Я узнал обоих: за рулем сидел Гарри Страм, а из обреза палил педрила, отчаянный и хладнокровный убийца, имевший привычку по-девчачьи хохотать, известный в городе только под фамилией Фейгл.
      Я поймал такси и поехал домой, мучимый сомнениями.
      III.
      Дома я вступил в поединок со своими сомнениями. Я выпил два хайболла, потом разделся, наполнил ванну, сварганил ещё один хайболл, прихватил пачку сигарет и погрузился в ванну вместе со своими сомнениями. Я пил, курил и сражался со своим вторым "я".
      Итак, Адам Вудвард нанял себе телохранителя. Да это ж смех! Телохранитель, у которого даже пушки при себе не оказалось. Хотя, конечно, у меня для этого нашлись оправдания: телохранитель же не знал, что его собираются нанять в этом качестве. У меня было намерение по пути в Ривердейл заскочить к себе домой и взять ствол. У меня также было намерение задать ему кое-какие вопросы - конкретно, самый естественнй: зачем он обращется к услугам частного детектива, почему не идет в полицию. Впрочем, я заранее знал ответ. Он же опасался связей "лица" и он опасался ненужных сплетен. Когда просишь полицию приставить к тебе охрану, надо пускаться в объяснения и никогда не знаешь, останутся ли твои страхи и твои объяснения в стенах полицейского участка или нет, и ты не будешь знать, что за человека тебе предложат - у тебя не будет выбора и придется брать что дают.
      Все эти доводы лишь усилили мои сомнения. Что я имел - семьсот зеленых, мгновенно умершего клиента - уже, считай, бывшего - и неспокойную совесть. Самое меньшее, что я мог сделать - это поставить полицию на уши ипустить их по следу головорезов, которые пришили Адама Вудварда. Что вновь возродило мои сомнения. Я узнал киллеров и был уверен, что меня они не узнали. Фейгл мастерски управлялся с нарезным оружием, и на этот раз он вопользовался автоматом без суеты и уложил только конкретную жертву, хотя, разумеется, вполне мог бы потратить и на меня неколько пуль, если бы он знал, кто я такой, памятуя о первом правиле гангстерской науки: лучший свидетель - мертвый свидетель. Но ребята сидели в мчащейся на бешеной скрости машине, их клиент находился прямо перед ними на линии огня, на улице было не слишком светло, а я мог оказаться просто долговязым хмырем, который случайно оказался рядом с Адамом, шагающим навстречу собственной смерти. Итак - опять - сомнения: идти ли мне в полицию? Полиция, стрекот телетайпа, федеральный розыск, описание примет убийц переданы по радио и ТВ. Ребят повяжут и все обернется очередной блестяще провернутой полицейской операцией.
      Меня же такой ход событий совсем не устраивал. Я хотел, чтобы все было шито-крыто, ни улик, ни свидетелей - ничего. Я хотел, чтобы ребята отпраздновали с блеском исполненное заказное убийство, чтобы они потратили честно заработанные бабки, чтобы потом они ходили по улицам не таясь, расслабились и тепленькими попали прямехонько ко мне в лапы. Я вздыхал, пил виски и курил одну за одной. Я шел против принципа. Вообще-то я не сторонник той идеи, чтобы становиться вершителем правосудия в одиночку. Так я себя убеждал. Я готов был стать помощником правосудия, его правой - или левой - рукой. Мне надо было найти их, сесть им на хвост - во всяком случае, зайти к ним с тыла - а потом уж навести на них правоохранительные органы, а себя предложить в качестве главного свидетеля совершенного ими убийства.
      Так что вот. Никаких полицейских. Пока.
      Я вылез из ванны и вытерся. Потом побрился, одел рубашку-апаш. Часы показывали восемь. Я позвонил в кафе на первом этаже и заказал ужин в комнату. Было ещё слишком рано отправляться в джунгли на поиски хищников. Да и джунгли-то ещё не были джунглями. это был пока что большой город с восьмимиллионным - причем благочинным - населением, посвятившим себя честному труду и пристойным отдыху и удовольствиям. Потом, значительно позже, когда многие из них отправятся мирно спать, наступит час моей охоты.
