Глава 21

– Господи, только бы не стемнело, – молился Остен, словно в его силах было сдержать сгущающуюся мглу. Найти их в темноте будет во сто крат сложнее.

Не слезая с седла, он осмотрел каждый холмик, каждый куст, каждую полосу дороги. Все тщетно.

Ханна и Пип сбежали. Покинули Рейвенскар. Остен должен был предвидеть это. Надо было запереть ее в комнате, а не в подвале. По крайней мере она взяла бы булавку с бриллиантом, и на какое-то время ей хватило бы денег на еду и кров.

Пока он их не найдет. А он их обязательно найдет.

Если только Буд или полиция уже не нашли их.

Но он даже думать не хогел об этом. Рука потянулась к пистолету, заткнутому за пояс.

Он не мог представить свою гордую, смелую Ханну в тюрьме, где со стен сочится вода, а в углах скребутся крысы. Не мог представить себе, что Ханне грозит смертельная опасность, что ее разлучили с Пипом и отдали в руки этому негодяю Буду.

Вдруг Остен заметил повозку, которая мчалась с головокружительной быстротой по дороге, подпрыгивая и дребезжа.

Что за черт? Может, лошади сбежали? Остен пришпорил Огнеборца и поскакал по направлению к повозке, надеясь преградить ей путь. Но, спускаясь с холма, неожиданно увидел Энока, понукавшего лошадей. Его старший сын Томас сидел позади с мушкетом в руках.

Что за черт? Остен остановился и разглядел крошечную фигурку, свернувшуюся в углу повозки, закутанную в одеяло.

– Пип?!

Господи! А где же Ханна? Остен устремился вниз, чтобы перехватить их.

Энок увидел его в самый последний момент и так резко натянул поводья, что чуть было не вылетел из повозки.

– Мистер Данте! Слава Богу, мы вас нашли! – выпалил Энок, дрожа всем телом. – Это чудо, клянусь вам. Когда мы отправились на поиски, мы не смогли найти Тома, поэтому ушли без него. Думаю, сами ангелы задержали его на поле ржи. Именно там Томас наткнулся на потерявшегося и едва дышавшего мальчика. Тот сказал, что должен вас найти.

– Слава Богу, ты в безопасности, Пип!

Остен соскочил с жеребца и взял испуганного ребенка на руки.

– Пип, где Ханна?

– Он... он так сильно затянул узлы, что я не смог ее освободить. Она заставила меня бежать.

Остен посадил мальчика в повозку, взял его руки в свои и заглянул ему в глаза.

– Кто ее связал? Твой отец?

– Н... нет. Другой... другой человек. Такой высокий. Он...

Остен с трудом сдерживался, чтобы не разразиться проклятиями. Ведь это еще больше напугает мальчика. Но было сущим мучением думать о том, что Ханну где-то держат в качестве пленницы. Не важно, кто связал ей руки. У них будет достаточно времени, чтобы это выяснить. Важно только одно – добраться до нее как можно скорее и освободить.

– Где же она? – Остен сжал руки мальчика. – Ты можешь вспомнить?

Ребенок вздрогнул, Остен опустил глаза и увидел свежие отметины на худеньких запястьях. Грубая пенька порезала нежную кожу, темные рубцы выступили на месте следов от веревки.

– Господи, да ты же ранен!

Это святотатство, он убьет того, кто так обошелся с ребенком.

– Ну, не очень сильно. – Пип попытался высвободить руки и спрятать, но Остен ласково накрыл ладонью руку мальчика, чтобы хоть как-то утишить боль. – Нам пришлось снимать веревку с моих рук и ног, чтобы я смог... смог убежать. Это длилось очень долго. Но когда мы это сделали, Ханна заставила меня вылезти через дыру в трубе, хотя я не хотел оставлять ее одну.

У Остена сжалось сердце. Ханна сделала все, чтобы спасти Пипа, а сама приготовилась к встрече с самим дьяволом.

– Где она? Ты помнишь?

– Она... она там, где ваши тения.

