Глава 15

Вашингтон

Целых шесть дней они торчали на явке. Томми начал скучать по Сюзанне. Ему не хватало секса, без него он совсем извелся. Не помогали ни йога, ни упражнения по релаксации, которые вдалбливают еще во время обучения. Самое идиотское, что нет никакой причины дергаться. Совсем никакой. Прошвырнутся на лодке, и все. Проверка, ничего особенного.

А если мотор не заведется? Или на пристани что-нибудь? Вдруг береговая охрана? Кто отвечает за лодку? Томми. Что будет, если по его вине все пойдет прахом? Лучше не думать. Вот так он и психовал, а когда приходилось перенести проверку — уже в третий раз! — начинал скучать. Неопределенность злила еще больше. Скука истощала последние силы. А Белинда с Боном вечно крутят прогнозы погоды. Тошнит уже от этих зеленых пятен, ползущих в сторону Атлантики.

Первый тест прошел без сучка, без задоринки. Как по маслу. Не подвел даже распылитель, который Томми сам сделал в мастерской. Проще простого: мощный насос плюс рассеиватель для пестицидов. Выглядело это как пушка, работало как часы. На первых прогонах в Лейк-Плэсиде самоделка превзошла даже крутое устройство, которое Соланж заказал у какого-то «аэрозольного инженера», — каких только придурков не бывает! Но Томми надрал ему задницу. Сюзанна тогда хвасталась: «Томми может сделать что угодно!» Сам Соланж лучезарно улыбнулся и похвалил: «Отличная работа».

В общем, первый прогон прошел гладко, но с тех пор им так и не удалось добраться до пристани — то ветер переменится, то дождь пойдет. И снова телевизор и прогнозы погоды... Они настолько осточертели, что впору разреветься, как младенцу.

— Может, хватит? — раздраженно сказала Белинда.

— Что хватит?

— Стучать ногой.

— Теперь и ногой постучать нельзя?! Я должен стучать ногами! — Томми вскочил и отбарабанил ногами простенький танец, закончив его издевательским поклоном. — Это у меня в крови!

Белинда улыбнулась — Томми неизменно будил в ней материнский инстинкт.

— Прекрати, — произнес Вон своим бесстрастным голосом с гнусным британским акцентом. Словно его ничто не колышет. Вечно он так. Притворяется, будто ему не все равно, чтобы подъехать к Белинде. — Мы пытаемся сосредоточиться.

— Извини.

Им-то ничего, им все по хрену. Они работают. Белинда — заместитель директора отдела особых проектов и всегда занята. Одна связь со штабом чего стоит. Каждое сообщение шифруется по три раза, тремя разными алгоритмами, каждый на сто двадцать восемь бит.

Вообще-то Томми не знал, что такое алгоритм и зачем нужно столько бит. Но сто двадцать восемь — это до хрена. Факт.

А Белинда совсем с катушек съехала, пытается контролировать все и сразу. Без мобильника и ноутбука она делает только две вещи: спит и медитирует.

И Вон не лучше. Круглые сутки сидит на кровати и долбит по клавишам. Чем он там занимается? По лицу никогда не поймешь. Томми нравилось у него спрашивать, чтобы послушать акцент.

— Эй, Вон, что делаешь?

— Рассчитываю предполагаемые показатели рассеивания. Полчаса спустя:

— Эй, Вон...

— Читаю про структуру токсинов.

— Каких?

— Хлебной ржавчины.

Белинда с Боном вечно несут какую-то чушь. Сюзанна однажды сказала, что у них не разговор, а «каша со словами». Ей обычно по барабану, это только Томми вечно кажется, что про него все забыли. Взаперти он чувствовал себя как рыба на берегу. Без мастерской. Без Сюзанны. Без всех, кто остался в штабе. Без разрешения выйти на улицу. Вону с Белиндой все по нулям, они бы и в сортире согласились работать.

Вон — да, чудной тип. Даже на человека не похож. Однажды Сюзанна положила ему руку на плечо, хотела проверить, вдруг он холодный?..

Белинда встала, потянулась и включила очередной прогноз погоды. Диктор все еще распинался про Аляску, но Белинда уже нашла что-то в Интернете.

— Прогноз отличный. В полдень выезжаем.

— Слушаюсь, — ответил Томми.