      Но что делать теперь? С чего начать? За что хвататься? С кем поговорить? У кого узнать побольше информации об Адаме Вудварде? Я позвонил кое-кому, но результаты оказались неутешительными. Старик, давно вдовец, детей нет. Я сделал ещё один звонок - в приемную "Дейли ньюс" и попросил Эла Дэвиса, сотрудника с двадцатилетним стажем и моим старинным приятелем. Меня соединили довольно быстро.
      - Привет, Эл. Пит Чемберс.
      - А, здорово, сыскарь!
      - Окажи услугу, старина.
      - Так, а ещё что?
      - Ты знаешь Пола Кингсли?
      - Да кто же не знает Пола Кингсли.
      - Ну и что скажешь?
      - Желторотый гаденыш с неуемным темпераментом. Но далеко пойдет. Ведет довольно-таки мерзкую колонку и знает всех и каждого, как наверху, так и внизу. Работает как крот, но при этом лезет только вверх. Любит газетное дело, но мечтает оказаться среди сильных мира сего. Готов отдать правую руку лишь бы сесть в руководящее кресло. Умеет играть жестко, но знает, когда и кого нужно умаслить... слышал, он в прекрасных отношениях со своим боссом.
      - Кто такой?
      - Линкольн Уитни, владелец "Буллетина".
      - А что он за птица?
      - Это я хотел бы от тебя услышать: слишком высоко летает. А я простой репортер.
      - А что Кингсли?
      - Что именно?
      - Ну, я хочу спросить, что он за человек, Эл. Ты же меня понял.
      - Как я и сказал, гаденыш.
      - И что сие означает в данном конкретном случае?
      - Означает, что он интриган, пробивной малый, готов плясать под любую дудку. Короче, за душой ничего, ни достоинства, ни чести.
      - Эк ты его любишь!
      - Я его ни люблю, ни ненавижу.
      - А как войти с ним в контакт?
      - У нас что сегодня?
      - Понедельник.
      - Ну тогда считай, тебе повезло.
      - Это почему?
      - А потому, что в понедельник вечером наш Очарованный принц устраивает аудиенции у себя дома. Интервью, взятки, оплата долгов. Вечер понедельника он сидит дома.
      - А где это?
      - Дай-ка посмотрю, - он ушел, но скоро вернулся. - Пит?
      - Я все ещё тут.
      - Западная Сентрал-Парк, дом 262.
      - Какая квартира?
      - Это частный дом.
      - Спасибо тебе, Эл.
      - С тебя ужин в приличном ресторане.
      - Заметано. Пока.
      Я видел Пола Кингсли в злачных местах, которые сам любил посещать, а однажды стал героем его колонки. За последние два года он раз пять или шесть обращался ко мне за незначительной информацией и посему был моим должником. Теперь я собрался истребовать этот долг. Адам Вудвард был знаком с Полом Кингсли, И меня разбирало любопытство, насколько хорошо. Поэтому я надел рубашку с воротничком, повязал галстук, облекся в портупею, проверил обойму пистолета, прежде чем сунуть его в кобуру, затем надел пиджак, поверх него легкое пальто и отправился в дом 262 по Западной Сентрал-Парк. Означенный дом оказался светлокоричневым трехэтажным особняком с большой белой кнопкой звонка справа от полированной черной двери. Я вонзил палец в кнопку и услышал, как на весь дом заголосил звонок. Слушал я довольно долго, но ничего не произошло. Тогда я оторвал палец от кнопки, отступил назад и задрал голову вверх. В верхнем этаже горел свет, поэтому я подошел к черной двери, подергал за ручку и, удостоверившись, что дверь заперта, стал звонить. Звонил я долго - ведь все равно в столь ранний час других дел у меня не было. Наконец лязгнул замок и дверь распахнулась.
