Ну как остановить трубадуров? Возьмем к примеру Илью Левина, восхваляющего новый российский правящий класс, который «незаметно для народа» осуществляет «радикальные перемены». Опять двадцать пять! Народ не замечает, так давайте ему объясним. «Еще каких-нибудь полгода тому назад любая проблема ставилась, как „либо-либо»: либо мы, либо они; либо Ельцин, либо Зюганов; либо реформы, либо гражданская война». А теперь «спорят о бюджете, обсуждают проблему собираемости налогов, политику в области промышленного производства, отношения между центром и периферией. Чем это объяснить? Впервые за тысячу лет реальные власть имущие не назначаются императором или Политбюро, а избираются демократическим путем54.

Здесь тоже средняя плотность глупости и лжи так высока, что трудно во всем как следует разобраться. «Полгода тому назад». Это значит во время президентской избирательной кампании. Кто подходил к проблеме так, как говорил Левин? Да такие же, как он, кто же еще? То есть те, кто водил россиян за нос, заставляя верить в ложь. А что это ложь, показывает тот факт, что всего лишь через шесть месяцев Илья Левин сам называет это вздором. Неужели за это время все радикально изменилось, произошло что-то совершенно потрясающее и стоящие перед страной проблемы чудесным образом были решены? Да ничего подобного! Сразу же после избрания Борис Ельцин ушел в больницу. Рутина осталась прежней. Кстати, кто это говорил, что России совершенно необходима сильная президентская власть? Разве не такие же интеллектуалы, как Илья Левин, были самыми ярыми поборниками этой идеи? Разве не они были готовы отказаться от плюрализма, от парламентаризма, от всякой сбалансированности властей, потому что в противном случае к власти могли бы прийти коммунисты? Не следовало ли им теперь из вышеизложенных соображений предложить Ельцину отойти в сторону? Но для Левина проблема уже не в Ельцине. Ему уже стало вдруг все равно – есть президент или нет его. Даже если народ, охваченный восторгом перед «растущим» новым правящим классом, ничего не замечает.

Пойдем дальше и посмотрим, что такое это' его заклинание «впервые за тысячу лет». Впервые за тысячу лет россияне избрали своего президента и избирают руководителей демократическим путем. А что, в предыдущем тысячелетии у них были президенты? И вообще это неправда. Горбачев организовал первые сравнительно демократические выборы в России в 1989 году. Левин, как и многие его друзья, забыли об этом. Что касается демократических выборов руководителей, то мне хотелось бы спросить у Левина, кто «демократически избрал» руководителями Совета Безопасности Ивана Рыбкина и Бориса Березовского? Или Анатолия Чубайса – главой президентской администрации, или банкиров, чьи имена открывают рейтинги влияния, публикуемые в «Независимой газете», которые Илья Левин просматривает ежемесячно, с удовлетворением констатируя, что власть наконец перешла в руки тех, у кого есть деньги.

Надо отметить, что такое распределение власти произошло вопреки каким бы то ни было демократическим критериям. Возможно, Левин считает, что так оно и лучше и критерий здесь один: пусть победит достойнейший или более предприимчивый. Прекрасно. Но при чем здесь демократия? Или Илья Левин полагает, что Власть пребывает в другом месте? В Думе, например. По-моему, даже Илья Левин до этого не дойдет. Он отлично знает, – как заявил об этом в «Файненшл таймс» тот же Борис Березовский, – что власть там, где пребывает «великолепная восьмерка», о которой мы поговорим в другой главе. И у этой власти нет совершенно ничего общего с демократией. «Такие господа вместе с „партией лакеев» готовили одну из попыток отменить президентские выборы (письмо тринадцати), попыток, которые были разоблачены, – как говорит Левин, не знаю уж на основании какой информации, – благодаря прежде всего Ельцину». В главе о «трубадурах» достойное место следует отвести и итальянскому публицисту Сандро Виоле. Его хвалебные гимны звучат и часто и громко. Процитируем лишь один, наиболее «удавшийся». Он тоже считает, что Россия «с каждым годом все заметнее приближается к превращению в нормальную страну» с «парламентом, в котором полно национал-коммунистов и который, несмотря на это, не раз – особенно в вопросе о бюджете – демонстрировал свою ответственность. В страну с группой честных и дельных министров, старающихся навести какой-то порядок в государстве и наладить его жизнь; с независимой печатью и с самыми современными и стремящимися организоваться группами общества» с его «40 миллионами держателей акций и облигаций», с «62% продукта, производимого частным сектором», с «русскими, потратившими за последний год за рубежом 6 миллиардов долларов». Как видно, Виола внимательно прочитал Ослунда. Так внимательно, что приводимые им данные, можно сказать, списаны у него. Да и эта удивительная фраза об «ответственности» парламента, в котором полно национал-коммунистов, взята прямехонько из статьи Ослунда. Надо же, как быстро распространяются идеи!