– Тения? – переспросил Остен, совершенно не представляя себе, что мальчик имеет в виду. – Ты можешь рассказать, как выглядит это место?

– Большой сарай с огромными трубами и инструментами, и...

– Изобретения! Там, где я храню свои изобретения! Это сарай на другом конце поместья.

Остен вскочил в седло.

– Тот человек сказал, что приведет к нам папу, – произнес Пип. – Боюсь, он уже там. Мы очень долго развязывали веревки.

Остен помрачнел.

– Энок, отвези Пипа в Рейвенскар. Не спускай с него глаз. Стреляй в каждого, кто посмеет приблизиться к нему, слышишь?

– С удовольствием, сэр, – пообещал Энок.

– Нет! – воскликнул Пип. – Подождите! Ханна просила меня сказать вам, что любит вас, что доверяет вам. Сказала, что вы обо мне позаботитесь и что мне не нужно бояться.

Она не боялась тюрьмы и ужасной смерти на виду у толпы. Не молила Остена поторопиться и спасти ее. Она беспокоилась лишь о Пипе и вверяла его заботам Остена.

– Теперь ты в безопасности, мальчик мой. Я не позволю тебя обидеть.

– Она сказала, чтобы я бежал. Сказала, что с ней все будет в порядке. Но если папа придет, а меня там не будет... – Глаза Пипа наполнились ужасом. – Мама пряталась, когда он на меня злился. Я залез в комод и не смог оттуда выбраться, а он бил ее. Ханну он тоже будет бить. Я не хочу, чтобы она умерла.

– Я привезу тебе ее целой и невредимой, клянусь. – С этими словами Остен повернул лошадь и, пригнувшись к ее шее, поскакал.

Ханна сжимала шило, пряча его в складках юбки. Ее била дрожь. Она не доставит Буду удовольствия, не покажет, как напугана. Он не увидит ничего, кроме презрения и насмешки.

Наверное, она умрет, но, может быть, ей удастся забрать этого мерзавца с собой.

Месяцами Мейсон Буд преследовал Ханну в ночных кошмарах. И вот сейчас она увидела его наяву. Золотые волосы с проседью блестели, словно бесовский ореол, зеленые глаза горели ненавистью.

– Моя дражайшая свояченица, – усмехнулся он, презрительно оглядывая ее.

Впервые Мейсон сбросил маску вежливости. Они так долго ненавидели друг друга, так долго были злейшими врагами. Только не показывали этого ради Элизабет, матери и сестер.

– Я надеялась, что в данный момент вы плывете на корабле в Америку, – насмешливо произнесла Ханна. – Я молилась, чтобы вы упали за борт. Должна признать, я получила огромное удовольствие, узнав, что вы исколесили всю Ирландию.

Мейсон напрягся.

– Вы заставили меня побегать. Но ваш друг медник был счастлив помочь мне, когда я... убедил его сделать это.

– Тайто?

Ханна вспомнила те несколько напряженных ночей, которые они провели у костра старика, вспомнила, как добр и великодушен он был, как помог им.

– С ним ничего не случилось?

– Думаете, мне было приятно бить старика? Но он заупрямился.

«Господи, должно быть, старик пострадал за свою доброту», – подумала Ханна.

– Ваш никудышный отец так и не преподал вам самый важный урок в жизни. В охоте важен результат. Даже если лиса на какое-то время сумела обхитрить охотника, идущего по следу, все равно ей от него не уйти.

– Никогда не думала, что у вас хватит смелости заняться таким опасным видом спорта. Одна лисичка против целой оравы людей со сворами собак? Да вы даже женщину с ребенком не смогли найти без посторонней помощи. Если бы не обратились к полицейским с Боу-стрит, все еще мотались бы по Англии.

– Я нашел бы вас, вне всякого сомнения.

– А где же ваш отряд? Не захотел участвовать в убийстве?

