Она рассмеялась. Какой умный человек этот дон Рикардо. Как ловко он пробудил в ней желание снова стать молодой! Высокий, с мощной мускулатурой и темным загаром… Если бы только она могла заставить Хеллер видеть то, что видит сама! Они были бы хорошей парой и родили славных детей…

Абигайль в расстройстве развела руками, затем быстро прошла в смежную комнату, намереваясь рассказать Хеллер о букете. Найдя свою племянницу спящей, она все же решила, что лучше пока оставить девочку в покое, и, на цыпочках вернувшись назад, осторожно закрыла дверь между комнатами.

Сны Хеллер были заполнены неопределенными образами и странными звуками. Со стороны доносились мягкие шаги и шепот голосов, затем кто-то зажал ей рот… Она проснулась. Китаец с длинной черной косой и злобным выражением на лице склонился над ней. Она кинулась к противоположной стороне кровати, как оказалось, только для того, чтобы столкнуться с другим человеком, который держал угрожающе сверкавший нож.

Крик вырвался из ее горла, но тут же оборвался — рука, в которой была тряпка, заткнула ей рот. Сильный запах заполнил ноздри, губы обожгло сладковатым приторным вкусом. Затем все исчезло.

Лютер Мейджер одну за одной отсчитывал золотые монеты, и они со звоном падали в открытую ладонь Кантона Чарли.

— Триста восемьдесят, триста девяносто, четыреста.

Китаец вскинул голову.

— Девочки-рабыни — четыреста. Украсть белую девчонку — шестьсот. Вы платить, или я посылать таня.

— Что?! Угрожать мне? Ах ты, сукин сын, обманул меня на последних трех девках, а теперь забыл про должок? Это все, что тебе причитается. Бери и проваливай! — Лютер схватил со стола кнут и замахнулся.

Чарли отпрянул, затем быстро повернулся и, бормоча проклятия, направился к лестнице; при этом его коса раскачивалась из стороны в сторону, как крысиный хвост.

Лютер знал: произнесенные только что угрозы не были пустыми словами, но золото значило для него слишком много, и он не мог им разбрасываться. Положив кнут, он подошел к кровати, на которой спала Хеллер.

В тот момент, когда она появилась перед ним в холле гостиницы, Лютер сразу понял: это было то, что он искал. Богата, красива, образованна — идеальная жена для энергичного бизнесмена из Сан-Франциско. Если бы не инцидент в музее, Хеллер в конечном счете приняла бы его приглашение и приехала к нему, чтобы увидеть коллекцию, но он тогда потерял голову и выставил себя дураком перед этим проклятым мексиканцем.

Едва он позволил вернуться воспоминаниям, как его рука задергалась: пуля Монтаньоса, задев указательный палец, оставила на нем большой уродливый шрам.

Единственным положительным результатом посещения музея было то, что он видел голову. Без сомнения, она принадлежала Мурьете и даже в столь уродливом виде сохранила его черты.

Улыбаясь, Мейджер склонился над Хеллер и начал раздевать ее.

— После того как я пересплю с вами, мисс Пейтон, вы будете умолять меня жениться на вас!

Когда все, кроме сорочки, было снято, он отступил и пристально взглянул на нее. До этого момента он думал не о физическом наслаждении, а только лишь о ее согласии выйти за него замуж, но неожиданно пробудившееся влечение заставило его подумать, что он близок к возвращению былой формы.

Не зная, когда точно закончится действие эфира, Мейджер продолжал целовать и трогать ее, понимая, что вряд ли сможет делать это после того, как она проснется.

Одинокий всадник упорно скакал на восток и натянул поводья, лишь когда достиг залитого лунным светом горного хребта. В течение долгого времени конь и наездник стояли неподвижно, созерцая реку, вдыхая прохладный ночной воздух.

Наконец Хоакин спешился, вытащил лопату и, расседлав Тигра, отпустил его пастись на весенней траве, в то время как сам принялся выполнять весьма неприятную задачу: ему предстояло захоронить голову Карильо. Раз за разом он яростно втыкал лопату в землю: ему не дано было изменить свершившееся, но он мог по крайней мере положить конец кощунству. Хоакин взял мешок, опустил его в могилу и, быстро отступив, перекрестился, а затем помолился о бессмертии души умершего друга. Но даже молитва, которая могла бы ослабить боль, не уменьшила его гнев и не успокоила ненависть; зато чувство вины только еще больше усилилось.

