Если я полюблю…

Кейт Ноубл

Если я полюблю…

Kate Noble

IF I FALL

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Jane Rotrosen Agency LLC и Andrew Nurnberg.

© Kate Noble, 2012

© Перевод. А.Е. Мосейченко, 2013

© Издание на русском языке AST Publishers, 2014

Пролог

1823 год, январь

Такое обручальное кольцо не могло не нравиться. Нравилось все – и блеск изумруда, и тяжесть золота, и эффектный внешний вид. Украшение сразу бросалось в глаза. Саре Форрестер льстил производимый эффект, ее сестры и все подруги едва ли не сгорали от зависти. Но еще больше ей нравился сам человек, сделавший такой подарок, а также слова, сказанные им при подношении.

– Это кольцо моей мамы, – тихо сказал он, стоя на одном колене и влюбленно глядя на Сару, или ей так казалось, потому что в этот момент слезы застилали ей глаза. – Она носила его, не снимая, все время, пока была замужем. Более тридцати лет.

Его губы изогнулись в лукавой и очаровательной улыбке.

– Как думаете, наш брак будет таким же долгим и счастливым?

Но сейчас, когда в их лондонском доме собрались ее друзья, подруги, знакомые и совершенно незнакомые ей люди, приглашенные ее родителями, – празднично одетые, они с завистью поглядывали на ее прекрасное кольцо, – Саре Форрестер хотелось только одного: чтобы мужчина ее мечты стоял рядом с ней.

Среди танцев и звуков музыки она ни на минуту не упускала его из виду. Он выглядел, как ни странно, взволнованным, наверное, от переполнявших его чувств. Джейсон. Каждый раз, когда она видела его, ее сердце радостно подпрыгивало в груди. У Джейсона были ярко-рыжие волосы, поэтому разглядеть его в толпе не составляло труда. Его всегда окружала толпа, к нему всегда тянулись, так как он обладал удивительным обаянием. Ну а в тех случаях, когда не действовало обаяние, действовал его герцогский титул. Джейсон знал об этом, но никакой выгоды для себя из этих преимуществ не извлекал. Джейсон был просто самим собой – насмешливым и добрым, иногда меланхоличным, впрочем, грустным его можно было увидеть крайне редко, он не любил предаваться грусти. Когда она, улыбаясь, смотрела на него, он улыбался ей в ответ. Да, Джейсон был немного заносчив и самонадеян, но, разговаривая с теми, кого он любил, он вел себя скромнее.

В этот круг избранных, во всяком случае, Сара смела так полагать, входила и она.

– О, можно нам еще разок полюбоваться на него?! – умоляюще воскликнула Аманда, ее круглое лицо так и горело от восхищения. Самая младшая сестра Сары еще не утратила подростковой угловатости, тем не менее она то и дело поглядывала в сторону то одних, то других молодых джентльменов. Аманде было всего пятнадцать лет, и ее еще рано было вывозить в свет, но поскольку бал давался в честь сестры, она, пустив в ход слезы и мольбы, вынудила родителей позволить ей присутствовать на этом балу. В конце концов, убеждала она мать и отца, что в этом такого плохого?..

– Мэнди…

Отчаянный взгляд, брошенный младшей сестрой, претендующей казаться взрослой, заставил Сару исправиться.

– Послушай, Аманда, ведь это смешно, – улыбнулась Сара. – Ты же видела его тысячу раз.

– Да. Но ни мисс Брукс, ни мисс Крофт не видели этого чуда, правда? – вопросительно взглянув на подруг, проговорила Аманда. Мисс Брукс и мисс Крофт энергично закивали головами; будучи старше Аманды, они тем не менее шли на поводу у полной сил и энергии подруги.

Сара со вздохом протянула вперед руку с перстнем. Роскошный изумруд вызвал неумеренные ахи и охи. Мисс Брукс, не удержавшись, издала восторженный возглас. Как это ни странно, но всеобщее непомерное восхищение, которое вызывало кольцо, почему-то смущало Сару.

Смущали размеры камня, его блеск.

Смущал и сам смысл такого подарка.

Она вскинула голову, выискивая глазами рыжеволосую голову среди пестрой и шумной толпы гостей, но Джейсона среди них не было. Сара внимательно принялась оглядывать зал, пока не увидела Джейсона возле самых дверей, ведущих на террасу. Похоже, он собирался улизнуть из зала, но перед тем, как уйти, Джейсон оглянулся, тоже кого-то высматривая… Их взгляды встретились, он тоже искал ее.

Джейсон сделал знак рукой, как бы говоря: «Здесь ужасно душно».

«Мне тоже». Подняв глаза вверх, Сара повторила его жест.

«Пойдем туда». Джейсон кивнул в сторону террасы. Молчаливый разговор между ними продолжался.

Боже, как хотелось избавиться от окруживших ее девушек, оказаться с ним наедине…

– Вы только посмотрите, как оно сверкает зелено-голубым оттенком при свете свечей!

Восторгу Аманды не было предела. Казалось, она могла любоваться и восхищаться украшением часами. Подруги вторили ей в унисон; охи и ахи нарастали, достигая крещендо.

Девушки буквально вцепились в руку Сары, не сводя восторженных глаз с камня, испускавшего во все стороны светящиеся искры. Аманда так потянула сестру за руку, что та едва не потеряла равновесие. К младшей сестре надо было относиться с терпением, хотя порой безудержность ее желаний переходила всякие границы.

Сара подняла вверх свободную руку и, растопырив пальцы, показала Джейсону: «Через пять минут».

В ответ он сделал тот же самый знак, означавший: «Хорошо, через пять минут».

«Я люблю тебя», – одними губами произнесла Сара и улыбнулась, но он уже не смотрел в ее сторону. Стремительно шагнув, он исчез за дверями, ведущими на террасу. Сара нахмурилась, ей стало жалко его, бедняга, он так измучился от духоты.

– А когда свадьба? – вдруг спросила мисс Брукс.

– А где вы будете проводить медовый месяц? – одновременно с ней воскликнула мисс Крофт.

– Каким будет свадебное платье? Ты видела поместья жениха?

«Опять одно и то же», – вздохнула про себя Сара. Она позавидовала тому, как быстро и своевременно исчез Джейсон, но ничего, через четыре минуты и сорок секунд она будет вместе с ним.

Однако вырваться из рук Аманды удалось только минут через шесть. И тут на пути Сары оказалось другое препятствие в лице ее матери леди Форрестер, которая тут же предъявила свои права на дочь. Леди Форрестер сопровождали три джентльмена, все вместе они буквально взяли Сару в окружение. Ей оставалось лишь терпеливо ждать, пока мать с откровенной радостью на лице, но с притворным огорчением говорила о том, каким неожиданным ударом стала для нее помолвка дочери. Все джентльмены сочувственно кивали головами, чтобы доставить удовольствие леди Форрестер.

Вырвавшись наконец-то из окружения, Сара выскользнула на прохладную террасу, где с наслаждением вдохнула свежий зимний воздух.

– Постой, Уинни…

Внезапно из темноты террасы до ее слуха донеся голос Джейсона. Сара пошла навстречу голосу и едва не столкнулась с невысокой леди.

– Простите! – воскликнула Сара.

Торопливо проскользнув мимо, незнакомка лишь кивнула в ответ. Сара обернулась и проводила ее взглядом, та быстро вошла в зал, где тут же растворилась в толпе гостей. Многие из них были незнакомы Саре, дело в том, что родители посчитали бал в честь помолвки их дочери веской причиной для того, чтобы пригласить всех своих друзей и знакомых. Не было ничего удивительного в том, что она не узнала гостью. Однако проскользнувшая мимо молодая леди показалась Саре знакомой. Странно, ей показалось, что у гостьи заплаканные глаза.

И вдруг память сотворила маленькое чудо, Сара вспомнила, кто эта незнакомка. Примерно полгода тому назад в газете был напечатан оттиск гравюры, где в окружении удивленных мужчин изображалась эта самая молодая леди, ее взгляд был устремлен на огромный живот лорда Форрестера, отца Сары. Лорд Форрестер воплощал собой препятствие, не позволяя юной леди стать членом одного из самых избранных научных обществ в Англии – Общества истории искусств и архитектуры.

– Кажется, это Уиннифред Крейн? – спросила Сара у вынырнувшего из темноты Джейсона. Его лицо было на удивление очень бледным. – Куда она ушла? Мне так хотелось познакомиться с ней.

В голосе Сары слышалось возбуждение, но она не скрывала охвативших ее чувств. Похождения мисс Крейн в свое время наделали немало шума в высшем свете. Уиннифред смело заявила лорду Форрестеру: если она докажет, что разбирается в произведениях искусства и умеет отличать подлинные от подделок, то высокоуважаемый лорд примет ее в члены исторического общества. К чести леди Крейн, она действительно объездила всю Европу, приобретая нужные знания. Хотя в газетной карикатуре лорд Форрестер, изображенный с нарочито большим животом, как бы препятствовал вступлению леди Крейн в данное общество, Сара хорошо знала, что папа, бывший старым другом умершего отца леди Крейн и, следовательно, ее другом тоже, вряд ли стал бы чинить ей препятствия.

– Отец говорил, что хотел пригласить ее на собрание общества искусств, но она опять уехала в Европу и… – грустно заметила Сара, как Джейсон вдруг перебил ее.

– Так ты знала? Ты знала, что она будет на балу? – взволнованно воскликнул он, словно в чем-то обвиняя.

Его реакция ошеломила Сару. Прежний Джейсон куда-то подевался; исчезли и вся его веселая насмешливость и вся важность. Его бледное лицо стало приобретать новое выражение, тоже доныне ей неизвестное.

– А я и не знала, что вы знакомы.

Лицо Джейсона из бледного стало красным.

– Чуть-чуть… немного… – смущенно забормотал он. – Ее отец был одним из профессоров в колледже, а потом, когда она захотела стать членом исторического общества… я уже состоял в нем и…

Оказывается, в этом нет ничего страшного. У Сары сразу словно камень с сердца свалился. А ведь в какой-то момент она заметила нечто очень странное в выражении его лица.

– Я вспомнила! – радостно воскликнула она. – Ты помог ей пройти в Сомерсет-Хаус. Ты организовал ей встречу с моим отцом.

Хотя Джейсон не был изображен на той газетной карикатуре, о нем упоминалось в прилагающейся статье, сообщалось, что герцог Рейн, столкнувшись при входе в здание с дамой, желавшей попасть внутрь, как настоящий джентльмен, любезно провел ее на заседание общества. Что особенного, раз они были знакомы. Ровным счетом ничего!

Но сердце Сары почему-то мучительно ныло.

– Я слышала, что она пишет книгу, – небрежно обронила Сара. – О своих злоключениях, когда она пыталась стать членом исторического общества.

Отец говорил ей об этом, и если у остальных членов общества эта новость не вызвала ничего, кроме раздражения, лорд Форрестер отнесся к ней очень добродушно, усмехнувшись, он заметил, что ждет не дождется выхода книги. Внезапно Сару поразила одна мысль, она вопросительно посмотрела на своего жениха.

– Неужели ты причастен к этому делу? Ты взял на себя роль проводника, чтобы дать ей возможность проникнуть…

– Нет! – крикнул Джейсон, его вспышка поразила ее. Он принялся ходить перед ней из стороны в сторону, словно не зная, что сказать.

– Да, именно так! Она вычеркивает меня из своей книги. Как можно… как можно так поступать? Буквально вычеркивать человека из своей жизни?

Он метался перед ней, нахмуренный, потупив глаза вниз. Саре показалось, что под ней разверзлась земля. По телу пробежал озноб, промозглый холод охватил ее до костей, она не могла пошевелиться. Все вокруг продолжало идти своим чередом, а она стояла на месте, остолбеневшая, пригвожденная к месту открывшейся правдой.

Сара не понимала, но что-то выдавало Джейсона с головой, сарказм и веселость исчезли, и теперь все его чувства можно было прочитать на его лице. Сара знала, знала точно так же, как она знала имена своих сестер, как цвет своих глаз, что Джейсон, ее жених, испытывает глубокое чувство к невысокой леди, которая только что проскользнула мимо нее. За несколько минут Уиннифред Крейн возбудила такие сильные чувства в Джейсоне, какие она, Сара Форрестер, никогда не могла пробудить в нем.

– Джейсон! – Голос Сары дрожал. – Я… то есть… насколько хорошо ты знаком с мисс Крейн?

Джейсон опомнился и начал оправдываться:

– Я же говорил, будучи студентом… – Он запнулся, едва заметил, как укоризненно покачала головой Сара.

– Нет, мне кажется, что ты знаешь ее намного лучше.

Джейсон замолк, с трудом выдерживая ее пристальный взгляд. По его лицу и глазам легко можно было угадать мысли, которые одна за другой мелькали в его голове: «Солгать? Но ведь она не поверит. Как быть? Как выйти из этого положения?»

– Да, верно.

Если бы он возразил, еще могла бы остаться последняя крохотная надежда, но теперь и она исчезла. Колени внезапно обмякли, они отказывались держать Сару.

– Мне надо присесть. – Она беспомощно оглянулась по сторонам, как бы ища опоры, за которую можно было бы ухватиться, прежде чем она потеряет сознание.

Джейсон обхватил ее руками. Сара должна была его возненавидеть, оттолкнуть от себя, но, как это ни странно, она обрадовалась его поддержке. Джейсон довел Сару до небольшого дивана в глубине террасы, куда почти не долетал шум бала.

Он присел рядом с ней, и она увидела его лицо вблизи. Вид у него был потрясенный и чрезвычайно серьезный, он видел, как сильно она страдает, и не мог не понимать, кто истинный виновник ее страданий. Ей даже на миг стало жалко его. Нет! Сара встряхнула головой. Она должна все узнать до конца. Но, видя его волнение, заботу и тревогу, она не решилась расспрашивать сразу.

Отвернувшись, она одну-две минуты смотрела в ночную темноту, вплотную подступавшую к террасе.

– Когда?

– Что когда? – переспросил он, ее вопрос явно сбил его с толку.

– Когда ты познакомился с мисс Крейн? В колледже?

– Позже, – ответил он после паузы.

– До того, как мы встретились? – Саре казалось, что если бы это произошло до их знакомства, то, пожалуй, так было бы лучше. Конечно, от этого ничего не менялось, но все-таки было бы лучше.

– Нет, – неохотно продолжал он. – Это случилось этим летом, когда я уезжал на несколько недель на континент.

И тут после последнего признания все разрозненные фрагменты головоломки сложились в одно целое. Прошедшим летом Джейсон внезапно уехал из города, как он потом говорил, захотелось повеселиться в Париже. Тогда они еще не были помолвлены. Он еще ни словом не обмолвился о своих намерениях, но его внимание уже было замечено Сарой. А когда он вернулся, в нем что-то неуловимо изменилось. Он по-прежнему проявлял к ней подчеркнутое внимание, возможно, тогда она что-то почувствовала, но только теперь поняла: он изменился, он стал другим человеком. Он был таким же добрым, внимательным, услужливым, но временами на него находили внезапные приступы задумчивости, то он смотрел в окно, то сквозь бокал на вино, и по всему было заметно, что мысленно он не здесь, а где-то далеко…

Скорее всего он побывал не только в Париже, а в качестве спутника сопровождал мисс Крейн в ее путешествии по Европе.

Сара попыталась было возмутиться, упрекнуть в обмане, но, сломленная отчаянием, только тяжело вздохнула.

– Сара, я хочу жениться на тебе, – торопливо произнес Джейсон. – Не надо так переживать. Мы будем счастливы. То, что было, – просто стечение обстоятельств. Меня ничего не связывает с ней. Между нами все кончено.

– Нет, все не так просто. – Сара оглянулась на ярко освещенные окна, за которыми ее родные и знакомые праздновали их помолвку. Их будущую счастливую жизнь. – Последние месяцы я все время наблюдала за тобой. Это было моим любимым занятием, – робко призналась она. Только сейчас она поняла, чем занималась. Она хотела понять, постичь его мысли и чувства. – Ты был со мной веселым, любезным. Ты шутил, смеялся…

Но тут с какой-то пугающей легкостью ей вспомнились те моменты, когда он был рядом, а мысли его явно блуждали где-то далеко-далеко, и Саре стало интересно, не была ли она в эти минуты чужой для него.

– Но никогда не был счастливым. Я хочу сказать, совершенно счастливым. Ни разу я не видела тебя таким возбужденным, каким ты был всего несколько минут назад после встречи с мисс Крейн.

Увлекаемый отчаянием Джейсон бросился к ней.

– Но разве из-за этого мы с тобой не можем…

Она вскинула на него глаза, и он запнулся.

– Посмотри на меня.

Он взглянул ей в лицо. И хотя ей было очень больно, по его глазам она поняла – все кончено.

И тут она сказала то, что необходимо было сказать:

– Если ты хочешь разбить мне сердце, то пусть это произойдет сейчас, а не через три месяца после нашей свадьбы. Скажи мне всю правду не завтра, а именно сейчас. Ну, смелей. Что тебе подсказывает сердце, прислушайся к его голосу.

Он дернулся, словно от зубной боли. Бледный, видимо, не осознавая, что делает, Джейсон взглянул на дверь, куда минуту назад вышла мисс Крейн. Тем самым он невольно выдал себя с головой.

Сара, зорко наблюдавшая за ним, побледнела как смерть. Несмотря на свое умение скрывать чувства – светская леди всегда должна носить маску любезного равнодушия, – она почти задыхалась от отчаяния. На глаза навернулись слезы, она с трудом удерживалась от того, чтобы не разрыдаться.

– Прости меня, – прошептал он.

