подруги. А он сразу помчался в полицию. Но ведь я все время была только у своей подруги. Можете ее спросить.
– Леди, – откровенно ухмыльнулся я. – Меня не нужно в чем-либо убеждать. Я ведь не ваш супруг.
Она хотела было рассердиться, но потом внезапно улыбнулась.
– Да, вы действительно не мой супруг. И у вас такой вид, что, по-моему, вы не откажетесь от чашечки кофе.
– Нет, спасибо. Что бы сказала моя жена, если бы я ей заявил, будто провел целый день у подруги?
Мы оба рассмеялись. Миссис Грейс все еще стояла в дверях, когда я уже садился в машину. Возможно, она рассказала мне чистую правду. Но меня это не интересовало. Я убедился, что она не была той женщиной, которую Стив Миллет катапультировал своей спортивной машиной в канал Сепульведы.
Бесси Смап все еще не нашлась.
– Я – ее мать, – сказала женщина, открывая мне дверь. Волосы у нее были жирные, и грязь налипла на плечах и локтях. Изо рта с гнилыми зубами сильно воняло. – И я даже не хотела бы говорить о ней. – Эти слова оказались предисловием к тому, о чем она якобы не хотела говорить. – Она пропадает не первый раз. Ничего не стоит эта девка. Ведет себя все так же, после того как я поймала ее с одним студентом на куче грязного белья. Но она вернется, и уж тогда я научу ее хорошим манерам.
– У Бесси есть собачка? – прервал я это словоизвержение.
– Нет, – хрюкнула мамаша. – И никогда не имела. Она ненавидит собак. Я, кстати, тоже. Эти животные приводят в беспорядок весь лом. Но я повторяю вам: когда она вернется домой...
Я повернулся и отправился в обратный путь. Вполне возможно, что Бесси Смап уже встал поперек глотки ее отчий дом, и поэтому она редко в нем показывалась. Если она и остаток своей жизни проведет с разными парнями, то, возможно, это будет даже лучше, чем влачить жизнь с такой мамашей.
Оставалась Лаура Джин Джонс. Фланнери дал номер ее телефона, и я позвонил из ближайшего автомата, но трубку никто не поднял.
Словно повинуясь внезапному озарению, я проехал по бульвару Сансет в сторону Сепульведы и остановился у канала.
Глава 5
У берега стояли три полицейские машины и еще с два десятка автомобилей, принадлежавших любопытным. На некотором отдалении за рулем машины шерифа сидел молодой полицейский, судя по всему, в плохом настроении. Я остановился поблизости и подошел к нему.
У водителя был веснушчатый нос и ясные глаза голубого цвета. Слова из него вылетали с чавканьем, вызванным жевательной резинкой.
– Мы считаем, что тело девушки в канале. Ребята ищут ее с утра. – Он снова зачавкал жвачкой. – Но, возможно, они ее не найдут, пока не спадет вода. А это случится не скоро. Не исключено, что дождь будет опять лить всю ночь. – Шофер подмигнул мне, как бы показывая, что он в курсе всех дел. – А может, никакой девчонки в канале и нет. Ведь эти артисты готовы на все, лишь бы обратить на себя внимание.
Тут я был с ним целиком согласен.
– Разумеется, вы должны со мной согласиться. – Он показал на дневную газету. У меня еще газеты не было, поскольку я в спешке даже не вспомнил, что надо бы купить ее. – И вот это доказывает, что я прав. Старый хрыч Миллет вдруг женится на такой молоденькой.
На первой странице газеты я увидел большую фотографию Стива Мил-лета и рыжеволосой малышки. Как явствовало из текста, звали ее Шерри Гембл, которую – писала газета – ждет впереди блестящая артистическая карьера. Тем не менее не было названо ни одной ленты, где она сыграла хотя бы малюсенькую роль. Мне стало жаль ее.
Фотографию Миллета и Шерри обрамляло нечто вроде венка, в который были вплетены мелкие фотографии бывших жен Стива. Была здесь и Джоан Уорнер. И каждая из них была удивительно хороша.
Я резко свернул газету.
– Эй, эй! – крикнул шофер. – Ведь это моя газета! А вы ее всю смяли.
Я извинился и дал ему пять центов на новую. Деньги он взял, но начал разглаживать старую.
