Он начал беспокоиться. Его не забраковали… но и не приняли. Когда красную нашивку получил Суартана и приступил с остальными к служебным обязанностям, Хаузер не мог не почувствовать себя пристыженным. Ему были назначены дополнительные сеансы тестирования. Некоторые, без сомнения, определяли качество его академических и военных знаний, и они мало беспокоили Вольфганга. Но в других он ощутил явную психологическую направленность, и это раздражало. Хаузер никогда не считал себя кандидатом на проверку психической устойчивости…
      И все же, когда «Бир Хакайм» отделился от «Аристотеля» в систерме Бонапарта, Хаузер в числе остальных рекрутов получил приказ пересесть на новый, более крупный лайтер «Туен Кванг», которому на борту «Аристотеля» предстояло долететь до Дэвро. На «Туен Кванге» уже находилась большая партия добровольцев, некоторые были выходцами с самой Земли. Их также сопровождали сержанты и капралы, но, несмотря на увеличение численности младшего командного состава, НСО не имели возможности много времени уделять отдельным лицам.
      Когда линкор вышел за пределы систерма, Хаузер все еще не получил заветной нашивки, однако его наряду с другими ставили в наряды, пока НСО и высшее командование через компьютерную связь «Аристотеля» продолжали изучать его дело. Это дало Вольфгангу возможность лучше познакомиться со своими будущими сослуживцами.
      Поначалу многие новобранцы держались довольно отчужденно, но со временем Хаузер сумел поближе узнать их. Некоторые, как Макдафф, оказались с самого начала открытыми и дружелюбными. Предыстория, приведшая Макдаффа в Легион, во многом походила на его собственную, это сходство позволило им быстро подружиться, однако добродушный нрав молодого каледонца резко контрастировал со сдержанностью и скрытностью уро. Игрок до мозга костей, прирожденный мошенник и шулер, Макдафф нарушал аристократический кодекс нравственности в понимании Хаузера, а в безудержной самоуверенности каледонца и его способности легко завоевывать доверие угадывалась тяга к деньгам и власти.
      Столь же явно в приятели к Хаузеру никто больше не набивался, ему стоило немалых усилий завоевать расположение других новобранцев. Некоторые считали его чересчур скрытным, другие отвергали его из-за презрительного нежелания подружиться с гуманоидом Маяги.
      Хаузер, в общем-то, не испытывал отвращения к маленькому эйлу, однако присутствие Маяги почему-то раздражало его. Может, потому, что этот рекрут на самом деле уже больше года прослужил в Легионе. Абориген с Ханумана вызывал у Хаузера чувство непонятной неловкости и смущения. Он не знал, какое место занимали нелюди в социальной системе Содружества.
      Не вызывало ни малейших сомнений, что их уважали куда больше, чем на Лаут Безаре. Особенно Вольфганга возмутило, когда Маяги одернул его во время их первой встречи в казарме вербовочного пункта на Робеспьере. Он видел, что многие также смущаются в присутствии эйла, но никто не реагировал так болезненно, как он..
      После перевода новобранцев на «Туен Кванг» Маяги ввязался в ссору с одним из НСО, возглавляющим рекрутов на борту лайтера. Маленький гуманоид отважился поправить старшего сержанта Колби, когда тот назвал его «он». Маяги настаивал, что правильно будет называть его «кай», неопределенным местоимением, принятым на его родной планете Хануман. Особи, к числу которых принадлежал Маяги, являлись естественными гермафродитами, и таких понятий, как «мужчина» и «женщина», у них просто не существовало.
      Колби пропустил мимо ушей объяснения хана и продолжал называть его «он». Так поступали и другие люди, за исключением тех, которые знали Маяги с самого начала путешествия. В число друзей Маяги входила женщина по имени Катерина Воскович. Невысокая, темноволосая, совершенно непохожая на женщин уро ни внешне, ни поведением, Воскович яростно отстаивала сторону Маягй и поэтому держалась с Хаузером настороженно. Вольфганг немного узнал о ней от Макдаффа, который, казалось, обладал способностью знать все обо всех.