На месте Карильо должен был быть Хоакин, он понял это благодаря книге, которую купила Хеллер. Он положил ее в карман, когда они возвращались в гостиницу, и прочитал по возвращении в свой номер. Автор объединил факты с выдумкой, и тем не менее из них можно было извлечь некоторое понимание случившегося. Тогда рейнджеры искали Хоакина и ошиблись…

— …У тебя усталый взгляд, амиго. — Лино Торал протянул ему кружку черного кофе, затем подбросил немного дров в огонь.

Хоакин нахмурился.

— Я беспокоюсь за Карильо. Он должен был уже вернуться.

Лино посмотрел в сторону тянувшихся к небу острыми пиками скал.

— Сейчас он в пути и, может быть, уже где-то рядом.

Проследив за его взглядом, Хоакин увидел, как Джек Гарсиа помахал ружьем — сигнал о том, что приближается дружественный всадник. Он быстро допил остаток кофе и отставил кружку. Наконец-то Карильо вернулся с новостями о суде над Лютером Мейджером!

Хоакин Карильо лихо проскакал в лагерь. Двух Хоакинов часто принимали за братьев; они были ровесниками, одного роста и сходной комплекции.

Мурьета схватил узду лошади.

— Наконец-то!

Карильо перебросил ногу через седло и спешился; он выглядел утомленным и сердитым.

— Плохие новости, друг. Судья обвинил Мейджера в грабеже и приговорил его к длительному заключению.

Хоакин поклялся отомстить за Роситу, но пока только трое из четырех убийц были мертвы. А Лютер Мейджер раз за разом ускользал от него. В последнем случае удача, казалось, изменила Мейджеру, его час уже близок, и вот теперь… Теперь снова предстояло долгое ожидание…

Лино негромко окликнул его:

— По-моему, это не так уж плохо. Гринго в тюрьме, и ты можешь жить спокойно.

— Пока он дышит одним со мной воздухом, у меня нет жизни! — Хоакин скрипнул зубами. — Мейджер и его друзья забрали ее, когда убили Роситу…

Выстрел все трое услышали одновременно и разом обернулись.

— Рейнджеры! — громко выкрикнул Лино.

Лагерь мгновенно превратился в растревоженный муравейник.

Хоакин вытащил свой длинноствольный «кольт», проверил его и заткнул за пояс, затем направился к Джеку Гарсиа.

— Они далеко ? — спросил он у караульного.

Выравнивая дыхание, Гарсиа ответил:

— Уже в ущелье.

— И сколько их?

— Пятнадцать — двадцать, точно не знаю. Их лошади поднимают много пыли.

— Они упорны, как собаки, преследующие лисицу, — произнес Хоакин.

Ему было отлично известно, что это только вопрос времени, когда капитан Лав и его калифорнийские ищейки возьмут след. Он долго водил их за нос, снабжая фальшивой информацией, так что они начинали ездить по кругу, преследуя самих себя; но капитан был не дурак: быстро все поняв, он стал думать так же, как главарь бандитов, предугадывая каждый их шаг.

— Пусть люди будут готовы и ждут моего сигнала, — приказал Хоакин, — рейнджеры не могут знать наверняка, кто перед ними, и не станут стрелять, пока мы не дадим им повода.

Рейнджеры искали его в течение почти трех месяцев, и он молился, чтобы их терпению не пришел конец, в противном случае ему придется отдать им то, чего они хотят, — себя.

Секундой позже его мысли были прерваны стуком копыт и отряд рейнджеров въехал в лагерь, держа оружие наготове.

Хоакин Мурьета, Хоакин Карильо и Лино не спеша направились к всадникам.

— Кто-нибудь из вас, мексиканцев, понимает по-английски ? — прокричал командир отряда, в котором Мурьета сразу признал капитана Гарри Лава, назначенного губернатором Биглером командовать рейнджерами.

Надвинув сомбреро на глаза, он вышел вперед.

— Си, сеньор, я говорю на вашем языке. — Ему пришлось отвести взгляд, чтобы капитан не заметил затаившейся в них ненависти.

Со своей гнедой Лав пристально взглянул на мексиканца, и высокомерная улыбка тронула уголки его губ под густыми черными усами.

— Хорошо, — сказал он после длительной паузы. — Куда вы направляетесь и где ваш главарь ? — Его голос звучал почти радушно.

— Мы едем в Лос-Анджелес продавать лошадей. Затем вернемся домой, в Мексику, — ответил Хоакин, несколько преувеличивая свой акцент.

— Табун лошадей? Сколько голов?

— Триста.

— Заберете ваши песо, затем домой, а ? Вам не нравится Калифорния ?

Хоакин знал, в какую игру играет Лав, — он и сам иногда играл в подобные игры.

— Мы, как это… соскучились по дому.

— Тоска по дому? Вы тоскуете по дому? — Лав рассмеялся.

