Он явно опешил. И нервно затянулся сигаретой.
      - А вы и впрямь поработали. Снимаю шляпу, сэр.
      - Ваша очередь.
      - Марсия. Пол отплатил Рите за её нелюбовь вдвойне. Он застраховал свою жизнь, кажется, на пятьдесят тысяч, и оформил страховку в пользу Марсии, а не Риты. Как, по вашему, есть тут мотив?
      - Пожалуй, да. Итак, три члена семьи имели прямую выгоду в результате смерти Пола Кингсли. А что скажете о четветом?
      Он щелкнул каблуками и с улыбкой отвесил поклон.
      - Обаятельный джентльмен, ученый, занимающийся исключительно важными исследованиями и абсолютно равнодушный к смерти или жизни соседа по дому, котрого он считает велеречивым, ультрасовременным занудой.
      - Вы его не любили?
      - Мягко говоря. Но моя антипатия не была столь сильной, чтобы я желал его смерти, если вам хочется знать именно это.
      - А как вы вообще оказались в этом доме?
      - Очень просто. Барри получил в наследство большой многокомнатный дом, а доходов у Барри с гулькин нос - только жалование, которое он полчает за работу в газете. Туда въехали Пол с Ритой - это было давно - они стали платить ему колоссальную ренту. Потом, когда Марсия вернулсь из Оук-Риджа, она тоже поселилась там за, спешу добавить, весьма приличную плату. Я работал в Монмуте. Марсия вошла в мою группу и она настояла, чтобы я пожертвоввал роскошью гостиничного номера ради более уютной комнаты в городском доме. - Он усмехнулся. - Я снимаю у них тоже за немалые деньги.
      - Спасибо за откровенность, мистер Дворак.
      - Не стоит благодарности. А теперь позвольте вам задать практический вопрос?
      - Слушаю.
      - Кто из нас двоих все-таки остается?
      - Ну, это просто! - Я пошел к двери. - Будем соблюдать протокол. Вы все ещё занимаете место во главе стола. Поцелуйте её за меня.
      - Извините. Я её поцелую за себя.
      IX
      Потеплело. На небе высыпали звезды. Мне хотелось спать и подышать свежим воздухом. и я не мог решить, в чем нуждаюсь больше. Поэтому я пошел по улице. Прошагал я много, мысленно перебирая все события дня. И очень скоро я очутился перед театром "Уэбстер" и с удовольствием стал разглядывать на афише портрет Эдвины Грейсон во весь рост. Внизу была приклеена табличка "Билеты проданы". Надо же, представления были рассчитаны на двадцать недель, они уже отыграли три недели и все равно каждый вечер аншлаг. Эдвина Грейсон. Ценой нашего знакомства было убийство, нет два убийства, а я-то корчил из себя труднодоступного... Я передернул плечами. Нет, определенно, когда я работаю, у меня начинаются нелады с сообразилкой. Я пошел на угол, сел в такси и попросил отвезти меня домой. Расплатившись с щофером и перекинувшись шуткой с швейцаром, я поднялся на лифте, открыл дверь, зажег свет и увидел Гарри Страма, развалившегося на моем диване.
      - Руки за голову! Хреновый у тебя замок. Ребенок может его вскрыть.
      Я положил ладони на затылок.
      - Все замки хреновые. Я знал одного мужика, который наставил у себя железные двери, да все равно ему всадили две пули в башку.
      Гарри Страм. Высоченный и худющий, он сидел на низком диване и колени его торчали вверх, а локти покоились на торчащих коленях и в руках он держал тупорылый револьвер 38 - го калибра. Он спокойно и даже небрежно держал револьвер обеими изящными белыми руками, да и вообще он был спокойный парень с лицом зловещим, как у каменного идола, и белым, как у прокаженного, но все же смазливым, надо признать. Глубоко запавшие черные глаза, прямые черные брови над ними, впалые щеки, тонкий большой рот, точно шрам, и торчащий вперед подбородок. Гарри Страм в безукоризненно пошитом черном костюме, ослепительно белой рубашке, узком желтом галстуке, начищенных до блеска черных штиблетах и узких черных носках. Гарри Страм, худой и длинный, с револьвером в белых руках, казавшимся продолжением его тела, - этакий сапфир, сияющий на розовом сафьяне.