      Катерина работала электротехником в мощной корпорации, имеющей интересы на Полифеме. На этой водной планете полубатальон Легиона выдержал отчаянное сражение с враждебно настроенными аборигенами. Когда все закончилось, корпорация, «Морферм Интерстеллар», несмотря на победу, вынуждена была оставить свои владения на Полифеме. Воскович лично участвовала в одном из боев, возглавив группу добровольцев из числа служащих компании. Потом она решила вступить в Легион, оставив прежний род занятий. В отличие от Маяги, у его приятельницы не было большого опыта воинской службы, но она разделяла высокое мнение ханна о подразделении, в котором ей пришлось повоевать, – роте Браво – и о его командире капитане Колине Фрейзере.
      Молодой Карлссон и крепко сбитый коротышка Лористон подружились с Макдаффом. Похоже, Хаузер им также нравился. Суартана оставался той скалой, за которой всегда можно было укрыться, хотя с течением времени они виделись все реже. Судя по всему, так решил старший сержант. Ходили слухи, что именно по вине Суартаны Хаузера до сих пор не утвердили в качестве новобранца Легиона. Индомеец одним своим присутствием напоминал об аристократическом происхождении Хаузера, а к аристократии легионеры относились с недоверием. Возможно, они считали, что Хаузер слишком изнежен для солдата, хотя все его качества и умения оценивались на «отлично».
      И все же шансы Вольфганга закрепиться в Легионе оставались достаточно высокими. Он принял решение трудиться еще упорнее и не терять надежды.
 
      Легионер третьего класса Маяги, скрестив ноги, сидел на мате в центре гимнастического зала и пытался представить родные места. По совету капрала Ростова, командира его лэнса из роты Браво, Маяги прихватил с собой большой запас синтола , который передал офицеру, ответственному за Экологические Системы лайтера, в обмен на разрешение пользоваться сектором тренировок в изменяющихся климатических условиях.
      Как и предполагал Ростов, предложение было принято с энтузиазмом. Система климатического контроля давала возможность установить в помещении практически любую заданную комбинацию атмосферы, давления, температуры и влажности. Жаль только, что нельзя воспроизвести красоту вечернего заката в джунглях или оживленную болтовню на деревенском рынке.
      Мир, который люди называли Хануманом, находился очень далеко, Маяги покинул его больше года назад. Он скучал по джунглям, по друзьям и по своей семье, но знал, что еще очень не скоро сможет все это увидеть.
      Такие мысли не приходили маленькому ханну в голову, пока он проходил службу в роте Браво под командованием капитана Фрейзера. Во время отчаянной битвы с кочевниками на Полифеме он не чувствовал себя одиноким. Там в рядах Легиона у него было много друзей, таких, как капрал Дмитрий Ростов и легионер Грант, а также женщина, лейтенант Энн Келли. Прежде чем стать ответственным офицером лэнс-отделения саперов, Келли Уинтерс была офицером Боевого Флота Содружества. Она стала первым другом Маяги, единственной из людей, кто проявил дружеское участие к нему в ужасные дни отступления роты из Драенжаила. Она помогла Маяги понять, что с потерей родного дома жизнь еще не кончается.
      После победы над кочевниками Полифема их рота получила назначение на Дэвро, и Маяги согласился отправиться на тренировочную базу, радуясь тому, что друзья будут рядом. Но в это время разразился кризис на Лаут Безаре, и рота спешно изменила курс, высадившись на Робеспьере. Однако новобранцев направили для завершения тренировочного процесса.
      В настоящее время все друзья Маяги находились в гуще военных действий, и маленькому ханну приходилось лишь мечтать о скорой встрече с ними.
      Катерина Воскович, гражданский техник, помогавшая легионерам на Полифеме, неплохо относилась к нему, однако Маяги почти ничего не знал об этой девушке. Большинство же совершенно незнакомых ему новобранцев смотрели на кая с опаской.