– Мистер Аттик? Я попросил его съездить за полицией, чтобы вас отвезли в тюрьму. – Буд самодовольно ухмыльнулся. – Это дело семейное, дорогуша. Я сказал ему, что хочу встретиться с вами с глазу на глаз. Возможно, он вор и лжец, но вряд ли захочет обагрить руки кровью.

– Он с радостью посмотрел бы, как меня повесят.

– Ну, только издалека. Кроме того, мне не хотелось, чтобы он услышал, как вы клевещете на меня. Может быть, я и не искал бы вас, но вы имели глупость угрожать моей чести и моему доброму имени.

– Вашей чести?! – с отвращением произнесла Ханна. – Вы убили собственную жену, и этого вполне достаточно, чтобы привести в ужас любого, кто об этом услышит.

– Я любил Элизабет! – взревел Буд. – Но вам этого не понять. Вы старая дева. На вас и взглянуть никто не захочет!

– Я знаю, что такое любовь, – заявила Ханна, вспомнив, как они с Остеном страстно ласкали друг друга. – Любовь не имеет ничего общего с насилием. А вы издевались над женой и сыном.

– О да. Вы вечно навязываете всем свое мнение. Всегда стояли между мной и Элизабет, совали нос не в свое дело. Даже перед нашей свадьбой!

Ханна старалась вызвать его ярость, чтобы он набросился на нее.

– Я умоляла ее не выходить за вас до той самой минуты, когда она встретилась с вами у алтаря.

– Но вам это не удалось. Она слишком сильно меня любила.

– Она боялась нарушить условности, чувствовала себя обязанной выйти замуж ради семьи. Она уступила давлению со стороны матери и сестер. Все говорили, что это великолепная партия.

– Она меня любила!

Ханна вспомнила блеск в глазах сестры, когда та в первый раз танцевала с Мейсоном, вспомнила, как расцветали розовым цветом ее щеки, когда кто-нибудь упоминал его имя. Первые романтические порывы девушки.

Самый сильный эликсир и самый опасный яд.

– Может быть, поначалу она и любила вас. Но когда я приехала в Буд-Холл несколько месяцев назад, то увидела в ее глазах только ненависть к вам. Она умоляла меня забрать Пипа и увезти подальше от вашего смертоносного дыхания.

На лице Мейсона появились отвращение и ярость.

– Мальчишка! Никчемный мальчишка! Вечно она нянчилась с ним. Я дал ей все. Дорогие платья, драгоценности, я даже отремонтировал тот ветхий домик, в котором вы жили! Мы были счастливы. Обожали друг друга. Вы хоть можете себе представить, как я был горд, ведя под руку такую красавицу? А когда я узнал, что у нас будет ребенок, то просто обезумел от счастья. Мне нужен был наследник, которому я мог бы передать титул и земли.

– Лиззи родила вам сына!

– Лучше бы он умер при рождении! Но нет же! Этот писклявый слабак выжил. Из-за него моя Элизабет изменилась. Только он кашлянет, она укладывает его в постель. Она перестала ходить со мной на балы и приемы. Не отходила от него.

– Она была хорошей матерью.

– Я нанял няньку, чтобы та сидела у постели ребенка.

Господи, так вот как это началось! Весь этот ужас, стоивший сестре жизни. Буд ревновал к собственному сыну?

– Вы избивали Элизабет, – с ненавистью произнесла Ханна. – В этом и выражалась ваша любовь?

– Я стыдился этого сына-слабака! Хотел сделать из мальчишки мужчину! Но она мешала мне. Любой на моем месте потерял бы терпение! Она знала, какой у меня характер!

Надо вывести его из себя. Спровоцировать. Если он ринется на нее, она сможет вонзить шило ему в грудь. Но если промахнется, Мейсон, не задумываясь, убьет ее.

– Она пыталась защитить свое дитя от вас. Вы издеваетесь над слабыми.

– Все это чушь! Элизабет, хоть и была слишком добросердечной, в глубине души понимала, что я правильно поступаю.

– Элизабет мне все рассказала, когда я приехала в Буд-Холл и нашла ее умирающей.

– Элизабет знала, что я сделал это для ее же блага и для блага мальчишки! Она любила меня так же, как я ее!