      - Ты мусор, - у него была манера тихо, убаюкивающе говорить одними губами, а лицо при этом оставалось неподвижным как камень, а глаза пустыми. - Ты уже труп. Обрубок. Дуршлаг.
      Гарри Страм. С револьвером. Нет револьвера - нет и Гарри Страма.
      - Полегче, Гарри-дружок. Ты ошибся дверью.
      - Может быть. Но я так не считаю. Ты с пушкой?
      - Да.
      - Честный малый. Люблю честных. Ценю. Я тебе сделаю хорошо. Не больно. Ты же знаешь Гарри. Гарри многих угрохал. Гарри может сделать больно. А тебе больно не будет. Я люблю честных ребят.
      Один ноль в мою пользу. Гарри Страм любил почесать языком. Мне это было на руку. Он встал с дивана, весь из себя высокий, худой, гибкий, спокойный, подошел ко мне и сунул свой тупорылый мне в ухо. Потом запустил руку в мою кобуру, вытащил пистолет, отошел к дивану, бросил мой пистолет на пол, сел. Я шагнул вперед и тупорылый встрепенулся, точно черепашья голова.
      - Ты куда, приятель?
      - Руки с головы можно опустить, Гарри?
      - Валяй.
      Но я все же сумел подойти к нему ещё на шаг.
      - Ты что тут делаешь, Гарри?
      - Ты ж меня пригласил.
      - Что-то не припомню
      - Ах ты . А чего же ты ждал? Что я к тебе с медалью приду?
      - За кого?
      - За Фейгла.
      - Гарри, ты сотрясаешь воздух. Но все без толку.
      Теперь в его лице появилось выражение. Печали. У Гарри была ранимая душа.
      - Ты со мной так не разговаривай, чмыш! Гарри всегда говорит с толком. Гарри не какой-то там вшивый чмыш из глухой деревни. Гарри городской. И не мочит хохмы ради. Гарри мочит либо по заказу, либо по-личному. У Гарри и так дел по горло.
      - А сейчас-то мочить собрался как?
      - По-личному.
      - Кто-то дал тебе не тот адресок, приятель.
      - Я так не считаю.
      Я мотнул головой на столик, где лежала пачка сигарет.
      - Закурить можно? - и сделал еше шаг вперед.
      - Нет.
      Но я уже сделал ещё два шага. То, что мне и нужно. Он был в пределах досягаемости. Теперь только бы он продолжал балагурить. В таком случае я бы смог отвлечь его хоть на мгновение...
      - Если это не по заказу, Гарри, то можешь идти заниматься своими делами. Тебя надули.
      - Ты мне мозги не крути! Ты же нас вчера искал, мне доложили. И ты нашел Фейгла у "Бенджи". Его рыжий дружок целый день сегодня рыдает, но в перерывах между рыданиями он описал гостя. Это ты был. А теперь скажи, что ты вчера не виделся с Фейглом у "Бенджи".
      - Конечно, виделся.
      - Зачем?
      - А он пустил феню, что хочет встретиться со мной.
      - Шутишь, парень.
      - Мне с тобой шутки шутить нечего, Гарри.
      - А с чего бы это ему с тобой встречаться?
      - Он хотел сговориться.
      - С кем? С тобой?
      - С законом.
      - Да у тебя мозги закипели!
      - Слушай меня внимательно, Гарри. До Фейгла дошло, что полиция вешает на вас обоих мокрое дело, которое вы вчера провернули. Фейгл получил верную информацию - вас опознал незаинтересованный свидетель. У Фейгла-то котелок всегда варил. Он знал, что у меня большие связи. Вот он и шепнул, что хочет меня видеть. Ты сам подумай, Гарри. Как бы я сам додумался пойти к "Бенджи"? Ты спроси у его дружка. Рыдальщика. Сам спроси, разве Фейгл не приказал ему оставить нас вдвоем, что он захотел поговорить с глазу на глаз.
      - У тебя была пушка. Ты её вытащил.
      - Ну да. Я же не знал, что ему от меня надо. Пока он сам не сказал. А когда я сегодня прочитал в газете, что его замочили, я подумал на тебя.
      Я подбирался все ближе.