Но можно ли согласиться с Виолой? Действительно ли коммунисты были угрозой бюджету, или они его спасли? И как они могут угрожать мчащемуся вперед на раздутых парусах рынку, если голосуют за бюджет? Одно только Сандро Виола подметил верно: «западные правительства показали, что они все еще делают ставку на Бориса Ельцина и что никакая Чечня, никакой алкоголизм, никакое нарушение политического равновесия не могут заставить их сменить лошадь»55. Вот именно. Действительно никакая мораль, никакие представления о приличиях, никакой реалистический подход не могли убедить их сделать ставку на какую угодно, но только не на хромую лошадь. Они были готовы ударить лицом в грязь перед всем ипподромом, лишь бы привести к победе именно хромую.

Среди местных трубадуров обращает на себя внимание политический обозреватель государственного агентства ИТАР-ТАСС Тамара Замятина, отличающаяся своим умением пользоваться моментом и выбирать, с кем ей быть. Приобретя известность благодаря тому, что Александр Коржаков лишил ее пропуска в Кремль, госпожа Замятина перешла в другую команду – ту, что готовилась ликвидировать ее прежних друзей, и с этого момента стала стараться всячески ей угодить. Пока, в общем, ничего особенного. Никому не продавшихся профессиональных журналистов в России так мало, что найти их способен разве что Диоген, да и то с прожектором в руках. Но у Тамары есть одна особая черта: мысли у нее четкие и выражает она их с поразительным бесстыдством. Поэтому ее можно взять за некий образец: почитай Замятину и все поймешь, не ломая голову. Достаточно сообразить, кому она лижет пятки, чтобы с абсолютной точностью установить, куда дует ветер.

Взять хотя бы строки, написанные ею в мае 1996 года, примерно за месяц до выборов, в самый разгар тактического маневра, разработанного Чубайсом-Березовским после провала гипотезы компромисса, задуманного Березовским-Подберезкиным (письмо тринадцати банкиров). Интересно, отдавали ли себе отчет, сидя в 1120 номере «Президент-отеля», четыре американских «мушкетера» в том, что пока они изучали результаты исследования «контрольных групп», кто-то другой в соседних номерах готовил такие фейерверки. «Тайм» пишет, что домой «мушкетеры» вернулись, полагая, будто результаты выборов – дело их рук.

Но вернемся к Тамаре. Ельцин изучает «набор» из трех кандидатов-некоммунистов, вызывающих у него беспокойство. Чубайс предлагает блестящую идею. Зная, что электорат (по крайней мере две трети его, включая Илью Левина) уже достаточно напуган перспективой победы коммунистов, он решает, что пришло время с обнаженным мечом приступить к шантажу остальных кандидатов. У него один-единственный аргумент: уже одно то, что вы фигурируете в списках кандидатов, ослабляет позиции Ельцина. А поскольку никто из вас победить не может (еще и потому, что коммунисты настолько глупы, что противопоставили Ельцину самого «коммунистического» из кандидатов), вам остается лишь отойти в сторонку и призвать своих избирателей голосовать за Ельцина. Не сделаете этого – на вас ляжет вся ответственность. И не только за победу коммунистов, но и за кровь, которая неминуемо после этого прольется.

И Святослав Федоров, и Григорий Явлинский, и Александр Лебедь поддались на этот шантаж по многим и разным причинам. Первые два потому, что (при сложившейся ситуации и так как им не удалось договориться между собой) часть их электората тоже придерживалась такой точки зрения. Что касается Явлинского, то такой точки зрения придерживалась не только часть его избирателей, но и значительная часть парламентской фракции «Яблоко». Не учитывать этого значило рисковать расколом партии. А тут еще эти советники, считавшие, что нужно поддерживать победителя, ибо политикой в России можно заниматься только пребывая во власти. На Лебедя больше всего подействовала угроза возможной гражданской войны. Его электорат был прежде всего национал-патриотическим, а уж потом – антикоммунистическим и анти-ельцинским, то есть настроенным против «демократов». Но вскоре Чубайс сменил тактику по отношению к Лебедю. Он понял, что его не надо просить отступиться, а лучше помочь ему занять хорошее место в первом туре выборов, чтобы отнять голоса у коммунистов. Но об этом я говорю подробно в другом месте.

