Сказания о Мануэле (№4) - Domnei

Он почти что рычал, его душил гнев. Он бросил меч к ее ногам и, не простившись, удалился. Отъехав лье на три от Накумеры, он вдруг расхохотался. Он понял, что Мелицента, по крайней мере, верила в волшебство и, просто играя на его тщеславии, одурачила его, лишив Фламбержа. Ее находчивость порадовала его.

Но Деметрий уже не смеялся, когда узнал, что флот христиан потерпел позорное поражение в открытом море от эмира Арсуфа и не смог осуществить высадку на берегу. Деметрий затеял ссору с победоносным флотоводцем и убил расстроившего его планы эмира на дуэли, но это не принесло ему облегчения.

«В любом случае, – уверял себя наместник, – если моя жена говорит правду относительно характера Периона, Перион несомненно сюда вернется».

Затем Деметрий направился в священную рощу, что находилась на холме к югу от Квезитона, и поднес ветви мирта, листья роз и ладан Афродите Колиадской.

ГЛАВА X

Как ухаживал Деметрий

Агасфер появлялся, когда хотел. Ничего определенного об этом сладкоречивом человеке не было известно. Возможно, о нем что-то знал наместник, но он никому не доверял никаких тайн. Согласно его указу, Агасфер в Накумере являлся почетным гостем. А глаза еврея, когда Мелицента была рядом, всегда оставались такими же невыразительными, как глаза змеи.

Однажды она сказала Деметрию, что боится Агасфера.

– Но я-то не боюсь его, Мелицента, хотя у меня для этого гораздо больше оснований. Так как я один из всех живущих на свете знаю правду об этом еврее. Тем более, меня забавляет мысль, что он, служивший моему отцу-чародею совсем иным образом, состоит у меня счетоводом и колдует над конторскими книгами.

Деметрий рассмеялся и вызвал Агасфера. В это время они находились в Саду Женщин, в маленькой беседке, резные каменные стены которой были покрыты червонным золотом, а увенчивал ее белоснежный купол. Пол был сделан из прозрачного стекла, сквозь которое была видна вода, а в ней плавали красно-желтые рыбы.

– Выходит, ты опасная личность, Агасфер. Моя жена боится тебя, – сказал Деметрий.

– Благороднейший из живущих, – спокойно ответил Агасфер, – хорошо известно, что у женщин волос долог, да ум короток. Нет необходимости бояться какого-то еврея. Ведь для чего создан еврей? Чтобы дети могли развлекаться, бросая в него камни. Чтобы самые честные могли показать свой здравый смысл, грабя его. Чтобы верующие могли подтвердить свою набожность, сжигая его. Кто это запретит?

– Но моя жена – христианка, вследствие чего поклоняется еврею, – в глазах Деметрия заиграл огонек. – Как ты относишься к тому еврею, Агасфер?

– Я знаю… лишь… что Он был Мессией.

– И однако ты не поклоняешься Ему.

– Он не требовал поклонения. Он просил, чтобы люди любили Его. Но лично меня Он не просил о любви, – ответил Жид.

– По-моему, ты выражаешься весьма туманно, – заметил Деметрий.

– Но это правда, царь царей. Придет время и все станет ясно, но пока это время еще не наступило. Я раньше молился, чтобы оно скорее пришло, а сейчас уже не молюсь: я только жду.

Деметрий оперся рукой о подбородок и прищурил глаза. Некоторое время он о чем-то размышлял, а потом рассмеялся.

– Это не мое дело. Кто я такой, чтобы думать о делах, касающихся мироздания. Возможно, существуют разные боги, но я не настолько тщеславен, чтобы вообразить, что кого-либо из богов интересует мое мнение о нем. В любом случае, я – Деметрий. И пусть придет конец всего, и пусть я окажусь в мрачном потустороннем мире, но я и там постараюсь устроиться так, чтобы не уронить достоинство Деметрия. – Тут наместник пожал плечами. – Ты не развлек меня, Агасфер. Можешь идти.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил еврей и покинул их.

