Глава 15

Она видела, как потемнели его глаза, а ноздри расширились. Да, он желал ее — теперь в этом уже не могло быть сомнений.

Дрожащими руками Нора начала раздавать карты, но Эйдан, ухватив ее за запястье, пристально посмотрел на нее.

— Ты уверена, Нора? Скажи, ты действительно этого хочешь? Я буду проклинать себя всю жизнь, если ты принесешь свою девственность в жертву только из-за того, что в комнате напротив расположился Монтгомери. Нора, будь со мной откровенна. Скажи, ты в самом деле этого хочешь?

«Я ведь люблю его, — думала Нора. — Да, люблю, и это самое главное».

Судорожно сглотнув, она прошептала:

— Да, Эйдан…

И он тотчас же привлек ее к себе и впился поцелуем в ее губы. Потом чуть отстранился и, заглянув ей в глаза, проговорил:

— Если ты хочешь этого, Нора, то так и скажи. Скажи, дорогая, пожалуйста…

— Да, Эйдан, хочу. Хочу, чтобы ты взял меня. Хочу, чтобы у нас с тобой была настоящая брачная ночь.

Щеки ее пылали, а по телу пробегала дрожь. Она просила мужа, чтобы он взял ее, хотя прекрасно знала, что он не сможет ее полюбить. Но Нора чувствовала, что ее неудержимо влечет к этому мужчине, и ничего не могла с собой поделать.

Тут он снова заглянул ей в глаза.

— Сними сорочку, дорогая. Я должен тебя увидеть. Я хочу видеть тебя всю.

Нора молча кивнула и еще больше покраснела. Она сгорала от стыда, потому что считала себя некрасивой. Но все же она выполнила просьбу мужа — и тотчас же зажмурилась, так как боялась увидеть в глазах Эйдана разочарование.

— Нора, открой глаза, тебе нечего стыдиться. И знаешь, мне все еще не верится, что ты действительно хочешь… Я говорю так потому, что у меня уже была жена, с трудом выносившая мои ласки, и я очень боюсь, что история повторится.

— Эйдан, но я же уже все сказала!.. Поверь, я действительно этого хочу. Ведь ты… Своей улыбкой ты мог бы обольстить и ангелов на небесах.

Он тихо рассмеялся:

— Мне не нужны ангелы на небесах. Мне нужен лишь один ангел — тот, которого я сделал своей женой. Но должен предупредить: я собираюсь сделать так, миледи, чтобы вы забыли обо всем на свете, чтобы узнали, что значит принадлежать мужчине целиком и полностью. И чтобы уже никогда не смотрели на других мужчин.

— Но мне другой не нужен, я…

Тут он принялся ласкать ее груди, и из горла Норы вырвался стон. Когда же пальцы его прикоснулись к ее лону, она пронзительно вскрикнула и безотчетно потянулась к его ремню. Эйдан тотчас же отстранился и распустил ремень. Затем расстегнул бриджи и, взяв Нору за руку, пробормотал:

— Дорогая, ты хочешь прикоснуться ко мне, не так ли? Я тоже хочу этого. У тебя такие нежные, такие ласковые пальчики… Что ж, не бойся, моя милая, не бойся…

Собравшись с духом, Нора прикоснулась к возбужденной мужской плоти, и тотчас же из горла Эйдана вырвался хриплый стон. В следующее мгновение он чуть приподнялся и, стащив с себя бриджи, бросил их на пол. Когда он снова повернулся к Норе, уже ничто не скрывало от нее его великолепную наготу.

«Ведь это мой муж… — думала она, глядя на него как завороженная. — Этот восхитительный, неистовый, безрассудный мужчина с пронзительными зелеными глазами и дьявольской улыбкой будет приходить ко мне в постель, когда пожелает…»

Нора раскрыла объятия навстречу мужу, и он опустился на нее всей своей тяжестью. Она инстинктивно раздвинула ноги и прошептала:

— Эйдан, пожалуйста… О, прошу тебя, пожалуйста…

Глаза его вспыхнули зеленым пламенем, и он прохрипел:

— Скажи мне, Нора, ты потом не пожалеешь о том, что…

— О, Эйдан, я ведь уже все тебе сказала! Эйдан, пожалуйста… — Она судорожно сглотнула. — Пожалуйста, возьми меня. Я хочу, чтобы ты овладел мною, хочу…

Эйдан прижал ладони к бедрам жены и, пристально глядя ей в глаза, прошептал:

— Ты моя, Нора, моя… И пусть Господь меня покарает, если я позволю тебе забыть об этом.