      - Вы долго звоните, - заметила молодая особа.
      - Ну, не преувеличивайте!
      - Простите.
      - Милая, если вы горничная, то будь я вашим хозяином, я бы вас немедленно уволил.
      - Я не горничная.
      - А я не ваш хозяин, - вздохнул я.
      Малышка была одета в туго обтягиващий свитер-водолазку белого цвета, черную бархатную юбку, из под которой виднелись ножки в нейлоновых чулках и в черных кожаных туфельках на шпильках. Вместе с каблуками росту в ней было пять футов два дюйма, но выглядела она ужасно миленько. У неё были серебряные короткие волосы, нелепые черные очки в огромной оправе, живые голубые глаза, бледые щеки без тени макияжа, крошечный надутый ротик и всем своим видом эта особа словно хотела доказать, что она - воплощенная чопорность.
      - Простите, вам кого? - спросила чопорная малютка.
      - Я пришел к Полу Кингсли.
      - Вам назначено?
      - Разумеется.
      - Как ваше имя?
      - Питер Чемберс.
      - Входите, пожалуйста.
      Я очутился в квадратной прихожей с настенными бра и голубым ковром и последовал за ней, мягко ступая по ковру. Мы миновали арку, за которой оказался просторнаый холл - на полу все тот же голубой ковер, стены желтые, свет струился сверху от тяжелой люстры на толстой цепи. Холл был обставлен со вкусом подобранной современной светлой мебелью. Справа и слева располагались двери, а прямо в середине холла ачналась ведущая на второй этаж лестница, устланная, разумеется, голубым ковром. Она пошла к правой двери. У неё были тонкие изящные лодыжки, а бархат юбки соблазнительно обхватывал округлость зада. Она дважды постучала и обернулась. Впервые за все время её личико осветила улыбка, и от чопорности не осталось и следа.
      - Когда он занят, то даже на стук не отвечает, - сказала она. Пройдите сюда, - с этими словами она указала пальчиком на вторую дверь. - Это что-то вроде приемной.
      Она открыла левую дверь и на этот раз моя нога утонула в ковре, а глаза уперлись в темно-зеленые стены. Помещение освещалось лампами в кованых подставках, вокруг стояла темная резная мебель - комоды, шкафчики, масса стульев, - а в углу столик-бар с батареей бутылок. Мой взгляд, должно быть, слегка задержался на этикетках, потому что как только я взглянул на нее, она сказала:
      - Угощайтесь!
      - А вы?
      - Если вы настаиваете, то немнго брэнди.
      - Я не настаиваю.
      - Брэнди.
      Льда я не нашел и сделал себе хайболл безо льда, а ей налил брэнди в широкий бокал.
      - Я Марсия Кингсли, - представилась она.
      - Жена Пола?
      - Нет.
      - Сестра?
      - Нет.
      - Но не мать же!
      - Я сводная сестра. Меня удочерили родители Пола. Давно. Они уже умерли.
      - Ясно. - Я прошелся по комнате. - И долго мне тут предстоит ждать?
      - Он за вами придет как только совободится. Мне нравится ваша походка.
      - Простите?
      - Она такая легкая, пружинистая.
      - Это хорошо?
      - О да! Вы похожи на тигра. А знаете, почему вы так долго стояли на улице под дверью?
      - Почему же?
      - Сегодня у горничной выходной. У нас есть и дворецкий. Но сегодня у него тоже выходной. По понедельникам, начиная с пяти вечера, все домашние собираются наверху. У Пола по понедельникам много разных посетителей, и мы не хотим болтаться под ногами. Он сам открывает дверь.
      - Моего звонка он , видно , не расслышал?
      - Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.
      - Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить - ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?
      - Сядьте.
      Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:
      - А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?
      Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.
      - Вудвард? - отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик. - А что?
      - Он мертв.
      - Адам Вудвард?
      - Убит на улице. Из проезжающей машины.
      - А вы откуда знаете?
      - По радио и в теленовостях только об этом и говорят.