Время до полудня ушло на отжимания, прыжки, наклоны и серию йоговских упражнений. Совершив стандартный ритуал самопроверки, он обнаружил, что переполнен негативными мыслями! И начал «медитацию синей воды», это упражнение помогало почти всегда. Несмотря на все старания, он все-таки услышал голос Бона: «Смотри, что я нашел!» Наверное, что-то совсем забойное, чтобы такую фразу выдать. Спокойно! Сосредоточиться на синей воде!.. Постепенно голова заполнялась синей водой, синей-синей водой, пока не осталось даже самой завалящей мыслишки. Синяя вода, все синее. Океан синей пустоты.

Уж в чем, в чем, а в лодках Томми с детства разбирался. Здесь главным был он — Белинда с Боном расселись как туристы. Никто не обращал на них внимания. Лодку взяли напрокат на три недели на Вирджиния-Бич. Две недели назад Томми сам сообразил съемные крепления для распылителей и уже погрузил оборудование, спрятанное в холщовых холодильных сумках. Белинда села на виду и принялась намазываться солнцезащитным кремом. «Танцовщица» оторвалась от пристани, и через минуту они уже были на середине Потомака.

Небо затянули облака, на реке почти не было лодок — неудивительно, учитывая будний день, вторник. Операцию назначили на полдень, когда во всех офисах перерыв на обед и люди разбредаются по ресторанам и магазинам.

В небе заходил на посадку самолет. На середине реки, между парком и аэропортом, Томми лег в дрейф. Белинда и Вон достали удочки, а Томми начал распаковывать распылители. Установив их на место, снова завел мотор и рванул вверх по реке, держась набережной.

Там было полно людей. Бегуны, роллеры и велосипедисты, байкеры и туристы, мамаши с колясками. Мимо промчался маленький быстроходный катер, с него помахали ребята в спасательных жилетах. Томми помахал в ответ.

Сколько бы подсчетов ни сделала Белинда, операция от этого сложнее не стала. Имели значение только три фактора: влажность, направление ветра и близость к берегу. Направление струи и мощность распылителя были установлены на фиксированные оптимальные величины. Чем ближе к берегу, тем больше охват. Чем больше охват, тем больше пострадает людей. Сложнее всего с ветром, он должен быть неизменным, либо северо-восточным, либо юго-западным. Иначе все опять отменится.

Лодка двигалась на север по Потомаку. Если ветер подует с северо-востока, то они прижмутся к Вирджиния-Бич и выпустят все на Пентагон. Если ветер с юго-запада, то распылить надо с другой стороны, между памятником Вашингтону и мемориалом Линкольна.

Если повезет, зараза долетит до Белого дома, и президенту придется запасаться носовыми платками. Потеха! Только, будь у него выбор, Томми предпочел бы ветер в другую сторону, чтобы опрыскать Пентагон. В конце концов, подгадить военным всегда приятно.

Жаль только, что это пробный прогон.

На подходе к мосту Томми перешел на корму приготовить распылитель. Белинда перебралась за штурвал, Томми показал Бону, что делать, спустился и все включил.

Без сучка и задоринки! Струю было почти видно — она взвилась в воздух, как высоченная арка, и исчезла, превратившись в радугу.

— Пошло дело! — рявкнул Томми. Белинда рассмеялась.

— Ну и ну, — сказал Вон. Это означало, что он сильно взволнован.

— Дай пять!

Вон поднял руку рядом с лицом, как будто собрался присягнуть на Библии. Когда Томми шлепнул по ней, она подалась назад, вялая, как снулая рыба.

Кретин безмозглый, даже этого не умеет.

Глава 16

Бегать в центре предложила Энни. Фрэнк обычно выбирал улочки потише или даже парк, но широкие пешеходные бульвары для разнообразия очень даже ничего. И разговаривать можно: тротуары ровные, не запыхаешься.

Ему нравилось бегать с Энни. Обычно она вела себя как школьница, которую выставили перед классом; как будто ей неуютно в собственном теле. Сейчас она преобразилась, от неуклюжести не осталось и следа.

Взбежав по ступенькам к мемориалу Линкольна, они остановились перевести дыхание и полюбоваться на город.

— Как у Сера, — сказала Энни.

— Все пестрое.

— Воскресная прогулка...

— ...на острове Гранд-Жатт[12].