В следующее мгновение он вошел в нее, и Нора вскрикнула от резкой боли. Но боль почти тотчас же прошла, и на смену ей явились совершенно другие ощущения, прежде ей неведомые. Прикрыв глаза, она тихонько стонала; Эйдан же двигался все быстрее и быстрее, и в какой-то момент Нора вдруг почувствовала, как на нее накатилась горячая волна ни с чем не сравнимого наслаждения. И тут же из горла ее вырвался крик, и по телу пробежала дрожь. В следующую секунду раздался хриплый рык Эйдана, и он, придавив Нору к матрацу всем своим весом, излил в нее свое семя.

Какое-то время они лежали без движения, лежали, тяжело дыша. Наконец Нора открыла глаза и поцеловала мужа в губы. Он молча ей улыбнулся и тоже ее поцеловал. Потом вдруг приподнялся и отодвинулся от нее. Причем Норе показалось, что муж нахмурился. Или же он просто о чем-то задумался?

Но почему же он задумался? И о чем он мог сейчас думать? Что его беспокоило?

А может, муж разочарован? Может, ему что-то не понравилось? Что ж, не исключено и такое. Ведь она далеко не красавица.

Нора нащупала одеяло и прикрыла свою наготу. Заметив это, Эйдан почему-то еще больше помрачнел, однако промолчал. Она попыталась заглянуть ему в глаза и прошептала:

— Эйдан, о чем ты думаешь?

— Думаю?.. — Он вдруг улыбнулся. — Да, пожалуй… Видишь ли, моя дорогая, я думаю о том, что мы с тобой не прогадали, заключив брачное соглашение. — Подхватив с пола свои бриджи, Эйдан принялся одеваться. Затянув ремень, он снова улыбнулся и, взглянув на жену, проговорил: — Не огорчайся, дорогая. Если ты снова захочешь принять меня в своей постели, тебе будет достаточно лишь сказать об этом. Поверь, я с величайшим удовольствием откликнусь на твою просьбу и сделаю все возможное, чтобы надлежащим образом удовлетворить твои потребности.

Нора в изумлении смотрела на мужа. Что это? Издевательство? После того, что они испытали? Было очевидно, что Эйдан пытался унизить ее, но почему?

У нее запылали щеки, а в глазах защипало, но она все же удержалась от слез.

— Эйдан, почему? — Нора пристально взглянула на мужа. — Почему ты говоришь мне такие ужасные вещи? И почему ведешь себя так странно?

— Странно?.. — Он надел рубашку и принялся застегивать пуговицы.

— Ты ведешь себя так, словно хочешь сделать мне больно.

Эйдан пожал плечами и пробормотал:

— Поверь, я вовсе не хотел тебя обидеть. Напротив, я собирался поздравить тебя. — Он окинул ее взглядом и с усмешкой продолжал: — Ты прекрасно выглядишь, дорогая. Именно так должна выглядеть новобрачная после ночи, проведенной в объятиях мужа. Уверяю, уже никто не усомнится в том, что молодые супруги провели свою первую брачную ночь в одной постели. Даже твой обожаемый Монтгомери в этом не усомнится.

Нора вздрогнула и в ужасе уставилась на мужа. Неужели он говорил правду? Неужели только из-за Филиппа он пришел к ней этой ночью? Теперь понятно, почему он так громко говорил и так громко смеялся, играя с ней в карты. И понятно, почему так оглушительно стучал в дверь, когда появился у порога ее спальни. Эйдан оповещал весь замок о том, что явился к молодой жене, дабы исполнить свой супружеский долг.