      Так много незнакомцев… такое странное место…
      Одиночество совершало удивительные вещи. Маяги знал одного эйла с Полифема, Оомуура, аборигена одного из первобытных кочевых племен, добровольно помогавшего легионерам. Его клан был истреблен враждебными племенами, и Оомуур считал Легион своим новым домом. Но ограниченное пространство транспортного лайтера настолько пагубно сказалось на самочувствии гуманоида, привыкшего к широким океанским просторам покинутой родины, что Оомуур покончил жизнь самоубийством еще до того, как легионеры прибыли на Робеспьер.
      Капрал Ростов отдал Маяги кусок веревки, которой Оомуур передавил свои жабры, и сказал, что это принесет удачу. Маяги до сих пор хранит этот обрывок, правда, до сих пор не поняв, каким образом он может осчастливить его.
      Воспоминания о том, что у них с Оомууром было немало общего, доставляли большую боль. Рожденные и воспитанные среди народов с неразвитой культурой, оба они попали в мир, где доминируют люди. Обоим пришлось покинуть дом. Оба должны были приспособиться к новым условиям…
      Большинство представителей человеческой расы даже не пытались увидеть в Маяги индивидуальность. Так, например, многие с ухмылкой настаивали на том, что надо считать «кая» существом женского пола, а не гермафродитом, кьендипом. Его старые товарищи по оружию никогда бы не позволили себе такого. Несмотря на все усилия, Маяги так и не удалось втолковать это новобранцам.
      А некоторые, как, например, аристократ Хаузер, открыто презирали Маяги. Еще на Ханумане он столкнулся с презрением и насмешками, но всегда думал, что люди столь высокомерны потому, что считают себя очень умными и развитыми, а его, кьендипа – безнадежно отсталым. Здесь же, казалось, все должны быть равны. При прочих условиях Маяги заслуживал уважения хотя бы потому, что воевал в составе роты Браво. Не в пример другим новобранцам, Маяги было присвоено звание» легионера третьего класса, и он имел право носить черный берет. Однако ничто не могло поколебать презрение, которое ханн чувствовал в отношении к нему некоторых людей.
      Подобные размышления заставляли Маяги не раз спрашивать себя о том, правильно ли он поступил, покинув джунгли и устремившись в погоню зачем-то очень значительным, присушим, как ему показалось, только Пятому Иностранному Легиону.
      Дверь в гимнастический зал распахнулась, и внутрь ворвалась струя холодного сухого воздуха. Маяги открыл глаза и увидел в проеме стройную, прекрасно сложенную фигуру Хаузера.
      – Allmachtiger Gott! – Слова были произнесены на непонятном языке, но по интонации казалось, что это какое-то ругательство. – Что здесь происходит?
      Маяги ощутил, как его шейные гребни сжались в смущении. Впрочем, мало кто из людей умел понимать присущее кьендипам выражение эмоций.
      – Я не понимаю некоторые ваши слова, – вежливо произнес Маяги.
      – Я хотел бы знать, отчего здесь так дьявольски жарко? – повторил Хаузер, скользнув раздраженным взглядом по фигуре Маяги.
      – А… вы про температурный режим, – Маяги пожал плечами, подражая человеческому жесту. – В зале созданы климатические условия совсем как у меня на родине, на Ханумане.
      Хаузер вытер рукавом пот со лба.
      – Ах, так… тогда упаси меня, Боже, задержаться здесь, – пробормотал он.
      – Если вы желаете воспользоваться этим помещением, я уйду. В любом случае я почти закончил.
      – Закончил? Можно подумать, ты что-то делал… Ты сидел и глазел на стены. Что это – причудливый религиозный ритуал, обязательный для примми на твоей планете?
      Маяги медленно поднялся…
      – Я стараюсь проводить свободное время, думая о доме, – не позволяя обиде овладеть душой, ответил он. – Последний раз я видел его очень давно.
