Глава 10

Свадьба в Бранбелуа

Флориан женился так часто, что имел право считать себя знатоком свадеб. Он торжественно заявлял, что никогда еще на его венчание не собиралась более восхитительная компания, чем весельчаки и кутилы, пришедшие в Бранбелуа со всех концов Акайра, освобожденного наконец от векового заклятия. Древний Акайр был лесом, сохранившимся еще с тех пор, когда вся суша представляла собой один сплошной лес. Все его обитатели пришли воздать хвалу доблестному победителю, спасшему их от вечного сна. Пришли эльфы в низких голубых шляпах; гномы в красных шерстяных одеждах; кобольды в коричневых куртках, покрытых стружкой и опилками. Дриады и другие древесные духи прибыли, конечно, в покрытых зеленью костюмах. За ними пришли фавны с пушистыми пятнистыми ушами, и русалки с зелеными зубами и удивительно красивыми льняными волосами, и дургары, чьи свободно свисающие руки касались земли при ходьбе, и странная маленькая рахна, белая и полупрозрачная, словно желе, и божества кустарников – древнейшие живые существа в Акайре, давно пережившие свою божественность. Все они пришли из разных времен и мифологий и создали потрясающую шумиху вокруг Флориана и его удивительных подвигов, спасших их от многовекового сна под заклятием Мелузины.

Флориан принимал все почести с достойной похвалы скромностью. Ему нравилось беседовать со своими гостями, ведь они рассказывали невероятные истории из прошлого, хотя герцогу и казалось, что многое в этих историях не логично. Эльф исполнил для герцога магический танец; Стромкарл оставил свой лесной водопад чтобы сыграть Флориану на золотой арфе, чью музыку раньше было небезопасно слушать; Коррид преподнес ему волшебную сумку с волосами и парой ножниц.

– Я в восторге от Бранбелуа, ведь здесь я открыл для себя куда более героический и восхитительный мир, чем мечтал увидеть когда-либо, – заявил герцог в день свадьбы.

– Так почему же ты не останешься с нами, вместо того чтобы увозить мою дочь в свои края? Почему ты не хочешь жить здесь и стать королем после моей смерти?

Флориан посмотрел вниз с портика, на котором они ожидали, пока королева Присцилла завершит свой туалет. Оттуда он мог увидеть кусочек нового мира – леса, словно глубокие раны рассекавшие бледную зелень полей. Он видел узкие блестящие полоски рек, а в одном месте прямо под ними бушевал гром, казавшийся сверху легким колыханием женской вуали. Пуактесм казался погруженным в зеленовато-голубую дымку. Вплоть до самого горизонта никакие резкие очертания не нарушали гармонию увиденного. А дальше все таяло в просторах жемчужного неба – не ясно, где кончалась земля и начиналось его мягкое и безмятежное сияние.

Странным казалось видеть до боли знакомый, скучный, довольно заурядный Пуактесм в таком поэтическом качестве, зная, какие заносчивые и мелочные людишки барахтаются там в своих банальных проблемах. Как замечательно было бы остаться здесь, в Бранбелуа, и стать королем в месте, где время на века замедлило свой ход. Но Флориан помнил о своем договоре с Жанико, и знал, что не сможет сдержать данное слово, оставшись здесь. Казалось, что к сиянию этого волшебного дня примешивается сияние меча, с помощью которого герцог должен выполнить свою часть сделки. Фламберж ожидал своего часа где-то в лежащих у ног герцога землях.

Вот почему, будучи человеком слова, Флориан решительно произнес:

– Нет, ваше величество, мое место в другом мире, и я еще не до конца выполнил свой долг там. Но меня утешает мысль о многих месяцах счастья до того, как случится то, что случится.

– Так ты рассчитываешь на многие месяцы счастья… Твой образ мыслей, зять мой, так трогателен.

– Простите, ваше величество, если я расстроил вас.

– Откровенно говоря, я буду очень скучать по дочери. Тем не менее, моя супруга уже почти одета, я надеюсь, и ожидает нас. Так пойдем же в церковь, сын мой.

– Охотно!

Флориан позабавился над отцовской слепотой, но остался очень доволен своим разговором с королем. Наконец они с Мелиор шли под венец, в странной подземной церкви Феота, следуя свадебному ритуалу Лоу Гиффса. Тем утром на прелестной головке Мелиор был венок из чертополоха, а на обвивающем талию поясе висел миниатюрный стальной замок. В руках девушка держала прялку, лен и веретено. Свадебная церемония в Феоте показалась Флориану незатейливой.

