Куин Риордан откладывала этот момент до последнего. Но настала пора принимать решение. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, сняла легкую дорожную сумку с верхней полки и проскользнула мимо стюарда. Несколько мгновений спустя Куин шла по телетрапу навстречу прошлому, которого она избегала десять лет. Прошлому, где осталась ее сестра Морин с мужем Робертом Блэнкеншипом.
      Роберт. Через считанные секунды Куин придется встретиться с ним лицом к лицу.
      Выйдя из телетрапа, Куин почувствовала, как от волнения сжались мышцы живота. Она всматривалась в лица людей, толпившихся в здании аэропорта Хопкинса в Кливленде. Роберта среди них не было. Она вздохнула, благодарная за эту отсрочку, пусть даже небольшую. Должно быть, Роберт задерживался из-за пробок на дорогах.
      Куин решила найти место, где можно присесть и расслабиться. Ох уж эти нервы! Она была противна самой себе.
      Прикусив нижнюю губу и оглядевшись вокруг, она медленно направилась к ближайшему залу ожидания. На полпути кто-то внезапно схватил ее за руку.
      – Куин Риордан?
      Она оглянулась, и ее недовольный взгляд встретился с пристальным взглядом холодных зеленых глаз, принадлежавших высокому мужчине.
      – Да?
      – Питер Кимбл, – представился незнакомец. – Тетя Фиона попросила меня встретить вас. – Он протянул правую руку. Ответив на его рукопожатие, Куин совсем смутилась.
      – Я думала, Роберт собирался меня встретить.
      – Не смог вырваться. Какое-то собрание. Поэтому ваша тетя попросила меня приехать вместо него.
      Куин никак не могла переключиться и свыкнуться с мыслью, что встреча с шурином откладывается. И этот незнакомец должен отвезти ее домой к тете Фионе в Шагрин-Фоллз, штат Огайо.
      Куин окинула Питера Кимбла испытующим взглядом. Он производил неплохое впечатление, хоть и выглядел немного неопрятно. Выцветшие голубые джинсы, белый свитер, видавшие виды кроссовки и поношенная кожаная куртка-пилот коричневого цвета.
      Ее взгляд скользнул выше. Густые темно-каштановые волосы с рыжеватыми бликами, слишком длинные, на вкус Куин, спадали локонами на воротник куртки. Высокий. Впрочем, Куин, ростом всего пять футов четыре дюйма, все мужчины казались высокими. Но, насколько она могла судить, в нем было добрых шесть футов.
      У Питера было квадратное лицо, крупный нос и решительный подбородок. Сильная шея и широкие плечи выдавали в нем бывшего спортсмена. Куин была готова поспорить, что он играл в футбол или бейсбол, причем довольно профессионально.
      – Любопытно, – наконец произнесла она, – как вы меня узнали?
      Питер пожал плечами:
      – Ваша тетя все время говорит о вас. К тому же дома полно ваших фотографий.
      Кто этот человек? То, как он сказал «дома» вместо «у нее дома», говорило о том, что тетино жилище ему очень хорошо знакомо. Может, он снимает там комнату?
      – Откуда вы знаете тетю?
      Он нахмурился.
      – Она вам не говорила? Я ее постоялец. Снимаю комнату.
      Теперь Куин отчетливо вспомнила слова тетушки:
      «Я сдаю комнату одному учителю математики. Он преподает в высшей школе. Надеюсь, мы поладим. Очень милый и внимательный молодой человек. Кажется, он не возражает против того, чтобы помочь пожилой даме сгрести опавшую листву или расчистить дорожки от снега. К тому же он любит играть в бридж…»
      Тетя Фиона была заядлым игроком в бридж, хотя и не всегда придерживалась правил. Ни одно соревнование по бриджу в северо-восточном округе не обходилось без ее участия. Куин представила себе нового жильца: худой аскет в очках, спадающих с носа. Человек вроде Питера Кимбла никогда не пришел бы ей на ум.
      Питер протянул руку, чтобы взять у нее дорожную сумку.
      – Давайте спустимся, чтобы забрать ваш багаж. – Голос звучал безразлично и слегка недружелюбно. – Насколько я понимаю, это не единственная ваша сумка.
      – Да, есть еще другие.
      Неужели ему так трудно улыбнуться? Это же не смертельно.
      Решительным шагом Питер направился к конвейеру. Куй» едва поспевала за ним.
      – Послушайте, – окликнула она, – нельзя ли помедленнее? Все равно нам придется ждать, пока не прибудет багаж.
      – Извините. Привычка, наверное. Я всегда быстро хожу.
      Он замедлил шаг.
      Остаток пути до багажного отделения они прошли молча. Питера Кимбла, по всей видимости, не интересовали разговоры, а Куин была слишком измотана многочасовым перелетом, чтобы навязывать беседу. После долгого отсутствия она была на пути к дому – в Шагрин-Фоллз, – остальное не имело значения.
      Куин была вынуждена вернуться, потому что тетя споткнулась, спускаясь по лестнице, упала и сломала ногу. А Морин, старшая сестра, которая работала и воспитывала двоих детей, не могла переехать к тете, чтобы заботиться о ней, пока та не поправится.
      Вот теперь-то она наконец встретится лицом к лицу с Робертом, который в другой жизни выбрал Морин, а не Куин.

* * *

      «Она совсем не такая, какой я ее себе представлял», – думал Питер, в то время как женщина, так долго занимавшая его мысли, шла рядом. У нее не было ничего общего с Морин, насколько он мог судить по фотографиям и рассказам Фионы, в которых чувствовались неподдельная гордость и любовь.
      Куин Риордан.
      Миловидная женщина, которая внимательно смотрела со всех фотографий в серебряных рамках. Она явно водила за нос свою тетушку. Но лично он давно решил, что Куин Риордан. – эгоистка и не способна думать ни о ком, кроме себя.
      И вот она здесь. Собственной персоной.
      Пока они шли, Питер исподтишка изучал свою спутницу. Стоя рядом с ней у конвейера, он смог рассмотреть ее ближе. Блестящие темно-пепельные волосы, коротко стриженные. С этой прической, подчеркивающей прелесть ее маленького личика, она была похожа на эльфа. В аккуратных ушках поблескивали изящные серебряные серьги. Широкие зеленые шерстяные брюки и белая стеганая куртка только подчеркивали стройность фигуры. Грациозные движения.
      В ее глазах было что-то напоминавшее взгляд беспризорного ребенка. В бархатных карих глазах, больших и широко поставленных, сквозила тайная грусть.
      «Стоп, – подумал он. – Не стоит себя обманывать. Это всего лишь внешность. Факты говорят сами за себя. Эта женщина не приезжала навестить свою тетю почти десять лет, Именно из-за этой женщины глаза Фионы наполняются такой тоской каждый раз, когда она получает от нее письмо.
      Совершенно очевидно, что ей наплевать на всех, кроме самой себя».
      Хотя Питер и уверял себя, что Куин ему ничуть не нравится лицо новой знакомой притягивало его взор как магнит. У нее был аккуратный вздернутый нос, мягкие, слегка тронутые розовой помадой губы, которые, казалось, выпрашивали поцелуй, и изящной формы головка.
      Питер не мог не заметить на ее лице следы усталости: бледность кожи, крошечные морщинки на лбу, темные круги под глазами.
      «Ну и что? Да, устала, потому что провела в самолетах шестнадцать часов».
      Фиона без конца повторяла, как Куин из Стокгольма через Амстердам полетит в Нью-Йорк, где ей придется пересесть на самолет до Кливленда. Питер усмехнулся про себя.
      Фиона была как на иголках, когда узнала, что Куин действительно возвращается домой. Ей дали двухмесячный отпуск на работе в американском посольстве в Стокгольме, и она намеревалась пробыть в Шагрин-Фоллз до конца новогодних праздников. Питера беспокоило состояние Фионы. В ее семьдесят пять сердце могло не выдержать такого волнения. Но та только отмахивалась от его наставлений.
      – Не волнуйся за меня, – говорила старушка. – Я так долго ждала этого дня. – Ее голубые глаза светились счастьем за стеклами очков. – Моя девочка наконец возвращается домой.
      Питер усилием воли сдержал циничное замечание. Милой старушке пришлось упасть и сломать ногу, чтобы ее замечательная племянница решила оторваться от своей шикарной работы. Он не мог дождаться встречи с этим образцом добродетели…
      Куин вздохнула. Совсем тихо, но Питер услышал. Он взглянул на нее. Интересно, о чем она думает?
      – Вот одна из моих сумок, – сказала Куин, показывая на большой пестрый чемодан.
      Питер подхватил его с конвейера. Он заметил другую похожую сумку, но поменьше.
      – Эта тоже ваша?
      – Да.
      – Последняя?
      – Нет, еще спортивная сумка. А вот и она. – Куин оглянулась. – Где вы оставили машину? Может, возьмем тележку?
      – Нет, не нужно. Если вы понесете эту, – он протянул ей маленькую сумку, – я смогу нести остальные.
      – Давайте мне еще дорожную.
      – Мне не тяжело. Пойдемте. – Он кивнул в сторону выхода.
      На улице им пришлось пробираться к стоянке автомобилей сквозь толпу. Ледяной ветер дул со стороны озера Эри. Питер думал, что ни один город не сравнится с Чикаго по силе ветра, но Кливленду это иногда удавалось.
      – Молодые люди вошли в здание парковки и через несколько минут уже загружали сумки в багажник джипа. Потом Питер открыл заднюю дверцу и помог Куин забраться в салон. Даже сквозь толстую ткань стеганой куртки чувствовалось, какая она хрупкая. Садясь в машину, она нагнула голову, и от нее повеяло легким, свежим запахом весны и цветов. Питер тяжело сглотнул. Мучительные воспоминания о другой женщине, чей аромат был так похож на этот, всплыли в его памяти.
      Он стиснул зубы. Куин Риордан – это не Кристина. То, что она была хрупкой и восхитительно пахла, не делало ее достойной симпатии или восхищения. Хрупкость и запах – это всего лишь внешность. Внутри же она была пустышкой – вот что имело значение. Иначе почему она так долго не появлялась дома? Если бы Куин была одной из тех женщин, которыми он восхищался, она бы каждый отпуск проводила с тетей, которая ее вырастила, а не моталась по всему свету.
      Фиона читала ему отрывки из писем Куин. Он знал, что последний отпуск та провела в Австралии. Если она могла позволить себе поехать в Австралию, значит, могла приехать и домой. Очевидно, не хотела.
      Свернув на шоссе, Питер взглянул на Куин. Да, внешность может быть обманчивой.
      Особенно ее.

* * *

      Да что с ним такое? Почему он все время на нее так смотрит? Может, у нее на носу вскочил прыщ? Куин почувствовала приступ пульсирующей головной боли. Усталость давала о себе знать. С тех пор как утром в половине девятого она покинула Стокгольм, волнение не отпускало ее ни на минуту. В Швеции сейчас была полночь. Неудивительно, что она ужасно себя чувствовала. Даже холодный порывистый ветер, гулявший на площадке между аэровокзалом и зданием парковки, не смог привести ее в чувство. Физическое истощение плюс душевное потрясение – это уже слишком.
      Обессилев, Куин положила голову на спинку сиденья. Ее веки медленно закрылись, и следующее, что она помнила, было прикосновение Питера Кимбла к ее плечу.
      – Приехали.
      Куин медленно открыла глаза. Она не сразу поняла, где находится. Неужели они уже дома? Но да, это Уотер-стрит, а вот прекрасный старинный дом тети Фионы в викторианском стиле.
      Глядя на него, Куин почувствовала, как на глаза навернулись слезы. На веранде горел свет – тетушка зажгла фонарь: золотой поток лился на качели, кресло-качалку и разлетался брызгами по деревянному полу.
      Проглотив комок, подступивший к горлу. Куин распахнула заднюю дверцу и выпрыгнула на подъездную дорожку. Ее взгляд все еще был устремлен на дом. Вдруг она заметила, что тюль в окне зашевелилась, и через несколько секунд появился тетин силуэт в инвалидной коляске. Сердце Куин билось в ритме стаккато, и ему вторил шум водопада, находящегося совсем рядом с домом.
      – Тетя Фиона… – прошептала она. Глухой металлический звук захлопнувшегося багажника заставил Куин неохотно перевести взгляд на джип.
      Темнота зимнего вечера скрывала выражение лица Питера. Он обошел автомобиль и протянул Куин маленькую сумку:
      – Держите. Я понесу остальное.
      На этот раз она не стала спорить. Просто взяла сумку и с волнением направилась к дому. Как только она поставила ногу на первую ступеньку веранды, входная дверь распахнулась. Элинор Демпси, соседка тети, подруга всей ее жизни и напарница по игре в бридж, отошла в сторону и на пороге появилась тетя.
      – Куин!
      – Тетя Фиона! – Куин выронила сумку и бросилась к старушке. Нагнувшись, она оказалась в теплых объятиях тети. Горло ее сжалось, и слезы, которые не в силах было больше сдерживать, покатились по щекам.
      – Ах, тетя Фиона, наконец-то я дома!
      – Давай отойдем с прохода, – сказала та. Ее голос звучал неприветливо, но Куин знала, что женщину переполняли те же чувства. – Что за ужасный ветер! Не заметишь, как превратишься в сосульку!
      Куин неуверенно улыбнулась. Ей всегда нравилась тетина манера разговаривать, ее старомодные выражения и то, как четко та выговаривала слова.
      – Я к нему уже привыкла. В Стокгольме сейчас даже холоднее.
      Элинор Демпси, маленькая пухлая женщина, которая всегда нравилась Куин, с улыбкой распахнула объятия и обняла гостью.
      – Хорошо, что ты снова дома, – сказала Элинор. – Все эти дни Фиона только о тебе и говорила. Ты и сама знаешь, как она по тебе скучала.
      Куин встретилась взглядом с Элинор. Неужели эти серые глаза смотрели на нее с упреком? Она почувствовала укол совести. Надо было приехать раньше, а не скрываться от Роберта. Куин посмотрела на тетю.
      – Я тоже по тебе скучала.
      Ее взор задержался на лице тетушки. Куин с грустью отметила следы увядания. Она привыкла думать, что время над Фионой не властно, но за последние десять лет та сильно изменилась. Тетя постарела. Но… кое-что осталось прежним. Как и всегда, на Фионе была строгая блузка и аккуратная юбка – одежда, которую она носила с тех пор, как Куин себя помнила. Волосы, все такие же густые, но совершенно седые, были пострижены под мальчика – ее любимая прическа.
      Фиона очень напоминала отца Куин. Стройная фигура, блестящие голубые глаза, длинный, тонкий нос и круглые старомодные очки в металлической оправе, постоянно сползавшие на его кончик.
      Куин взглянула на правую ногу старушки. Гипс шел от лодыжки до колена. Она сломала кость в двух местах, я теперь ей придется по крайней мере месяц провести в инвалидной коляске.
      – Как ты себя чувствуешь, тетя? – спросила Куин. – Kaк поживает твоя нога?
      – Я в порядке. – Фиона счастливо улыбнулась. – Ты теперь здесь. Буду чувствовать себя еще лучше.
      Куин улыбнулась в ответ, пытаясь отогнать мучившее ее чувство вины. Она окружит тетушку любовью и вниманием, будет заботиться о ней все эти два месяца.
      – Ну, я, пожалуй, пойду, – сказала Элинор. Она подошла к вешалке и сняла с нее черное шерстяное пальто. Положив руку Фионе на плечо, женщина попрощалась: – До завтра.
      Фиона подняла голову и, кивнув, улыбнулась своей подруге.
      – Спасибо, что пришла, Элинор, – поблагодарил Питер, когда та вышла. – Для меня это очень важно.
      – Ох, ну что вы! – ответила та, улыбаясь во весь рот.
      Куин совершенно забыла о Питере. Раздражение охватило ее, когда она уловила собственнические нотки в его голосе. C какой стати он благодарит Элинор? Это ее семья. Именно она должна благодарить подругу тетушки.
      «Для меня это очень важно», – про себя передразнила Куин Питера. С одной стороны, она понимала, что для негодования не было причин, но ничего не могла с собой поделать. Его небрежное замечание заставило ее почувствовать себя чужой.
      Она смотрела на Питера исподлобья, недовольная собой. Словно почувствовав ее взгляд, он обернулся. Его холодные зеленые глаза бесстрастно изучали ее какое-то время. Потом он снова повернулся к Фионе.
      Куин никак не могла понять, что с ним было не так. Да, она не роковая женщина, но мужчины находили ее по крайней мере привлекательной. Питер же явно испытывал к ней антипатию. Ей снова стало интересно, почему он ее так невзлюбил. Потом Куин стало интересно, почему она вообще об этом думает.
      Питер показал на сумки:
      – Фиона, я отнесу это наверх. Где ее комната?
      – В этом нет необходимости, – возразила Куин. – Я отнесу их сама.
      Она просто хотела, чтобы он ушел, но Питер даже не удостоил ее взглядом.
      – В какую комнату мне все это отнести? – повторил он. Куин открыла рот, чтобы сказать что-нибудь резкое, но тетя опередила ее:
      – Третья дверь налево.
      Легко подхватив багаж, будто сумки ничего не весили, Питер прошествовал в холл. Сначала было слышно, как он тяжело ступал в своих кроссовках по непокрытым ступенькам, а потом, как скрипнули половицы на втором этаже.
      – Питера послал сам Бог, – сказала тетя. – Последние два дня, как меня выписали из больницы, он был особенно внимателен. Сходить принести что-то, помочь по дому, ты же понимаешь.
      И снова Куин почувствовала себя виноватой. Она сделала все возможное, чтобы приехать как можно скорее, но все равно оказалась дома слишком поздно. Прошло уже десять дней с тех пор, как тетя упала, а ей сообщили обо всем только три дня назад.
      – Надеюсь, вы подружитесь, – продолжила тетя. Наверху раздавались шаги Питера. Куин чуть было не сказала, что ей трудно представить этого неприятного субъекта своим другом, но передумала. Он хорошо относился к тете. С ее стороны было очень нелюбезно не испытывать благодарности. Конечно, теперь, когда она снова дома, его помощь не понадобится.
      Куин услышала, как Питер тяжело спустился по лестнице и через мгновение вошел в гостиную. И снова не обращая внимания на Куин, он обратился к тете:
      – Как я понимаю, вам не терпится наверстать упущенное. Я загоню машину в гараж и пойду к себе.
      Его комната, хоть и была частью дома, выход имела на улицу. Давным-давно дверь, соединяющую комнату с домом, замуровали. Теперь Питеру приходилось обходить дом и входить в свое жилище через боковое крыльцо.
      – Но, Питер, я рассчитывала, что ты останешься к ужину. Элинор помогла мне приготовить твое любимое блюдо – рагу по-ирландски.
      – Спасибо, но думаю, что тебе и… Куин хочется побыть вдвоем.
      – С клецками, – добавила Фиона. В ее пронзительных голубых глазах светился озорной огонек.
      Питер ухмыльнулся, и Куин поразилась перемене в его лице. Вся его суровость улетучилась, он помолодел на несколько лет.
      Она думала, что ему уже около сорока, но теперь поняла, что ошибалась. Ему было не больше тридцати пяти.
      Видя, как трепетно он относится к тете, Куин была готова простить ему грубость и неприветливость. Может, у него просто был плохой день? К тому же вряд ли ему доставило удовольствие ехать в аэропорт в такой холод. Человек невиновен, пока не доказана его вина, поэтому она изо всех сил постарается быть с ним милой. Если не ради себя, то хотя бы ради тети.
      – Ты действительно знаешь, чем можно соблазнить мужчину. – В его голосе слышалась мягкость, которой не хватало, когда он обращался к Куин. – Думаю, мне все-таки лучше уйти. У меня размораживается стейк, а в микроволновке лежит огромная печеная картофелина.
      – Ну что ж, спасибо за то, что встретил Куин.
      – Не стоит благодарности.
      Питер наклонился и чмокнул Фиону в щеку, потом повернулся к Куин. Улыбка погасла, и глаза снова превратились в колючие зеленые льдинки.
      – Был очень рад познакомиться с вами, – холодно сказал он.
      Прежнее раздражение и негодование вернулись к ней с удвоенной силой. Но она постаралась, чтобы голос не выдал ее Эмоций.
      – Я ценю, что вы приехали за мной.
      – Говорю же, не стоит благодарности.
      Он снова улыбнулся Фионе и вышел.
      Куин почувствовала облегчение. Выкинув Питера Кимбла из головы, Куин подошла к тете:
      – Дорогая тетя Фиона. Я так рада, что я снова здесь. Старушка снова заключила племянницу в объятия. Куин вдохнула знакомый запах пудры. Как она скучала по тетушке все эти годы!
      Возможно, она нервничает и не находит себе места из-за предстоящей встречи с Робертом и Морин.
      Возможно, ей жаль, что она так долго не появлялась дома. И, возможно, она сожалеет, что именно несчастье, случившееся с тетей Фионой, привело ее в Шагрин-Фоллз.
      Но, несмотря на все это, Куин была невероятно рада находиться здесь, с женщиной, которая любила и воспитывала ее в то время, когда она отчаянно в этом нуждалась. Так что она крепко обняла тетю в ответ, поцеловала ее в морщинистую щеку и аккуратно высвободилась из ее объятий.
      – Кажется, ты что-то говорила про рагу по-ирландски? Тетя сняла очки и украдкой вытерла слезы. Если бы Куин сама не была так же взволнована, она бы засмеялась. Фиона гордилась тем, что никогда не плакала. «Нельзя впустую растрачивать слезы», – любила повторять она. Когда Куин была маленькой и плакала из-за чего-то, тетя бежала за чашкой со словами: «Подожди-ка, не будем терять эти слезы!» Она подставляла чашку к подбородку Куин, чтобы не потерять ни слезинки, и слезы высыхали как по волшебству.
      Вспомнив это, Куин улыбнулась и тихо сказала:
      – Может, принести чашку? Надев очки, Фиона резко ответила:
      – Не надо никаких чашек. Ты проголодалась?
      – Умираю от голода. Не могу есть во время полета.
      По правде говоря, она слишком нервничала, чтобы есть. Фиона прищурилась.
      – Сними-ка пальто и дай мне взглянуть на тебя. Готова поспорить, ты совсем похудела. Куин выполнила ее просьбу.
      – Я так и думала. Слишком тощая. Ну, ты попала в надежные руки. Глазом не успеешь моргнуть, как поправишься.
      – Я вся в тебя, ты же знаешь, – сказала Куин.
      – Ничего подобного! – заявила тетя. – Даже во времена своей молодости я не была такой хорошенькой! – В ее голубых глазах снова мелькнул озорной огонек. – Да что происходит с мужчинами по ту сторону океана? Я думала, у шведов хороший вкус. Почему у тебя до сих пор нет пары?
      – У меня есть пара, – сказала Куин, – только он не швед. Он американец, дипломат при министерстве иностранных дел.
      Как только эти слова сорвались с губ, ей захотелось дать себе пинка. Проклятие! Она ведь еще ничего не решила насчет Джима.
      – Чудесно, Куин! Это серьезно?
      – Не знаю. Собираюсь обдумать, пока я здесь.
      Джим Джордан хотел жениться на Куин, и она пообещала дать ему ответ по возвращении. Фиона кивнула.
      – Пойдем на кухню поужинаем, и ты сможешь мне все рассказать. – Она широко улыбнулась. – И о своем парне тоже.

      Соблазнительные запахи доносились из задней части дома, где располагалась большая старомодная кухня. Из маленькой гостиной Куин проследовала за тетиным инвалидным креслом по коридору на кухню. «О, как мне этого не хватало», – думала она, в то время как взгляд ее скользил по комнате. Привычная домашняя обстановка: поцарапанное кленовое кресло-качалка около камина, старая пестрая кошка Дейзи, дремавшая у огня. Медный чайник на плите, кастрюля с дымящимся рагу, помидоры на подоконнике над раковиной, выцветший линолеум на полу, плетеные коврики, которые тетя производила в невероятном количестве – некоторые она даже посылала Куин в Стокгольм.
      Везде, где останавливался взгляд, Куин видела что-то знакомое, что-то вызывающее воспоминания, трогающее сокровенные струны ее души.
      Тетушка подъехала к плите и попыталась помешать рагу.
      – Перестань, тетя Фиона! – Куин потянулась за деревянной ложкой. – Я сама.
      – Ненавижу это, – пробормотала старушка. – Почему так получается? Ведь я всегда думала о том, как ты приедешь и я буду заботиться о тебе. А получилось наоборот.
      – Мне нравится о тебе заботиться.
      – Если бы я не сломала эту дурацкую ногу, – продолжала ворчать тетя, – рагу стояло бы на столе в мгновение ока.
      Покачав головой, Фиона подъехала к столу. Она довольно терпеливо ждала, пока Куин помешала пищу, выключила газ и начала накрывать на стол. Куин разложила еду по старинным тарелкам из голубого китайского фарфора, которые принадлежали ее семье с незапамятных времен.
      Ставя их на стол, Куин улыбнулась. «В мгновение ока». Она не слышала этого выражения с тех пор, как покинула Шагрин-Фоллз. Нарезав свежеиспеченный хлеб – несомненно, работа Элинор, – Куин опустилась на один из кленовых стульев, стоявших у стола.
      Она коснулась клеенки на фланелевой подкладке, которой тетя всегда покрывала стол, чтобы защитить мягкую древесину. Ее взгляд задержался на вращающемся подносе в середине стола. На нем стояли перечницы, солонки, подставка для бумажных салфеток, сахарница и стеклянный стаканчик с чайными ложечками.
      Все осталось по-прежнему.
      Куин была дома. В своем гнездышке на День благодарения.
      И на Рождество.
      Перед домом группа деревьев образовывала треугольник. Сколько раз за прошедшие годы Куин представляла их увешанными новогодними игрушками и сверкающими огнями! В памяти всплывал образ людей, поющих хоралы при свете свечей – традиция в их городке. Сколько раз представляла она давку и сутолоку на Мэйн-стрит, волнение и ожидание праздника, которыми, казалось, был пропитан воздух!
      Каждый год она тосковала по дому, тосковала по огромной голубой ели, растущей во дворе перед домом, опутанной сотнями крошечных белых огоньков, тосковала по запаху сосновой хвои, жареной индейки и тыквенного пирога.
      Рождество!
      Время любви и надежды, но также и напоминание о самом болезненном периоде в ее жизни. Сладостно-горькие воспоминания о последнем Рождестве в Шагрин-Фоллз охватили ее, но она постаралась отогнать их от себя.
      Сейчас не время вспоминать то Рождество. Позже, в одиночестве, она сможет подумать о прошлом, если захочет. Подумать о сестре и ее муже и обо всем, что произошло между ними.
      Только не сегодня. Сейчас ей хотелось насладиться радостью от пребывания дома.
      Но было трудно оставаться счастливой, потому что неприятные чувства, которые Куин, казалось, давным-давно поборола, отказывались покинуть ее, и, оглядываясь назад, она чувствовала себя слабой и уязвимой.
      Куин убеждала себя, что волновалась потому, что очень скучала по тете и по дому, а болезненные воспоминания и мысли о том, что завтра она, возможно, увидит Роберта, не имели никакого отношения к ее нервозности. О Боже, пусть это окажется правдой!
      – Ну же, девочка, ешь.
      Тетя пристально взглянула на племянницу.
      Куин очнулась от своих мыслей.
      – Извини, тетя Фиона. Я как раз вспоминала… о многом.
      Ясные глаза старушки, казалось, заглянули Куин прямо в душу. Ее взгляд смягчился.
      – Все будет хорошо, поверь мне. Куин сглотнула.
      – Правда?
      – Да, сама увидишь. – Тетя улыбнулась, в ее глазах светилась неподдельная любовь. – Ты сильная, девочка. Ты справишься.
      Куин ощутила прилив ответной любви. Тетя всегда понимала ее чувства. Слова для этого были не нужны. Родители Куин погибли из-за того, что их лодка потерпела крушение на озере Эри. В тот день Фиона утешала и ее, и Морин, хотя понимала, что шестилетняя Куин нуждалась не только в объятиях и поцелуях. Она посадила ее к себе на колени и прошептала:
      – Не бойся, Куин. Я всегда буду тебя любить и никогда не оставлю тебя.
      С тех пор их связывали особые узы. Куин потянулась через стол и сжала тетину руку.
      – Я люблю тебя, – мягко сказала она. – Извини, что я так долго не приезжала домой.
      – Не важно. – В голосе тетушки слышались хриплые нотки. – Теперь ты дома. Вот и все, что имеет значение.