Мурьета с достоинством кивнул:

— Да.

Капитан оглянулся и бросил через плечо:

— Ну разве это не умиляет ? Даже заставляет пролить слезу, не правда ли ребята ?

Всадники позади него закивали, послышался хохот.

Внезапно лицо Лава стало серьезным.

— Я ищу мексиканца по имени Хоакин. Подумайте хорошенько, может быть, кто-нибудь из вас знает его? А может быть, он здесь, среди вас?

Ответом на его вопрос было молчание.

— Вы понимаете, что я говорю, мексикашки?

— Си, сеньор, — ответил за всех Мурьета, — но в Мексике очень много людей с таким именем.

— Барнес! — выкрикнул Лав, и от отряда мгновенно отделился небольшого роста человек; ведя свою лошадь в поводу, он торопливо подошел к началу колонны. — Ты говорил, что однажды видел этого Хоакина. Посмотри, нет ли его здесь?

Глаза Барнеса пробежали по лицам мексиканцев и остановились на Хоакине Мурьета.

— Вот этот, точно он!

— Нет, ты ошибаешься, я — Хоакин! — Карильо оттолкнул Мурьету в сторону и сделал шаг вперед.

— Он лжет, — сказал Мурьета, заслоняя Карильо собой и снимая сомбреро. — Я тот человек, которого вы ищете. — В тот же момент он издал пронзительный свист — это был сигнал Гарсиа и остальным к атаке.

Реакция рейнджеров была мгновенной: они пришпорили лошадей. Их оружие изрыгало пламя.

Сбрасывая мексиканские накидки, Лино и Хоакин Карильо выхватили оружие и открыли стрельбу по отряду, обеспечивая отход своему командиру.

Хоакин укрылся за валуном и тоже начал стрелять. У него и его людей были только шестизарядные револьверы, в то время как рейнджеры пользовались ружьями, револьверами и дробовиками. Сквозь туман оружейного дыма Хоакин видел, как Гарсиа, получив в грудь пулю, медленно осел на землю; другие его сподвижники бежали в заросли кустарника, где всадники не могли их догнать.

Лошадь Лава отчаянно заржала и встала на дыбы, когда пуля Хоакина задела ее бедро, а сам капитан, упав на камни, потерял сознание. Не теряя времени, Хоакин бросился на край лагеря, где были привязаны лошади; накинув на Тигра уздечку, он вскочил в седло и помчался галопом по каменистой насыпи, преследуемый градом пуль, певших ему о смерти. У него не было ни малейших сомнений в том, что, если ему не удастся уйти, он покойник.

Конь, вынеся его к реке, сделал отчаянный рывок. Хоакин чувствовал, как вытянулись передние ноги коня, как задние отрываются от земли…

В этот момент пуля, тоненько просвистев, попала в шею жеребца, и он рухнул в воду, а Хоакин, перелетев через его голову, очутился на другой стороне горной речки. Преодолевая невыносимую боль, он открыл глаза, ощупав правую ногу, понял, что она сломана. Кроме того, у него, кажется, был прострелен бок, отчего поверх рубашки расплывалось красное пятно.

Посмотрев наверх, Хоакин увидел двух рейнджеров, стоявших на насыпи; из стволов их ружей струился легкий дымок. Оба не спеша перезаряжали оружие, один из них прицелился…

Два «кольта» выплюнули огонь, вгоняя по пуле в тела рейнджеров. Выступив из-за дерева, Лино подобрал их ружья и повел лошадей к речке.

— Тигр… — Хоакин, сжав зубы, некоторое время смотрел на жеребца. — Дай мне свой револьвер, — наконец попросил он Лино.

— Позволь, я сделаю это. — Лино прицелился.

— Нет! Я должен сам. — Подставив плечо, Лино помог Хоакину подойти ближе к коню, из шеи которого лилась широкой красной струей кровь.

— Прощай, старый, друг! — Хоакин направил ствол в ухо Тигра. — Я буду тосковать по тебе. — Он нажал на курок. И жеребец, дернувшись, замер.

— А теперь нам пора уходить! — Лино потянул Хоакина за собой. — Рейнджеры будут здесь с минуты на минуту.

— Тебе надо уходить. У меня сломана нога, и вместе мы не сможем спастись. Оставь меня здесь, друг мой, не забудь оставить мне ружье.

Лино пытался возразить, но Хоакин был непреклонен.

— Ты сделаешь так, как я говорю! — Он протянул руку и взял оружие.

Лино некоторое время смотрел на Хоакина, видимо, не зная, как поступить, затем махнул рукой, повернулся и полез вверх по склону.