– Нет, взгляните на него. А потом на девчонку. Хорошенькая, правда? И что такая девчушка находит в Миллете? Если бы одна из моих сестер – а у меня их три – привела к нам такую лакированную обезьяну, я бы ее быстро отделал за милую душу.
Я снова попросил у него газету и прочитал текст до конца. Из вежливости по отношению к киностудии, которая анонсировала новый фильм, о несчастном случае было сказано всего несколько строк.
Тем не менее, место происшествия было указано. И сообщалось, что Миллет во время проливного дождя кого-то задавил. Так, во всяком случае, показал сам Миллет. В статье подчеркивалось, что пока его предположения не подтвердились, хотя он и заявил о случившемся в полицию. О черно-белом терьере не было упомянуто.
Не нашел я и намека на то, где именно фотографировали невесту и откуда репортеры узнали о новом браке Стива Миллета.
Молодой шофер, по-моему, не мог глаз оторвать от фотографии Шерри.
– Вот это девочка! Как раз в моем вкусе. И почему только я не встретил ее?
– Потому что вы еще не завоевали репутации великого любимца и любовника, – объяснил я. – Потому что Миллет зарабатывает в неделю столько же, сколько вы в год. И потому что вас не зовут Стивом Миллетом.
– Шерри! – вздохнул он. – Одно имя наводит на приятные мысли. Представляете?
– Да, – кивнул я. – Представляю.
Я оставил его сидеть в машине и отправился к ближайшему дому. В добрые старые времена он, должно быть, был белого цвета. Сейчас же это совершенно запущенное строение мрачно стояло среди деревьев, с которых капала вода. Дом был трехэтажным и имел форму квадрата. Четыре изъеденных червями ступени вели на кривую веранду.
Я обернулся и взглянул на канал. Картина действительно полностью соответствовала той, которую живописал репортер: полиция ищет в воде упавшую туда машину или труп, и две маленькие лодочки, словно пробки, танцуют на воде.
Дом стоял на небольшом возвышении. Я поднялся на холм, преодолел ступени рахитичной лестницы и постучал.
Верхняя половина двери была застеклена, но стекло было разбито и заклеено лентами лейкопластыря. С внутренней стороны его висела коричневая занавеска. Когда я постучал второй раз, занавеска отошла в сторону, и дверь открыла женщина лет пятидесяти, седоволосая, с губами тоже какого-то серого цвета.
– Что вы хотите?
Я немного покривил душой, сказав, полиция.
Она позволила мне войти и повторила:
– Итак, что вы хотите?
На ней было домашнее платье, и она носила слуховой аппарат. Белый провод тянулся из уха по шее и исчезал в складках одежды. Батарейку она, видимо, прикрепила к лямке. Сейчас она усилила звук, чтобы лучше меня слышать.
– Вы из полиции?
Прежде чем я успел солгать вторично, на участок въехал какой-то древний "бьюик", он проехал по газонам и со скрипом остановился перед лестницей.
Из машины вышли двое. Один из них, немного постарше женщины, грубосколоченный, был в чистой хлопчатобумажной рубашке и в голубых рабочих штанах. Другому было не более 22 – 23 лет.
– Что вы собираетесь нам продать? – спросил юноша.
Женщина усилила мощность своего слухового аппарата.
– Этот человек из полиции. Из уголовной полиции. – Она представила мне приехавших. – Мой супруг и мой сын.
Молодой человек внес бумажный пакет с продуктами в дом. Его отец остановился рядом со мной и взглянул в сторону канала.
– Вы уже второй, – наконец сказал он.
– А кто был первый? – спросил я.
– Он не назвал нам своего имени, – ответила женщина. И с готовностью добавила: – Но на нем была форма.
Я заметил, что это несущественные детали.
Слуховой аппарат был уже поставлен на такую мощность, что издавал какой-то свистящий звук.
– Что вы сказали?
– Вы не слышали сегодня утром рано крик? – поинтересовался я.
Она кивнула:
– Слышала. Даже два раза. И я уже сказала об этом первому полицейскому.
– Два раза?
– Да, да. Они последовали с промежутком приблизительно тридцать секунд.
– Прикрой свой аппарат, – сказал ей супруг. – Ты, как всегда, поставила его слишком сильно.
Женщина сунула руку в разрез своего платья, после чего свист прекратился.