Да, муж пришел, чтобы заявить свои права на нее. Но он сделал это лишь потому, что хотел досадить Филиппу Монтгомери, человеку, в которого, как ей казалось, она когда-то была влюблена.

Сделав над собой усилие, Нора взглянула мужу в глаза и проговорила:

— Может, ты хотел бы, чтобы я поделилась с лордом Монтгомери впечатлениями о сегодняшней ночи? Может, хотел бы, чтобы я рассказала ему о твоей доблести?

Он нахмурился и проговорил:

— Нора, какого дьявола?.. Почему ты это говоришь?

— А что же я, по-твоему, должна говорить? Ведь ты пришел сюда только из-за Филиппа, не так ли?

Эйдан на мгновение смутился и пробормотал: — Нора, ты должна меня понять. Мне хотелось, чтобы Монтгомери осознал следующее: ты теперь моя, и я имею на тебя все права. Видишь ли, мне казалось, что наш гость сомневается в этом, хотя прекрасно видел, что на пальце у тебя обручальное кольцо. Да, Нора, ты моя. Отныне и навеки. В твоем сердце не будет места для другого мужчины… И в твоей постели также.

Нора тяжко вздохнула и потупилась. Она знала, что муж прав. В ее сердце действительно не будет места для другого мужчины. Она любила Эйдана Кейна и всю жизнь будет любить только его. Но, увы, у нее не было надежды на то, что он когда-либо ее полюбит.

Глава 16

Прошло десять лет с тех пор, как бальный зал в Раткенноне оживлял гул голосов. Десять лет прошло с тех пор, как Делия Кейн царствовала здесь как прекрасная чародейка. И вот теперь в зале снова собрались гости, и снова играла музыка. В замке собрались ближайшие соседи сэра Эйдана; они приехали, чтобы поздравить его и познакомиться с новой леди Кейн.

Эйдану следовало бы стоять рядом с Норой, представлять ее гостям и поддерживать беседу. Но он, совершенно безучастный, стоял в тени колонны. Его снова терзали воспоминания, и он думал о том, как когда-то вот так же наблюдал за гостями и гадал, кто из них собирается совратить его жену и кто уже переспал с Делией. «Нет, нельзя о ней вспоминать, — говорил себе Эйдан. — Ведь Делия в прошлом, а Нора совсем на нее не похожа, она совсем другая».

И тут ему в голову пришла ужасная мысль… Он вдруг подумал о том, что прошлое может повториться. Глядя, как Филипп Монтгомери повсюду следует за Норой, он чувствовал, как в душе его просыпается ревность. Но неужели он действительно ревновал? И если ревновал, то почему? А может быть… Может, он любит Нору? Ошеломленный этой мыслью, Эйдан на несколько секунд прикрыл глаза. А когда открыл их, увидел все ту же картину: лорд Монтгомери улыбался и смеялся, любезничая с его женой.

Эйдан уже хотел подойти к Норе, схватить ее за руку и увести подальше от англичанина. Но тут вдруг раздался звонкий голосок Кассандры.

— Папа, что же ты тут стоишь?! От кого ты скрываешься? Папа, ведь гости хотят с тобой поговорить.

Эйдан заставил себя улыбнуться.

— Хотят со мной поговорить? А мне кажется, что они просто выведывают и вынюхивают, не пахнет ли очередным скандалом. Может, мне следует рассказать им всю правду о моей женитьбе? Может, сообщить, что невесту мне подыскала дочь и преподнесла в качестве подарка на день рождения? Могу представить, как обрадуются сплетники, — добавил Эйдан со смехом.

Кассандра с укоризной взглянула на отца и проговорила:

— Папа, не следует смеяться над такими вещами. И я полагаю, что ты должен уделять Норе больше внимания.

— Похоже, что она и без меня не скучает, — процедил Эйдан сквозь зубы.

В этот момент Монтгомери увлек Нору в дальний конец зала, и Эйдан видел, как Нора прильнула к англичанину, что-то говоря на ухо. А потом лорд Монтгомери взял Нору под руку и, осмотревшись, повел ее к дверям, выходившим в сад.