Сначала молодоженам вручили яйцо и плод айвы: жених подал невесте фрукт, а она, съев айву, разбросала семена вокруг. Затем он взял у Мелиор яйцо и разбил его о землю. Святой Хоприг, оставивший свою должность первосвященника Лоу Гиффса и еще не назначивший своего преемника, шепотом задал жениху вопрос.

Флориан был изумлен и не скрывал этого. Но ответил уверенно:

– Ну, скажем, девять раз.

Хоприг разделил торт на девять частей и поместил его на алтарь. Затем он перерезал горло белой курице и окропил ноги жениха и невесты ее кровью. Зазвучали трубы, и король Вильгельм вручил Флориану маленький ключ.

Глава 11

И красота доставляет неприятности

Даже самые юные и очаровательные леди по соседству признавали, что новая герцогиня де Пайзен просто великолепна. Джентльмены Пуактесма оказались буквально ослеплены красотой Мелиор и неустанно восхваляли ее совершенство. Впрочем, Флориан вскоре заметил, что все они довольно нелогичны в своих панегириках его супруге. Восхитительные хвалебные песни, посвященные, например, ее глазам, герцог находил до забавного отличающимися друг от друга даже по вопросу цвета глаз. Это обстоятельство вызывало его любопытство.

Флориан стал внимательнее прислушиваться к тому, что люди говорили о его пятой жене, и обнаружил, что восторги его друзей по поводу волос, фигуры, лица Мелиор ничуть не логичнее. Завистливые болтуны шумно восхищались безупречной красотой, которую он, подобно герою, спас от заклятья таинственного места, но если прислушаться к их речам, то можно было подумать, что все они говорят о разных женщинах. Возможно, совершенство Мелиор действительно ослепляло мужчин настолько, что они видели перед собой лишь заманчивую и блистающую красавицу. Оглядываясь назад, Флориан вспоминал, какой же в его собственных глазах выглядела дочь Ленши до их свадьбы. Главное – он не сомневался в красоте своей жены и в своем праве гордиться ею.

Наконец, герцог решил оставить загадку нерешенной и не ввязываться в споры по поводу внешности Мелиор. Ничто не нарушало полноты его счастья.

Нельзя с уверенностью сказать, когда же в мозгу его возник навязчивый вопрос – а намного ли он счастливее с новой женой, чем с Аурелией, Гортензией, Марианной или Каролой? Естественно, жениться на таинственной незнакомке из другого племени всегда приятно и даже восхитительно. Однако ведь он ожидал ни больше ни меньше чем любви, которой не коснется время и которая подарит ему блаженное ощущение вечного медового месяца. Хотя к тридцати пяти годам он привык обманываться в своих ожиданиях. В общем, Флориан был доволен: Мелиор – красавица; среди местной знати новая герцогиня де Пайзен имела друзей повсюду; все восхищались ею, мужчины боготворили ее.

Новобрачные без происшествий добрались из Бранбелуа до замка Флориана. Бессловесные мохнатые слуги Жанико везли сундуки Мелиор в своей повозке; святой Хоприг сопровождал их через Акайр, но не пошел далее. Герцогу наконец удалось убедить его, что бестактно со стороны святого разрушать наивную и искреннюю веру, процветавшую на протяжении сотен лет, своим появлением в Бельгарде. Немного поразмыслив, Хоприг согласился, что в путешествии инкогнито есть свои преимущества для начинающего святого.

Он покинул молодоженов на краю леса.

– Мы еще увидимся, дети мои, – улыбаясь сказал святой, и исчез, словно мыльный пузырь.

Флориану казалось, что его небесный покровитель стал склонен к хвастовству своими чудесами, но он не поделился этой мыслью с Мелиор. Герцог заметил, что сопровождающие их слуги чародея исчезли вместе со своими козлами сразу же, как только выгрузили вещи его жены из повозки.

Де Пайзен не вступал в противостояние ни с Хопригом, ни с кем бы то ни было другим – он просто наслаждался сегодняшним днем. Флориан заметил, что его представления о Мелиор немного экстравагантны – та прелесть и очарование, которые он обожал с детства, принадлежат существу с ограниченными умственными способностями. Впрочем, он женился на ней не для того, чтобы обсуждать вопросы философии, и герцог вскоре научился слушать жену, не вдумываясь в ее слова.

