Наконец мучения закончились. Они вновь оказались на плацу, судорожно втягивая воздух в обожжённые лёгкие. Униформа Вольфа ещё слегка пахла лосьоном, но запах пота перебивал тонкий аромат. Длительный бег совершенно утомил его. Но он выдержал, вот что было самым важным сейчас. Конрад распустил строй, приказав умыться, переодеться в свежие униформы… и снова построиться через десять минут.

Спустя несколько минут Вольф, запыхавшись, выбежал на плац и незамедлительно получил лёгкий тычок в спину от Ванека за то, что последним покинул душ. Антонелли и другие неудачники пробега с понурым видом стояли в строю. Вольфу показалось, что он заметил несколько свежих синяков на лице юноши.

Трудно было представить, что ещё их ждёт после тяжёлого утреннего марша по пустыне. Каково же было удивление, когда курсанты узнали, что им предстоит два часа песенной практики под строгим надзором самого сержанта Конрада.

— Вы, слизняки, будете сейчас разучивать песни нашего Легиона! — сурово произнёс Конрад. — И продолжать это нужно до тех пор, пока вы не сможете спеть любую песню в любое время так, чтобы я остался доволен!

Он начал первый куплет «Похоронного марша Дэвро» — медленной печальной баллады, посвящённой Четвёртому Иностранному Легиону и последней битве Хантера против убренфаров и семти, имевшей место более ста лет назад. Выкрикивая по строчке куплета, он заставлял рекрутов повторять слова снова и снова. Конрад походил на помешанного руководителя хора, постоянно недовольного своими подопечными. Вольф едва не засмеялся, увидев гримасу на лице Лизы Скотт, которая, впрочем, сразу исчезла, как только вездесущий и всевидящий капрал Ванек ткнул девушку шоковой дубинкой между лопаток.

Происходящее казалось абсурдным, но вспомнилось, одна из лекций, которую Вольф прослушал по чипу на борту «Туен Кванга», рассказывала о важности пения в тренировочном процессе. Песни помогали проникнуться духом Легиона и постигнуть тайны мастерства, пение объединяло новобранцев на самом гуманном уровне. Подобно другим программам подготовки будущих бойцов, эта являла собой неотъемлемую часть богатых традиций, уходящих корнями в глубь истории Легионов.

При всей кажущейся бесполезности и даже глупости таких упражнений, Вольф тем не менее остался очень доволен временной передышкой.

К сожалению, два часа пролетело очень быстро. Настало время строиться на обед, что означало ещё один раунд мучительных физических упражнений на счёт. Наконец, дружно распевая «Марш Дэвро», курсанты зашагали за Конрадом в столовую. На этот раз у них оказалось больше времени для еды, однако после обеда тренировки продолжались.

Таковы были и все следующие дни вводного трехнедельного этапа Основного курса. Утром обычно проводились физические тренировки, марши, бег, пение. После обеденного перерыва взвод переключался на теоретическую подготовку. Занятия велись в лекционных аудиториях административного здания. Там курсанты изучали предметы с помощью чипов по индивидуальным программам. После ужина в расписании стояло так называемое «свободное время», а на самом деле — дополнительные наряды и личные поручения капрала Ванека или сержанта Конрада.

Данный распорядок дня был достаточно гибким. Иногда утренние марши затягивались на многие часы, рота пешком покрывала сорок-пятьдесят километров по пустыне, разбивала лагерь для ночёвки и возвращалась в Форт лишь на следующее утро. Приходилось нелегко, намного тяжелее испытаний, с которыми Вольф сталкивался в Академии Воздушной Гвардии. Дни шли за днями, но он преодолевал все трудности, с удивлением спрашивая себя, почему унтер-офицеры до сих пор смотрят на него с подозрением. Казалось, причин для недоверия уже не было.

И доброволец Карл Вольф продолжал стараться. Во время первого ночного марша он сумел проделать путь во главе основной колонны. Двумя днями позже он приятно удивился, узнав, что ему поручили обучать фехтованию курсантов всего взвода. По крайней мере, целый час в день он ощущал, что даже Ванек и Конрад относились к нему с уважением.