У Эйдана перехватило дыхание, словно его ударили в солнечное сплетение. О Господи, сколько раз он был свидетелем подобной сцены? Делия постоянно исчезала со своими любовниками, при этом она не обращала ни малейшего внимания ни на Эйдана, ни на гостей, то есть вела себя так, будто ничего особенного не происходило. Гости же прекрасно все понимали; они с усмешками поглядывали на Эйдана и перешептывались.

Тут Кассандра внимательно посмотрела на отца и проговорила:

— О, папа, кажется, ты чем-то огорчен? Может, ты огорчен из-за того, что Нора танцевала с нашим гостем? Но если хочешь знать мое мнение, то это ты должен просить у нее прощения.

Эйдан с удивлением взглянул на дочь:

— Я должен просить прощения? Но почему?

Кэсси передернула плечами.

— Папа, ты прекрасно все понимаешь. Ведь ты даже не удосужился пригласить ее на танец! Так что сам виноват!

Эйдан поморщился и проговорил:

— Кассандра, но я…

— Да-да, виноват, не возражай!

Эйдан тяжко вздохнул. Он был вынужден признать, что дочь права. Ему действительно следовало находиться рядом с женой, а не смотреть, как ее развлекают другие. Точно так же он когда-то наблюдал за женой, флиртующей со своими многочисленными поклонниками. Но ведь Нора не Делия. И он не позволит Филиппу Монтгомери…

Эйдан вдруг внимательно посмотрел на дочь и спросил:

— Кэсси, но почему ты решила проявить заботу о Норе? Ведь совсем недавно ты ее ненавидела, не так ли?

Кассандра вспыхнула и в смущении пробормотала:

— Мне показалось, что я видела в ее глазах печаль… Словно она стоит у витрины модного магазина, но ее никто не приглашает зайти…

При этих словах дочери Эйдан почувствовал себя виноватым. Кассандра же между тем продолжала:

— Поначалу она была такой доброй, такой веселой, такой… отзывчивой. Да, я ужасно разозлилась на нее из-за того, что она прогоняла меня из твоей комнаты, когда ты болел. У меня не укладывалось в голове, как такая милая леди может быть такой… тиранкой. Но теперь я уже на нее не сержусь.

— Проклятие… — проворчал Эйдан. — Ты все чертовски усложнила, маленькая плутовка. Я думаю, что вы, женщины, делаете все возможное, только бы довести мужчин до бешенства.

— Но, папа, я вовсе не хочу тебя раздражать. Я хочу, чтобы ты нашел Нору и потанцевал с ней.

— Я найду ее.

С этими словами Эйдан решительно направился к двери, ведущей в сад. Гости приветствовали его, но он не обращал на них внимания. В эти мгновения он ничего не видел и не слышал и думал лишь об одном — о том, что его жену увел из зала заносчивый англичанин.

Сад был освещен бумажными фонариками, мерцавшими розовыми, сиреневыми и зелеными огоньками. В лунном сиянии каменные скамейки отливали серебром, а статуи казались ожившими.

Эйдан невольно замедлил шаги и осмотрелся. Наконец остановился в нерешительности. Тут откуда-то из-за кустов послышались голоса, и он подумал: «Может, окликнуть ее? Может, предупредить о своем приближении, чтобы она успела вывернуться из рук любовника?»

Эйдан поморщился и пробормотал сквозь зубы:

— Нет-нет, Нора не Делия.

Эйдан быстро прошел по дорожке и, обогнув кусты, замер при виде открывшейся ему картины. Он увидел жену в объятиях англичанина, и с губ Норы срывался мелодичный серебристый смех.

— О, Филипп, — она обвила руками его шею, — ты самый замечательный мужчина на свете! Я знала, что смогу на тебя рассчитывать, если мне понадобится помощь! Как отблагодарить тебя?

— Хочешь, чтобы я сказал тебе, Нора? Хочешь, чтобы показал?

Тут Монтгомери склонился над ней и поцеловал ее в губы.

— Филипп! — ахнула Нора, изображая негодование. — Филипп, зачем?!

Монтгомери запустил пальцы в шелк ее волос и прохрипел:

— Нора, ты не можешь любить этого зверя, которого называешь своим мужем! Никто не станет осуждать тебя за то, что ты ищешь утешения в объятиях более достойного человека. Нора, позволь мне любить тебя.