* * *

      Куин лежала в кровати, уставившись в потолок. Она считала завитки в узорах, которыми тот был расписан, и лениво размышляла, сколько раз она делала то же самое раньше.
      В окна лился солнечный свет. Вчера вечером она не позаботилась о том, чтобы закрыть ставни. Тетя временно переехала в комнату на первом этаже. После того как Куин помогла старушке улечься в постель, она разделась в большой старомодной ванной комнате, долго лежала в горячей ванне, а затем на цыпочках прошла в залитую лунным светом спальню. Она совсем обессилела, но, даже забравшись в старую кровать и зарывшись в одеяла, долго не могла заснуть. Воспоминания отказывались оставить ее в покое.
      Она взглянула на часы, лежавшие на прикроватном столике. Уже девять! Боже мой, она собиралась встать намного раньше! Куин откинула одеяла и вылезла из постели. Всего день дома, а уже не справляется с заботой о тете. Куин была уверена, что Фиона давным-давно встала. Понадобилось бы что-то посерьезнее, чем сломанная нога, чтобы удержать ее в постели сразу после рассвета. Она уже, наверное, приготовила завтрак и бог знает что еще. Это в ее духе.
      И действительно; когда через пять минут Куин спустилась на кухню, тетя сидела за столом в инвалидном кресле. Перед ней стояла чашка кофе и лежал свежий выпуск «Кливленд плэй дилер». Старушка подняла глаза и улыбнулась:
      – Доброе утро! Хорошо спала?
      Как Куин и рассчитывала, тетя была полностью одета, накрашена и аккуратно причесана.
      – О да, я хорошо спала, но чувствую себя ужасно! Я давно должна была встать.
      – Зачем? – спросила Фиона. Она поднесла к губам чашку и сделала глоток.
      – Я должна заботиться о тебе, – Куин подошла к кухонному столу и налила себе кофе из полупустого стеклянного кувшинчика, который подогревался в кофеварке, – а не спать.
      – То, что я сломала ногу, еще не означает, что обо мне постоянно нужно заботиться, – нежно улыбнулась Фиона. – По правде говоря, мне не нужен сторож, особенно если учесть, что Питер и Элинор всегда рядом. Мне просто хотелось, чтобы ты приехала домой, вот и все. А это был хороший предлог, чтобы вызвать тебя сюда. Я могу делать все, вот только не могу дотянуться до этой проклятой плиты!
      Куин знала, что тетя права. Вчера вечером она имела возможность увидеть – Фиона со многим справляется сама. Но Куин по-прежнему чувствовала себя виноватой.
      – Пусть так. Но я здесь и больше не намерена так долго спать.
      Она села за стол напротив тети. Отхлебнув кофе, Куин услышала звук шагов на заднем крыльце. И она, и тетя одновременно подняли глаза. Через секунду Питер Кимбл постучал в заднюю дверь.
      – Куин в раздражении поставила чашку на место. Что ему нужно? Разве он не может в это утро оставить ее наедине с тетей? Она собиралась встать, но Фиона остановила племянницу, положив ладонь на ее руку.
      – Входи, Питер, – позвала тетя, – дверь открыта.
      Куин подавила желание сказать что-нибудь неприятное. Питер вошел в комнату. В это утро на нем были узкие джинсы, облегавшие сильные ноги, и фланелевая рубашка в клетку, накинутая поверх водолазки с горлом. В правой руке красовалась коробка из местного магазина, торговавшего пончиками.
      Он принес с собой струю свежего воздуха, и Дейзи, которая грелась в лучах солнца, поднялась с пола с царственным видом и с высоко поднятым хвостом направилась к камину. Куин подумала о том, как бы ей хотелось также уйти, проигнорировав Питера Кимбла.
      – Доброе утро, – сказал он. Его холодные зеленые глаза на мгновение встретились с глазами Куин, прежде чем остановиться на лице Фионы. Он широко улыбнулся: – Принес тебе свежих пончиков.
      Фиона улыбнулась в ответ и взглянула на Куин:
      – Он знает, что я сладкоежка.
      Куин хотела быть более доброжелательной по отношению к Питеру Кимблу. Она знала, что вела себя по-детски, но ее возмущала заботливость постояльца. Именно она должна была сделать что-то особенное для Фионы в это утро. Вспомнить, как тетушка любит свежие пончики. Куин выдавила из себя слабую улыбку:
      – Ужасно мило с вашей стороны.
      Когда Питер снова взглянул на нее, его улыбка исчезла, как будто кто-то опустил невидимый щит. Он пожал плечами:
      – Скорее всего я сам съем половину.
      Он поставил коробку на стол. Фиона засмеялась:
      – Это точно. Когда дело касается еды, Питеру нет равных.
      Куин стиснула зубы. Неужели ей придется пререкаться с Кимблом каждый день, пока она дома? Ах нет! Сегодня суббота. В понедельник у него уроки в школе. Настроение улучшилось.
      – Угощайся кофе, Питер, – сказала тетя.
      Когда он подошел к кофеварке, Куин заметила, что на постояльце снова все те же старые кроссовки. В его-то возрасте следовало перестать быть ребенком и надеть пару хороших ботинок.
      «Ну вообще-то на тебе сейчас тоже любимые „Рибок“.
      Почему этот человек так раздражал ее?
      Питер без приглашения отодвинул стул, сел и подтолкнул локтем коробку с пончиками к Фионе. Тетушка открыла ее.
      – Ой, да они еще теплые. Как я люблю именно такие! Она попробовала один.
      Питер пододвинул коробку к Куин. Их глаза на мгновение встретились.
      – Попробуйте.
      – Нет, спасибо. – Ей не хотелось доставлять ему удовольствие, кушая эти дурацкие пончики. Она резко встала. – Пожалуй, я приготовлю себе овсянки.
      – В буфете есть овсянка быстрого приготовления, – сказала тетя.
      Куин пристально взглянула на Фиону:
      – Быстрого приготовления? Я помню время, когда на этой; кухне можно было съесть только что-то, приготовленное на скорую руку.
      Она не могла сдержать смех при виде тетиного сконфуженного лица. Куин наклонилась и поцеловала ее в щеку.
      – Все в порядке! Я просто тебя дразню. Я сама ем овсянку быстрого приготовления.
      Глаза Куин уловили мимолетный взгляд Питера. Удивительно, но он улыбнулся ей! И снова ее поразило, насколько улыбка меняла этого человека: Она поймала себя на мысли, что улыбается в ответ. Странно, ее почему-то охватило волнение, и она поспешно отвела взгляд.
      Пока Куин готовила кашу, Питер и тетя мило болтали. Только она переложила овсянку в миску поменьше, как раздался шум мотора.
      – Похоже, кто-то едет, – сказала она, подойдя к окну. Темно-зеленый «мерседес» затормозил напротив гаража.
      Куин с любопытством наблюдала, как водитель открывает дверцу. И тут ее сердце подпрыгнуло, так как из машины показалась фигура Роберта Блэнкеншипа. Несколько мгновений спустя из другой двери появилась ее сестра, Морин. Двое детей, племянница и племянник, которых Куин знала только по фотографиям, выбрались из задних дверей.
      – Это Морин и Роберт, – сказала она, удивляясь, что голос звучал абсолютно нормально, в то время как внутри ее будто резали на куски. Она рассчитывала на то, что подготовится к приезду родственников. Куин не была уверена, что готова сейчас увидеть их, особенно после наплыва чувств, который она пережила вчера вечером.
      Фиона кивнула:
      – Я так и думала, что они приедут с утра.
      Куин наблюдала за тем, как маленькая семья приближалась к заднему крыльцу. Поверх темного костюма на Роберте было темно-синее пальто, светло-русые волосы блестели в утреннем свете. Морин выглядела очень элегантно в длинной черной юбке, коротком жакете, отороченном бобровым мехом, и узких сапожках на высоком каблуке. Ее легкие светлые волосы были аккуратно уложены, в ушах сверкали бриллиантовые сережки-гвоздики. Дети были одеты более небрежно: теплые зимние свитера, джинсы и теннисные туфли.
      Куин поставила миску с овсянкой на кухонный стол. В горле у нее пересохло. Стоя спиной к Питеру и тете, она пыталась совладать с нахлынувшими чувствами. Настал момент, которого она боялась столько времени.
      Куин сделала глубокий вдох и сказала себе, что выдержит эту встречу. В конце концов, она уже давно не любит Роберта. За десять лет многое изменилось. Она счастлива, рядом с ней замечательный мужчина, который ее любит и хочет жениться. Морин и Роберт больше не причинят ей боли.
      Успокоившись, Куин повернулась к двери. Несколько мгновений спустя задняя дверь распахнулась, и первым в дом вошел Робби, восьмилетний племянник Куин, а следом за ним и Джен, его шестилетняя сестра. Куин взглянула на детей, и, несмотря на все, что она себе внушала, в груди образовался болезненный комок.
      Она всегда хотела детей. Даже в детстве для нее не существовали Барби. Она предпочитала розовощеких пупсов с толстыми ножками и мечтала о том дне, когда у нее появится настоящий ребенок, которого она будет одевать, кормить и нежно прижимать к себе.
      – «Если бы я вышла замуж за Роберта, эти дети были бы моими», – как громом поразила ее эта мысль.
      Робби и Джен были прелестны. Оба светловолосые, как и их родители. У обоих голубые глаза, правда, у Робби светло-голубые, как у матери, а у Джен темно-синие, как у отца. Оба розовощекие крепыши.
      Робби поздоровался:
      – Привет, тетя Фиона. Привет, Питер.
      – Привет, дружище, – ответил Кимбл.
      Робби перевел взгляд на Куин и нерешительно улыбнулся. Именно таким она представляла Роберта в детстве. Темные глаза Джен тоже смотрели на незнакомую тетю. Куин видела в девочке себя. Думать о том, что этот ребенок, ребенок Морин, выглядел так же, как и Куин в детстве, было невероятно больно.
      Тем временем в дом вошли Роберт и Морин. Куин, пытаясь оттянуть момент встречи, присела на корточки перед Джен:
      – Привет, Джен. Я тетя Куин.
      Девочка улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки, в точности как у матери.
      Робби подошел к ним:
      – Я Робби.
      Куин посмотрела в дружелюбные глаза мальчика:
      – Да, я знаю. Привет, Робби.
      – Привет. – Он протянул правую руку. Они важно обменялись рукопожатием. Сзади раздавались голоса Морин и Роберта. Роберт говорил:
      – Здравствуй, тетя Фиона! – И через секунду: – Кимбл. Затем поздоровалась Морин:
      – Привет, тетя Фиона. Как нога? Привет, Питер. Как хорошо, что я тебя встретила. Как прошел эксперимент?
      Куин не слышала, что отвечали Питер и Фиона. В голове крутились воспоминания, она глубоко вздохнула, пытаясь выбраться из водоворота чувств. Наконец поняла, что момента истины не избежать, и встала, взглянула на Морин. Куин точно не знала, что ожидала от сестры в их первую встречу. Сожаления? Раскаяния? А может, вызывающего поведения?
      Но ничего такого не было. Напротив, встретившись взглядом с Морин, Куин уловила в глубине ее голубых глаз что-то вроде неуверенности. Но, едва появившись, она исчезла, и Куин подумала, что это был всего лишь плод ее воображения. Должно быть, так оно и было, потому что Морин всегда и во всем была уверена.
      – Здравствуй, сестренка. Бог мой, да мы стали совсем большими! – сказала Морин. Тон был насмешливо-изумленным.
      – Здравствуй. – Куин изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал так же легко и непринужденно. – Ты совсем не изменилась.
      Любой, кто видел Морин впервые, никогда бы не догадался, что ей тридцать пять и у нее двое детей. Свежая кожа цвета сливок, как у юной восемнадцатилетней девушки, – во всяком случае, Морин даже похорошела со времени их последней встречи.
      Глядя на сестру, Куин почувствовала, что к ней возвращается ее прежняя неуверенность в себе. Она всегда знала, что в семье была неприметным воробышком – тихая, погруженная в книги и слишком худая. В то время как Морин была ослепительной красавицей – Каролинской уткой или сойкой – бойкой и яркой. На нее невозможно было не обратить внимания.
      Совершенно невозможно.
      Морин улыбнулась. В какой-то момент Куин испугалась, что сестра попытается ее обнять. Она знала, что не выдержит этого, но все обошлось. В душе Куин мириады чувств сменяли друг друга, в то время как она рассматривала Морин. Сердце ее продолжало тяжело биться, как будто любовь и ненависть боролись в нем за власть. Нахлынули детские воспоминания. Ей вспомнилось время, когда она обожала сестру и бегала за ней как хвостик.
      Роберт откашлялся. Куин неохотно перевела взгляд. Он подошел к ней и улыбнулся:
      – Куин, как замечательно, что ты снова здесь.
      – Здравствуй, Роберт.
      Он заколебался на долю секунды, затем нагнулся и поцеловал ее в щеку. Куин оцепенела, но поцелуй длился всего мгновение. Она была в полной растерянности.
      – Мы не ожидали, что вы так рано приедете, – сказала Фиона.
      – У нас назначена встреча с адвокатом в половине одиннадцатого, – сказала Морин. – И мы надеялись, что сможем оставить детей здесь на пару часов. – Она послала Куин одну из своих ослепительных улыбок. – Пусть тетя Куин познакомится с племянниками.
      Куин почувствовала приступ раздражения. Хотя ей хотелось познакомиться с детьми поближе без всепоглощающего присутствия их родителей, она знала, что на самом деле скрывалось за словами Морин. Привезя детей сюда, Морин, как всегда, думала только о том, что ей так будет удобнее, и ни о чем другом.
      – Мы вернемся к обеду, – сказал Роберт. – Купим по пути пиццу или что-нибудь в этом роде.
      – Устроим вечеринку, – поддержала его жена. – Отпразднуем возвращение Куин домой. – Она искоса взглянула на сестру. – Снова одна большая счастливая семья.
      Куин хотелось бы быть умнее. Какое это было бы удовольствие, срази она Морин остроумным ответом или саркастическим замечанием.
      Морин повернулась к Кимблу:
      – Питер, ты все еще будешь здесь, когда мы вернемся? В ее тоне ясно читалось: «Я надеюсь».
      – Скорее всего нет. У меня много дел.
      – Ох, очень жаль. Я хотела, чтобы ты мне все рассказал об эксперименте. Детям понравилось?
      – Да, понравилось. Он имел оглушительный успех. Не знаю, как тебя и благодарить.
      Морин одарила его ослепительной улыбкой.
      – Разве я не говорила? – засмеялась она. – Это будет тебе уроком. Мне надо верить. Питер широко улыбнулся:
      – Хватит мне об этом напоминать.
      Куин украдкой взглянула на Роберта, пытаясь понять, что он думает о чересчур дружеских отношениях между своей женой и Питером. Она не удивилась, увидев, что он стиснул зубы, а его глаза превратились в узкие щелки. Конечно, поведение Морин не удивило Куин. Сестра никогда не могла спокойно пройти мимо любого мужчины в радиусе десяти футов.
      – О каком эксперименте идет речь? – спросила Фиона. Все еще широко улыбаясь, Питер ответил:
      – Я случайно упомянул в разговоре с Морин, что один из моих учеников, Джейсон Эндовер, решил, что не хочет идти в колледж. Его родители были вне себя. Похоже, парень нашел работу на полставки в магазине готового платья, ему предложили место менеджера, и он хочет его принять. Я пытался поговорить с Джейсоном, но он ничего и слышать не хотел. Только повторял, что ему предложили огромные деньги. Это его совершенно ослепило.
      – Как бы то ни было, – перебила Морин, – я предложила Питеру провести в классе эксперимент. Разделить класс на три-четыре команды, выделить каждой определенную сумму денег, и они должны были полностью обеспечивать себя на эти деньги.
      – Сумма денег, которую получила каждая команда, была почти равна сумме, которую Джейсон должен был зарабатывать за месяц, – добавил Питер. Он взглянул на Морин: – И ты оказалась права. У детей открылись глаза, когда они обнаружили, что тысяча долларов в месяц не так уж и много, после того как им пришлось платить за квартиру, коммунальные услуги, телефон, газ, машину, еду, оплачивать страховку.
      – А что же Джейсон? – спросила Фиона. – Ему эксперимент тоже открыл глаза?
      – Ну да, – ответил Питер. – В конце концов он решил, что колледж – это не так уж плохо.
      – Готова поспорить, его родители считают тебя волшебником, – сказала Морин.
      – Но я и есть волшебник. Морин закатила глаза:
      – Мужчины! Всегда пытаются приписать себе чужие заслуги!
      Она засмеялась и с теплотой взглянула на Питера.
      Куин чувствовала себя лишней. Теперь ей все стало ясно. Очевидно, что Питер и Морин были друзьями. Скорее всего сестра понарассказывала ему всяких историй о Куин. Неудивительно, что он так странно себя вел прошлым вечером.
      – Пойдем, Морин, – сказал Роберт.
      – Да, дорогой, – сладким голосом произнесла Морин. Куин заметила, что, поворачиваясь, она подмигнула Питеру. Куин не могла понять, кто ее раздражал больше – сестра или Питер Кимбл, который, как и все мужчины, был совершенно очарован этой вертихвосткой.
      Наконец Роберт и Морин ушли. Скинув куртки, дети попросили у Фионы разрешения посмотреть мультфильмы. Куин проводила их в гостиную и включила телевизор, оттягивая возвращение на кухню. Но сколько ни оттягивай, а пришлось вернуться на кухню к уже остывшей овсянке.
      Она надеялась, что Питер Кимбл уже ушел. Ей нужно было время, чтобы разобраться в своих чувствах. Она не хотела, чтобы его холодные оценивающие глаза осуждающе наблюдали за ней. Куин не хотелось притворяться, что ее семья была абсолютно нормальной.
      Но он не ушел.
      Когда их глаза снова встретились, Куин стало интересно, что он думает. Интересно, сравнивает ли он ее с Морин и может ли она с ней конкурировать. И еще ей было интересно, имел ли он представление о проблемах в их семье.

* * *

      Питер не выносил Роберта Блэнкеншипа. С первого дня их знакомства он считал его слишком льстивым. Питера поражало, что Роберт никогда не называл его по имени, а всегда обращался к нему: «Кимбл». Питер догадывался, что муж Морин был отнюдь не глуп. Он знал, что Питер его недолюбливает, и его нежелание называть его по имени скорее всего было подсознательной реакцией на это.
      Питера всегда удивляло, что привлекло Морин в Роберте Блэнкеншипе. Может, внешность? Да, его можно было назвать красивым, хотя модельная внешность никогда не нравилась Питеру. Всякий раз, когда он видел Роберта, у него закрадывалось подозрение, что тот, наверное, выливал на себя целый флакон лака для волос, чтобы казалось, будто он только что от парикмахера. Должно быть, парень тратил целое состояние на одежду. Питер готов был поспорить, что костюм, в котором Роберт появился в это утро, стоил больше, чем Питер зарабатывал за неделю.
      Одно время Кимбл тоже обращал внимание на свою одежду и прическу. Да, когда-то он переживал из-за многих вещей, пока не понял, что все это, в сущности, чепуха. Теперь он придавал значение всего двум вещам. Цельности человеческой натуры. И семье. Но так получилось, что Питер лишился и того, и другого.
      Целью его жизни стало вновь обрести хотя бы одну из утерянных ценностей. Вторая – семья – была утеряна для него навсегда.
      Наблюдая за встречей Куин Риордан с сестрой и се семьей за выражением ее глаз, Питер вспомнил свои чувства в то роковое утро. Вспомнил, как очнулся в больнице, вспомнил душераздирающую боль, когда ему сказали, что его жена, Кристина, и его прелестная дочурка, Аманда, погибли.
      Погибли, потому что он посчитал необходимым поехать на дурацкую вечеринку. Погибли, так как он думал, что заработать кучу денег важнее, чем позаботиться о безопасности семьи и обратить внимание на прогноз погоды. Погибли из-за его эгоизма, глупости, из-за того, что он думал только о себе.
      Питер пристально взглянул на Куин, когда та снова вошла в кухню. Показалось ли ему, или он действительно увидел боль в ее глазах? Нет, не показалось. Его взгляд скользил по ее лицу. Глаза выдавали напряжение, и, как она ни старалась придать своему лицу непринужденное выражение, в ее хрупкой фигурке сквозила такая незащищенность и уязвимость, что все это только усиливало его подозрения. Что-то было не так.
      Чёрт побери, он знал, что было не так! Все время, когда он встречался и беседовал с Морин, та избегала разговоров о сестре. Всякий раз, когда он упоминал Куин, она замолкала или говорила что-то вроде: «Мы с Куин не были близки». Это уже о чем-то говорило.
      Питер решил, что, как только они с Фионой останутся наедине, он попробует выведать, в чем тут дело. Он взглянул на старушку и заметил, что в глубине ее глаз прячется тревога. Тетушка тоже пристально смотрела на Куин.
      Он снова перевел взгляд на Куин. Та ковыряла ложечкой остывшую овсянку. Поколебавшись, она подошла к кухонной раковине и выкинула туда содержимое миски.
      Никто не проронил ни слова. Часы на кухне тикали, отсчитывая убегающее время. Старый дом стонал в такт порывам северного ветра. Даже Дейзи, которая как раз умывалась, оторвалась от своего занятия и взглянула вверх. В ее желтых глазах светилась подозрительность, словно она чувствовала напряженность, витавшую в воздухе.
      Куин подошла к холодильнику и вынула пакет молока, налила себе в чашку и поставила на кухонный стол. Усевшись, она протянула руку за пончиками.
      – Я передумала.
      В ее глазах ясно читалось: «Вы что-то хотите сказать по этому поводу?»
      Питер широко улыбнулся. Дело принимало интересный оборот.

      Почему он не ушел? Куин сконцентрировалась на этом вопросе, надеясь, что Питер почувствует исходящие от нее флюиды, но он, казалось, приклеился к стулу и не замечал, что его присутствие нежелательно. Кимбл выпил вторую чашку кофе и съел еще пару пончиков. И, как показалось Куин, он постоянно, даже разговаривая и обмениваясь шутками с тетей, исподтишка наблюдал за ней.
      «Иди домой. – Она продолжала попытки передать ему свое мысленное послание. – И прекрати на меня смотреть».
      Когда она уже начала думать, что он поселился здесь на всю оставшуюся жизнь, Питер отодвинул стул и встал.
      – Ну, я, пожалуй, пойду. Сегодня у меня полно дел.
      Он подошел с кружкой к раковине, ополоснул ее и поставил сушиться.
      Даже это маленькое проявление заботы вызвало у Куин раздражение. Чувствовалось, что у Питера с тетей очень близкие, семейные отношения.
      Он задержался на мгновение, перегнувшись через кухонный стол. Косые лучи солнца, врывавшиеся в окно над раковиной, падали на его волосы, и в них вспыхивали рыжеватые блики. Он действительно вел себя так, будто дом принадлежал ему, и, по всей видимости, тетушку поведение постояльца не смущало.
      – Фиона, – спросил он, – тебе купить что-нибудь в супермаркете или в скобяной лавке? Старушка покачала головой:
      – Нет, вчера Элинор купила все необходимое. Но все равно спасибо.
      Он взглянул на Куин:
      – А вам? Могу купить что-нибудь по пути.
      – Что-то ничего не приходит на ум.
      Вообще-то ей нужно было кое-что из туалетных принадлежностей, но она пойдет и купит их сама. Ей не хотелось быть обязанной Питеру Кимблу даже за такую мелочь.
      – Ну что ж, я пойду, – сказал он. – До встречи. Как только дверь за ним закрылась, Куин почувствовала невероятное облегчение. В Питере было что-то вызывающее беспокойство, даже когда он был с ней мил. Его взгляд был слишком внимательным, а в данном случае это было совсем ни к чему. Ей становилось все труднее скрывать свои чувства, особенно после недавней встречи с Морин и Робертом.
      – Все в порядке, Куин? – спросила тетя, когда они остались одни.
      – Да, в порядке.
      Лгунья.
      – Знаю, тебе тяжело было видеть Морин и Роберта, но ты прекрасно держалась.
      – Правда?
      Куин перехватила сочувствующий взгляд тетиных глаз.
      – Да, правда. Самое худшее уже позади. Теперь всякий раз, как ты их будешь видеть, тебе будет становиться все легче. Обещаю.
      Куин кивнула. Как бы ей хотелось быть столь же уверенной в этом! Повернувшись спиной к Фионе, она сказала:
      – Давай-ка я вымою посуду.
      Следующие пятнадцать минут Куин занималась тем, что мыла грязную кухонную утварь. Наконец самообладание вернулось к ней, и она проследовала за тетей в гостиную.
      Фиона взяла сумку с вязаньем и вскоре уже вязала что-то похожее на красный свитер, Куин уселась рядом на диван, откуда могла рассматривать детей, пока те смотрели телевизор.
      Время от времени Робби или Джен начинали смеяться над ужимками героев мультфильмов, и Куин ловила себя на том, что тоже улыбается. Дети были просто очаровательны. Она опасалась, что они окажутся испорченными и невоспитанными, так как не очень-то верила в материнский талант Морин. Но, похоже, Морин и Роберт были хорошими родителями.
      Джен. Всякий раз, как Куин смотрела на девочку, в ее груди все сжималось. Даже имя Джен напоминало о том, что Куин многое упустила за прошедшие годы. Джен назвали в честь их с сестрой матери, Дженет. Куин всегда думала, что если у нее родится девочка, то она назовет ее Дженет, но Морин и здесь ее опередила.
      Джен хихикнула, и боль в груди Куин усилилась. Она так сильно хотела иметь ребенка! Она взяла диванную подушку и крепко прижала к себе.
      «Еще не поздно завести детей. Все, что нужно сделать, – это выйти замуж за Джима».
      Джим терпеливо ждал, пока она примет решение. Он ждал уже много месяцев. Она знала, что он мог ждать целую вечность. Положив подбородок на подушку, Куин думала, почему не могла ответить «да» и покончить со всем этим. Что с ней такое? Почему его предложения было недостаточно?
      И снова, в тысячный раз, она начала перебирать в уме все причины, по которым ей стоило выйти за него замуж. Он привлекательный, зрелый, здравомыслящий мужчина, с ним весело. У него прекрасная работа и приличный заработок. Он мог предложить ей спокойную и стабильную жизнь. Джим любил ее и хотел детей. Прекрасный муж. Чего же ей не хватает?
      «Какой-то искорки. Ощущения, что вот она – твоя судьба. Чего-то волшебного».
      Куин вздохнула. К сожалению, она не любила Джима. Он ей нравился. Она уважала его, в его компании чувствовала себя легко и удобно. Как в добрых старых туфлях. В том-то и вся беда.
      Куин не нужны были старые туфли. Ей был нужен мужчина, который заставлял бы ее трепетать, а Джим не вызывал этих чувств. Она не мечтала о нем и не считала минуты в предвкушении встречи с ним. Когда он входил в комнату, сердце ее оставалось спокойным, а когда он обнимал или целовал ее, Куин не охватывали ни страсть, ни желание.
      «Ты знаешь, что ты идиотка? Многие женщины сделали бы все, чтобы заполучить Джима».
      Куин отбросила подушку. Внезапно устав от бесконечных споров со своим вторым «я», которые она вела уже много месяцев, Куин вскочила на ноги.
      Тетя посмотрела на нее поверх вязанья:
      – Что-то случилось?
      – Нет, просто я насиделась вчера в самолете. Места себе не нахожу. К тому же я еще не распаковала чемоданы. Не возражаешь, если я поднимусь к себе и займусь этим?
      – Почему я должна возражать?
      Куин пожала плечами. Она взглянула на детей. По экрану телевизора бежали титры, завершающие шоу, которое они только что посмотрели.
      – Пока ты распаковываешь вещи, может, мы испечем шоколадные пирожные с орехами? – предложила Фиона, улыбнувшись Джен, которая как раз повернулась к ним лицом.
      – Шоколадные пирожные! С орехами! – хором воскликнули дети.
      Куин улыбнулась. Когда она была маленькой и ей становилось скучно, тетя предлагала пойти на кухню и приготовить шоколадные пирожные. Ее охватила ностальгия. Хорошее было время.
      Джен, Робби и тетя вышли на кухню, а Куин медленно побрела наверх. Она понимала, что, возможно, лучше было бы пойти вместе с ними, но ей просто необходимо какое-то время побыть одной.
      Оказавшись в своей комнате, она начала распаковывать вещи. Куин старалась не обращать внимания на дурное предчувствие, которое только усиливалось, в то время как близился полдень. Ее страшила предстоящая встреча с сестрой и ее мужем. Мысль о том, что придется сидеть с ними за одним столом, пытаться поддерживать беседу, притворяться, что они действительно одна большая счастливая семья, как сказала Морин, причиняла Куин почти физическую боль. Если бы только они с тетей могли провести это время вдвоем! Почему Морин и Роберт живут так близко?
      Она тяжело вздохнула. Вешая одежду в стенной шкаф, который принадлежал ей с самого детства, она думала, что, может быть, для нее и Морин будет лучше поговорить начистоту. Сказать все, что они думают.
      Развесив одежду, Куин подошла к окну, выходившему на боковой двор. Она пристально смотрела на подъездную дорожку. За ней начинался двор Элинор Демпси. В песочнице пестрели детские ведерки и совочки. Куин мечтательно улыбнулась. Очевидно, внуки Элинор играли в этой песочнице. Интересно, много ли времени Робби и Джен проводят здесь, с Фионой, своей приемной бабушкой? Ей было интересно многое, чего она, как полагала, совсем не знала.
      Она столько упустила! Она отдалилась от семьи – от женщины, которая ее вырастила и которую она так любила, – и все из-за Морин. Все из-за сестры, которая всегда думала только о своих чувствах.
      Как ей пережить следующие два месяца? Как вынести постоянное присутствие Морин, Роберта и их детей?
      Пока она пыталась найти ответы на эти вопросы, на подъездной дорожке показался джип Питера. Она смотрела, как он ставит машину в гараж и, нагруженный бумажными пакетами, шагает к дому. Перед тем как скрыться из виду, он взглянул вверх, и Куин поспешила отойти от окна.
      По какой-то непонятной причине сердце ее бешено билось. Если бы Питер Кимбл увидел ее и понял, что она отошла, чтобы не быть замеченной, то посчитал бы ее сумасшедшей. Может, так оно и было.
      Куин злилась на свое дурацкое поведение: сначала позволила Морин задеть себя за живое, потом позволила Питеру Кимблу себя запугать! Она подошла к комоду и взглянула на себя в зеркало. Фу! Она была похожа на привидение – бледная, измученная и несчастная. Отвратительное зрелище! Куин взяла щетку для волос и несколько раз с силой провела ею по волосам.
      «Черт побери, Куин Риордан, прекрати вести себя как тряпка! Где твое самоуважение? То, что произошло между тобой и Морин, в прошлом. Все это уже не имеет значения, так зачем расстраивать себя? Если продолжать в том же духе, то Морин решит, что ты по-прежнему переживаешь из-за прошлого».
      Закончив причесываться, Куин взяла помаду и аккуратно накрасила губы, снова взглянула на себя в зеркало. Все еще не удовлетворенная, она нанесла на скулы немного румян. Вот. Так намного лучше. Теперь она снова была похожа на человека.
      Куин закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Спокойная и полная решимости показать сестре, что та больше не имеет над ней власти, Куин спустилась на первый этаж, на запах свежеиспеченных пирожных.
      Верные своему слову, Морин и Роберт вернулись домой в половине первого. В руках Роберт нес две большие коробки с пиццей, а Морин – литр кока-колы.
      – Ух ты, – воскликнул Робби, – шипучка, шоколадные пирожные и пицца! Куин фыркнула:
      – Похоже, с этим молодым человеком мы найдем общий язык.
      – Мама не разрешает нам пить шипучку, – доверительно сообщила Джен.
      Робби скорчил рожицу.
      – Она говорит, что это вредно для зубов.
      – Это вредно для зубов. – Морин взъерошила ему волосы.
      Робби широко улыбнулся, и сердце Куин снова сжалось.
      – Но так как сегодня особый случай, – заметил Роберт, – мне кажется, можно поступиться правилом.
      Морин скинула жакет. Под ним оказался светло-голубой свитер, подчеркивавший изгибы ее тела.
      – Можно, – сказала она, радостно улыбаясь Куин, – не каждый же день блудная дочь возвращается домой. – Тут она преувеличенно нахмурилась. – Хотя нет, не совсем так. Это я блудная дочь. А Куин святая. Не понимаю, как я могла перепутать.
      Все благие намерения Куин испарились. Не в силах больше сдерживаться, она посмотрела Морин прямо в глаза и сказала:
      – Вот уж не думаю, что ты в своей жизни что-то путала. Мне кажется, ты прекрасно контролируешь свои действия, и поступки. Ты делаешь и говоришь, что тебе хочется, несмотря на то что это может кого-то задеть.
      В кухне воцарилась мертвая тишина. Даже Морин, казалось, потеряла дар речи, потрясенная вспышкой Куин. Если бы все не было так серьезно, то ситуация могла показаться комичной. Сердце Куин бешено билось. Ей не верилось, что она все это сказала. Но она не жалела. Пусть сестра поймет для разнообразия, каково это – быть жертвой.
      Тем не менее она заметила смущение на лицах детей, и это не давало ей покоя. Дети ни в чем не виноваты. Они незаслуженно попали под перекрестный огонь между ней и Морин.
      Казалось, Морин и Куин не отрываясь смотрят друг на друга уже целую вечность. Но прошло всего несколько секунд. Затем Морин в своей характерной манере насмешливо улыбнулась и сказала как ни в чем не бывало:
      – Вы только посмотрите, у малышки Куин появились острые зубки!
      – Морин, – вмешался Роберт.
      – Девочки, – сказала Фиона.
      – Вы правы, – ответила Куин. – Сейчас не время и не место. Извини, тетя Фиона. Она подошла к буфету.
      – У тебя есть одноразовые тарелки?
      На протяжении всей трапезы дети болтали, а Фиона и Роберт всячески старались поддерживать непринужденную беседу. Но Куин не могла расслабиться. И при всей легкомысленности Морин она не думала, что сестра чувствовала себя так же непринужденно, как хотела казаться.
      Наконец с обедом было покончено, и Морин, Роберт и дети засобирались домой.
      – Пока, тетя Фиона! – попрощался Робби. Он повернулся к Куин: – Пока, тетя Куин!
      – До свидания, Робби.
      Джен подошла, чтобы обнять Фиону, потом робко сделала шаг к тете. Куин улыбнулась. Они обнялись, и Куин почувствовала, как ее захлестнула волна нежности.
      – До свидания, Куин, – сказал Роберт. – До скорой встречи.
      Роберт с детьми вышли, а Морин задержалась в дверях. Она взглянула на сестру:
      – Ты сказала, что сегодня не время и не место. Ты хочешь перенести разговор на другое время и в другое место? Выбор оружия за тобой.
      Куин пристально посмотрела на Морин:
      – Меня не удивляет, что ты все пытаешься превратить в шутку. Неужели тебя ничто не трогает?
      Морин тихо засмеялась:
      – Трогает? Это разрушило бы мой образ Злой Волшебницы из Фиолетовой Страны!
      Прежде чем Куин смогла придумать в ответ что-то уничтожающее, Морин сказала:
      – До свидания, тетя Фиона. Спасибо, что присмотрела за детьми. – Она снова широко улыбнулась, поймав взгляд Куин. – Пока, сестренка!
      И вышла.