Ханна изо всех сил сжала шило.

– Она хотела забрать Пипа и сбежать от вас, чтобы вы их никогда не нашли! Но вы избили ее, прежде чем она смогла это сделать! Вы посадили Пипа на эту жуткую лошадь...

– Это ложь! – Злоба исказила лицо Буда.

– Неужели? Как же я узнала о том, что может лишить вас доброго имени? Лиззи мне все рассказала, а ваш грум подтвердил.

– Кто подтвердил?

– Пока вы валяли дурака с никчемными дружками, слуги полюбили Лиззи. Они знали, как вы с ней обращаетесь. Но не могли вас остановить! Прежде чем я ушла с Пипом, грум поклялся, что все это правда.

– Это просто нелепо!

– Вы годами выигрывали все скачки графства и считались непобедимым. Но встретили соперника, способного одержать верх над вами.

Он поджал губы и прищурился. На лице отразилась ярость.

– Вы рехнулись! – выпалил Мейсон.

– Нет, это вы рехнулись! Готовы пожертвовать всем, чтобы спасти свою дурацкую репутацию, напыщенный, трусливый дурак! Вы знали, что жеребенок горяч, но усадили на него Пипа. Жеребенок сбросил его, мальчик едва не убился и стал задыхаться. Грум подумал, что он умирает. Но это вас не остановило. В отчаянии грум послал за Лиззи. И когда Лиззи вмешалась, вы набросились на нее и избили!

Мейсон в бешенстве сжал кулаки.

– Я велел ей вернуться в дом.

– Почему? Боялись, что Лиззи догадается о том, что уже известно груму? Она догадалась! Вы хотели, чтобы лошадь покалечилась, и использовали для этого Пипа.

– Я заплатил за ту лошадь целое состояние! Она никогда не проигрывала скачки!

Подумать только, какой ужас, его расстроило то, что он покалечил лошадь и об этом могут узнать, а что избил жену до полусмерти, его мало заботило. Но еще более отвратительно, что такое же мнение существовало и в обществе. Избивать жену можно, а вот мошенничать на скачках – Боже упаси!

– Но лошадь должна была проиграть на следующий день, не так ли? Так что вам надо было найти способ спасти вашу смехотворную честь. И вы представили дело так, будто лошадь охромела из-за сына и ее пришлось пристрелить.

– У вас нет никаких доказательств этого, – нагло ухмыльнулся Буд. – Никто бы вам не поверил!

– Неужели? Вы пристрелили лошадь, не так ли? За день до скачек. Уж если вы догадались, что может победить другая лошадь, не думаете ли вы, что об этом мог догадаться и кто-то еще? Разве вся эта история не выглядит крайне подозрительно?

– У вас нет доказательств! – повторил Мейсон.

– Мне они не понадобятся, и вы это знаете. Но малейшее сомнение или намек – и ваши друзья по скачкам будут следить за каждым вашим движением, выспрашивать, выведывать. И в конце концов сообразят, что к чему...

– Они никогда об этом не узнают. Неужели вы думаете, что я передам вас в руки правосудия, чтобы вы разболтали эту историю каждому, кто согласится вас выслушать? Надеюсь, вы догадались, что я собираюсь с вами сделать?

У Ханны упало сердце, она распрощалась со всеми возможностями, которые раскрыл перед ней Остен, со всеми надеждами и с любовью.

– Вы собираетесь меня убить, – Ханна сжала шило, – как убили свою жену?

– Убил? – Буд поморщился. – Я не хотел, чтобы она умерла!

– Не хотели? Вы избили ее и бросили, ускакав на охоту со своими дружками!

– Я не мог видеть ее такой.

Ханна усмехнулась:

– Вы хотите сказать, что у вас не хватило смелости взглянуть на то, что вы с ней сделали! Но я это видела, и Пип видел! Она уходила из жизни, и мы не могли ей помочь! Могли только возненавидеть вас. Еще сильнее, чем прежде. Но вам не добраться до Пипа! Вы и пальцем не сможете его тронуть. Он в надежном месте.