Деметрий повернулся к Мелиценте и еще раз порадовался тому, что у его движимого имущества золотистые волосы и вообще нельзя ее сравнить ни с одной женщиной, которых он знал до сих пор. Деметрий сказал:

– Я люблю тебя, Мелицента, а ты меня не любишь. Не обижайся. Моя речь груба, но хотя моя искренность и не нравится тебе, я должен высказать всю правду. Ты слишком долго упрямилась, отказываясь дать Киприде то, что положено. Думаю, у тебя закружилась голова из-за лишнего восхищения своим великолепным телом и множества мужчин, которые во вред себе хотели бы им обладать. Я признаю твою красоту, но какое она будет иметь значение через сотню лет?..

– Да, я допускаю, что повторяю избитые истины. Но давай посмотрим на это с другой стороны, более мрачной стороны, потому что через сто лет вся эта красота, которая заставляет меня увидеть в жизни светлые стороны, превратится в тлен. Твои сияющие глаза, которые настолько восхитительны, что это даже трудно описать, превратятся в неприглядные дыры, и только червь станет их украшением. И какое это будет иметь значение через сотню лет?..

– Через сотню лет никто не скажет, что Мелицента более прекрасна, чем Деметрий. Один череп похож на другой, и оба легко рассыпаются под плугом земледельца. Ты будешь такой же безобразной, как я, никто не будет думать о твоих глазах и волосах. Град, дождь и роса будут падать на нас обоих без разбора, поскольку я прикажу, чтобы нас похоронили рядом, и через сто лет и еще через сто. Не нужно хмуриться, ибо какое это будет иметь значение через сотню лет?..

– Мелицента, я предлагаю тебе любовь и жизнь, которая насмехается над глупостью обычной жизни. Независимо от того, подпустишь ты меня к себе или оттолкнешь, какое это будет иметь значение через сотню лет?

Лицо его исказилось, речь его была полна горечи, потому что хоть он и издевался над этой бестолковой женщиной, безрассудная страсть все более овладевала им.

– Не может быть и разговора о любви между нами, милостивый государь, – ответила Мелицента. – Вы купили мое тело. Мое тело в вашем распоряжении, если так угодно Всевышнему.

Деметрий усмехнулся, его пыл охладел.

– Я уже говорил, девочка моя, что меня не интересует то, что можно купить.

Вот так жила Мелицента среди этих ненавистных ей людей и была подобно лилии, вдруг расцветшей на болоте. Она всегда была пленницей, а когда Деметрий появлялся в Накумере – а это случалось не часто, так как шла большая война между христианами и язычниками, – она превращалась в драгоценность, которую он рассматривал, не вынимая из ларца, восхищался ей, а потом, смеясь над своим горячим желанием, запирал, не дотрагиваясь до нее, и отправлялся на поле битвы.

По отношению к ней он был необычайно добр, хотя временами в голосе его звучала издевка, которую Мелицента не могла понять. Он ограбил бессчетное количество генуэзских и венецианских кораблей, известных самыми богатыми грузами – драгоценностями и тканями, шелками и мехами, вышивками и кружевами, чтобы его жена-христианка стала еще привлекательнее. Казалось, что его беспредельно охватило страстное желание обладать ею. И если бы он победил, он мог бы праздновать победу далеко не над слабым противником.

Его подгоняла гордость: так ведьмы гонят простаков к их же погибели. «Наберемся терпения!» – говорил он.

А в это время жены его выглядывали из-за занавесей своих спален и люто ненавидели Мелиценту.

– Наберемся терпения! – тоже говорили они, но куда более зловеще.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЕМЕТРИЙ

Как Мелицентою ослеплены,

И этим самим объединены,

Плечом к плечу в дрались враги,

И каждый знал взаимные долги.

И не было меж гор сильнее льва,

Чем Перион (такая шла молва);

И ядовитей змея и хитрей,

Чем князь Деметрий в ревности своей.