Эйдан в ярости сжал кулаки, и все поплыло у него перед глазами.

— Филипп, я даже не знаю, что тебе сказать, — в растерянности пробормотала Нора. — Филипп, неужели ты не понимаешь?.. Ведь я же замужем за сэром Эйданом.

В этот момент Эйдан вышел на освещенный участок сада и громко проговорил:

— О, прошу вас, миледи, не придавайте столь большого значения свадебным клятвам, когда речь идет о ваших удовольствиях.

Нора вскрикнула и вырвалась из рук Монтгомери.

— Кейн, ты за нами следил, мерзавец! — прорычал англичанин. — Мне следовало бы догадаться, что ты затаился где-то в кустах, чтобы следить за нами.

Эйдан криво усмехнулся.

— Ошибаешься, я не скрывался. Я пришел сюда, чтобы пригласить свою молодую жену на танец. Просто вы с Норой не услышали мои шаги, потому что… Потому что слишком заняты.

Нора прижала к груди руки, обтянутые перчатками, и с дрожью в голосе проговорила:

— Эйдан, пожалуйста, не сердись. Возможно, ты подумал… Уверяю тебя, ты ошибаешься. Мы вышли в сад только потому…

Эйдан рассмеялся.

— Дорогая, ты забыла, что у меня есть кое-какой опыт в делах подобного рода. В роду Кейнов есть семейная традиция — забывать супружеские клятвы, когда они становятся помехой. Однако должен признаться, что не припомню ни одной жены, столь проворной. Забыть о клятвах уже на второй день после свадьбы!..

— Но это ты утверждал, что наши обещания ничего не значат. Я же никогда…

— Не утруждай себя объяснениями, — перебил Эй — дан. — Ты являла собой образец скромности, моя дорогая. Я полагаю, ты обняла этого мужчину за шею только для того, чтобы он вынул у тебя из глаза соринку, не так ли? Уверен, что именно этим своим подвигом он и заслужил… Как ты назвала его? Самым замечательным мужчиной на свете?

Он ожидал, что жена покраснеет, потупится, но она, как ни странно, взглянула на него с вызовом:

— Эйдан, почему ты пытаешься меня унизить? Почему не веришь мне? Пожалуйста, объясни…

— Полагаю, что в данном случае объяснения не требуются. Если тебя обнимает мужчина и при этом говорит о любви, то все ясно, разве не так?

— Даже если и так, какое тебе до этого дело?! — в ярости прокричал Монтгомери. — Не пройдет и недели, как ты уже будешь развлекаться в постели очередной красотки. Или, может быть, сразу с двумя, а, Кейн? Я говорю так только потому, что мне кое-что о тебе известно. Но твоя жена, к сожалению, ничего о тебе не знает. Ты ведь не пожелал ее просветить, не так ли? Или, может быть, ты и ее уже обучил всяким мерзким фокусам?

Эйдан почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Снова сжав кулаки, он шагнул к англичанину, но вовремя сдержался. Повернувшись к жене, он с угрозой в голосе проговорил:

— Миледи, мне помнится, вы хотели рассказать нашему герою о том, что произошло между нами в первую брачную ночь. Так рассказали?

— Конечно, нет! — возмутилась Нора.

— Значит, вы не рассказали ему о наших маленьких играх? О заманчивых ставках?

— Дорогой, пожалуйста, прекрати.

Эйдан снова повернулся к англичанину и сквозь зубы процедил:

— Монтгомери, вот что я скажу тебе. Ты ошибаешься, если думаешь, что Нора такая уж скромница. Смею тебя заверить, прошлой ночью она была на редкость смелой и решительной.

— Негодяй! — взревел Монтгомери. — Я сделаю все, что в моих силах…

— Филипп, перестань! — воскликнула Нора. — Пожалуйста, помолчи.

— Монтгомери, запомни следующее. — В голосе Эйдана звенел металл. — Запомни, если ты когда-либо снова приблизишься к моей жене, ты очень об этом пожалеешь.