– Да он где-то здесь, прячется в углу. Если же нет, его будет легко выследить. Любой суд страны отдаст его мне. Да, Ханна, можете быть уверены, я найду сына!

– Не пытайтесь разыгрывать отцовскую преданность, слушать тошно! Будь Пип лошадью, вы с удовольствием пристрелили бы и его!

– Если бы не он, Элизабет была бы жива! – заорал Буд. – Я постараюсь, чтобы он этого никогда не забыл!

– Вините меня, вините Пипа. Вините даже бедную Лиззи! Но это вы ее избили, Мейсон. Своими собственными руками!

Глаза Буда потемнели, Ханна увидела ужас, который Элизабет, должно быть, видела множество раз, – несдерживаемая ярость и почти звериная жестокость.

– Лиззи рассказала мне, какое вы животное! Знали бы вы, как она ненавидела вас! Само ваше присутствие ей было невыносимо.

Он бросился на нее, Ханна выхватила шило и замахнулась, чтобы вонзить его поглубже, но дрожащие пальцы подвели ее, и шило уперлось в крепкую грудь Буда, потом поцарапало плечо и упало на пол.

Буд издал яростный рев и ударил ее кулаком в челюсть.

Ханна упала навзничь, у нее закружилась голова, она шарила вокруг в поисках шила, но, как только нащупала его, Буд ударил ее сапогом по пальцам с такой силой, что она едва не лишилась чувств, и отбросил шило далеко в сторону.

– Ну давай, Мейсон! Ударь меня! Бей, как ты бил Элизабет! Или смелости не хватает?

Он схватил ее за горло и стал душить.

– За то, что ты суешь нос куда не следует, ты заслуживаешь смерти! В своих письмах Элизабет ты настраивала ее против меня!

– Нет, это ты сам сделал!

– Это ты! Ты и мальчишка! Но я разберусь с ним, как только расправлюсь с тобой.

Мейсон бросил взгляд на громадные приспособления – страсть Остена – и осмотрел леса, которые возвышались над каким-то огромным полузаконченным металлическим корпусом. Буд рассмеялся так, что она похолодела.

– Вы всегда совали нос не в свое дело, Ханна. Дело можно представить так, что вы пришли сюда из любопытства и произошел несчастный случай.

Ханна поняла, что он задумал, и лягнула его, когда он схватил ее. И потащил на леса, все выше и выше. Она умрет. В этом нет сомнений.

– Когда вас не станет, Ханна, ни одна живая душа не сможет отказать мне в правах на сына.

– Вы его не любите! Он вам не нужен!

– О, он мне нужен, даю вам слово. Он заставил меня убить женщину, которую я любил. И дорого заплатит за это.

Остен... Где ты, Остен?

Ханна не знала, добрался ли Пип до него, рассказал ли ему, где она находится. Не знала, в безопасности ли мальчик.

Что делать? Как защитить Пипа? Буд втаскивал ее все выше и выше по лабиринту лесов.

Дважды его сапоги соскальзывали, он едва не сорвался вниз. И Ханна приняла решение: она заберет Буда с собой в могилу. До доски, которая служила мостиком между двумя частями лесов, оставались считанные шаги. Ханна напряглась, чтобы перевесить Мейсона.

Он поставил ногу на доску, когда неожиданно прозвучал резкий голос:

– Отпусти ее, Буд, или я отправлю тебя в ад.

Остен! Господи, неужели это не сон? Остен держал в каждой руке по пистолету. Глаза его пылали яростью.

У Ханны появилась надежда.

Но Буд отреагировал мгновенно, загородившись Ханной, как щитом. Доска у него под ногами закачалась, у Ханны бешено забилось сердце.

– Что вы собираетесь сделать, мистер Данте? Пристрелить меня? Не стоит, я жду приезда полиции. Они уже едут сюда, мне на помощь.

– Зовите хоть целую армию! Я готов на все, чтобы защитить Ханну и Пипа.