      - И чего он хотел? - теперь в его глазах сверкнул огонек.
      - Он хотел, чтобы я пошел в полицию и предложил сделку. Он был готов им сдать тебя в обмен на помилование.
      Гарри напрягся.
      - Сволочь! - потом он успокоился. - Врешь, парень. - Потом он стал хитрить. - А кого вчера замочили? Как?
      - Адама Вудварда. В центре у Перл-стрит. Ты был за рулем. Фейгл стрелял из обреза.
      Он соединил колени и дернулся. Тут я на него прыгнул.
      Я выбил у него револьвер из рук, одновременно рванул его вверх, оторвал от дивана и врезал ему в рот. Кожа на костяшках моих пальцев лопнула, но его зубы порвали ему верхнюю губу, и у него появилась какая-то чудовищная нечеловеческая улыбка, кровь хлынула ручьем и он повалился на пол. Я схватил его за шиворот и поднял голову вверх. Я схватил двумя пальцами его порванную верхнюю губу и оттянул вниз.. Дыра была знатная, правда, зубы больше не белели.
      - Ну, а теперь побеседуем спокойно, приятель, - сказал я.
      Его трясло точно в лихорадке. Без револьвера Гарри был тьфу.
      - Давай! - я толкнул его на диван и подобрал оружие, взяв свой пистолет в правую руку. Чемберс-двухстволка, в роли шерифа. Мне недоставало только шпор, шляпы, лошади и прерий за спиной. И красавицы-подружки. А в грозном противнике я не нуждался. Грозный противник корчился передо мной на диване, глотая кровь сквозь дыру на верхней губе - у него точно появились алые усищи. - Давай потолкуем, Гарри.
      - Слушай, сыскарь, по рукам, давай по-мирному, я зла не держу. - Он шепелявил, кровь стекала струями. по подбородку. Он провел ладонью по губам и вымазал все лицо красными полосами.
      Я опустил его револьвер в карман, переложил свою пушку в другую руку и приподнял его с дивана за черные волосы.
      - Кто сделал заказ, Гарри? Теперь ты будешь говорить, приятель, или я тебя здесь же и кончу. - и я отпустил его. Гарри плюхнулся на диван.
      Он смотрел на пистолет.
      - Стреляй, сволочь! Стреляй, гад! - прошипел он.
      Я с размаху чиркнул пистолетом по его лицу, несильно, но на щеке образовался короткий кровавый овраг. Мне это не доставляло никакой радости, но я начинал тихо закипать. Вот этого парень уже не смог вынести - я же говорю: Гарри без револьвера - тьфу! Из глаз у него брызнул слезы.
      - Ты убийца, Гарри, - рявкнул я. - Ты мокрушник. Ты же не такой уж силач, вообще-то говоря. Я же совсем другое дело. Посмотри на меня, Гарри. Я не буду стрелять. Я из тебя отбивную котлету сделаю, Гарри! - Я приподнял его, схватив за галстук. - Последний раз спрашиваю, Гарри, кто сделал тебе заказ?
      - Пол Кингсли.
      Я так и ахнул. и выпустил его. Он рванул галстук вбок, расстегнул рубашку. Он задыхался. Потом стал трогать лицо, нашел рваные раны и осторожно их ощупал, потом взглянул на окровавленные пальцы.
      - Мне нужно к врачу, сыскарь. Я задыхаюсь, кровь в глотку льется.
      - Пол Кингсли. А зачем ему?
      - Он не сказал. Он сделал нам заказ. И заплатил хорошо.
      - Сколько?
      - Шесть штук. По три. Мне и Фейглу.
      Я бросил ему носовой платок.
      - Приложи к губе.
      - Мне надо к врачу.
      - Сейчас вызову, не плачь.
      Я пошел в кладовку, нашел там магнитофон и приказал ему все повторить. Он все повторил. Потом я позвонил в полицию.
      Х
      В квартире у меня толпились полицейские. Гарри Страма зачинили и залатали. Четыре раза запись с его показаниями была прослушана. К ней добавился новый материал - беседа Паркера со Страмом. Наконец Паркер сказал:
      - Ладно, мы проведем опознание и на этом закончим.