Но было нечто, что беспокоило его куда больше и даже представляло собой некоторую угрозу – супруга Рауля, его брата. Мадам Маргарита де Пайзен, как дошло до слуха Флориана, находилась в ярости. Она ожидала увидеть герцога в Сторизенде двадцатого июля, в день, когда он собирался жениться на ее сестре. Весть о его недавней свадьбе вывела ее из равновесия, ибо мадам сочла поступок Флориана публичным оскорблением для себя и сестры. Здравый смысл подсказывал герцогу, что следует опасаться разъяренной женщины. У бедняжки не было родственников мужского пола, а значит, отомстить должен муж – Рауль. Милый, покладистый Рауль, так не любивший отказывать людям в их просьбах, под воздействием убеждений и причитаний жены мог стать досадной проблемой…

– Дорогая, твое кольцо безнадежно устарело, – заметил Флориан.

– Наверное, ты прав, любимый. Но мне дал его дорогой друг, и, кроме того, глядя на него, я размышляю, как до смешного не правы могут оказываться даже лучшие умы человечества, – ответила Мелиор, сияя от счастья и прижимаясь своей нежной щечкой к его щеке.

Он оставил все как есть…

Новая неприятность ожидала герцога – весть о великом кардинале Дюбуа, жизнь которого была обещана Жанико в качестве рождественского подарка. Как неосторожно он поступил, ограничив себя в сроках и пообещав голову величайшего человека во Франции! Пока Флориан пребывал в Бранбелуа, кардинал перенес операцию, стоившую ему сначала двух интимных частей тела, а затем и жизни. Его смерть стала настоящим горем для герцога, не из-за потери как таковой, а потому, что после погребения Дюбуа в Сен-Рок величайшим человеком Франции стал герцог Орлеанский.

Флориан долгое время был привязан к Филиппу Орлеанскому, и его оскорбляла сама мысль пожертвовать жизнью друга во имя незначительного и короткого знакомства с Жанико. Но у герцога не было выбора – он дал слово. Однако де Пайзен ужасно сожалел, что необдуманно пообещал жизнь величайшего человека, вместо того, чтобы ограничиться головой Дюбуа. Ну почему лицемерный старик так неразборчив в своих любовных связях? Что ему стоило дожить до декабря и не создавать новых проблем окружающим!

Но не стоит сожалеть о пролитом молоке. В конце концов, из-за своей страстной увлеченности Мелиор Флориан вынужден потерять самого близкого и влиятельного друга и единственного родного брата. Герцог любил их обоих, а теперь на его плечах лежала тяжкая ноша – лишить себя двух самых дорогих людей. Воистину, это слишком дорогая цена. Утешением служила мысль о том, что ни один человек не может иметь всего сразу – приходится выбирать. К тому же теперь, когда он достиг своей главной мечты, все мелкие неприятности не должны приниматься слишком близко к сердцу.

Мелиор была прекрасна. Даже после месяцев близости он не мог найти в ее красоте ни одного изъяна. Из всех предыдущих жен она подходила ему как нельзя лучше. Иногда она вела себя неразумно, иногда казалась откровенно глупой, иногда ворчала без всякого повода, но прошлый опыт супружеских отношений и любовных связей научил герцога ожидать подобного поведения от женщины. Восторг, который он испытал, увидев Мелиор впервые, восторг, испытанный им на горной вершине, не был иллюзией. Но не стоило думать, что так будет вечно…

– Любимая, что это за немыслимый резной посох?

– О, он принадлежал моей сестре, Мелузине. Я не удивлюсь, если он волшебный. Кстати, раз уж мы заговорили о сестрах, Флориан, я бы хотела, чтобы твоя темнолицая сестрица не смотрела на меня так пристально и не пожимала потом плечами. Она уже дважды делала так – это просто оскорбительно.

– Мари-Клер странная женщина, котенок.