– Когда это было?
– Приблизительно без четверти четыре.
– И вы уверены, что слышали два крика?
– Уверена. И это наверняка кричали от страха или от боли.
– Но вы ничего не видели?
– Нет. Шел слишком сильный дождь. Я могла видеть всего на несколько ярдов.
– Эти крики вас разбудили?
Она покачала головой.
– Я готовила ужин.
– Без четверти четыре утра?
– Наш мальчик работает посменно на заводе Дугласа, – объяснил ее супруг. – И прежде чем лечь спать, он всегда хочет что-нибудь перекусить. Вот и мы должны подлаживаться под него.
– Вы тоже слышали крики?
– Нет. Я не слышал. Я заснул у приемника, и Тедди разбудила меня только после того, как услышала крики. Я надел ботинки и плащ, чтобы пойти посмотреть, что произошло. Но я ничего не смог обнаружить.
Я поинтересовался, как их зовут.
– Докерти, – сказал мужчина. – Чарли и Тедди Докерти. А нашего сына зовут Льюис.
Я поблагодарил их за информацию и вернулся к машине. Если я не ошибался, в миле отсюда, на шоссе, находился ресторан, который работал всю ночь.
И не ошибся. Мы с Салли несколько раз обедали здесь. Ресторан назывался "Кукушка", был построен в форме швейцарских часов, и каждый раз, как кельнер проходил к двери, большая стрелка циферблата, расположенного на крыше, продвигалась на пару дюймов.
Перед рестораном стояли три машины: две – на площадке, где ставили свои машины служащие, и одна – в стороне – это был старый "студебеккер".
Я оставил свою машину и вошел в ресторан. От бармена – высокого, розовощекого парня за стойкой, пахло фрикадельками. На брюхе у него был повязан передник, а на лице играла ухмылка. Я спросил его, могу ли поговорить с ночным официантом.
– Нет, – ответил он. – Все работавшие ночную смену уже ушли.
Две девушки сидели на высоких табуретах и помогали друг другу полировать свои ногти. Я поинтересовался, не их ли это "студебеккер".
Бармен покачал головой.
– Нет, они работают здесь. А машина уже находилась там, когда я заступил на смену. А почему вы интересуетесь? Вы что, из полиции? Стибрили какую-нибудь машину?
Я вышел на улицу и осмотрел "студебеккер". Это была коричневая машина в приличном состоянии. Водительские права, опознавательную карточку я, конечно, не обнаружил в ящике водителя. Я нашел пудреницу, пару дамских перчаток, приблизительно пятого размера, несколько заколок для волос, пустую коробочку из-под пралине и темные очки.
Брать эти вещи не было никакого смысла. Какое-то время я еще посидел в машине и поразмышлял. Не успел я все еще раз продумать, как на площадку выскочил желтый кабриолет и круто развернулся, отчего гравий брызнул во все стороны. Он остановился рядом со "студебеккером".
– Хэлло, Джонни!
Я увидел Джоан Уорнер. Ее светлые волосы были растрепаны ветром – она ехала с опущенной крышей. И в такую погоду!
Я вылез из машины и подошел к ней.
– Что ты здесь делаешь?
– Ищу тебя.
– И как же тебе удалось меня разыскать?
Джоан улыбнулась, показав при этом белоснежные зубы.
– Пришлось потрудиться. Но ведь я всегда была хорошим следопытом.
Глава 6
Это мне не понравилось. По непонятной для меня причине Джоан следила за мной. Это на нее не было похоже. За вновь вспыхнувшим интересом к моей персоне скрывалось что-то другое, и никак не секс.
Поверх белой блузки она надела коричневую кожаную куртку. Блузка имела слишком глубокий вырез. Юбка была тоже кожаная – тонкая, узкая, дорогая и короткая, отчего ноги ее высоко обнажались. Есть очень мало женщин, которые даже после поездки под дождем выглядят бодро и привлекательно, и Джоан была одной из них.
Она снова улыбнулась.
– Ну, какой комплимент я могу ожидать?
– Не простуди ноги, – сказал я, опираясь ладонью на дверцу ее машины.
– У меня очень горячая кровь, – нанесла она ответный удар. Ее ладонь тут же легла на мою, но я без всяких комментариев вытянул свою руку.
Джоан хмуро посмотрела на меня.