      После чего вся компания двинулась в часовню Мэннинга с миссией извлечения тела из гроба и предъявления его Гарри для опознания. Гарри опознал, и его повезли в управление, а мы с Паркером отправились в кафе по соседству, где он заказал себе чай с лимоном и бутерброд с салями и соленым огурцом. Я рассказал ему все, начав со звонка Вудварда. Паркер закурил сигару.
      - Первое что приходит на ум, - заметил он. - Кингсли был коммунистическим агентом, Вудвард его раскусил и Кингсли его убрал.
      - Замечательно, но кто тогда убрал Кингсли?
      - Мы почти у цели.
      - Каким образом?
      - Мы получили данные о продавце ножа. Иностранец, сейчас проживает на Стейтен-айленде, а в Нью-Йорке у него антикварная лавка. Мои ребята как раз сейчас им занимаются.
      - Посвятишь меня?
      - Как только, так сразу. А ты молодец. Пять тысяч вознаграждения твои. Что ж, желаю тебе удачи. У тебя нет случаем пушки, из которой пришили Фейгла?
      - А то! Прошу, лейтенант! - с этими словами я вытащил из кобуры свой пистолет. - Глаза продавца за прилавком едва не вылезли из орбит. Паркер заметил это и крикнул через зал:
      - Спокойно, приятель! - и посветил ему полицейским значком.
      - Да, сэр, - пролепетал тот. Глаза у него все ещё грозили выскочить наружу. - Это честь для нас.
      - Давай-ка двинемся отсюда, - предложил Паркер. - Расплатись - ты у нас сегодня богач.
      - С превеликим удовольствием.
      На улице он спросил меня:
      - Не хочешь проехаться со мной в управление?
      Я взглянул на часы.
      - Не могу. Дела.
      - Вечно у тебя дела, - вздохнул он. - Я смотрю, твой бизнес идет в гору. Где тебя искать, когда мы возьмем продавца ножа?
      - Дома.
      - Ладно. Я позвоню. Тебя подбросить куда-нибудь?
      - К театру "Уэбстер".
      Он иронически взглянул на меня. Мы сели в машину и я отлично прокатился по Нью-Йорку с полицейской сиреной.
      - Не забудь поставить меня в известность, - сказал я ему на прощанье.
      - Не забуду.
      Я пошел к служебному входу, отдал охраннику записку, которую даже не разворачивал, но там, вероятно, было написано все что надо, потому что он сказал:
      - Ясно, сэр. По коридору направо. Артистические уборные на втором этаже. Первая дверь направо.
      Я вошел в уборную и увидел Эдвину Грейсон, лежащую на кушетке в костюме, который едва прикрывал её тело, длинные полные изящные ноги были обнажены до бедер. Она обратилась к своей костюмерше, пухлой седой женщине:
      - Спасибо, Анна. Можешь пойти за кулисы. И подожди меня там. Мне после следующего номера понадобится твоя помощь.
      - Слушаюсь, мисс Грейсон. У вас есть пять минут.
      - Я буду через три.
      Костюмерша вышла. Грейсон села и одарил меня ослептельной белозубой улыбкой. Она потянулась и провела ладонями по своим грудям.
      - Отдыхаю. У меня ещё два выхода. Надеюсь, вы меня подождете.
      - Обязательно.
      Эдвина соскочила с кушетки. Я наслаждался каждым дюймом её тела. Она присела к туалетному столику и начала приводить в порядок лицо. Я огляделся. Уборная как уборная: кушетка, стулья, стол, телефон, туалетный столик, ширма, дверь в туалет с душем и огромный чемодан. Я кивнул на него.
      - Не верю, что всеми вашими костюмами можно набить его доверху.
      - Вы правы, - Она разговаривала с тремя моими отражениями в трехстворчатом зеркале. - В этом сундуке хранятся вещи, которые я годами не вынимаю. Чемодан артиста - это как чердак старого фермерского дома. - Она встала. - Ну, мне пора идти изображать балерину. Ждите.
      - Есть!
      Я закрыл за ней дверь и задвинул засов. Свой осмотр я начал с туалета и тщательно все исследовал. На это ушло немало времени, но я ничего не обнаружил, потом я обратился к чемодану - он был незаперт, и на его осмотр тоже ушло много времен, но я выудил со дна толстенький и дорогой на вид саквояжик. У саквояжика был медный замок и как только я заметил золотые иницалы А.В., по спине у меня заструился холодный пот.