Эти обычные слова, сказанные ровным и тихим голосом, больно кольнули ее в самое сердце: они были еще холоднее, чем зимний воздух на террасе.

Из ее груди вырвался тяжелый скорбный вздох. Казалось, еще чуть-чуть, и она лишится сознания. «Нет, нет, – мелькнула в ее голове мысль, – только не здесь и не сейчас».

Он спросил время, и она ответила ему. Собственный голос как бы доносился к ней издалека. Затем Джейсон задал вопрос, что она скажет родителям? Она машинально ответила, что расскажет им обо всем завтра. Ей казалось, что ее голосом говорит другая женщина, а не она сама.

Джейсон взял ее за руку и поцеловал, но она не ощутила поцелуя. Больше всего ей сейчас хотелось остаться одной.

– Тебе пора идти, – прошептала она, улыбаясь сквозь слезы. Надо было как можно быстрее избавиться от него. Еще немного, и самообладание оставит ее, тогда она расплачется, а он останется и начнет утешать ее, что было бы совершенно невыносимо.

Наконец он отступил, собираясь уходить. Но прежде чем уйти, он опять приблизился к ней.

– Сара, – сказал он слегка дрожащим голосом, – ты только поверь мне. Я знаю, что буду счастлив с тобой. Только поверь…

– Хорошо, – согласилась она.

И он ушел.

А она осталась одна, в темноте. Было холодно, и она начала замерзать, но от одной мысли, что надо идти обратно в бальный зал и там весело улыбаться, у нее сразу слабели ноги. Разве она могла идти туда, когда сердце буквально разрывалось на части? Да все, кто там есть, по выражению ее лица сразу обо всем догадаются.

Встать и вернуться было очень трудно. Почти невозможно.

Но у нее не было иного выхода. Надо было идти.

Слезы душили ее. Она прижала руку к искривленным губам, чтобы только не разрыдаться.

«Только поверь…»

Но она ему не верила. Тихие слезы потекли по ее лицу и закапали вниз, одна из них упала на руку с обручальным кольцом. Стало невыносимо больно, она со всей отчетливостью поняла, что сейчас произошло.

Между ними все кончено. Ничего нельзя ни изменить, ни исправить.

Глава 1

Апрель 1823 года

Все было кончено.

Сара закрыла за собой дверь в спальне, прислонилась спиной к двери и облегчено вздохнула. Наконец-то мучительно долгий вечер закончился, наконец-то она одна.

Обычный вечер, ничего примечательного, если разобраться, то все было как обычно. Игра в карты, ужин, а потом незамысловатые светские развлечения под аккомпанемент Бриджет на фортепиано. Одни только близкие друзья, как говорила ее мать. Никто из них не осмелился бы заикнуться о том…

Что произошло. О том событии.

И к чести всех собравшихся, никто ни единым словом не обмолвился об этом… Никому и в голову не пришла мысль говорить на эту тему в доме Форрестеров. Но ведь это не мешало им переглядываться и перешептываться.

Сара отошла от дверей. Близкие друзья – какая горькая насмешка. Когда отец увлечен предметами старины, а мать имеет двух дочерей на выданье, одна из которых уже три года выезжает в свет, а другая только в этом году начала выезжать, определение «близкие друзья» звучит довольно двусмысленно и странно. В понимании леди Форрестер близкий друг – это жена одного из собирателей антиквариата, у которого лорд Форрестер пытался приобрести коллекцию древнеримских скульптур. Или светские кавалеры, с которыми Сара танцевала больше одного раза в этом сезоне.

Впрочем, все это уже в прошлом.

Сара не спеша подошла к столику и села на небольшой стул, сиденье которого было обито бархатом, отчего он напоминал игрушечный. Может быть, именно такая схожесть соблазнила двенадцатилетнюю Сару, и она выбрала его для себя.

Туалетный столик поражал своей пестротой. На его крышке, выполненной в стиле рококо, были нарисованы летающие среди облаков херувимы, края крышки окружал причудливый орнамент. Столь необычный столик, как это ни странно, приближал их друг к другу – нынешнюю двадцатилетнюю Сару и двенадцатилетнюю девочку.

Сперва она сняла жемчужные серьги, потом кулон из жемчуга.

Машинально взглянула на левую руку. Теперь на ней ничего не было. Поспешно отведя глаза, она уставилась на пухленьких ангелочков на крышке стола. Все выглядело до глупости примитивно.

Но сегодня от глупой незамысловатости веяло покоем, и у Сары стало немного легче на душе. Она вспомнила себя прежнюю, ту, какой была раньше. Повернувшись, она взглянула на свое отражение в зеркале и не узнала себя.

Конечно, это было лицо не двенадцатилетней девочки.

Но и не двадцатилетней.

Оно было намного старше.

На нее смотрели мрачные, неулыбчивые глаза. При свете луны они скорее напоминали два темных провала. Если бы она зажгла свечу, она увидела бы себя: золотистые волосы, заколотые жемчужными шпильками; зеленые глаза, говорившие о том, что ее предками были англосаксы; белая, гладкая кожа, наглядное свидетельство ее молодости. Но под обликом очаровательной юной леди скрывалась старуха с мрачными впалыми глазами. Потому что…

Потому что теперь она стала именно такой.

В дверь постучали, и в комнату вошла ее горничная Молли.

– Мисс, кажется, сегодня вечер был что надо. – Аккуратно одернув передник, она подошла к столику, высекла искры из кремня и зажгла свечи по обеим сторонам от зеркала.

– Да, было приятно, – согласилась Сара, привычно надевая на лицо равнодушную улыбку, которую почти не снимала со своего лица весь званый вечер. Хотя бывали мгновения, когда улыбка гасла под напором печальных мыслей, но Сара тут же спохватывалась и опять принимала веселый вид или, во всяком случае, старалась выглядеть веселой.

– Маме нравится собирать такой тесный кружок друзей.

Несмотря на молодость, Молли была уже опытной камеристкой. Одобрительно хмыкнув, но без лишних вопросов, она приступила к исполнению своих обязанностей, ловко вынимая из волос госпожи шпильки.

Густые длинные волосы рассыпались по плечам, и Сара вздохнула с облегчением. Однако освободиться от тяжести прически было намного легче, чем от осознания правды. Сара догадывалась, что Молли, наделенная немалой сообразительностью, тоже все видела и знала.

– Будь честной Молли. – Не выдержав, Сара первая нарушила тишину. – Вечер был ужасный.

– О, мисс, все было не так уж плохо. – Молли говорила, одновременно расчесывая волосы Сары. – Ужин был подан вовремя. Ничто из посуды не разбито. Все чашки целы. Нам на кухне все время было слышно, как смеялась ее светлость.

Что верно, то верно. Ее мать любила посмеяться, к месту и не к месту.

– Мне кажется, наши определения удачного вечера несколько отличаются друг от друга, – вздохнула Сара.

– Как сказать, мисс – пожала плечами Молли. – Но мы видели, как вы танцевали с лордом Сетоном. Он такой веселый и общительный.

Как показалось Саре, он черпал как вопросы, так и ответы из последней светской хроники. Она с тоской вспомнила его двусмысленные намеки, его частое дыхание, вызванное слишком туго затянутым корсетом. Он единственный пригласил ее на танец, что было совсем скверно. Неужели она так плохо выглядит, что ни у кого не возникает желания танцевать с ней?

Неужели, когда начались танцы, та самая умудренная жизненным опытом женщина, прячущаяся внутри ее, выскользнув наружу, предстала перед взорами гостей?

– А теперь, мисс, не хотите ли переодеться ко сну? – спросила Молли. – Ваши родители еще внизу, в гостиной. Они решили перед сном перекусить сыром. Может быть, вы хотите спуститься к ним?

По лицу Сары скользнула недовольная гримаса. Но как ни претила ей мысль провести остаток вечера вместе с родителями, оставаться одной в спальне было еще тоскливее. Надо было немного отвлечься от мрачных мыслей.

Стакан с теплым молоком. Новый роман. Все, что угодно, лишь бы забыться.

Забыть о том, о чем шептались все вокруг.

– Благодарю, Молли. Пока не буду переодеваться. Наверное, тебя ждут на кухне. После званого вечера лишняя пара рук там будет очень кстати.

– Совершенно верно, мисс, – с довольным видом ответила Молли и присела в коротком реверансе. – Спокойной ночи, мисс.

– Спокойной ночи, – машинально повторила Сара.

Надо взять в библиотеке роман. Она тихо проскользнет по черной лестнице, чтобы родители ее не заметили. А на обратном пути возьмет на кухне молоко.

Роман и молоко – как раз то, что нужно.

К несчастью, если надо незаметно выйти из дому, то, как правило, проскользнуть мимо дверей в гостиную удается довольно легко. Но пройти незамеченной мимо гостиной, направляясь в библиотеку, уже намного сложнее.

Хорошо, что двери в гостиную были закрыты.

Но скверно, что из-за тонких дверей было слышно каждое слово.

– Все могло быть намного хуже, – раздался голос отца, когда Сара на цыпочках кралась мимо. Его привычное шумное бахвальство сменила угрюмая сдержанность. Он скорее задавал вопрос, чем высказывал мнение.

– Да-а, не слишком плохо, – послышался ворчливый женский голос. Надо было пройти мимо дверей, не задерживаясь, но женский голос принадлежал не матери, а сестре Бриджет, и Сара невольно замерла у самых дверей.

– Что ты хочешь этим сказать, дорогая? – раздался усталый голос матери. – Мне показалось, что вечер прошел гладко, как мы и ожидали.

– Гладко? – фыркнула Бриджет.

Сара совсем неожиданно для себя бесшумно подкралась к самой двери и укрылась возле косяка за цветочной кадкой.

– Это можно было бы сказать, если бы она не выглядела так, как будто готова в любой момент упасть в обморок, – назидательным тоном говорила Бриджет, так она говорила всегда, когда считала себя правой. – Гладко было бы, если бы вчера в светской хронике не опубликовали объявление о женитьбе Райана.

Кровь бросилась в лицо Саре. После резких слов Бриджет за дверями воцарилась тишина.

Объявление?! Какое ужасное известие. И так быстро.

Не прошло и четырех месяцев после того памятного вечера, когда Джейсон Каммингс, герцог Райан, разорвал помолвку и разрушил последние надежды, если таковые оставались. Вскоре после разрыва лорд Форрестер с супругой уехали вместе с дочерьми в свое поместье Примроуз-Мэнор, располагавшееся возле Портсмута. За четыре месяца, пролетевшие с того дня, в светском обществе должны были позабыть о неудачной помолвке. Но прежде всего о ней должна была забыть Сара.

В Примроуз-Мэноре все буквально дышало миром и покоем. И душевная рана Сары стала понемногу заживать.

Однако прошлое забывалось нелегко.

Сара решила вернуться в Лондон к началу нового сезона. Свежие наряды, светские развлечения. Новые встречи и знакомства. Она собиралась начать все сначала, словно это был ее первый выход в свет.

В любом случае она не сомневалась в том, что ей будут задавать нелегкие вопросы. Конечно, по-прежнему будут ходить сплетни, ведь рот людям не заткнешь.

Но такого она никак не ожидала.

Даже чертовски благородное поведение Джейсона не помогло исправить положение. После разрыва помолвки он направо и налево твердил, что Сара ни в чем не виновата, что она очень любезная и заслуживающая всяческого уважения леди. Вскоре он тоже уехал на континент.

Джейсон уехал, но разносчики сплетен остались.

На следующий день после возвращения в Лондон семьи Форрестеров в светской хронике появилась заметка. Удивительно, раньше газеты не обращали никакого внимания на их приезды и отъезды. Во-первых, Форрестеры не относились к сливкам великосветского общества, а во-вторых, никогда не были причастны к скандальным происшествиям. Более того, лорд Форрестер являлся президентом академического исторического общества, скучнейшего и занудного, с точки зрения обозревателя, ведущего колонку светской хроники. Короче говоря, Форрестеры вели настолько приличный образ жизни, что это не лезло ни в какие ворота.

И тут такой случай. Газета не преминула им воспользоваться, напечатав короткую заметку под броским заголовком «Девушка, потерявшая герцога, возвращается в Лондон».

После этого Сара перестала читать газеты.

Поэтому о помолвке бывшего жениха она узнала не сразу, лишь вчера одна из маминых знакомых шепнула ей об этом.

– О, моя дорогая…

Это произошло утром. В час слишком ранний для визитов. Пришедшая к Форрестерам леди Уитфорд подошла к Саре и сочувственно пожала ей руку. Ее круглое лицо выражало участие и волнение, но за ними скрывалась кровожадная радость хищника при виде добычи.

– Какой удар! Сможете ли вы его перенести?

И тут леди Уитфорд с наслаждением рассказала о том, как на прошлой неделе в Провансе, во Франции, герцог Райан женился на Уиннифред Крейн, известной своими изысканиями по древней истории. Сарой овладела щемящая, невыразимая тоска, от которой никак невозможно было избавиться.

Согласно мнению светского общества, выразителем которого была леди Уитфорд, мисс Форрестер не скоро должна была оправиться от столь жестокого удара, но вопреки сложившемуся мнению Сара как раз была уверена в обратном. Пусть все вокруг думают, что она сломлена горем. А вот и нет! Она выдержит и все преодолеет. Но когда все ее знакомые с глазами, полными сочувствия, начали выражать ей соболезнования, прежняя уверенность стала таять, словно снег весной. Сара заколебалась. Она непрерывно задавала себе мучительные вопросы.

Сумеет ли она справиться? Не махнуть ли на сплетни рукой?

Сперва ее поддерживала маленькая надежда на какое-то событие, которое отвлекло бы от нее всеобщее внимание. Например, стихийное бедствие, или объявление войны, или еще что-нибудь в таком духе. Как назло, ничего значительного не происходило. Если не считать слухов об одном английском джентльмене, который попал в плен в какой-то Бирме, а потом бежал оттуда. Но поскольку никто в Лондоне не знал, где находится Бирма, то подобные слухи не вызвали особого интереса, внимание светского общества опять переключилось на леди, упустившую возможность женить на себе герцога.

На званый обед, устроенный леди Форрестер с целью как бы неумышленно вывести дочерей в свет, возлагались большие надежды, по сути, это была волнующая игра. Многие в свете ожидали увидеть Сару подавленной и опечаленной. И опять получить новую пищу для сплетен.

Перешептывания и устремленные на нее взгляды настолько раздражали Сару, что ей стало совершенно безразлично, что о ней думают.

Пусть думают что хотят.

Как только из-за дверей раздался голос Бриджет, в голове Сары опять завертелись неприятные мысли.

– Было бы гладко, если бы кто-нибудь из гостей вспомнил, что званый обед устраивался и ради меня тоже.

– Бриджет! – возмущенно крикнула мать.

– Но разве это не так, мама! – не менее возмущенно ответила Бриджет. – Кто бы из дам ни обращался ко мне, каждая обязательно спрашивала: «Как ваша сестра?»

Последние слова она произнесла с притворным сочувствием, подражая леди Уитфорд.

– А мужчины?! Каждый, кто решался поговорить со мной, едва мог связать два слова. Они боялись меня, как будто у меня на лице тоже было написано «мужчины, отойдите прочь».

– Ради Бога, Бриджет, – простонала леди Форрестер, но сестру уже нельзя было остановить.

– Но ведь это мой первый светский сезон. Разве можно надеяться заполучить хорошего жениха, когда у Сары такой вид, как будто ее тошнит от одной мысли, что ей придется танцевать. Она едва не вышла замуж за герцога! Ну что такого в том, что он не любил ее?! Все могло быть так хорошо!

– Бриджет, перестань! – резко оборвал ее отец. – Нельзя так злиться. Это скверно.

Воцарилась мертвая тишина. Обычно подобные конфликты разрешала мать. Слова отца прозвучали так сурово, что у Сары мурашки побежали по коже. Что чувствовала сестра, можно было лишь догадываться.

– Пусть скверно. – Голос Бриджет звучал робко, от былой самоуверенности не осталось и следа. – Зато это правда. Если все так и будет продолжаться дальше, то мне ничего не останется, кроме как надеть траурные черные наряды, чтобы вместе с Сарой разделить ее горе по утраченному жениху.

Сара едва успела отпрянуть назад, подальше за кадку с растениями, как дверь в гостиную распахнулась и оттуда выбежала Бриджет. Ничего не замечая перед собой, вне себя от злости, она пролетела мимо спрятавшейся сестры и побежала вверх по лестнице.

Обида, страшная обида на сестру овладела Сарой. Из всех родственников Бриджет была ей ближе всего. Она поддерживала ее все эти долгие зимние месяцы, когда они были в Портсмуте. Они вместе так часто любовались выходящими из порта и заходящими в гавань кораблями. Именно Бриджет, как это ни смешно выглядело, объявила вендетту, кровную месть, герцогу Райану. Та самая Бриджет, которая помогала ей собирать вещи в сундуки перед отъездом в Лондон.

Сара усмехнулась – надо же быть такой наивной. Она думала, что Бриджет искренне сочувствует ее несчастью, а оказалось, сестра просто мечтала побыстрее очутиться в Лондоне, ведь именно в этом году она должна была впервые начать выезжать в свет. Если мысли о светских развлечениях нисколько не привлекали Сару, то Бриджет, напротив, видимо, думала только о них.

Почему бы не пожалеть бедную сестру, но если ее мрачное настроение и угрюмый вид портят Бриджет ее первый светский сезон, то наплевать на сожаление.

Возмутительно!

Бриджет, говорившая о своей ненависти к герцогу Райану, оказывается, была бы только рада, если бы ее сестра вышла за него замуж, потому что так было бы лучше для всех. Горечь обиды опалила Сару. Какова Бриджет?! Любящая сестренка, хм?!