– Героическая клятва. Но вы не сможете ее выполнить при всем желании.

– Вы убили собственную жену! Я расскажу об этом судье.

– Он скажет, что вас это не касается, и будет прав. Кстати, кто сказал, что я убил Элизабет? Ханна? Она – умственно неуравновешенная особа. Даже ее собственная мать и сестры присягнут в этом. Мальчик – мой сын, моя кровь, а она украла его.

– Подлец! Надо было...

– Я просто пытаюсь снять ее отсюда, – проговорил Буд ледяным тоном. – Она пыталась заколоть меня, видите кровь? Затем полезла сюда. Я подумал, что она свалится, и попытался ей помочь. Ведь скоро прибудет полиция.

– Не смей делать ей больно! Отпусти ее! – крикнул Данте.

– Мистер Данте, ради Бога, не надо! – раздался голос Аттика у Остена за спиной.

Ханна увидела его и местных полицейских.

Мейсон двинулся к центру конструкции, устремив взгляд на дверцу для загрузки, открывавшуюся наружу.

– Этот человек с пистолетом – сумасшедший! Он думает, будто я пытаюсь ей навредить! Ради Бога, помогите мне, пока никто не пострадал.

– Опустите пистолеты, мистер Данте, – сказал один из полицейских. – Ради этой женщины не стоит садиться в тюрьму.

Но Ханна знала, что Остен готов пожертвовать собой ради нее и Пипа.

– Не вмешивайтесь! – огрызнулся Остен.

– Слишком поздно, и вы это хорошо знаете, – ответил полицейский. – Мы предоставим суду разобраться с этим делом.

Суду? Мейсон выиграет, Остен будет уничтожен, а Пип окажется в руках чудовища.

Вдруг полицейский замолчал, уставясь на Ханну и Буда, лицо его стало сосредоточенным и напряженным.

– Они заберут у твоего любовника пистолет, – пробормотал Буд ей в ухо. – И тогда мне придется тебя уронить. Такая трагедия, но я потерял столько крови, когда ты меня ранила, ты вырывалась, и я больше не смог тебя удерживать.

Буд прав. Его план дьявольски безупречен. Никто не поверит Остену, потому что он – ее любовник. Не поверят, потому что все видели представление, разыгранное Будом. Этот человек годами дурачил всю Ирландию.

Существовал лишь один способ избавить Пипа от этого негодяя.

Ханна в последний раз взглянула на Остена, вспоминая ту единственную ночь, что они провели в объятиях друг друга. Ей так много хотелось ему сказать, прежде всего – что она любит его, но в данный момент это было невозможно. Она молилась, чтобы ее услышало сердце Остена.

«Я люблю тебя.,. Я люблю тебя... Я люблю тебя...»

– Ты готова умереть, Ханна? – прошептал Буд.

Ханна обхватила ногами перемычку и изо всех сил подалась назад. Буд силился удержать равновесие, на его лице отразился страх.

– Ханна! Ханна, нет! – закричал Остен.

Один из полицейских влез на леса, пытаясь подхватить ее, и вдруг изменился в лице, видимо, услышав угрозы Буда. Но было слишком поздно.

Доска закачалась, накренилась, дерево треснуло, Буд хватался за нее, потом пронзительно закричал...

Ханна бросилась в пустое пространство, где ее ждала смерть.

Глава 22

Остен опустил пистолет и с криком устремился к Ханне. Но добраться до нее не было никакой возможности. Можно было лишь наблюдать, как она летит на лопасти, находящиеся внизу.

Буд разбился насмерть. Остен ждал, что Ханна закричит, сердце рвалось у него из груди. Но неожиданно раздался глухой стук, и леса задрожали, когда Ханна ударилась о соединение двух распорок.

Она безвольно повисла над смертоносными лезвиями, словно тряпичная кукла.

Остен, скользя, влез по решетке наверх и уже через считанные мгновения осторожно освободил ее от пут и отнес вниз. Его охватило отчаяние.

– Ханна! Ханна, не умирай!