Люди были повсюду: в автомобилях, на велосипедах и на роликах. Они бегали, гуляли по набережной Потомака, сидели на лужайках. В небе самолет заходил на посадку. По реке сновали моторные лодки. И памятники, повсюду памятники: Вашингтон, Линкольн, Джефферсон, Эйнштейн. Мемориал ветеранов Вьетнама. Капитолий.

На обратном пути они оказались рядом с импровизированным полем для американского футбола, где шла напряженная игра. Плохо поданный мяч сделал несколько диких витков и покатился к улице.

— Эй! Подкинь сюда! — раздались голоса.

Фрэнк не глядя схватил мяч и великолепной дугой послал его на поле. Пролетев примерно сорок метров, он ударился в грудь одному из игроков.

— Ух ты! Давай к нам! — крикнул тот. Дейли покачал головой и побежал дальше.

— Можно сыграть, если хочешь, — сказала Энни.

— Нет, я в это не играю.

— Меня не обманешь. Я бы так мяч не послала.

— Играл когда-то, — пожал плечами Фрэнк.

— Но ты же потрясающе бьешь!

Фрэнк слегка увеличил скорость, и ей пришлось догонять. Энни просто пыталась поддержать разговор, но... лучше его и не начинать. Футбол сразу наводил на мысли об отце и... Жив ли он еще?

Теперь они бежали молча. Энни размышляла, что вдруг нашло на Фрэнка. Наконец она решила просто сменить тему:

— Ну что, ты закончил?

— Что закончил?

— Погоню за Копервиком. Дело зашло в тупик?

— Ни в коем случае! — оскорбленно воскликнул Дейли. — Все только начинается!

— Но что ты собираешься делать?

— Много чего.

— Например?

— Раскручивать зацепки.

— Какие?

Фрэнк посмотрел ей в глаза. Хороший вопрос.

— Не знаю, их много.

Энни рассмеялась, отпрыгнула от мальчишки на велосипеде и повторила вопрос.

— Ты что, Торквемада? — не выдержал Фрэнк.

— Мне просто интересно.

— Ну, например, флаг. Это зацепка.

— Который на вертолете?

— Он самый.

— И как это поможет? — недоуменно спросила она, немного подумав.

— Флаг американский, значит, и корабль скорее всего американский. Вероятно, тела привезли в американский порт.

— И что?

— Должна остаться запись.

— Если их не провезли контрабандой.

— Провезти трупы контрабандой не так-то легко. Особенно если нужна низкая температура.

— А она нужна! — воскликнула Энни таким звонким голосом, что проходившая мимо парочка неодобрительно на нее покосилась. Энни покраснела и начала говорить тише: — Нужен холод, иначе вирус погибнет.

— А когда они добрались в Штаты...

— Им потребовалась лаборатория!

— Какая должна быть лаборатория?

Энни задумалась и сама не заметила, как замедлила бег. Фрэнк с трудом под нее подстроился.

— Если есть холодильная камера... — Энни перешла на шаг. — Можно брать образцы тканей, например из легких, и работать только с ними. Тогда отпадает необходимость в защитном костюме, достаточно стерильной камеры с перчатками. — Тут она нахмурилась.

— Что такое? — спросил Фрэнк. Энни грустно рассмеялась:

— Ты не поверишь, я за них волнуюсь! Знаешь, о чем я думаю? Надеюсь, они понимают, что надо быть очень осторожными даже в холодильной камере: если инструменты нагреются, можно распылить вирус! — Она покачала головой. — Извини, сама не знаю, что говорю.

— Том Бегущий Олень считает, что это фармацевтическая компания.

Энни с сомнением пожала плечами.

Они из последних сил рванули вверх по ступенькам Капитолия и, поднявшись, долго переводили дыхание. Энни хватило сил торжествующе подпрыгнуть, как Роки.

Уже в машине она вернулась к той же теме:

— Так что собираешься делать с флагом?

— Я позвонил в Государственный департамент, — объяснил Фрэнк, свернув на бульвар. — Рассказал, что пишу статью про американцев, которые умирают за границей. Ведь тела как-то перевозят на родину?

— Они норвежцы.

— Наверняка их привезли как американцев.

— Ладно, и что дальше?

— Оказывается, существует миллион правил, регламентов и бумаг. В общем, я перезвонил таможенникам, это они контролируют возвращение трупов в Америку.