Погруженная в мрачные мысли, Сара не сразу заметила, как заговорил о чем-то отец. Она прислушалась.

– Дорогая, на днях я получил письмо от управляющего из Портсмута. Он просит приехать и посмотреть на новый колодец. Думаю, это займет у меня несколько дней, не больше.

– Дорогой, мне бы не хотелось, чтобы ты уезжал именно сейчас. – Леди Форрестер пела сладким голосом, но под ним явственно слышалась твердость и настойчивость. – Но если без этого никак не обойтись, постарайся не задерживаться, чем быстрее вернешься, тем будет лучше. Сезон только что начался, и если Саре тяжело, то ей понадобится вся наша поддержка.

– А не взять ли мне Сару с собой? – задумчиво произнес лорд Форрестер, чем немало удивил подслушивавшую дочь. – Как ты думаешь?

– Что это тебе взбрело в голову? – вскинулась жена.

В воздухе повисла пауза, затем раздался голос отца:

– Никак не думал, что все будет так плохо.

Опять наступила тишина.

– Я тоже не предполагала этого, – согласилась леди Форрестер. – Мы надеялись…

– Надеялись, а вышло все совсем иначе, – прервал лорд.

Сара представила отца. Скорее всего он сидел на любимом диване, переплетя пальцы рук и вращая большими пальцами вокруг друг друга. Это была его обычная поза, когда он, задумавшись над чем-то, пытался найти выход из сложившегося положения.

– Все вышло так неожиданно. Ни она, ни я не были готовы к такому исходу.

Сара встрепенулась. Как ни была она придавлена горем, сердце подсказало, что отец страдает не меньше ее. Из всей семьи он, как никто другой, был сильно опечален случившимся.

Джейсон ему нравился. Они познакомились на одном из заседаний исторического общества. Лорду Форрестеру, отцу трех дочерей, было приятно думать, что будущий зять разделяет вместе с ним увлечение произведениями античного искусства и секретами живописной техники прошлых веков.

– Дорогой, – донесся из-за тонких дверей успокаивающий голос матери, – не надо так расстраиваться. Все образуется, и вы с Сарой скоро все забудете.

– Стоило мне захотеть, я исключил бы его из членов общества. Но поступать таким образом из чувства личной обиды противоречит моим… – Голос отца дрогнул и оборвался.

– Знаю, знаю, – продолжала утешать его жена. – Все-таки у Райана хватило чувства такта уехать на континент. Будем надеяться, что он…

Пора было уходить, Сара и так слишком долго подслушивала.

Как ни тяжело было слушать сетования отца и матери, еще тяжелее для нее было слышать имя Райана.

Сара выскользнула из укрытия и быстро, не чувствуя под собой ног, бросилась в библиотеку. Она даже не подумала о том, что быстрый топот ее туфелек, никак не похожий на мерный стук обуви прислуги, может выдать ее. Она вообще ни о чем не думала, и менее всего о том, что в библиотеке может встретить кого-нибудь.

– Боже мой! – испуганно вскрикнула Сара, неожиданно заметив сидевшую там леди.

– Неужели я такая страшная? – шутливо сказала дама, отрываясь от томика стихов. – Вы меня не узнаете?

– Леди Уорт, – почти шепотом ответила потрясенная Сара, машинально приседая в реверансе. Выручили привитые с детства приличные манеры. Леди Уорт, светская львица и негласный лидер светского общества, поднялась из-за стола, оставив на нем книгу и насмешливо глядя на растерявшуюся Сару.

– Итак, вы знаете, кто я такая. Признаться, я уже начала удивляться, помните ли вы меня вообще.

– Леди Уорт, конечно, я вас помню, – покраснев до корней волос, отвечала Сара. – В прошлом году я была на вашем вечере, устроенном в саду. Кроме того, вы были среди приглашенных… – Сара запнулась, слова «на вечере в честь моей помолвки» застряли у нее в горле. Встряхнув головой, она решительно сказала: – Простите меня и позвольте сходить за родителями. Время уже позднее, но они…

– Да, да, я понимаю, что для визита несколько поздновато. – Леди Уорт выпрямилась во весь рост. На ней было изумительное вечернее платье, которое она носила с такой непринужденностью, словно это был домашний халат. – Мое появление вызвало у вашего дворецкого, мягко говоря, недоумение. Несмотря на его суровый вид, мне удалось легко пройти внутрь. Я сказала ему, что забыла свою сумочку. Он разрешил мне самой поискать ее.

Леди Уорт нахмурилась.

– Хочу заметить вашей матушке, что в ваш дом очень легко попасть. Это никуда не годится. А вдруг на моем месте оказался бы какой-нибудь воришка или, что еще хуже, газетный репортер.

– Э-э, моя матушка, – повторила смущенная Сара. – Позвольте мне пригласить ее, она совсем рядом. Буквально в двух шагах.

– Не беспокойтесь, – небрежно махнула рукой леди Уорт. – Ведь я пришла сюда, чтобы поговорить с вами.

– Со мной? – с притворным удивлением вскрикнула Сара.

– Да, да, с вами, дитя мое. Боже мой, вы совсем разучились притворяться. В прошлом сезоне у вас получалось намного лучше.

Сара, не зная, что отвечать, благоразумно помалкивала.

– Вы давно вернулись в Лондон? – как ни в чем не бывало, спросила леди Уорт, словно они разговаривали днем во время чаепития.

– Две недели назад.

– И сколько приглашений вы получили от меня за это время?

– Ну… не знаю, – попыталась схитрить Сара.

– Зато я отлично знаю. Я дважды приглашала вас на чай. Дважды, хотя никогда никого не приглашаю более одного раза.

– О?! – воскликнула Сара, хотя сама ясно видела, как глупо и фальшиво звучит ее восклицание. – Я думала, то есть так считает моя мама… она решила, что не стоит торопиться с визитами до тех пор, пока не устроимся как следует…

Ходившая взад-вперед по библиотеке леди Уорт остановилась и насмешливо взглянула на Сару.

– Моя прелестная лгунишка, если вы по-прежнему хотите хитрить и притворяться, то по крайней мере делайте это убедительнее. Но я предпочла бы услышать правду.

Упрек подействовал. Вскинув голову, Сара с вызовом посмотрела в глаза леди Уорт.

– Как я могла отправиться к вам с визитом, леди Уорт, если вы приходитесь родственницей Джейсону?

Ее выпад поразил гостью. К удивлению Сары, леди Уорт была не столько потрясена, сколько восхищена ее откровенностью.

– Да, брат моего мужа женат на сестре герцога Райана. – Она опять небрежно махнула рукой – видимо, у нее вошло в привычку отмахиваться от всего, что казалось ей не важным. – Именно поэтому вам следовало принять мое приглашение.

– Леди Уорт, я… – начала было Сара и осеклась. На нее навалилась страшная усталость. Званый вечер, подслушанный неприятный разговор родителей с сестрой и в довершение – столь неожиданный визит, нарушавший все правила приличий, плюс странный разговор, что вообще не лезло ни в какие ворота. Саре стало так тоскливо, так жаль себя, что от навернувшихся слез все поплыло перед глазами.

– Я сяду, если позволите. – Она почти упала на диван.

К ее удивлению, леди Уорт тут же присела рядом и дружески похлопала ее по руке.

– Если хотите, я могу послать за чаем. Или, может быть, бокал вина? – Голос леди Уорт звучал мягко и заботливо.

Сара едва не рассмеялась.

– Леди Уорт, вы у меня в гостях. Это мой долг, как хозяйки, предложить вам угощение.

– О, простите, – улыбнулась гостья. – Я совсем забылась. Послушайте, а не будет ли лучше, если вы станете звать меня просто Филиппой, а я вас – Сарой?

– Разве так будет лучше? – переспросила Сара, не понимая, что происходит.

Леди Уорт, нет, Филиппа добрыми глазами посмотрела на Сару.

– У вас усталый вид. Не слишком ли рано, ведь сезон только начался?

Трудно было отрицать справедливость этого замечания, но и приносить извинения было не менее тяжело. Больше не было сил притворяться, делать вид, что у нее все в порядке. Оставалось только одно – признаться в своей слабости и махнуть на все рукой.

Что будет, то будет.

– Не знаю, как быть, – призналась Сара. – Сегодня наш первый званый вечер… моя мама, как хозяйка, была так взволнована, у моей сестры первый сезон, но все так…

– Ужасно, – закончила Филиппа и, заметив недоуменный взгляд Сары, тепло улыбнулась. – Мне уже все известно. Если ты доверишься мне, это сбережет нам время.

– Да, но как…

– Все очень просто. По меньшей мере трое ваших гостей потом поехали на бал, устроенный Ньюлинами. Представляешь, ко мне устремилось сразу человек пять, ведь сейчас я единственная оставшаяся в городе родственница герцога Райана, чтобы рассказать о том, как неудачно прошел ваш званый вечер.

Сара судорожно сцепила руки.

– Поразительно. Всем все уже известно.

– Да. Более того, полагаю, о вашем вечере будет напечатано в утренних газетах.

– Боже, все в Лондоне считают меня несчастной, заплаканной глупышкой, упустившей герцога.

– Откуда тебе известно, что именно о тебе думают? – пытливо посмотрела на Сару Филиппа.

– Мне… – Не желая подводить сестру, Сара запнулась. – Мне кажется, что я доставляю моей семье одни лишь неприятности. Даже не знаю, что делать. Если я улыбаюсь, то все вокруг полагают, что под улыбкой я прячу свои подлинные чувства. Едва нахмурюсь, как все тут же начинают думать, что я сдерживаю слезы, чтобы не расплакаться. Столь пристальное внимание, не знаю даже, как вести себя. Почему мне нельзя быть прежней, такой, какой я была раньше, чтобы никто не считал меня…

– Невестой, потерявшей герцога? – закончила за нее Филиппа.

Сара кивнула и потупилась.

– Отец хочет уехать ненадолго в Портсмут. Может, будет лучше, если я поеду…

– Выкини эти мысли из головы, – прервала ее Филиппа. – А теперь послушай меня. Прежде всего не забивай себе голову тем, что думают по этому поводу твои родные. Совет немного необычный, но ведь ты раньше была послушной дочерью. Ты ведь никогда не огорчала их, не давала им повода для разочарования. Не стоит так переживать из-за того, что они думают о тебе. И не стоит страдать из-за того, что все вокруг смотрят на тебя так, будто ты слегка испорченная вещь. Ведь ты не вещь. Если как следует разобраться в твоих поступках, то без труда можно прийти к выводу: ты не совершила ничего дурного, напротив, ты поступила правильно, ты поступила хорошо.

– Вот именно! – всхлипнула Сара. – Я все делала хорошо. Все… все… Учителя ставили мне только отличные отметки. Я хорошо играю на фортепьяно, немного умею шить, знаю французский и латынь. Всегда танцевала с теми кавалерами, которые выбирала мне мама. И вот когда я встретила человека, с которым мечтала прожить до конца жизни…

Не выдержав, она разрыдалась.

– Я все делала правильно. И вот, сама не знаю как, осталась у разбитого корыта.

– Да, ты проиграла, – согласилась Филиппа. – Но война продолжается, и враг не дремлет.

– Не пойму, о чем идет речь? – удивилась Сара.

– Общественное мнение, – улыбнулась Филиппа. – Оно хитрое и коварное. Сейчас все смотрят на тебя как на «девушку, потерявшую герцога». Надо в корне менять такую точку зрения. Сколько бы времени ты ни провела в Портсмуте, ничего от этого не изменится. На самом деле чем дольше будет сохраняться подобное положение вещей, тем прочнее оно будет. Надо заставить всех вокруг перестать смотреть на тебя с жалостью.

– Но как мне это сделать?

– Прежде всего надо перестать жалеть себя. Повторяй сто раз на дню: от разрыва помолвки скорее проиграл Джейсон, а не ты. Даже если ты не веришь в это. Ну а потом наступит пора брать Лондон штурмом. Будь жизнерадостной и очаровательной. Будь дерзкой, неутомимой. Флиртуй с теми, кто тебе нравится, и танцуй с теми, кто тебе не нравится. Веди себя так, чтобы любая хозяйка дома мечтала, чтобы ты посетила ее званый вечер. Привыкни носить маску и скрывать свои чувства, пока ты на людях. Вскоре весь Лондон забудет о «девушке, упустившей герцога», более того, все начнут думать, что это именно герцог Райан свалял дурака, не женившись на тебе.

– Даже не знаю, смогу ли я это сделать, – тихо отвечала Сара.

– Сможешь. Другого выхода нет. – Лицо Филиппы омрачилось, по нему пробежало темное облако воспоминаний. – Я ведь смогла.

Сара окинула гостью внимательным взглядом, от которого не укрылись ни элегантность платья, ни величественная осанка, ни гордость одной из первых леди светского Лондона. Теперь Сара завидовала не столько внешнему блеску, сколько внутренней силе, душевной стойкости Филиппы Уорт, в этот миг Филиппа была для нее живым воплощением совершенства, идеалом, которому ей хотелось подражать.

– С чего мне начать? – спросила Сара.

Глаза Филиппы засияли от удовольствия.

– А мы уже начали.

Глава 2

Нас гибель всех ждет,

Сомненье нас гложет.

Что с нами станется,

Коль мир затянется?

Из трюма не видать,

Куда нам курс держать.

Чуть больше месяца спустя…

– М-да, как же нам быть теперь? – спросил, словно размышляя вслух, лейтенант Джексон Флетчер, которого друзья звали просто Джек. Но поскольку на палубе он был не один, а рядом с ним стоял второй лейтенант Роджер Уигби, отвечать на этот вопрос пришлось ему.

– Будем следить за тем, как команда несет службу. До тех пор пока судно не причалит, у них еще много обязанностей, – пробурчал Уигби, дожевывая остатки солонины, которые он прихватил к себе в карман после завтрака. Уигби, открытая добрая душа, имел один недостаток: он все время жевал что-нибудь, даже когда говорил. – Кроме того, капитан приказал, чтобы все медяшки на нашей старушке сверкали на солнце как новенькие.

Джек хотел было закатить глаза в притворном недоумении, к чему все это, – но удержался. Окинув взглядом горизонт, он внимательно рассматривал непривычную для него картину. Раньше перед его взором расстилались морские просторы с парящими над водой чайками, но сейчас, когда судно поднималось вверх по Темзе, их окружала не водяная гладь, а домики, фермы, постепенно сливавшиеся в прибрежные городки. Через несколько часов небольшие города и невысокие хижины уступили место громоздящимся друг над другом многоэтажным домам, отчетливо виднеющимся на фоне неба. Это был Лондон.

– Мне кажется, мистер Уигби, это дело чести, – дружелюбно ответил Джексон. – Капитан Хили не хочет ударить в грязь лицом. Судно должно выглядеть как картинка.

На шканцах корабельный колокол пробил семь склянок. До смены вахты и полуденного завтрака оставалось полчаса. Впрочем, работы было не так уж много, и никто не отлынивал от нее, более того, сегодня все матросы собрались на верхней палубе, в том числе и те, чья очередь была отдыхать. Увлекательное дело – идти в лондонский порт по реке. Матросы наблюдали за попадавшимися на берегу людьми, заметив какую-нибудь особу в юбке, они весело кричали, махали ей руками и отпускали грубые шуточки. Трем слишком увлекшимся матросам Джеку пришлось сделать выговор и в виде наказания наполовину уменьшить положенную порцию грога. Однако порт был уже совсем рядом, и команда восприняла указания Джека равнодушно. Наказанные лишь пожали плечами и слегка поворчали, мысленно матросы были уже на берегу, их службе на корабле подходил конец, а вместе со службой проходил и былой страх перед офицером.

– Кому нужен этот парадный вид? – фыркнул Уигби. – Тем, кто отправит судно на свалку, это совершенно безразлично. Хотя, если повезет, его могут поставить на прикол или сделать из него плавучую тюрьму…

– «Амората» не годится для тюрьмы. Для этого она слишком мала, – нехотя возразил Джек.

– Что верно, то верно, – согласился Уигби. – Скорее всего нашу старушку отдадут на слом или продадут как хлам.

Джек вопросительно посмотрел на друга.

– С чего ты взял, что нашей старушке грозит такое будущее?

Он ласково погладил отполированные поручни судна. «Амората» была легким военным судном, предназначенным в основном для связи между отдельными частями эскадры или линейными кораблями. Судно было невелико, но обладало большой скоростью. «Амората» несла на себе 22 пушки, десять из которых были установлены во время войны. По количеству пушек «Амората» уступала линейным трехпалубным кораблям, в которых и заключалась основная огневая мощь королевского военного флота.

Хотя во флоте имелись корабли, вообще не снабженные пушками.

– Капитан Хили не допустит, чтобы «Аморату» отправили на свалку, – неслышно, себе под нос прошептал Джек. Его слова прозвучали почти как молитва.

Положение действительно было очень серьезное. Военные суда подобного класса уже давно постепенно выводились из боевого состава военно-морских сил. Можно сказать, что до сих пор «Аморате» просто везло, но теперь, похоже, фортуна отвернулась от устаревшего судна.

«Амората» была дорога Джеку, именно на этом судне начиналась его морская служба. Шестнадцатилетним выпускником военно-морского училища он вступил на палубу корабля. Это случилось давно, в 1814 году, свежеиспеченный мичман получил назначение на «Аморату». Глаза Джека затуманила дымка воспоминаний.

За годы службы он привязался к судну и полюбил его. Сразу по его прибытии в Портсмут, после короткого ремонта, судно отправили на усиление эскадры, которая курсировала в Атлантике и вдоль побережья североамериканских штатов, осуществляя военно-экономическую блокаду. С этого похода и началась его офицерская служба.