ГЛАВА XI

Как время обошлось с Перионом

В Пуактесме рассказывают историю, повествующую о том, что приключилось с Перионом де ла Форэ после освобождения из языческого плена. Рассказывают о том, как служил он у Кипрского короля, как был побежден Кипрский король на море эмиром Арсуфа и как Перион, уцелевший в этой битве, с суши освободил гарнизон Яфы и ему было пожаловано дворянство за смелые действия, которые одним ударом сохранили оскудевающие богатства Кипра; и как Периона впоследствии стали называть графом де ла Форэ.

Затем Кипрский король заключил мир с язычниками, и Перион покинул его. Теперь военное искусство Периона предоставлялось любому властелину, который посмел бы померяться силой с Деметрием и волшебным мечом наместника Фламбержем. И это было для Периона де ла Форэ не обычной жаждой битвы, где гибнут тысячи. Он боролся за Мелиценту.

Деметрий был доволен. Его наполняла радость бойца, который вдруг видит, что судьба столкнула его с равным по силе и ловкости.

Единоборство между ними откладывалось из-за разных обстоятельств, шли годы, и ни один из них не мог встретиться с другим и победить. Затем король Теодорет, который, как вы помните, когда-то сватался к Мелиценте, объявил крестовый поход. Перион присоединился к нему в Лакре-Кае. Говорят, что добираясь до Лакре-Кае, он посетил остров Левку и его столицу Псевдополь, где имел беседу с царицей Еленой, наслаждением богов и людей. И Перион согласился, что царица достаточно приятна на вид.

– Она, в самом деле, напоминает госпожу Мелиценту, которой я служу в этом мире и буду служить ей и в Раю, – сказал Перион. – Но у госпожи Мелиценты родинка на левой щеке.

– Жаль, – заметил сопровождающий его греческий воин. – Родимое пятно портит красивую женщину.

– Я говорю, мессир, о госпоже Мелиценте.

– Даже при этом, – ответил греческий воин, – родимое пятно – недостаток.

– Я не могу позволить, чтобы при мне произносились такие слова.

И они начали сражаться, и Перион убил противника, а затем в тот же день покинул Псевдополь.

Вот так поступал Перион.

Далее он пошел но берегу Евксина, где повстречал двух старых друзей, а вскоре он добрался и до короля Теодорета. Король сразу же узнал в знаменитом графе де ла Форэ бывшего виконта де Пизанжа, которого еще в Пуактесме весьма невзлюбил. Но Теодорет и виду не подал.

– Небеса сами выбирают свои орудия, – отметил благочестивый король. – И этот развязный граф де ла Форэ, у которого еще немало имен, носит звание воина, не имеющего себе равных в христианском мире. Давайте вначале победим этого бесчестного наместника, этого противника нашего Спасителя, а затем уж избавимся и от других бесчестных личностей. Возможно, Небеса позволят мне обвинить графа де ла Форэ в какой-нибудь особо отвратительной ереси. Поскольку этот длинноногий головорез похож на схизматика и великолепно будет выглядеть на дыбе.

Король Теодорет расцеловал Периона в обе щеки и присвоил ему звание генералиссимуса королевских вооруженных сил. В день Святого Георгия флот Периона, состоящий из тридцати четырех крупных, но быстроходных кораблей, вышел в море.

– Доставь мне Деметрия в цепях, – сказал на прощание король, похлопывая Периона по плечу, – и все, что есть у меня, будет твоим.

– Вообще-то я намеревался вернуть свою украденную жену, госпожу Мелиценту, – ответил Перион, —

и если удастся, я доставлю вам и Деметрия за то, что вы предоставили мне эти корабли и этих солдат.

– Не думаешь ли ты, – раздраженно спросил Король, – что монархи в наши дни предоставляют оружие и воинов для освобождения женщин, которые уже далеко не молоды и которые всегда отличались тугодумием, свойственным лишь старым свиноматкам.