      Воспоминания помогают… помогают мне расслабиться.
      Человек нервно передернул плечами.
      – Черт, что ты делаешь, когда старший сержант Колби не дышит тебе в спину, – это, парень, твое личное дело, – буркнул он. – Только одного я ни как не могу понять: зачем ты бросил своих сородичей и пытаешься втереться в легионеры?
      Гребень Маяги ощетинился:
      – Ну а ты почему поступил так? Ты ведь тоже сильно отличаешься от основной массы, так ведь?
      Выстрел, судя по всему, попал в цель. Хаузер замолчал. Маяги прошел к панели управления климатической установкой и переключил ее в режим земного климата. Затем снова повернулся к Хаузеру, все еще оторопело стоящему в дверях. – Если хочешь, я могу научить тебя технике расслабления и отдыха, которую использую, – он помедлил. – В действительности этот «причудливый ритуал» придуман на планете Пацифик, а я узнал о нем от одного ответственного офицера.
      Маяги прошел мимо человека и вышел в холодный коридор. Он не чувствовал себя менее одиноким, но осознание того факта, что люди, которых его сородичи когда-то считали демонами или божествами, на самом деле мало отличаются от него самого, принесло некоторое удовлетворение.
      – Строиться! Всем строиться! Шевелитесь, шишаки!
      Вольфганг Хаузер отстегнул ремни и поспешил занять место в неровном двойном строю рекрутов, выстроившихся в центре пассажирского отсека. Трое капралов в боевых скафандрах Легиона прошли мимо разношерстного строя, выкрикивая приказы пополам с ругательствами, и не колеблясь пускали в ход шоковые дубинки, когда желали, чтобы приказ был усвоен получше. Время от времени они попросту использовали свои кулаки. Хаузер ловко выполнял команды, стараясь не попадаться лишний раз на глаза. Три месяца перелета сослужили добрую службу и научили его быть ненавязчивым. Постепенно приказы НСО возобладали над хаосом, и рекруты с вещмешками образовали четкий, ровный строй.
      При посадке шаттл дал легкий крен. Строй новобранцев смяло, и сержанты вновь разразились ругательствами. Какие-то пятьдесят человек – а порядка добиться невозможно. Однако НСО знали свое дело. Старший сержант Колби окинул строй ледяным пронзительным взглядом, затем нажал кнопку на пульте рядом с кормовым трапом. Послышался привычный скрип, двери раскрылись, и трап медленно опустился на землю, впустив внутрь горячий сухой воздух. Хаузер ощутил легкое покалывание на коже лица. В глаза ударил свет, более яркий, чем привычное оранжевое сияние Солей Либерте или тусклое искусственное освещение лайтеров, на протяжении трех месяцев являвшихся для него родным домом. От ослепительного сияния на глаза навернулись слезы, и он вытер их рукавом, двигаясь вместе со всеми к выходу на поверхность планеты.
      Старший сержант Колби остановился у подножия трапа на бетонном парапете, окружавшем площадку приземления шаттла. Часовой, облаченный в парадный мундир Легиона – черный берет, брюки и гимнастерку цвета хаки со старинными красно-золотыми эполетами, – сделал несколько коротких шагов вперед, приставив ружье к плечу и удерживая его за приклад правой рукой. Над воротами развевались два флага: звезды на фоне глобуса – символ Содружества Земли, другой – трехцветный, с расписной V-образной эмблемой – знамя Пятого Иностранного Легиона. Колби отдал честь каждому из флагов.
      – Расчету новобранцев заступить на пост, – рявкнул он.
      Часовой отсалютовал, выполнив сложную комбинацию с ружьем.
      – Расчет может заступать. Майор Хантер приветствует вас.
      – Дэвро больше не падет, – ответил старший сержант.
      Угрюмые фанатичные нотки в голосах ветеранов вызывали восхищение и одновременно отталкивали. Как и старинные, принятые еще в девятнадцатом веке мундиры легионеров, этот ритуал был данью традициям, берущим свое начало во Французском Иностранном Легионе. Хаузер в пути получил кое-какие исторические сведения, однако реальность заставила его вздрогнуть.