Время было нелегкое, но начало складывалось удачно. Сражения, призовые деньги за захваченные суда, жизнь, полная опасности и приключений. Но разве не об этом он мечтал все три года, обучаясь искусству кораблевождения? Впрочем, это была его давнишняя мечта. Ему стоило большого труда убедить своего отца, священника, что его призвание не церковь, а служба на флоте.

И вот всему – сражениям, приключениям, дальним плаваниям – наступал конец.

– Нет, без боя мы не сдадимся, – проворчал Джек.

– Истинная правда. Судя по всему, это будет последнее сражение, – улыбнулся Уигби.

– Пожалуй, вы правы, мистер Уигби. Как это ни горько, но следует признать справедливость ваших слов. И тут я прихожу к интересному выводу.

– К какому выводу? – переспросил удивленный Уигби.

– Для морского офицера нет ничего хуже мира. – Джек нежно погладил поручни. – И для их дам тоже.

В последние годы, после того как наступил мир, «Аморате» везло, ее не поставили на прикол, она продолжала бороздить морские просторы. Ее быстроходность очень пригодилась для защиты и конвоя торговых судов, плававших в Ост-Индию. В 1817 году Джеку присвоили звание лейтенанта, и он прекрасно понимал, как ему повезло. После окончания войны на военном флоте оказалось множество мичманов, чье продвижение по службе резко затормозилось. Будущее не сулило им ничего хорошего – слишком много офицеров, слишком мало кораблей.

В то время как более крупные, более быстроходные, с большим числом пушек корабли ставились на якорь, а команда списывалась на берег, «Амората» благодаря связям капитана Хили в адмиралтействе продолжала плавать, благополучно избежав пертурбаций. И вот теперь даже такому относительному благополучию наступал конец. Друзья капитана Хили постепенно выходили в отставку. Джек, остро чувствовавший шаткость своего положения, все чаще и чаще стал задавать себе мучившие его вопросы. Долго ли «Амората» будет ускользать от бдительных глаз военно-морского начальства? Сколько еще продлится его служба на судне? Что ждет их всех дальше? Не разделит ли он вскоре судьбу своих товарищей, списанных на берег?

Но тут все разрешилось само собой. Огибая мыс Доброй Надежды, их корабль столкнулся с извечной трудностью, которая рано или поздно возникает как перед людьми, так и перед вещами в нашем бренном мире.

Ветхость, как и старость, подкралась незаметно. Столько лет ускользавшая от пушечных ядер, «Амората» не смогла противостоять налетевшему шторму.

В Лондон было отправлено сообщение о тяжелом положении, в котором очутилось судно. Вскоре с родины пришло указание возвращаться домой.

Теперь они плыли в лондонский порт, где должна была определиться их дальнейшая судьба.

В самом слове «определиться» уже скрывалась некая угнетающая шаткость их настоящего состояния.

Джек опасался, и вполне обоснованно, что впереди их не ждет ничего хорошего.

Шторм в клочья порвал паруса. Конечно, команда старательно залатала их. Теперь на паруса было страшно смотреть, заплата на заплате. Но была и другая, более серьезная неприятность: треснула фок-мачта. Хотя ее укрепили канатами, как только было возможно, она держалась на честном слове.

К счастью, на протяжении всего обратного пути вдоль побережья Африки погода стояла тихая, и они благополучно добрались до родной Англии.

Подсознательно Джек понимал правоту Уигби. Судьба «Амораты» была предопределена. Военно-морским чиновникам совсем не требовался предлог для списания судна, но если бы понадобился предлог, достаточно было одного взгляда на корабль, и сразу все становилось ясно.

Пока оставалась надежда, Джек надеялся. Пока был хотя бы один шанс…

В конце концов, «Амората» была его родным домом. Вся его карьера военного моряка была неразрывно связана с этим судном.

Есть у него иной выход? Вряд ли.

Возникал вопрос: как быть дальше?

Добро бы еще, если капитан Хили в случае конца «Амораты» с помощью своих связей перейдет служить на другое судно. Тогда ему надо будет набирать другую команду, и он, конечно, возьмет к себе Джека, как свою правую руку. Но после последнего шторма Хили заметно сдал, начал часто вспоминать внука, которого еще ни разу не видел, и, по всей видимости, про себя подумывал о выходе в отставку.

Что при таком раскладе ждало в будущем Джека, было совсем неясно.

– В отличие от вас, мистер Флетчер, я не настолько привязан к судну, более того, я никогда не был влюблен в него, – равнодушно обронил Уигби.

Посторонний решил бы, что сентиментальность чужда Уигби, но Джек хорошо изучил сердце друга.

– Да что ты говоришь? – весело воскликнул Джек, у них давно вошло в привычку дружески поддразнивать друг друга. – Наша «Амората» – красавица без малейшего изъяна.

– Эта протекающая посудина?

– Ерунда. Небольшая опасность…

– …полезна для военного моряка. Не дает расслабиться. – Оба офицера одновременно произнесли любимое выражение капитана Хили.

– Скрипучая скорлупка, не так ли, Джек?

– Зато быстра и легка.

– Да я могу назвать хоть сто кораблей, которые намного лучше «Амораты», – возбужденно произнес Уигби.

– Неужели вы помните названия ста кораблей? – в притворном удивлении Джек поднял брови.

– Да, помню, – надулся Уигби.

– Вы можете назвать сто кораблей, на которых, как вы полагаете, можно быстрее сделать карьеру? – улыбнулся Джек. – Вы, кто не чувствовал под собой ног от радости, когда удалось продвинуться по службе на «Аморате»?

– Я никогда не стремился сделать быструю карьеру, хотя хорошо сдал экзамен на чин лейтенанта, – улыбнулся Уигби.

– Экзамен на чин лейтенанта я сдал отлично, получил самую высокую оценку и был чертовски рад, что остался на судне.

– Это потому, что у вас нет… – Уигби вдруг запнулся.

– Все правильно, мистер Уигби. У меня не так много влиятельных друзей, к сожалению, они не имеют связей в военно-морском министерстве.

– Зато у меня есть кое-какие связи, – тихо сказал Уигби. – Джек, – по-дружески обратился он к приятелю, – я хочу, чтобы ты знал. При первой же возможности я переговорю с дядей насчет тебя. Хотя сейчас положение на флоте непростое, уверен, подыскать для тебя новую должность будет не так уж сложно. Почему бы и нет! Ведь я уже…

Джек удивленно посмотрел на Уигби, который то ли из вежливости, то ли от смущения потупился, внимательно разглядывая носки ботинок.

– Дело в том… Помнишь, в устье Темзы нам встретилось почтовое судно? Мне передали письмо от моего дяди. Меня переводят на «Дрезден», когда он через два месяца встанет в гавани на якорь.

Хоть на реке не было да и не могло быть никакого шторма, палуба под ногами Джека закачалась.

Все понятно. Благодаря своему дяде Уигби, хоть он и был вторым лейтенантом, хоть он и служил на два года меньше Джека, получал блестящее назначение на первоклассный военный корабль. Уигби больше не надо было мучиться от противной неопределенности – что будет дальше с «Аморатой»? Уигби больше не грозила опасность быть списанным на берег с половинным жалованьем. Вставал острый вопрос: что делать? Искать другую работу значило отказаться пусть от небольшого, но все-таки постоянного жалованья, а получить хорошую должность на флоте без связей – это казалось чудом. Джек едва не заскрипел зубами от охватившего его отчаяния.

Решительно мотнув головой, Джек стряхнул с себя тревогу и мрачное настроение и дружески хлопнул Уигби по плечу.

– Удивительно, как легко ты отказываешься от нашей старушки. На «Дрездене» будет двенадцать офицеров старше тебя по званию, устанешь им козырять. Сомневаюсь, будет ли у тебя возможность помахать мне рукой, когда «Амората», распустив паруса, направится в море.

– Мне очень жаль, Джек, – ответил Уигби, от смущения покусывая ногти на руках. – В оправдание могу лишь сказать, что дядя сделал все это без моего ведома.

– Дружище, не надо извиняться, – ответил Джек, лицо Уигби сразу посветлело. – Разве ты виноват, что твой дядя – настоящий боевой адмирал, у которого на груди столько железок, что из них можно выплавить восьмидюймовую пушку.

Уигби рассмеялся:

– От этого пострадало бы дядино самолюбие. Он лишился бы своего самого большого удовольствия – надевать при любом удобном случае мундир с регалиями. Подозреваю, что ради этого он и ходит каждое воскресенье в церковь.

Джек похлопал приятеля по плечу. Друзья помолчали, прислушиваясь к тому, как один из матросов, Дингэм, свистит и кричит задорные слова группе женщин на берегу. Джек шагнул было в его сторону, чтобы сделать предупреждение, но Уигби остановил его.

– Позвольте мне, мистер Флетчер, приструнить этого шалопая. Немного командирской практики мне не помешает, ведь на «Дрездене» у меня будет намного больше подчиненных, чем здесь.

Вдруг Уигби хлопнул себя по лбу и зашарил по карманам.

– Погоди, дружище. Для тебя тоже есть письмо.

Удивленный Джек взял небольшое письмо. Он редко получал письма. После того как в тринадцать лет он поступил в королевское военно-морское училище в Портсмуте, а отец с матерью остались жить в глухом провинциальном Линкольншире, он писал им так часто, как мог. Но морская служба с ее трудностями и дальними плаваниями не способствовала активной переписке. Получать письма было не менее трудно, чем отсылать их.

На сердце у него приятно защемило, как только он разглядел знакомый почерк. Этот почерк запал ему в сердце еще двенадцать лет тому назад, когда он, тринадцатилетний подросток, учился в Портсмуте. Последние девять лет, когда он плавал, подолгу находясь вдалеке от родины, письма, написанные этим почерком, доставляли ему новости из Англии, в том числе и самую грустную – о кончине его родителей. С тех пор этот почерк стал незримой нитью, соединявшей его с родиной.

– Леди Форрестер, – прошептал он, ломая печать.

Письмо было отправлено месяц назад, по морским меркам – почти вчера.

В самом начале письма стояло: «Дорогой Джексон». В ушах Джека как будто зазвучал голос леди Форрестер, приторно любезный и чопорный.

«Мой дорогой лорд Форрестер и я приглашаем вас к нам. Сейчас мы вместе с нашими девочками находимся в Лондоне…»

В таком же спокойном и мерном ритме письмо продолжалось и дальше, в нем скупо рассказывалось об их семье, о городских слухах, о скуке светской жизни. Читать письмо было так же приятно, как разговаривать со старинным другом, и только под конец речь зашла о главном, о том, ради чего оно и было написано.

«Мы прочитали в «Таймс» о тяжелом положении, в котором очутилась «Амората». Понятно, что судно будет стоять в доках до тех пор, пока не решится его судьба».

Сердце Джека болезненно сжалось от этого напоминания, все-таки он не терял надежды на благополучный исход. Военно-морское министерство, судя по ссылке на «Таймс», отнюдь не торопилось сбрасывать корабль со счетов.

«Пока мы в Лондоне, я приглашаю вас пожить вместе с нами. Мне мало что известно о вкусах и предпочтениях молодых морских офицеров, но я более чем уверена, что вы останетесь довольны кухней в нашем доме, она не в пример лучше кухонь лондонских пансионов. Кроме того, скажу вам по секрету, лорд Форрестер немного страдает от того, что на его языке называется «феминофобия», проще говоря, он боится быть подавленным женским окружением. Так что он будет рад вам так же, как и я, если не больше.

Кроме того, это будет крайне любезно с вашей стороны. Мне не хотелось говорить об этом, но шила в мешке не утаишь, вы все равно обо всем узнаете.

Дело в том, что наша Сара недавно пережила страшное разочарование, и теперь я просто ума не приложу, как ее отвлечь от мрачных мыслей. Я случайно увидела название вашего корабля в газете и подумала, что это перст судьбы. Раньше, когда вы были детьми, ей нравилось играть вместе с вами, это было заметно по ее оживленному и веселому настроению. Надеюсь, ваши рассказы о плаваниях в далеких морях помогут ей преодолеть меланхолию. Приходите к нам при первой же возможности. Это позволит нам сдержать обещание, данное вашему отцу, ведь мы поклялись ему заботиться о вас, и вы окажете всем нам большую услугу.

Искренне ваша, леди Форрестер».

Джека охватило недоумение. Минуту или две он стоял, рассеянно смотря на письмо в своих руках. Невольно его охватили далекие воспоминания о тех чудесных каникулах, которые он когда-то провел в семействе Форрестер в их поместье Примроуз.

Очнувшись, он стал задавать себе вопросы – их было много, и все не из простых. Как быть, ведь с тех пор много воды утекло? Насколько это удобно? Что за беда случилась с Сарой? И самый главный, самый мучительный вопрос…

Что они думают о нем? О том положении, в котором он очутился?

Давала о себе знать гордость. Как и всякий военный, Джек был честолюбив. Один из лучших кадетов в военно-морском училище. Многообещающий офицер, на которого возлагались большие надежды, которые он, по-видимому, оправдывал. Перед ним открывалось блестящее будущее, он до сих пор помнил светящиеся от радости глаза лорда Форрестера и леди Форрестер, он помнил их даже лучше, чем глаза своих родителей, когда получил назначение на «Аморату». В то время Форрестеры стали для него второй семьей, и вот теперь…

Теперь он был первым лейтенантом судна, которое собирались списать, как и его самого.

Слишком много офицеров. Слишком мало кораблей.

Позволить, чтобы на него смотрели с жалостью и состраданием, – ни за что на свете. Он не примет их предложения – вот так!

Но как только спала волна охватившего его раздражения и злости, Джек серьезно призадумался. Впереди его поджидали многие недели праздного времяпрепровождения и томительного ожидания на берегу. И тут возникал вопрос – где жить, чем заняться?

Предложение леди Форрестер сразу снимало многие неудобства и трудности, явственно маячившие на горизонте.

Джек раздумывал, хотя в глубине души решение принять предложение Форрестеров уже почти созрело. Оно не только вызволяло его из неловкого положения, но и давало прекрасную возможность – пускай хоть на время – отвлечься от мучительных вопросов, в том числе и от самого главного – что будет с ним дальше?

Глава 3

– Вот черт! – возмущенно пропыхтел Уигби, когда их нагруженная доверху коляска подъехала к дому, адрес которого был указан в письме леди Форрестер. – Ты уверен, что это то, что нам нужно?

Дом на Аппер-Гросвенор-стрит был похож на другие, как один близнец на другого. Аккуратное высокое здание с колоннами на фронтоне и железной оградой, отделяющей его от улицы, – все говорило о богатстве владельцев и их высоком положении в обществе. Вдоль всей дорожки, ведущей к главному входу, выстроились в ряд широкие древнегреческие вазы с цветами – фиалками и тюльпанами, – словно воины-телохранители.

Основным признаком, благодаря которому этот особняк отличался от других, было сборище джентльменов в черном, толпившихся возле крыльца.

– Это номер шестнадцать? – спросил Джек, бросая машинальный взгляд на письмо, где был указан адрес.

– Может быть, адрес написан неразборчиво? – спросил Уигби, на что Джек решительно замотал головой. У него не было никаких сомнений в точности указанного адреса.

– Может быть, кто-то умер, и они пришли выразить свои соболезнования? – шепотом спросил Уигби.

Джек строго посмотрел на приятеля.

– Извини, сболтнул, не подумав. – Уигби тут же пошел на попятный.

– Сейчас все выясним, не переживай, – сказал Джек, решительно вылезая из коляски и делая знак кучеру выгружать его сундук с вещами. Следом за другом на землю сошел и Уигби.

– Может, мне стоит пойти вместе с тобой? Как знать… вдруг все-таки придется выразить соболезнования?

– Уигби, поверь мне, никто здесь не умер, – ответил Джек, не будучи в душе уверенным в обратном. – Поезжай к дяде и не волнуйся. Ничего со мной не случится.

– Ну что ж, у тебя есть мой адрес. Если что, я весь к твоим услугам, – отозвался Уигби, протягивая руку.

Джек пожал ее, но тут Уигби, охваченный дружеским порывом, обнял приятеля так, что у того затрещали ребра.

– Мне так жаль, что мы расстаемся.

– Эй, потише, ты так мне все кости поломаешь, дружище, – шутливо ответил растроганный Джек. – В конце концов, мы же расстаемся не навсегда.

– Что верно, то верно, – согласился Уигби, выпуская друга из своих объятий. – Будем надеяться на лучшее.

Забравшись в коляску, Уигби велел кучеру трогать, – дом его дяди находился недалеко, в нескольких кварталах от особняка лорда Форрестера.

Решительно тряхнув головой, Джек направился ко входу. Путь по-прежнему загораживали джентльмены в черном одеянии, явно не собиравшиеся уступать ему дорогу.

Они были самых разных возрастов – от юнцов до седовласых мужчин. Судя по их виду, все они неплохо зарабатывали, Джек заметил на трех галстуках золотые булавки, и почти у всех из кармана свисала позолоченная цепочка для часов. Кое-кто из толпившихся возле дверей, не скрывая презрительной ухмылки, поглядывал на потертую морскую форму.

Не глядя по сторонам, Джексон начал продвигаться сквозь собрание надменных джентльменов.

– По всему видать, прямо с корабля, – буркнул один из них другому. – Интересно, читают ли они светские газеты во время плаваний?

– Интереснее другое. У него такой вид, словно он уверен, что его примут, – посмеиваясь, отозвался его приятель.

Делая вид, что это его не касается, Джексон шел дальше. Больно ранили не столько слова, сколько само отношение. Было очевидно, что его они ни в грош не ставят. Ну что ж, он испытывал к ним такое же презрение.