– Я не могу позволить, чтобы при мне произносились такие слова… – обратился Перион к королю, стоявшему во главе своего войска.

Но Теодорет поспешно объяснил, что это всего лишь общее наблюдение и никоим образом не касается госпожи Мелиценты.

ГЛАВА XII

Как был захвачен Деметрий

Вот так накатилась война на провинцию Деметрия, словно волна на морской берег. После множества успехов и неудач в этой кровавой бойне Периону удалось врасплох захватить галеру Деметрия, когда наместник спал, а судно стояло на якоре в собственной гавани, в Квезитоне.

Обнаженный и безоружный Деметрий яростно сражался с набросившимися на него солдатами и убил двоих, пока не был успокоен Перионом.

Деметрию по приказу Периона был выдан особый меч, а сам Перион снял с себя все доспехи. Они бились так, будто встретились два урагана. А в итоге Деметрий оказался ранен и потерял сознание. Итак, Деметрий стал пленником войска короля Теодорета.

– Но ты моя личная добыча, – сказал Перион, – завоеванная моими собственными руками в честной схватке. Я не собираюсь оскорблять одного из самых знаменитых воинов, каких я только знал, оценивая его слишком низко. Я устанавливаю величину выкупа – это госпожа Мелицента.

Деметрий кусал ногти. Но наконец он заговорил:

– Необходимо сообщить тебе, что если у меня отбирают мою собственность, я стараюсь вернуть ее обратно. Не пройдет и года, как я опустошу любое королевство, которое тебя приютит. Но пока я предупреждаю, что необходимо спешить с выкупом. Мои остальные жены ненавидят франкскую женщину, которая заменила их в моем сердце. Мой сын Орест, мой преемник, будет слушаться во всем свою мать. Каллистион же трижды пыталась убить Мелиценту. Если со мной что-то случится, в Накумере, судя по всему, будет править Каллистион. И она не удовлетворится одним лишь убийством. Не знаю, какую пытку придумает Каллистион, но она уж точно не станет детской игрой…

– Какая низость, – воскликнул Перион.

Он-то уж давным-давно узнал, как изобретательны язычники в пытках, и содрогнулся.

Деметрий молчал. Он тоже был обеспокоен, поскольку этот деспот отлично понимал, что в его величественном доме на другом берегу моря Каллистион могла найти орудия для самых изощренных пыток.

– Мне тяжело было говорить тебе об этом, – сказал Деметрий, – потому что это похоже на просьбу освободить меня. Думаю, что ты собрал достаточно сведений от наших бывших знакомых, что я безрассудно не боюсь смерти. К тому же, я думаю, ты любишь Мелиценту. Что касается остального, нет в Накумере человека столь наивного, чтобы не выполнить моего малейшего желания, пока моя смерть трижды не доказана. Соответственно я, будучи Деметрием, хотел бы услышать клятву, что ты не позволишь Теодорету меня убить.

– Клянусь Всевышним и Римским правом… – воскликнул Перион.

– Но в Риме я не очень-то популярен, – прервал его Деметрий. – Я бы предпочел, чтобы ты поклялся своей любовью к Мелиценте. Я бы предпочел клятву, которую мы оба понимаем, а другой клятвы я не знаю.

Тогда Перион поклялся, как просил Деметрий, и отправился с Деметрием к королю Теодорету.

ГЛАВА XIII

Как восхваляли Мелиценту

Победитель и побежденный сидели на носу корабля Периона. Был теплый, ясный вечер; такой светлый, что звезд не было видно. Перион вздохнул. Деметрий спросил о причине столь явной меланхолии. Перион ответил:

– Меня вынуждают вздыхать, мессир Деметрий, воспоминания о прекрасной и благородной даме. Я не могу забыть эту прелесть, которой нет сравнения. Ей-богу, глаза ее – аметисты, а губы красны, словно вишни. Ее волосы сияют на солнце так же ярко, как подсолнухи; ее кожа белее молока; ее руки – нежнее лебяжьего пуха. Ни на кого на свете нельзя было смотреть с большим наслаждением, и все видевшие ее желали лишь одного: любить госпожу Мелиценту и служить ей.