      - Адам Вудвард, - задумчиво протянул я, усажиаясь обратно.
      - Вы были с ним знакомы?
      - Раз как-то встречался. А вы?
      - О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.
      - Эдвина?
      - Эдвина Грейсон.
      - Танцовщица?
      - Да-да.
      - А какого хрена... Мм... простите... Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?
      - Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни...
      - О чем?
      - Об их отношениях.
      - Каких?
      Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку - так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних вопоминаниях детства.
      - Они были очень долго знакомы... - начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.
      Я встал и долил виски в стакан.
      - У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.
      - Этот особняк не его.
      - А чей?
      - Виктора Барри.
      Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.
      - Барри?
      - Редактор "Буллетина".
      - Ах, ну да. Богатенький?
      - Не так что бы уж очень.
      - Но такой дом...
      - Да у него больше ничего нет. Получил его по наследству. Мы тут вроде как квартиросъемщики. Пол, Рита, я...
      - А кто такая Рита?
      - Жена Пола. Еще тут живет Марк Дворак. Мы платим каждый за себя.
      - Это какой Дворак? Ученый?
      - Да, мой коллега.
      - Бросьте!
      - А вы женоненавистник?
      - Я женообожатель.
      - Тогда что плохого в ученой даме?
      - Ничего. Если она похожа на вас.
      - Я вундеркинд. Колледж окончила в шестнадцать, это истинная правда, сэр! Потом защитила диссертацию, получила несколько стипендий от университетов с мировым именем. Наука! Моими руководителями были крупнейшие светила. Пусть вас не смущает мой вид маленькой девочки. Я брэнди пью уже лет десять. В своей области я большой авторитет. Работала в Оук-Ридже. Теперь работаю вместе с Двораком в составе группы гражданских специалистов в лаборатории корпуса связи в Форт-Монмуте.
      - Ну... - начал я и тут моя челюсть отвалилась, точно к нижней губе привесили гирю.
      - Нет, я правда знаменитость. Можете как-нибудь почитать справочники.
      - Ну...
      - А чем вы занимаетесь?
      - Я?
      - Вы.
      - Я частный детектив.
      - Правда? - тут у неё отпала челюсть. - Впервые в жизни.
      - Я тоже впервые в жизни вижу женщину-ученого.
      Она поставил бокал.
      - Пойдемте навестим Пола.
      Я поставил свой пустой стакан рядом с её бокалом и последовал за ней к двери Пола. Она постучала. Потом ещё раз.
      - Не надо! - остановила она меня, когда я взялся за дверную ручку. Но я не послушлся: если Пол был занят с постителем, то ему предстояла встреча с очередным.
      Но посетителй у Пола не было.
      Пол был в одиночестве. Он сидел в большом кожаном кресле. На нем был синий костюм белая рубашка, красный галстук и черные остроносые туфли. У него был широкий двугорбый подбородок, длинный тонкий нос, песочные волосы коротко подстрижены. Он смотрел прямо на нас с далеко не веселой усмешкой. Он сидел, широко рсставив ноги, и каблуки его остроносых туфель глубоко вонзились в коричевный ковер - такой же, как в соседней комнате. У него были белые как воск уши, вокруг глаз виднелись белые круги, а на рубашке слева расползлось красное пятно. Даже издали мне стало ясно, что он мертв.
      Она пронзительно вскрикнула. Раз. другой.
      Я и не подозрезвал, что у этой малышки-ученой такие могучие легкие.
      Потом в комнату начали сбегаться люди.
      IV
      В особняке по-прежнему толпилось много людей, труп уже унесли, а из полицейских осталось только трое детективов: Абрамовиц, старший детектив, здоровенный молчун, Кэссиди, старший детектив, здоровенный молчун, и лейтенант Луис Паркер, тощий говорун. Прочими присутствующими были Рита Кингсли, Виктор Барри и Марк Дворак. Среди присутствующих находились также Марсия Кингсли и я.