* * *

      Закончив все свои дела, Питер вернулся домой. Он решил быть начеку и следить за тем, что происходит по соседству. Он надеялся, что, может быть, днем Куин ненадолго выйдет куда-нибудь. И ему представится возможность поговорить с Фионой с глазу на глаз.
      Его бдительность была вознаграждена в половине четвертого. Он услышал, как задняя дверь распахнулась, кто-то вышел на веранду и спустился по ступенькам. Должно быть, это Куин. Он отошел от окна на такое расстояние, чтобы его не могли заметить, и наблюдал из своей комнаты, как девушка шла к гаражу.
      Прекрасно! Она уезжает.
      Несколько минут спустя, как только большой «линкольн» скрылся из виду, Питер быстро подошел к двери Фионы и постучал. Он надеялся, что та не спала. Когда тетушка наконец открыла дверь, он услышал ворчание по поводу дурацких замков.
      – Что-то не так с замком? – спросил Кимбл.
      – Постоянно заедает.
      – Почему же ты мне об этом не сказала? Потом взгляну. Наверное, просто нужно смазать. Старушка улыбнулась:
      – Что бы я без тебя делала!
      – Нашла бы еще кого-нибудь, кто бы тут хозяйничал, – поддразнил Питер.
      Она рассмеялась, но затем снова стала серьезной.
      – Не ожидала, что ты так скоро вернешься. Что-то случилось?
      – Нет, просто я… э-э… хотел с тобой… поговорить, если только ты не собиралась вздремнуть.
      – Терпеть не могу спать днем. – Ее голубые глаза весело блестели. – Только не говори Куин, что я так сказала. Она думает, что я буду спать весь день.
      – А почему она так решила?
      – Я ей так сказала.
      – То есть ты ей солгала? – спросил он насмешливо-обвинительным тоном.
      Фиона выглядела смущенной.
      – Вообще-то я бы не назвала это ложью. Я всего лишь немного утаила правду.
      – Зачем? Тетушка вздохнула:
      – Она бы ни за что не уехала. Носилась бы со мной как курица с яйцом.
      Питер усмехнулся:
      – Куда же она поехала?
      – Позвонила ее лучшая подруга со школьных времен и попросила приехать на пару часов. Куин уверяла Линду, что не сможет, потому что не хочет оставлять меня одну. В конце концов я рассердилась и сказала, что устала и хочу вздремнуть. Так что она вполне может уйти.
      – Прости, Фиона, но мне кажется, что теперь ты пытаешься обмануть меня, – сказал он с самым суровым лицом, на какое только был способен.
      И они засмеялись.
      – Но для этого есть уважительная причина, – сказала Фиона. Питер уже сидел за кухонным столом. Она присоединилась к нему, подкатив кресло так, чтобы можно было положить локти на стол. – Хочешь что-нибудь выпить? – спросила она.
      – Нет, спасибо.
      – Ну, а я бы выпила чего-нибудь вроде чашечки чаю.
      – Я приготовлю.
      Питер поднялся и поставил чайник на огонь. Через несколько минут он принес старушке дымящуюся кружку с чаем. Наконец Фиона спросила:
      – О чем ты хотел поговорить? Питер встретился с ней взглядом.
      – О Куин.
      – Что именно тебя интересует? На секунду он заколебался.
      – Ты можешь сказать, что это не мое дело, но я надеюсь, ты объяснишь, что происходит. Фиона нахмурилась.
      – Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
      – Да перестань, Фиона. Я же не слепой, чтобы не заметить, что между Куин и Морин что-то не так. Напряжение между ними было таким сильным, что трудно было дышать.
      Он умолк на какое-то время, но, так и не дождавшись ответа, добавил:
      – Если не хочешь, не говори, я пойму, Фиона вздохнула:
      – Да нет, все в порядке. Мне хочется тебе рассказать. Вообще-то я почти рассказала тебе тогда вечером. Питер откинулся на спинку стула. Фиона обхватила кружку руками и взглянула на Кимбла.
      – Чтобы тебе стало ясно, я должна рассказать о том времени, когда Куин и Морин были детьми. – Она сделала глоток чаю. – Морин всю жизнь затмевала Куин. Даже когда Куин была совсем крошкой и ей требовалось повышенное внимание, Морин ухитрялась и тут превзойти сестру. – Фиона покачала головой. – Я страшно злилась, потому что Тим и Дженет, их родители, казалось, не видели того, что творилось у них под носом.
      Питер успел заметить, что когда Морин входила в комнату, все начинало вращаться вокруг нее.
      – Куин это не нравилось?
      – Довольно забавно, но казалось, ее все устраивает. В сущности, Куин обожала Морин. Она бегала за ней как щенок. Если Морин просила ее что-то сделать, она это делала. Куин считала Морин совершенством. – Фиона подняла глаза. Мыслями она была в далеком прошлом. – Куин слишком похожа на меня. Я тоже обожала своего брата, Тима. Когда они с Дженет погибли, оттого что лодка потерпела крушение, я чувствовала себя такой же опустошенной, как и дети. – Она тяжело вздохнула. – Куин было шесть, Морин – девять. Я взяла их к себе. – Она помолчала. Ее взгляд был устремлен в никуда. – Я любила обеих девочек, но Куин всегда была для меня особенной. По-моему, я просто не могла относиться к ней иначе. Я старалась не показывать своих чувств, но… хотя… Я не знаю. Я часто думала… – Она посмотрела на Питера.
      – О чем? – мягко спросил он.
      – Может быть, Морин понимала, что я больше люблю Куин. Может, то, что случилось позже, отчасти было моей виной – Морин подсознательно пыталась отомстить Куин. Пока они учились в школе, Морин всегда получала то, что хотела. Она стала капитаном команды поддержки.
      Она стала королевой на вечере встречи выпускников. Она была хорошенькой, пользовалась успехом, и у нее не было отбоя от кавалеров. Куин, наоборот, ни с кем не встречалась. У нее было двое или трое верных друзей и все…
      Питер подумал, что в принципе то же самое можно было бы сказать о нем и его старшем брате, Мэтте. Только в их случае именно у Питера, младшего брата, все получалось. Именно у него было полно друзей, а Мэтт был тихоней. Конечно, много чего изменилось со школьной поры. Теперь Мэтт стал врачом, у него очаровательная жена и двое прелестных детей. У Питера не было никого…
      – …Однако в колледже Куин расцвела. Она наконец нашла свое место в жизни, хорошела с каждым днем и становилась увереннее в себе. – Фиона глотнула еще чаю и поставила кружку на место. – Как раз на предпоследнем курсе она познакомилась с Робертом.
      Питер напрягся.
      – С Робертом? Робертом Блэнкеншипом? Фиона кивнула. Ее голубые глаза сияли.
      – Да, Куин встречалась с Робертом. Она специализировалась по рекламе и проходила практику в рекламном агентстве «Колумб». Роберт работал там, они познакомились и начали встречаться.
      Питер не верил своим ушам. Роберт и Куин! Почему-то то, что они были вместе, казалось еще более невероятным, чем то, что Роберт и Морин были мужем и женой.
      Фиона взяла чайную ложечку и медленно вертела ее в руках.
      – Куин влюбилась первый раз в своей жизни. Влюбилась по уши. Ты бы ее видел, Питер, когда она привела Роберта домой в то Рождество. Она сияла, как новогодняя елка. Ее счастье было настолько явным, что мое сердце сжималось.
      К изумлению Питера, глаза Фионы наполнились слезами.
      – Что случилось? – тихо спросил он.
      – То же самое, что всегда случалось, когда у Куин было что-то, что хотела Морин. Она просто забирала себе понравившуюся вещь. И делала это совершенно незаметно. Конечно же, я ничего не подозревала.
      – Ты хочешь сказать, что Роберт и Морин начали встречаться за спиной Куин?
      – Да.
      Этот Роберт просто ничтожество!
      – Как же Куин узнала?
      – Через шесть недель Роберт пришел к ней в колледж и рассказал, что они с Морин провели вместе прошлые выходные.
      «Да-а, ничтожество – это еще мягко сказано, – решил Питер. – Подонок – вот это уже ближе. Да, подонок в данном случае звучит лучше». Морин тоже была виновата, но почему-то ее поведение не задело Питера так, как поведение Роберта.
      – Куин хорошо держалась, – сказала Фиона. – Но в душе она опустошена. Любимый мужчина отверг ее, а обожаемая сестра предала.
      Так вот откуда такая враждебность, свидетелем которой он сегодня стал. Трещина в семье появилась из-за Роберта.
      – В конце последнего курса Куин прошла тест в заграничной службе и с тех пор дома не появлялась.
      – Даже на выпускной?
      – Да, даже тогда. Я, конечно, была на ее выпускном. После этого она сразу же уехала в Вашингтон, где села на поезд. Я навещала ее до того, как она уехала в свою первую командировку.
      – Получается, сегодня она в первый раз увиделась с Морин?
      – Насколько я знаю, они не переписывались и не разговаривали по телефону, в общем, никак не пересекались.
      – Думаешь, Куин все еще любит Роберта?
      Задав этот вопрос, Питер почувствовал легкую досаду.
      – Не знаю, – медленно произнесла Фиона. – Надеюсь, нет. Куин заслуживает лучшего.
      «Черт, да кто угодно заслуживает лучшего, чем Роберт», – подумал Питер. Одна из причин, по которым он старался подружиться с Морин, была жалость к ней.
      – Но даже если и так, все равно ей будет трудно все время находиться рядом с ними. Вот почему я надеялась, что ты постараешься быть любезным с Куин. И стать ей другом.
      – Не думаю, что я ей нрав…
      – Ради меня, – попросила Фиона. Питер вздохнул:
      – Фиона…
      – Ну, пожалуйста, Питер. Ей так нужны друзья! Он снова вздохнул:
      – Ну, хорошо. Я постараюсь.

      Питер постарался сдержать обещание, данное Фионе. Он пытался быть любезным с Куин. Но это оказалось не так просто. По каким-то причинам она невзлюбила его. Каждый раз, когда она смотрела на Кимбла, в ее глазах читалась неприязнь. Взгляд светло-карих глаз становился колючим и явно враждебным.
      Питер грыз кончик красного карандаша, совсем позабыв про письменные работы, которые должен был проверять. Он пристально смотрел из окна классной комнаты на то, как зима постепенно входит в свои права. Трава все еще была зеленой, но уже поредела, ветви деревьев, на которых не осталось ни единого листочка, казались ужасно одинокими.
      Студенты тихо шуршали бумагой, пытаясь решить трудную задачу, слышался шепот тех, кто не обращает внимания на правила. Но даже это не могло отвлечь Питера от его мыслей.
      Вчера он случайно столкнулся с Куин, когда выходил из дома, направляясь в спортзал. Только он обогнул крыльцо, как она вышла из задней двери. В руках у нее был целлофановый пакет с мусором. Питер поспешил к девушке со словами:
      – Давайте я вам помогу!
      Ее взгляд стал холодным, как утренний воздух. Она упрямо покачала головой, крепко вцепившись в пакет:
      – Я сама.
      – Да бросьте, Куин! – Кимбл попытался взять у нее пакет.
      – Я же сказала, я сама. – Она вздернула подбородок, всем своим видом выражая негодование.
      Питер считал себя терпеливым человеком, но отказ Куин принять оливковую ветвь вывел его из равновесия.
      – Вы только меня так невзлюбили, или ненавидите всех мужчин?
      Как только эти слова сорвались с губ, ему захотелось дать себе пинка. «Куда же подевались мои добрые намерения?»
      Что-то мелькнуло в глубине ее глаз, и едва заметная улыбка заиграла на губах.
      – Скорее это вы сделали все, чтобы мне не понравиться, мистер Кимбл.
      Питер ощутил легкую дрожь, встретив ее спокойный взгляд. Ему было неприятно признаться себе в том, что она была права. Откуда ей было знать, как он сожалел, что так вел себя при их первой встрече? Но теперь он лучше понимал ее положение и действительно хотел познакомиться поближе.
      – Мне будет приятно, если вы станете называть меня Питер. Мистер Кимбл – так зовут меня мои ученики. – Он улыбнулся. – Послушайте, извините меня. Я вел себя как полный идиот, правда?
      – Можно сказать и так.
      – Может, начнем все сначала? Постараемся стать друзьями.
      – Зачем?
      Этот прямой вопрос вызвал у Кимбла восхищение. Черт! Она не собиралась сдавать позиций.
      – Думаю, ваша тетя была бы счастлива, если бы мы подружились. Это достаточно веский довод?
      Куин отвернулась, но Питер успел заметить, как краска смущения и вины залила ее лицо. Она вздохнула, и ее дыхание превратилось в легкое облачко на холодном ветру.
      Чего он хочет? Пакет с мусором был тяжелым, а он заставлял ее стоять здесь, вместо того чтобы позволить выкинуть эту тяжесть. Он потянулся за пакетом, и на этот раз Куин не стала возражать.
      – Наверное, вы правы. Мне кажется, ради тети нам надо хотя бы попытаться вести себя как цивилизованные люди, несмотря на то что мы оба друг другу не симпатизируем.
      Он еле сдержал резкое замечание, готовое сорваться с губ. Что ж, он сделал все, что смог. Если Фиона спросит, он скажет ей, что пытался, но Куин явно не настроена на дружеские отношения.
      – Хорошо, мисс Риордан. Будем вести себя цивилизованно. А теперь, если не возражаете, мне пора. Я уже опаздываю.
      Не глядя на нее, Питер зашагал к мусорному контейнеру, с размаху опустил туда пакет с мусором, захлопнул крышку и направился к машине.
      Даже сейчас, спустя более чем двадцать четыре часа, он чувствовал, как от воспоминания об этой встрече в нем закипает кровь.
      Куин Риордан.
      Что же такого было в этой женщине, что заставляло его сердце так биться? Почему она так чертовски упряма? Он же извинился, не так ли? Сказал, что сожалеет. Что еще нужно этой несносной женщине?
      И почему он никак не может выкинуть ее из головы?
      «Потому что она тебе нравится».
      Карандаш неожиданно треснул. Треск эхом прокатился по пустой комнате. Несколько учеников пристально посмотрели на Питера. Он выдержал взгляд, пока те не опустили глаза к своему заданию. Повернувшись к окну, он снова задумался о том, что его так тревожило. Ему не нравилась Куин. Вовсе нет.
      Она привлекла его, потому что он узнал историю ее жизни. Вот и все. Ничего больше. «Ну да, конечно. Лги самому себе. Ты же это умеешь». Невероятно глупо, но она ему действительно нравилась. Эта мысль не давала ему покоя. Она была первой женщиной, которая привлекла его внимание с тех пор, как умерла Кристина. Питер сразу отогнал мысли о бывшей жене. Прошло уже три года, но он никак не мог смириться с ее смертью. Да и как он мог? Он был виноват в смерти жены и ребенка. Ему не было оправдания.
      Он не имел никакого права обращать внимание на кого бы то ни было. А особенно на такую запутавшуюся в своих проблемах, неприятную, неблагодарную женщину, как Куин Риордан.
      «Ты что, спятил, Кимбл? Тебе что, не хватает неприятностей? По-моему, у тебя их и так предостаточно».
      Он знал также и то, что Куин Риордан, с ее большими глазами, мягкими губами, была проблемой с большой буквы.

* * *

      Спустя несколько дней после возвращения в Шагрин-Фоллз Куин наконец оправилась от смены часовых поясов, адаптировалась ко времени в Огайо и быстро втянулась в повседневные заботы.
      По утрам она вставала не позже шести сорока пяти и торопилась спуститься вниз, чтобы приготовить кофе раньше, чем проснется тетя. Сначала Фиона была недовольна. Она говорила, что нет никакой необходимости для Куин подниматься в такую рань, но племянница не обращала внимания на ее слова и делала все по-своему.
      Обычно она готовила завтрак, потом шла к тете, чтобы помочь ей одеться. Фиона возражала, уверяя, что ей не нужна помощь.
      – Даже если это занимает вдвое больше времени, – убеждала старушка, – я могу одеться сама.
      – Ну пожалуйста, тетя Фиона, – отвечала Куин, – мне нравится помогать тебе.
      – Ну хорошо, – ворчала Фиона, но ворчание ее было добродушным.
      Потом они неторопливо завтракали, читая одну газету на двоих. После завтрака Куин наводила порядок на кухне, а тетя принималась за работу, к которой у нее в этот день лежала душа. Куин же поднималась к себе, принимала ванну и одевалась. Остаток дня она проводила за домашними заботами.
      После обеда Куин требовала, чтобы тетя ложилась отдохнуть. Фиона опять начинала ворчать, но племянница настаивала на своем.
      – Чем больше ты будешь отдыхать, тем быстрее ты поправишься, – уверяла она.
      Фиона в конце концов перестала жаловаться и смирилась. Как только тетушка укладывалась спать, укрывшись теплым пледом и положив телефон на ночной столик, Куин шла на прогулку.
      Дни стояли солнечные и прохладные. Она бродила по знакомым с детства местам, прогуливалась по парку Риверсайд и кормила там уток. Она взбиралась по лестнице к водопадам, где шум падающей воды успокаивал ее. Где бы она ни появлялась, ей повсюду встречались знакомые. Куин чувствовала, что здесь ее дом.
      Она добрела до школы и остановилась напротив. От нечего делать она стала гадать, в какой комнате преподает Питер Кимбл. Она все еще не могла представить его в роли учителя. Куин отогнала от себя мысли о постояльце. После их последней встречи Куин решила, что жизнь станет намного приятнее, если избегать его.
      Она заглянула во все магазины на Мэйн-стрит: в «Сэсси Кэт», где был большой выбор изделий ручной работы, в книжный магазин «Файерсайд» с его любезными продавцами. Особенно ей понравился магазин «Поп-корн», где Куин купила ирис, помадку и сладкий поп-корн для Фионы. Она наверняка не устоит перед соблазном!
      Потом Куин присела в бельведере на пересечении трех улиц и наблюдала, как куда-то спешат горожане и туристы. Шагрин-Фоллз привлекал толпы шумных туристов, и, хотя Куин знала, что туристический бизнес – выгодное дело, ей не давала покоя тоска по добрым старым временам, когда городок не был столь популярен.
      Дважды за первую неделю она обедала вместе со своей подругой Линдой. Они сплетничали и хихикали, как когда-то в школе.
      По вечерам Куин и Фиона обычно усаживались в гостиной и разговаривали. Им нужно было многое наверстать из упущенного. Они говорили о работе Куин, о Джиме. Фионе было интересно все.
      – Ты говорила, у тебя замечательная новая квартира, – однажды вечером сказала Фиона. – Как бы я хотела ее увидеть!
      – Может быть, когда ты выздоровеешь, ты ее увидишь. Но Куин знала, что Фиона больше не решится на заграничную поездку. Они обе это знали.
      – Если ты выйдешь замуж за Джима, то, наверное, никогда не приедешь домой. – Фиона приуныла.
      Куин прикусила нижнюю губу. Она знала, что тетушка права.
      Джим жил в Вайоминге. У них с братом было ранчо, и он постоянно говорил, что вернется туда, как только выйдет в отставку. Он рассказывал, как ей понравятся огромные пустоши, как она будет сражена красотой пустынной местности, которая дышит миром и покоем. Он так описывал свой дом, что Куин заразилась его энтузиазмом. Но сейчас она уже не была так уверена.
      – Я еще ничего не решила, – тихо произнесла она.
      «Но скоро тебе придется сделать выбор».
      Невысказанная мысль витала в воздухе. И в глубине задумчивых тетиных глаз Куин увидела все ту же грусть, которая, как она догадывалась, светилась и в ее глазах.
      – Куин, я не хочу, чтобы ты за меня беспокоилась, – сказала Фиона. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
      Но будет ли она счастлива с Джимом? Вот в чем вопрос.
      В пятницу днем, в конце первой недели, которую Куин провела дома, она потеряла счет времени, прогуливаясь днем, и задержалась в городе дольше обычного. Она вернулась домой в начале пятого. Когда она шла по подъездной дорожке по направлению к задней двери, сзади взревел мотор. Это был джип Питера Кимбла.
      За последнюю неделю Куин не видела соседа. Она слышала, как он ходит в комнате по соседству, наполовину боясь, наполовину ожидая, что он зайдет к ним. Но Кимбл не заходил. Куин рассказала об этом тете, на что та ответила:
      – Может, он думает, что ему здесь не будут рады? У Куин почти вырвалось:
      – Какой чувствительный! Фиона смягчилась:
      – Может, он просто хочет, чтобы мы больше времени проводили вместе? Он очень внимательный молодой человек.
      «Ну да, – подумала племянница, – а коровы умеют летать!»
      Куин отошла в сторону, чтобы Питер мог проехать к гаражу. Она решила подождать, пока он поставит машину и выйдет. Ведь в противном случае будет слишком непорядочно с ее стороны зайти в дом, не сказав ни слова. В конце концов, он же по-своему попытался навести между ними мосты.
      Через несколько минут Кимбл выбрался из джипа, и их взгляды встретились. Сегодня на нем опять были голубые джинсы и все те же старые кроссовки. Темно-зеленая водолазка, на которую была накинута поношенная коричневая куртка-пилот, подчеркивала цвет глаз. С серьезным лицом он подошел к Куин.
      Как же обратиться к нему на этот раз? Она не могла заставить себя произнести его имя, но и обращение «мистер Кимбл» звучало бы нелепо, особенно в данной ситуации.
      – Привет, – наконец произнесла она.
      – Привет.
      Он не улыбнулся. Его взгляд был настороженным, но по крайней мере не холодным.
      – Гуляли?
      Она кивнула:
      – Да.
      – Прекрасный денек. Как раз для прогулки.
      – Да, – снова повторила она.
      «И почему я молча не ушла к себе, как собиралась? Нам нечего сказать друг другу».
      Он засунул руки в карманы куртки.
      – Значит, вы хорошо устроились.
      – Да.
      Да что же это такое! Неужели ей нечего сказать, кроме этого «да»?
      Он кивнул.
      В воздухе повисла напряженная тишина. Куин изо всех сил старалась придумать, что сказать. Все равно что. Вконец отчаявшись, она выпалила:
      – Тетя соскучилась по вас. Надеюсь, это не моя вина, что вы избегаете нас.
      Он нахмурился, и что-то промелькнуло в глубине его глаз.
      Питер опустил голову и носком ботинка поддел камушек. Когда он снова посмотрел на Куин, взгляд его был спокоен.
      – Значит, я снова желанный гость? – В его тоне, как и в самом вопросе, слышалось осуждение.
      Куин неловко переминалась с ноги на ногу.
      – Это ведь не мой дом, Питер.
      – Ты не ответила на мой вопрос.
      Куин не понимала, отчего она чувствует себя виноватой. В конце концов, не она же все это начала. Именно он вел себя с ней как с прокаженной.
      – Ну…
      – Послушайте, Куин, мне не хочется врываться к вам с Фионой без приглашения. Если вы не желаете меня видеть, я не буду навязываться. «Черт!»
      – Мы… мы будем рады вам в любое время.
      Куин почувствовала облегчение, как; только произнесла эти слова вслух. Она поняла, что ей не нравится чувство враждебности, возникшее между ними. Он ответил не сразу, и Куин добавила:
      – Вы были правы тогда. Моя тетя очень высокого о вас мнения, и она была бы рада, если бы мы поладили. Мы оба взрослые люди, и я не вижу никакой причины, по которой мы не смогли бы стать если не друзьями, то хотя бы добрыми соседями. От нас не требуется становиться закадычными друзьями, но мы могли бы перестать задевать друг друга, не так ли?
      Питер посмотрел на собеседницу долгим взглядом. И когда Куин уже начала думать, что он снова собирается сказать что-то неприятное, чтобы вконец разозлить ее, он улыбнулся.
      По-настоящему улыбнулся! Улыбались даже его глаза.
      Кимбл протянул руку:
      – Хорошо, Куин, договорились. На мгновение она замерла от удивления, но потом улыбнулась в ответ и тоже протянула руку. Они важно обменялись рукопожатием.
      – Не хотите зайти и выпить с нами чашечку горячего шоколада?
      – Звучит неплохо. Буду через несколько минут. Его зеленые глаза прямо-таки светились теплотой. Войдя в дом, Куин сказала себе, что Питера она пригласила по одной причине – ей хотелось показать тете, что она не избегает его. Только и всего.

* * *

      Питер умылся, почистил зубы и причесался. Но, взяв в руки одеколон, он внезапно осознал, что делает, и поставил его на место.
      Пару минут спустя, Кимбл постучался в заднюю дверь дома Фионы и вошел в теплую кухню. От запаха свежеиспеченного яблочного пирога у него сразу потекли слюнки.
      Фиона подняла голову и улыбнулась:
      – Здравствуй, Питер. Рада тебя видеть.
      – И я тебя.
      Он подошел к столу, наклонился и поцеловал ее в щеку. Ее запах напомнил ему о матери, которая умерла двенадцать лет назад.
      Куин только вошла в кухню. Она сняла куртку. Щеки ее все еще румянились от прохлады. Питер подумал, что девушка выглядит гораздо лучше, чем неделю назад. Круги под глазами исчезли, лицо округлилось, как будто Фиона только и делала, что откармливала ее. В этот день Куин надела голубые джинсы и ярко-красный свитер, который подчеркивал маленькую округлую грудь.
      Питер быстро отвел глаза. Если бы она заметила, как он уставился на ее грудь, то, наверное, решила бы, что он извращенец. Кимбл улыбнулся своим мыслям.
      Куин подошла к шкафу.
      – Я приготовлю горячего шоколада.
      – Я, пожалуй, допью чай, – сказала Фиона. – Питер, хочешь яблочного пирога? Сегодня утром приходила Элинор и испекла нам парочку.
      – Ты же знаешь, я никогда не откажусь от угощения. Немного погодя все трое уселись за стол. Питер с удовольствием подцепил ложечкой кусок пирога.
      – А как же вы? – спросил он женщин.
      – Не хочу портить аппетит, – ответила Фиона. Куин улыбнулась:
      – Я тоже.
      – Сегодня утром Куин приготовила нам овощной суп по-домашнему, – сообщила Фиона. – Не хочешь поужинать с нами? Супа хватит на всех.
      Питер хотел. И если бы здесь не было Куин, он бы не колебался ни минуты.
      – Я не знаю. – Он поднял глаза и встретился взглядом с Куин.
      «Хочешь, чтобы я остался?» – спрашивали его глаза.
      – Вы же знаете, мы будем рады, – сказала девушка со смущенной улыбкой. Ее светло-карие глаза потеплели, когда он улыбнулся в ответ.
      Питер почувствовал, как у него засосало под ложечкой. В эту минуту он понял, что Куин Риордан – это не просто проблема, а большая проблема. Если бы у него была хоть капля разума, он бы повернулся и выбежал из задней двери и не возвращался бы, пока Куин не села на самолет, направляющийся в Стокгольм.
      Конечно, если бы у него была эта капля разума. Но увы.

      Морин не появлялась дома уже две недели. Куин была благодарна за эту отсрочку, хотя и не думала, что отсутствие сестры было вызвано заботой о ее чувствах.
      – Морин заходила к тебе чаще, когда меня не было? спросила она тетю.
      – Она обычно навещает меня раз в неделю. А почему ты спрашиваешь?
      – Просто интересно, вот и все. – Куин пожала плечами. Фиона посмотрела на племянницу своим проницательным взглядом:
      – Ты же знаешь, она звонит каждый день. И до того, как ты приехала, она почти каждый день дежурила у моей постели в больнице.
      Куин сжалась как от удара. Неужели тетя пытается вызвать у нее чувство вины из-за того, что она так долго отсутствовала?
      – Я не осуждаю ее за то, что она не появляется в последнее время. Я понимаю, у нее много дел.
      – Да. Помимо того, что она ведет хозяйство и воспитывает детей, вся ответственность за руководство рекламным агентством лежит на ее плечах.
      Куин нахмурилась:
      – На ее плечах? С какой стати? Ведь у Роберта в большой опыт в подобных делах.
      – У Роберта нет деловой жилки. Если бы не решительность и энергия Морин, которую она проявила за эти годы, они бы уже потеряли агентство.
      Интересно. Когда Куин работала в рекламном агентстве в Колумбусе, казалось, что Роберт блестяще справляется со своими обязанностями. Неужели она была настолько ослеплена любовью, что не замечала очевидных вещей?
      – Ужасно, – только и сказала Куин.
      – Они все еще могут потерять агентство, – продолжала тетя. – Думаю, что у них серьезные проблемы с деньгами.
      – Но почему так получилось?
      И Морин, и Куин унаследовали приличную сумму, вырученную от продажи поместья, принадлежавшего их родителям. Именно это плюс деньги, выплаченные по страховым полисам агентством, где отец застраховал свою жизнь и жизнь матери, сделали обеих женщин если не богатыми, то по крайней мере вполне обеспеченными.
      За эти годы Куин потратила совсем немного. Фиона не взяла ни пенни из наследства за то, что она их вырастила, хотя имела на это полное право. Даже расходы на обучение Куин в колледже были полностью покрыты процентами от основной суммы. Так что за прошедшие двадцать пять лет первоначальный капитал увеличился в три раза. На самом деле Куин вложила в разные предприятия около семисот пятидесяти тысяч долларов. Об этом не знал никто, кроме Фионы и поверенного в делах.
      – Ты хочешь сказать, что Морин потратила все свои деньги? – спросила племянница, не веря своим ушам.
      Фиона вздохнула, положила вышивку на колени и посмотрела в глаза Куин:
      – Боюсь, что так. Она никогда в этом не признавалась, но я догадываюсь.
      – Но как же так, тетя Фиона! У нее было по меньшей мере пятьсот тысяч долларов, когда они поженились с Робертом. Каким же образом она умудрилась выбросить на ветер столько денег?
      Тут Куин вспомнила об огромном доме сестры, «мерседесе», меховом жакете, бриллиантовых серьгах, о дорогой одежде Роберта.
      – Это всего лишь предположение, но я знаю, что понадобилась приличная сумма, чтобы открыть агентство. Не думаю, что у Роберта были деньги. – Фиона задумалась. – И, конечно, дом требует больших расходов, и еще у них членство в дорогом местном клубе.
      – Знаешь, тетя Фиона, если хочешь, чтобы я почувствовала жалость к Морин, то ты напрасно стараешься. Она сама выбирает, как ей жить. Никто не приставлял ей пистолет к виску и не заставлял сорить деньгами.
      Старушка сняла очки и потерла переносицу. В ее голубых глазах появилось новое для Куин выражение.
      – Ужасно самодовольное высказывание, Куин. Племянница была уязвлена.
      – Очень жаль, что ты так считаешь. – Слезы подступили к ее глазам.
      – Куин, дорогая моя девочка, – мягко сказала Фиона. – Я знаю, тебе больно, но не думаешь ли ты, что пришла пора немного смягчиться? Морин заплатила за свои грехи. Ей пришлось нелегко.
      Куин не желала слышать о том, как страдала Морин. Она вообще ничего не хотела слышать о сестре. Если та и была несчастна, только по собственной глупости.
      – Жизнь вообще нелегкая штука, тетя Фиона. Разве Морин этого еще не поняла?
      Пронзительный взгляд тетушки не дрогнул. Куин отвела глаза…
      После этого разговора она чувствовала легкие угрызения совести и злилась на себя. Почему она должна чувствовать себя виноватой?
      Поэтому, когда в пятницу около часа дня в доме появилась Морин, у Куин не было настроения оказывать ей сердечный прием.
      – Привет, Морин, – сухо бросила она, открыв дверь.
      – Ты, как всегда, приветлива.
      Насмешливо улыбнувшись, Морин впорхнула на кухню, обдав Куин запахом дорогих духов. Сегодня она выглядела потрясающе: длинное, облегающее шерстяное пальто черного цвета, дополненное парой аккуратных кожаных перчаток и сапогами на высоком каблуке.
      – Тетя Фиона в гостиной, – сказала Куин. Она разглядывала наряд Морин, пока сестра снимала пальто и пристраивала его на спинку стула. На ней был малиновый костюм, явно от известного модельера. Ослепительная круглая золотая брошь украшала левый лацкан, тяжелые золотые серьги сверкали в ушах. Если у Морин и Роберта были проблемы с деньгами, то по одежде об этом нельзя было догадаться.
      Когда сестра пошла в гостиную, чтобы поздороваться с тетей, Куин специально осталась на кухне. Она принялась замешивать фарш для мясного хлеба и чистить картошку на ужин.
      Время от времени до нее доносился приглушенный звук голосов из гостиной, но разобрать, о чем идет речь, она не могла.
      Прошло уже более получаса, как приехала Морин, когда Куин услышала стук высоких каблуков по непокрытому полу в коридоре. Через несколько секунд Морин вошла в кухню. За ней в инвалидной коляске следовала Фиона.
      – Мы подумали, что неплохо было бы выпить по чашечке чаю, – объяснила тетя.
      – Я приготовлю, – вызвалась Куин. Не обращая внимания на Морин, она наполнила чайник водой, поставила его на плиту и прислонилась спиной к кухонному столу.
      Морин подошла к банке с печеньем и подняла крышку.
      – Вкуснотища! Песочное печенье с кокосом. Достала одно печенье и откусила кусочек. Ее ясные глаза встретились с глазами Куин. Она неуверенно улыбнулась.
      – Всякий раз, как я ем песочное печенье с кокосом, вспоминаю о летних днях на озере. – Внезапно в ее улыбке появилась горечь. – Хорошее было время, правда? – тихо спросила она.
      Куин не хотела об этом вспоминать, но волна красочных образов подхватила ее воображение и унесла за собой.
      Элинор Демпси и ее мужу принадлежал коттедж на берегу маленького озера недалеко от Ниагарского водопада. И каждый год Фиона, Куин и Морин проводили там неделю.
      В первый раз они отправились туда, когда Куин было девять, а Морин двенадцать. В последний день перед отъездом шел проливной дождь. Сначала они с Морин и детьми Элинор, Эми и Патриком, расстроились. В этот день они хотели пойти купаться. Но вскоре Фиона и Элинор развеяли их тоску. Было предложено испечь двойную порцию песочного печенья с кокосом, а остаток дня они вшестером провели, играя в разные игры.
      С тех пор в их семье появилась традиция – раз в неделю печь песочное печенье с кокосом и играть в игры. Так они и делали из года в год.
      Куин отогнала сладостно-горькие воспоминания. Ей не хотелось вспоминать о тех днях, когда она была молода и наивна и боготворила старшую сестру. Она не хотела, чтобы в ней проснулось теплое отношение или сочувствие к Морин. Свист чайника заставил ее обернуться. Наполнив заварочный чайник, она поставила его на стол. И снова Куин старалась не обращать внимания на Морин.
      – Ты не присоединишься к нам? – спросила Фиона, когда Куин направилась к выходу.
      – У меня полно дел наверху.
      – Ради Бога, Куин! – сказала Морин. – Вернись! Не надо убегать только потому, что я здесь.
      Куин почувствовала, как от злости кровь прилила к щекам и к горлу подкатил комок. Как характерно для Морин поставить сестру в глупое положение!
      – Не слишком ли много значения ты придаешь своей персоне?
      Она повернулась и, стараясь не смотреть тете в глаза, воззрилась на Морин.
      – Я же сказала, у меня много дел наверху. Может, на этом и завершим разговор, или ты хочешь продолжить?
      Глаза Морин округлились.
      – Может, хватит, или мы так и будем ругаться?
      Она повернулась к Фионе:
      – Тетя Фиона, я стараюсь, но ты же видишь…
      – Куин… – спокойно сказала старушка. Племянница неохотно перевела взгляд на тетю. Выражение ее лица было напряженным и несчастным, и Куин пожалела, что вовремя не прикусила язык. Призвав на помощь все свои силы, она повернулась к сестре:
      – Морин, я не собираюсь ругаться. Просто не хочу чаю, и у меня действительно полно дел.
      – Ну что ж, прекрасно, иди. Мне все равно. – Морин лучезарно улыбнулась Фионе: – Ну, так что вы собираетесь делать на День благодарения? Вы с Куин придете к нам? Или она предпочитает остаться здесь одна?
      Куин остановилась как вкопанная.
      – К вам?
      Нет уж, она ни за что не пойдет к Морин и Роберту на День благодарения. Она рассчитывала провести праздник здесь, дома, как они это делали всегда.
      Морин прищурила глаза.
      – Да, ведь ты же не думаешь, что тетя Фиона будет готовить на всех нас, не так ли?
      – Нет, я собиралась все приготовить сама.
      – Куин прекрасно готовит, – вмешалась Фиона. – А я могу ей помочь. Кроме того, я уже пригласила Питера на обед.
      – Пригласила?
      Куин впервые об этом слышала.
      – Великолепно! – улыбнулась Морин. – Раз уж мы собираемся обедать здесь, скажите, что мне с собой захватить.
      Куин стиснула зубы.
      – Я вас оставлю, чтобы вы могли обговорить детали.
      И вышла из кухни. Через полчаса, услышав, как захлопнулась задняя дверь, она подошла к окну и выглянула на улицу. Спустя несколько секунд показалась Морин. Куин наблюдала, как сестра открыла дверцу автомобиля. Морин собиралась сесть в со машину, но замешкалась. Причина ее медлительности стала очевидной, когда Куин заметила Питера. Со своего наблюдательного пункта она видела, как Морин улыбается Кимблу.
      Они стояли и уже минут пять оживленно болтали. Куин хотела отойти от окна, но почему-то не могла. О чем они разговаривают?
      Она стиснула зубы, увидев, что Питер положил руку на плечо Морин. Этот жест вызвал у Куин раздражение, и в какой-то момент ей захотелось распахнуть окно и крикнуть сестре: «Неужели тебе недостаточно одного мужчины?»
      Глядя на этих двоих, Куин чувствовала, что ее терзает непонятное чувство, очень похожее на ревность.