      Ворота распахнулись, и часовой сделал шаг в сторону, освободив дорогу новобранцам. Форт Хантер – главный тренировочный центр Пятого Иностранного Легиона – располагался в окрестностях города Вилластра на краю Великой Пустыни. Примерно на этом самом месте комендант Томас Хантер из Четвертого Иностранного Легиона после долгих месяцев осады повел кучку оставшихся в живых легионеров в отчаянную атаку против чужеземных захватчиков. Все до одного эти смельчаки погибли, но отданные ими жизни помогли выиграть время, крайне необходимое Содружеству в жестокой войне против Конклава Семти. Когда на руинах Четвертого Легиона возник Пятый, Хантер и битва на Дэвро стали ключевыми словами в таинственном культовом обряде нового воинского формирования.
      Хаузер не забыл болезненные ощущения от удара шоковой дубинкой, когда он позволил себя ухмыльнуться во время одного из обрядов Легиона, однако даже столь суровое «доведение до ума» не достигало полного успеха, новобранцы еще не способны были понять ту серьезность, с которой легионеры относились к своему подразделению и его истории.
      Проходя в колонне новобранцев через ворота, Вольфганг вдруг понял, что ему предстоит еще очень многому научиться и выучить заново. Долгий путь па Дэвро подошел к концу. Их ждали тренировки.
      Перед самым прибытием на планету Хаузер наконец-то прошел все тесты, и на его рукаве появилась красная нашивка. Это случилось всего несколько дней назад, после окончательного смотра, проведенного самим старшим сержантом Колби. Несколько слов, сказанных Суартаной, помогли ему пройти эти тесты. Как только Вольфганг понял, что долго вредил самому себе, он принял решение поубавить бушующую в нем не в меру сильную гордость. Колби неумышленно помог ему, настояв на том, чтобы Хаузер продемонстрировал свое мастерство владения саблей в спарринге с ним самим. Этот учебный бой явственно напомнил Хаузеру о дуэли с Нойбеком и о том, как раздражительность и легкоранимое чувство собственного достоинства вынудили его искать убежища в Легионе.
      Эта схватка помогла и в другом. Очевидно, в Содружестве уровень владения клинком был намного ниже, чем на Лаут Безаре, поскольку НСО просто поразились умению Хаузера вести бой холодным оружием. Лишь немногие на «Туен Кванге» могли похвастаться тем, что произвели благоприятное впечатление на Колби.
      Суартана оказался одним из двух индомейцев, прошедших все испытания. Остальные беженцы, попытавшие счастья, не прошли отбор, одни из-за проблем со здоровьем, другие – по причине, понятной только Легиону.
      Хаузер не раз был близок к провалу. Старший сержант Колби напрямую высказал ему свое мнение о перспективах его службы в Легионе.
      – У вас есть образование и интеллект будущего офицера, – сурово сообщил он. – Но вам придется избавиться от своего дурацкого снобизма и научиться понимать приказы, если вы собираетесь остаться здесь. Я подписываю вам разрешение… но инструкторы в Форте Хантер могут оказаться не столь благосклонны. Следите за собой, Хаузер!
      Что-то в словах, сказанных сержантом, заставило Вольфганга задуматься. Среди привилегированных офицеров Регулярной Армии Пятый Иностранный Легион пользовался дурной славой. Несмотря на высокую репутацию, заслуженную в боях, Легион считали прибежищем преступников, бездельников и других изгоев общества, которые не смогли больше нигде ужиться. Однако в голосе Колби звучала нескрываемая гордость за свою часть. Он говорил так, словно считал, что лишь самые избранные достойны стать легионерами.
      С некоторых пор благосклонность людей вроде Колби неожиданно приобрела очень важное значение для Вольфганга Лари Хаузера фон Земенштейн-Бурата.

Глава 9