– Помогите ему, ради Бога!

Дородный полицейский с одутловатым лицом попытался взять Ханну у Данте, но тот крепко держал ее.

– Позовите врача! – крикнул Остен. – Поторопитесь, черт побери!

Остен положил Ханну на сено и погладил ее лицо.

– Ханна! Ханна, поговори со мной! Не уходи!

Ее веки дрогнули.

– Мейсон?..

– Этот негодяй мертв.

– Значит, Пип... в безопасности.

Полицейский, который залез на леса, спрыгнул вниз.

– Этот трус намеревался ее убить! Хотел сбросить ее вниз! Я слышал, как он угрожал ей.

– Почему ты не доверилась мне, Ханна? – Голос Остена дрогнул. – Разве ты не знала, что я нашел бы способ защитить Пипа? И почему тебе обязательно было брать все на себя?

– Только так можно было добиться того, что Мейсон его больше не обидит. Пипу нужен был... один из нас. Я знала, что вы позаботитесь друг о друге ради меня, если я уйду.

– Ты никуда не уйдешь, черт побери! – перебил Остен. – Ты будешь жить, Ханна! И выйдешь за меня замуж!

– Мне нужно... нужно тебе кое-что сказать... Я люблю тебя.

– А я тебя. Так что не умирай.

– Послушай... это Аттик выпустил нас из подвала и привел сюда. Это он рассказал Буду, где нас найти.

Остен уставился на нее, не веря собственным ушам.

– Он не дает тебе помириться с родными. Обкрадывает тебя, покупает материалы... дешевле. Именно поэтому... сломалась машина и пострадал Энок.

Остен поднял глаза на кузена. Лицо Аттика было серым.

– Она не знает, что говорит!

Ярость и боль отразились на лице Остена. Он словно прозрел.

Но с Аттиком он еще разберется. Остен погладил волосы Ханны.

– Забудь об Аттике. Береги силы, любимая.

– Разве ты не понимаешь? Тебе больше не нужно выражать страдания через музыку. Твой отец присылал тебе письма, Остен.

Уж не бредит ли она?

– Аттик... их сжигал. Твой отец любит тебя, Остен. – Она улыбнулась.

Остен замер, потрясенный. Его раздирали надежда и мука.

– Люби так Пипа, Остен. Будь ему отцом. Ради меня.

– Мы будем заботиться о нем вместе. Ханна, ты столько выстрадала, чтобы встретить меня. – Остен прижал ее к груди и принялся укачивать, словно ребенка. – Ты не можешь умереть, Ханна. Я не смогу без тебя жить.

– Обещай мне послать за родителями. Скажи отцу правду, Остен. Объясни, почему ты остался с дедом, и расскажи, что тогда случилось на пастбище. Пора вам обоим залечивать раны.

– Я обещаю.

Он зарылся лицом в ее волосы, с трудом сдерживая слезы.

– Мы вместе поедем к моим родителям.

– Скажи моей маме, Харриет и Фанни, что я их люблю и понимаю, почему они поверили Мейсону. Ему верили все в Уиклоу. Как бы мне хотелось с ними увидеться! Так трудно было покидать Ирландию с мыслью, что я никогда их больше не увижу. Ты скажешь им это?

– Ты сама им это скажешь! Ты должна жить, Ханна. Позволь мне заботиться о тебе. Я осуществлю все твои мечты.

Она подняла руку и дотронулась до его щеки, мокрой от слез.

– Остен...

– Что, любовь моя?

– Я никогда ни о чем не мечтала до тебя.

Казалось бы, Остен должен был радоваться. Ханна сидела в залитом солнцем саду и читала вслух, на ее щеках снова появился румянец. Остен буквально не отходил от Ханны, пока она находилась между жизнью и смертью. Он покинул ее спальню единственный раз, когда отправлял Уильяма Аттика в тюрьму.

Аттик молил о милосердии. Остен мог бы простить кузена, если бы он только обкрадывал его.