Деметрий, как обычно, лениво пожал плечами и сказал:

– Она до сих пор красивое создание, ее движения изящны, у нее сладкозвучный голос, и кожа ее мягка, как мех кролика. Вот это и заставляет нас перерезать друг другу глотки. Этот вывод основан на логике, которой руководствуются все мужчины с тех пор, как было обнаружено, что наряду с прямыми путями, ведущими к любви, существуют и обходные дороги. Однако я еще не разобрался до конца, что преобладает: мое влечение или моя ненависть к ней. Меня необыкновенно возмущает ее терпение по отношению ко мне. Мне часто хотелось изуродовать, изувечить и даже убить эту красивую, глупую женщину, которая выставляет меня на посмешище в моих собственных глазах. Я был бы счастливее, если бы смерть забрала эту женщину, которая осмеливается так обращаться с Деметрием.

На что Перион сказал:

– Когда я впервые увидел госпожу Мелиценту, море было спокойным, словно сила его была истощена тщетными потугами соперничать с цветом ее глаз. Морские птицы парили в воздухе, почти рядом с нею, но их движения были менее изящными, чем у нее. На ней было белое шелковое платье, на руках же – серебряные браслеты. Слабый ветер играл ее распущенными волосами, потому что ветер был крепче меня и смел ее любить. Я не думал о любви, я думал лишь о великих деяниях, которые я мог бы совершить и не совершил. Я думал о своей никчемности, и казалось, что душа моя извивается, как угорь на солнце, обнаженная и презренная, не достойная права любить госпожу Мелиценту и служить ей.

Деметрий же сказал:

– Когда я впервые увидел эту девушку, она знала, что поймана, что ее тело принадлежит мне и что ее жизнь зависит от любого моего каприза. Все это она отбросила в сторону, как некое мелкое неудобство. Она вообще не думала об этом, поскольку ничего в этот миг для нее не было важнее того, что мой грузчик еще находится в цепях. Я был всего лишь помехой в ее замыслах и не более: песчинка в туфле причинила бы ей такое же беспокойство, какое причинил я. Вот это, подумал я, и есть здравый. смысл. Девушка приняла искреннее решение, соответствующее ее желанию и не зависящее от выходок мужчин. Она исполняет это желание. Я же оставался для нее лишь мужчиной. И все же есть что-то сродни мне в этой девушке, которая осмеливается так обращаться с Деметрием…

На что Перион сказал:

– С тех пор как она позволила мне служить ей, я не совершил ничего недостойного. Завтра я пошлю на поле брани новые армии, завтра мне доставит большую радость увидеть их палатки на твоих лугах, мессир Деметрий, а затем сотни и тысячи наших воинов встретятся в бою, таком яростном, что об этой битве будут слагать песни, когда нас уже не станет.

ГЛАВА XIV

Как Перион бросил вызов Теодорету

Завтра один из нас должен убить другого. У меня нет времени ненавидеть тебя. У меня вообще нет времени любить или не любить того или иного человека. Вместо этого я должен посвятить все, чем одарили меня Небеса, любви к госпоже Мелиценте и службе ей. Деметрий же сказал:

– Сегодня ночью мы будем болтать под звездами и тщетно мечтать, как это делали до нас другие глупцы. Завтрашний день, вероятно, зависит от воли небес, но что бы ни совершил мы завтра, мессир де ла Форэ, все это будет глупейшим занятием, поскольку мы оба одурманены ясным взором, губами и волосами. Я нахожу все наши поступки смехотворными. Мы отличаемся друг от друга тем, что я в любом зеркале нахожу обильную пищу для веселья, удивления и насмешки. Однако во мне возникает нечто, жаждущее убийства, когда я осознаю, что ни ты, ни она не относитесь ко мне с ненавистью. Неприятная правда заключается в том, что ни один из вас не считает меня достойным своих переживаний. Она невыносимо раздражает меня, потому что никто другой не осмеливался так обращаться с Деметрием. На что Перион сказал:

– Деметрий, твои поступки уже смехотворны, поскольку ты слепо проходишь мимо откровений Небес, ты не замечаешь чуда. И потому там, где ты видишь только уязвленную плоть, я нахожу радость в том, чтобы любить госпожу Мелиценту и служить ей.