– Ты на меня сердишься, Джонни, не так ли?
Я сунул руку в карман пальто: мне до сих пор казалось, будто я чувствую ее мягкую нежную кожу. А потом я вдруг вспомнил о фотографии Джоан в газете, рядом со свадебным портретом Стива Миллета. И ее фото тоже красовалось в обрамлении красоток, которые когда-то были настолько глупы, чтобы стать мадам Миллет.
– Скорее удивлен, – ответил я.
– Чем?
– Как ты умудрилась найти меня здесь?
– Просто проезжала мимо и увидела тебя.
Это была ложь, которую я прочел в ее глазах.
– Придумай что-нибудь другое.
Она пожала плечами.
– Ну, хорошо. Я солгала. Я ехала следом за тобой.
– Зачем?
– Мне надо поговорить с тобой, Джонни. По важному делу.
– Что ж, выкладывай. Я слушаю.
Мотор ее машины еще урчал. Джоан выключила его и провела рукой по лбу, убирая мокрые волосы.
– Временами ты бываешь просто невыносимым, Джонни Слэгл!
– Хорошо, начнем сначала. Что тебе нужно от меня?
– Поговорить с тобой, Джонни.
– Ты уже это делаешь.
– Я не такой разговор имею в виду. Я должна поговорить с тобой наедине.
Ее глаза недовольно сверкнули. Обычно ей достаточно щелкнуть пальцами, чтобы ее очередной фаворит прыгал через обруч. Правда, я совсем не был уверен, что в данный момент являюсь ее фаворитом. Разумеется, Джоан и я остались хорошими товарищами, после того как наша связь прекратилась.
– Говори же, наконец, разумно, Джоан, – сказал я. – Что случилось? И что это за важное дело, которое заставило тебя в дождь ехать вслед за мной?
Она смахнула капельку с верхней губы.
– Я тебе когда-нибудь лгала, Джонни?
– Нет, – сознался я, – такого у нас не было.
Она нагнулась вперед, и я смог заглянуть в ее вырез.
– Тогда поверь мне и на этот раз, Джонни. Я знаю кое-что, о чем и тебе полезно знать. Но здесь я тебе не могу этого сказать. А если ты приедешь ко мне домой, то мы с тобой выпьем по рюмочке, и я все тебе расскажу.
– Это действительно важно?
– Очень! – В голосе Джоан появились недовольные нотки. – Неужели так страшно навестить меня?
– Нет, не страшно.
– Тогда сделай это ради меня, Джонни! Хорошо?
Я посмотрел на Джоан. Она все еще была хороша, и казалось даже, что мокрые волосы ее красят. Она была красивее Салли, и это говорило о многом. Видимо, неправы утверждающие, будто образ жизни женщины написан на ее лице. Джоан была свеженькой и выглядела совсем как девочка. Но губы ее частенько складывались, выдавая жестокость, а блеск глаз подтверждал, что ты имеешь дело с опытной женщиной, прожившей достаточное количество лет, в которых уместились и бесчисленные рюмки, и множество мужчин.
– Но ведь это все было так давно, Джонни, – она словно угадала мои мысли.
Если бы я знал, что делать. Действовала ли она по собственному побуждению или по приказу со стороны? Разумеется, я не собирался совать голову в петлю. Или делать то, что могло бы оскорбить Салли. Она уже и без того достаточно натерпелась.
– Почему ты преследуешь меня, Джоан?
Она посмотрела на меня темными терпеливыми глазами. Какое-то время она молчала, а кончики ее пальцев нервно скользили по рулю.
– Спустя такое время, это кажется тебе странным? – наконец сказала она.
– Вот именно.
Ее грудь ритмично вздымалась и опускалась. Видимо, она думала о давно прошедших днях.
– Это выше меня, – тихо сказала она. – Прости.
Она начала волноваться, и мне это не понравилось. Внезапно мне даже захотелось надавать ей пощечин, чтобы узнать правду.
– За что я должен простить?
Мои слова прозвучали громко и менее дружелюбно, чем я бы хотел. Джоан подняла глаза. Губы ее скривились, и мне показалось, что она вот-вот заплачет. Но она неожиданно засмеялась.
– За то, что я уже давно знакома с настоящим мужчиной по имени Джонни Слэгл, и за то, что все могло быть по-другому, если бы я была не такой. Так ты приедешь, Джонни?