Но простить ему свой разрыв с родителями, то, что он сжигал письма отца, сломанную ногу Энока Дигвида и весь тот ужас, который пережила Ханна, было бы в высшей степени несправедливо. За подобные злодеяния Аттик заслуживал суровой кары.

Аттик исчез навсегда. Мейсон Буд был мертв. Остен больше не страдал от одиночества, его любила самая замечательная женщина в мире.

Пип бросал Лиззи каучуковый мячик, за ним шел по пятам Кристофер Дигвид. Ханну и Пипа никто больше не преследовал. Но появилась новая непредвиденная угроза. О ней знал только Остен.

Майкл Феррарз, полицейский, принес извинения через несколько дней после того, как Мейсон отправился в ад. Он услышал, как Мейсон угрожал Ханне убить ее. С Ханны сняты все обвинения. Но не прошло и несколько дней, как Майкл Феррарз принес им страшную новость:

«Мистер Данте, я сделал все, что в моих силах, чтобы избежать этого, но не помогло. Мы должны связаться с законным опекуном ребенка. Он является наследником титула баронета, своего отца, и сэр Мейсон оставил в завещании подробные указания относительно человека, которому хочет поручить воспитание сына. Никто лучше меня не знает, скольким леди пожертвовала ради мальчика, но юный Пип не является ее собственным ребенком. Вам придется отдать мальчика...»

Отдать Пипа совершенно чужому человеку, тому, кто его не любит и даже не знает? Опекуну, какому-то дальнему родственнику, который осиротел, воспитывался в Буд-Холле, а потом сбежал на море? Доверенному лицу Буда? Не приведи Бог, он может оказаться еще хуже самого Буда.

Остен молился, чтобы получить хотя бы временную отсрочку на передачу Пипа опекуну. Он должен найти способ как-то обойти проклятое завещание Буда.

Даже когда Феррарз известил его о том, что капитан Джон Берк уже находится в порту, Остен был не в состоянии сделать то, что подсказывала интуиция, – заняться этим самому и предложить любую цену за согласие капитана отказаться от опекунства.

В эти мрачные дни Ханна находилась между жизнью и смертью, все еще сражаясь во сне с Мейсоном Будом.

Успокоить ее мог только Остен.

И Данте решил обратиться за помощью к отцу. Только ему Остен мог доверить это дело. Трудно выразить словами, каких усилий это стоило Остену, но он смирил свою гордость, позвал Мэтью Симмонза и попросил его написать отцу письмо.

Остену так много хотелось сказать отцу, излить ему душу, но в письме это невозможно, и он лишь написал: «Я знаю, что не имею права просить тебя об этом, но только тебе я могу доверить это дело. Найди капитана Берка и привези в Рейвенскар, чтобы я смог спасти сына Ханны».

Остен прислушивался к ее выразительному голосу – такому мягкому и исполненному радости, когда она читала ему вслух. Однако мысль о том, что предстоит последняя битва за Пипа, не давала покоя и мешала сосредоточиться.

Он узнал, как опасно хранить тайны, узнал, что любовь – это честность и доверие. Но как он может рассказать ей, что некий капитан Берк претендует на Пипа в качестве опекуна? Ведь это убьет ее.

Как бы сильно Ханна ни любила его, он не сможет заполнить пустоту в ее сердце, если у нее заберут Пипа. Не сможет исцелить рану в измученной душе Пипа, если мальчику придется расстаться с Ханной.

– Остен, ты чем-то встревожен?

Остен взглянул на нее. У Ханны все еще был болезненный вид. И он с ужасом подумал о том, что мог потерять ее.

– Я укоротила последнее приключение бедного Одиссея так сильно, что Гомер, должно быть, перевернулся в гробу. Но ты, по-моему, не слушал. Предпочел бы что-нибудь другое?

Остен покраснел и коснулся ее руки.

– Прости, любимая, я просто...

– Тебе уже не нужно ухаживать за мной. Врач говорит, что я быстро поправляюсь. Это настоящее чудо. – Она улыбнулась. – Может быть, это Лиззи мне помогла?