Англичанин рассмеялся:

— Красивые слова, Кейн! Ты и пальцем не пошевелил, когда твоя первая жена спала со всеми подряд! Думаешь, много времени понадобится, чтобы и Нора отвергла тебя, как когда-то Делия?

Тут Эйдан наконец не выдержал. Размахнувшись, он ударил англичанина в лицо, и тотчас же послышался стон Филиппа Монтгомери; он попятился и прижал ладонь к губам.

Эйдан снова шагнул к англичанину, но Нора закричала:

— Прекратите! Прекратите немедленно!

Монтгомери поморщился и пробормотал:

— Нора, вот видишь, на что он способен? Этот человек способен на все… Неужели ты сможешь жить с таким мерзавцем?

— Она моя жена, — заявил Эйдан. — Она моя, Монтгомери, запомни.

— Твоя?! — взорвалась Нора. — Ты что, намерен запереть меня в башне? Ты считаешь, что я твоя собственность?

— Успокойся, Нора.

— Нет, Эйдан, это ты должен успокоиться! Неужели ты ревнуешь? Почему ты не веришь мне?

— Но Монтгомери держал тебя в объятиях! Он целовал тебя!

— И ты решил, что мне это понравилось? Эйдан пристально взглянул на жену.

— Но почему же ты его обнимала?

— Я обняла его за то, что он согласился поговорить со своей бабушкой, с герцогиней Уэр. Она могла бы помочь Кассандре, когда та появится в лондонском обществе.

— Но он хотел, чтобы ты с ним бежала. Я прекрасно слышал, что он говорил!

— Но ты не стал ждать, когда я отвечу ему, не правда ли? Ты был абсолютно уверен, что я тебя предала. Но тогда почему же я вышла за тебя замуж?

— Потому что у тебя не было выбора.

— Ошибаешься, Эйдан!

— Нора, ты ничего не сумеешь объяснить этому негодяю! — закричал Монтгомери. — Поверь, Нора!

Но она, даже не взглянув на англичанина, продолжала:

— Да, Эйдан, ошибаешься. Я уверена, что сумела бы найти выход. А за тебя я вышла замуж только по одной причине. Я вышла за тебя, потому что…

— Почему же? — Эйдан смотрел на жену все так же пристально. — Я слушаю тебя, дорогая.

— Я вышла за тебя замуж, потому что я… — Нора на мгновение умолкла, потом прошептала: — Не могу открыть свое сердце… Не хочу, чтобы его растоптали. — Резко развернувшись, она побежала по тропинке, но не в сторону замка, а в противоположную.

— Нора, куда ты?! — прокричал Эйдан вслед жене, но она даже не обернулась.

«Она сказала, что не может открыть свое сердце, — думал Эйдан. — Сказала, что не хочет, чтобы его растоптали. Но неужели Нора любит меня?» Ошеломленный этой мыслью, Эйдан смотрел на стройную женскую фигурку, пока она не исчезла во тьме.

«Не могу открыть свое сердце» — эти слова жены еще долго звучали у него в ушах.

Глава 17

Над землей клубился туман, и только бледный лунный свет, изредка пробивавшийся сквозь него, освещал тропинки, петлявшие среди густых кустарников.

Нора не понимала, куда идет. Она знала только одно: ей надо бежать прочь от бального зала, прочь от Филиппа Монтгомери и от сэра Эйдана Кейна. Она все еще видела перед собой пылающие гневом глаза мужа. Он ужасно ревновал ее, но, увы, не любил и никогда не полюбит.

А ведь она… Подумать только, она едва не сказала ему о своей любви.

Нора почувствовала, что глаза ее наполнились слезами. Да, она чуть не призналась в своей любви, но вовремя опомнилась, вовремя сообразила, что подобное откровение сделает ее всецело зависимой от этого человека.

«Но ведь он уже и так завоевал мое сердце, — подумала Нора. — Если бы этого не произошло, я бы никогда не вышла за него замуж, никогда не позволила бы надеть мне на палец обручальное кольцо».