— И что?

— Мы походили вокруг да около, а потом я спросил прямо.

— Что спросил?

— Как выяснить, не привозил ли кто-нибудь пять трупов. — Мимо на страшной скорости промелькнула полицейская машина. — Господи! Ты видела?..

Фрэнк повернул на набережную и притормозил на светофоре. Мотор немедленно заглох и завелся только с шестой попытки.

— И что они сказали? — спросила Энни.

— Кто?

— Таможенники.

— О чем?

— О трупах!

— А, да. Посоветовали обзвонить портовые администрации.

— Что, все?!

— Угу. Звонить, пока трупы не найдутся.

— Ясно.

— Послали мне список телефонов.

— И ты собираешься звонить? Всем-всем?

— Ну да, — кивнул Фрэнк. — Спрошу, не привозили ли осенью трупы.

— Господи! Я бы так не смогла. Терпеть не могу звонить незнакомым людям.

— Издержки журналистики, — пожал плечами Дейли.

— Знаю. Кстати, кто говорил, что он не напористый?

— Это я-то? — рассмеялся Фрэнк. — Не преувеличивай, я простой жучила.

На автоответчике его дожидались два сообщения из противоположных миров.

Первое — от Флетчера Гаррисона Коу. Его лонг-айлендский выговор превратил имя Дейли в многосложное слово: «Фрэ-ээн-ннк. Это Флетчер Коу. Вот почему я звоню: мы тут все ждем статью про sin nombre, которую ты обещал. Мне казалось, что она пойдет в этот выпуск. Я понимаю, что ты занят, но меня немного беспокоят новые расходы и... в общем, без какой-либо явной отдачи это поставит нас в неловкое положение. Сам понимаешь. Перезвони, хорошо?»

Господи, теперь придется гнать! Звонить и оправдываться бессмысленно, надо сесть и сделать. Если просидеть полночи и продолжить рано утром, то завтра днем можно закончить.

Он стер запись и прослушал новую.

Дядя Сид и Флетчер Коу говорили так по-разному, что казалось, будто они живут на разных планетах. Во-первых, дядя Сид не посчитал нужным представиться. Этого и не требовалось. Наталкиваясь на автоответчик, он пытался изложить все в одном вопле: «Фрэнки!!! Это ты?! Слушай! У вас с отцом официальная вражда, я понимаю, но ты должен знать, он силен, как жеребец, но это уже второй приступ, Фрэнки, плохо дело, обширный инфаркт, может и не выкарабкаться! Если он пронюхает, что я тебе позвонил, убьет на месте, но я подумал, что ты захочешь его поддержать, слышишь? Господи, уже десять лет прошло! Ты что, и в следующем тысячелетии будешь злиться? В общем, его держат на интенсивной терапии, в больнице Сент-Мэри! — Пауза, шорох бумаги, мощный удар кулака обо что-то твердое. — Черт знает, куда задевалась эта бумажка! В справочную позвони! Больница Сент-Мэри!» — Гудок, сообщение закончилось.

Только этого не хватало. Вовремя, как никогда. Секунду Дейли не сопротивлялся накатившему раздражению. Затем стало стыдно. Эгоист! Такой же эгоист, как и отец.

Фрэнк взял в холодильнике пиво, вернулся в гостиную и разложил ноутбук.

О семье он думал редко. Даже совсем не думал. Семья — это часть детства, а детство закончилось очень давно.

Компьютер загрузился. Дейли отставил пиво и открыл материалы по вирусу sin nombre.

Что там сказал Сид? «Я подумал, что ты захочешь его поддержать». Как он нас поддержал.

«Нас» — это Фрэнка с матерью. Мама, королева выпускного бала, самая хорошенькая выпускница, которую знала школа Кервика.

Надо же было ей выйти за отца! Брак, состоявшийся в отцовы «лучшие годы», быстро поблек. После двух «заездов» в больницы и четырех операций на ноге «Большой Фрэнк» вернулся домой в Кервик с замашками ветерана проигранной войны.

Жена вернулась с ним.

Вскоре родился Фрэнки. И все. Будущее внезапно закончилось — и мечты отца рассыпались в прах. «Сдался, — мстительно подумал Фрэнк. — Испугался настоящей жизни и сдался. Господи! И это в двадцать лет!»