      Я водворил все вещи обратно в чемодан, отодвинул засов и открыл дверь - и столкнулся с ней. Эдвина шла вместе со своей костюмершей. В руках у меня был саквояжик.
      - Вы же не уходите? - спросила она.
      Они вошли, а я незаметно положил саквояжик инициалами вниз на туалетный столик.
      - Мне пора. Я позвонил и... Мне надо идти.
      Черные бездонные глаза буквально пожирали меня.
      - Но у меня ещё только один выход.
      - Мне надо быть дома. Может быть, запишете кое-какие цифры.
      Седая костюмерша принесла мне карандаш и бумагу, и я продиктовал ей свой адрес и номер телефона.
      - Жаль, что я не могу остаться! - с этими словами я двинулся к двери.
      - Вы забыли свой саквояж! - крикнула она.
      Я вернулся и пристально посмотрел на нее. У неё на лбу возникла поперечная морщинка.
      - Я и не заметила, что вы с ним пришли. Ох уж эта работа. Даже отдыхая, постоянно о ней думаешь. Вы попали не в самый лучший момент, Питер. Обыкновенно я не принимаю гостей во время спектакля. Я-то думала, вы придете после.
      Она даже не взглянула на саквояж. Подхватив его, я бросил:
      - Люблю вас, сестра!
      Сверкнули зубы и один глаз торжественно подмигнул мне:
      - Взаимно, брат!
      - Вам надо переодеться, мисс Грейсон, - сказала костюмерша.
      - Пока! - попрощался я.
      Она махнула рукой.
      - Я позвоню. Не знаю, когда, но позвоню. И ничему не удивляйтесь. Никогда. Не зря же говорят, что я непредсказуема.
      Я спустился по железной лестнице и вышел мимо охранника на улицу. Сев в такси, я стал думать об Адаме Вудварде. Конечно же, он сам припрятал саквояж в таком месте, где никто бы не стал искать - даже хозяйка чемодана. Она выступала здесь в течение двадцати недель и он мог бы забрать его в любое удобное время. Кому бы пришло в голову искать там? Но, пожалуй, он сделал это импульсивно - скорее всего, сунул саквояж в чемодан пока она выступала на сцене. Именно об этом он и хотел поговорить со мной и услышать мой совет.
      Такси подкатило к моему дому, я расплатился, дал огромные чаевые и, прошмыгнув мимо швейцара, взлетел наверх, а вбежав к себе, сразу же приступил к замку саквояжа. Только я его открыл, как зазвонил телефон. Это был Паркер.
      - Если поторопишься, успеешь к финалу!
      - Куда?
      - В дом, где жил Кингсли. Я их всех собрал. Поживее, дружок!
      - Лечу, лейтенант!
      Я схватил саквояж, запер дверь и заметил, между прочим, что Страм не сотавил на замке ни царапинки. Швейцар сказал мне:
      - Это для вас - и вручил мне белый конверт.
      - Где вы его взяли?
      - Посыльный принес.
      - Спасибо! - я сунул письмо в карман, выбежал на улицу, поймал такси, назвал водителю адрес и включил свет в салоне. Едва я успел перерыть содержимое саквояжа, как водитель объявил:
      - Дом 262, сэр!
      Я снова звонил в белый звонок. Дверь открыл Виктор Барри. Он поглядел на меня так, словно проглотил кусок ваты, думая, что это мороженое.
      - Имейте в виду, я вас не приглашал! - после чего он проводил меня в комнату с зелеными стенами.
      Они все были тут, включая и Линкольна Уитни, и все они выглядели как и раньше, за исключением Марсии, та была просто сногсшибательна в обтягивающем вечернем платье на узких бретельках. Был тут и Паркер в сопровождении целого взвода полицейских.
      - Ну, вот у нас кворум, - объявл Паркер и обратился к полицейскому. Введите его!
      Полицейский вышел и вернулся с низеньким лысым человечком в темном костюме. Лицо у него было все в морщинах как жилетка толстяка.
      - Так, ну начнем, - сказал Паркер. - Назовите ваше имя, сэр.