Но Флориана раздосадовало замечание Мелиор. Он прекрасно знал, почему Мари-Клер пожимала плечами…

Нет, конечно же, он не надеялся, что восторг, испытанный в Бранбелуа продлится вечно. К тому же не следовало ожидать от Мелиор долгой жизни. Печально, что ее ребенок должен стать жертвой Жанико, а сама она исчезнуть. Но ведь похожие условия всегда сопровождали брачный союз между смертным и одной из Ленши. Что-нибудь обязательно накладывало ограничения на подобные браки, и неосмотрительный смертный всегда платил больше, чем его подруга. Так или иначе, союз их непостоянен, что доказывал и неудачный брак сестры Мелиор с рыцарем Гелисом, и многие другие прецеденты.

Флориан пришел к выводу, что если он потеряет Мелиор, обожаемую им с раннего детства, сейчас, на пике их любви и счастья – а он не сомневался, что это так – то у него останутся лишь приятные и возвышенные воспоминания. Столь великая любовь к жене должна, согласно велению правил хорошего тона, кончиться трагически. Допустить же охлаждение чувств и дождаться той молчаливой терпимости, которую принято называть счастливым браком – все равно, что закончить божественный сонет банальной прозой.

Мелиор, так долго остававшаяся недоступной, подарила ему идеал. Исчезнув однажды, она лишит его веселой болтовни, или – поправил он себя – занимательных бесед, заставит страдать возвышенно. Он уже никогда не сможет получать удовольствие от земных радостей. Месяцы счастья вскоре закончатся, на смену им придет вечное чувство тяжкой утраты.

Размышляя подобным образом, Флориан окружил жену вниманием и любовью. Его привязанность была столь пылкой и неослабной, что когда герцог покидал Бельгард, Мелиор уже заблаговременно шила и вязала детские вещи.

Наступил декабрь, и Флориан собирался ко двору, получив вызов от герцога Орлеанского.

– Довольно странно, что я еду по призыву Филиппа. Впрочем, как метко сказано в народной мудрости, «кого боги хотят наказать, того сначала балуют своим вниманием», – заметил герцог.

– По моему, дорогой, не стоит вообще упоминать богов чаще, чем необходимо, и уж конечно, не таким тоном, – глядя на свое шитье, ответила Мелиор.

Жена нагнулась оторвать нитку, и он увидел верх ее кружевного чепчика, украшенного крохотными лентами. Мелиор была особенно хороша сегодня в ниспадающем розовом платье поверх белой нижней юбки. Корсаж украшала лесенка из белых же лент. Ничто не напоминало в ней ту средневековую принцессу, которую герцог нашел в Бранбелуа. Эта Мелиор, начиная с чепчика на голове и заканчивая домашними туфлями из розового сатина, принадлежала его времени. Ее бело-розовый облик наводил Флориана на мысли о десертах и сладостях.

– Какой же тон моя любимая жена находит неподходящим? – спросил он, с гордостью глядя на свою премиленькую герцогиню.

– Ты говоришь так, словно увидел что-то отвратительное или услышал неприятный запах. Теперь, когда мы оба являемся добрыми христианами, мы знаем, что все остальные боги – либо злые духи, либо вовсе иллюзии, и никогда не существовали. Я ужасно благодарна отцу Жозефу за его поучительные беседы. Он чем-то напоминает мне Хоприга, но способен убедить человека в преимуществах своей религии, не прибегая к таким веским доводам, как дыба и костер. И он не бьет меня по рукам всякий раз, когда мне что-то непонятно. Я говорила с ним в прошлую субботу, и он даже не упоминал о них…

– О ваших прелестных ручках, мадам?

– Что за глупые вопросы вы задаете, монсеньор муж мой! Я говорю о том, злые ли это духи или иллюзии. Потому что я сказала ему откровенно…

– А, конечно же. Ну да, вы обсуждали глубокомысленные вопросы теологии…

Мелиор изумленно смотрела на него.

– Вовсе нет. Я совсем не интересуюсь теологией, я всего лишь сказала, что другие боги могут являться либо злыми духами, либо не существуют совсем. Я часто размышляю, какой смысл бить прутом по рукам, пытаясь заставить усвоить что-либо? Не лучше ли признаться самим себе в своем невежестве, даже если ты священнослужитель, и попытаться просто понять то, что говорит Евангелие?..

– Видимо, дорогая, вы собираетесь донести до меня…

– О нет, не совсем, – заколдованная белошвейка тихонько хихикала, как будто была некая логическая причина для смеха.