Но почему же это произошло? Как случилось, что она полюбила сэра Эйдана? Должно быть, она сошла с ума. Потому что только безумная женщина могла полюбить такого человека, как Эйдан Кейн.

Тут Нора наконец-то остановилась — перед ней высились развалины замка Кейслин-Алейн. Прекрасный и загадочный, замок, казалось, плыл в тумане, плыл ей навстречу, и Нора вдруг подумала, что именно там, среди древних руин, она сможет найти утешение.

Немного помедлив, она направилась к замку и вскоре миновала невысокий каменный барьер — «каменное кольцо», как сказал ей Эйдан.

И руины приняли ее в свои объятия, словно те, кто жил здесь когда-то и любил, протянули к ней свои руки, чтобы приласкать и утешить. Но сможет ли кто-нибудь ее утешить, если Эйдан Кейн никогда ее не полюбит?

Нора пристроилась на камне, где сидел Эйдан в тот день, когда впервые ее поцеловал, и тяжко вздохнула. Она поняла, что и здесь, в жилище легендарной Мейр Тысяча Слез, ей не найти утешения.

Это была волшебная ночь — ночь, когда лунный свет лишь изредка пробивается сквозь мглу и Кейслин-Алейн, как гласили легенды, плывет в тумане.

Эйдан с детства знал все эти легенды и когда-то верил в них, но, став взрослым, лишь смеялся над рассказами местных жителей, говоривших, что в такие ночи человек, вступивший за «каменное кольцо», обретает утешение.

Да, Эйдан смеялся над этими рассказами, однако сейчас, погоняя своего жеребца, он чувствовал: Нора ждет его где-то там, в туманной мгле.

«Нора ждет меня, — говорил он себе снова и снова. — Ждет среди развалин замка». Но почему он был в этом уверен? Эйдан не мог ответить на этот вопрос, но чувствовал, что его влекло к руинам, влекло к Норе, словно он был связан с ней какой-то невидимой нитью.

Не доезжая до «каменного кольца», Эйдан придержал коня и осмотрелся. Да, он не ошибся… Ослепительно прекрасная в лунном сиянии, Нора в задумчивости сидела на камне — на этом же камне сидел и он, когда впервые ее поцеловал.

Эйдан спешился и направился к «каменному кольцу». Внезапно под каблуком его хрустнула ветка, и Эйдан заметил, что Нора вздрогнула и повернулась к нему. В следующее мгновение он услышал, как она вздохнула, и сердце его сжалось; словно кто-то стиснул его в кулаке.

«Но что же я ей скажу?» — думал Эйдан. Он пытался найти слова, с которыми мог бы обратиться к Норе, но нужные слова на ум не приходили.

Приблизившись к жене, Эйдан какое-то время молча смотрел на нее, потом вдруг спросил:

— Ты когда-нибудь слышала легенду о волшебном поцелуе?

Нора покачала головой, однако не произнесла ни слова.

— А я впервые услышал ее, когда был маленьким мальчиком. Однажды ночью, такой же ночью, как эта, волшебный народец, населяющий окрестности, блуждал среди холмов, выискивая среди смертных влюбленных. Многие в наших местах говорят: если человек забредет внутрь волшебного кольца, то есть сюда, где мы сейчас находимся, он встретит деву неописуемой красоты, и якобы эта красавица увлечет его танцевать, а если он осмелится ее поцеловать, то она похитит его душу — и тогда он становится ее вечным пленником… С этого момента в его глазах появляется мечтательный блеск и он думает лишь о ней, о деве, похитившей его душу.

Нора рассмеялась:

— Здесь нет прекрасной девы, Эйдан.

— Ты так думаешь? Знаешь, когда-то я смеялся над этой легендой, но сейчас…

— Эйдан, не надо…

— Не надо? Ты о чем?

— Не нужно придумывать красивые истории, Эйдан. Мы оба прекрасно знаем, что я некрасивая. А простушка не может обольстить мужчину своим поцелуем.

— Тогда откуда же у меня такое чувство? Откуда это сладостное безумие? Какие силы привели меня сюда? И почему я поверил… — Он внезапно умолк; ему вдруг подумалось, что он говорит как влюбленный юнец.