* * *

      Наступил День благодарения, пасмурный и холодный. В одиннадцать часов утра пошел снег. К полудню замело весь двор и подъездную дорожку. Впрочем, кухня от этого казалась еще теплее и уютнее, чем обычно. Утром Куин развела огонь в камине, разделала индейку и в восемь часов поставила ее запекаться в духовку.
      Запахи, по которым она так скучала, распространились по всему дому, и Куин поймала себя на том, что, занимаясь делами, напевает под нос песенку. Она любила День благодарения почти так же сильно, как Рождество. Даже мысли о том, что сегодня должны приехать Роберт и Морин, и растущее напряжение не могли испортить ей настроение.
      Питер приехал в час дня. Он дважды постучался в заднюю дверь, открыл ее и вошел. Куин обернулась, не отходя от плиты. Она как раз добавляла муку в бульон.
      Кимбл широко улыбнулся ей, и Куин улыбнулась в ответ. Хотя она все еще чувствовала себя несколько неловко в присутствии этого мужчины, сегодня ее мысли были заняты другим.
      – Знаю, что пришел слишком рано, – сказал он. – Но я подумал, может, вам понадобится моя помощь.
      Он снял куртку, повесил ее на спинку стула и закатал рукава свитера. Сегодня свитер был песочного цвета.
      – Вообще-то понадобится. Вы не могли бы разложить обеденный стол в столовой?
      Куин посмотрела ему вслед, когда он вышел. Сегодня на нем не было кроссовок. Он по-прежнему был одет в джинсы, но уже в новые, и она не могла не заметить, как они облегали его крепкий зад и сильные ноги. От этих мыслей, хоть и невысказанных, она совсем смутилась.
      Куин поспешила вернуться к прерванному занятию. Она ощущала странное волнение. Нет ничего необычного в том, что она восхищалась привлекательным мужским телом, ведь так? Почему же она так смутилась?
      Когда Питер вернулся на кухню, она старательно избегала его взгляда.
      «Прекрати вести себя как идиотка! Он не умеет читать мысли!»
      – Где еще требуется моя помощь? – спросил Кимбл. – Давайте я помешаю соус, а вы пока займетесь чем-нибудь другим.
      – Давайте.
      Она выпустила из рук деревянную ложку, и, когда он взял ее, их руки на мгновение соприкоснулись. От этого мимолетного прикосновения у Куин перехватило дыхание, и она снова не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. Боялась, что он прочтет ее мысли?
      Прошло уже двадцать минут, как к ним присоединилась тетя, но, готовя картофельное пюре, проверяя, зажарилась ли индейка, нарезая овощи для салата и доводя закуски до совершенства, Куин спиной ощущала присутствие Питера.
      Они болтали и шутили с тетей. Время от времени Куин вставляла пару слов, но в основном слушала их. У Питера сегодня явно было хорошее настроение. Если бы их встреча произошла в этот день, он бы, несомненно, очаровал ее.
      – Как твоя семья встречает День благодарения? – складывая льняные салфетки, спросила тетя.
      Куин оторвалась от своего занятия – она подсчитывала серебряные столовые приборы и заметила, как потемнели глаза Питера.
      – Они все соберутся дома у моего брата в Оук-парке.
      – Ваша семья живет в районе Чикаго? – спросила Куин. Он кивнул.
      – Совсем близко. Вам повезло.
      Куин хотела, задать еще вопрос, но Кимбл явно не был настроен говорить о своей семье. Интересно почему? Может, у него в семье такая же ситуация, как и у нее? Случилось что-то неприятное? Только она успела об этом подумать, как услышала звук подъезжающей машины.
      Через несколько минут Морин, Роберт и дети столпились на заднем крыльце. Радость Куин поугасла, хотя она и заставила себя улыбнуться. Прошлой ночью, лежа в кровати и вспоминая о событиях минувшего дня, она решила, что, несмотря ни на что, постарается быть любезной с сестрой. Может, она никогда не простит и не забудет о том, что произошло между ними, и не сможет снова полюбить Морин, но постарается наладить с ней отношения.
      Хотя бы ради Фионы.

* * *

      Питер не мог припомнить, когда в последний раз ему было так хорошо. Даже вражда между Куин и Морин, казалось, утихла – или была забыта на один день. Морин оставила свои привычные колкости, даже когда Роберт сам на них напрашивался.
      А Куин! Питер улыбнулся. Она действительно старалась изо всех сил. На протяжении всего обеда она поддерживала непринужденную беседу и вела себя так, будто все было в порядке. Питер понимал, что ей, должно быть, нелегко.
      Питеру понравилось все, в том числе и еда.
      – Все очень вкусно, – похвалил он. Фиона улыбнулась:
      – Это все Куин. А вот фасоль в горшочке и клюква – от Морин.
      Питер кивнул:
      – Знаю. Вообще-то это я помогал мешать соус. – Он повернулся к Куин: – Все просто замечательно!
      – Спасибо. – Она улыбнулась. Ее светло-карие глаза светились теплотой.
      «Ей надо почаще улыбаться», – подумал он.
      –. Да, Куин постаралась на славу, – вставил Роберт. Питер чуть не подавился кофе. Слова Роберта прозвучали настолько фальшиво, что, даже постаравшись, он не смог бы это повторить.
      «Да, Куин постаралась на славу», – передразнил он его про себя. Боже ты мой, и что только нашли в нем эти две женщины?
      – Спасибо, – поблагодарила Куин.
      Кимбл нахмурился. Разве она до сих пор не поняла, что за человек этот Роберт? Он взглянул на Морин, и их взгляды встретились. Он был готов поспорить, что она пыталась подавить улыбку.
      После обеда сестры одновременно встали из-за стола.
      – Я помогу тебе убраться, – предложила Морин. – В конце концов, на тебе была вся готовка.
      Питеру стало интересно, согласится ли Куин. Чуть поколебавшись, она кивнула.
      – Я помогу вам отнести посуду на кухню, – предложил он.
      – Все в порядке, – ответила Куин. – Мы с Морин сами справимся. А ты посиди с Робертом и Фионой. – Она огляделась. – Если захочешь пирога, так и скажи, не стесняйся. Если нет, то мы позже принесем его в гостиную.
      После того как сестры направились на кухню, остальные пошли в гостиную. Роберт поставил детям видеокассету с записью диснеевского мультфильма, а сам подошел к буфету, где Фиона хранила виски. Налил себе выпить.
      – Будешь? – спросил он Питера.
      – Нет, спасибо.
      – А ты, тетя Фиона?
      – Может, чуть попозже.
      Питер уселся рядом с тетушкой. Какое-то время они смотрели с детьми мультфильм «Король Лев». Роберт, не обращая на них внимания, перевернул первую страницу журнала «Плэйн дилер».
      Через полчаса Питер стал искать предлог, чтобы уйти на кухню. Ему было любопытно увидеть, как ведут себя сестры, оставшись наедине. Он уже почти решил, что попросит налить ему еще чашечку кофе, когда на помощь пришла Фиона:
      – Питер, ты не принесешь мне кусочек тыквенного пирога?
      – Конечно. С удовольствием. Кимбл направился на кухню.

* * *

      Некоторое время Куин и Морин молча занимались делами, время от времени говоря что-то вроде: «Куда это положить?» или «Я положу остатки картошки в пластиковый контейнер, хорошо?»
      Но когда половина посуды была перемыта, Морин сказала:
      – Сегодня был хороший день. Мне все очень понравилось.
      Куин кивнула. День действительно был замечательным.
      – Как в старые добрые времена. Куин промолчала. Старые времена уже не вернуть. Все изменилось.
      – Ты когда-нибудь вспоминала о том времени, когда мы были детьми? – В голосе Морин слышалась печаль.
      – Иногда. – Куин продолжала скрести посуду. Ей не хотелось разговаривать.
      – Хорошее было время, правда?
      – Да.
      «Тогда я еще считала тебя совершенством».
      Она еще усерднее занялась посудой.
      – Иногда я жалею, что нельзя снова стать детьми.
      – Да, нельзя.
      – Разве тебе не хочется?
      – Да нет, не хочется.
      Лгунья! Ей сто раз хотелось повернуть время вспять.
      Морин вздохнула:
      – Значит, ты счастлива. Ни о чем не жалеешь? На какое-то время в комнате повисла тишина. Что Морин хочет от нее услышать?
      – Я бы так не сказала. Я о многом жалею. Да, о многом, – наконец ответила Куин. И снова принялась яростно оттирать кастрюлю.
      «И в первую очередь я жалею о том, что идеализировала тебя».
      – Куин, почему ты не смотришь на меня? Ты так сильно меня ненавидишь, что не выносишь моего вида?
      – Я не ненавижу тебя, Морин. Просто хочу побыстрее домыть посуду, чтобы присоединиться к остальным и попробовать десерт. Может, не будем больше возвращаться к этой теме?
      – До каких пор ты будешь меня наказывать? – продолжала настаивать Морин.
      Куин тщательно ополоснула миску и поставила ее сушиться. Затем обернулась и взглянула на сестру:
      – Морин, я не желаю сейчас об этом говорить. И буду тебе очень признательна, если мы оставим эту тему.
      «Может, если бы ты извинилась, если бы признала, что была не права…»
      Морин взглянула на сестру. Ее глаза сверкали.
      – Нет, Куин, я не хочу оставлять эту тему! Я так больше не могу. Я решила расставить все точки над „i”.
      Куин цинично улыбнулась:
      – Я решила. И так всегда. Морин, ты когда-нибудь хоть на секунду задумывалась о том, чего хотят другие?
      Морин поджала губы.
      – Знаешь, чего я никак не могу понять? Почему ты злишься на меня, но при этом ведешь себя так, будто Роберт тут ни при чем? Поверь мне, если бы ты знала, как все было на самом деле…
      – Ох, умоляю тебя, можешь оставить при себе все эти отвратительные подробности. И не надо все сваливать на Роберта. Это бесполезно. Не забывай – я прекрасно знаю, что ты собой представляешь.
      – Ну да, конечно, – сказала Морин, – я такая плохая большая девочка, соблазнила Роберта, маленького невинного мальчика!
      – Думаю, он не возражал…
      – Ты не считаешь, что в танце участвуют двое? – парировала Морин. – Моя вина лишь в том…
      Куин оторвалась от мытья посуды и взглянула на сестру:
      – Да, я прекрасно понимаю, что в танце участвуют двое, но кто-то один приглашает другого на танец, и мы знаем, кто этот кто-то! Но меня не удивляет, что ты убеждена в обратном. Ты всегда пыталась свалить на других вину за свои ошибки.
      – Думаю, ты ждешь не дождешься, когда мой брак полетит ко всем чертям, чтобы запрыгнуть в постель к Роберту, так? – Глаза Морин превратились в узкие щелочки. – Хочешь отплатить мне за то, что я, как ты считаешь, причинила тебе столько зла, да? – Она засмеялась, и этот звук пронзил внезапно повисшую тишину. – Что ж, если ты так хочешь, путь свободен!
      – Меня не удивляет, что ты всех судишь по себе! – в ярости бросила Куин. Она могла бы догадаться, что Морин поймет все именно так.
      В это мгновение сестра повернулась к двери, и от того, как изменилось выражение ее лица, у Куин мурашки побежали по спине.
      Куин вытерла руки о передник и обернулась. Кровь прилила к ее щекам. На пороге стоял Питер.
      О Боже! Что он успел услышать?

      – Ваша тетя просила принести ей тыквенного пирога, – медленно произнес Кимбл, переводя взгляд с Куин на Морин.
      – Сейчас отрежу, – кивнула Куин.
      Ей никогда еще не было так стыдно. И зачем только она позволила Морин втянуть себя в этот спор?
      Морин бросила на стол полотенце, которым вытирала посуду.
      – Я пошла, – сказала она. – Я сделала все, что могла. Теперь твоя очередь, дорогая сестренка.
      Она вышла из кухни с высоко поднятой головой. После ее ухода в кухне повисла напряженная тишина. Куин торопливо отрезала кусок пирога и протянула его Питеру. Ее сердце тяжело билось, в то время как его холодные зеленые глаза изучали ее лицо.
      Он взял тарелку. На его лице было написано недовольство.
      – Вы не считаете, что вам с вашей сестрой пора бы уже повзрослеть?
      Куин уставилась на Кимбла.
      – Послушайте, мне жаль, что вы стали свидетелем нашей ссоры, но вас это совершенно не касается.
      Его глаза сузились.
      – Значит, будет касаться. Очевидно, вам и вашей сестре совершенно наплевать на то, как будет чувствовать себя ваша тетя, если узнает, что вы тут чуть не подрались из-за Роберта. И никто из вас не желал уступать.
      Куин почувствовала, как в ней снова закипает злость.
      – Мы не собирались драться из-за Роберта!
      – Но со стороны все выглядело именно так! Куин стиснула зубы. От желания дать ему пощечину у нее зачесались руки. Кто дал ему право так с ней разговаривать? Как смеет он намекать, что ей наплевать на тетю? Да кем он вообще себя возомнил? Он всего лишь снимает комнату в этом доме, вот и все. Куин уже устала оттого, что он сует свой нос во все, что происходит в их семье. То, что произошло между ними, его не касается!
      – Значит, вам показалось, – холодно сказала она. – И если кто-то и огорчает тетю, так это вы, потому что кричите на меня.
      – Не могу поверить, что вы защищаете это ничтожество! – резко ответил он. Его лицо стало жестким, в глазах сверкали молнии. – Я только начал думать, что вы не лишены здравого смысла, но вижу, что ошибся. Выходит, Морин была права? Вы все еще его любите!
      – Что значит «еще любите»? С чего вы взяли, что я вообще когда-то любила Роберта?
      Господи! Неужели тетя все ему рассказала? Куин была готова провалиться сквозь землю от мысли, что этот… этот самозванец знал о ее тайне.
      На лице Питера появилось выражение циничного недоверия.
      – К вашему сведению, я не люблю Роберта! Он муж моей сестры, вот и все.
      Должно быть, тетя что-то рассказала Питеру, иначе он не стал бы выдвигать такие обвинения. Руки Куин сжались в кулаки – она старалась не дать волю своим чувствам. Фиона не имела права обсуждать ее жизнь с кем бы то ни было, не говоря уже об этом мистере Всезнайке! Куин было больно оттого, что тетя так поступила, и ей хотелось поговорить с ней.
      – Как женщина, у которой есть хоть капля разума, смогла увлечься этим смазливым мальчишкой с его модной одеждой и машинами? Не понимаю! – продолжал Питер, не обращая внимания на слова Куин. Он провел рукой по волосам, совершенно расстроенный.
      – Да кто вы такой, чтобы критиковать внешность Роберта? По крайней мере ему есть дело до того, как он выглядит и что подумают о нем окружающие. По крайней мере он чего-то добился в жизни. Что-то я не заметила, чтобы он снимал у кого-то комнату!
      Куин знала, что последнее замечание было ударом ниже пояса, но в тот момент ей действительно было наплевать на чувства Кимбла. Она хотела найти его уязвимое место и ранить так же, как он ранил ее.
      Огонь в его глазах потух, и в них появилось что-то, очень похожее на жалость. Он сказал:
      – Если для вас эти вещи – дорогая одежда, большой модный дом и мнение окружающих – имеют такое большое значение, то мне вас жаль.
      Глубоко задетая этим приговором, Куин решила, что с нее хватит попыток завязать с ним дружеские отношения. Даже ради тети. Он бесчувственный чурбан, который думает, что знает все на свете и поэтому всегда прав. Oi вмешался в их с Морин разговор, сунул свой нос в дело, о котором не имел никакого понятия. А теперь еще набрался наглости вести себя так, будто она, Куин, была не права в этой ситуации.
      Куин смерила Питера самым холодным и презрительным взглядом, на который только была способна. Хватит пытаться что-то себе объяснить. Она не чувствовала себя виноватой из-за того, что сказала Морин. Куин поставила тарелку с тетиным пирогом на стол.
      – Кажется, тетя заждалась своего пирога.
      Она отвернулась и снова принялась мыть посуду. Она чувствовала, что он смотрит на нее. Куин казалось, что ее сердце бьется слишком громко, и она надеялась, что оно не выдаст, как сильно Питер ее расстроил. Мало этой отвратительной ссоры с Морин, а тут еще и он ее несправедливо отчитал!
      Почему он не вышел вслед за Морин и не высказал все это ей? О нет, он бы никогда так не поступил! Как и все мужчины, он считал Морин совершенством! Наверное, он завидовал Роберту. Может, Питер Кимбл хотел занять место Роберта и оказаться в постели с Морин? Куин вспомнила, как на днях они мило беседовали во дворе дома. От этой мысли Куин не стало лучше.
      Питер вышел. Затаив дыхание, она слушала, как удалялись его шаги. Куин выдохнула. Оттого, что напряжение наконец спало, она начала дрожать, а глаза наполнились слезами. Она моргнула, чтобы слезы исчезли, и в раздражении провела по глазам мыльной рукой. Немного пены попало в правый глаз, и от этого в нем начало щипать. Это еще больше разозлило ее. Куин нащупала полотенце и вытерла слезы.
      «Черт бы его побрал! Черт бы побрал Морин! Черт побери их всех!»
      Злые слова крутились в голове. Боже, как ей хотелось пойти наверх, упаковать вещи и уехать отсюда навсегда! И никогда не видеть никого из них!
      В эту минуту она забыла о том, как скучала по дому и как стремилась вернуться сюда. Внезапно холодные голубые воды Балтики и прежняя спокойная, мирная жизнь в Стокгольме показались ей весьма привлекательными. Но потом образ милого тетиного лица вытеснил все эти картинки, и тело Куин обмякло. Она не могла уехать. Фиона этого не переживет. Надо собрать остатки гордости, перестать вести себя как идиотка, трясущаяся от страха, и показать, что она сильнее всех.
      «Просто помни, ты не сделала ничего плохого. Тебе не из-за чего стыдиться или чувствовать себя неловко. Ты ни в чем не виновата», – успокаивала она себя.
      Закончив убираться, Куин глубоко вздохнула, пригладила волосы, придала лицу спокойное выражение и вернулась в гостиную.
      – Кто-нибудь еще хочет пирога? – спросила она веселым голосом.
      На мгновение ее взгляд встретился сначала со взглядом Питера, затем – с Морин. Повернувшись к Роберту, она наградила его самой теплой улыбкой, какую смогла из себя выдавить.
      – А ты, Роберт? Хочешь, я принесу тебе тыквенного пирога?
      В этот момент ей было наплевать, что думают ее враги.
      – Я хочу пирога, тетя Куин, – сказал Робби. Он нажал кнопку на пульте управления, чтобы остановить фильм. – С кучей взбитых сливок.
      – Я тоже, – раздался тоненький голосок Джен. На ее лице заиграла счастливая улыбка.
      Роберт отложил в сторону журнал и улыбнулся Куин:
      – Тебе помочь?
      Она хотела сказать «да», но потом передумала.
      – Я справлюсь. Дети мне помогут. – Она снова улыбнулась Роберту. – Но все равно, спасибо.
      Не глядя ни на Питера, ни на Морин, она вышла из комнаты. Дети семенили следом.
      Когда перед каждым стоял кусок пирога – Куин позаботилась о том, чтобы Джен обслужила Питера, а Робби – свою маму, пока она ставила приборы перед Робертом, – Куин принесла поднос с кофе. Она налила по чашечке себе и тете и села на противоположный край дивана – подальше от сестры.
      Дети снова включили фильм. Куин неторопливо ела пирог, одновременно пытаясь сосредоточиться на фильме. Но напрасно. Ссора с Морин, злые слова, которыми они обменялись с Питером, – все это крутилось в ее голове.
      Никто не произнес ни слова. Неужели все так поглощены фильмом или тоже думают о чем-то своем? Интересно, о чем думает Питер? В какой-то момент Куин не удержалась и взглянула на него. Он перехватил ее взгляд. Когда их глаза встретились, сердце Куин подпрыгнуло, и ее охватило странное волнение. В смущении она опустила глаза.
      Куин почувствовала облегчение, когда в половине шестого Питер встал и сказал, что он уже достаточно долго злоупотреблял их гостеприимством. Он старался не смотреть ей в глаза. Подошел к Фионе, нагнулся и поцеловал ее в щеку.
      – Все было просто замечательно, Фиона.
      – Мы были рады тебя видеть, Питер. Он попрощался с детьми, взъерошив им волосы, и взглянул на Морин:
      – Рад был снова тебя видеть, Морин.
      – Я тоже, – ответила она и улыбнулась. Но улыбка ее уже не была такой уверенной, как обычно. Может, она тоже чувствовала себя неловко?
      Он медленно перевел взгляд на Куин.
      – Еще раз спасибо за обед. – Его зеленые глаза сверкали в уже сгустившихся вечерних сумерках.
      Отвечая, Куин почувствовала, что у нее пересохло в горле:
      – На здоровье.
      Она хотела отвести взгляд, но его глаза притягивали ее взор как магнит. Неужели он действительно верит в то, что она по-прежнему любит Роберта? Внезапно Куин захотела, чтобы они остались одни и смогли спокойно поговорить, выяснить все раз и навсегда.
      Наконец она отвела взгляд и повернулась к Роберту. Тог стоял в углу у двери.
      – До встречи.
      Роберт кивнул, сохраняя серьезное выражение лица.
      Куин почувствовала, как расслабилось тело, когда вышел Питер. Только бы сестра тоже ушла! Через пять минут Морян выполнила невысказанное желание Куин, и к шести часам в доме не осталось никого, кроме тети и кошки.
      Куин собиралась спросить Фиону, рассказала ли она Питеру о том, что произошло десять лет назад. Однако, повернувшись к старушке и увидев ее усталые глаза, Куин не осмелилась утомлять ее еще больше. Завтра, пообещала себе Куин.
      Но на следующий день Куин решила, что лучше просто забыть обо всем. В конце концов, что изменится, если она спросит тетю? Кроме того, зная, как любопытна Фиона, можно предположить, что она захочет узнать, зачем Куин об этом спрашивает. Она захочет узнать, говорил ли Питер что-то по этому поводу, и, если Куин скажет «да», Фиона станет допытываться, что именно. А Куин любой ценой хотела избежать подобных разговоров. Нет, лучше пусть все забудется само собой.
      Еще она решила, что остаток отпуска в Шагрин-Фоллз будет избегать встреч с Питером Кимблом.

* * *

      Всю следующую неделю Питер старался держаться от Куин как можно дальше. Когда они встречались, то здоровались и перекидывались парой слов – не больше. Он гадал, ждет ли она, чтобы он извинился. Но твердо решил, что Куин не дождется от него извинений. Он был прав, и чем скорее она это поймет, тем лучше для нее. Но случившееся в День благодарения вызывало у него странные чувства. Так что он решил лишний раз не показываться в главной половине дома.
      В четверг после Дня благодарения Питер уже собирался уходить в школу и на ходу пил кофе. Он подошел к окну комнаты, которое выходило на двор перед домом. Снег, выпавший на прошлой неделе, еще не растаял – белые островки покрывали землю. До него доносились приглушенные звуки из главной половины дома. Он знал, что Куин и Фиона уже встали. Потягивая кофе, он услышал, как открылась входная дверь.
      Из дома вышла Куин. На ней было длинное зеленое платье с поясом и отороченные мехом домашние тапочки. Спустившись по ступенькам на подъездную дорожку, она обхватила себя руками, потом нагнулась, чтобы поднять утреннюю газету.
      В ее облике было что-то трогательное и беззащитное, мягкое и женственное. Питера охватило желание выйти и поговорить с ней. Вместе с этим он почувствовал прилив острого физического желания.
      Поднявшись, с газетой в руках, Куин взглянула на его окно.
      Питер не успел отодвинуться, и их глаза встретились. Но Куин никак не показала, что заметила его. Затем она опустила голову и поспешно вернулась в дом.
      Остаток дня он не мог думать ни о чем другом. Неужели он влюбляется в Куин? Целый день этот вопрос то и дело всплывал в сознании. Все время, пока он читал лекции, отвечал на вопросы, писал на доске примеры, вопрос преследовал его – мучительный вопрос, на который не было ответа. Питер вздохнул. Через двадцать минут урок закончится, и дети разойдутся по домам, а он уже целый час сидит за столом, пытаясь отогнать мысли о Куин – безрезультатно.
      С таким же успехом он мог бы себе во всем признаться. Куин ему, несомненно, нравилась. Даже больше чем нравилась. Но как такое могло произойти? Уж он-то прекрасно знал, что ему нельзя ни к кому привязываться, тем более к человеку, который пробудет здесь всего пару месяцев. Кроме того, судя по всему, Куин так и не забыла Роберта. А Питер совершенно не хотел становиться участником любовного треугольника. Это лишь добавит головной боли. «Тебе это не нужно, Кимбл».
      Он потер лоб. Ему это не нужно. Ему не нужны эти мимолетные увлечения и все такое. С тех пор как погибли Кристина и Аманда, он понял, что любовь и брак и все этому сопутствующее не для него.
      Он упустил свой шанс стать счастливым. И не заслуживал другого. Но даже если бы заслуживал, то вряд ли рискнул, потому что просто причинил бы боль другому человеку.
      Нет, некоторым людям неведомо, что значит заботиться о других, неведомо, как уберечь любовь. И, очевидно, он один из них. Если бы он связался с Куин, то наверняка бы все испортил, и они оба пострадали бы от этого.
      Прозвенел звонок, и комната опустела как по волшебству, за исключением нескольких особо медлительных учеников. Питер обычно задерживался после уроков на час, чтобы навести порядок в бумагах и проделать все то, что обычно делают учителя, готовясь к следующим занятиям. Но сегодня он слишком устал и решил пойти домой.
      – Мистер Кимбл?
      Питер поднял глаза. Трейси Адамс, хорошенькая блондинка с мягким взглядом карих глаз, стояла перед его столом. В руках она нервно сжимала книги.
      – Да, Трейси.
      Она неуверенно улыбнулась:
      – Я… я тут думала, мистер Кимбл. У н-некоторых учителей есть ученики-ассистенты. И вот я подумала, что, может быть, вам… может быть, я… ну вы понимаете… смогла бы стать вашим ассистентом?
      Питер пристально взглянул на девушку. Динь-динь – зазвучали тревожные звоночки в его голове. Неужели эта девочка увлеклась им? То, как она смотрела на него, как неуверенно, но в то же время с большим рвением предложила свою помощь, какой надеждой светились ее глаза, – все это говорило о сильной влюбленности в учителя. Надо быть чертовски осторожным, отвечая ей. Последнее, чего бы он хотел, – это задеть ее чувства. Трейси была очень ранимой. Питер знал, что ее отец бросил их с матерью на произвол судьбы, когда Трейси было шесть лет. Поэтому, хоть он и решил ей отказать, ему не хотелось, чтобы девочка почувствовала, что ее оттолкнул еще один человек, который был ей дорог.
      Надо действовать не спеша.
      – Понимаешь, Трейси, – сказал он, – этот вопрос так просто не решить. Ты не возражаешь, если я подумаю над этим несколько дней?
      На ее лице появилась счастливая улыбка.
      – Вы имеете в виду, что, возможно, я смогу стать вашим ассистентом? О Господи, мистер Кимбл, это было бы здорово!
      Сияя от удовольствия, она повернулась и практически выбежала из комнаты, крикнув на бегу:
      – До завтра!
      Питер обхватил голову руками. Только этого ему и не хватало! Еще одна головная боль.