      Рита Кингсли была высокой блондинкой с белым лицом, чья полная фигура покоилась в пижаме желтого шелка. Виктор Барри оказался высоким шатеном с карими глазами, плотно сжатыми губами и бегающими желваками. На нем были мокассины, светлокоричневые брюки и белая спортивная рубашка. Марк Дворак: седые виски, серые глаза, черные ресницы, римский нос и тонкие черные усики. Долговязый и широкоплечий, в черном бархатном блейзере, черных брюках и черных же шлепанцах с кисточками. По моей грубой прикидке Рите было тридцать, Виктору тридцаь пять, Марку чуть за сорок.
      - ... вы все находились в доме, так что каждый из вас мог его убить, говорил Паркер. - Мой долг предупредить вас, что все вы находитесь под подозрением и все, скаанное вами, может быть использовано против вас.
      - А не кажется ли вам, что он мог покончить жизнь самоубийством? спросил Марк Дворак. Говорил он с едва уловимым иностранным акцентом, мягким как патока и мелодичным голосом. Он нервно ходил кругами, мягким и энергичным шагом спортсмена.
      - Мы не отметаем никакую возможность. Пока. Но по первому впечатлению это не самоубийство. Предварительный анализ отпечатков пальцев показал отсутсвие отпечатков на рукоятке ножа. Самоубийца не стирет свои следы. А если он убивал себя в перчатках, то должен был в них и остаться. А их на нем нет.
      Марсия отерла ладони о юбку.
      - Отпечатки пальцев вообще очень трудно распознать на рукоятке ножа, в особенности такой рифленой, как эта.
      - Тут вы правы, леди. Потому-то я и отправил нож в лабораторию. Да и вскрытие кое-что нам прояснит на этот счет. - Паркер подошел к ней вплотную. - А откуда вам известно, как выглядела рукоятка ножа?
      - Я же видела. Когда нож был воткнут в тело...
      Паркер огляделся вокруг.
      - Кто-нибудь из вас ещё видел нож?
      Никто не ответил. Рита Кингсли поежилась. Правая половина её пижамного жакета чуть откинулась и обнажила верхнюю часть полной груди - кожа была юная и лоснящаяся. Она поправила жакет, продев большую пуговицу в петлю. В её больших голубых глазах не было ни слезинки. Она приходилась женой убитому, но не плакала.
      - Вы совершите большую ошибку, если ограничите круг подозреваемых нами, - произнесла она. У неё был высокий голос и говорила она с чуть утрированными интонациями. Каждое слово у неё получалось как круглый камешек, но текли они одно за другим. Она говорила - точно выплевываала горошинки. - У моего мужа весь вечер были посетители. В дверь звонили не переставая.
      - Кто-нибудь знает, что это были за люди?
      Никто не ответил. Так оно было после приезда Паркера: все его вопросы присутствующие в основном встречали молчанием.
      - Ладно, - продолжал лейтенант. - Давайте тогда разберемся с версией самоубийства. Здесь присутствует его жена, сестра, два его друга. Все вы живете в этом доме. У него были причины покончить с собой?
      Никто не ответил.
      Тут раздался звонок в дверь. Долгий и резкий.
      - Это, должно быть, мистер Уитни, - сказал Паркер и кивнул Кэссиди. Откройте.
      Кэссиди вышел и вернулся с высоким мужчиной могучего телосложения. Весь он был какой-то квадратный. Квадратные плечищи едва умещались в темно-сером костюме, сшитом на заказ. Толстая шея бревном торчала из белого воротничка и переходила в широкое складчатое и тщательно, до блеска, выбритое багровое лицо. Квадратнй обрубок носа, квадратный агрессивный подбородок, квадратная верхняя губа над большим ртом. А черная шляпа-котелок и черный галстук придавали ему вид священника. Брови у него торчали уголком и волосы топорщились в разные стороны, точно усики насекомого. Арки бровей высились над глазами - маленькими, голубыми юркими, как у жучка, имевшими капризно-повелительное выражение. Глазки-жучки обежали всех присутствующих и мгновенно выхватили из толпы главное лицо лейтенанта Паркера.