Наконец Джек добрался до крыльца, на котором стоял дворецкий, рядом с ним возвышался огромный слуга в ливрее. Обычно дворецкий встречал гостей внутри дома, в прихожей, но здесь все было необычно. И дворецкий, и слуга, как стражи, стояли при входе в дом.

– Прошу прощения, сэр, но сегодня Форрестеры не принимают, – не дожидаясь вопроса, произнес дворецкий, надменно вскидывая нос.

– Тогда почему здесь столько народу? – растерянно спросил Джек и тут же прикусил язык, поняв всю наивность вопроса.

– Между прочим, у нас тут очередь! – крикнул один из совсем юных джентльменов.

– Будьте уверены, мы здесь уже да-авно, – протяжно произнес другой.

– Кроме того, кое-кто отошел по своим делам, – заметил тот, кто посмеивался над Джеком, и, положив руку ему на плечо, попытался направить в самый конец очереди.

Джек так на него посмотрел, что тот сразу снял руку с плеча.

– Меня пригласил сам лорд Форрестер.

– Нас тоже, – послышался целый хор голосов.

Джек полез в карман и вынул оттуда письмо, за его спиной сразу наступила тишина.

Дворецкий с утомленным видом взял протянутое письмо и начал читать. По его виду было заметно, как ему все это надоело, что он тяготится и данной ему властью, и обязанностями. Кивнув громадному лакею, он отдал письмо Джеку.

– Следуйте за мной, сэр. – Дверь позади дворецкого тут же бесшумно распахнулась.

В ответ раздался взрыв возмущенных криков.

– Как это так? Почему?

– Вы собираетесь принять его? А я, виконт, должен ждать!

И наконец совсем отчаянная попытка:

– Эй, я с ним! Мы вместе!

Но крики возмущения и робкие попытки протиснуться вслед за Джеком, тащившим свой сундучок, разбились о каменные плечи громадного лакея, словно волны о скалу.

– Обождите здесь, – внушительно сказал дворецкий, оставляя гостя в холле.

Джек снял треуголку, откинул назад светлые волосы, придав им более аккуратный вид. Затем поправил манжеты, одернул мундир, словно волнующийся от страха школьник.

Он был один в холле особняка Форрестеров, и его охватили воспоминания. Нет, он ни разу не был здесь, дело в том, что он опять, как и много лет тому назад, очутился в незавидном положении.

Хотя тринадцатилетнему мальчику, оторванному от семьи, от родного дома, было намного страшнее. Даже когда он просил отца позволить ему быть моряком, было не так боязно. Одинокий тринадцатилетний мальчик в тот момент стал тринадцатилетним мужчиной, хотя в его распоряжении не было ни средств, ни возможностей, которыми обладает взрослый человек.

К счастью, отец Джека хорошо понимал, как трудно в одиночку прокладывать себе дорогу в жизни. Вот поэтому он и обратился с просьбой к другу.

Джек тогда тоже нервно одернул манжеты. Они были чуть-чуть коротковаты, хотя мать всего лишь три месяца назад перешила ему морскую форму, которую он носил в военном училище. В последнее время он сильно вытянулся. Попав на первый курс, он оказался выше не только своих однокурсников, но и большинства кадетов, обучающихся второй год, и даже кое-кого из кадетов-третьекурсников. Он не стеснялся своего высокого роста, напротив, он стоял, выпрямившись, поскольку ему, как будущему военному моряку, часто напоминали о том, как должен держать себя офицер.

Когда Джек переступил порог Примроуз-Мэнора, он сразу почувствовал, что его ждет нелегкое испытание. Всю неделю перед приездом он очень аккуратно относился к своей форме. Он старался держать свои светлые панталоны в чистоте, что для тринадцатилетнего мальчика было своего рода подвигом. Тем не менее он так нервничал и волновался перед посещением Форрестеров, что раза два во время обеда проливал суп, к счастью, мимо одежды. Каким-то чудом ему удалось сохранить весь свой наряд – от головного убора до ботинок – в безукоризненной чистоте. Несмотря на юный возраст, он прекрасно понимал, какое значение имеет внешний вид для того, чтобы завоевать благосклонность своего будущего покровителя.

Джек не знал, насколько его будущая судьба заинтересует вельможу. Ему было известно лишь одно: отец написал письмо лорду Форрестеру, старому школьному другу, и попросил его по мере возможности приглядывать за мальчиком, поскольку из Линкольншира это было делать довольно трудно. Отец Джека, простой сельский викарий, настолько часто обращался к знатному лорду, прося его оказать помощь несчастным вдовам и сиротам, чья судьба растрогала или его самого, или его добросердечную жену, что было бы слишком легкомысленно надеяться на многое.

Самое большее, на что рассчитывал Джек, – это письмо от лорда Форрестера с обычными для такого случая обещаниями что-то сделать. Вместо этого он получил приглашение.

Когда его провели внутрь, Джек, пораженный величиной дома и его великолепием, изо всех сил старался не выдать охватившего его изумления. Это ему плохо удавалось. Холл был отделан панелями из дуба, пол выстлан мрамором, отчего звук от его шагов, весьма робких, гулко разносился во все стороны. Когда дворецкий пошел известить хозяина о прибытии гостя, Джек, не удержавшись, из любопытства заглянул в другую комнату. Она оказалась очень большой, больше, чем весь его родной дом. Рассмотрев ее как следует, он решил, что это, должно быть, гостиная. Действительно, мест для того, чтобы гостям было куда сесть, было предостаточно. Джек удивлено разглядывал многочисленные диваны, кресла и разные штуковины, которые казались настолько хрупкими, что должны были сломаться, как думалось мальчику, от одного лишь прикосновения. Потолок в гостиной взлетал вверх на высоту второго или третьего этажа. Несмотря на свою массивность, он словно парил над всем помещением, не поддерживаемый в отличие от их сельской церкви ни колоннами, ни контрфорсами, что тоже было очень удивительно.

До приезда Джек целую неделю ломал голову над тем, почему его пригласили. Теперь, глядя на эту устрашающую роскошь, он почти не сомневался – из милосердия к ближнему. Люди, живущие в таком доме, полагали, что совершают добрый поступок, это, вероятно, льстило их самолюбию.

Джек почти зашел в гостиную, как вдруг услышал звук, еле слышный, но вполне определенный. Он напоминал стук вилки о фарфоровую тарелку, но это был чей-то голос. Он прозвучал сдавленно, напоминая сдерживаемое хихиканье. Джек насторожился и принялся внимательно оглядывать гостиную. Ему показалось, что одна из тяжелых бархатных гардин слабо колышется.

А что, если ему все это чудится? Прислушавшись к голосу благоразумия, Джек остался на месте. Он держался так, как, согласно его представлениям, должен был выглядеть в глазах лорда Форрестера тот, кто ищет его благосклонности. Тот, кто послушно остается там, где было ему сказано ждать, и ждет…

Опять послышалось сдавленное хихиканье!

Это было уже выше его сил. А вдруг там за гардиной какой-то глупый, сгорающий от нетерпения воришка?! Нет, Джек не позволит, чтобы его покровителя обокрали!

Он решительно подошел к окну и нарочито театральным движением отдернул гардину в сторону.

Никакого воришки там не оказалось. К его удивлению, за гардиной прятались две девочки, одна совсем маленькая, другая постарше.

Утратив небольшую, но все-таки опору в виде гардины, старшая девочка оступилась, ей приходилось еще поддерживать свою маленькую спутницу, и, возможно, упала бы, если бы не Джек. Он схватил ее под руку и поддержал. От неожиданности он готов был издать удивленный возглас вроде «Ух ты!» или более приличного «Боже мой!», но маленькая девочка его опередила.

– Прячься! – закричала она и хихикнула. Именно ее хихиканье выдало место, где прятались обе девочки. Ей было года три, на ее щеках играли симпатичные ямочки, а на голове вились светлые колечки волос.

– Тише, Мэнди, – строго сказала ей старшая девочка, выпрямляясь, со смущенным видом глядя на Джека. Ей было лет девять-десять, у нее тоже были белокурые волосы, но они не вились. Она опять посмотрела на Джека, но на этот раз ее огромные зеленые глаза озорно блестели. – Мы прячемся, – прошептала она, высвобождая руку.

– Прячетесь? От кого?

– Говорите тише, – вдруг послышался тихий голос с противоположной стороны гостиной, и откуда-то высунулась кудрявая темная голова еще одной девочки, щеки и нос которой были усыпаны веснушками. – Вы так шумите, что папа легко найдет нас. Мэнди, мы же договаривались, ты должна сама прятаться.

Маленькая Мэнди замотала головой и прижалась к старшей сестре.

– Она не может найти, где ей спрятаться, – прошептала в ответ старшая девочка.

– Может, Сара, может. Просто ты слишком нянчишься с ней. Мэнди, ты легко могла бы спрятаться в кабинете. Иди туда.

Мэнди еще энергичнее замотала головой, прячась за спину Сары.

– Так вы, оказывается, играете? – совершенно растерявшись, прошептал Джек.

– Конечно, – отозвалась Сара. – Неужели вы никогда не играли в прятки?

– Я… – начал Джек и тут же запнулся, стыдясь сказать правду. Он действительно никогда в жизни не играл в прятки. Отец-викарий, всегда наставлял своих детей, что глупо играть в игры, которые ничему не учат и от которых нет никакой пользы. Как знать, не поэтому ли его так увлекла морская романтика?! Вдруг послышались отдаленные шаги.

– Прячься, – прошептала Сара, но Джек не внял ее совету; сердито посмотрев на него, она добавила: – Это же так интересно.

Джек колебался, и благоприятный момент был упущен. Дверная ручка повернулась, все три девочки, возбужденные от волнения, одновременно спрятались.

В этот момент двери открылись, и внутрь, тяжело топая, вошел высокий грузный мужчина, чем-то похожий на страшного великана.

– Я знаю, что вы здесь! – весело закричал он и осекся, заметив Джека. – О, кто это? А, ты, должно быть, сын Дика? – догадался он. – Я Форрестер. Будь здесь как у себя дома.

– А-а, да, сэр, – смутился Джек. Выпрямившись, он довольно неуклюже поклонился. – Мой отец Ричард Флетчер. Я его младший сын Джексон Флетчер… Мне было сказано ждать вас в холле. Но я…

– Рад видеть тебя у нас! Тебе нравится в морском училище?

– Да, нравится… – От растерянности Джек говорил сбивчиво. – Это немного не то, что я ожидал. Мне просто хотелось отправиться в плавание, но отец не разрешил. Сперва, как он сказал, надо закончить учебу, а тут началась война, а потом другая. Казалось, что не удастся получить официального разрешения на поступление. Однако мне зачли учебу в школе, так как обучение на мичмана длится шесть лет, поэтому время не было потеряно…

Но тут Джек заметил, что Форрестер его почти не слушает, а смотрит куда-то за его спину.

На гардину, которая, наверное, опять предательски шевельнулась.

Внезапно Джеку безудержно захотелось принять участие в игре.

– Мм, лорд Форрестер, – начал он, слегка подвинувшись вбок, чтобы закрыть собой гардину. – Я был очень рад получить от вас приглашение на обед. Это такая приятная неожиданность, вы так добры…

– Добр? – Форрестер явно удивился. – Оставь свои любезности, мой мальчик. Мы с твоим отцом знакомы давно, еще со школьной скамьи. Как поживает его преподобие? Мы были потрясены, когда узнали, что он стал священником, а ведь он мог стать юристом, и еще каким. Он был бы известен и в Линкольншире, и в любом другом месте. Более того, он мог бы стать политиком.

– Да, отец любит повторять: кто умеет, тот делает, кто не умеет, тот учит.

Джек прикусил язык, но едкие слова уже слетели с языка. Он густо покраснел, как-никак он стоял перед пэром Англии, и разговаривать с ним таким образом было просто неприлично. Более того, лорд Форрестер как раз относился к тем, кто говорит, а не делает! Он только что невольно обидел своего будущего покровителя!

К счастью, его слова нисколько не задели лорда Форрестера, в ответ тот лишь добродушно рассмеялся.

– Узнаю старину Дика. В таком случае без лишних слов придется накормить его сына. Может быть, воскресный обед послужит пусть слабым, но все-таки утешением.

Лорд Форрестер обошел Джека, теперь он стоял рядом с гардиной.

– Думаю, угощение тебе понравится. На стол подадут все самое вкусное, пальчики оближешь…

Он просунул руку за гардину.

– А, вот вы где!

Форрестер отдернул гардину, за которой прятались Сара и Мэнди. Обе девочки взвизгнули и пустились бежать. Маленькая Мэнди на коротких ножках бежала неуклюже, сильно забирая в сторону.

Отец семенил за ней, притворяясь, что никак не может поймать ее. Девочка что-то весело кричала, захлебываясь от восторга.

– Сейчас догоню и схвачу, и тогда…

Взвизгнув, Мэнди забежала за диван, за которым пряталась ее сестра. Та приподнялась, поняв, что ее обнаружили, и тоже бросилась бежать. Теперь по гостиной бегали три визжащие от радости девочки.

Нет, такое невозможно было забыть.

Джек грустно покачал головой. Неужели он когда-то был таким юным и… таким робким? Боязливо стоял в передней, ожидая приема. И как он был поражен, когда увидел, как маленькие леди играли в прятки со своим отцом. Удивительно, сейчас, как и тогда, он чувствовал неприятный холодок под солнечным сплетением.

От нечего делать он поскреб носком ботинка о пол. Скрип кожи о мрамор отдался в холле слабым эхом. За входной дверью раздалось знакомое – «соблюдайте очередь, займите свои места», и опять в воздухе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов, доставшихся ему от деда. В глубине души Джек не очень надеялся, что его примут. Он ведь даже не ответил на письмо леди Форрестер, впрочем, письмо все равно пришло бы позже прибытия «Амораты» в лондонский док. Часы все тикали, и Джек постепенно начинал раздражаться – не забыл ли о нем надменный дворецкий?

– Как же все дворецкие любят важничать, – пробурчал он себе под нос.

Едва он решился открыть двери, ведущие дальше в дом, как сверху на боковой лестнице, спускавшейся в холл, послышались чьи-то торопливые легкие шаги.

– Джек! – раздался девический голос.

Не успел он опомниться, как совсем молоденькая леди, слетев вниз, бросилась к нему в объятия, едва не сбив с ног.

– Сара? – не совсем уверенно вымолвил он.

– Ха, Джек. Неужели вы не узнаете меня? Да ведь это я, Аманда.

– Аманда? – не веря своим ушам, воскликнул Джек и, немного отстранив Мэнди, недоверчиво всмотрелся в черты ее лица. – Но ведь Аманда – самая младшая!

Мэнди, фыркнув, рассмеялась еще громче, но тут же прикрыла рот рукой. Леди все-таки должна вести себя сдержаннее.

– Моя гувернантка не устает повторять мне, что громко смеяться неприлично. Но мне стало так смешно, когда вы признали меня за Сару.

Внимательнее осмотрев ее, он наконец разглядел светлые волнистые волосы, симпатичные ямочки на щеках, а также несколько коротковатое платье, из которого Аманда уже успела немного вырасти.

Учтиво поклонившись, он не без легкого поддразнивания ответил:

– Вы должны простить меня, мисс Аманда. В последний раз, когда мы виделись, ростом вы были мне чуть выше пояса. Теперь вы стали такой высокой, что очень трудно узнать в вас прежнюю Аманду.

Аманда тут же шутливо сгорбилась, пытаясь уменьшить свой рост, и жалобно произнесла:

– Я не виновата. Мама очень переживает, что меня не будут приглашать танцевать, так как очень может случиться, что скоро я буду выше почти всех джентльменов. Мисс Притчетт, ты, наверное, помнишь, это наша гувернантка, теперь она только моя гувернантка, посоветовала мне меньше есть, чтобы я перестала расти.

Джек был в замешательстве. Говорить с молоденькими пятнадцатилетними девушками, оказывается, чрезвычайно трудно, во всяком случае, труднее, чем можно было представить.

– Ну что ж, во всяком случае, я выше вас на несколько дюймов, так что пока я буду иметь честь быть вашим кавалером, можете есть столько, сколько вам будет угодно.

Аманда опять залилась хохотом и выпрямилась. Она была действительно высокой.

– Как вы оказались у нас? – задала она вопрос и тут же сделала знак дворецкому, появившемуся словно из-под земли. – Далтон, пожалуйста, отнесите вещи Джека в одну из комнат для гостей.

Но тут Аманда явно смутилась, слегка озадаченная чем-то.

– В ту комнату, которую вам укажет мама, Далтон. – Она вопросительно посмотрела на Джека. – Вы остаетесь, не так ли?

– Леди Форрестер пригласила меня погостить какое-то время у вас. – Джек поспешил вызволить ее из неловкого положения.

– Правда? – И Аманда задорно тряхнула головой, отчего ее светлые локоны запрыгали то туда, то сюда. – Интересно, почему она мне ничего не сказала о вас? Хотя мне больше вообще ничего не говорят.

– Ничего? – отозвался озадаченный Джек только для того, чтобы поддержать беседу, и предложил Аманде руку, которую она приняла с откровенной радостью. С ней обращались как со взрослой!

– Или почти ничего, – вздохнула Аманда, направляясь в гостиную.

Глаза у Джека округлились от удивления. Гостиная была буквально заставлена букетами цветов. Цветы стояли повсюду, возле стен, на столах, где только можно. Если бы на Аманде было траурное платье, тогда Уигби оказался бы прав – в доме кто-то умер, а это дань памяти усопшему.

– С тех пор как это случилось, – продолжала Аманда, – все сразу замолкают, как только я вхожу. Каждый раз, когда папа, забывшись, начинает говорить об этом, мама толкает его локтем в бок.