      - Антон Амстердам. - Чудно, что такой маленький человечек обладал столь низким голосом. Говорил он со странным акцентом, вроде бы французским.
      - Вы давно живете в Соединенных Штатах?
      - Восемь лет. Но я теперь американский гражданин. И горжусь этим.
      - Чем вы занимаетесь?
      - Я торгую антиквариатом.
      - Откуда вы родом?
      - Из Антверпена. В Антверпене у меня был процветающий бизнес, я...
      - Ладно, - перебил его Паркер. - Сейчас я покажу вам нож - узнаете ли вы его? - Паркер вытащил означенный предмет из кармана и передал его Амстердаму.
      - О да! - Лысый коротышка любовно держал нож. - Я же уже заявил вам, что узнал его.
      Паркер ухмыльнулся.
      - Помню. Но сейчс мы все повторяем. Чтобы все было по закону. Итак, вы узнаете этот нож?
      - Да, это разновидность ножа с выбрасывающимся лезвием, отличная от аналогичных ножей американского производства. Он был сделан в Италии в эпоху позднего Ренессанса, возможно, в шестнадцатом веке. Он золотой, ручной работы с хитроумно спрятанным лезвием, которое выталкивается пружиной, после нажатия потайной кнопочки вот здесь. Вот так! - Словно из ниоткуда появилось шестидюймовое смертоносное лезвие. - А убирается лезвие путем нажатия на другую потайную кнопку. Вот так! - и лезвие исчезло в рукоятке. Теперь нож был похож на золотую безделушку с искусным орнаментом. Этот нож был одной из достопримечательностей моей коллекции в Антверпене. Там я и продал его.
      - Квитанция сохранилсь?
      - Конечно, И фамилия покупателя.
      - Вы ведете такой строгий учет?
      - Да, сэр. Я привез все свои бумаги с собой в Америку.
      - Могу я увидеть эти записи?
      - Да, сэр.
      - Передайте их мне, пожалуйста.
      - Не могу.
      Паркер озадаченно смотрел на коммерсанта.
      - Послушайте, мистер Амстердам...
      - Я ведь уже передал, сэр. Они у вас.
      Паркер громко расхохотался.
      - Полицейский я, может, и хороший, но юрист дрянной. - Он вытащил из кармана листок бумаги и отдал его Амстердаму. - Вот лист бумаги. Вы можете сказать, что это?
      - Это мои записи. Я вел такие записи в своем магазине в Антверпене. Здесь содержится информация о продаже ножа эпохи Ренессанса.
      Наши стройные ряды дрогнули. Марк Дворак подошел к Паркеру и сказал возмущенно:
      - Полагаю, довольно ломать комедию. Можно взглянуть на нож? - Паркер передал ему нож. Тот осмотрел его и вернул. Потом подойдя к Амстердаму, вперил в него взор, улыбнулся и проговорил сквозь зубы:
      - Ну конечно! - Потом заговорил с Амстердамом по-французски, тот в ответ улыбнулся и они быстро залопотали друг с другом по-французски и чуть не обнялись.
      После этого Амстердам подошел к Паркеру и, указав пальцем на Дворака, произнес извиняющимся тоном:
      - Это Марк Дворак. Знаменитый ученый. Это он купил у меня в Антверпене нож.
      - Хорошо, - произнес Паркер. - Мистер Амстердам, вы свободны. Уведите!
      Полицейский вывел Амстердама из комнаты. А Паркер обратился к Двораку.
      - Ну, приятель, теперь ваша очередь.
      - Я действительно купил этот нож в Антверпене, - заявил Дворак. - Мне он показался очень красивой вещицей. И полезной. - При этих словах Рита охнула. Дворак повернулся к ней. - Для вскрытия писем, а не для убийства! Тем не менее, мой дорогой лейтенант, уже год как он мне не принадлежит.
      - Нам понадобятся доказательства более веские, чем ваши слова.
      - Вы их получите.
      - Итак, нож вам не принадлежит. Как это понимать?
      - Я подарил его.
      - Да что вы? А теперь вы будете меня уверять, что счастливый обладатель ножа недавно пропал без вести с экспедицией в Гренландию!
      - Напротив. Обладатель ножа присутствует в этой комнате. - Он поклонился и простер руку в направлении присутствующих.