Я постарался быть максимально спокойным.
– Послушай, Джоан, ты меня знаешь. То есть я для тебя никаких загадок не представляю. Поэтому давай отбросим игры в тайны. Почему вдруг у тебя вновь проснулся интерес ко мне? Что ты от меня хочешь? Уж не меня ли самого?
– Может быть... Частично... Может быть, я просто беспокоюсь за тебя.
– Почему ты беспокоишься?
– Приезжай ко мне, и я обо всем тебе расскажу.
Сами того не замечая, мы уже разговаривали на высоких тонах, почти кричали.
– А здесь ты не можешь мне этого сказать?
– Я боюсь.
– Ты не боишься, а не хочешь.
– Я не могу! – Она говорила со мной таким тоном, словно я – идиот, не понимающий самых элементарных вещей. Теперь она уже не казалась свежей и моложавой, а выглядела так, как и должна выглядеть женщина в ее возрасте.
– Да перестань же, наконец, вести себя как школьник! Тебя никто не собирается насиловать в моей квартире. Если ты сам этого не захочешь. Но сейчас ты в опасности, Джонни. Поверь мне, тебе грозит опасность. И серьезная. Ну как, придешь?
Я ударил ладонями по дверце машины. Звук был каким-то глухим и жестким.
– Когда?
– Тогда, когда захочешь.
– Сегодня вечером. Как только освобожусь. Где ты сейчас живешь?
– Энзенейд-драйв, 3316, – ответила она.
Я повернулся и направился к ресторану. Когда я открыл дверь, обе кельнерши с любопытством уставились на меня. А мужчина – с каким-то сомнением.
Еще до того, как я успел закрыть дверь ресторана, послышалось шуршание шин автомобиля.
– Прямо сумасшедшая! – промолвил бармен, широко ухмыляясь.
– Где тут у вас телефон? – спросил я.
Его ухмылка исчезла. Он сунул руку под стойку, вытащил аппарат и со стуком поставил его передо мной.
– Нет, она не сумасшедшая, – объяснил я ему. – Она хотела мне что-то сказать, но не сумела это выразить словами.
На лице бармена снова появилась ухмылка.
– От женщин можно ожидать чего угодно.
Я позвонил в участок, находившийся в долине. На этот раз трубку взял лейтенант Грин. Нам уже приходилось работать вместе, и чаще всего это была игра в "кошки-мышки". Нет, нельзя сказать, что мы ненавидели друг друга – просто у Грина не была такая толстая слоновая шкура, как у Эла Кинли. Мне всегда казалось, будто Грин считал, что я смеюсь над ним. Возможно, в чем-то он был недалек от истины.
– Говорит Джонни Слэгл, – сказал я. – Вас, наверное, заинтересует то, что я вам сейчас скажу. Мне кажется, я нашел машину пропавшей девушки. Она стоит перед рестораном, который находится на шоссе в миле от канала, с южной стороны. – Я покосился на насекомое, стоящее за стойкой. Бармен навострил уши, но постарался придать своему взгляду равнодушный вид. Обе кельнерши застыли в напряженном молчании на своих табуретах. – Ресторан называется "Кукушка".
Грин что-то промычал. Видимо, записывал данные. Я сообщил ему марку машины, цвет, номер.
– В любом случае, мне кажется, следует проверить эту машину. Если Миллет действительно задавил девушку, то ведь девушка эта откуда-то взялась, не с неба же.
– Разумеется, с неба она не упала, – ответил Грин.
– Вот именно! Но я все-таки не могу понять, зачем ей понадобилось идти в дождь целую милю, да еще с собакой на поводке. И тем более – в такое время.
Грин кашлянул.
– Может быть, это и не ее машина. Но как бы то ни было, благодарю за помощь, Слэгл. Мы немедленно все проверим.
Я повесил трубку. Бармен напряженно смотрел в окно. Я заказал себе рюмку бурбона, хотя совсем не хотел пить, и чашку кофе, которую выпил с удовольствием. На этот раз бармен не задавал никаких вопросов. Видимо, он был человеком понятливым.
Глава 7
Дом 41638 на Сартилло-авеню был старомодным и полностью деревянным. Его окружал небольшой неухоженный сад. Напротив же высились вполне современные дома.