      - Я Линкольн Уитни. Это ужасно. Просто ужасно. Куда катится этот город?! Двое в один день!
      - Двое? - отозвался Кэссиди.
      Уитни на каблуках развернулся к детективу,
      - Адам Вудвард. Пол Кингсли. Двое! - Он снял котелок и бросил его на письменный стол. По котелком оказались расчесанные на прямой пробор светлые волосы и высокий лоб, убегающий к почти плешивому темени. Он подошел к Паркеру. - Полагаю, вы лейтенант Луис Паркер.
      - Так точно, сэр.
      Уитни обвел всех рукой и его напряженное лицо немного разгладилось.
      - Полагаю, вы не будете слишком долго отнимать время у этих людей. Вряд ли вы найдете убийцу среди них.
      - Мы пытаемся прояснить вариант с самоубийством, - сказал Паркер.
      - Самоубийство? Чепуха!
      - Почему же, мистер Уитни? - спросил Марк Дворак. Он нервно крутил кончик своих усиков.
      - Потому что у него было все, ради чего стоит жить. Вот почему. Взгляд Уитни прыгнул на Виктора Барри. - Ты им не сказал еще?
      Барри держался спокойно. Это был сухощавый приятный на вид мужчина с добрыми, почти нежными карими глазами. Но было видно, что под маской спокойствия скрывается могучее самообладание - только беспокойные желваки выдавали его волнение. Он даже говорил будничным голосом.
      - Нет.
      - Отчего же?
      - Просто мне казалось, что такая новость не должна исходить от меня. Официального сообщения ещё не было. Знали только вы, он и я. К тому же вы могли и передумать. Я в это бизнесе не первый год. Не люблю лезть без очереди...
      - О чем это вы? - вмешался Паркер.
      - Бергер, мой выпускающий редактор, уволился на прошлой неделе. А сегодня я вызвал Пола Кинсгли и объявил ему о новом назначении. На должность выпускающего редактора. Но попросил помалкивать пока я не поставлю в известность сотрудников.
      - А он не выдержал, - подхватил Барри. - Он рассказал мне, а я пошел к мистеру Уитни и скаал ему, что Пол мне проболтался.
      - Зачем? - спросил Паркер.
      - Наябедничал. Я сам рассчитывал на это место. Я никогда не скрываю своего мнения и на этот раз не скрыл.
      - Как бы там ни было, - заговорил Уитни, - Пол Кингсли получил то, о чем долго мечтал. И вряд ли он пошел домой и всадил себе нож в сердце от радости. Так что самоубийство можете вычеркнуть из списка, лейтенант. Ваш капитан все мне рассказал по телефону. Нет, это не было самоубийством, но и все эти люди не были убийцами. Пол вел колонку, довольно скандальную, и нажил себе немало врагов. Вот где бы я искал, лейтенант, - не среди друзей, а среди врагов.
      - Правильно, сэр! - с готовностью кивнул Паркер. Он знал, когда надо подыграть. Уитни подошел ко мне.
      - А кто вы, молодой человек?
      - Питер Чемберс.
      - Он частный детектив, - пояснил Паркер.
      - Как, уже? - лоб Уитни покрылся морщинами, а брови ещё больше выгнулись. - И что же вы тут делаете?
      - Меня пригласил мистер Кингсли. Я пришел по его просьбе. И я обнаружил тело.
      - Понятно. Вы находились в это комнате с ним одни?
      - Не выйдет, мистер Уитни! К тому ж я предпочитаю убивать людей не ножом - слишком много крови. Лучше всего удушить веревкой.
      Уитни улыбнулся, протянул веснушчатую руку и похлопал меня по плечу.
      - Он не при чем, - заявил Паркер.
      - Не сомневаюсь, - отрезал Уитни. - Полагаю, вы можете отпустить этих людей с миром, лейтенант. - Он взглянул на часы. - Уже почти полночь.