На протяжении первых недель лекции теоретического курса были столь примитивны, что вызывали ужасную скуку. Программа была основана на предположении, что все без исключения новобранцы не только абсолютно не приспособлены к воинской службе, но также не имеют никакого образования. Поначалу казалось, что на этом теряется драгоценное время, но со временем Вольф увидел, как быстро его товарищи начинают усваивать преподаваемые предметы.

Богатый традициями, Пятый Иностранный Легион являлся почти неизвестной за его пределами культурой, прежде одинаково отстранённой как от выросшего на улицах Рима Антонелли, так и от безарианского аристократа Вольфа.

Хотя Вольф скептически относился к содержанию обучения, он не мог не заметить, что такие, как Бурундай, с лёгкостью вбирали в себя новую «культуру». Он понимал, что именно таким образом Легион и взращивает фанатизм, горящий в глазах некоторых унтер-офицеров.

С военной точки зрения такой жёсткий и непреклонный подход, вероятно, был оправдан. Из Тренировочной Роты численностью сто двадцать рекрутов сорок восемь в прошлом проходили воинскую службу. Но существовала принципиальная разница между, например, опытом выпускника Академии Воздушной Гвардии Вольфа и ветерана штурмовой десантной дивизии Кентавр, прослужившего без малого двадцать лет, старшего по лэнс-отделевию Омега добровольца Хосни Майзара.

Некоторым, не имеющим вообще никакого понятия об армии, приходилось постигать и зазубривать самые элементарные вещи. Предполагалось, что опытные рекруты станут помогать и подтягивать новичков, либо проводя с ними дополнительные тренировки, как это делал Вольф на занятиях по фехтованию, либо давая им наставления и полезные советы — любимое занятие Керна. Впрочем, «ветераны» не были освобождены от тренировочного процесса только на том основании, что когда-то что-то знали. Ожидалось, что они переформируют свои умения и навыки по стандартам Легиона.

К концу первой фазы учебной программы курсанты лэнса Дельта начали сплачиваться в единый, прочный коллектив. Вольфу пришлось признать — хотя и с большой неохотой, — что в этом была немалая заслуга маленького ханна Маяги. Внешне эйл совсем не походил на лидера, но каким-то образом ему удавалось выполнять свои обязанности, сохраняя столь присущие ему мягкие, почти застенчивые манеры.

Несмотря на то, что он вырос в среде, совершенно отличной от всего, что могло уложиться в голове человека, Маяги понимал дух Легиона гораздо лучше остальных. Может быть, это зависело от опыта. Маяги стал добровольцем, привлечённым во время боевых действий на Ханумане, его родной планете. Когда в Драенжаиле вспыхнуло восстание, Маяги порвал с прошлым и присоединился к колонне легионеров, пробирающихся через джунгли к анклаву[62] земных поселенцев. Эйл не раз помогал легионерам, и когда все закончилось, решил остаться в воинской части, не захотев возвращаться в родной мир.

И все же Вольфу претила необходимость считать Маяги равным, если не выше… но, раз уж они теперь в одной связке, естественный порядок установится сам собой. В конце концов, лишь десять процентов Пятого Иностранного Легиона составляют эйлы.

Хуже всех вписывался в коллектив лэнса Марио Антонелли, однако и его дерзкий, самоуверенный нрав начинал меняться под давлением жёсткой дисциплины. Личность итальянца вобрала в себя те качества общественного уклада Содружества, против которых выступила аристократия-уро на Лаут Безаре. Осуждённый за какую-то незначительную провинность — никто в лэнсе не знал, за какую именно, а по традиции Легиона не принято было задавать вопросов о прошлом, — Антонелли был приговорён к пятилетнему сроку службы в Легионе. Он был одним из очень немногих, кто попал сюда в принудительном порядке.

Странно, но именно Маяги лучше всех ладил с юношей. Эйл не раз повторял, что один из его верных друзей по лэнсу в роте капитана Фрейзера также был парнем с тёмным прошлым. Маяги неожиданно обнаружил у итальянца неплохие художественные способности и всячески поощрял его занятия живописью в свободное время. На тренировках Антонелли старался изо всех сил и, похоже, настроился на успех, что, впрочем, не мешало ему то и дело попадать под горячую руку Конрада или Ванека за малейшую невнимательность.