Вот на фоне таких византийских махинаций и не менее византийских (но конечно же легитимных!) ухищрений, абсолютно циничных расчетов, давления и шантажа и следует рассматривать комментарии Тамары Замятиной. «Во всяком случае две встречи (Ельцина. – Пргил. ред.) с Григорием Явлинским выявили моральное превосходство Бориса Ельцина (подчеркнуто мной. – Прим. авт.), которое выражается в том, что лидер „Яблока» главным условием переговоров с президентом выдвигает собственные политические перспективы, а глава государства ставит на первое место интересы победы реформаторов над коммунистами». Бедный Явлинский! С одной стороны, его шантажировали, крича во всех средствах массовой информации, что если он не пойдет навстречу Ельцину, то руки его будут обагрены кровью. С другой стороны, Тамара Замятина бросила ему в лицо обвинение в личных амбициях, лишь подчеркивающих «моральное превосходство» Ельцина, думающего только о государстве. В действительности Явлинский просто искал какой-нибудь довод, чтобы мотивировать встречу с Ельциным, удовлетворив при этом своих товарищей по партиии хорошо зная (или по крайней мере подозревая), что ему готовят западню. И тогда он выложил на стол переговоров свои условия: гарантия перемены курса и роспуск той самой «партии лакеев», о которой, пусть и не прямо, говорит Илья Левин. Мы уже знаем, что речь шла вовсе не о партии лакеев, а о группе вооруженных и коррумпированных телохранителей, за которую Ельцин в тот момент еще держался зубами.

Татьяна Замятина зло упорствует на своем, раскрывая, однако, суть всей игры: «В итоге Григорий Явлинский вынужден без конца объясняться и оправдываться за приписываемый ему прессой „политический торг» ради получения поста главы правительства, тогда как Борис Ельцин не устает говорить о пользе встреч с соперниками, из программ которых он готов почерпнуть дельные тезисы для блага экономики и стабильности общества». Ясно, какой тут трюк? Чубайс организует махинации, а сам в то же время информирует газеты о содержании бесед между Ельциным и Явлинским. И именно информация Чубайса, в которую вносит свой вклад Тамара Замятина, попадает в масс-медиа. Достаточно послушать телепередачи Евгения Киселева (НТВ), Арины Шараповой (ОРТ) и Светланы Сорокиной (РТР). О том, что говорит Явлинский, они умалчивают, оставляя лишь то, что исходит от администрации президента и его избирательного аппарата. В заключение Тамара Замятина выдает этакий маленький шедевр подхалимажа, на сей раз адресованный непосредственно новому хозяину: «Так что расхожую формулу «политика – это искусство коалиции» команда Бориса Ельцина отрабатывает мастерски, постоянно подогревая интерес прессы к интриге переговоров между Борисом Ельциным и другими кандидатами в президенты. А поскольку основная борьба на этапе предвыборной агитации разворачивается на информационном поле (подчеркнуто мной. – Прим. авт.), то можно сказать, что избирательный совет Бориса Ельцина возделывает это поле с похвальным знанием агротехники«56.

Остается отметить, как Тамара Замятина и ее хозяева истолковывают «блестящую формулу политики, как искусства коалиции». Для них создать коалицию, значит уничтожить возможных союзников, раздавить их, истребить, а потом еще и осмеять. Явлинский смог на собственной шкуре испытать, что означает эта блестящая формула в интерпретации Ельцина—Чубайса. То же самое мог испытать и Александр Лебедь. А до него, в интерпретации Ельцина-Коржакова, испытали Александр Руцкой и Руслан Хасбулатов. Стоит ли удивляться, что в этом змеином гнезде главная проблема – оберегать себя с тыла? Да и как могут прийти к компромиссу и достижению взаимопонимания с другими возможными и конечно же существующими претендентами на власть люди, оказавшиеся способными на любое предательство?