Его никогда не было дома. Он пропадал на работе — его взяли на заводскую котельную — или с приятелями в пивной «У Райана», или волочился за очередной официанткой.

Помимо прочего, это означало, что мама растила Фрэнки одна. Они жили в маленькой развалюхе в бедном районе. Перед каждым домиком расстилался микроскопический газон (а то и бетонная площадка), за исключением дома Дейли и еще парочки — у них были садики. Своим мама очень гордилась. В детстве Фрэнку даже нравилось там возиться.

Правда, времени на это почти не оставалось. Фрэнк работал с самого детства: разгребал снег, стриг газоны, бегал по мелким поручениям соседей. Став постарше, устроился в магазин упаковывать покупки и раскладывать товары по полкам, два дня в неделю, по выходным. В летние каникулы он подрабатывал на заводе и каждую пятницу приносил маме чек. Даже отцу пришлось согласиться, что «Фрэнки окупает расходы на себя».

Так и было, хотя, надо признать, этому способствовала хорошая наследственность. По крайней мере со стороны матери. От нее Фрэнк получил любовь к книгам и почти фотографическую память, поэтому немудрено, что всегда был образцовым учеником. Тетки кривя душой повторяли, что он «копия Зигрид». От матери Фрэнку достались яркие зеленые глаза, острые скулы и улыбка — ее плутовская улыбка с озорным огоньком в глазах, которая сразу вызывала симпатию даже у незнакомых.

Остальное Фрэнк унаследовал от отца — и сухощавую, жилистую фигуру, и копну каштановых волос, и рост под два метра.

Дейли был первым первокурсником, которого взяли в команду американского футбола старшей школы Кервика; ко второму году обучения он сделался восходящей звездой. Играл он все лучше и лучше. Вскоре на игры зачастил отец с приятелями — рассаживались на задних рядах, передавали туда-сюда бутылки и ревели школьный гимн. Отец гордился вовсю, особенно когда Фрэнк забросил мяч, пролетевший по воздуху почти шестьдесят метров, и установил новый рекорд Пенсильвании, а заодно и выиграл матч. Всем было ясно, что в колледже Фрэнку светит блестящее будущее. И вдруг он бросил играть.

Фрэнк откинулся в кресле и уставился на монитор. Наступила ночь, а он не написал ни слова. Комнату освещал свет автомобильных фар, падавший из окна на полоток, переползавший на стену и тонущий в ковре.

Да, бросить футбол — это было сильно.

Впрочем, Фрэнк особо не жалел. Главное — удалось разбить отцу сердце.

Это случилось, когда мама подцепила простуду, которая перешла в пневмонию. Однажды, вернувшись из школы, Фрэнк нашел ее на полу — она упала в обморок. Ему было всего пятнадцать. Он дотащил ее до машины, отыскал ключи и на полной скорости примчался в больницу, откуда его отправили обратно, за страховкой.

Когда он приехал со страховкой, его опять отправили домой — за зубной щеткой, ночной рубашкой и халатом.

Привезя их в больницу, Фрэнк позвонил отцу в пивную, только чтобы бармен, по обыкновению, соврал: «Извини, Фрэнки, я его уже давно не видел. Постараюсь передать. Скажи матери, чтобы держалась».

Ночь он провел в неудобном кресле в приемном покое. Над головой плохо настроенный телевизор с хрипом плевался музыкой и дурными шутками. Маму держали в отделении интенсивной терапии, врачи ходили озабоченные. «Она очень больна, сынок. Как нам связаться с твоим отцом?»

А Фрэнк все думал, что она поправится, ведь от пневмонии никто не умирает, правда? Никто. За исключением тех, кто уже умер.

У постели матери в ожидании теток он провел три дня. Когда они приехали, стало еще хуже. Тетки только и знали, что зудеть про отца и строить планы, как с ним поквитаться, когда мама поправится.

Мама не поправилась.

Отец пришел на поминки[13]. «Дела были», — буркнул он, разжевывая мятную конфету. Фрэнк бросился на него, но дядя Сид оттащил.

— Никогда не поднимай руку на отца, — сказал он.

Больше Фрэнк не ходил на тренировки. Школьные тренеры звонили по два раза в неделю, а Фрэнк вежливо отвечал, что играть не будет.

— Что с тобой, сынок? Травма?