* * *

      В начале декабря город сверкал, увешанный новогодними украшениями. Площадь трех улиц выглядела так же, как и десять лет назад. Именно такой ее запомнила Куин.
      Вчера целый день шел снег, и теперь он скрипел под ботинками. Покинув книжный магазин, Куин шла по Мэйн-стрит. Когда повернула на Уотер-стрит, заметила зеленый «мерседес», припаркованный напротив дома. Она не видела ни сестру, ни кого-то из ее семьи со Дня благодарения, да и сейчас у нее не было желания их видеть. Даже дети, какими бы милыми и очаровательными они ни были и как бы она их ни любила, не трогали ее, если рядом были их родители.
      Но Куин также понимала, что не сможет вечно избегать Морин и Роберта. Они – ее семья. Ей все равно придется столкнуться с ними – рано или поздно.
      Когда она вошла в кухню, Роберт сидел за столом.
      – Привет, Куин.
      – О, привет, Роберт. Где тетя Фиона?
      – Она переодевается. Морин пригласила ее на обед. Тебя она тоже пригласила.
      – Спасибо, но у меня полно дел.
      Куин не испытывала никакого желания проводить время в компании Морин.
      – Морин с тетей Фионой?
      – Нет, она дома. Готовит.
      – А! Тогда я пойду узнаю, может, Фионе требуется моя помощь.
      Она поставила пакеты на стол и направилась к двери.
      – Подожди, Куин, – сказал Роберт. – Я хочу кое о чем с тобой поговорить.
      Куин остановилась. О Боже, неужели Роберт собирается ворошить прошлое? Только не сегодня. Она этого не вынесет. Куин медленно повернулась, сердце ее бешено билось. Она облизнула губы.
      – О ч-чем?
      «О, черт! Неужели нельзя выговорить хоть слово, не заикаясь?»
      Роберт поднялся, вышел из-за стола и подошел к ней.
      – Не смотри на меня так. Все в порядке. Я просто хотел посоветоваться с тобой, что подарить Фионе на Рождество, вот и все.
      Куин понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
      – Хочешь, чтобы я тебе посоветовала? – наконец переспросила она.
      – Ну да. Ты лучше знаешь тетю.
      – А Морин знает, что ты спрашиваешь у меня совета? Он пожал плечами, стараясь, чтобы это выглядело как можно непринужденнее. Но от Куин не ускользнуло раздражение, мелькнувшее в его взгляде.
      – Мне не нужно спрашивать у Морин разрешения по любому поводу.
      Он подошел ближе и, к великому удивлению Куин, положил руку ей на плечо. Она невольно напряглась.
      – Знаешь, Куин, – Роберт улыбнулся и заглянул ей в глаза, – я ценю твое мнение и твою дружбу. Мы не должны позволять разногласиям между тобой и Морин влиять на наши с тобой отношения, не так ли?
      Куин внимательно посмотрела на него. Когда-то она ему уже поверила. Безоговорочно поверила. Когда-то ему стоило только посмотреть на нее, и она таяла как воск в его руках. Когда-то она была ребенком, и ее легко было обмануть.
      Она не собиралась позволять ему снова себя использовать в качестве орудия мести Морин за реальные или воображаемые обиды. Бог мой, какого же Роберт невысокого о ней мнения, если считает, что ему достаточно улыбнуться и сказать пару комплиментов, чтобы она снова упала к его ногам!
      – Очень мило, что ты меня так ценишь, Роберт, – тихо сказала Куин. – Но я думаю, твоя жена заслуживает, чтобы в первую очередь ее мнение принимали в расчет. А что касается подарка для тети Фионы, думаю, что вы с Морин вполне способны решить, что ей купить, без моего совета. А теперь, если ты не возражаешь…
      Она улыбнулась, все еще пытаясь сохранить видимость, что между ними ничего не произошло, что он не пытался создать ситуацию, которая поставила бы под угрозу отношения с сестрой. И с тетей Фионой. Что бы подумала старушка, если бы они с Робертом стали закадычными приятелями? Куин не могла себе этого представить. Да и не хотела.
      Выражение его лица стало жестким, но только на мгновение. Чарующая улыбка снова вернулась на свое место, хоть Роберт и убрал руку с ее плеча.
      – Ты, конечно, права, – сказал он с четко выверенной долей раскаяния. – Ты всегда была такой разумной, не правда ли, Куин?
      – Да, вот такая я разумная, – весело согласилась она. Наконец-то Куин окончательно и бесповоротно поняла, что больше ни капельки его не любит. Теперь она улыбалась от всего сердца, потому что уже много лет не чувствовала себя такой свободной и счастливой.
      Только она повернулась, чтобы пойти к тете, как краем глаза заметила лицо Питера. Он пристально смотрел на нее через стекло задней двери. На его лице было написано презрение. Ничем не прикрытое презрение.
      Улыбка сползла с ее лица.
      Питер легонько постучал в дверь, но ощущение было такое, что кто-то стучал молотком в самом ее сердце.
      Куин проглотила комок в горле. Она прекрасно знала, о чем он подумал, прекрасно знала, на что была похожа их беседа с Робертом.
      Роберт обернулся. Его глаза сузились при виде Питера, который, продолжая смотреть на Куин, открыл дверь и вошел. Он даже не взглянул на Роберта.
      – Не хотелось вам мешать, тем более вы так уютно здесь устроились, но я пообещал вашей тете починить сегодня кран в ванной.
      Только теперь Куин заметила, что в правой руке он держал ящик с инструментами.
      В этот момент тетя въехала в кухню на своей инвалидной Коляске.
      – Ну, вот вы все здесь. О Боже, Питер! Да ты, никак, пришел починить этот чертов кран! Я всю ночь слушала, как капает вода.
      Она бодро улыбнулась.
      – Я готова, Роберт. Фиона обернулась к Куин:
      – Морин пригласила нас на обед. Она готовит чили.
      – Да, – отозвалась Куин. Голос был напряженным, но она надеялась, что тетя не обратит на это внимания. – Я не могу пойти.
      Фиона начала было что-то говорить, но передумала.
      – Хорошо. Теперь мне придется съесть в два раза больше. Куин улыбнулась этой слабой попытке пошутить. В суматохе, пока она помогала тете надеть пальто, а Питер с Робертом вышли на улицу, чтобы помочь Фионе спуститься по ступенькам и сесть в машину, к Куин вернулось самообладание. К тому времени, как Питер вернулся в кухню, она уже была готова встретиться с ним лицом к лицу.
      – Значит, – сказал он с циничной усмешкой, – вы не последовали моему совету.
      – Что вы имеете в виду?
      Кимбл осторожно поставил ящик с инструментами на стол и взглянул на нее. В его зеленых глазах светился упрек.
      – Знаете, Куин, если вы настолько глупы, что не понимаете, чего добивается от вас этот болван, то все, что с вами происходит, – ваша вина. – Он презрительно усмехнулся. – Что вы собираетесь сделать? Отнять его у сестры так же, как она отняла его у вас?
      Ослепленная гневом, Куин не думала, что делает. Она приблизилась к Питеру, подняла руку и что было сил дала ему пощечину. Ее грудь вздымалась, рука горела, и слезы готовы были брызнуть из глаз.
      На его щеке остался красный след. Несколько мгновений он молча смотрел на Куин.
      Затем стремительно, так что она не успела среагировать или оказать сопротивление, обнял ее, крепко прижал к себе, наклонился и поцеловал так сильно, что ее губы оказались в плену его губ. Она почувствовала, как жар разливается по телу, когда его язык скользнул в глубь ее рта, и, несмотря на сопротивление, его руки только крепче сжимали ее тело.
      Вскоре она перестала сопротивляться. Острое желание и какое-то другое чувство, которому она не смогла бы дать определение, даже если бы постаралась, вытеснили злость. Куин обвила руками сильную шею Питера, прижалась к нему, чувствуя, как бьется его сердце, ощущая пылающую между ними страсть, и отдалась на волю чувств.
      Они целовались так жадно, будто это было последним наслаждением в их жизни. Все чувства, которые они так тщательно скрывали, вырвались наружу.
      Поцелуй продолжался и продолжался. Она чувствовала, как его руки опускаются все ниже и ниже, чувствовала его возбуждение. У нее кружилась голова, когда она прижималась к нему, и единственное, что нарушало тишину в комнате, было их тяжелое дыхание.
      Наконец они оторвались друг от друга. Куин дрожала. Ноги были как ватные. Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Дыхание ее было прерывистым и шумным.
      Долго, очень долго они с Питером не отрываясь смотрели друг на друга. Куин чувствовала себя эмоционально истощенной, ошеломленной своей реакцией на его поцелуй и тем, что она отвечала на него.
      На его лице была написана такая же растерянность. Его глаза сверкали в потоках света, льющихся из окон.
      Было слышно, как громко тикают кухонные часы и гудит холодильник.
      – Я, пожалуй, пойду и сделаю то, за чем пришел, – сказал он.
      Голос его был хриплым. Питер взял ящик с инструментами. Было заметно, какими неуклюжими стали его движения. Куин понимала, что он тоже не знает, как себя вести.
      Она облизнула губы.
      – Да, да, идите. Голос казался чужим.
      Похоже, он собирался еще что-то сказать, но потом повернулся и вышел из кухни.
      Куин опустилась на стул. Прошло много времени, прежде чем ее сердце успокоилось и вернулся разум. И все же, как бы она ни относилась к тому, что произошло сегодня, как бы ни уверяла себя, что это был всего лишь поцелуй, а не поворотный момент в ее жизни, она знала, что обманывает себя.
      Ничто уже не будет как прежде.

      Питер чувствовал себя отвратительно. Давно он не терял голову и не совершал дурацких поступков. Он вздохнул. Что в Куин такого особенного, что он позабыл все свои клятвы?
      Этому не было объяснения, но когда она дала ему пощечину, у него внутри как будто прорвало плотину. Весь его здравый смысл улетучился – остались только сильные чувства, которые она вызывала в нем.
      Он закрыл глаза, пытаясь отогнать воспоминания. Ее губы уступили его натиску, отвечая на поцелуй. Их сладость и теплота распаляли его желание, которое было таким же бурным, как поток воды, готовый снести плотину. Ее тело повторяло изгибы его тела, будто она была второй его половинкой. Он все еще ощущал ее прикосновения, и даже мысли о ней пробуждали в нем страстное желание.
      Ничто уже не будет по-прежнему в их отношениях. Поцелуй открыл двери, которые не стоило открывать.
      Через час поломка была устранена. Питер собрал инструменты, умылся, причесался, оттягивая момент, когда придется встретиться с Куин.
      Но когда он сбежал по лестнице в холл и вошел в кухню, ее там не было. Он остановился и прислушался. Было так тихо, будто он остался дома один. Питер знал, что это не так. Он знал, что она поднялась к себе наверх, что она не хотела его видеть.
      «Хорошо, Куин. Я ухожу. Но рано или поздно нам придется об этом поговорить».

* * *

      Интересно, что он собирается сказать при встрече? Услышав, что Питер ушел, Куин откинулась на подушки и закрыла глаза. Шок от того, как на нее подействовал поцелуй, начал понемногу проходить. Теперь в голове крутились бесчисленные вопросы.
      Как она могла так себя вести? И именно с Питером! Боже правый, она же практически помолвлена с другим мужчиной! Ко всему прочему, она почти не знала Кимбла.
      Бесспорно, он привлекал ее – но только на уровне физиологии. Что он за человек? Она понятия об этом не имела. Даже его поведение оставалось для нее загадкой. Он то горячился, то сохранял ледяное спокойствие. Иногда он относился к ней с заботой и вниманием, но временами набрасывался на нее без всякого повода и мог больно ранить резким замечанием. Он был самым противоречивым человеком, которого она когда-либо встречала.
      Она никогда его не поймет. Никогда.
      «Но Боже, как он целуется!»
      Куин приложила правую руку к сердцу. Она чувствовала, как тяжело оно билось при воспоминании о поцелуе. Даже от мыслей об этом у нее будто бабочки начинали порхать в животе и страстное желание разливалось по телу, достигая таких закоулков, о существовании которых она и не подозревала до сегодняшнего дня.
      Она не могла не сравнить чувства к Питеру с тем, что чувствовала к Джиму или к Роберту. Ничто не могло с этим сравниться.
      Поцелуй был подобен взрыву, который отозвался в каждой клеточке ее тела. Когда Джим целовал ее, это было приятно, мило – но не более того. А Роберт? Ей казалось, что она любила его! То были чувства романтичной юной девушки. Когда он смотрел на нее, у Куин кружилась голова, но она никогда не испытывала того дикого голода, который вызывал в ней Питер.
      Она все еще перебирала в памяти события этого дня, пыталась найти ответы на мучившие ее вопросы, понять, что же сегодня произошло, когда услышала, что вернулась Фиона.
      Куин медленно спустилась вниз. Роберт был на кухне. Она мысленно молила, чтобы он ушел. Хватит с нее на сегодня мучений.
      Он не уходил. Впрочем, он держался довольно отстранение и через пару минут, проследив за тем, чтобы тетя устроилась поудобнее, сказал:
      – Ну, я, пожалуй, пойду.
      Роберт улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. Куин решила, что он сердится на нее. Как замечательно сознавать, что ей все равно. Он может злиться на нее всю оставшуюся жизнь – теперь это не имеет никакого значения.
      – Хорошо провела время? – спросила Куин, когда за ним закрылась дверь. Тетя улыбнулась:
      – Да. Приятно иногда выбраться из дома.
      – Почему ты не сказала мне, что хочешь почаще, выбираться из дома? Я была бы счастлива сходить с тобой куда-нибудь.
      – Я и сама об этом не подозревала, пока Морин не пригласила меня, – ответила Фиона, – Питер починил кран?
      – Д-думаю, да.
      Фиона пристально посмотрела на племянницу:
      – Думаешь? Ты разве была не дома?
      Куин отвернулась, пряча предательский румянец на щеках, и начала старательно наполнять водой чайник.
      – Дома, но я поднялась к себе и не слышала, как он ушел.
      Почувствовав себя увереннее, она снова повернулась к Фионе:
      – Хочешь чашечку чаю? Я бы выпила одну.
      Когда они сели пить чай, Фиона спросила:
      – Теперь, когда ты узнала Питера получше, он тебе больше нравится?
      Вопрос застал Куин врасплох, и она снова почувствовала, что краснеет. Ей захотелось дать себе пинка. Она пожала плечами:
      – Наверное, да.
      Тетя взглянула на нее поверх очков:
      – Он замечательный молодой человек, Куин. Куин нахмурилась, моментально позабыв о своем смущении.
      – Тетя Фиона, надеюсь, ты не строишь никаких планов насчет меня и Питера, потому что, поверь мне, ничего из этого не выйдет.
      Тетины ясные голубые глаза внимательно изучали племянницу.
      – Тем хуже для тебя.
      – У меня уже есть пара.
      – Ты говорила, что не уверена в своих чувствах к нему, – сказала тетя. – И, судя по твоему поведению с тех пор, как ты сюда приехала, ты не изнываешь от тоски по нему.
      – Тетя Фиона, в наше время женщины не изнывают от тоски.
      – Не думаю, что все так сильно изменилось со времен моей молодости.
      Куин не решалась взглянуть тете в глаза. Она была слишком проницательной, а ее глаза, казалось, видели людей насквозь.
      – Ты же не любишь своего дипломата, так ведь? – настаивала тетя. Она поднесла чашку к губам и сделала маленький глоток.
      Куин вздохнула:
      – Да, боюсь, что так.
      – И ты не собираешься выходить за него замуж, не так ли?
      – Скорее всего нет, – неохотно признала девушка. Она уже давно это поняла, но все боялась себе в этом признаться.
      – Так почему ты не хочешь обратить внимание на Питера?
      – Послушай, тетя Фиона, я знаю, что ты желаешь мне только добра, но я не в восторге от твоей идеи. Питер и я… ну… я не думаю, что мы друг другу подходим. – Куин поежилась от охватившей ее неловкости. – К тому же я не думаю, что очень ему нравлюсь.
      Фиона улыбнулась:
      – Думаю, ты ему нравишься. Неужели тетя что-то подозревает?
      – Он не в моем вкусе. – Куин постаралась сказать это как можно тверже.
      – Но ты могла бы по крайней мере дать ему шанс.
      – Тетя Фиона… пожалуйста, давай оставим эту тему, ладно? Ничего не выйдет.
      Боже милостивый, только этого ей не хватало! Тетя, которая пытается их свести, наблюдает за ней, за ее реакцией каждый раз, когда Питер оказывается поблизости, прислушивается к каждому их слову. Нет, Куин этого не вынесет. Она будет чувствовать себя, как насекомое под микроскопом.
      – У Питера большое будущее, – продолжала настаивать тетя. – Ему предложили возглавить кафедру математики в будущем году, когда мистер Сфара уйдет в отставку. Ты знала об этом?
      – Откуда мне знать?
      – Я подумала, что Питер мог тебе рассказать.
      Фиона допила чай и поставила кружку на стол.
      – С чего бы он мне стал рассказывать? Мы едва знакомы. И уж конечно, не рассказываем друг другу о своей личной жизни.
      «Но ты рассказала ему о моей жизни, не так ли?» Куин хотела высказать это обвинение вслух, но сдержалась.
      – Он не знает, как поступить. Мне кажется, он был бы рад, если бы ты ему что-то посоветовала.
      Сама того не желая, Куин заинтересовалась:
      – Если ему действительно предложили это место, почему он сомневается? Разве это не продвижение по службе?
      – Да, но мне кажется, ему не хочется принимать на себя такую ответственность. Ему нравится быть простым учителем.
      – Знаешь, – задумчиво произнесла Куин, – мне всегда было трудно представить Питера в роли учителя. Мне он не кажется терпеливым или понимающим человеком.
      – Ты ошибаешься, Куин. Он замечательный учитель. Ученики его обожают.
      – Честно говоря, мне в это не верится. Ты, наверное, просто не замечаешь его недостатков. Он может быть очень неприятным. Во всяком случае, со мной.
      Фиона улыбнулась:
      – Думаю, он тебя просто боится – поэтому и выпускает свои колючки.
      Куин засмеялась:
      – Боится? Меня? Что за чушь! С чего ему меня бояться?
      – Разве ты не знаешь? Когда мужчине женщина начинает нравиться больше, чем он того хочет, он пугается. – На ее лице появилось мечтательное выражение. – Никогда не забуду, сколько времени понадобилось Стивену, чтобы набраться смелости и пригласить меня на свидание.
      Она вздохнула.
      Стивен Маклахлен был тетиным женихом – пилотом во время Второй мировой войны, – самолет которого сбили над Германией. Они встречались со школьных времен, а после его смерти Фиона не смогла увлечься ни одним другим мужчиной.
      – Тетя Фиона, наша с Питерам ситуация совсем не похожа на то, что было между тобой и Стивеном. Питер совершенно мной не интересуется. Тебе просто хочется так думать.
      Но Куин не могла заставить себя взглянуть тете в глаза, а от воспоминаний о тех страстных поцелуях ее сердце забилось быстрее.
      Фиона лишь улыбнулась.
      В воскресенье днем Фиона заявила, что она больше не будет спать после обеда.
      – Элинор, Серена и Рут придут, чтобы поиграть в бридж, – сказала она. Эта троица была ее давними партнерами по игре. Куин улыбнулась:
      – Ну и что из этого? Кто сказал, что это в порядке вещей? Что-то я не помню, чтобы я разрешала тебе не спать после обеда.
      – Хм, – заворчала Фиона, – я уже сыта по горло тем, что со мной обращаются как с инвалидом.
      – Тетя Фиона, по-моему, ты становишься капризной, – сказала Куин, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.
      – Ты тоже станешь капризной, если тебя запереть здесь на пару недель.
      – Ну, если ты собираешься провести весь день за игрой в бридж, я пойду прогуляюсь по парку.
      Через тридцать минут, одевшись потеплее, чтобы не замерзнуть, Куин вышла из дома. Она даже не взглянула на окна Питера, потому что все еще чувствовала себя неловко после случившегося. Она пошла вниз по улице. Куин услышала сзади шум мотора, но не обернулась. Через несколько минут джип Питера притормозил у обочины. Он опустил стекло.
      – Привет! Вас подвезти?
      Зеленые глаза, внимательно смотревшие на нее, напоминали темный лес.
      – Нет, спасибо, я просто вышла прогуляться. Он положил руки на дверцу и наклонился к ней.
      – Вообще-то я искал возможности поговорить с вами наедине.
      О черт! Только не это. Она и так совершенно запуталась в своих чувствах. Хватит с нее этих ссор и споров!
      Он повернул ключ в замке зажигания и вышел из, машины.
      – Извините меня за то, что произошло на днях. Я не имел права говорить то, что сказал. И я… э-э… – Питер опустил глаза.
      Бог мой, да он нервничает! Этот факт приятно удивил Куин.
      – Я был вне себя, когда я… э-э… Он поднял глаза и взглянул на нее. Воспоминание о тех поцелуях пробежало между ними, как электрический ток.
      – Все в порядке, Питер, – торопливо сказала Куин. – Мы оба были вне себя от злости. Давай забудем обо всем, ладно?
      Ей не хотелось обсуждать эту тему. Может, он и мог объяснить свое поведение, но она-то не могла.
      Кимбл кивнул:
      – Да, я знаю, но это не оправдание. В конце концов, ваша личная жизнь меня не касается. Черт, даже если бы вы захотели переспать с Робертом, это ваше дело. Вы взрослый человек. Я уверен, вы знаете, что каждое действие имеет свои последствия.
      Куин уставилась на него с открытым ртом. Сначала он извинился, а потом свел на нет все извинения своей отповедью. Это могло бы даже показаться смешным, если бы не действовало на нервы. Она вздохнула и покачала головой.
      – Знаете, Питер, я не обязана вам ничего объяснять, но в том, что касается меня, вы настолько бестолковы, что можно сойти с ума.
      Только он открыл рот, чтобы ответить, как Куин опередила его, жестом показав – теперь моя очередь говорить.
      – Вы ошибаетесь насчет меня, – сказала она. – Я не люблю Роберта. Давным-давно я думала, что люблю его, но тогда я была ребенком. Теперь повзрослела, и единственные чувства, которые у меня к нему остались, – чувства, которые женщина испытывает к мужу сестры. И уж конечно, я не хочу с ним спать, ни сейчас, ни потом – никогда. У меня уже есть пара. Он живет в Стокгольме. Замечательный человек, дипломат, и он хочет, чтобы я вышла за него замуж. Мне совершенно не нужно подбирать объедки со стола сестры.
      Глаза Питера затуманились, и впервые в них появилась неуверенность. И что-то еще. Разочарование? Прежде чем он успел что-то сказать, она выпалила:
      – В тот день, когда вы заглянули в окно, Роберт просто спрашивал у меня, что им с Морин лучше подарить тете на Рождество. Не более того. Вот и все, о чем мы говорили.
      Она не собиралась признавать, что это далеко не все. Что ответ Роберта был полон сарказма, да и она не отстала. И уж конечно, она не собиралась рассказывать Питеру, что именно в тот момент она окончательно и бесповоротно порвала с прошлым. Ей не хотелось, чтобы кто-то узнал, сколько лет она потратила на всевозможные «а что, если…». Питер и так невысокого мнения о ее умственных способностях, так что не стоит усугублять.
      Кимбл поморщился.
      – Я поспешил с выводами, да?
      – Да.
      Он провел рукой по волосам.
      – Извините, Куин. Я больше не совершу такой ошибки.
      – Надеюсь, что нет. Я устала оправдываться. Питер кивнул. Их глаза снова встретились, и несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Не отводя взгляда, Питер сказал:
      – Послушайте, как вы смотрите на то, чтобы… Он не договорил, потому что старичок с маленькой собачкой появился из-за угла и подошел к ним.
      – Здравствуйте, – сказал он и улыбнулся.
      – Здравствуйте, – хором ответили Питер и Куин, Когда тот продолжил свой путь, Питер сказал:
      – Ну, не буду вас задерживать.
      Куин хотелось узнать, о чем он собирался ее спросить, но, подумав, она решила, что если это что-то важное, то он спросит в другой раз.

* * *

      Значит, она встречается с мужчиной в Стокгольме. Что ж, черт возьми, этого следовало ожидать. У такой женщины, как Куин, не могло не быть поклонника.
      Эта мысль не давала ему покоя. В сущности, весь день он не мог думать ни о чем другом. Интересно, как бы развивались события, если бы этот старик не прошел мимо них как раз в тот момент, когда он, повинуясь порыву, хотел пригласить Куин в кино или куда-нибудь еще?
      Он все никак не мог понять, что заставило его почти совершить этот опрометчивый поступок. Ведь как раз перед этим она сказала, что практически помолвлена с каким-то парнем в Стокгольме.
      Да и что бы она ответила? Скорее всего он никогда этого не узнает. И вообще, чем скорее он забудет о Куин, тем лучше.
      Питер был рад узнать, что она не влюблена в Роберта. Но в то же время она подчеркнула, что несвободна, хотя и не сказала, что помолвлена. Похоже, она старалась быть тактичной и дать понять, что ее поведение во время поцелуя было вызвано всего лишь нормальным влиянием гормонов. «Хватит страдать. Просто выкинь ее из головы». Накрывая на стол для холостяцкого ужина, читая газету, проверяя письменные работы и даже пытаясь сосредоточиться на чтении романа Тома Клэнси, Питер старался не думать о ней.
      Бесполезно. Ее образ преследовал его. Ее слова не давали ему покоя.
      «Благодари Бога, что получилось так, а не иначе. То, что у нее есть парень, дипломат, причем наверняка специалист в своем деле, там, в Стокгольме, – это только к лучшему. Ты и так знал, что тебе здесь ничего не светит».
      В эту ночь Питеру снилась Куин. Во сне они, босые, шли по берегу озера Мичиган в парк недалеко от отцовского дома. Была середина лета, вокруг них играли дети. Они кричали и смеялись, подбрасывали мячики и играли в догонялки с собаками, пока их родители снисходительно наблюдали за происходящим.
      Им то и дело попадались парочки, которые лежали на одеялах, расстеленных на траве, а их приемники наигрывали модные мелодии. Везде, куда бы ни падал взгляд, люди наслаждались прекрасным днем. А над головой во всем своем великолепии раскинулось голубое утреннее небо.
      Они с Куин шли, держась за руки, и смотрели на водную гладь, сверкавшую в лучах полуденного солнца – легкие сапфировые волны смешивались с белой пеной, и бриллиантами сверкали мелкие брызги воды. Крикливые чайки носились в небе и стремительно падали вниз, а потом подлетали к берегу и искали, чем бы поживиться. Их пронзительные крики смешивались с убаюкивающим плеском волн и шумом людских голосов.
      Лицо Куин светилось в лучах солнца, она смеялась его шуткам. Глаза ее сверкали, а смех звенел на легком летнем ветру как колокольчик.
      Питер остановил ее и развернул к себе лицом. Не обращая внимания на людей и на шутливые просьбы Куин остановиться, он прижал ее к себе. Нагнув голову, поцеловал, ощущая солнечное тепло и сладость дня на ее влажных губах.
      Они с Куин стояли, а мир вращался вокруг них, люди спешили по своим делам, а они обнимали друг друга, позабыв обо всем. Им было хорошо вместе.
      Когда Питер проснулся, его все еще переполняли чувства, вызванные сном. Сон был настолько реальным, как будто все случилось на самом деле, и впервые с тех пор, как Господь забрал к себе его жену и ребенка, он снова желал невозможного.
      Через два дня, во вторник днем, где-то через час после того, как закончились занятия и ученики разошлись по домам, Питер сидел за столом и составлял график экзаменационных работ.
      Его мысли крутились вокруг Трейси Адамс. Сегодня после занятий он объяснил девочке, что ценит предложенную помощь, но на самом деле ему не нужны ученики-ассистенты.
      – Ох, мистер Кимбл, – она поморщилась, – вы уверены? Питер кивнул, пытаясь смягчить отказ улыбкой.
      – Но с твоей стороны очень мило было предложить помощь.
      Она не двигалась, с тоской глядя на него.
      – Если вы передумаете…
      – Спасибо, Трейси, но вряд ли. Она вздохнула.
      – Ну тогда я пойду.
      – До свидания, Трейси, – сказал он как можно тверже, потом перевел взгляд на бумаги на своем столе и не поднимал глаз, пока не услышал, что ученица вышла из класса. Питер глубоко вздохнул. Он надеялся, что девочка не очень расстроилась. И не обиделась. Она такая милая. Она не заслуживала, чтобы ей снова причинили боль. Черт, иногда он удивлялся, что происходит с людьми в наше время. Он повидал столько изломанных детских судеб, и у многих из них не было отца или матери. Как у Трейси, которая могла положиться только на мать. У некоторых и этого не было.
      Плохо, что эти дети сталкивались с трудностями, о которых предыдущее поколение не имело никакого понятия. Секс, наркотики и насилие в школах лишали их детства, выталкивая во взрослую жизнь. Они уже ничего не ждали от жизни, у них не было надежд, они жили в хаосе и были ужасно ранимыми, чего их родители никак не могли понять.
      Слишком много было таких, как Трейси, которые искали чего-то или кого-то, кто мог бы дать им недостающее тепло.
      Питер начал грызть карандаш. Раздался стук в дверь. Он вздрогнул и поднял голову. В класс вошел директор, Брэдли Вулвертон. Питер поднялся. Вулвертон, высокий, приятной наружности мужчина, уже разменявший пятый десяток, на следующий год собирался уйти в отставку.
      Мужчины пожали друг другу руки.
      – Ну, Питер, ты что-нибудь решил насчет работы? – спросил Вулвертон, присев за стол. Он машинально поправил пиджак, пригладив лацканы и одернув рукава.
      Питер улыбнулся. Брэдли Вулвертон был пижоном. Он всегда выглядел так, будто только что сошел с обложки «Джентльмен Куотерли».
      – Да, Брэд, решил.
      – И?.. – И карие глаза директора встретились с глазами учителя.
      – Я не думаю, что подхожу для этой работы. Питеру трудно далось это решение, но он знал, что поступает правильно. После смерти Кристины и Аманды он дал себе слово всегда помнить о том, что в жизни наиболее-важно, а что – нет. И он боялся, что, если возглавит кафедру математики, призрак успеха снова завладеет его умом. Тем не менее мысль об учениках, ждущих от него совета, обращающихся к нему за помощью, была довольно привлекательной, и поэтому он с большим трудом отказывался от предложенного места.
      – Питер, я отказываюсь принимать отрицательный ответ, – сказал Вулвертон. – Ты, с твоим опытом и знаниями» прекрасно подходишь на эту должность. Никто из остальных учителей понятия не имеет об управлении или бизнесе. А ты этому обучался.
      – Послушайте, я…
      – Подумай над моим предложением еще раз, Я не заставляю тебя давать ответ прямо сейчас. В сущности, я собираюсь объявить о том, что освобождается должность, не раньше марта или апреля.
      – Брэд…
      – Еще пару недель. Ну, перестань, Питер. Подумай об этом на праздниках. Когда вернешься в школу после Нового года, и, если по-прежнему не захочешь занять эту должность, я не буду больше на тебя давить.
      Питер улыбнулся:
      – Тебе невозможно отказать.
      Вулвертон встал.
      – Я работаю над этим. Многие ухватились бы за эту должность. Больше денег, больше ответственности, больше влияния…
      – Я все это знаю.
      Питер понимал, что стоит объяснить, почему он не может принять должность. Может, тогда Вулвертон оставил бы его в покое. Но он не мог заставить себя признаться, как низко он когда-то пал, как позволил жажде наживы и власти ослепить себя и потерять из-за этого самое главное в жизни.
      Когда Вулвертон ушел, Кимбл решил, что на сегодня хватит, собрал вещи и отправился домой. Когда он добрался до дома и поднялся по ступенькам заднего крыльца, то увидел, что Фиона и Куин сидят за столом. Месяц назад он бы постучался в дверь и зашел бы на пару минут. Но теперь, после того, что произошло между ним и Куин, он понимал, что лучше этого не делать. Он направился к своей комнате.
      – Питер!
      Кимбл обернулся на звук голоса Куин. Задняя дверь была открыта, и она стояла на пороге. На ней были джинсы и толстый белый свитер. От нее веяло молодостью и свежестью. Она выглядела так прелестно, что у него защемило сердце. Внезапно сон, который приснился ему прошлой ночью, ожил в памяти, да так, что у него перехватило дыхание, будто кто-то ударил его кулаком в солнечное сплетение.
      – Тетя Фиона приглашает тебя зайти и выпить с нами чашечку шоколада.
      Ее теплые глаза светились в лучах полуденного солнца. Питер колебался, гадая, правильно ли поняла Куин приглашение Фионы.
      – Питер, ты идешь или нет? – позвала Фиона. Куин улыбнулась и взглянула на Питера. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Он широко улыбнулся.
      – Вы меня уговорили. – Его голос охрип от волнения. Через десять минут он сидел за столом, держа в руках чашку шоколада. Фиона располагалась слева от него, а Куин – напротив. Даже если бы он ослеп, то все равно ощущал бы ее присутствие. Ее волнующий запах – легкий и свежий, напоминающий аромат горных фиалок, – окутывал его.
      Он старался не смотреть на Куин. Он знал, что если посмотрит на нее, то не удержится от воспоминаний об их поцелуях. Даже сейчас он помнил тепло ее тела, вкус ее губ. Вспоминает ли она об этом так же, как и он? Интересно, почувствовала ли Фиона, что между ними что-то произошло?
      – Расскажи, как прошел день, – попросила Фиона. Благодарный за возможность переключиться с мыслей о Куин на что-то другое, Питер ответил:
      – Брэдли Вулвертон зашел ко мне как раз, когда я уже собирался идти домой. Он хочет, чтобы я дал ответ.
      Чувствуя, что Куин не понимает, о чем идет речь, он взглянул на нее и сказал:
      – Вулвертон – директор школы. Он предложил мне более высокую должность – так сказать, продвижение по службе. Куин кивнула:
      – Да, тетя Фиона мне говорила. И я знаю, кто такой Брэдли. Еще со времен моего детства. Они с тетей Фионой…
      – Да-да. Они много лет играли вместе в бридж.
      – Точно.
      Ее улыбка снова сводит его с ума. Имеет ли она хоть малейшее представление о том, как действует на него? Когда Куин поднесла чашку к губам и сделала глоток, внутри его как будто что-то перевернулось. Он невольно перевел взгляд на ее округлую грудь, которую скрывали толстые складки свитера, но тут же отвел взгляд.
      – Так что ты ему ответил? – спросила Фиона. Даже ее лицо и голос выражали нетерпение.
      – Я ответил «нет».
      – Но почему? Я…
      – Но он не принял моего отказа, – перебил ее Питер, пока Фиона не сказала что-нибудь еще. – Он сказал, чтобы я еще раз хорошенько все обдумал и дал ответ после праздников.
      Фиона вздохнула с явным облегчением:
      – Что ж, прекрасно, ты должен принять это предложение, Питер. Из тебя выйдет прекрасный руководитель. К тому же ты умеешь обращаться с детьми – то, чего не умеют делать многие руководители.
      Питер пожал плечами. Он на секунду встретился взглядом с Куин и заметил, что ее глаза светились интересом.
      – Я не разделяю твою уверенность. Все дело во взглядах на жизнь. Тут одна моя ученица воспылала ко мне великой любовью, и теперь я в полной растерянности. Не знаю, что делать.
      – Это вполне естественно, – сказала тетушка. – Что тут странного, многие девочки в моем классе с ума сходили по Джеку Скулингу. И ничего, никто не умер.
      – Джек Скулинг! – Куин засмеялась и посмотрела на тетю. – Этот толстый, лысый старик?
      Ей почаще надо смеяться, подумал Питер.
      – Ну, он же не всегда был толстым и лысым, – ответила Фиона, тоже смеясь. – Может, это покажется тебе невероятным, но когда-то он считался самым сексуальным учителем в школе.
      Взглянув в искрящиеся глаза Куин, Питер захотел, чтобы они остались одни. Как бы он хотел выйти из-за стола и заключить ее в свои объятия! Целовать до потери сознания, а потом отнести наверх на руках…
      «Прекрати. Этому не суждено случиться, так что выкинь эти мысли из головы».
      Даже если он готов перевести их отношения в другое русло, Куин скоро должна уехать.
      От этой мысли ему стало плохо. Невероятная тяжесть сдавила грудь. Через месяц он больше не увидит ее милых глаз. Ее восхитительных губ. Ее очаровательного, беззащитного лица. Он никогда больше не сможет с ней спорить, не сможет увидеть, как она вздернет подбородок, как вспыхнут гневом ее глаза. Эта мысль заставила его улыбнуться. Куин в гневе – это еще то зрелище!
      – Я тоже однажды влюбилась в учителя, – сказала она. – Уверена, он знал об этом, но виду не подавал. В сущности, он просто не обращал на меня внимания. Когда я была подростком, меня никто не замечал.
      Питеру не понравился ее самоуничижительный тон.
      – У нас у всех в этом возрасте низкая самооценка.
      – Но я и вправду была гадким утенком.
      – Ничего подобного! – возмутилась Фиона. – Ты были очаровательной девушкой.
      Питер улыбнулся, глядя на то, как тетушка яростно защищает племянницу.
      – Тетя Фиона, я была тощей, неприметной занудой. Боже, я едва могла связать пару слов, когда поблизости оказывался привлекательный мужчина.
      Питер ясно представил Куин. Застенчивая. Тихая. Скромная. В школе он бы на такую и не взглянул. А теперь она превратилась в по-настоящему дорогую ему женщину. Он все еще никак не мог поверить, что Куин когда-то влюбилась в Роберта Блэнкеншипа.
      – Давайте не будем больше говорить обо мне. Расскажи об этой своей ученице.
      И Питер начал рассказывать о жизни Трейси. Какой та была ранимой. Как осторожно надо было с ней себя вести.
      – Кроме того, я не хочу, чтобы у нее развилось чувство отрицания всех и вся. Я должен подумать, как дать ей понять, что у нее нет никаких шансов без того, чтобы разрушить ее самоуважение.
      – Ты справишься, Питер, – заверила его Фиона. Он улыбнулся. Милая Фиона. Она думала, что он само совершенство. Однако ее племянница была другого мнения. Он взглянул на Куин.
      Питер ожидал увидеть в ее глазах сомнение. Чего он не ожидал увидеть, так это восхищения. И все же он мог поклясться, что именно оно светилось в глубине ее задумчивых глаз. И хотя он без конца повторял себе, что Куин восхищалась вовсе не им, и вообще ее мнение не имеет никакого значения, и из его чувств к ней ничего не выйдет, в его сердце все же зажглась искорка надежды.