Возвращаясь к высказыванию Ильи Левина, мне хочется вспомнить слова, услышанные мною от самого Григория Явлинского после первой из его двух встреч с Ельциным. Во время их разговора зазвонил телефон. На другом конце провода был Чубайс. «Интерфакс по ошибке сообщил, что беседа закончена и Чубайс позвонил Ельцину, чтобы узнать, как она прошла. Ельцин, – это рассказал мне сам Явлинский, – приложил со значением палец к губам, включил селектор и продолжал разговаривать с Чубайсом, не предупредив, что его слышит и находящийся в кабинете Явлинский». Таким образом, он стал свидетелем весьма конфиденциального разговора, в ходе которого Чубайс разъяснял Ельцину, какие шаги теперь следовало предпринять. По окончании разговора Ельцин обратился к Явлинскому: «Видите, Григорий Алексеевич, до какой степени мы с вами откровенны? Это показывает, какими будут наши отношения. Между нами полное доверие». По словам Явлинского, в ту минуту он окончательно понял, что с этим человеком невозможно никакое соглашение. «Я подумал, что в этот момент Ельцин отдает мне голову Чубайса так же, как в будущем мою голову отдадут другим. Как-то, в 1991 году, я уже испытал на себе пренебрежительное отношение Ельцина, но не думал, что спустя пять лет он совершенно не изменился».

Вот в такой обстановке зрела «победа» демократии и рыночной экономики. Это была обстановка, в которой (остановлюсь лишь на мелких штрихах, подмеченных мною в тот период) главная газета радикал-демократов «Известия» могла, не краснея, напечатать такой дифирамб: «Кто внимательно следит за выступлениями президента, кто обращает внимание на ритмику его фраз, кто по достоинству оценивает их энергичность, решительность, уверенность… Похоже, что у президента открылось „второе дыхание». Наступающий Ельцин каким-то мистическим образом становится неуязвимым, непобедимым». Вероятно, «второе дыхание» оказалось настолько глубоким, что сразу же вызвало у него двухстороннее воспаление легких.

А что сказать о депутате Думы госпоже Хакамаде – той самой, которую Александр Янов в приводившейся ранее статье причислил к лучшим представителям российской демократической интеллигенции? Это она с трибуны «Театра мимики и жеста» прокричала: «Мы не имеем права голосовать, исходя из принципа „мне нравится» или „мне не нравится». И если мы станем тратить время на все эти демократические процедуры и отдадим свой голос кандидату, который нравится нам, то потом осознаем, что совершили ошибку, которая может привести к невероятным результатам». Лучше зажать нос. Мы это уже слышали в Италии из уст, если не ошибаюсь, известнейшего публициста Индро Монтанелли, призвавшего голосовать за Христианскую Демократию. Кто не знает, чем это кончилось?

Из-за рубежа все лили воду на ту же мельницу. Если «Тайм» назвал Ельцина «мистером Вондерфулом» (мистером Чудо), то почему бы не поверить Маргарет Тэтчер, назвавшей его «замечательным президентом», который сумел проникнуть в суть некоторых важных проблем значительно глубже, чем Горбачев? Суждение это ИТАР-ТАСС – совсем как в советские времена – распространило немедленно, чтобы его могли подхватить все газеты57. Не можем мы оставить без внимания и обширный круг наблюдателей, прибывших в Москву с целью убедиться, что выборы прошли без нарушений и свободно, как и подобало столь историческому событию. Начнем с Элен Каррер д'Анкосс, объяснявшей накануне выборов, что «российским гражданам предстоит избрать не только главу своего государства, но и свою политическую систему». Именно так: «свою политическую систему». Госпожа д'Анкосс все еще тешилась привалившей ей удачей. Она написала книгу «Взрыв империи», в которой предсказывала конец Советского Союза. Причины, в силу которых СССР, по мнению Элен, должен был взорваться, оказались совершенно не теми: СССР взлетел на воздух совсем не из-за того, о чем писала мадам. Но поскольку книг никто не читает, одного заголовка оказалось достаточно, чтобы она приобрела славу опытного советолога. Вероятно навсегда.

Элен уехала из Москвы, пребывая в уверенности, что все сделано, как полагается, и что русские ее услышали. Совсем, как Констанс Крель, возглавлявшая делегацию наблюдателей от Европарламента. Эта последняя выразила – опять-таки еще до голосования – надежду европейских депутатов, что «нынешние президентские выборы» будут «организованы так же хорошо, как и декабрьские выборы прошлого года». Какой приятный озноб вызвали эти слова у будущего посла Николая Рябова. Но госпожа Крель не ограничилась выражением надежд. Она, блаженная простота, еще испытывала уверенность: «Я и мои коллеги из разных европейских стран уверены, что эти выборы не могут быть сфальсифици-рованы и что их результаты будут честными»58. Если бы законное подозрение «о влиянии на решение суда» распространялось не только на «судей», но и на наблюдателей, всю эту группу следовало сразу же отправить по домам еще до голосования.