– Любой, кто назвал бы нашего старого льстеца глупым, оказался бы не прав, монсеньор муж мой. Я лишь имею в виду, что это одна сторона вопроса, вполне понятная сторона. С другой же стороны, как я неоднократно говорила ему, я ни на мгновенье не отрицала того, что батюшка и матушка консервативны, напротив…

– Жизнь моя, полагаю, вы все еще говорите о вашем духовнике, отце Жозефе. Признаюсь, я не следил за нитью вашего спора и вряд ли способен выразить свое мнение по этому поводу.

И снова прекраснейшее в мире лицо, обрамленное розовыми ленточками чепчика, выглядело изумленным.

– Ну, конечно же, я говорила об отце Жозефе и о моем желании узнать, как мои родители в свое время восприняли бы новые идеи. Ведь они поклонялись демонам в Бранбелуа и ужасно грешили, принося крестьян в жертву Лоу Гиффсу без всякой пользы, но и без удовольствия – взгляните на эту сторону дела. Как бы я хотела найти оправдание для них! Несчастные, они не задумывались о том, чего не могли знать, и вот теперь…

– Я понял, что вы имеете в виду…

Мелиор выразительно кивнула:

– Ну да. Однако мне кажется справедливым напомнить, что те демоны, с которыми общалась моя сестра Мелузина, прибегая к помощи магии, были вполне дружелюбными и даже любезными. Я уверена, они не делали всех тех ужасных вещей, в которых их обвиняли крестьяне…

– Но все же…

– Да, да. Мы все хорошо знаем, что в любом случае доброта и предупредительность их не приводят ни к чему хорошему. Я часто думаю – вот если бы у меня были две комнаты и я могла готовить сама… – еще одна нить была перекушена прекраснейшими в мире зубками.

– Моя радость, вы стремитесь к таким приземленным вещам, которые не свойственны герцогине де Пайзен. Нужно следовать логике – мы ограничены рамками своего положения в обществе. И, к прискорбию, именно они вынуждают меня лишиться на время удовольствия видеть и слышать вас, душа моя.

Мелиор ответила с ноткой сомнения в голосе:

– Я буду очень скучать, монсеньор муж мой. Но мое положение не располагает к длительным путешествиям, и к тому же еще нужно сшить столько всего для ребенка. Кстати, вы случайно не сидите на моих ножницах? Они должны лежать где-то рядом с вами. Надеюсь, вы будете осторожны в своих делах, ведь мне и так уже есть о чем беспокоиться. Не забудьте сразу по приезде выслать мне тесьмы и кружев. Думаю, нам понадобятся розовые бантики, хотя шансы примерно равны…

– Но в каких делах я должен проявлять осторожность, любовь моя?

Жена посмотрела на него, как смотрит терпеливый врач на капризного больного.

– Откуда же мне знать? Впрочем, и к лучшему, ведь вы что-то замышляете с герцогом Орлеанским и скрываете свои планы. Все мужчины таковы. Я, к счастью, не любопытна, но если каждый будет заниматься только своими делами…

– Прошу прощения, мадам, – кивнув, пробормотал Флориан, и вышел, оставив жену за шитьем. Ему казалось ужасно досадным, что столь милое на вид существо постоянно заставляло его терять самообладание и терзало слух. Он не считал, что Мелиор болтливее любой среднестатистической женщины, но когда она без умолку ворковала, проявляя то непроходимую глупость, то необыкновенную проницательность, он не мог уловить, что конкретно она хочет сказать. Что касается ее умственного развития, то Флориан ставил ее где-то между сорокой и турнепсом.

Но с ее обожаемой глупостью она иногда на удивление метко попадала в цель: как и данном случае с его поездкой к Филиппу Орлеанскому и его желанием скрыть истинные мотивы своего путешествия. По опыту Флориан знал, что жены зачастую изумляют мужей, без особых усилий проникая своими случайными предположениями в самые сокровенные мысли. Можно называть это интуицией или как-то иначе, но ни один мужчина не сказал бы, что это просто случайность. Флориан считал, что каждая замужняя женщина обладала таким даром, и радовался, что проявлялся он лишь время от времени. Женская интуиция – неизбежный недостаток супружеских отношений. Однако человек восприимчивый испытывал дискомфорт, если жена видела насквозь все его тайные замыслы, словно просматривая страницы не особенно интересной книги. Опытный же муж лишь пожимал плечами и ждал момента, когда супруга приходила в свое обычное состояние доверчивости и кротости.