— Нет, все в порядке.

— Тогда я не понимаю...

— Просто я больше не хочу играть. У меня... много других дел.

— Каких еще «других»?

— Учеба. Работа.

— Парень, ты шутишь?

— Нет.

— Тогда тебе надо к психиатру, и чем скорее, тем лучше. Я еще позвоню.

Старший тренер повадился в гости, но и он ничего не добился. Кервик лидировал три к одному. В конце концов до всех постепенно дошло, что Фрэнк им в общем-то не нужен. И без него команда была отличная.

Однако все это мелочи. Главное — разбить отцу сердце, поквитаться за то, что он так рано махнул на себя рукой и свел маму в могилу.

Футбол стал для Фрэнка лучшей частью жизни, в нем воплотились все его мечты и надежды.

Они ни разу об этом не говорили, хотя Фрэнк понимал, что отцу страшно этого хочется. После смерти матери они вообще практически не разговаривали. «Не видел лопату для снега?», «Помоешь машину?»

К последнему классу Фрэнк решил уехать из Кервика как можно дальше. По иронии судьбы это удалось благодаря профсоюзной стипендии для детей котельщиков.

Калифорнийский университет оказался идеальным вариантом. Там прошло четыре безмятежных года на факультете свободных искусств, где он усердно занимался журналистикой. Именно в Беркли Дейли увлекся биологией и даже решил было позаниматься на медицинском факультете, но детство на грани нищеты дало о себе знать — медицина обернулась бы огромными долгами. Поэтому, получив в восемьдесят девятом году диплом, он вернулся на восточное побережье и принялся искать работу.

Работа нашлась в Нью-Йорке — русско-английскому изданию «Альянс» требовался англо-говорящий редактор. Вскоре вышла первая серия статей про Брайтон-Бич — «маленькую Одессу» — в «Вилидж войс» и «Бостон глоуб мэгэзин». К девяносто второму году Фрэнк завоевал несколько премий за тематические статьи и журналистское расследование. Материал про банду русских эмигрантов, нефтяных контрабандистов, привлек внимание «Вашингтон пост», Фрэнка взяли в штат. Успешная работа в разделе криминальной хроники завершилась повышением в экзотический раздел — национальной безопасности. Там все тоже шло хорошо, у Дейли уже появилась внушительная сеть информаторов, когда его внезапно опять повысили, прикрепив тему президентских выборов. Этому повышению Фрэнк не радовался. Он не любил работать с политикой. Нудная тема: сплетни, утечки информации и расстановка сил — больше ничего.

В Фонд Джонсона он сбежал от дальнейшего повышения в Белый дом, освещать жизнь первой семьи государства «из первых же рук». В ужасе от такой перспективы Фрэнк подал заявку на освещение «чужого и незнакомого» мира вирусов.

Так можно передохнуть от «Пост» и не сдать позиции. А пока, работая над интересной темой, спокойно подумать, кто он на самом деле такой и чего хочет от будущего.

Сейчас, глядя на ползущий по потолку свет автомобильных фар, Фрэнк именно об этом и думал: кто он, собственно, такой? Неужели он действительно способен... как там сказал дядя Сид?.. злиться и в следующем тысячелетии? А что? Возможно. Очень на то похоже.

С другой стороны, может, и правда пора...

Он потянулся к телефону и набрал код Кервика.

Раздался гудок, затем женский голос: «...код междугородной связи изменился. Новый код...»

Господи, сколько времени прошло! Даже код детства изменился.

Глава 17

Приготовив себе с утра кофе, он уселся читать свежий «Пост» и разгонять головную боль.

Над sin nombre Фрэнк работал до трех часов ночи и до сих пор не закончил. Плохо. Вторая пятница месяца — крайний срок сдачи статей. Опять же, если сегодня не обзвонить порты, придется ждать до понедельника.

На мгновение захотелось позвонить в фонд и рассказать слезную историю про то, как несчастный отец лежит в больнице...

Нет. До этого он еще не опустился. Лучше сесть работать до полудня... нет, пока не закончит. Потом и порты обзвонить успеется.

В два часа статья помчалась к Дженнифер Хартвиг в рюкзаке затянутой в спандекс курьерши, которая больше всего походила на персонаж дешевого постапокалиптического боевика. Туда же отправились униженные мольбы по возмещению расходов.