Деметрий же сказал:

– Перион, глупец именно ты, если не понимаешь, что Небеса недоступны и сомнительны. Но ясный взор замечает несомненную тупость и радующую сердце доступность любой женщины, если с ней правильно обращаться… даже с такой, которая осмеливается так обращаться с Деметрием.

Вот так они просидели всю ночь на носу корабля Периона, соперничая, словно на турнире трубадуров, друг с другом и красочно расписывая госпожу Мелиценту, до тех пор, пока с наступлением рассвета не погасли звезды.

Мегарида, столица Теодоретова государства, в ту ночь, когда войска во главе с графом де ла Форэ вступили в нее, была освещена огнями костров. Рядом с лошадью победителя молча шел одетый в простую дерюгу Деметрий с руками, связанными за спиной. Однако более мрачным было лицо победителя, поскольку Периона тревожил предстоящий разговор с королем Теодоретом. Вот так они добрались под крики толпы до особняка д'Эбеленов, который предназначен был стать их резиденцией, и в ту ночь Перион спал в одной постели с Деметрием.

На следующий день в час заутрени два вооруженных всадника препроводили связанного Деметрия к королю Теодорету. Перион же важно шествовал впереди них, поскольку, несмотря на свои мрачные мысли, осознавал, что последнюю его победу приветствовал весь христианский мир.

Они вошли в слабо освещенную просторную комнату, со стенами из неотесанного камня и голым полом. В ней было всего лишь одно застекленное окно с железной решеткой. Тут стояла незастеленная кровать с потрепанным зеленым балдахином, расшитым стоящими на задних лапах, сильно потускневшими, серебряными львами. Справа от нее располагалась молитвенная скамеечка. Посреди комнаты, за некрашеным столом в кресле с высокой спинкой сидел сморщенный и неряшливо одетый старик.

Это и был Теодорет, самый набожный и самый скупой из всех монархов. Рядом с ним стояли два священнослужителя: по правую руку брат Баттиста, приор Серых Монахов, а по левую – ближайший родственник Мелиценты, в прошлом епископ, а сейчас кардинал де Монтор, который, как было широко известно, и являлся настоящим правителем этого государства. Одет он был изысканно, как придворный кавалер, и ничем не походил на священника.

Дряхлый король поднялся и пошел навстречу герою, которому удалось совершить то, чего не удавалось сделать многим военачальникам христианского мира. Король обнял победителя Деметрия, как равного себе.

– Мой дорогой друг, – сказал Теодорет, – приветствую тебя, обрубившего занесенную с мечом руку язычества! Сегодня у святых на небесах настоящий праздник. Я не в силах вознаградить тебя, поскольку всемогущ лишь один Господь Бог. Ты можешь пожелать все, что угодно, кроме короны, и получишь желаемое.

Милостиво улыбаясь, старик поцеловал главную свою драгоценность – кусочек Подлинного Креста, висящий у него на шее на золотой цепи.

– Король сказал свое слово, – ответил Перион. – Король поклялся на самой святой реликвии. Я прошу жизнь Деметрия.

Теодорет отпрянул, словно язычок разгорающегося костра от дыхания разжигающего его. Он неприятно рассмеялся и сказал:

– В такой час позволены любые шутки. Но мы не должны превращать в шутку дело, касающееся Церкви. Разве я не прав, Айрар? Этот безжалостный Деметрий, несомненно, тот самый Антихрист, пришествие которого предречено. Я отдаю его Матери Церкви для того, чтобы он был беспристрастно допрошен и крещен, поскольку даже и у него может быть душа, а затем сожжен на рыночной площади.