Лиза Скотт по-прежнему не скрывала к Антонелли отвращения. Впрочем, итальянец особенно и не старался изменить её мнение о себе в лучшую сторону. Он сосредоточился на том, чтобы продержаться любой ценой.

Что касается Тома Керна, то все находили его общество приятным, правда, никому не было известно, что у пего за душой. Рыжеволосый здоровяк был тихим и спокойным человеком. Он никогда не говорил о своём прошлом и о причинах поступления в Легион. Керн знал массу полезных вещей о тренировочном процессе и изредка вскользь упоминал, что раньше был инструктором. Большинство курсантов считали его дезертиром, который скрывался в Легионе.

Было такое предположение верным или нет, но Керн оказался на редкость идеальным товарищем. Хотя он редко искал расположения других, но всегда готов был отложить в сторону собственные дела и провести с кем-нибудь часок, рассказывая всевозможные небылицы или играя в карты. На плацу его постоянно бодрое и невозмутимое лицо оказывало благотворное влияние на весь лэнс. Теоретические занятия давались ему с трудом, но с самого начала Вольф по мере сил помогал товарищу, и вскоре он начал делать заметные успехи.

Хотя по своему социальному происхождению Керн был не менее далёк от Вольфа, чем Антонелли, но дружба их крепла день ото дня. Он ни в коей мере не мог заменить верного и преданного Суартану, с которым они виделись теперь крайне редко, но был близок Вольфу — настолько, насколько это представлялось возможным в Легионе.

Пятый член их лэнса представлял из себя ещё более замысловатую загадку. Прошлое Лизы Скотт было ещё таинственнее, чем у Керна. Никто не имел ни малейшего понятия, откуда она родом и почему вступила в Легион, но Вольф угадывал в девушке черты аристократки. Лиза, конечно, не принадлежала расе уро, но в её жилах явно текла благородная кровь. Можно было догадаться, что она получила блестящее воспитание и образование. И вместе с тем Лиза Скотт представляла собой разительную противоположность изнеженным и оберегаемым дочерям аристократов Лаут Безара. Уверенная в себе, независимая, жёсткая, она порой казалась Вольфу более далёкой, чем ханн Маяги. И все же качества, которые он считал недопустимыми для женщин своей родины, удачно сочетались в Лизе Скотт.

Он не прочь был сблизиться с девушкой, но воспоминания о тонком кинжале и холодном непроницаемом взгляде голубых глаз охлаждали его пыл. Лиза держалась в стороне от всех курсантов — и мужчин, и женщин, и эйлов — одиночка, прекрасно делающая своё дело, но огородившая себя стеной отчуждения.

Чем больше Вольф наблюдал за людьми, которые избирали Легион своим домом, тем более удивлялся собственному решению. Иногда он ощущал себя ещё большим чужаком, чем Маяги. Это чувство не приносило особой радости… но с другой стороны, стать частью толпы, смешаться с ней, целиком отдать душу Легиону — это пугало ещё больше.

— Следующий! Антонелли! Шевелись! Или должен пройти весь срок твоей службы, прежде чем ты научишься бегать?!

Вольф подавил улыбку, увидев, как неуклюже Антонелли засеменил к стойке с оружием. Несмотря на напускную браваду, юноша не научился спокойно воспринимать въедающиеся в душу тирады Конрада.

Сержант происходил родом с одной из колоний Космической Инженерно-Строительной Корпорации, и его бескомпромиссное стремление к совершенству то и дело напоминало Вольфу о собственных предках.

Конрад отнюдь не был аристократом, но ему вполне подошла бы должность управляющего шахтой по добыче оннезиума на Лаут Безаре… пока туда не пришли убренфары.

Антонелли выбрал саблю и шагнул на дорожку, отсалютовав клинком. Вольф занял оборонительную позицию.