      Рука уперлась в Линкольна Уитни.
      У Паркера заклокотало в глотке.
      - Линкольн Уитни? - прохрипел он.
      Уитни приблизился к нему.
      - Позвольте взглянуть?
      Паркер передал ему нож. Уитни повертел нож в руках и с улыбкой вернул его лейтенанту.
      - Совершенно верно, сэр. Марк подарил мне эту вещь около года назад. Я использовал его в качестве пресс-папье у себя в офисе.
      - Вы не обнаружили его пропажу?
      - Честно говоря, нет. На моем рабочем столе всегда царит страшный бедлам - это может подтвердить любой из здесь присутствующих.
      - Так... Но ведь вы могли бы проинформировать меня, что имеете к этому ножу некоторое отношение, - недовольно проговорил Паркер.
      Уитни повысил голос.
      - Проинормировать вас, сэр? Разумеется, я бы вас проинформирвал, если бы мне показали этот нож! Но этого не сделали! - Его внушительное лицо побагровело, складки на щеках затряслись. - Если это косвенное обвинение, офицер, то вы просто с ума сошли. Да любой мог стащить у меня со стола этот нож. Ежедневно сотни людей приходят ко мне в кабинет...
      - Я вас ни в чем не обвиняю, мистер Уитни.
      - А я обвиняю! - раздался в комнате мой голос.
      Воцарилась тревожная тишина. Все замерли. У Паркера отвалилась челюсть. Уитни подскочил ко мне.
      - Послушайте, вы, маленький... - его веснушчатая рука потянулась к моему горлу.
      Я ударил.
      Я ударил его по одной складчатой щеке, и складки на второй щеке затряслись как желе и он покатился по полу точно пивной бочонок, и когда он вскочил на ноги, в руке у его блеснул маленький пистолет 22-го калибра, а боковой карман пиджака свисал клоком вниз. Я же был безоружен. И снова его ударил. Он тяжело выдохнул - так автобус дает выхлоп, потом я сильно ударил его по руке с пистолетом и "двадцать второй" полетел на ковер. В дело вмешались полицейские и заломили мне руки за спину. На ковре рядом с пистолетом Уитни валялся мой кожаный саквояж. Паркер подскочил ко мне с перекошенным лицом и сверкающими глазами. Он заорал, брызжа слюной.
      - Пит! Ты спятил? Ты совсем свихнулся? Что ты себе позволяешь?
      Высвободившись из объятий полицейских, я спокойно сказал:
      - А ты загляни в этот саквояж. Саквояж принадлежал Адаму Вудварду. Паркер нагнулся и поднял саквояж. - Там полно документов и все они говорят об одном, что... - тут я указал пальцем на Уитни, - этот гад коммунистический агент. Там факты, даты, имена его сообщников.
      - Уитни? - задохнулся Паркер.
      Уитни забарахтался, но полицейские цепко держали его.
      - Старея, люди иногда выживают из ума. Богатым иногда требуется что-то ещё помимо денег. Может быть, власть. Возможно, наше государство перестало устраивать этого ублюдка. Возможно, ему захотелось купить себе звание комиссара или стать суперменом всех времен и народов. Я сам не знаю, чего ему надо было, но этот негодяй затесался в группу "агентов влияния" Москвы. И Вудвард каким-то образом про это узнал.
      - Это невероятно! - подал голос Виктор Барри.
      - Вудвард тоже так считал. Он считал поначалу, что все улики, какими бы достоверными они ни казались, возможно, были провокацией. И он вызвал к себе Уитни на откровенный разговор. И все ему выложил. И дал ему шанс искупить свою вину, отмыться. Да Уитни не пожелал. Трижды Вудвард заводил с ним этот разговор. В последний раз он вызвал его вчера утром. Вчера утром он предупредил Уитни, что собирается напечатать серию разоблачительных статей и опубликовать их по всей стране, а потом передать все компроетирующие Уитни материалы властям.
      - Линкольн Уитни... - обескураженно протянул Дворак.
      - Да, Линкольн Уитни. И кстати, вы-то что здесь делаете?
      Он улыбнулся.
      - Я позвонил сюда от своей знакомой. Мне передали, что полиция хочет меня видеть. Вот я и приехал. Продолжайте!