      После того как Питер ушел, Куин сто раз задавала себе вопрос, почему этот добрый и понимающий человек – если речь шла о чувствах маленькой девочки – мог быть таким бестолковым, если дело касалось ее чувств. Рассказывая о Трейси, он проявил такую чуткость, и это поразило Куин. Внезапно она увидела Питера совершенно в другом свете.
      Возможно, тетя была права. Питер был именно таким, каким Фиона его представляла. Но почему же он не понимает ее, почему он иногда так неприветлив с ней?
      Питер был чертовски противоречив. Некоторые его поступки вообще были бессмысленны. Вот, например, он – образованный, интеллигентный человек, которому почти сорок лет, а ведет себя так, будто только начинает делать карьеру. И хотя Куин знала, что учителя не зарабатывают миллионы, но разве Питер не должен был бы уже остепениться? Почему он снимает комнату? Почему ему нет дела до того, как он выглядит? И почему он не хочет говорить о себе и своей семье?
      Ей хотелось спросить тетю, знает ли она что-нибудь о прошлом Питера. Но она не решалась – что тогда подумает Фиона…
      Куин продолжала думать о нем весь вечер и даже когда легла спать. На следующее утро он все еще не выходил у нее из головы. Интересно, зайдет ли он к ним вечером после школы?
      Питер не зашел. На самом деле Куин вообще не слышала, чтобы он возвращался домой. Может, у него свидание? Она попыталась представить женщину, которой Питер захотел бы назначить свидание. От этих мыслей ей стало не по себе.
      Куин заметила, что ему нравятся блондинки.
      «Морин – блондинка».
      Да, ему должны нравиться женщины вроде Морин.
      «Если так оно и есть, то ты ему точно не нравишься.
      Но тогда почему он ее поцеловал? Сердце Куин забилось быстрее при воспоминании о тех сумасшедших поцелуях. Мысли продолжали крутиться в ее голове, то и дело возвращаясь на исходную позицию. Тетя в конце концов заметила, что племянница чем-то озадачена.
      – Что-то случилось, Куин?
      – А? Да нет, все в порядке. – Она пристально смотрел» на экран телевизора.
      Фиона продолжала вязать легкий голубой свитер для Джен. Было слышно, как тихонько позвякивают спицы.
      – Уверена? Ты как будто где-то далеко.
      – Ты же меня знаешь, тетя Фиона. Я всегда витаю в облаках, – успокоила тетушку Куин.
      Старушка улыбнулась, но огонек догадки по-прежнему светился в ее взгляде.
      На следующий день Куин решила найти предлог, чтобы остаться на кухне до появления Питера. Обычно он возвращался около пяти часов.
      – Что-то мне захотелось чаю, – сказала она тете. – А тебе?
      Они выпили чаю. Пробило пять часов, но Питер так и не появился. Куин то и дело смотрела то на настенные часы, то на часы на своей руке. Тетины глаза, казалось, видели ее насквозь.
      В половине шестого Куин начала готовить ужин. Сегодня еда была простой – оставшийся после обеда суп и подогретые в микроволновке бутерброды с сыром.
      Где-то без пятнадцати шесть тетя, которая все это время молча сидела за столом и наблюдала за племянницей, направилась в ванную. Не прошло и пяти секунд, как Куин услышала звук шагов – Питер поднимался по ступенькам.
      Ома затаила дыхание. Постучится ли он? Она повернулась к окну. Если не постучится, то по крайней мере она помашет ему рукой. Куин знала, что, проходя мимо, он всегда смотрит на их окна.
      Кимбл постучался.
      Сердце ее затрепетало, когда она открыла дверь и их глаза встретились. Куин заметила, что Питер быстро, оглядел кухню.
      – А где Фиона? Спит?
      – Нет. Она вернется через минуту.
      Он кивнул, снял куртку и небрежно бросил ее на спинку стула. Сегодня на нем были джинсы, кожаные ботинки и глухой черный свитер. Его лицо было румяным от холода, а волосы растрепанны от ветра. Куин не могла не восхититься тем, как плотно свитер облегал его грудь и сильные плечи. Он был привлекательным мужчиной.
      – Я рад, что застал вас одну, – сказал он. – Я тут думал… Сердце Куин снова забилось сильнее. Думал о чем?
      – Вы же еще будете здесь на тетин день рождения? Вопрос застал Куин врасплох. Она ожидала совсем не этого.
      – Да. Я возвращаюсь в Стокгольм третьего января. – Тридцатого декабря Фионе должно было исполниться семьдесят шесть лет. – А почему вы спрашиваете?
      – Вы не собираетесь его праздновать?
      – Я пока еще об этом не думала, – призналась Куин. Недавно все ее мысли были заняты Морин и Робертом.
      – Ей же к тому времени уже снимут гипс?
      – Должны. Иначе я не смогу уехать.
      – Я подумал, что будет здорово, если мы устроим ей вечеринку-сюрприз. Может, даже в каком-нибудь ресторане. Я бы с удовольствием помог все организовать.
      Куин улыбнулась:
      – Тетя ненавидит вечеринки-сюрпризы. Питер усмехнулся:
      – Я знаю. Она мне сто раз об этом говорила.
      – Но я всегда считала, что она слишком уж протестует, – добавила Куин.
      – Я тоже.
      – Давайте и вправду устроим ей вечеринку.
      Внезапно Куин загорелась этой идеей. Она старалась не обращать внимания на слабый голосок внутри, говоривший, что организовывать вечеринку – значит проводить больше времени с Питером. Но, может, это и было главной причиной ее энтузиазма?
      – Я надеялся это услышать. Нам нужно встрет…
      – О, Питер, здравствуй!
      Кимбл не договорил, потому что тетя въехала в кухню на своей коляске.
      Питер ухмыльнулся:
      – Ну и как поживает моя любимая старушка?
      – Старушка! Куин, ты слышала? Старушка – вот как! – В глазах Фионы светился озорной огонек.
      Питер посидел еще минут десять и, когда Фиона предложила ему поужинать, любезно отказался.
      – Я и так слишком злоупотребляю вашей гостеприимностью, – сказал он. – Кроме того, утром я положил размораживаться пару свиных отбивных.
      Он надел куртку и помахал рукой на прощание. Уходя, взглянув на Куин.
      – Когда вы сможете мне помочь в этом деле, о котором мы говорили? – спросил он.
      Куин пожала плечами.
      – В любое время. Сегодня вечером. Или лучше завтра вечером?
      – Скорее завтра вечером. Почему бы не обьеднить это за ужином?
      Куин улыбнулась.
      – Ну… – Она взглянула на тетю. – Думаю, это не займет много времени.
      – Ну-ка постой-ка, – возмутилась Фиона. – Сначала меня называют старушкой, а потом ведут себя так, будто меня ни на минуту нельзя оставить одну. Я устрою вечеринку с игрой в бридж, пока вас не будет.
      Куин посмотрела на Питера:
      – Думаю, мы договорились.
      – А что это за дело, о котором вы говорите? – спросила Фиона.
      – Ах это! Я просто хочу, чтобы Куин подсказала мне кое-что насчет компьютера. У нее большой опыт в этом деле, – не растерялся Питер. – Весной грядет олимпиада по математике.
      После того как он ушел, Куин старательно избегала любопытного тетиного взгляда. Она знала, что Фиона хочет понять, намечается ли у них с Питером что-то и не предлог ли это так называемое «дело», чтобы просто побыть вместе. Куин едва сдерживала улыбку. Вот удивилась бы тетя, знай она настоящую причину их намечающегося свидания за ужином!
      Но, уверяя себя, Куин знала, что за всем этим скрывается гораздо большее. Она не могла перестать думать, почему Питер предложил устроить вечеринку на день рождения Фионы. Хочет сделать тете приятное? Или ищет предлог, чтобы быть рядом с Куин? Как бы ей хотелось обсудить мучившие ее вопросы с Фионой, но об этом, конечно же, не могло быть и речи.
      Но даже если предложение устроить вечеринку и было только предлогом для их свидания за ужином, лучше не давать Фионе надежду.

* * *

      На следующий день, вернувшись домой из школы, Питер постучал в дверь Фионы. Ее открыла Куин.
      – Привет, – сказала она и робко улыбнулась. Он ответил улыбкой. На сердце у него было легко. Давно он не чувствовал себя таким счастливым. Питер успел забыть, какое это удовольствие – с нетерпением ждать встречи. Это было его первое свидание с тех пор, как умерла Кристина.
      – Семь часов – не слишком поздно для ужина? – спросил он.
      – Конечно, нет. Совсем не поздно. Я накормлю тетю Фиону, да и ее приятели к тому времени уже соберутся.
      – Хорошо, я зайду за вами позже.
      Какие красивые у нее глаза – искрящиеся, будто в них пляшут золотые огоньки!
      – Договорились. Что мне надеть? Мы куда-нибудь идем? Питер взглянул на Куин. На ней были темные брюки и длинный желтый свитер.
      – То, что на вас, прекрасно подойдет. Мы идем в мой любимый итальянский ресторанчик. Называется «Паскаль». Там все просто и по-домашнему.
      Без десяти семь, одетый в новые джинсы, кожаные ботинки и ярко-зеленый свитер – подарок жены брата на прошлое Рождество, Питер зашел за Куин.
      – Вы переоделись, – заметил он. – Потрясающе выглядите.
      На ней была короткая темно-синяя юбка, жилет такого же цвета и белая блузка с длинным рукавом. Юбка почти полностью открывала ноги, великолепные ноги, подумал он, – стройные и сильные. Питер понял, что Куин не только очень женственная, но и сексуальная женщина.
      От этой мысли в нем снова проснулось желание.
      «Не забывай, это не свидание».
      Но об этом трудно было помнить, потому что следующие два часа он веселился так, как не веселился уже долгие годы. Двадцать минут езды до ресторана, его аппетитные запахи, потрясающе вкусная еда, присутствие Куин – все это только усиливало его радужное настроение.
      Особое наслаждение он получал от разговора с Куин. Они говорили так легко и свободно. Если, конечно, не считать напряжения в душе, которое возникало всякий раз, когда она смотрела на него этими своими большими глазами.
      Когда все детали, касающиеся вечеринки в честь дня рождения Фионы, были улажены и все обязанности распределены, Куин сказала:
      – Спасибо, что вы подсказали мне эту идею, Питер. Я думаю, тетя Фиона будет тронута, хотя и сделает вид, что это не так.
      Он кивнул:
      – Мама всегда устраивала для отца вечеринки-сюрпризы, и он вел себя точно так же. Он ворчал, но в душе был страшно доволен.
      – Твой отец умер? – мягко спросил» она.
      – Нет. А вот мать умерла. Пять лет назад, когда мне было тридцать три.
      Было видно, что он по-прежнему по ней скучает.
      – Извини. Но ты сказал, что твой отец жив?
      Питер улыбнулся:
      – Да, жив. Страшный ворчун. Он на пенсии. У него было собственное дело – магазин вин и колбасных изделий, но он его продал пару лет назад. Теперь играет в гольф, копается потихоньку в своем саду и проводит кучу времени с внуками.
      – Сколько ему лет?
      – Шестьдесят пять. Но выглядит он моложе.
      – Ты часто с ним видишься?
      – Не очень. С тех пор как два года назад я переехал сюда, дома был раз шесть, если не меньше. Прошлым летом я провел с ним три недели.
      – У тебя есть братья или сестры?
      – Старший брат. Его зовут Мэтт. Он врач. Терапевт. И очень хороший. Он женился на девушке, с которой встречался еще в школе, и теперь у них три самых очаровательных дочурки на свете.
      Куин улыбнулась.
      – Фиона рассказала мне о ваших родителях и о том, как они погибли, – сказал Питер. – Вы были совсем крошкой. Вам, наверное, трудно пришлось?
      – Да, нелегко. Но тетя Фиона, она держалась просто замечательно. Я никогда не чувствовала себя одинокой или брошенной. Она обращалась со мной и с Морин как с родными детьми. Мы ни в чем не испытывали недостатка, а уж тем более в любви.
      Питер заметил, как непринужденно Куин упомянула Морин. Повинуясь внезапному порыву, он спросил:
      – Вы с Морин были близки?
      Она пожала плечами:
      – Я думала, что да. Долгое время я ее идеализировала. Считала совершенством и хотела быть на нее похожей. – Она неуверенно улыбнулась. – Вот вам пример, насколько слепы могут быть дети.
      Питер понимал, что лезет не в свое дело, но ему не нравилось наблюдать, как две сестры отдаляются друг от друга, и не только потому, что знал, как это ранит Фиону. Он понимал, что для Куин будет хуже, если она не избавится от накопившейся горечи и неприязни к сестре.
      – Знаете, Куин, – медленно произнес он, – вы, конечно скажете, что это не мое дело, и будете правы, но я все равно должен это сказать. Ничто в этом мире не сделает вашу тетю счастливее, чем то, что вы с Морин преодолеете ваши разногласия.
      Теплота исчезла из ее глаз.
      – Я нисколько в этом не сомневаюсь, но некоторые вещи не так-то просто сделать.
      Черт! Лучше бы он промолчал. Питер чувствовал, что она отдалилась. Казалось, в отношениях с Куин он всегда делает шаг вперед и два – назад.
      – Но, – продолжила она, – я не сержусь на вас. – Улыбка ее была совершенно искренней, хотя уже и не такой теплой, как раньше. – Давайте оставим эту тему и поговорим о чем-нибудь более приятном.
      – Договорились, – сказал он.
      В следующий четверг, заканчивая дела в школе, Питер услышал, как кто-то легонько постучался в дверь. В класс вошла Трейси Адамс.
      – Привет, Пи… – Она запнулась. – Мистер Кимбл, – закончила Трейси, нагнув голову в знак смущения. Она подошла к его столу.
      Потрясенный внезапным вторжением, Питер только и смог сказать:
      – Почему ты все еще в школе?
      Он взглянул на часы и увидел, что прошло уже два часа с тех пор, как дети разошлись по домам.
      «Черт, она чуть не назвала меня „Питер“. Эта мысль только усилила его тревогу.
      Девушка смущенно улыбалась.
      – У нас только что закончилась репетиция оркестра, я увидела, что у вас горит свет. Я подумала, может, вам нужна помощь?
      Репетиция оркестра? Репетиции проводились во флигеле или на футбольном поле. Зачем она вернулась в главное здание? И поднялась сюда, на второй этаж? Ни у кого из учеников старших классов не было шкафчиков для книг на втором этаже. Питер знал, что она специально искала его. У него возникло странное чувство, когда он понял, что в этом крыле никого нет. Мало кто из учителей задерживался здесь допоздна.
      – Я ценю твою заботу, Трейси. Я уже собираюсь уходить.
      Питер потянулся за портфелем. Он даже не убрал на столе. Придет завтра пораньше и все сделает. Сейчас же ему хотелось только одного – поскорее уйти.
      – Ox… – разочарованно вздохнула она.
      – Твоя мама не будет волноваться, что тебя так долго нет? Он жестом показал на дверь и подождал, пока она не выйдет.
      – Она знает, что у меня репетиция. Кроме того, она работает допоздна.
      Когда Трейси вышла, Питер погасил свет в классе. Стало темно. Он быстрым шагом направился к лестнице. Что подумают люди, увидев его наедине с хорошенькой ученицей в столь поздний час? Он понимал, какие выводы можно сделать. И знал, как легко можно все неправильно понять.
      Но тут все гораздо серьезнее. Подобная ситуация могла поставить под угрозу его карьеру. Даже Брэдли Вулвертон, который всегда был на стороне Питера, не сможет помочь, если о нем поползут слухи. К тому времени как они с Трейси вышли из здания, он решил – нужно что-то сделать, чтобы дать понять девочке, что у нее нет никаких шансов. И как можно скорее.

* * *

      Куин услышала, как Питер подъехал к дому на своем джипе. Ей хотелось выглянуть, посмотреть, как он поднимается по ступенькам на крыльцо. Но тетя сидела напротив. Было шесть часов. Они только что поужинали спагетти с любимым соусом Куин – из моллюсков. Дейзи клубочком свернулась у камина. На кухне было тепло и светло, в то время как на улице царил холодный зимний вечер. Через несколько секунд тетя сказала:
      – А вот и Питер. Что-то он сегодня поздно.
      – Угу, – уклончиво ответила Куин. Ей, конечно, не стоило признаваться, что она прекрасно знает, когда приходит и уходит сосед и то, что сегодня он вернулся позже обычного.
      Раздался сильный стук в дверь. Куин не смогла сдержать улыбки. Женщины обернулись, когда открылась дверь и вошел Питер.
      – Привет, – сказал он, взглянув сначала на Фиону, а потом на Куин.
      Фиона указала рукой на стул:
      – Присаживайся. Хочешь спагетти? У нас их еще много. Он перевел взгляд на Куин.
      – Я приготовила свой любимый соус из моллюсков, – весело сообщила она.
      – Вы меня уговорили. – Он широко улыбнулся Фионе. – Когда ты поправишься, мне придется приглашать тебя на ужин.
      – Мне еще не скоро захочется принять чье-либо приглашение, но я готова поспорить, Куин хочется почаще выходить из дома.
      «Здорово! Тетя опять за свое».
      Куин быстро поднялась и стала накладывать Питеру спагетти.
      – Не нужно пытаться благодарить нас, – сказала она. – Я знаю, сколько вы сделали для тети за этот год. Это мы вам должны, а не наоборот.
      – Вообще-то, – проговорил Кимбл, взглянув на Куин, когда та поставила перед ним тарелку, – я зашел к вам потому, что хотел попросить об одолжении. Не согласитесь ли вы поужинать со мной завтра вечером?
      Куин было приятно услышать его слова, и она ничего не могла с собой поделать. Хотя с тех пор, как они были в «Паскале», она несколько раз виделась с ним, они никогда не оставались наедине. Куин пыталась не подать виду, как взволновали ее его слова. Она налила Питеру стакан воды и отрезала несколько кусочков домашнего хлеба, которым их постоянно снабжала Элинор.
      – Почему согласиться поужинать с вами – значит сделать вам одолжение? – Она снова присела на стул.
      – Ну, – сказал он с набитым ртом и замолчал, прожевывая пищу. – Та проблема, о которой я вам говорил… о том, что в меня влюбилась одна ученица…
      – Да? – Куин взглянула на тетю и увидела, что той тоже интересно, что скажет Питер.
      – Думаю, надо что-то решать. И как можно скорее. Трейси пришла ко мне в класс сегодня вечером, после того как все разошлись по домам. Она пыталась придумать предлог, но ее слова звучали неубедительно, и я сразу понял, насколько опасной может быть подобная ситуация. Черт, мы вышли из здания, когда на улице уже стемнело – учитель и хорошенькая ученица. Если бы нас увидели люди, то подумали Бог знает что. И я мог бы потерять работу.
      Куин прикусила нижнюю губу. Его беспокойство было вполне обоснованным. Эта ситуация вполне могла вылиться в катастрофу.
      – Вообще-то, – продолжил он, – я тут кое-что придумал. Если бы Трейси поняла, что я встречаюсь с женщиной, то скорее всего она оставила бы меня в покое.
      Куин уставилась на него.
      – Я надеялся, что вы согласитесь подыграть мне в пятницу вечером. Состоится футбольный матч, а Трейси доверили нести флаг, так что она будет там. Я подумал, что сначала можно сходить куда-нибудь поужинать, туда, где много детей, а потом пойти на игру, и, если, конечно, вы согласитесь, устроить небольшое представление.
      Притвориться его девушкой? Притвориться, что они безумно влюблены друг в друга? Куин почувствовала, как кровь прилила к голове, а сердце тревожно забилось.
      – Я до конца своих дней буду вам благодарен, – сказал Питер с мальчишеской ухмылкой. Он отломил и съел кусочек хлеба. – К тому же мы сможем еще раз обсудить олимпиаду по математике.
      Куин взглянула на тетю.
      – Мне не нравится, что тетю Фиону надолго придется оставить одну.
      – Какая чушь! – воскликнула старушка. – Со мной все будет в порядке, но если тебе так будет спокойнее, то я могу попросить Элинор составить мне компанию. А ты иди. Тебе пойдет на пользу. Да и Питеру надо помочь.
      Куин вздохнула:
      – Хорошо, я согласна.
      Подумаешь, поужинать с ним завтра вечером! Тоже мне, событие! Она согласилась только потому, что хочет помочь ему отделаться от Трейси.
      – «Лгунья! Тебе не терпится пойти с ним на свидание».
      – Я ваш должник, – непринужденно сказал он. Но глаза говорили о другом. Он с таким же нетерпением ожидал завтрашнего вечера, как и она.

* * *

      В пятницу страшно похолодало. Выйдя из школы, Питер поежился и взглянул на пасмурное небо. Казалось, собирался снег. По дороге домой он решил зайти к Фионе и предупредить Куин, чтобы та оделась потеплее.
      – Похоже, сегодня вечером будет очень холодно, – предупредил он. – Я захвачу теплое одеяло, чтобы укрыть ноги, но все равно советую тебе укутаться потеплее.
      – Я надену панталоны, – пошутила она.
      Внезапно Питер ясно представил Куин в панталонах, облегающих красивые ноги. Если бы пару месяцев назад у него спросили, считает ли он панталоны сексуальными, он бы ответил «нет». Но Куин, думал он, была сексуальной в любом белье. Следующий час, принимая душ и собираясь на свидание, он представлял Куин в разном белье.
      Интересно, а какое белье она носит на самом деле? Простое и строгое или кружевное и открытое? Носит ли она черное белье?
      К тому времени как он переоделся в трикотажную водолазку и толстый свитер, его охватило страшное возбуждение. Он подумал, что будет нетрудно притвориться, будто сходит от Куин с ума.
      В шесть Питер уже стоял у двери Фионы. Игра начиналась в половине восьмого, так что у них с Куин будет полно времени, чтобы поужинать. Он собирался пойти с ней в известную забегаловку, где продавались гамбургеры и где было полно детей. Чем больше учеников их увидят, тем лучше.
      Куин открыла дверь. Она премило выглядит, подумал он, рассматривая ее розовый свитер и обтягивающие черные рейтузы. На ней были черные ботинки со шнуровкой, а на спинке кухонного стула висела стеганая куртка.
      Фионы на кухне не было, поэтому он позволил себе сказать то, что думал:
      – Надели панталоны?
      Куин покраснела, и Питеру захотелось обнять и поцеловать ее. Если бы они действительно были безумно влюбленной парочкой!
      – Ни за что не скажу, – сказала она.
      Он засмеялся, довольный, что поддразнил ее. И впервые с тех пор, как Куин Риордан появилась в его жизни, Питер подумал, что же он будет делать, когда она уедет.