Что такое – это? Интонационно выделенное, оно сбивало с толку.

– После возвращения в Лондон, – весело и возбужденно тараторила Аманда, – или, точнее, после того как все изменилось, у всех стал такой деловой вид, словно у них нет времени объяснять мне, что же происходит.

Джек, старательно следивший за ходом мыслей Аманды, опять заметил, как она выделила слова «все изменилось». Оказывается, разговаривать с юными девушками – все равно что с иностранцем. Несмотря на все усилия, Джек никак не мог понять, что значит «это». Наконец он спросил:

– Вы не знаете, ради чего у ваших дверей толчется не меньше полдюжины джентльменов?

– О-о! – Аманда закатила глаза. – Они всегда там толкутся. Им бы давно пора понять, что ухаживать за Сарой – это своего рода…

– Ухаживать за Сарой?

– Маме хочется думать, что я ничего не понимаю. Однако Бриджет постоянно ворчит по поводу воздыхателей Сары, мол, из-за них ей неудобно ходить через главный вход, будь ее воля, в них следовало бы стрелять как в нарушителей частного владения. Разумеется, мама простонала: «Разве так можно!», на что леди Уорт иронично возразила: «Тогда это, конечно, попадет в газеты. Хорошо, если о вас пишут в газетах, плохо, если не пишут».

Позвонив, Аманда велела подать чай. Она слегка нахмурилась, но тут же лукаво улыбнулась:

– Может быть, это как раз то, о чем втайне мечтает Бриджет. О ней в газетах нет ни слова, и я думаю, что это ее бесит. Но хватит об этом. Давайте лучше поговорим о вас. Где вы так загорели? В Вест-Индии? В Ост-Индии? Вы сражались с пиратами?

От возбуждения Аманда так вцепилась ему в рукав, что едва не оторвала обшлаг.

Прежде чем Джек сообразил, как лучше всего отвечать на такие смешные в своей непосредственности вопросы, из холла, который они недавно покинули, донесся многоголосый шум.

Это был хор охваченных любовью кавалеров, в их восклицаниях звучало явное недовольство, почти заглушавшее женские, более тихие голоса, выражавшие свое сожаление. Все стихло, как только закрылась входная дверь.

– Я же говорила вам, эту проблему можно быстро решить с помощью пистолета.

– О, Бриджет, как это мило с твоей стороны, – послышался другой, ясный и не такой раздраженный голос.

– Кроме того, там был скандальный виконт Треш. Не приведи Господь подстрелить виконта, поднимется такой скандал! – Третий голос звучал саркастично и вместе с тем внушительнее, чем оба предыдущих.

– О, как я довольна нашей прогулкой. Как приятно прокатиться по парку, и как незаметно пролетело время. Вот уже и полдень, – раздался хорошо знакомый Джеку голос.

Несомненно, он принадлежал леди Форрестер. Джек и Аманда, не сговариваясь, сделали один-два тихих шага к неплотно прикрытым дверям и украдкой через щель стали следить за тем, что происходило в холле.

Четыре дамы в пестрых, как у павлина, нарядах снимали шляпки, перчатки, жакеты, которые торопливо подхватывали суетившиеся рядом четыре служанки. Тайно наблюдавшие за ними зрители даже слегка оторопели от поднявшейся в холле суеты и шума, от мелькавших разноцветных нарядов.

Когда все разделись, причем разговор между дамами ни на секунду не прерывался, взгляд Джека невольно привлекла золотистая блондинка в бледно-желтом мерцающем наряде.

Она выглядела потрясающе, обворожительно и вместе с тем, несмотря на теплый цвет платья, холодной как лед. В ее манере было какое-то пугающее равнодушие, словно весь мир висел перед ней на тонкой ниточке, а она еще не решила, перерезать эту ниточку или нет.

– Вон леди Уорт, – тихо прошептала Аманда на ухо Джеку. – Но для Сары она просто Филиппа, они очень большие подруги. Мама тоже во многом берет пример с леди Уорт. Все называют ее королевой света. Интересно, что сказала бы настоящая королева, если бы услышала такое?..

Ворчливая, недовольная брюнетка в зеленом, очевидно, была Бриджет, ее легко было узнать по веснушкам и темным локонам. Четвертая леди – высокая блондинка в изящном лиловом платье была скорее всего Сара.

– Если никто не намерен стрелять в них, – фыркнула Бриджет, – почему бы в таком случае не пригласить их внутрь? Или вас огорчает, что среди них нет графа?

Джека и Аманду уже можно было разглядеть сквозь полуприкрытые двери, но дамы настолько увлеклись разговором, что ничего не замечали. Джек с откровенным любопытством продолжал наблюдать.

Его внимание в основном привлекала леди в лиловом платье. Красивое лицо, изысканные манеры – воплощенная элегантность. Смешно, Джек раньше никогда не представлял Сару такой, она так и осталась в его памяти двенадцатилетней девочкой, хотя, даже лазая по деревьям, она всегда сохраняла чувство достоинства.

Странно, глядя на Сару, никак нельзя было подумать, что она страдала или страдает. Другая странность – она не сняла ни шляпки, ни жакета, напротив, отослала лакея, который хотел помочь ей раздеться.

Джек никак не мог понять, в чем тут дело, как вдруг леди в желтом повернулась к нему лицом.

Он замер от удивления.

У нее было удивительное лицо, словно предназначенное быть живым, подвижным, веселым. Но его хозяйка сумела придать ему – то ли с помощью косметики, пудры или румян, то ли с помощью какой-то другой уловки – выражение надменного превосходства.

Удивительно, в этих зеленых глазах было что-то знакомое.

– Граф исходил вдоль и поперек Индию и Бирму. Он слишком интересный собеседник, чтобы заставлять его дожидаться на крыльце дома, – заметила леди Уорт, смотря на свое отражение в зеркале. – Послушай, Бриджет, как знать, вполне возможно, ты застрелишь твоего будущего мужа, если выстрелишь в одного из этих джентльменов.

Бриджет вскинула голову, ее щеки покраснели от гнева.

– Благодарю покорно, я никогда не выйду замуж за того, кто изнывал по тебе.

По губам леди в желтом скользнула лукавая улыбка.

– Пожалуй, другого выбора у тебя нет, – сказала она очень сладко. Очень вежливо. Джеку стало немного жаль Бриджет, когда та, вспыхнув, бросилась бежать вверх по лестнице.

Почему Бриджет так грубо вела себя с гостьей? Почему леди Уорт так жестоко отплатила ей за это? Джек терялся в догадках.

– Мне пора, – вдруг произнесла леди в лиловом. Она взяла из груды свертков один или два, вероятно, принадлежавшие ей. – Увидимся на карточном вечере у Лэнгстонов? Поиграем в свое удовольствие. До встречи.

– Только если сэр Лэнгстон разрешит играть в очко, а не в этот нудный вист, – отозвалась леди в желтом.

– Только при этом условии мы милостиво согласимся принять его приглашение, – усмехнулась леди в лиловом и послала на прощание воздушный поцелуй.

– Аманда, как зовут эту леди в фиолетовом платье? – как можно тише произнес Джексон.

– Я ведь говорила, это леди Уорт. Поглядите, она такого же роста, как и я. Когда я стану совершеннолетней, то буду носить точно такое же платье. Оно просто чудо.

Ошарашенный ответом Аманды, Джексон больше ничего не слышал. Если дама в лиловом леди Филиппа, в таком случае кто леди в желтом? Та, у которой под маской надменного равнодушия скрывалось такое живое подвижное лицо, та, которая была так погружена в свои собственные мысли, что даже не замечала, какой у нее неприступный вид и повелительные манеры, или, что было более вероятно, просто была к этому безразлична…

– Сара, тебе следует быть помягче с сестрой, – обронила леди Форрестер.

Она обращалась к той – со столь знакомыми зелеными глазами.

– Прости меня, мама, – вздохнула леди в желтом, – но ведь то, что я сказала – правда. Если она решила быть всю жизнь несчастной, то, что бы я ни говорила и ни делала, ничего не изменит.

Она улыбнулась своему отражению в зеркале и отвернулась, явно довольная увиденным.

– А теперь надо найти в моем гардеробе платье, которое гармонировало бы с новым ридикюлем, что мы купили сегодня. На карточном вечере ридикюль – очень нужная вещь.

Леди Форрестер взяла дочь под руку и, разговаривая о пустяках, не спеша пошла вместе с ней наверх, очевидно, подготавливаться к вечерним развлечениям.

– Вот видите? – возмущенно прошептала Аманда. – Я же вам говорила: даже когда я бываю в одной комнате с ними, они просто не замечают моего присутствия.

Не говоря ни слова, Джек кивнул. Он почти не слушал Аманду, его целиком захватил образ леди в желтом. Разве можно было поверить в то, что эта холодная, надменная, насмешливая красавица была не кто иная, как Сара Форрестер, которую он так хорошо знал.

Или по крайней мере думал, что знал.

Глава 4

– Невероятно, жить под одной крышей с Сарой Форрестер! С самой Сарой Форрестер! – Уигби изливал свой восторг на ухо Джеку. Друзья неожиданно повстречались на балу, что стало для них обоих приятным сюрпризом.

Как это ни странно, но, по всей видимости, существовали две Сары Форрестер, так, во всяком случае, казалось Джеку, и объяснить эту загадку было непросто.

– Говорят, что она убежала из-под венца, бросив герцога, который со слезами просил ее вернуться. Жених так расстроился, что от отчаяния уехал за границу. – Уигби продолжал с жаром пересказывать Джеку сплетни, одновременно жуя по привычке, он только что взял что-то с подноса с закусками, который держал в руках ходивший по залу слуга.

Прежняя Сара Форрестер, какой ее помнил Джек, была девушкой с добрым сердцем, заботившаяся о своих сестрах, как бы они ни проказничали, не меньше матери. Нынешняя Сара Форрестер больше напоминала сверкающий восхитительный драгоценный камень: ее вид сводил джентльменов с ума, заставляя их дежурить возле дверей дома в надежде хотя бы увидеть ее; а ее язвительная насмешливость граничила с холодной жестокостью.

Все присутствовавшие на этом балу даже не подозревали о существовании прежней Сары. Все видели только теперешнюю Сару Форрестер, едва ли не теряя рассудок от столь ослепительной красоты.

– Хорошо бы выпить, – буркнул Джек, с отвращением глядя на бокал с каким-то сладким винцом. – Что-нибудь покрепче, а не эту дрянь.

– Вот это мысль! – радостно сказал Уигби, отправляя в рот очередную закуску. – Бросим этот сумасшедший дом ради другого, более веселого, где есть и выпивка, и карты, и женщины, позволяющие брать себя не только за руки…

– Скажи прямо, поедем в притон. – Джек саркастически ухмыльнулся.

– В любом случае там лучше. Тут вообще тоска.

– Что верно, то верно. Хотя с тех пор, как я стал жить в гостях у очень знатной и добропорядочной семьи, мне следует вести себя как можно приличнее.

– Да, повезло так повезло. Ты – самый большой везунчик во всей Англии, – прожевывая угощение, пробурчал Уигби. – До сих пор не могу поверить. С тобой живет Сара Форрестер! Золотая Леди!

За последнее время Джек столько раз слышал прозвище – Золотая Леди, что сбился со счета. За короткий срок пребывания в Лондоне он успел многое узнать о самой Саре Форрестер, о ее образе жизни; одно было совершенно ясно – она являлась центром всеобщего притяжения.

Это невольное изучение Сары началось в первый же день его появления в доме Форрестеров. Аманда, страшно довольная тем, что она первая встретила Джексона, была рада представить его родным – матери и сестрам. Увидев молодого офицера, они обрадовались не меньше ее.

– Джексон! – вскрикнула леди Форрестер с блестящими от радости глазами. – Мой мальчик, неужели это вы? Вас невозможно узнать.

– Может быть, оттого, мама, что ты забыла надеть очки? – уколола Бриджет. Леди Форрестер не любила очки, она, как любая женщина, считала, что они не могут украшать леди.

Добродушная леди Форрестер пропустила мимо ушей язвительное замечание дочери.

– Такой высокий! Такой загорелый!

– Посмотри, мама, как выгорели на солнце его волосы. Они стали совсем светлыми, – протараторила Аманда.

Джек буквально был окружен восторженными восклицаниями, приветливыми улыбками, даже вечно недовольная Бриджет изобразила на своем лице подобие улыбки, как вдруг вошел сам лорд Форрестер.

– Черт бы побрал этих кавалеров. Они вытоптали почти все мои крокусы. Будь моя воля… – пробурчал он, переступая порог, причем кончики его усов воинственно топорщились. Заметив Джека, почти невидимого за морем женских рук, плеч и дамских юбок, он запнулся, его лицо просияло, он быстро подошел к гостю и крепко, по-мужски пожал ему руку.

Действительно, все встретили Джека, словно блудного сына, с распростертыми объятиями. Все, за исключением Сары. Она держалась немного отстраненно.

Замерев на первой ступеньке лестницы и находясь чуть выше Джексона, она не без надменности взирала на него.

– Джексон, – очень спокойно начала она, слегка улыбаясь, – простите, может быть, теперь вам больше по вкусу обращение – лейтенант?

Интонация ее слов, да и все поведение в целом резко выделялись на фоне общего радушия, с которым встретили Джека все остальные Форрестеры. На Джека, слегка опьяневшего от теплого и радостного приема, ледяной тон Сары подействовал словно холодный душ. Вместе с тем она выглядела обворожительной.

Соблазнительной.

Надменной.

И насквозь притворной.

Не смутившись и не растерявшись, Джексон вскинул голову и улыбнулся.

Видимо, Сара рассчитывала привести его в замешательство, она думала, что он покраснеет, начнет что-то смущенно бормотать в ответ, но Джека было не так легко сбить с толку. Он выпрямился во весь рост, прежде чем отвесить почтительный и одновременно полушутливый поклон.

– Как вам будет угодно, мисс Форрестер. Хотя мне кажется, будет лучше, если мы обойдемся без этих формальностей. Помнится, раньше церемонность и фальшь были у вас не в почете.

Бриджет насмешливо фыркнула. Сара пристально посмотрела ему в лицо, пытаясь по тону угадать, к чему он клонит. Но тут лорд Форрестер хлопнул Джека по плечу.

– Верно! Какие могут быть церемонии между Форрестерами и Джексоном Флетчером? Ерунда какая-то!

Обняв Джека за плечо, что для приземистого Форрестера было не очень удобно, он повел гостя к себе в кабинет.

– Я сгораю от нетерпения услышать ваши рассказы о море. Вы бывали на Востоке, ведь так? Может, там вы заметили какие-то любопытные обычаи, особенности в архитектуре? Если так, я с интересом вас выслушаю и, возможно, даже выступлю на заседании исторического общества.

– Может быть, это смягчит те недоразумения между тобой и членами общества, которые возникли в последнее время? – ляпнула вдруг Аманда.

В тот же момент все, за исключением Джека, устремили на Аманду предостерегающие взгляды, словно призывая ее держать язык за зубами. Особенно выразительным был взгляд Сары.

– Какие могут быть недоразумения между вами и членами общества? – удивился Джек. – Ведь вы – его основатель и председатель?!

Своим наивным вопросом, сам не ведая того, Джек невольно ткнул пальцем в кровоточащую язву семейства Форрестеров.

Все вокруг замерли, затаив дыхание. Сара перевела взгляд, по-прежнему холодный, но слегка настороженный, с сестры на Джека.

Она коротко рассмеялась, и все невольно вздохнули.

– Отец, будь добр, расскажи ему об этом. Все равно рано или поздно он обо всем узнает. Я пойду к себе. Мне надо переодеться к обеду.

Джеку рассказали обо всем. О помолвке с герцогом, о том, как он променял ее на другую леди, как все открылось, причем прямо на вечере, устроенном в честь помолвки. О том, что герцог был членом исторического общества. О том, как сложно пришлось лорду Форрестеру после разрыва помолвки. Рассказали Джеку и о том, что после всего Сара была в таком подавленном настроении, что ее пришлось увезти в их загородный дом – Примроуз-Мэнор.

Но потом Сара воспрянула духом, и ее отношение к жизни чудесным образом переменилось. Более того, благодаря произошедшей в ней перемене ее популярность в свете резко возросла.

– Мы крайне благодарны леди Уорт, – вздохнула леди Форрестер, отпивая глоток вина во время обеда. Вино, как она полагала, прекрасное лекарство от ее врожденного косоглазия. Обед проходил по-семейному, в узком кругу, Сары за столом не было, она отправилась куда-то с визитом, она везде была желанной гостьей. Ее младшие сестры, отобедав, ушли, и за столом остались только Джек и чета Форрестеров.

– Леди Уорт вдохнула радость жизни в мою девочку. Она такая же живая, как и прежде.

– Да, да, сейчас ее в свете очень хорошо принимают, – подтвердил лорд Форрестер, набивая трубку табаком.

– Хорошо принимают? – удивилась леди Форрестер. – Дорогой, да она вызвала настоящую сенсацию в этом сезоне. Поверь, я знаю, что говорю. Небольшой присмотр со стороны матери никогда не вредит…

Форрестер смущенно закашлялся, и тогда она обратилась к Джеку:

– Только не смущайтесь, мой дорогой. Хотя цель, ради которой я пригласила вас, отпала, само приглашение остается в силе. Мы очень рады видеть вас у себя в гостях, дорогой Джексон. Можете оставаться у нас столько, сколько вам заблагорассудится. Нам очень жаль, что с вашим судном приключилось такое несчастье.

– Сколько раз я просил вас, леди Форрестер, называть меня просто по имени, – приятно улыбнувшись, заметил Джексон.