      - Да-да, - заторопил меня Паркер. - Продолжай.
      - Уитни попытался замять дело, предприняв попытку заполучить документы. Он проник в дом к Вудварду, устроил там обыск, потом вломился к нему в офис и уже собрался, наверное, проникнуть в личный депозитный ящик Вудварда в банке. Но бумаги были вовсе не там.
      - А где? - спросил Паркер.
      - Это не для всеобщего сведения, лейтенант. Я сообщу об этом в полицейском управлении.
      - Ладно.
      - Итак, вчера утром он начал действовать. Он избавился от Вудварда и сильно надеялся, что бумаги уже не всплывут, а если и всплывут, то он как-нибудь разберется и с этой незадачей. Но главной проблемой был Вудвард. И Уитни надо было действовать быстро. И он обратился к Кингсли, завсегдатаю всех злачных мест, приятелю гангстеров, умнику с непомерными амбициями. Далее я могу только догадываться...
      - Продолжай играть в угадайку, - заметил Паркер. - Ты только посмотри на него!
      Пот градом катился по лицу Уитни, он осел в руках полицейских. его маленькие глазки налились кровью и, не мигая, смотрели на меня - его точно загипнотизирвали.
      - Так вот, - он обратился к Кингсли, и тот сделал ему следующее предложение: убери Вудварда и я сделаю тебя выпускающим редактором, а вдобавок хорошо заплачу. Кингсли нанял двух бандитов - Фейгла и Страма - и они выполнли заказ. Фейгл убит - я его убил. А Страм признался в убийстве и назвал имя заказчика - Кингсли.
      - Вернемся ко вчерашнему дню, - заметил Паркер.
      - Да. Вудварда убили, но за убийством стоял Кингсли. Но наш московский агент не лыком шит. Кингсли был краном, который в любую минуту мог дать течь. Живой Кингсли представлял угрозу - двойную: с одной стороны он знал, что Уитни через него замешан в убийстве Вудварда, плюс Кингсли мог докопаться до истинной причины, побудившей Уитни организовать убийство Вудварда. По понедельникам Кингсли обычно устраивал вечер приемов, причем никто из домочадцев ему не мешал, и Кингсли сам открывал входную дверь. И вот к нему явился наш кремлевский заговорщик и коварно всадил ему в грудь свой клинок. Вот и все.
      - Молодец! - похвалил Паркер.
      - Он даже меня сегодня нанял. Я должен был заняться собственным расследованием убийства Кингсли. И мимоходом он задал мне вопрос: а не сообщил ли мне Кингсли, зачем он хотел меня видеть? Хитрый старый пройдоха готов был залезть в каждую дыру. Если угодно знать, то Кингсли мне и не звонил. Я пришел в этот дом по делу Вудварда. Старик нанял меня как телохранителя, но он пришел к этому решению слишком поздно, и его убили вскоре после того, как мы вышли из его кабинета. А наш кремлевский заговорщик занял круговую оборону - ведь он вменил мне в обязанность информировать его о том, как продвигается официальное следствие по делу Кингсли.
      - Уведите его! - приказал Паркер.
      - Я с тобой! - кивнул я ему.
      XI
      Я был дома в два часа утра и пребывал в отличном настроении. Мне даже спать уже не хотелось: первозбудился. Я обещал Паркеру утром приехать в управление дать показания для протокола. Я пил виски с водой и думал о том, что адвокаты Уитни, вероятно, вытащат его из петли, потому что Кингсли был мертв, а Страм понятия не имел, кто стоит за Кингсли, впрочем обвинения в государственной измене так или иначе никто с него снять не может, и Уитни был весь в дерьме как детский подгузник. Хотя это уже меня не касалось. Моя работа была завершена. У меня осталось чистыми четыреста с гонорара Вудварда, ещё у меня были пятьсот Уитни и ещё предстояло получить пять тысяч вознаграждения. И в сумме это было пять тысяч девятьсот баксов, а за окном вот-вот должно было забрезжить утро вторника, а я сидел дома в перевозбужденном состоянии. И я стал думать о приятной компании и перебирать в уме номера телефонов тех, кто бы мог не спать в столь поздний - или ранний - час. И тут я вспомнил про конверт, который передал мне швейцар.