      Куин уже десять лет не была на футбольном матче. А на игры школьных футбольных команд она не была с тех пор, как окончила школу. Она уже успела забыть, какой захватывающей может быть игра.
      На трибунах не было ни одного свободного места, болельщики шумели, воодушевленные предстоящим зрелищем. В этом сезоне команда играла очень хорошо. Поговаривали даже о чемпионате штата, поэтому уровень интереса поднялся до небывалых высот.
      Куин нравилась сама атмосфера – флаг, оркестры соревнующихся сборных, воодушевление болельщиков. А капитаны команд поддержки! Куин с благоговением смотрела, как они прыгают, делают шпагат и колесо. Казалось, все эти сложные акробатические движения потребовали месяцы тренировки. Куин никогда не была спортивной, поэтому всегда завидовала женщинам, которые занимались спортом.
      Когда оркестр вышел на поле и заиграл «Звездно-полосатый флаг», Питер показал на Трейси, и Куин принялась наблюдать за хорошенькой девочкой, поднимавшей и опускавшей флаг.
      Было очень холодно, но Куин этого не замечала. Плед, который Питер захватил с собой, чтобы прикрыть ноги, согревал, к тому же вскоре после того, как они уселись, он обнял ее, прошептав на ухо:
      – Не забывай, мы безумно влюблены. Дети наверняка ждут, что мы будем обниматься.
      Обниматься с Кимблом было очень приятно. Они сидели рядом с проходом, и всю первую половину игры к Питеру подходили ученики, и он представлял им Куин.
      – Моя подруга, Куин Риордан, – говорил он, обнимая ее еще сильнее, чтобы показать, что они больше чем друзья.
      Куин знала, что все это выдумка, не более чем искусное притворство, чтобы влюбленная Трейси поняла – у нее нет никаких шансов. Но, несмотря на это, кровь быстрее побежала у нее по венам. Она решила: ничего страшного, если они и притворятся, что действительно встречаются, только не надо самой в это верить.
      В середине тайма хозяева поля вели со счетом 17:10. Счастливые болельщики кричали и свистели. Куин познакомилась еще с несколькими людьми, некоторые из них были учителями. Один, рыжеволосый, наверное, ровесник Питера, подошел к ним и сказал:
      – Здорово, Кимбл, а кто эта красотка? Питер засмеялся.
      – Здорово, Тоби, как дела? – Он встал и пожал приятелю руку. – Куин, познакомься, это Тоби Макинтайр. Преподает математику в школе. А эту красотку зовут Куин Риордан.
      – Привет, Тоби.
      Куин понравились его веснушчатое лицо и дружелюбная улыбка. Она даже не возражала, что ее назвали «красотка», хотя всегда ненавидела это слово.
      – Привет, Куин. Не хочешь бросить его и пойти со мной? Она засмеялась:
      – Лучше не надо. Ты разве не слышал старое высказывание – оставайся с тем, с кем пришел?
      Через несколько минут после того, как обе команды вернулись на поле и школьный оркестр заиграл задорную песню, Тоби попрощался и вернулся на свое место. Усевшись, Питер обнял Куин и сильнее прижал к себе. Нагнувшись так, что его губы почти касались ее уха, он сказал:
      – Посмотри на меня и улыбнись так, будто ты без ума от меня.
      Куин удивленно моргнула.
      – Что?
      – Трейси стоит прямо возле ограждения и смотрит на нас. Давай устроим ей представление. Улыбнись, а потом я тебя поцелую, ладно?
      Сердце Куин забилось быстрее. Она послала ему самую очаровательную улыбку. Нагнувшись, он прошептал:
      – Осторожно, я могу к этому привыкнуть. Его губы коснулись губ Куин, и сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. Сначала его губы были холодными, но когда поцелуй стал более глубоким, они согрелись. Куин чувствовала, как жар разливается по телу. Раздался свист, и кто-то крикнул:
      – Кимбл!
      Они оторвались друг от друга. По выражению его глаз Куин поняла, что Питер так же наслаждался поцелуем, как и она. Ей не верилось, что она позволила мужчине поцеловать себя на глазах у многотысячной толпы.
      Питер откашлялся.
      – Думаю, она нас видела.
      Только теперь Куин вспомнила, почему они начали целоваться. Она обернулась и увидела Трейси, которая шла к остальным ребятам из оркестра с опущенной головой, ссутулившись, еле переставляя ноги. Девочка была совершенно подавлена. Внезапно Куин вспомнила себя в этом возрасте, и ей стало жаль Трейси. Как нелегко, когда тебе семнадцать.
      Питер сильнее обнял ее за талию.
      – С ней все будет в порядке. Это для ее же блага.
      – Я знаю.
      Однако она уже не могла наслаждаться вечером, как прежде. В конце концов, это был всего лишь фарс. На самом деле они не влюблены друг в друга.
      Когда второй тайм был уже на исходе, легкая грусть Куин постепенно развеялась, в основном благодаря энтузиазму Питера. Он смеялся, болтал и флиртовал, пару раз чмокнул ее в нос, а один раз поцеловал в щеку.
      – Нельзя останавливаться, – сказал он. – Мы должны быть уверены, что Трейси все поняла.
      – Что поняла?
      Он хихикнул:
      – Что ты моя девушка и я от тебя без ума. Разве мы не для этого все устроили?
      – Ну конечно.
      Она протянула руку, коснулась его лица и поцеловала Питера.
      – Вот. Теперь я тоже сделала свой вклад.
      Куин решила отбросить все условности и поступать как хочется. Она понимала, что с тех пор, как Роберт бросил ее, она не позволяла себе расслабиться. Может, в этом и была ее проблема с Джимом.
      Впрочем, не важно, как она вела себя с Джимом. Он не волновал ее. Их встречи были похожи на поездку в седане со скоростью тридцать миль в час. С Питером, наоборот, она чувствовала себя живой. Они будто мчались в быстрой спортивной машине, которая заходит на поворот со скоростью восемьдесят миль в час, и ты не знаешь, что скрывается за виражом. Даже в самом начале, когда она впервые встретила Питера и решила, что он ей не нравится, все равно не осталась к нему равнодушной. И никогда не была.
      Куин украдкой взглянула на Кимбла. Он кричал что-то о неправильном замечании судьи. У него орлиный профиль, подумала Куин. Орлиный и сексуальный. Ей нравилось, каким жестким становился его подбородок, когда он злился, нравился изгиб его губ, когда он улыбался, нравилась горбинка на носу.
      А особенно ей нравилось, как он целуется. Ее сердце начинало биться быстрее от одной только мысли об этом. Ей хотелось, чтобы футбольный матч продолжался вечно.
      Но все хорошее когда-нибудь кончается. Через полчаса матч закончился со счетом 23:22 в пользу хозяев поля. Толпа ликовала. Куин и Питеру с трудом пришлось пробираться к стоянке, где был припаркован автомобиль.
      По пути домой они почти не разговаривали. Несколько раз Куин украдкой взглянула на Питера. Интересно, о чем он думает?
      Теперь, когда вечер закончился, она напоминала себе сдувшийся воздушный шарик. Что скажет и сделает Питер, когда они приедут домой? Теперь, когда им не нужно больше разыгрывать представление, они будут чувствовать себя неловко.
      Когда Питер въехал на подъездную дорожку, Куин решила облегчить ему задачу:
      – Спасибо за чудесный вечер, Питер. Он искоса взглянул на нее.
      – Это я должен тебя благодарить. Не могу выразить, как я признателен за то, что ты для меня сегодня сделала. – Он потянулся и взял ее за руку. – Мне все очень понравилось. – Он тихо засмеялся. – А особенно поцелуй.
      Сердце Куин тревожно забилось.
      – Мне тоже все понравилось.
      Питер вылез из джипа и быстро обогнул его, чтобы помочь ей выйти.
      – Ты же не торопишься? Облачко пара показалось из его рта.
      – Нет, – прошептала она.
      – Хорошо. Тогда, может, ты подождешь, пока я поставлю машину в гараж, и мы зайдем ко мне? Выпьем по чашечке кофе.
      – Хорошо.
      Она стояла на дорожке и ждала, пока он откроет дверь гаража и поставит свой джип рядом с «линкольном» тети. Дул ледяной ветер, и она совсем продрогла.
      В квартире Питера, напротив, было очень тепло. Когда они вошли, он зажег свет, и Куин огляделась. Она давно не была здесь. Все изменилось. Во-первых, не было тетиной мебели. Комнату занимала массивная, современная и… мужская мебель. У нее был дорогой вид, особенно у кожаной кушетки цвета отлично выдержанного виски. Домашняя обстановка Кимбла шла вразрез с тем, что Куин успела о нем узнать. Это разжигало интерес к его прошлому.
      – Проходи на кухню. Я поставлю кофе, – сказал он.
      Она проследовала за ним в маленькую комнатку, которая изначально была частью той комнаты, которую он называл гостиной. Куин стояла в дверном проеме и наблюдала, как Питер быстро наполнил до краев кофеварку и включил ее. Через несколько секунд первые ароматные капли упали в стеклянный кувшинчик.
      Когда кофе был готов, Питер наполнил две кружки, и они с Куин вернулись в гостиную. Она села на кушетку, ближе к краю. Куин думала, что Питер сядет на другой конец, но он плюхнулся прямо посередине. Их разделяло меньше фута, и его близкое соседство не давало Куин покоя.
      Несколько минут они молча потягивали кофе, но затем Питер поставил кружку на столик и повернулся к гостье. Расстояние между ними сократилось еще больше.
      – Шутки в сторону, – улыбаясь, сказал он. – Сегодняшний вечер был самым приятным за долгое время. Сердце Куин затрепетало. Она ответила:
      – Спасибо. Я чудесно провела вечер. Уже забыла, сколько удовольствия может доставить игра между школьными сборными.
      – Так это футбол тебе так понравился?
      Ну почему ее глупое сердце готово выпрыгнуть из груди всякий раз, когда Питер открывает рот?
      – Н-нет. Мне все понравилось.
      Она подумала, что он снова собирается ее поцеловать. Но прошло уже несколько секунд, а он этого не сделал. Сожаление и разочарование зашевелились в ее душе. Она понимала, что сегодняшний вечер – исключение, они с Питером не были парой и никогда ею не станут. Тем не менее она хотела получить от этого вечера как можно больше.
      Он взял кружку и отпил кофе. Куин сделала то же самое.
      – Знаешь, – задумчиво сказал он, – извини за то, как я сначала к тебе относился. Надеюсь, ты меня простила.
      – Ты же знаешь, что да. Их взгляды встретились.
      – Видишь ли, я понятия не имел, почему ты так долго не появлялась дома. Я знал только, что у твоей тети, которую считаю одной из самых замечательных женщин на свете, появлялась грусть на лице каждый раз, когда она получала от тебя письмо. Я все никак не мог понять, почему ты ни разу не навестила ее. Это выводило меня из себя.
      – Так вот чем объясняется твоя враждебность! А я-то никак не могла понять.
      – А в будущем? Ты будешь чаще приезжать домой?
      – Конечно. Я люблю тетю Фиону. Я так же скучала по ней и не могла дождаться, когда вернусь сюда. – Взгляд Куин был направлен в никуда. – Знаешь, забавно, но если бы ты задал мне этот вопрос пару недель назад, я бы стала оправдываться. А сейчас мне просто жаль упущенные годы.
      – Куин…
      – Да? – Она снова встретилась с ним взглядом и увидела в его глазах сочувствие.
      – Хочешь об этом поговорить?
      – Думаю, тетя Фиона уже рассказала тебе все отвратительные подробности.
      Она сразу же пожалела о своих резких словах, когда увидела выражение его лица.
      – Она рассказала мне только факты. Я бы хотел услышать эту историю из твоих уст.
      Куин испытующе посмотрела на Питера. Одна ее половина все еще хотела избежать разговора на эту тему, как она и делала все эти годы. Говорить об этом – все равно что вскрывать вены.
      – Иногда это помогает, – подбодрил Питер. Ей было трудно начать. Она сомневалась. Но взгляд Кимбла был все таким же понимающим и сочувствующим, и Куин становилось все легче откровенничать с ним.
      – Я знаю, что мне было больно не столько из-за того, что я потеряла Роберта, – призналась она через какое-то время. – Больнее всего было то, что Морин забрала его, не подумав, как я буду при этом себя чувствовать. Понимаешь, я боготворила Морин. Всегда. Я бы все для нее сделала, да и часто делала, и в душе была уверена, что она любит меня так же преданно и сильно. А потом… – Куин прикусила нижнюю губу и проглотила комок в горле. – А потом выяснилось, что это не так.
      Оказывается, говорить об этом было по-прежнему больно.
      – Может, она просто не понимала…
      – Питер, не надо искать ей оправданий. Она все прекрасно понимала. – Куин вздернула подбородок. – Ты не понимаешь. Когда я была совсем маленькой, всякий раз, когда у меня было то, что нравилось Морин, она это отнимала. Даже если перед этим она отказалась от этой вещи, но я забирала ее себе, она хотела вернуть ее. И так всю жизнь. Я тоже искала ей оправдания. Говорила себе, что мне все равно не нужны эти вещи, и с радостью отдавала их ей. Но с Робертом все было иначе. Он был моим первым парнем, моей первой любовью. Он заставил меня почувствовать себя нужной, красивой. Я никогда такого не испытывала. Я была так счастлива в то Рождество. Ты представить себе не можешь. Я не могла дождаться, когда приеду домой и представлю его своей семье. Я так гордилась им и хотела поделиться своим счастьем с тетей и сестрой.
      Куин наклонила голову, глубоко вздохнула и снова подняла глаза.
      – Морин взглянула на него всего раз, но что-то ей в нем понравилось, и она забрала его. Вот так все просто. Она даже не задумалась о моих чувствах.
      – Но почему ты так злишься на Морин, а на Роберта – нет?
      – Роберт не моя сестра. Питер кивнул.
      – Тебе станет лучше от того, если она будет несчастлива в браке? Все обернулось против нее. Роберт оказался не подарком.
      – Ничто человеческое мне не чуждо. Да, я довольна, что теперь ей приходится расхлебывать кашу, которую она сама заварила.
      – Не думаешь, что тебе будет легче, если ты ее простишь? Куин задумалась.
      – Может, да. А может, и нет.
      – Думаю, если ты будешь честна сама с собой, то признаешь, что горечь и злость – не самые здоровые чувства.
      – Послушай, все не так просто, как ты хочешь это представить.
      – Куин, если ты не приложишь усилий, ты никогда не будешь жить в ладу сама с собой. Я думаю, пришла пора подумать о будущем. И это означает, что ты должна избавиться от прошлого.
      Куин хотелось признать, что он прав, но некоторые вещи легче сказать, чем сделать.
      – Я считаю, что» если бы ты тогда не сбежала, вы бы помирились. Причина твоей горечи и злости в том, что ты только сейчас сталкиваешься с последствиями тех событий.
      Она безрадостно рассмеялась:
      – Спасибо, доктор Кимбл.
      У него хватило такта, чтобы притвориться пристыженным.
      – Знаю, я не похож на профессионального психотерапевта, но не считаю, что в этой ситуации так трудно разобраться.
      – Я действительно хочу думать о будущем, – признала Куин. – Я просто не знаю, как это сделать.
      – Для начала поговорить с Морин. Скоро Рождество. Ты не думаешь, что это подходящее время, чтобы помириться с ней?
      – Может быть. Посмотрим. Все будет зависеть от того, как она себя поведет. Если уж на то пошло, она только и делает, что подтрунивает надо мной.
      – Она чувствует себя виноватой. Легче поддразнить тебя, чем открыться и быть отвергнутой.
      Куин подумала над этим. Может, Морин действительно чувствовала себя виноватой. Впрочем, ничего удивительного. Она на самом деле была виновата, и, сколько бы она, или тетя Фиона, или Питер ни пытались найти объяснение, это не меняло положения вещей.
      – Я и вправду с нетерпением жду Рождества. Я так скучала по этому времени, пока жила вдали от дома. Рождество дома. Он кивнул:
      – Встречать праздники вдали от дома всегда нелегко. От его сочувствующего взгляда ей захотелось продолжить:
      – Особенно я скучала по сочельнику в Шагрин-Фоллз. Я еще как-то могла вынести само Рождество, но в сочельник чувствовала себя ужасно одиноко. Я всегда представляла тетю Фиону, и Роберта, и Морин, и их детей. И так завидовала сестре, потому что думала, у нее есть все, а у меня – ничего.
      – Теперь ты дома, – ласково сказал Питер. – И в этот сочельник ты не будешь чувствовать себя одиноко.
      Куин подняла глаза. Его лицо было так близко. Ей страшно хотелось, чтобы он ее поцеловал.
      – А ты? – спросила она, чтобы отвлечься от желания, которое наверняка можно было прочитать на ее лице. – Ты поедешь домой на Рождество?
      По лицу Питера пробежала тень, и, хотя он не отодвинулся, она почувствовала, что он отдалился. Очевидно, она задела больное место.
      – Нет.
      – Почему?
      Выражение его лица стало жестким.
      – Давай сменим тему.
      – Питер, – возразила Куин, – разве не ты мне говорил, что иногда полезно излить душу?
      Она думала, что он не ответит, либо ответит грубо. Но когда он начал говорить, в его голосе слышалось только лишь напряжение:
      – Причина, по которой я не хочу ехать домой на Рождество, в том, что три года назад во время рождественских праздников я потерял двух самых дорогих мне людей.
      – Хочешь мне об этом рассказать?
      Питер все еще держал Куин за руку, и она почувствовала, как по его телу пробежала дрожь. Он отпустил ее руку, встал и подошел к окну, повернувшись к ней спиной.
      – Когда я окончил колледж, – продолжил Питер, – я был этаким пробивным парнем. Ну, ты понимаешь. Хотел покорить весь мир. Собирался заработать миллион, чтобы все сидели раскрыв рты и слушали только меня.
      Он повернулся. Куин не могла отвести взгляда от его лица.
      – Я начал работать в инвестиционной компании. У нас было несколько мест в министерстве торговли Чикаго. Я быстро делал карьеру. Бог мой, ты бы меня видела! Я крутился-вертелся, заключал сделки и делал деньги с такой скоростью, что только успевай считать. Мои коллеги не отставали. Мы трудились в поте лица, мы шли на риск. Ну, да не об этом речь. Через пару лет после того, как я начал работать в компании, я встретил Кристину. Она была манекенщицей. Блондинкой. Красавицей. Просто красавицей…
      Он взглянул вниз, на свои ноги, потом поднял глаза и посмотрел на Куин.
      – Мы полюбили друг друга и через полгода поженились. Но, несмотря на женитьбу, я продолжал работать в том же темпе и когда Кристина забеременела, и даже после рождения дочери, Аманды.
      Тут он запнулся. Куин проглотила комок в горле.
      – Нас с Кристиной пригласили на грандиозную вечеринку, которую мой босс устроил в субботу после Рождества. Наутро, в день вечеринки, пошел снег, и уже к вечеру дороги замело. Нам позвонила девочка, которая обычно сидела с ребенком, и сказала, что не сможет сегодня прийти. Родители не хотели, чтобы она выходила из дома. Мы с Кристиной сбились с ног, пытаясь найти новую няню, но безрезультатно.
      Куин напряглась, понимая, что последует дальше.
      – Я не мог пропустить вечеринку. И не хотел идти туда один. Я хотел, чтобы рядом со мной была моя красавица жена. Ну, ты понимаешь, – с горечью сказал он, – хотел порисоваться. Показать, насколько я успешен.
      Он взглянул на Куин. Его взгляд был полон тоски и боли.
      – Я настоял, чтобы мы пошли на вечеринку. Аманду я предложил взять с собой. Так и сделали. Вечеринка имела оглушительный успех. Я поразил всех своим остроумием, шармом, умом и красавицей женой. А очаровательная дочурка только добавила очков в мою пользу.
      При этих словах у Куин сжалось сердце.
      – У меня хватило ума не пить. Это было единственное разумное решение за весь день. Но, несмотря на это, по дороге домой кусок льда попал под колесо, и я потерял управление. Мы врезались в ограждение. Когда машина упала с обрыва, Кристина и Аманда погибли…
      Куин в ужасе поднесла руку ко рту. В горле стоял комок, слезы навернулись на глаза.
      Они смотрели друг на друга. Их разделяло несколько метров. В его глазах было написано такое страдание, что у Куин разрывалось сердце.
      – Знаешь, что самое смешное? – сказал он. – Я был не пристегнут. Я ненавидел ремень безопасности и никогда им не пользовался. Я вылетел из машины и приземлился в сугроб. Поэтому и выжил.
      Куин вскочила и подбежала к нему.
      – О, Питер, – прошептала она, коснувшись его руки. – Мне очень жаль…
      Он взглянул на нее, в лице сквозило отчаяние.
      – Ну да, мне тоже, но этим ничего не исправишь, не так ли?
      – Ты не виноват.
      Он пристально посмотрел на Куин:
      – Как ты можешь так говорить? Конечно, я виноват! Я не должен был тащить их на эту чертову вечеринку. Если мне так хотелось пойти, наплевав на опасность, это одно, но заставлять Кристину идти со мной, чтобы потешить свое самолюбие… Бога ради, Куин, я, должно быть, совсем потерял голову. Как может мужчина поставить под угрозу безопасность жены и ребенка из-за работы? Мне придется жить с сознанием того, что моя семья погибла из-за моей жадности и амбиций. – Он безрадостно усмехнулся. – Что ж, я получил по заслугам. Потерял двух самых дорогих мне людей, зато, черт возьми, произвел неизгладимое впечатление на наших клиентов!
      – О, Питер, – снова повторила она, – пожалуйста, не казни себя.
      Она обняла его, чувствуя, что он напрягся. Куин дотронулась до его лица, обхватила его ладонями, притянула к себе и поцеловала в губы – один раз, второй, одновременно шепча ласковые слова. Когда она поцеловала его в третий раз, он обнял ее и поцеловал в ответ. Куин чувствовала солоноватый вкус слез на своих губах. Поцелуи стали страстными и нетерпеливыми.
      Его руки скользили по ее спине, опускаясь все ниже и ниже. Куин ощущала, как внутри разгорается пламя, охватывая ее, словно огонь, дикий и необузданный, охватывает лес.
      Она больше ни о чем не думала, ею руководили только страсть и желание.
      – Куин, Куин, – бормотал он в перерывах между жаркими поцелуями, от которых перехватывало дыхание.
      Его руки гладили ее по спине, затем скользнули под свитер. Он высвободил футболку из стянутых ремнем брюк и коснулся ее кожи. Куин вздрогнула от этого прикосновения, а когда он расстегнул бюстгальтер и дотронулся до ее груди, она застонала от натиска бушевавших внутри чувств.
      Его губы спустились ниже. Он поцеловал Куин в шею, провел языком по нежной впадинке, одновременно лаская руками грудь. Она запустила пальцы в его волосы и выгнула спину. Услышав, как Куин вскрикнула, когда его пальцы коснулись сосков, он снова прижал ее к себе и жадно впился в ее губы. Питер целовал ее с таким неистовством, что ей стало страшно. И вдруг он резко отстранился.
      – Прости меня, прости, – повторял он прерывающимся голосом. Взгляд его был полон решимости, но в глазах читалась безнадежность. – Это была ошибка. Забудь обо мне, забудь о сегодняшнем вечере. Возвращайся в Стокгольм и выходи замуж за своего дипломата…

      Куин не спала почти всю ночь. Сначала она плакала и ругала себя за то, что так переживает. Он не стоит этого, думала она. Ни один мужчина этого не стоит.
      Потом уверяла себя, что ей все равно. В конце концов, оттолкнув ее, Питер не дал ей совершить ужасную ошибку.
      Постепенно слезы высохли, и, успокоившись, она поняла, что Питер прав. То, что произошло между ними, было ошибкой. Он поступил непорядочно, но в то же время у него оказалось достаточно здравого смысла, чтобы это признать. Если уж на то пошло, он совершенно запутался в своих чувствах. Нет, правда забавно! Когда она рассказала ему о своих чувствах к Морин, он посоветовал ей – чтобы двигаться вперед, нужно избавиться от прошлого. Но ведь он повторял ее ошибку, только в его случае горечь и злость были направлены против него самого. Он никогда не сможет снова полюбить, пока не простит себя.
      Часа в три Куин наконец уснула, но снова проснулась в половине седьмого. Понимая, что больше не заснет, она вздохнула и встала. Дрожа от холода, закуталась в теплый халат и сунула ноги в тапочки. Подошла к окну и раздвинула шторы. На горизонте виднелся розовый отблеск зари. Она протерла глаза. Интересно, хорошо ли Питер спал этой ночью? Или, может, тоже не мог уснуть?
      Тихо, чтобы не разбудить тетю, Куин спустилась вниз, наполнила водой кофеварку и принесла утреннюю газету. Она старалась не думать о Кимбле.
      Но его лицо, когда он рассказывал о жене и дочери, не давало ей покоя, как и воспоминания о его поцелуях. Воспоминания о том, что она чувствовала, когда Питер касался ее, не давали покоя.
      Куин закрыла глаза. Думая о том, как его руки касались ее тела, она ощущала томление внутри.
      Боже, да что с ней такое? Почему ей нужен человек, которому она не нужна? Уже во второй раз! Неужели за последние десять лет она ничему так и не научилась? Снова влюбиться в человека, который разбил ее сердце! Почему она не могла влюбиться в Джима?
      К полудню Куин поняла, что надо сходить куда-нибудь прогуляться. Нужно чем-то занять себя, чтобы выкинуть Питера из головы. Сегодня она уже видела его дважды. В первый раз Кимбл выносил пакет с мусором, а во второй – сел в джип и куда-то уехал, наверное, в спортзал. Куин вошла в гостиную. Тетя сидела на диване, облокотившись на спинку, и, как всегда, что-то вязала.
      – Тетя Фиоиа, я хочу пройтись по магазинам и докупить кое-что к Рождеству. Тебе что-нибудь купить? Или, хочешь, можем прогуляться по аллее. Думаю, вдвоем мы как-нибудь справимся с твоей коляской.
      – Не волнуйся за меня. Элинор на днях купила мне все необходимое.
      Тетя поднесла кружку с кофе ко рту. Ее проницательные глаза внимательно смотрели на Куин.
      – Что-то у тебя сегодня осунувшийся вид, детка. С тобой все в порядке?
      Куин старалась не смотреть тете в глаза.
      – Все замечательно. Просто я плохо спала, вот и все. Направляясь к выходу, Куин чувствовала, что Фиона пристально смотрит ей вслед.

* * *

      Днем Питер решил поговорить с Куин. Они просто не могли оставить все как есть. Он много думал после того, как она, обиженная и готовая расплакаться, ушла от него. Он пришел к выводу, что влюбился в нее.
      И это было плохо. Очень плохо.
      Потому что он, Питер, не был святым. Он желал ее, и чем дальше; тем сильнее. Он боялся, что не удержится и возьмет то, что она готова была ему дать.
      Прошлая ночь – яркий тому пример. Сначала он не удержался и разоткровенничался, а потом и вовсе потерял голову. Они почти занялись любовью!
      Заняться любовью с Куин было бы большой ошибкой, потому что она не принадлежала к тем женщинам, которые занимаются сексом, не испытывая никаких чувств к мужчине. Она бы ждала большего. Куин была той женщиной, которая захочет выйти замуж и родить детей.
      А он уже один раз попался на эту удочку. И что из этого вышло?
      Кимбл тяжело вздохнул. У него не было ничего прочного, что он мог бы предложить Куин. Он совершил слишком много ошибок в своей жизни. Она заслуживала лучшего. Этот дипломат ей прекрасно подходит.
      Так что Питер решил держаться в стороне. Сохранять дистанцию. Но это будет нелегко – не видеть ее, не прикасаться к ней. Он думал об этой проблеме все утро и наконец неохотно решил, что это единственный способ не повторить прежних ошибок. Нельзя поддаваться искушению. Он должен уехать из Шагрин-Фоллз. Сегодня первый день рождественских каникул – так что самое время выполнить задуманное.
      Можно поехать на лыжный курорт. Он не катался на лыжах с первой зимы после их с Кристиной свадьбы.
      «Почему ты не хочешь ехать домой?»
      Нет, он не мог поехать в родной дом. Только не на Рождество. Никогда. Даже от мыслей о том, что придется вновь пережить боль, что вновь нахлынут воспоминания и все эти «если бы…» и «почему я не…», становилось трудно дышать.
      «Когда-нибудь тебе придется взглянуть в лицо прошлому. Ты не можешь вечно убегать. Вернуться домой в Чикаго – значит сделать первый шаг».
      Разве не так он советовал Куин поступить в ее ситуации? Она сделала первый шаг, вернулась домой. Теперь осталось сделать второй – простить Морин.
      Он долго думал об этом. Наконец принял решение. Полный решимости, Питер обогнул дом и постучал в дверь Фионы. Через несколько минут старушка открыла дверь.
      – Привет, – сказал он, войдя внутрь. – Куин дома?
      – Нет, – ответила Фиона. Ее проницательные глаза внимательно смотрели на Питера. – Она ушла минут пять назад. Сказала, что ей нужно в последний раз сделать покупки перед Рождеством.
      – Ох!
      Теперь, когда он решил, как поступить, ему хотелось немедленно поговорить с ней, потому что решение было по-прежнему в силе.
      – Посмотрим, может, мне удастся найти ее. Может, она поможет выбрать что-нибудь для моего отца. Я решил на праздник поехать домой. Уезжаю завтра, рано утром.
      – Питер, замечательно! Твой отец будет тронут. Но все равно, мне жаль, что ты не останешься с нами. Мы будем скучать по тебе.
      Кимбл присел на краешек стула и взял ее руки в свои.
      – Мне жаль, Фиона. Мне тоже будет не хватать вас в это Рождество. Но, понимаешь… нет, я не могу этого объяснить… я должен поехать.
      Раньше, всякий раз, когда Фиона осторожно расспрашивала его о прошлом, он говорил только, что совершил много серьезных ошибок и пытается построить что-то новое здесь, в Шагрин-Фоллз.
      – В прошлой жизни я был страшным эгоистом, и от моих действий пострадали невинные люди. Я убегал от этого, – признался Питер, – но теперь пришла пора вернуться домой и разобраться с проблемами.
      Она взглянула на него с сочувствием и кивнула:
      – Я так и думала.
      Он сжал ее руки, затем нагнулся и поцеловал старушку в щеку.
      – Я очень дорожу твоей дружбой и тем, что ты приняла меня таким, какой я есть, ни о чем не спрашивая. Ты совершенно необыкновенная женщина, знаешь об этом?
      – Ой, ну перестань.
      Глаза Фионы светились от удовольствия.
      Питер поднялся.
      – Я еще зайду сегодня. Я приготовил пару подарков для тебя и Куин.
      – Хорошо. Поторопись, если не хочешь разминуться с ней.
      Питер направился в город. Он шел очень быстро и преодолел несколько кварталов меньше чем за пять минут, но, даже дойдя до Мэйн-стрит, не догнал Куин. Он окинул улицу беглым взглядом, повернул налево и заглядывал в каждый магазин по пути. Даже если ему придется обойти все магазины, он все равно найдет ее.
      Кимбл нашел Куин в книжном магазине «Файерсайд». Она стояла в самом конце, напротив книжного стенда, посвященного Огайо. На ней были белая стеганая куртка, джинсы, коричневые ботинки со шнуровкой и красный шерстяной шарф через плечо. Из кармана куртки торчали красные перчатки. Куин стояла, сосредоточенно сдвинув брови. Она выглядела юной и беззащитной.
      Она не видела, как Питер шел к ней, – так была поглощена книгой, которую держала в руках. Подойдя ближе, он увидел, что это была книга об аманитах в Огайо. Ему стало любопытно, интересовала ли ее эта тема или же она покупала книгу в подарок. Может, своему дипломату, подумал он, и сожаление, смешанное с ревностью, кольнуло сердце.
      – Здравствуй, Куин, – тихо сказал он.
      Она резко подняла голову, и сначала удивление, а потом боль мелькнули в ее глазах. Она постаралась придать лицу спокойное выражение, но Питер знал, что он – причина ее страданий. Опять! Он снова обидел человека, который этого не заслуживал. Он знал, что ей будет больно от того, что он собирался ей сказать. Куин наверняка почувствует себя отвергнутой и подумает, что он убегает от нее.
      Но… разве у него был выбор? Он все равно причинил бы ей боль, рано или поздно.
      «Помни, ради чего ты это делаешь».
      В этот момент Питеру больше всего хотелось заключить ее в свои объятия. Он понимал, что решение поговорить с ней в людном месте оказалось очень мудрым, потому что в другой обстановке он бы так и поступил.
      – Здравствуй, Питер. – Не глядя на него, Куин поставила книгу на полку. – Не ожидала тебя здесь встретить. Как ему хотелось дотронуться до нее!
      – Я заходил к вам. Тетя сказала, что ты ушла за покупками. Я искал тебя.
      – Зачем?
      Голос был безразличным, а выражение глаз, когда она взглянула на него, – непроницаемым. Питер огляделся по сторонам. В магазине было полно народу.
      – Послушай, может, лучше выйдем?
      Она посмотрела на него так, будто собиралась сказать «нет», но потом пожала плечами и быстрым шагом направилась к выходу. Кимбл вышел вслед за ней. Серебряные сережки Куин блеснули на солнце. Они остановились посреди тротуара.
      – Ну? – спросила она.
      – Давай спустимся к водопадам.
      Когда они подошли к мосту, Питер остановился. Куин повернулась к нему лицом, опершись рукой на поручни.
      – Ну? – снова повторила она. Выражение лица было совершенно безразличным, будто он разговаривал с незнакомкой.
      – Я еду домой, Куин. – Питер решил, что лучше сразу все сказать и покончить с этим. – Уезжаю завтра утром.
      Какое-то время Куин просто молчала. Лицо ее было бледным, а под глазами появились темные круги – точно как в тот раз, когда он ее впервые увидел. Она прикусила губу. Питер понял, что Куин вовсе не была спокойной и безразличной, какой хотела казаться.
      – И надолго? – наконец спросила она.
      – До конца рождественских каникул.
      – Значит, Новый год ты встретишь там.
      – Да.
      Он понимал, она думает о том, что он вернется всего за несколько часов до ее отъезда.
      Куин кивнула, глядя на воду.
      Боже, как он себя ненавидел в эту минуту! Ведь знал же, что Куин очень ранима. Знал, что создает себе проблему, связываясь с ней. Но все уже сказано. Теперь он мог надеяться только на то, что удастся хоть как-то смягчить удар. Может лет через десять она уже не будет его так ненавидеть. И может, лет через двадцать он забудет ее.
      – Ты говорил, что никогда не поедешь домой на Рождество, – В ее голосе слышался упрек.
      – Да, говорил.
      Наконец Куин снова повернулась лицом к Питеру.
      – И почему же ты передумал?
      Как он мог ей признаться, что его решение было продиктовано желанием держаться от нее подальше?
      – Здесь много причин. Основная – это то, что пришло время. Я так думаю. Я слишком долго убегал.
      И вдруг, не в силах совладать с собой, он протянул руку и коснулся ее лица. Она напряглась и отшатнулась. Питер беспомощно опустил руку.
      – Куин, – мягко сказал он. – Я знаю, что обидел тебя, прости меня. Я совершенно запутался. Тебе будет лучше без меня.
      Она с улыбкой пожала плечами:
      – Не волнуйся. Я в порядке.
      Питер уверял себя, что рад тому, как она все приняла, рад, что она не заплакала и держалась так, чтобы он не почувствовал себя подлецом. Впрочем, он сам чувствовал себя подлецом.
      – А как же вечеринка-сюрприз, которую мы собирались устроить тете?
      – Извини. Знаю, что это была моя идея, но меня на ней не будет. Но я ей все равно позвоню. Вечером.
      – Понятно. Ну что ж, тогда до свидания.
      – Да. – Ему стало больно от того, как спокойно она согласилась с его решением уехать. Почувствовал бы он себя лучше, если бы она разозлилась? Стала обзывать его?
      Может, и да.
      Куин протянула руку. Питер взял ее в свою. Ее ладошка казалась такой маленькой!
      – Счастливого Рождества, Питер, – сказала она. Голос ее потеплел. – И спасибо за все, что ты сделал для тети.
      – Не за что.
      – И тем не менее. – Она отняла руку, вытащила из кармана перчатки и надела их.
      Желание обнять ее было таким сильным, что Питер едва сдерживал себя. В горле пересохло, когда он выпалил:
      – Удачи, Куин. Надеюсь, ты устроишь свою жизнь. Пришли мне приглашение на свадьбу.
      И, пока он не сделал того, о чем потом будет жалеть, Питер повернулся и ушел.