Почтенная леди благосклонно закивала головой, очень довольная проявленной вежливостью.

– Ничего не могу поделать с собой, мне нравится называть вас именно так. Послушайте, Джексон, вы уверены, что нет повода э-э… для волнений?

– Совершенно уверен. Не думаю, что «Аморате» грозит страшная участь. Небольшой ремонт, и она снова будет готова к выходу в море. – У Джека кошки скребли на душе, как только речь заходила о дальнейшей судьбе его корабля, поэтому, не желая продолжать неприятный разговор, он поспешил переменить тему. – Как я понимаю, пора тревог миновала, и теперь не надо больше переживать за Сару?

Муж и жена обменялись вопросительными взглядами. Если во взгляде лорда Форрестера сквозило сомнение, то глаза леди Форрестер, напротив, сияли от радости за дочь. Поэтому не было ничего удивительного в том, что на вопрос Джека ответила именно она, хотя и соблюдая осторожность:

– Родители всегда волнуются за своих детей. Впрочем, и вы, должно быть, заметили, какой стала Сара. Уверенной, гордой, никаких следов былой подавленности. Она словно переродилась!

Да, Джек тоже это заметил. Происшедшая перемена была заметна даже слепому. Правда, оставался один мучительный вопрос – насколько сильно изменилась Сара? Веселая, разговорчивая, подвижная девочка, обещавшая стать открытой, жизнерадостной, общительной девушкой, не имела ничего общего с чопорной, надменной красавицей, которую можно было встретить на парадной, аристократической Гросвенор-стрит, вдоль которой любили прогуливаться подобные леди и жены дипломатов.

Однако Джек решил – сначала надо удостовериться в правильности такого предположения. Утром следующего дня ему представилась прекрасная возможность для подобной проверки.

Усевшись за столом и развернув утреннюю газету, на часах было половина десятого, он принялся ждать. Ждать пришлось довольно долго. Никто из Форрестеров не спешил сходить вниз. Наконец около одиннадцати часов послышались чьи-то шаги.

К его удивлению и радости, это была Сара.

Увидев Джека, она удивилась не меньше, чем он.

– О-о! А все думали, что вы ушли по делам.

– Ушел? По делам? Интересно, по каким?

– Как – по каким? В военно-морское ведомство. Ведь вам нужно следить за судьбой вашего корабля, разве не так? – Сара улыбнулась слегка растерявшемуся Джеку, напоминание о службе и обязанностях из уст юной леди ошеломило его.

– Военно-морское ведомство находится поблизости от Сомерсет-Хауса, где расположено историческое общество. – Сара разговаривала очень вежливо, очень любезно. – Отец был бы только рад захватить вас с собой.

– Да, я знаю. Вчера он предложил подвезти меня туда. Но все-таки что вы имели в виду, говоря, будто все полагали, что я ушел?

Сара пожала плечами:

– Наверное, я больше имела в виду себя. Но тогда почему вы все утро провели здесь, в столовой? Как будто у вас нет иных дел, более важных?

– Конечно, есть. Но я о них не забываю и, как вы образно заметили, «слежу за судьбой моего судна». Я помню о своем долге и нисколько им не пренебрегаю.

Обменявшись подобными любезностями, Джек решил – пора приступить к проверке мучивших его предположений.

Нагнувшись, он толкнул лежавшую перед ним газету в сторону Сары. Она небрежно отодвинула ее в сторону.

– Вам не интересно, что пишут в газетах? – удивился он. – Неужели ваша матушка убедила вас в правоте своей точки зрения?

Дело в том, что раньше леди Форрестер укоряла мужа за то, что он не только позволяет, но даже поощряет совсем еще юных дочерей читать газеты. Она считала это занятие вредным, так как чтение, по ее мнению, могло испортить зрение, более того, она боялась, чтобы какая-нибудь из ее милых дочерей не стала синим чулком. Однако лорд Форрестер отмахивался от жениных ворчаний, считая их просто глупыми, и украдкой часто подсовывал дочерям, особенно старшей Саре, какую-нибудь из газет. Тогдашняя Сара, еще совсем юная, подпрыгнула бы от непреодолимого желания и с жадностью схватила бы газету.

Теперешняя Сара засмеялась, слегка откинув голову назад.

– Боже мой, конечно, нет. Отбить охоту от чтения – разве такое по силам нашей маме?

Она весело улыбалась, и тут впервые Джек разглядел прежнюю Сару, но она проглянула из-за новой лишь на миг. Новая Сара, надменная и величавая, тут же заслонила старую.

– Несколько месяцев назад я решила, что газеты вообще не стоит читать.

Заметив его вопросительный взгляд, она продолжила:

– Газеты пишут всегда об одном и том же. Сперва о Британской Индии, затем о парламенте, потом светская хроника. Боже мой, как скучно читать о себе, о том, где ты была вчера, то и дело натыкаться на свое имя. Тем более что сегодня у меня так много важных дел.

Она взглянула на него. Джек молчал. И тут он заметил происшедшую в ней мимолетную перемену – она поняла, что утеряла во время беседы контроль над собой, и опять вернулась к своей прежней роли.

Точно так же Сара вела себя и тогда, в холле, когда он наблюдал за ней: она любовалась на свое отражение в зеркале, одновременно оттачивая искусство владеть собой.

– У вас есть знакомые в Лондоне, которым вы могли бы нанести визит? – спросила она, переводя разговор и одновременно ловко расспрашивая Джека.

– Да, у меня есть друзья, но я слишком долго плавал, и как знать… – Он намеренно оборвал предложение, позволяя ей самой сделать соответствующие выводы.

И Сара их сделала.

– В таком случае я познакомлю вас кое с кем из моих приятелей. Лондон – это шумный город, здесь так много развлечений. Да вот, кстати, на днях будут скачки. В субботу Уитфорды устраивают банкет. Кроме того, эти мальчики, те самые, которых вы встретили у дверей нашего дома, они изображают из себя ловких наездников, когда мы совершаем конную прогулку в Гайд-парке вдоль Роттен-роу, аллеи для верховой езды. И все из желания произвести на меня впечатление.

– Вероятно, дела в морском ведомстве не позволят мне принять участие в подобных развлечениях. – Джек попытался узнать, какой будет ее реакция на его отказ.

Но то, что она сделала, стало для него полной неожиданностью.

Она наклонилась вперед и положила свою руку на его ладонь. Ее оголенные плечи, глубокий вырез платья оказались в настолько волнующей близости от него – от его глаз, – что у Джека перехватило дыхание.

– О, Джек, разве нам не будет приятно побыть вместе и весело провести время? Только вы и я. На правах старых друзей.

Она прямо и долго посмотрела ему в глаза, из-под густых, загнутых вверх ресниц лукаво светились глаза. От ее прикосновения Джека охватили жар и знакомое волнение. Она флиртовала с ним.

В уголках ее губ пряталась насмешливая улыбка. Это был явный флирт.

Сара пыталась соблазнить Джека, чтобы подчинить себе.

– Не делайте этого, – тихо сказал он.

Она отпрянула назад, вопросительно прищурившись.

– Что… не делать? – запинаясь, проговорила она, убирая ладонь с его руки.

Однако по ее смущению, по краске, залившей лицо, было ясно: она поняла, что он имел в виду.

Она пыталась подчинить его своей воле. По всей видимости, она пыталась приручить всех мужчин, которые встречались ей на пути, а учитывая ее красоту и знатность, это выходило без особых затруднений. Но сейчас нашла коса на камень. Судя по ее растерянному виду, она никак не ожидала ничего подобного, видимо, осознание неудачи огорчило ее.

Но что бы ни происходило в ее душе, все это осталось в тайне, потому что в этот самый момент в столовую вошел лорд Форрестер, и лицо Сары опять приобрело надменно-холодное выражение.

– А, вот где вы, мой мальчик! – радушно воскликнул лорд, подходя к буфетной стойке, на которой лежали блюда с вареными яйцами, сосисками и копченой рыбой. – А я уж подумал, что вы отправились в город без меня.

– Знаешь, отец, я тоже полагала, что он ушел по делам, – отозвалась Сара, и в ее голосе зазвучали привычные насмешливые нотки. – Но видимо, по каким-то собственным соображениям он решил остаться, объяснить его присутствие чем-нибудь другим я просто затрудняюсь.

Это был камешек в огород Джека, но ни он, ни отец не отреагировали на ее язвительное замечание. Лорд Форрестер настолько привык к насмешливым уколам своей дочери, что не обращал на них внимания. Сара с равнодушной улыбкой смотрела в тарелку с вареными яйцами, им она улыбалась точно так же, как и своим кавалерам.

– Знаете, Джек, мои знакомства среди военных не так уж обширны, но я представлю вас тем, кого знаю, а дальше вы уж сами действуйте. А тем временем можете немного развлечься. Сами знаете, в Лондоне много возможностей для развлечений.

– Мне кажется, лейтенант Флетчер отнюдь не поклонник развлечений, – усмехнулась Сара. – Но, как бы там ни было, стоит попробовать.

– Для начала, – сразу предложил лорд Форрестер, с довольным видом потирая руки, – можно посетить наше историческое общество. Мы недавно приобрели Гольбейна. Удивительное полотно.

Пока лорд Форрестер с воодушевлением расписывал удовольствия, скрытые за стенами общества, Джек пытался заглянуть в глаза Сары, но она упорно избегала смотреть в его сторону.

Следующие несколько дней Джек провел в развлечениях, честно говоря, это было далеко не так приятно, как казалось на первый взгляд. И все по одной причине. Здесь, как и на море, многое зависело от погоды.

Джек ясно видел, как порой крепчает ветер.

Жизнь в замкнутом пространстве корабля, среди одних и тех же людей научила его одному житейскому правилу: старший по званию – не всегда авторитет для подчиненных.

Он довольно быстро уяснил, кто в доме Форрестеров самый главный. Все члены семьи выполняли желания Сары, подчинялись ее требованиям, слушались ее.

Она держала в своих руках всех.

Так, она решила, что нельзя отказываться от карточного вечера у сэра Лейтона, и ее послушались. На следующий день Сара посчитала, что ее маме не стоит надевать зеленое платье на званый вечер, и леди Форрестер надела другое. В другой раз Сара твердо решила, что они должны быть на банкете Уитфорда, потому что ей так хочется, и никто ей не возразил.

Джек, невольно находясь в непосредственной близости от Сары, наблюдал за ней, за ее прихотями и капризами, словно натуралист за поведением редкого и красивого экземпляра в своей среде обитания. Он действительно только наблюдал, так как Сара была чрезвычайно занятой особой, в связи с чем уделяла ему крайне мало времени.

Он наблюдал за тем, как она смеется, как без труда уговаривает родителей позволить ей задержаться на том или ином вечере настолько, насколько ей заблагорассудится, причем под присмотром одной лишь леди Уорт.

Джек слышал, как жестоко Сара насмехалась над одним из ее поклонников, у которого в волосах пробивалась ранняя седина: она ядовито спрашивала, сколько у него внуков.

Он видел, как этот кавалер стушевался и спрятался за спины других поклонников.

Возможно, только своеобразное положение позволяло Джеку, находясь рядом с Сарой Форрестер, избегать влияния ее чар. Он был единственным джентльменом в Лондоне, наблюдавшим за Сарой как дома, так и за его пределами. Возможно, что собственные неприятности и тревоги, очень занимавшие его и отвлекавшие от мыслей о Саре, сослужили Джеку хорошую службу. Как бы там ни было, нельзя было спорить с очевидным фактом: весь Лондон лежал у ног Сары.

– А ты не можешь представить меня? – внезапно спросил Уигби, и глаза его заблестели. – Может быть, тогда моя тетушка простит мне разбитую вазу. Хотя кто ставит вазу на проходе в холле?

Джек с явным любопытством посмотрел на своего приятеля, очередную жертву чар Сары. Его желание познакомиться с ней выглядело смешным.

– Я не собирался разбивать ее. Я просто случайно натолкнулся на нее, – пробормотал в свое оправдание Уигби. Джек не стал спорить, слишком все было очевидно, а оправдания Уигби казались просто нелепыми.

Джек притворно закатил глаза вверх, как вдруг что-то ударило его по лицу и довольно сильно. Проходившая мимо него юная леди, поскольку вокруг было тесновато, задела его пером, украшавшим прическу.

– Будьте внимательны, мистер Флетчер, – усмехнулся Уигби, успевший уклониться от столкновения с леди. – Как говорит моя тетушка, удар пером равнозначен удару перчаткой.

– Даже не знаю, как бы я поступил, если бы удар пера был бы так же оскорбителен, как и удар перчаткой, – отозвался Джек, прислоняясь к стене и съеживаясь. Это шло вразрез с его многолетней привычкой: если на тебе форма, то надо стоять гордо, смело выпрямившись во весь рост, но на балу проще было уступить дорогу. – Впрочем, это не в счет, если из нахальства стоишь на проходе.

– На проходе в форме, – вдруг заметил Уигби.

– Что ты хочешь сказать? – вопросительно посмотрел на друга Джек.

И тут Уигби сказал нечто такое, что заставило Джека усомниться в наивности своего приятеля и призадуматься: а вдруг Уигби более проницателен, чем это кажется на первый взгляд?

– Только то, что в форме ты очень похож на охотника за состоянием, – сказал Уигби, отправляя в рот очередной кусочек закуски.

– Охотник за состоянием? – со скрытым возмущением переспросил Джек. – Ну ты и хватил! Неужели ты полагаешь, что раз на мне форма лейтенанта и я не стою на мостике, то от этого я сразу становлюсь ловцом чужого состояния?

– Посреди этого зала – становишься. – Уигби стряхнул крошки еды с пальцев.

Красная пелена застлала глаза Джека. Ему было до ужаса больно и обидно. С какой бы радостью он поменял свое положение в лондонском свете на привычное место на квартердеке «Амораты», с поднятыми парусами плывущей по зеленоватым волнам где-нибудь в Индийском океане. Стоять на палубе, нисколько не думая о благосостоянии, спокойно ожидая, когда пробьют склянки и время его вахты закончится. Но здесь, в бальном зале все было иначе: на него смотрело множество глаз, что не могло не смущать, а по лицу иногда било перо, украшавшее прическу юной леди.

– Тебе, Уигби, повезло больше. У тебя прочное положение, поэтому ты можешь смело носить форму, не боясь обвинений в погоне за приданым, – парировал Джек. Добродушный Уигби пропустил скрытую колкость мимо ушей.

– Приходится ее носить, – печально согласился Уигби и улыбнулся. – Моя форма – единственный наряд, который мне сейчас впору. Как говорит тетушка, на меня не налезет ни один мой бывший штатский костюм. Если я попытаюсь это сделать, то на сюртуках поотлетают прочь все пуговицы.

Джек расхохотался. Он мог побиться об заклад, что для Уигби так было лучше всего, не надо было ни о чем волноваться. И действительно, Уигби, нисколько не завидуя приятелю, дружески хлопнул его по плечу.

– Как ни посмотри, ты все равно в более выгодном положении. Живешь под одной крышей с Сарой Форрестер. В доброй половине лондонских клубов держат пари, что ты помолвлен с ней или даже уже женат.

– Ты это серьезно?

– Конечно, серьезно. Иногда я могу быть очень серьезным. Я обнаружил, что серьезность может очень сильно удивлять и озадачивать.

– Мистер Уигби…

– Ладно, ладно, – ухмыльнулся Уигби. – Согласен, слегка приврал. Далеко не в половине клубов. Но в клубе, который посещает мой дядя, это уж точно. В книге заключенных пари есть такое. Мне его показал дядя.

Поймав недоверчивый взгляд приятеля, Уигби пожал плечами:

– Дружище, ну зачем мне лгать?! О твоих связях с Форрестерами судачат повсюду.

– Почему? – вспыхнул Джек. – Кому какое дело, где я живу? И что из того, что я временно поселился в доме Форрестеров?

– Сам посуди: ты ведь не женат, а она – Золотая Леди.

Он окинул взглядом зал. Задержавшись на Саре и окружавшей ее свите обожателей, он быстро оглядел лица стоящих поблизости от него гостей и чуть не задохнулся от изумления. Оказывается, за ним следили. Он явственно ощутил, как многие, заметив брошенный им на Сару взгляд, стали ехидно перешептываться, словно невзначай посматривая в его сторону. Задевшая его пером юная леди, прикрывшись веером, что-то шептала своему кавалеру, притворяясь, что не смотрит на Джека. Однако заметив его взгляд, она деланно рассмеялась и отвернулась.

На балу ему было как-то не по себе, откровенно говоря, Джек с удовольствием променял бы этот величественный зал на другое место, но делать было нечего. Приходилось мириться с окружавшей его действительностью. Но теперь, когда Уигби раскрыл ему глаза, Джеку стало так тошно, что он решил: все, хватит, пора уходить отсюда.

– Как насчет выпивки, Уигби? – Джек скорее не спросил, а настойчиво предложил. – Так и хочется послать бал куда подальше и отправиться хоть к черту.

Уигби, долго служивший под началом Джека, вытянулся и бойко ответил:

– Совершенно согласен с вами, мистер Флетчер. – Потом Уигби немного замялся: – Надо только предупредить тетушку… э-э, конечно, о том, куда мы собираемся, говорить не стоит, ладно, что-нибудь придумаю.

– Хорошо, мистер Уигби, – улыбнулся Джек, понимавший всю щекотливость положения своего приятеля. – Ступайте, и пусть ваше объяснение будет как можно более правдоподобным.

Как только Уигби исчез в толпе гостей, Джек подумал, что и ему следует извиниться перед Форрестерами перед тем, как улизнуть с бала.