Я остановил машину у тротуара и прошел по короткой, заросшей травой дорожке к веранде, у которой громоздились пустые ящики.
Жалюзи на окнах были спущены, и на двери я не нашел таблички с именем хозяина. Правда, из окна верхнего этажа доносилось тонкое повизгивание флейты.
Я нажал на кнопку звонка, а когда убедился, что это не подействовало, забарабанил в дверь кулаком. Единственным ответом было все то же попискивание флейты. Я забарабанил сильнее, и тогда услышал голос, который посоветовал мне, что надо делать:
– Вы должны пройти к черной двери и постучать сильнее. Старый человек не хочет в этом признаваться, но на самом деле он почти глухой. Милый старый господин. Ему следовало бы приобрести слуховой аппарат.
Я отступил немного, чтобы, взглянуть наверх, потом обернулся и увидел в окне дома напротив женщину средних лет, с приветливым видом выглядывающую из окна второго этажа.
– Конечно, если вы пришли к мистеру Джонсу, а не к комy-либо другому, – добавила она.
– У него есть дочь по имени Лаура Джин?
– Да, есть. А что с ней?
Вместо ответа я спросил ее, как она относится к завываниям флейты.
Рот ее от неожиданности принял форму буквы "о", а потом она улыбнулась.
– Представляю, что будет, если мистер Джонс услышит, что его классическую музыку вы называете завываниями. Он ведь считает себя крупным флейтистом.
Я свернул за угол дома и забарабанил в дверь. Завывания флейты умолкли, и через несколько секунд дверь открылась. На пороге появился старый человек. В руке он держал флейту.
– Входите, входите, сын мой! – выкрикнул он громким голосом, прежде чем я успел что-либо сказать. – Если вы пришли к Таддеусу Джонсу.
Я последовал за ним в просторную гостиную, где он тотчас же поднял жалюзи. Мистеру Джонсу было за шестьдесят, и он хорошо сохранился для своего возраста. К тому же он несомненно был джентльменом. Меблировка гостиной оказалась много лучше, чем я ожидал, ориентируясь на внешний вид дома. Вся мебель казалась новой и была в хорошем состоянии.
Джонс предложил мне сесть, и сам уселся напротив, наклонив голову немного вперед, как это непроизвольно делают глухие люди.
– Я вас слушаю?
Я посмотрел на него: уж не смеется ли он надо мной? Нет, конечно, нет! Просто такова была его манера выражаться. Подобных людей я уже видел, правда, чаще всего в фильмах. Мистер Джонс был, вероятно, одним из немногих, кого мы по праву относим к "джентльменам старой школы".
Он вынул платок, встряхнул его, тщательно вытер себе руки и снова сунул в карман. И все время выжидательно смотрел на меня. Его серые, почти белые волосы оставались еще густыми и пышными, глаза – темные и терпеливые, нос по-орлиному острый. Уголки рта старого джентльмена немного приподнимались, что еще больше подчеркивало спокойное выражение глаз. На хозяине был темный костюм и белоснежная рубашка.
– Вы заявили в полицию, что у вас исчезла дочь по имени Лаура Джин, – сказал я. Он, видимо, не так уж плохо слышал, ведь я сказал эту фразу не повышая голоса.
– Да, – сразу кивнул он. – Вы – из полиции? Да, моя дочь пропала, все верно, сэр.
– Это случилось прошедшей ночью?
– Только сегодня утром... – заговорил старик. – Я забеспокоился только сегодня утром. Вчера вечером Лаура Джин не вернулась домой. Это необычно. Очень необычно.
Он замолчал и уставился на меня.
– Прежде этого никогда не случалось?
– Никогда. Вы... у вас есть для меня какие-нибудь новости?
Как же я мог сказать благородному старому господину, что его дочь скорее всего погибла? Поэтому я ответил, что Лауру Джин пока ищут.
– Кстати, у нее какая машина, мистер Джонс?
Он на мгновение задумался.
– "Студебеккер", мистер... Извините, но я не расслышал вашего имени.
– Меня зовут Слэгл, – сказал я.
– Да, – повторил он неожиданно громким голосом. – Я уверен, что это был "студебеккер", мистер Слэгл. Лаура Джин купила его в Оклахома-сити специально для поездки сюда. А почему это вас интересует?