— Ты должен отработать сейчас отрыв от противника, который я показывал на прошлом занятии, — сказал он. — Помни, что смысл этого манёвра состоит в том, чтобы дезориентировать противника, заставить его поверить в обманный ход и парировать ложный удар. В это время ты и нанесёшь настоящий… смертельный, понимаешь?

Юноша неуверенно кивнул и принял исходную позицию, совершенно забыв отсалютовать противнику. Вольф нахмурился, но не стал указывать на ошибку. У Антонелли и так немало проблем с практическим фехтованием, куда там до традиционных форм приветствия. Может, как-нибудь потом он найдёт время позаниматься с ним этикой поединка.

На секунду Вольфу почудилось, что напротив него стоит майор Нойбек, и он скривился от отвращения. Сжимая клинок, он вспомнил тот горький день на Робеспьере… Отогнав воспоминания, Вольф кивнул итальянцу:

— Начали.

Антонелли бросился вперёд, сделав это довольно неумело. Второй удар прошёл более гладко, и Вольф одобрительно кивнул. Противник сосредоточился и ударил снова, затем вывернул кисть влево, начав отвлекающую атаку. Вольф парировал удар и, шагнув назад, опустил саблю.

— Ну что ж, — удовлетворённо проговорил он. — Получилось не так уж плохо, но надо ещё доработать над техникой. Тебе, парень, видно, не раз приходилось участвовать в потасовках, поэтому во время атаки ты слишком увлекаешься. Старайся контролировать свои действия и бить точнее. Только так можно победить.

Юноша кивнул, но Вольф не был уверен, действительно ли он все усвоил. Прежде чем они смогли продолжить, загромыхал голос сержанта Конрада:

— Взвод! Строиться на плацу для физподготовки! Быстро! Быстро!

Приказ застал Вольфа врасплох. Он считал, — что они ещё как минимум полчаса должны заниматься фехтованием. Но предсказать действия Конрада было невозможно, и, пожав плечами, Вольф направился к оружейной стойке, чтобы поставить саблю.

Конрад, перехватил его и подозвал к себе.

— А ты, слизняк, хорошо фехтуешь, — сказал сержант.

Конрад редко хвалил кого-нибудь, не прибавив какой-либо колкости, и Вольф сдержанно принял комплимент.

— Спасибо, сержант, — ответил он неуверенно.

— Фехтуешь ты хорошо… но Легиону нужны не просто хорошие фехтовальщики, — Конрад вытащил саблю и взвесил её в руке. — Мы учим курсантов фехтовать не для того, чтобы они выступали на Играх Содружества. Тем более не для того, чтобы они участвовали в дуэлях, слизняк. Ты знаешь, зачем мы учим рекрутов биться на саблях?

— Гм… Я думал, что знаю, сержант, — ответил Вольф. — Это развивает реакцию, обостряет восприятие…

— Nein! Neinl — слова сержанта вновь заставили Вольфа вспомнить о своих далёких предках-немцах. — Мы сражаемся на саблях потому, что придёт день, когда, возможно, ими придётся воспользоваться в настоящем бою. Часто наши гарнизоны стоят на планетах, где меч является основным оружием. Мятежники из числа винсаризов используют клинки, когда им не удаётся раздобыть ничего другого. Легионер должен владеть всеми видами оружия. Поэтому мы учимся сражаться на саблях… на ножах и всему остальному. Ты понял?

— Так точно, сержант, — медленно ответил Вольф. Он так и не понял, зачем вдруг Конраду взбрело в голову рассказывать ему все это, но из опыта знал, что вопросов задавать не стоит.

— Когда ты тренируешь моих людей, — продолжал сержант, — я хочу, чтобы ты прекратил беспокоиться о всяких там правильных позах, этикете и технике. Я хочу, чтобы мои легионеры знали, как защитить себя клинком, а не то, как набрать лишнее очко в спортивном поединке. Все ясно?

— Так точно, сержант.

— Хорошо. Помни об этом, слизняк, и у тебя не будет проблем. Легион сражается для того, чтобы побеждать. Других причин нет. — Конрад резко сменил тон. — А теперь бегом в строй, шишак, иначе попадёшь в чёрный список.