– Король сказал свое слово, – ответил Перион. – А я сказал свое.

Наступила ужасная пауза. Король Теодорет находился в явном смятении. Наконец он произнес:

– Ты просишь жизнь Деметрия, этого заклятого врага нашего Спасителя, этого исчадия Ада, который ограбил больше моих городов, чем у меня пальцев на руках! Причем сейчас, когда Всевышний особо милостив ко мне!..

Речь короля стала невнятной, он зарычал и забормотал что-то, словно взбесившаяся обезьяна.

Милостивый государь, я сражался с Деметрием, потому что он бесчестным образом держит в плену госпожу Мелиценту, которой я безоговорочно служу в этом мире и буду служить в Раю. Только он один может освободить Мелиценту.

– Ты собираешься выпустить на волю этого злодея! – воскликнул старый король. – Чтобы опять начать всю эту бойню!

– Вспомните, пожалуйста, милостивый государь, как долго я люблю Мелиценту. Поймите, что если вы казните Деметрия, госпожа Мелицента останется беззащитной в стране язычников. Ее убьют, потому что другие жены этого человека ненавидят ее из-за ее неоценимой красоты.

В это самое время кардинал и наместник оценивающе оглядывали друг друга. Казалось, что в этом плохо освещенном помещении, кроме них двоих, никого не было. Они не встречались ранее. «Вот достойный соперник – думал каждый из них, – вот равный мне по хитрости и смелости». И каждый из них страстно стремился проверить другого в каком-либо состязании. И между ними возникло некое понимание.

И, как следствие этого, они испытывали жалость к Теодорету, который правильно считал, что сдержи или не сдержи он клятву, не избежать ему проклятия.

– Ты был неблагоразумен… – пробормотал он. – Я не посмею освободить Деметрия… Моя душа будет в ответе за это беззаконие… Но я поклялся на кресте… И так, и этак погибель! Послушайте, мой отважный полководец, – почти рявкнул король, – у меня есть золото, земли, драгоценности…

– Милостивый государь, я люблю самую дорогую для меня женщину с того времени, когда мы с вами были молоды, и с каждым днем моя любовь к ней удваивалась. Какой прок мне в богатом поместье, если я.не смогу каждый день видеть мое сокровище?

Тут вмешался кардинал де Монтор, и голос его ласкал слух, как шелк ласкает пальцы.

– Милостивый государь, – произнес Айрар де Монтор. – Мое уважение к вам безмерно. Но вы дали клятву, которую ни один из живущих не посмел бы не сдержать.

– Да, это правда, Айрар! – с дрожью в голосе признал король. – Этот забияка зажал меня в угол. – Он вновь повернулся к Периону – злой, напрягшийся, но осторожный, как рассерженный кот.

– Выбирай! Я сделаю тебя самым богатым человеком в королевстве… Сын мой, предупреждаю тебя, что со времен Адама женщины всегда были излюбленной приманкой Дьявола. Видишь, я не сержусь. Я тоже помню, как прекрасна она была. Однажды она искушала меня, как и тебя. Поэтому я прощаю тебя. Я отдам тебе в жены мою дочь Эрменгарду, я сделаю тебя своим наследником, отдам тебе половину королевства…

Его дрожащий голос становился все громче, но внезапно стих, потому что, несмотря на все увещевания, он прочитал в глазах Периона свое проклятие.

– С тех пор как в моем сердце поселилась Любовь, – проговорил Перион, – в нем не осталось места ни для чего другого. Что я могу поделать, если Любовь вознаграждает мое гостеприимство желанием, которое не может покорить мир, но и не покорится ему?