Хоакин откинул голову назад и, прислонившись к стволу дерева, стал рассеянно смотреть перед собой, пытаясь угадать, что придет сначала: рейнджеры или смерть от потери крови. Вскоре оружие выпало из его рук…

Нежный восточный ветер, пролетая по Арройо-Канта, унес слова умирающего Хоакина:

— Прости меня, Росита, я не сумел сдержать обещание, потому что…

— …умер. — Хоакин отвел глаза от могилы Карильо и посмотрел в розовеющее небо. Мир готовился к новому дню. Хоакин хотел коснуться простершегося перед ним невидимого будущего, но что-то сдержало его. Удастся ли ему когда-либо освободиться от прошлого и войти в новый день без призраков?

Уходя от могилы, Хоакин повернулся лицом к ветру. Он чувствовал пряный запах, солоноватый вкус на губах, и это была единственная вещь, которая успокаивала его.

Собравшись с силами, он позвал Тигра, получившего свое имя от того, погибшего, спасая его, поднялся в седло и помчался назад, в город.

Солнце было уже высоко, когда Хоакин вернулся в гостиницу. Проходя по холлу, он велел клерку принести завтрак и как можно скорее приготовить ванну, затем, перепрыгивая через ступеньку, поднялся вверх по лестнице.

Открыв дверь в свою комнату, он увидел Лино, который, сидя в кресле, не спеша потягивал кофе.

— Я уже подумал, не случилось ли с тобой чего, — сказал он, внимательно разглядывая друга.

Глаза Хоакина вспыхнули, но его ответ прозвучал совершенно равнодушно:

— Я прогуливал Тигра — коню нужно было размяться.

Лино отставил чашку в сторону.

— У него дух его предшественника?

— Трудно сказать, он еще молод. Время покажет.

— Не забудь, ты обещал мне его первого жеребенка.

Хоакин снял жакет и расстегнул рубашку.

— Я не забыл. Но что, если от него родится только кобыла?

Глаза Лино подозрительно сузились:

— Ты обещал моего жеребенка кому-то еще?

— Нет. Я только подумал, что, если не будет никаких жеребят, ты должен приготовиться взять кобылу.

Лино ощетинился:

— Почему не будет жеребят? Первый Тигр произвел семь жеребят, второй — пять.

Хоакин развел руками:

— Никогда не знаешь наверняка.

В комнату внесли ванну, воду, завтрак, и это приостановило беседу. Хоакин отсчитал маленькой армии мальчиков чаевые и поспешил выпроводить их за дверь, затем, раздевшись по пояс, сел к столу и принялся за завтрак.

— Я разузнал, кто такой Хендерсон — он был начальником Сан-Квентина несколько лет назад, — небрежно сообщил Лино.

Хоакин повертел вилку в руке.

— Начальник, хм?

— Мейджер, очевидно, подкупил его, чтобы очистить тюремные отчеты.

— Это на него похоже. Интересно, где он взял деньги для взятки?

— Если верить сыщикам Уэллс-Фарго, из того, что он украл, далеко не все было найдено. Того, что осталось, вполне хватило и для его дорогого освобождения из Сан-Квентина, и для исчезновения отчетов.

— И что же, они планируют провести расследование?

Лино кивнул.

— Полагаю, оно уже начато. Лютера Мейджера должен навестить агент, если уже не навестил. — Его рот скривился в ухмылке. — Все, кажется, идет так, как мы рассчитывали. Между прочим, я встретил мисс Пейтон на балу прежде, чем там появился ты. Должен признать, она красива… — Лино замер в ожидании ответа.

— Разве? — безразлично произнес Хоакин.

— Да. Ты об этом не говорил. Ты также не потрудился упомянуть, что влюблен в нее…

Хоакин оттолкнул тарелку и встал.

— Друг мой, не пытайся изображать знатока человеческих душ — тебе это не идет. — Он стянул штаны и ступил в ванну.

— Ладно, не обижайся! — Лино тоже поднялся и направился к двери.

— Постой! Что случилось с Хоакином Карильо?

Лино замедлил шаги.

— Он умер в Канта. А в чем дело?

— Я думал, что он спасся.

— Нет, он не смог. Почему ты спросил?

— Я видел его вчера.

— Ты видел его? Это невозможно.

— В музее доктора Джордана, экспонат № 563. Только имя они написали неправильно — Хоакин Мурьета.

Лино опустил глаза.

— До меня доходили слухи о голове, которую рейнджеры обменяли на награду, но, клянусь тебе, я не знал, что это был Карильо. — Голос Лино задрожал. — Мы должны кое-что сделать для него…

— Я уже обо всем позаботился, друг. Теперь он покоится с миром.