Разумеется, он не собирался пускаться в загул, ему прежде хотелось послать бал к черту, так ему все здесь опротивело. Ну и немного повеселиться.

Глава 5

Но Флетчер не ушел с бала, устроенного Уитфордом, – помешали внезапно возникшие обстоятельства. Впрочем, это нельзя было назвать невезением, напротив, наконец-то ему улыбнулось счастье.

Едва Джек принялся выискивать лорда Флетчера, как тот сам налетел на него. Он сдержал свое обещание и намеревался познакомить молодого офицера с полезными людьми. Джек не без внутреннего удовлетворения был представлен лорду Филдстоуну, военному министру, который был поперек себя шире, а затем сэру Маркусу Уорту, возглавлявшему службу безопасности при военном министерстве, последний был знаком с Сарой.

– Моя жена Филиппа буквально очарована Сарой, – заметил сэр Маркус. – Ей нравится оказывать дружескую поддержку юным леди, может быть, все оттого, что у нас растут одни лишь сыновья.

У сэра Маркуса было несколько отличительных особенностей, прежде всего очень высокий рост, потом очки и безукоризненно вежливые манеры. Выглядел он молодо, несоответственно своему высокому положению, но седина на висках и морщины в углах глаз разрушали создаваемое первое впечатление.

Он сразу понравился Джеку.

Зато его жена нравилась Джеку… меньше.

Впрочем, это было не совсем верно. Джек неприязненно относился к каждому, кто входил в круг ближайших друзей Сары. Разве можно было отрицать, что леди Филиппа – очень приятная дама, особенно если об этом приходилось судить с точки зрения самой Филиппы? Поскольку Джек был другом Форрестеров, совершенно согласных с оценкой, которую давала себе леди Филиппа, ему тоже приходилось соглашаться с подобной оценкой. Но с другими поклонникам и льстецами все было сложнее. У прежней Сары они скорее вызвали бы раздражение и неприязнь, а после раздумья и насмешку. Однако один человек резко выделялся на их общем фоне, потому что он тоже имел своих собственных льстецов и почитателей, Это был граф де Лебон.

Невольно Джек обвел глазами зал. Рядом с Сарой среди кучки ее поклонников, как он и ожидал, стоял граф.

– Итак, лейтенант Флетчер, если я вас правильно понял, «Амората» получила ряд тяжелых повреждений, когда огибала мыс Доброй Надежды, – веско произнес лорд Филдстоун.

– А-а? – рассеянно протянул Джек, с усилием возвращаясь к теме беседы. – Да, да. К нашему немалому огорчению. Надеюсь, что министерство благосклонно отнесется к «Аморате», и она скоро опять отправиться в плавание.

– Да, надежды никогда не стоит терять, – усмехнулся лорд Филдстоун. – Тем более сейчас, когда любой моряк, оставшийся без корабля, даже с такой безупречной репутацией, как ваша, имеет крайне мало шансов попасть на другое судно.

Джек плотно сжал губы и невольно нахмурился. Но глава военного министерства, очень добродушный человек, понял свой промах, слегка покраснел и поспешил переменить тему разговора:

– Кхм, кхм, Форрестер, не расскажете ли о приобретенном вами Гольбейне?

Форрестер и Филдстоун принялись обсуждать достоинства полотна известного живописца. Теперь пришла очередь сэру Маркусу поддерживать беседу с Флетчером.

– Вы ведь плавали вдоль побережья Индии, не так ли?

Джек согласно кивнул.

– В таком случае вы, наверное, наслышаны о нем.

Сэр Маркус кивнул в сторону группы поклонников, окруживших Сару, но Джек сразу понял о ком идет речь.

Разумеется, он слышал кое-что о графе де Лебоне в Индии, но гораздо больше он услышал о нем именно в Англии, и особенно за последнее время. В лондонском свете вот уже на протяжении нескольких месяцев очень много говорили о графе де Лебоне, который привез в Лондон свою сводную сестру, чтобы ввести ее в свет.

Мисс Джорджина Томпсон, застенчивая и скромная, была полной противоположностью брату. Граф, участвовавший в ряде научных экспедиций по горным хребтам Бенгалии и обожавший выставлять себя героем, опирался на сестру как на свидетеля своих похождений.

Граф, француз по происхождению, попал в Британскую Индию, будучи совсем юным человеком. Прожив на Востоке почти всю свою сознательную жизнь, граф выучил местный язык, а также хорошо познакомился с восточной культурой и обычаями. Впоследствии он сумел извлечь немалую выгоду из своих обширных знаний.

Джек познакомился с графом на рауте в доме Форрестеров. Граф, с улыбкой смотревший на собравшихся вокруг него женщин, рассказывал свою любимую историю:

– Потом, когда я заболел, впрочем, пощадим дам и не будем вдаваться в подробности этой восточной болезни.

Многие из дам не без внутреннего волнения взирали на графа, очарованные его обаятельной улыбкой.

– Итак, я заболел, а экспедиция отправилась дальше. Через несколько дней я оправился от болезни и бросился вдогонку, но, не имея надежных проводников, заплутал и оказался по другую сторону границы, в Бирме.

Правители Бирмы, обуреваемые идеей экспансионизма, искоса посматривали на своих соседей-англичан в Британской Индии и нередко вступали с ними в конфликт. Граф был европейцем, и поэтому его задержали. Выяснив, что он не англичанин, а француз, местные власти перевели его в Рангун.

– Вот так я оказался в заточении, в маленькой тюремной камере. От нечего делать я начал изучать бирманский язык. Вдруг меня извещают, что меня желает видеть король Бирмы.

В этот момент с интересом слушавшие графа дамы начинали взволнованно ахать и охать. Точно так же все происходило и сейчас на балу у Уитфорда.

Джеку, уже слышавшему историю графа, вся она казалась какой-то надуманной и скучной. Если бы он захотел примкнуть к группе вокруг Сары, то, конечно, опять услышал бы, как король после свидания решил казнить пленника на следующий день, как графу удалось бежать из тюрьмы с помощью другого узника. С тех пор мистер Ашин Пха, высокий, мрачный и смуглый, все время находился рядом с графом. Вот и сейчас в европейском наряде, в котором ему было явно неудобно, он стоял недалеко от графа. Как говорил сам граф, Ашин Пха будет сопровождать его до тех пор, пока де Лебон не расплатится с ним за оказанную услугу, а может быть, граф просто водил с собой Ашина Пха как свидетеля своих похождений.

История графа попала в газеты, достигла парламента и вскоре распространилась по всему городу. После чего граф и его спутник стали невероятно популярными, их приглашали на светские рауты и вечера, с графом встречались политики, видные лица и дамы из высшего общества. Благодаря своей популярности граф познакомился с Золотой Леди – Сарой Форрестер. Вот и теперь граф разговаривал с ней, взяв ее под руку.

Гости заметили их близость, и многие с любопытством посматривали в их сторону.

– Я знаком с графом, – ответил Джек, искоса поглядывая на графа де Лебона.

Сара благоволила графу, выделяя его среди всех своих обожателей, ей, очевидно льстило, что за ней ухаживает самый популярный светский человек в этом сезоне.

– Мне кажется, он слишком быстро оправился от болезни, от всех перенесенных им лишений, – вскользь заметил Джек.

Сдержанный тон Флетчера заставил сэра Маркуса улыбнуться.

– Как видно, в отличие от всего Лондона вы не считаете его героем.

– Думаю, в его рассказах больше вымысла, чем правды. Наверное, ему повезло, и он изображает из себя героя.

Заметив вопрошающий взгляд сэра Маркуса, Джек объяснил:

– Когда мисс Форрестер пригласила его, я, беседуя с ним, упомянул, что плавал возле побережья Бирмы и видел Рангун с моря. В ответ граф выразил сожаление, мол, если бы он знал, что рядом плавает английское судно, то помахал бы из окна тюрьмы чем-нибудь, чтобы позвать на помощь.

Сэр Маркус по-прежнему вопросительно смотрел на Флетчера.

– Дело в том, что Рангун нельзя увидеть с моря. Город расположен далеко вверх по реке, миль за тридцать от моря. Граф не знает местоположения столицы Бирмы, значит, он плохо знаком с этой страной. Я вообще-то сильно сомневаюсь в том, что граф бывал в Рангуне. Странно, что при всем при том он выставляет себя знатоком этой далекой восточной страны.

Утратив на минуту контроль над собой, Джек проворчал:

– Подумать только, вот кому она отдает предпочтение.

Сэр Маркус проследил, на кого были устремлены глаза Джека. Держа Сару под руку, граф что-то вкрадчиво нашептывал ей прямо на ухо.

Граф вел себя действительно нахально.

– Ну что ж, – невозмутимо заметил сэр Маркус, – как говорится, нахальство – второе счастье. Герою везет и на поле битвы, и в бальном зале.

Теперь пришла очередь Джека недоумевать, он вопросительно посмотрел на своего собеседника.

– Сами решите, что я хотел этим сказать, – улыбнулся сэр Маркус. – А мне, пожалуй, надо подойти к жене и предложить ей какой-нибудь напиток. У нее такой вид, как будто она не прочь выпить.

Насвистывая, сэр Маркус направился к жене, которая сидела рядом с Сарой. Вид у леди Уорт был самый обычный, судя по нему, никак нельзя было сказать, что ее мучает жажда.

Джек остался в одиночестве, и ему захотелось уйти отсюда. Лорд Форрестер по-прежнему беседовал с лордом Филдстоуном, видимо, о картине Гольбейна, и мешать им было не совсем тактично. Наверное, дружище Уигби уже успел уведомить тетушку, но прежде чем уйти, следовало предупредить о своем уходе кого-то из Форрестеров.

В углу зала стояла Сара, а вокруг нее кипела жизнь.

Что там говорил сэр Маркус о нахальстве, героизме и счастье? И на поле битвы, и в бальном зале?

Что сэр Маркус имел в виду? Что он хотел этим сказать? Неужели то же самое, что и Уигби? Если он живет в одном доме с ней, то, значит, имеет определенные и вполне понятные планы?

Джек недовольно поморщился, – только этого не хватало. Но ноги помимо воли понесли его прямо через весь зал, туда, где сидела Сара.

В конце концов, надо же предупредить кого-нибудь из Форрестеров о своем уходе. Так почему бы не Сару?

Джек шел, а в голове вертелись странные слова сэра Маркуса вперемешку с досадным замечанием Уигби. Ему хотелось одного – сказать Саре о своем уходе, может быть, это отвлечет ее внимание от прилипчивого графа де Лебона, что было бы совсем неплохо. Джек строил сумасбродные планы, но того, что произойдет, он никак не ожидал, – это превзошло все его самые смелые ожидания.

По мнению Сары, вечер вполне удался. Она пользовалась головокружительным успехом. Более того, по ее собственным меркам, сегодня ей удалось достичь невероятного, даже небывалого успеха.

Ее непрерывно приглашали танцевать, наконец, расставшись с последним из танцевавших с ней кавалеров, она в сопровождении целой свиты поклонников направилась к кушетке, стоявшей на небольшой приступке, от которой отходила лестница, ведущая на балкон зала. Как справедливо заметила леди Филиппа, отсюда был не только хорошо виден весь бальный зал, но и сами они, сидевшие здесь, были хорошо видны всем, кто находился в зале. Сару переполняло счастье. Она уже позабыла то время, когда все с сочувствием называли ее девушкой, потерявшей герцога.

Той, прежней Сары не стало. Вместо нее была несравненная Сара Форрестер, самая обольстительная, самая восхитительная дама во всем Лондоне.

Золотая Леди.

Это было частью их успешно осуществленного плана. Сара вместе с леди Филиппой решила, что золотой цвет станет ее символом, неотделимым от нее признаком. Золотые одежды – от одного названия уже веяло величием и уверенностью в себе. Разве золотые наряды могли иметь что-либо общее с растерянностью и подавленностью? Конечно, ничего.

Правда, мать Сары сперва ничего не поняла: зачем менять целиком весь гардероб? Тем более что к началу сезона он был практически весь обновлен. Но после разговора с леди Филиппой мать изменила свое мнение. Для Сары были специально заказаны более двух десятков новых нарядов, основной темой которых был золотой цвет.

Вот и сегодня на бал Уитфорда она надела одно из самых оригинальных платьев, сшитое у самой известной лондонской портнихи мадам Летруа. Платье из белого шелка было украшено чудесной вышивкой из золотых пальмовых ветвей в португальском стиле; короткие рукава были собраны в воланы; высокая талия подчеркивала линию спины. Танцевать в таком наряде было одно удовольствие. В нем Сара чувствовала себя неотразимой и обворожительной.

Она не могла нарадоваться на свой наряд, на свой успех, на то, какими восторженными глазами смотрели на нее гости. Какой счастливый вид был у тех джентльменов, с которыми она соблаговолила заговорить. И все потому, что она в точности следовала советам многоопытной леди Уорт, а не советам своих родителей. Когда Филиппа шептала ей на ухо: вот сейчас надо улыбнуться, а теперь нахмуриться или рассмеяться, – Сара послушно выполняла ее указания. Именно Филиппа посоветовала ей как бы случайно обронить шляпку во время верховой прогулки, чтобы интересный и обаятельный граф де Лебон, подняв шляпку, имел бы возможность вернуть ее хозяйке.

Конечно, успех пришел не сразу. Прошла неделя или две, прежде чем в светском обществе начали не жалеть Сару, а восхищаться ею. Не все было так легко и просто. Неожиданно пришлось бороться за первое место на светском небосклоне. Дорогу Саре перешла юная очаровательная мисс Фелисити Гроу, поразившая лондонское общество своим серебряным нарядом, сшитым все той же мадам Летруа. Однако опекуну мисс Гроу не понравилось столь пристальное внимание, и он увез юную леди из Лондона. Как заметила Филиппа, столь излишняя щепетильность и чопорность оказали добрую услугу Саре. Камня преткновения, о который чуть было не споткнулась Сара, не стало. Заняв первое место, она, можно сказать, безраздельно властвовала в свете, покоряя сердца светских щеголей.

Проходили дни, недели, успех Сары постепенно все возрастал и возрастал, пока она наконец не стала чувствовать себя такой же счастливой, какой она притворялась в самом начале. Хотя по ночам ей в голову лезли мысли о том, что могло бы быть, если… Или увидев днем рыжеволосого джентльмена с улыбкой, напоминавшей ей Джейсона, она замирала, скрывая волнение. Филиппа, как всегда, была права: чем меньше думать о прошлом, тем лучше.

Тем самым Сара не давала повода жалеть себя. Вопреки всеобщим ожиданиям она держалась гордо, она была довольна собой, и все это видели. Больше уже никто не смотрел на нее с жалостью, тревогой или сочувствием.

Никто, за исключением одного человека – Джексона Флетчера.

Трудно объяснить почему, но всю неделю после появления в их доме Флетчера Сара часто думала о нем. Виной тому было не их столкновение за завтраком, которое она вызвала сама. Причина лежала намного глубже. Признаваться было нелегко, но с самого первого момента их встречи Сара ощутила смутное волнение, пожалуй, даже смятение.

Сара полагала, что вела себя безукоризненно: она сердечно встретила его как друга детства. Разве могло быть иначе? Как только она увидела Джека, на котором буквально висела Аманда, как в их далеком детстве, и мать, это было заметно, тоже явно обрадовалась его приезду, Сара не могла не почувствовать теплого, дружеского чувства, исходившего от него.

Кроме того, он сильно изменился. Его было просто не узнать – высокий, стройный, мужественный. Светлые волосы лишь усиливали благоприятное впечатление. Раньше всякий раз, когда они получали от него письма, все девочки собирались вокруг леди Форрестер и с живым интересом слушали мать, она читала им о его морских приключениях. Но все эти годы в воображении Сары Джек оставался худым, угловатым юношей, вернее, подростком, в нескладно сидевшей на нем морской форме. И вдруг она увидела перед собой мужчину.

Тогда же в прихожей, в момент их первой встречи он бросил на нее взгляд, поразивший Сару.

Сперва он показался ей странно недоуменным, словно он заметил какой-то недостаток в ее наряде. Но ее платье для прогулок от той же мадам Летруа было безупречно, Саре это было хорошо известно. Оно очень шло ей, так как тоже было украшено золотой вышивкой. Она на короткий миг растерялась. Как ей показалось, он не узнал ее. Они не виделись целых девять лет, за которые и он, и она выросли, стали взрослыми людьми, короче говоря, сильно изменились. Наметанным глазом Сара заметила, как хорошо теперь сидела на нем форма лейтенанта, от его былой неуклюжести не осталось и следа.

Но в его взгляде наряду с восхищением сквозило осуждение, смешанное с предупреждением. Точно такими же глазами он смотрел на нее на следующий день во время завтрака.

В этих взглядах проглядывала надежда, ожидание чего-то.

Но как ей не раз напоминала Филиппа – нельзя подавать никакой надежды.

Теперь в их отношениях сквозили сдержанность и холодность, чего раньше никогда не было и в помине. Напротив, в детстве их связывала искренняя горячая дружба, без которой невозможно было играть в пиратов и читать тайком от родителей взрослые романы.

И тогда Сара запретила себе думать о Джеке, нельзя было позволить, чтобы кто-нибудь увидел на ее лице следы грустной задумчивости. Хотя время от времени, когда Джек попадался ей на глаза, какие-то мысли и мелькали в ее сознании, но развлечения тут же помогали ей отвлечься от них, как и сегодня на балу у Уитфорда.

Действительно, бал удался на славу, по праву став одним из самых заметных событий лондонского сезона. Величественный особняк, музыка, обилие света и угощений – все, вместе взятое, могло составить честь балу, устроенному королевой; не было ничего удивительного в том, что здесь собрались сливки светского общества.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.