      - Так точно, сэр!
      - Мне можно уйти? - осведомился я у Паркера.
      - Уходи, но не пропадай.
      V
      Я совершил круг почета по самым что ни на есть злачнейшим заведениям города и только в пол-третьего утра наконец-то обнаружил искомое колечко. Два колечка, точнее говоря. Я упустил их в паре мест, но я сорил деньгами как Рокфеллер на курорте и по крайней мере выяснил, что они шатаются по городу вместе и, самое главное, вызнал, что они держат путь к "Бенджи". Заведение "Бенджи" представляло собой двухэтажный барак на углу Томпсон-стрит в Гринвич-Виллидж. Дом был частный, но никто никогда в глаза не видел владельца: на самом же деле заведение принадлежло мафии и здесь привечали друзей, но с одним условием - карманы у друзей должны были быть набиты зеленью. Цены тут явно завышали, но подавали все что душе угодно любого цвета, любого размера, любого пола; можно было удалиться в отдельный кабинет, можно было окунуться во всеобщий бедлам, можно было поиметь бутылку, иглу, трубку, цепь, плетку; можно было вести тихую спокойную беседу, можно было горланить непотребные песни, можно было выписть себе целый оркестр и он наяривал бы тебе одиному всю ночь, можно было окружить себя целой сворой лучших стриптизерок страны и они ублажали бы тебя одного своими порочными прелестями. Но все это при условии, что ты - друг, неважно откуда - с самой вершины социальной лестницы или из-под забора, и от тебя ждали, что ты будешь разбрасывать доллары как пшено птицам. Все помещения от танцевального зала до приватного кабинета были даже снабжены надежной звукоизоляцией; на всех окнах висели плотные черные занавески. Наружу не проникал ни единый лучик.
      Словом, я попал куда надо. Я отпустил такси за квартал до нужного дома и остаток пути прошел пешком. От "Бенджи" вышли двое. Один из них оказался Гарри Страм. Его спутником оказался вовсе не Фейгл. Он появился в компании фигуристой блондинки, которая висела у него на руке и он её поддерживал. Страм был высокий, худой и смазливый и никогда не напивался до потери пульса. Он довел её через улицу к симпатичному неброской расцветки новенькому седану, одной рукой открыл дверцу, другой рукой втолкнул её внутрь, захлопнул дверцу, обошел автомобиль спереди, сел за руль и укатил.
      Я вошел в заведение.
      Чистенькое фойе имело весьма благопристойный, даже консервативный вид - приятное освещение, гробовая тишина.
      На полу лежал толстый бежевый ковер, он же устилал ступени ведущей на второй этаж лестницы. Мебель была простенькая. Лифта не имелось. Справа располагалась небольшая комнатенка с раскрытой дверью. Комната имела девственно чистый вид: дубовый полированный пол, овальный китайский ковер в желтых, розовых и черных тонах, изящная мебель из тикового дерева, и тиковый же письменный стол. На столешнице виднелись шесть кнопок и телефонный аппарат - и ничего больше. Телефон этот был способен вызвать радость и смех, а кнопки - смерть и суматоху. В дальнем конце комнаты виднелась дверь. Я понятия не имел, что было за той дверью, да и не хотел знать. За столом восседал седой мужчина с добродушным лицом херувима. Звали его Дэнни Мэдисон.