Тогда сухо и отчужденно Теодорет сказал:

– …Иначе я должен сдержать свою клятву. В этом случае ты можешь покинуть нас вместе с этим безбожником. Я даю тебе на это день и ночь. Но если кто-то из вас через двадцать четыре часа попадется мне в руки, я убью его не сразу, а подвергну неслыханным пыткам…

И лучше было не видеть лицо короля в то мгновение. Но взгляд Периона был безмятежен, пока не заговорил Баттиста:

– Я обещаю еще худшее. Библия будет сброшена, колокола зазвонят, а свечи погаснут… О, очень скоро! – он по-кошачьи облизал губы.

Перион был потрясен, так как отлучение от церкви для любого из верующих страшнее смерти, и Перион испугался даже больше, чем был испуган король. И Перион какое-то время думал о Мелиценте, а потом сказал:

– Я выбрал. Я выбираю адский огонь, а не богатства и почести. Я прошу освободить Деметрия.

– Уходи, – сказал Король. – Уходи, богохульник! – Ты наплачешься за это в Аду. Дай мне Бог услышать твои стенания и посмеяться, как я смеюсь сейчас…

Он вышел в сопровождении Баттисты, нашептывающего ему о каких-то паллиативах. Кардинал же остался и пронаблюдал, как с Деметрия снимают цепи.

– Вследствие, как бы я выразился, далеко не христианского решения мессира де ла Форэ, – сказал кардинал, – вполне возможно, мессир наместник, что следующий поход на ваши земли я возглавлю сам…

Деметрий громко расхохотался, а затем сказал:

– Осмелюсь пообещать вашему святейшеству самый радушный прием.

– Я надеюсь на это, – ответил кардинал, и его улыбка сейчас была вполне дружелюбной.

Ради справедливости надо отметить, что он ничего не знал о планах Баттисты.

Все ушли, и кардинал остался в комнате один. Сидя в королевском кресле, Айрар де Монтор с тоской размышлял о прошедших временах, когда он тоже всем сердцем любил Мелиценту. Казалось, это было давным-давно, и он ясно осознал свою зрелость.

Он удалил любовь из своей жизни вместе с другими слабостями, которые могли бы помешать возвышению Айрара де Монтора. И он, как следствие, многого достиг. Он был удовлетворен: дело мужчины прокладывать в этом мире свой путь, и он его проложил.

– Моя кузина – смелая девушка, – произнес он вслух. – Я, конечно, должен сделать все что могу для ее освобождения, как только выдастся возможность послать войска против Деметрия.

Затем кардинал занялся написанием сонета в честь Монны Виттории де Пацци. Отчаяние, что он с удовлетворением отметил, пробудило в нем необычайное красноречие при обращении к этой упрямой женщине, которая вот уже шесть недель противостояла его любовным притязаниям.

ГЛАВА XV

Как сражался Перион

Вот так неожиданно Деметрий и Перион стали союзниками в борьбе против всего христианского мира. Надев доспехи, они, провожаемые проклятиями, выехали из Мегариды, где все еще тлели костры, зажженные в честь Периона. А поскольку брат Баттиста, не откладывая, разнес весть о дилемме короля Теодорета, то вслед им летели угрозы, но, зная, что попытка напасть на этих двух героев может оказаться весьма плачевной, по крайней мере, для дюжины крикунов, последние предпочитали проявлять свою злобу в устной форме.

Деметрий ехал, сняв шлем, чтобы эти запуганные мелкие людишки могли бы наяву увидеть человека, которого они боялись и ненавидели больше всего на свете.

Они миновали крепостные стены и поднялись на холм, а оттуда был прямой путь к лесу Сан-Назаро. Дорога пролегала по скалистому ущелью. Вверху на фоне голубого неба тут и там виднелись первые весенние листочки: апрель был не за горами. Первым заговорил Перион:

– Я думал сохранить тебя в качестве выкупа за госпожу Мелиценту, но боюсь, что это невозможно. У меня нет ни поместья, ни замка, где я мог бы держать тебя под замком. Я искренне хочу немедленно убить тебя в поединке. Но когда твой сын Орест узнает, что ты мертв, то, как ты говоришь, он убьет Мелиценту. Однако, может быть, ты лжешь.