      У Дэнни Мэдисона была внешность удачливого миссионера лет шестидесяти, посвятившего свою жизнь спасению заблудших душ. На деле же Дэнни Мэдисон трижды проигрывался в прах, растратил крупную сумму, после чего надолго сел - но все это случилось с ним тридцать лет назад. С тех пор Дэнни нашел свое место в жизни. Он, наверное, видел все зло, на какое только способен человек, но после всех передряг у него осталось лицо улыбающегося ангелочка. Мужая и матерея, Дэнни усвоил ряд золотых житейских правил как нельзя лучше соответствующих его натуре: гляди в оба, но держи рот на замке, запоминай все, но держи рот на замке, живи как хочешь, но держи рот на замке. И Дэнни Мэдисон ничего не ведал ни сном ни духом - а уж его и записные бандюги ставили на цугундер и жгли ему пятки раскаленными утюгами, он попадал и в лапы противоположного лагеря - высиживал часами в комнате для допросов под свирепыми рожами легавых - но Дэнни Мэдисон как всегда ни сном ни духом... Поговаривали, что ему нравилось испытывать боль и он держался до послендего, пока не терял сознание - но при этом ни сном ни духом... Он только моргал, недоуменно пожимал плечами, сладко улыбался и... Можно было только подивиться проницательности и многомудрию высших заправил мафии, посадивших Дэнни Мэдисона за этот тиковый стол у "Бенджи", где он и восседал последние пятнадцать лет.
      Когда я вошел, Дэнни поднял глаза и - ну, догадайтесь сами - широко улыбнулся. Я знал про Дэнни одну вещь, которую, должно быть, знали и другие: Дэнни открывал рот только тогда, когда ему этого очень хотелось только тогда. И Дэнни, как и прочие аксессуары у "Бенджи", стоил очень дорого. Я выудил из кармана одну из сотенных Адама Вудварда и положил её на стол перед Бенджи.
      - У меня послание для Фейгла, - сказал я.
      - Да?
      - Я видел, как только что отсюда вышел Гарри Страм.
      - Да?
      - Страм попросил меня кое-что ему передать.
      - Да?
      Я вытащил ещё две сотни и положил их рядом с первой.
      - У меня мало времени, Дэнни. Мне надо передать послание.
      - Он гнида.
      - Кто?
      - Фейгл. Противный грубиян. Очень хорошо, что у тебя для него послание. Не нравится мне этот задира, у него плохие манеры, не уважает стариков. Посмотри в комнате 1-G.
      - На первом этаже?
      - Угу.
      - Стучать надо?
      - Не надо, если у тебя есть ключ. - Он выдвинул ящик. Там лежал ключ. Я его взял. - Оставь ключ в замке. Если возникнет шухер, я скажу, что ты меня огрел дубинкой и забрал ключ. Синяки у меня редко выскакивают - а если меня правильно бить, то вообще следов не остается.
      - Спасибо.
      - Иди передай ему свое послание. И не волнуйся ни о чем. Там его не найдут. Его найдут в сточной канаве, где ему самое место.
      - Это не то послание.
      - Заранее кто может знать... - Я пошел к двери. - Эй!
      - Что?
      - Он с оперением.
      - Спасибо, Дэнни, я учту.
      - Да пошел ты...
      Мне не было нужды идти на цыпочках: толстые ковры в коридорах заглушал мои шаги. В левой я держал пушку, а правой подергал дверную ручку. Ключ мне не понадобился. Дверь отворилась. Фейгл был в этот вечер беспечен. С одного взгляда на него я понял причину.
      Комната являла собой пейзаж кошмара из новеллы Боккаччо: золотые гобелены на красных стенах, диван с золотой обивкой и четырьмя зелеными подушками, из золотых бра струился красный свет, пол и потолок представляли собой были сплошное зеркало. Как и потолок. Из невидимых динамиков струилась сладкая музыка. На позолоченном столике с изящными ножками стояла бутылка виски, ведерко со льдом, сифон с содовой и стаканы. Еще там лежал "люгер". Фейгл сидел за столиком в непосредственной близости от "люгера". На нем были черные ботинки, черные брюки в обтяжу (под штанинами вздымались бугры мышц), черный широкий пояс и белая шелковая рубашка с открытым горлом. Сидящая рядом с ним дама удачно вписывалась в атмосферу комнаты: обтягивающее зеленое платье с одной лямкой, широкий золотой пояс, золотые туфли на каблуках, рыжие короткие волосы в мелких завитках, обильная косметика на лице, накладные ресницы. Да только дама оказалась не совсем дамой. На щеках у неё красовалась суточная щетина.