* * *

      Куин вцепилась в поручни моста. Невидящим взглядом смотрела она на бурлящую внизу воду. Слезы жгли глаза. В горле стоял комок. Она не могла в это поверить. Питер уезжает. Завтра. Она увидится с ним, только когда он вернется из Чикаго, да и то на несколько часов, потому что на следующее утро сама уедет в Европу.
      Все кончено.
      Кончено, так и не начавшись.
      «Но я люблю его!» – хотелось крикнуть ей. И она знала, что это правда. Если бы она не любила Кимбла, то не чувствовала бы себя такой несчастной.
      «Я не хочу, чтобы он уезжал. Я хочу, чтобы он меня любил».
      Но он не любил ее. По крайней мере не так, как она. Да что с ней не так? Почему она не может удержать мужчину, которого любит?
      Куин стояла на мосту до тех пор, пока не замерзла. Ей хотелось пойти домой, но как она могла вернуться, не купив подарки? Тетя спросит, почему она вернулась, и что ей ответить?
      «Я вернулась домой, потому что у меня сердце разрывается от боли».
      Она безрадостно засмеялась и моргнула, чтобы прогнать слезы.
      Куин потихоньку пошла к книжному магазину. Она собиралась купить книгу об аманитах в Огайо для коллеги в Стокгольме. В магазине было непривычно тихо. Она заставила себя купить еще несколько вещей и только около пяти решила, что пора домой. Уже стемнело. Сумерки сгустились вокруг нее, и в темноте зимнего вечера Куин почувствовала себя ужасно одинокой. Слезы, которые она сдерживала весь день, снова подступили к глазам, и ей понадобилось все самообладание, чтобы не дать им пролиться. Ей нельзя плакать. Через несколько минут придется встретиться с тетей, а та слишком наблюдательна. В квартире Питера горел свет. Он был дома. Она вошла через парадную дверь, потому что не хотела проходить мимо его окон.
      – Куин? – раздался из кухни тетин голос. – Это ты?
      – Да, я.
      Куин повесила куртку в шкаф для верхней одежды, положила покупки на ступеньки, ведущие на второй этаж, перевела дыхание и, изобразив на лице бодрую улыбку, вошла в кухню.
      Тетя стояла и улыбалась племяннице.
      – Ты уже пользуешься ходунком!
      Теперь Куин улыбалась совершенно искренне. Лечащий врач Фионы сказал, что она может начать пользоваться ходун-ком, но сегодня тетушка отважилась на это в первый раз.
      – Скорее всего на следующей неделе мне уже снимут гипс, – сказала Фиона, сияя от счастья. – Я уже начала думать, что буду ходить в нем вечно.
      Тут улыбка исчезла с ее лица, и она спросила:
      – Ты встретила Питера в городе?
      Куин кивнула.
      – Он сказал тебе, что уезжает домой на праздники?
      – Да. Здорово, правда? Готова поспорить, его родные будут счастливы.
      – Да уж, представляю, – задумчиво проговорила Фиона.
      Она медленно обошла вокруг стола и осторожно опустилась на стул, отмахнувшись от предложенной Куин помощи.
      – Час назад он принес нам рождественские подарки. Я положила их вон туда.
      Фиона показала на холодильник в углу. Две красочно упакованные коробки, одна большая, другая поменьше, стояли сверху.
      Куин сглотнула. Ему она ничего не купила.
      – Я вышила наши имена на свитере, который связала для него, – сказала Фиона, словно прочитала мысли Куин.
      – О, спасибо!
      Она взглянула на свертки. Ей хотелось подойти и посмотреть, который из них для нее. Куин заставила себя отвести взгляд.
      – Ты купила все, что хотела? – спросила Фиона.
      – Э-э. Да. Теперь осталось только все упаковать. Куин подошла к холодильнику и открыла его, вынув оттуда упаковку куриных грудок.
      – Я умираю с голоду. Думаю, пора начать готовить ужин. Казалось, время остановилось. Куин изо всех сил старалась вести себя так, будто ничего не случилось, но все ее усилия были напрасны. Несколько раз она ловила на себе задумчивый взгляд тети. Где-то в девять часов Фиона наконец спросила:
      – Ты в порядке?
      Куин закрыла книгу – она не могла вспомнить ни слова из того, что прочитала.
      – У меня немного болит голова. Не возражаешь, если я пойду прилягу?
      Тетя отложила в сторону вязанье.
      – Нет. Я сама устала. Думаю, мне тоже нужно поспать. – Она улыбнулась. – Эта ходьба вконец меня утомила.
      После того как тетя улеглась, Куин выключила свет, посмотрела, достаточно ли воды в миске у Дейзи, и медленно пошла наверх.
      Лежа в кровати, она продолжала думать, как Питер вел себя во время футбольного матча. Может, какое-то время они и притворялись, но, когда он целовал ее, все было по-настоящему. Куин чувствовала, что нравится ему. И все же завтра он уезжает. Если у них и был какой-то шанс, то он исчезнет, когда Питер уедет. От охватившего Куин отчаяния ей стало трудно дышать. Но почему? Почему он убегает от нее?
      «Он боится. Боится, что все испортит, поэтому не будет даже пытаться».
      Она зажмурила глаза. О Боже, неужели это так? Неужели это правда? И как она переживет его отсутствие? Она не собиралась провести остаток жизни в одиночестве.
      Но как она может выйти замуж за Джима или за кого-то еще, когда все ее мысли только о Питере?
      «Тогда не сдавайся. Борись».
      Но что она могла сделать?
      Сегодня, когда он сказал, что уезжает, Куин сделала над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы показать, что ей все равно. Она призвала на помощь всю свою гордость.
      «Гордость – плохое утешение в печали. Гордость не согреет тебя холодным зимним вечером. От гордости не родишь детей и не создашь с ней семью».
      Через двадцать минут, накинув халат на ночную рубашку и сунув ноги в тапочки, Куин на цыпочках спустилась вниз. На пятой ступеньке сверху, которая постоянно скрипела, она затаила дыхание и постаралась перенести всю тяжесть на перила. В благодарность деревянная ступенька под ногами не выдала ее.
      Когда она наконец спустилась, сердце ее бешено билось. И хотя ночник слегка освещал холл, Куин не решилась открыть шкаф и достать куртку. Дверь шкафа постоянно заедала, и Куин знала, что если откроет ее, то разбудит тетю.
      По-прежнему на цыпочках она шла через холл. Остановилась у двери в тетину спальню и прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука, и Куин, стараясь не шуметь, прокралась на кухню.
      Она долго стояла там, ждала и прислушивалась. Все было тихо, раздавались только привычные звуки. Тикали часы на кухне. Жужжал холодильник. Гудел котел парового отопления. Старый дом скрипел и стонал.
      Решив, что опасность миновала, Куин на цыпочках подошла к кухонной двери. Она потянулась к засову. Что-то мягкое скользнуло по ее ноге, и Куин чуть не закричала, но потом поняла, что это Дейзи.
      – Извини, Дейзи, – прошептала она, нагнувшись, чтобы погладить кошку. Та позволила себя немного поласкать и вернулась на свое место у камина.
      Куин тихо открыла дверь, благословив Питера за то, что он на днях смазал дверные петли, и вышла.
      Она сразу продрогла на холодном ветру, но не решилась ускорить шаг. Доски на крыльце тоже скрипели.
      К тому времени как она крадучись подошла к той стороне дома, где жил Питер, ее начала бить дрожь, а сердце стучало в груди, как отбойный молоток. Только вера в то, что все ее будущее зависело от этого поступка, придала ей смелости. Она тихо постучалась в окно спальни, обхватила себя руками и замерла в ожидании.
      Тишина. Никаких признаков движения. Из спальни не раздавалось ни звука. Небо цвета индиго было усыпано звездами. Крыльцо купалось в лунном свете.
      Она еще раз постучалась в оконное стекло, на этот раз немного сильнее. Куин решила, что ничего страшного не произойдет, если она немного пошумит. Ее и тетю разделяло несколько стен.
      Может быть, он не в спальне? Может, он в гостиной? Но почему тогда там не горит свет?
      Она еще раз постучалась.
      Куин была уже на грани отчаяния, когда в окне показалось лицо Питера. Он отодвинул задвижку и с усилием поднял оконную раму.
      – Куин? Что ты здесь делаешь?
      В молочно-белом свете лицо его казалось моложе. Питер уставился на ночную гостью, голый по пояс, с растрепанными волосами.
      – М-мне надо поговорить с тобой. Питер, пожалуйста, впусти меня.
      Он продолжал смотреть на нее.
      – Куин, я не думаю…
      – Пожалуйста, Питер. Не заставляй меня умолять тебя. – Зубы ее стучали. – Я замерзаю.
      Казалось, он все еще колеблется. Наконец Кимбл вздохнул:
      – Хорошо. Подожди минутку.
      Через несколько секунд он открыл дверь. Куин заметила, что он надел футболку и джинсы. Но стоял босой и почему-то от этого казался менее грозным. Его взгляд был настороженным, но в то же время она заметила, что в его глазах на мгновение мелькнуло желание.
      – Так в чем дело? – резко спросил он.
      Куин сделала глубокий вдох, сказала себе, что, кроме гордости, ей нечего терять, и шагнула прямо в его объятия.

      – Поцелуй меня, Питер, – пробормотала она.
      Все его тщательно обдуманные решения, все добрые намерения исчезли без следа, когда Куин обхватила его лицо руками и притянула к себе.
      Он коснулся губами ее губ и понял, что пропал. Питер закрыл глаза и заключил ее в свои объятия. Сердце его тяжело билось. Он чувствовал, как она растворяется в нем, чувствовал ее тело, ее запах. Как это было прекрасно! Казалось, что они единое целое.
      Ее губы раскрылись под натиском его губ. Она провела рукой по его волосам. Жар разливался по телу Питера, пока его язык исследовал укромные уголки ее рта, ощущая сладость, которую ему так и не удалось прогнать из памяти.
      Его руки нащупали пояс халата. Питер развязал узел и забрался под материю. Теперь он чувствовал тепло и мягкость ее тела, округлые бедра, нежную выпуклость груди и ягодиц.
      Питер жадно целовал Куин, и вся страсть, в которой он не хотел себе признаваться, снова разгорелась в нем. В это мгновение ему было все равно, разумно ли, правильно ли он поступает.
      Он желал Куин.
      Отчаянно желал.
      И она желала этого момента.
      Сейчас только это имело значение.
      Впрочем, одна часть сознания Питера понимала, что не стоит этого делать. Но нужно быть каменным, чтобы отказаться от того, что с такой готовностью предлагала Куин. Он был живым человеком, из плоти и крови. Он хотел ее. И все же здравый смысл был сильнее. Питер отстранился от Куин. Он пристально смотрел в ее широко раскрытые глаза.
      – Ты уверена? – спросил он, не зная, что сделает, если она ответит «нет».
      – Уверена, – прошептала она.
      Ее глаза ослепительно сияли. Губы были влажными от поцелуев. Снимая тяжелый халат с ее плеч, Питер почувствовал, что она дрожит. Халат упал на пол, и от ее вида у Питера перехватило дыхание. Куин не двигаясь стояла перед ним, пока он любовался ее телом.
      Мягкие волосы блестели в тусклом свете лампы. Бледно-желтая атласная сорочка с кружевными оборками, казалось, ласкала молочно-белую кожу и подчеркивала изгибы тела, ничего не скрывая. Четко очерченная грудь вздымалась и опускалась в такт ее быстрому дыханию. Под тканью ясно вырисовывались живот и бедра. На ней не было белья.
      У Питера задрожали руки, когда он прикоснулся к Куин. Они целовались снова и снова. Он гладил и ласкал ее, пока она не застонала. Страсть вспыхнула в нем с новой силой, наполняя его животным желанием. Питеру захотелось повалить Куин на пол, сорвать с нее одежду и взять ее. Навалиться всем телом и услышать, как она закричит. Освободиться от раздиравшего душу жгучего желания. Но разум взял верх.
      – Куин, – сказал Питер прерывающимся голосом, – подожди.
      Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он выключил свет. Теперь Куин стояла в потоке лунного света. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и направился в спальню, положил на кровать и, стараясь ни о чем не думать, быстро разделся. Обычно он спал обнаженным, поэтому под джинсами ничего не было. Питер взглянул на Куин – ее лицо и тело казались мраморными в свете луны. Она протянула к нему руки, и Питер опустился на кровать, Куин предполагала, что заниматься с Питером любовью приятно, но это оказалось более чем приятно. Это было великолепно. Он заставлял ее чувствовать себя особенной. Очень женственной. И очень сексуальной. Когда он целовал ее, казалось, что внутри вспыхивает огонь. Его страстные, жадные поцелуи возбуждали ее. Благодаря Питеру она поняла, что такое страсть.
      А его руки!
      Ей казалось, она тает от его прикосновений.
      Когда он начал ласкать ее грудь, у Куин перехватило дыхание.
      – Тебе нравится? – спросил он, продолжая ласки сквозь атласную сорочку. Прикосновение мягкой ткани к коже было необыкновенно волнующим. Куин отвечала на его ласки, и ей не хотелось, чтобы он останавливался.
      – Да, да. Очень нравится.
      – А мне очень нравится ласкать тебя, – прошептал он.
      Куин закрыла глаза, отдавшись на волю чувств. Она вздрогнула, почувствовав его язык на своем теле. Это ощущение было неописуемым. Куин никогда не испытывала такого. Она непроизвольно выгнула спину, умоляя его продолжать. Наслаждение было настолько острым, что почти причиняло боль. Куин застонала.
      Теперь он целовал ее плечи, шею, руки, потом обнял ее одной рукой и потянул на себя, так что она оказалась сверху. Питер гладил ее спину и ягодицы.
      Куин провела ладонями по его груди, впитывая его силу и жар, ощущая пальцами, как сильно бьется его сердце. Она почувствовала его возбуждение, и ответная волна желания захлестнула ее.
      Через какое-то время он повернулся, так что Куин снова оказалась на спине, и лег рядом. Его руки медленно скользнули вниз. Куин в точности повторяла его движения, и ей было приятно услышать, как он издал стон. Питер снова начал целовать ее. Поцелуи становились все более жадными, неудержимыми и требовательными.
      Наконец, когда она уже начала думать, что не выдержит этих сладострастных пыток больше ни секунды, он снял с нее сорочку и отбросил в сторону. Провел рукой по ее животу, спустился ниже и снова стал гладить ее тело. Куин ответила лаской. Из груди Питера вырвался хриплый стон.
      – Пожалуйста, Питер, – умоляюще прошептала она, потому что не могла больше сдерживаться.
      Через секунду он овладел ею, проникая все глубже и глубже, и Куин почти потеряла сознание, когда ее начали сотрясать сладостные судороги. Она прижалась к нему всем телом, и через несколько секунд, едва сдерживая крик, Питер пролился в нее, одновременно закрыв ей рот поцелуем.
      Она крепко прижималась к нему, чувствуя, как сотрясается его тело, понимая, что уже никогда не сможет полюбить другого мужчину.
      Да, Куин любила его. Более того, она чувствовала, что ее место – рядом с Питером. Ей не хотелось двигаться. Если бы она могла вечно лежать так, ощущая его в себе! Куин хотела заботиться о нем, утешать его, когда ему станет грустно или одиноко, избавить его от страданий. Она хотела быть ему другом, любовницей, спутником жизни, матерью его детей. Она хотела, чтобы он принадлежал ей целиком. Навсегда.
      Куин была так счастлива, что ей хотелось плакать. Если бы она могла ему все это сказать! Но пока Питер не захочет того же, это было невозможно. Они долго лежали обнявшись, пока их сердца не стали биться спокойнее, а разгоряченные тела не остыли. Потом Питер повернулся на бок и поднял ее одежду. Куин нежно гладила его по щеке, чувствуя, как колется отросшая за день щетина. Она провела кончиками пальцев по его носу, подбородку, губам, убрала упавшие на лоб волосы.
      Ей нравилось прикасаться к Питеру, нравилось просто лежать и смотреть на него. Интересно, о чем он думает? Как ей хотелось в это мгновение услышать слова любви!
      – Ты не жалеешь?
      Разочарование, словно острая стрела, пронзило ее сердце.
      – Нет, я никогда не пожалею об этой ночи. Куин дотронулась до его груди, чувствуя, как сильно и размеренно бьется его сердце. Помедлив секунду, он сказал:
      – А мне кажется, я пожалею.
      Она взяла его лицо в свои ладони и страстно поцеловала.
      – Не говори так, – прошептала она. – Я не хочу, чтобы ты жалел.
      – О Господи, Куин, какая ты милая! Питер прижал ее к себе.
      – Я говорю так только потому, что мне кажется, то, что мы сделали, нечестно по отношению к тебе.
      – Но я сама этого хотела.
      – Я тоже этого хотел, но это неправильно. Я просто боюсь, что когда-нибудь ты пожалеешь.
      – Я никогда об этом не пожалею. Он молчал. Куин не выдержала:
      – Питер, сегодня, прежде чем прийти к тебе, я приняла решение. Я не собираюсь выходить замуж за Джима. Я не могу. Уже не могу.
      Она почувствовала, как напряглось его тело.
      – Куин, я не…
      Она рукой закрыла ему рот.
      – Нет, подожди, Питер. Дай мне закончить. Он вздохнул.
      – Благодаря тебе я начала понимать себя, – мягко сказала она. – И самое главное, поняла, что никогда не выйду замуж за человека, рядом с которым не ощущаю того, что ощущаю рядом с тобой.
      В ответ Питер только крепче обнял ее и нежно поцеловал. Он провел языком по ее губам.
      «О Боже, как я люблю его!» Если бы она могла сказать это. Но Куин понимала, что это невозможно. Иначе все будет выглядеть как давление с ее стороны. Он и так напуган. Питер сам должен разобраться в своих чувствах. Сам должен понять, что она ему дорога.
      – Мне не надо ничего обещать, – продолжала она. – я ничего от тебя не требую. Н-но, я просто поняла, что надо жить дальше и двигаться вперед. – Куин сделала глубокий вдох. – И еще я поняла, что надо помириться с Морин.
      – Я рад за тебя.
      – Но, Питер, ты тоже должен двигаться вперед. Хорошо, что ты решил поехать в Чикаго. Тебе нужно наладить отношения с семьей. Ты тоже должен взглянуть в лицо прошлому, чтобы избавиться от него. Должен простить себя. А потом возвращайся ко мне, Питер. Возвращайся ко мне на Рождество. Давай вместе проведем сочельник.
      – Куин…
      – Не говори «нет». Пожалуйста, дай нам шанс.
      – Я не думаю…
      – Ш-ш… Не надо отвечать сейчас. Просто подумай об этом, хорошо?
      Он тяжело вздохнул:
      – Хорошо. Я подумаю.
      Он снова поцеловал ее, на этот раз уже не так нежно. Очень скоро желание снова охватило их, и они отдались ему.
      Когда все было кончено, сердце Куин наполнилось надеждой. Конечно, после этой ночи он не может так просто отпустить ее. Он наверняка поймет, что она дорога ему. И, конечно же, это не последняя их ночь вдвоем.
      Они уснули, обнимая друг друга.
      В пять часов Питер разбудил Куин поцелуем. Открыв глаза, она мечтательно улыбнулась.
      – М-м… Мне так нравится, когда ты меня целуешь, – протягивая к нему руки, прошептала она.
      – Куин, дорогая, тебе пора домой. Уже утро, а тетя Фиона рано встает.
      – Знаю, но неужели мне надо идти прямо сейчас? – Она улыбнулась. – Иди сюда. Поцелуй меня.
      «Дорогая»! Он назвал ее «дорогая»!
      – Да, тебе нужно идти прямо сейчас. А теперь встаем, и никаких поцелуев.
      Питер поднялся, подошел к окну и задернул шторы, включил свет и протянул ей руку.
      Куин не хотелось вставать, но по выражению его лица она поняла, что он не шутит. Питер хотел, чтобы она ушла.
      Через несколько минут, надев халат, она обняла его за талию. На секунду он заколебался, но потом все же приподнял ее лицо за подбородок и взглянул ей в глаза:
      – Куин, не надо слишком на меня рассчитывать, ладно?
      Она кивнула. Ее глаза говорили только одно: «Пожалуйста, Питер. Просто скажи, что любишь меня. Вот и все, что мне сейчас нужно».
      Он крепко поцеловал ее, обнял за плечи, развернул и проводил до двери.
      Прежде чем уйти, Куин обернулась и посмотрела на Питера. Их глаза встретились, и какое-то время они не отрываясь смотрели друг на друга.
      «Я люблю тебя, – говорили ее глаза, – И буду ждать твоего возвращения».
      Он помахал ей рукой на прощание и запер дверь.
      Оказавшись дома, Куин снова легла в кровать. Теперь она была рада, что Питер настоял, чтобы она ушла. Ей определенно не хотелось, чтобы тетя Фиона узнала, что племянница провела у постояльца ночь. Но Куин заботилась не только о тетиных чувствах и не о том, чтобы соблюсти приличия. То, что произошло между ней и Питером, было очень личным, и об этом никто не должен был знать. Беда в том, что тете достаточно будет только взглянуть на Куин, чтобы понять, чем та занималась всю ночь.
      В шесть часов Куин встала, быстро приняла ванну, надела ярко-розовый спортивный костюм и спустилась вниз. Она знала, что Питер не уедет раньше восьми, и рассчитывала с ним встретиться хотя бы на минуту. По пути на кухню она захватила со двора утреннюю газету.
      Тетя уже встала и приготовила кофе. Она снова передвигалась с помощью ходунка, и Куин заметила, что Фиона управляется с ним легче, чем вчера.
      Старушка улыбнулась:
      – Доброе утро! Ну вот, сегодня ты выглядишь намного лучше.
      – Доброе утро, тетя Фиона. Да, я сегодня лучше себя чувствую. – Как ни в чем не бывало Куин подошла к окну. – Похоже, сегодня тоже будет холодно.
      Питер еще не уехал. Она заметила, что его джип все еще стоит в гараже.
      – Да, но по крайней мере снега не обещали. Я бы ужасно беспокоилась за Питера, если бы ему пришлось ехать так далеко в снегопад.
      Значит, тетя тоже думает о Кимбле. Куин отошла от окна, налила себе кофе, присела за стол лицом к окну и развернула газету.
      Через полчаса она услышала шаги Питера на крыльце. Тетя тоже обратила на это внимание и отложила в сторону газету.
      – Кажется, Питер собирается уезжать.
      – Да, – сказала Куин, чувствуя, как бешено бьется сердце от мысли, что она сейчас его увидит. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на нее. У Куин закружилась голова, кровь прилила к лицу, но она надеялась, что тетя не заметит ее волнения.
      Женщины прислушались, и по доносившимся с крыльца звукам Куин поняла, что Питер выносит вещи. Через несколько минут они увидели, как он прошел мимо окна, неся два чемодана.
      Питер заметил Куин. На секунду ей показалось, что он не зайдет. Но она ошиблась. Кимбл поставил чемоданы на землю, подошел к кухонной двери, открыл ее и кивнул в сторону чемоданов.
      – Я уезжаю. Счастливого вам Рождества.
      На секунду он взглянул на Куин. Ее сердце подпрыгнуло.
      – Тебе тоже, – еле выговорила она.
      «Он сказал это из вежливости. Здесь тетя Фиона. Но он вернется… к сочельнику».
      Куин еще долго повторяла эти слова словно заклинание.
      – Думаю, мне надо позвонить Морин, – сказала Куин за обедом.
      Сначала удивление, а потом радость вспыхнули в глазах Фионы.
      – Я знаю. Мне уже давно надо было с ней помириться. – Куин печально улыбнулась.
      – Лучше поздно, чем никогда, – заметила Фиона.
      Через несколько минут Куин вслушивалась в гудки в телефонной трубке.
      – Алле? – раздался высокий детский голосок.
      – Привет, Джен. Это тетя Куин.
      – Тетя Куин! – взвизгнула та. – Привет!
      – Мама дома?
      – Конечно. Я ее позову…
      Куин услышала сдержанный голос Морин:
      – Здравствуй, Куин.
      – Привет, Морин.
      – Чем же я обязана такой высокой чести? Куин подумала, что, наверное, не стоит винить сестру за отсутствие энтузиазма.
      – Я… э-э… я тут подумала, может, ты свободна сегодня днем?
      – Нет, я занята.
      – Ох…
      – А что?
      – Ну, я надеялась, что мы сможем поговорить.
      – Неужели? Вот это да! А я уж начала думать, что ты и смотреть не захочешь в мою сторону.
      Куин вздохнула:
      – Послушай, я понимаю, что не очень-то дружелюбно вела себя с тех пор, как вернулась домой…
      – Если не сказать больше, – пробормотала Морин.
      – Но ты не можешь не признать, что у меня на это были веские причины.
      – С этим можно поспорить.
      – Морин, я не хочу спорить с тобой. Я надеялась, что мы сможем посидеть вдвоем и спокойно все обсудить. Думаю, самое время выяснить все и помириться.
      На какое-то время на том конце провода повисла тишина. Наконец Морин сказала:
      – Я пообещала Робби и Джен сходить с ними на каток. Он один тут, в Шагрин-Фоллз. Потом мы собирались зайти к тете Фионе. Хочешь, встретимся на катке? Пусть дети развлекаются, а мы с тобой можем зайти куда-нибудь и выпить по чашечке кофе.
      – Хорошо. Во сколько?
      – Мы будем там в три.
      Когда Куин подъехала к стоянке у катка, Морин уже ждала ее снаружи. Сегодня она оделась потеплее – на ней была большая стеганая куртка красного цвета и вязаная шапка. Выйдя из машины, Куин вздохнула, чтобы успокоиться.
      Морин настороженно смотрела на сестру. Она постаралась придать своему голосу беспечный тон:
      – Сама пунктуальность. Почему бы нам не пойти в «Йорз Трулли»?
      Это была самая популярная закусочная на Мэйн-стрит. Войдя в теплое помещение, Куин будто окунулась в школьную пору. Когда она училась в школе, сестры частенько забегали сюда. Они заняли кабинку у окна и заказали кофе, по кусочку горячего яблочного пирога и мороженое с корицей, которые им порекомендовала официантка.
      – Я рада, что ты позвонила, Куин. Не думала, что ты решишься, – после непродолжительного молчания сказала Морин.
      Куин улыбнулась:
      – Как сказала тетя Фиона, лучше поздно, чем никогда.
      Она развернула салфетку и положила ее себе на колени, чтобы выиграть время и придумать, как начать разговор.
      Но когда подняла глаза, Морин опередила ее.
      – Когда ты мне позвонила, – медленно произнесла она, – я поняла, как трудно тебе, наверное, было сделать первый шаг. Я думала об этом по дороге сюда и поняла, что это я должна была сделать первый шаг. – Она потянулась через стол и взяла руку Куин в свою. – Извини, что обидела тебя, Куин. Ты даже не представляешь, сколько раз мне хотелось повернуть время вспять.
      Глаза Морин наполнились слезами.
      Куин кивнула, не решаясь говорить. Она чувствовала, что слишком взволнована. Столько всего произошло за последние сорок восемь часов!
      – Ты сама знаешь, я поплатилась за то, что сделала, – продолжила Морин и замолчала, потому что к их столику подошла официантка.
      Она отпустила руку Куин. Та воспользовалась маленькой передышкой, чтобы совладать со своими чувствами. После того как их обслужили, Морин снова заговорила, на этот раз спокойнее:
      – Помнишь старую пословицу, в которой говорится: «Будь осторожнее, когда мечтаешь. Мечты могут сбыться»?
      – Да.
      Улыбка Морин была самоуничижительной.
      – Она прекрасно подходит к моему случаю. Поверь мне, Роберт – не подарок.
      Куин еле удержалась от того, чтобы не съязвить в ответ.
      – Пожалуйста, давай не будем говорить о Роберте.
      – Но разве не за этим мы сюда пришли?
      – Нет. Мы пришли поговорить о нас. Морин добавила в кофе сахар.
      Куин сделала то же самое и тут же отпила глоток из чашки. Она старалась не обращать внимания на вкусный запах яблочного пирога.
      – Знаешь, Морин, десять лет я думала только об этом. Роберт отверг меня, и это было обидно, но то, что ты предала меня, было обидно вдвойне.
      – Куин…
      – Нет, подожди, дай мне закончить. Понимаешь, я обожала тебя, считала тебя совершенством. Я всегда чувствовала твое превосходство и хотела быть похожей на тебя…
      – Мое превосходство? Но, Куин, все, что у меня было, – это моя внешность. Ты же была самой очаровательной, самой умной, и тетя Фиона больше любила тебя. Я всегда завидовала тебе.
      Куин уставилась на сестру. По ее лицу было видно, как она ошеломлена.
      – Я тоже все эти десять лет думала об этом. И поняла, что именно из-за зависти мне всегда хотелось иметь то же самое, что было у тебя, – снова заговорила Морин. – Мне казалось, что тогда я стану лучше. – Она печально улыбнулась. – К сожалению, я слишком многое отбирала у тебя. И посмотри, что из этого вышло.
      – Разве ты не любишь Роберта? – спросила Куин.
      – Чтобы любить кого-то, надо его уважать. А Роберт – слабый человек. – Голубые глаза Морин сверкали, когда она взглянула на Куин. – Я, конечно, старалась его исправить. Но, в конце концов, я сама виновата, не так ли?
      Куин не понравилось, с какой горечью Морин произнесла эти слова. Все ее самодовольные мысли о том, что сестра получила по заслугам – это наказание свыше, сразу испарились.
      – Так что тебе повезло, что ты не вышла замуж за Роберта.
      – Но, Морин, у тебя же есть Робби и Джен. Я бы отдала что угодно, чтобы иметь таких малышей. Взгляд Морин потеплел.
      – Да, я благодарю Бога за то, что они у меня есть. – Она улыбнулась. – Вообще-то мне есть что сказать в свое оправдание. Я хорошая мать.
      – Да, хорошая. – Куин наконец откусила пирог. – А еще тетя мне сказала, что ты потрясающе деловая женщина. Бизнес-леди.
      Морин пожала плечами:
      – Ну, это преувеличение. Дела идут из рук вон плохо. Накопилось много серьезных проблем. И я не думаю, что мы сможем их решить.
      – Да. Об этом тетя Фиона мне тоже сказала. В общем-то, – Куин откусила еще кусочек пирога, чтобы дать себе время подумать, действительно ли она готова сделать следующий шаг, – я тут подумала, может, я смогу тебе помочь.
      – Помочь мне? Но как?
      – Моя доля наследства осталась почти нетронутой. Я могла бы помочь деньгами.
      Морин покачала головой:
      – Нет, Куин. Я благодарна, что ты предложила помощь. Это очень щедрое предложение. Но я не могу его принять. Не могу взять твои деньги.
      – Но почему?
      Морин вертела в руках вилку.
      – Просто не могу. Не знаю, как объяснить. Единственное, что могу сказать, – я сама должна нести ответственность за свои ошибки. – Она подняла глаза. – Чтобы каждое утро, глядя на себя в зеркало, я не прятала от стыда глаза.
      Морин изменилась. Может, внешне она и осталась прежней, но, самое главное, она изменилась внутри.
      Они долго разговаривали. Наконец, когда был съеден пирог и выпито кофе, Морин взглянула на часы.
      – Нам пора. Дети уже, наверное, заждались. По пути на каток они, как в детстве, держались за руки. Потом Морин обняла Куин. И та, со слезами на глазах, обняла сестру в ответ.
      Сегодня они выяснили далеко не все. Время от времени старая рана будет напоминать о себе, но Куин знала, что первый шаг уже сделан.
      – Я люблю тебя, Куин, – сказала Морин.
      – Я тебя тоже, – ни секунды не колеблясь, ответила Куин.
      Домой она ехала с улыбкой. В ее сердце появилась надежда на будущее.

      Всю следующую неделю Куин готовила, убиралась, упаковывала рождественские подарки и украшала дом и двор. Она даже взобралась на крышу, чтобы развесить гирлянды. Ей понадобилось несколько часов, чтобы увить крошечными лампочками огромную голубую ель перед домом, но результат того стоил, думала Куин, любуясь проделанной работой.
      Однажды днем к ним пришли Морин, Робби и Джен.
      – Я решила устроить себе маленький выходной, – пояснила Морин, когда Куин удивленно взглянула на нее, узнав, что та собирается остаться. – Думаю, куда важнее провести время с семьей.
      Они испекли сахарное печенье в форме деревьев, звезд, ангелов, Санта-Клауса и колокольчиков. Куин приготовила огромную порцию сахарной глазури, а Морин разложила ее по вазочкам и розеткам. Дети смазывали печенье сахарной глазурью и посыпали блестками.
      С лица Фионы весь день не сходила улыбка. Когда Куин поняла, как тетя хотела, чтобы они с Морин помирились, у нее комок подкатил к горлу. Она чувствовала себя виноватой, что потратила столько лет на пустые обиды.
      Но это чувство быстро прошло. Она была слишком счастлива, занимаясь подготовкой к Рождеству, счастлива, что отношения с сестрой наладились, счастлива, с нетерпением ожидая возвращения Питера. Она старалась не обращать внимания на внутренний голос, который иногда говорил: «Возможно, он уже не вернется».
      Ну, конечно же, он вернется. Он должен вернуться.
      Иначе и быть не может. После того, что произошло между ними той ночью, Питер просто обязан вернуться к ней. Теперь их слишком многое связывало.
      Все эти дни Куин постоянно была чем-то занята, но отказывалась признать, что за этой кипучей деятельностью она пыталась скрыть, как тяжело у нее на душе. Куин видела, как тетя внимательно наблюдает за ней, и понимала, что Фионе интересно, чем вызвана ее бьющая через край энергия. Возможно, старушка считала, что Куин такая веселая из-за того, что помирилась с Морин.
      Куин предложила устроить в сочельник нечто особенное. Ей хотелось наверстать упущенное за ушедшие годы.
      – Давай пригласим Элинор с семьей, Брэдли Вулвертона с женой, ну, и конечно, Морин с Робертом, – предложила она с энтузиазмом.
      – Не уверена, что Элинор со Стэнли согласятся прийти. Они бы предпочли провести этот вечер с Эми, Патриком и их семьями.
      – Давай пригласим Эми и Патрика с детьми, – сказала Куин, чувствуя, что счастье делает ее великодушной.
      Семья Вулвертонов приняла приглашение на сочельник, а вот Элинор со Стэнли сказали, что не смогут прийти.
      – Но мы все равно заглянем к вам на Рождество, – пообещала Элинор.
      Все меньше дней оставалось до сочельника, а значит, и до приезда Питера. Куин тщательно готовилась и к празднику, и к его возвращению. За два дня до сочельника она подровняла и уложила волосы, сделала маникюр и педикюр. Сходила на презентацию косметики в «Дилларз» и вернулась домой с косметическим набором.
      За день до сочельника Куин наконец выбрала подарок для Питера. Она залезла на чердак, нашла там коробку, осторожно спустилась с ней в свою комнату и открыла ее. В ней хранились всякие милые сердцу мелочи из ее детства. На самом дне лежала маленькая коробочка с отцовскими украшениями. Украшения матери перешли к Морин, потому что та была старше.
      Куин достала золотое кольцо с ониксом, прижала его к сердцу. Она почти не помнила отца, но, держа в руках принадлежавшую ему вещь, почему-то чувствовала себя ближе к нему. Кольцо немного потускнело от времени, поэтому днем Куин пошла в местный ювелирный магазин, где владелец любезно согласился почистить его. Вечером она завернула кольцо в золотую обертку.
      В сочельник Куин все утро готовила и накрывала на стол в столовой. Она положила свои и тетины подарки под елку и развесила веточки омелы над дверьми. Помогла Фионе нарядиться, а потом спустилась вниз, чтобы принять роскошную ванну с ароматическими маслами.
      Куин не спеша оделась в кружевное фиолетовое белье. Тонкие чулки. Темно-зеленое бархатное платье. Черные замшевые туфли-лодочки. Серьги из зеленоватого австрийского хрусталя и дополняющий их хрустальный кулон. Приколола к плечу веточку остролиста, перевязанную красной лентой. Капелька духов на шею и впадинку около горла – и вот она готова.
      Время шло, и напряжение внутри Куин нарастало.
      «А что, если он не придет?»
      Он придет. Обязательно придет.
      Она посмотрелась в зеркало, прежде чем спуститься вниз. Глаза ее сияли, волосы блестели, хрустальные украшения сверкали. Зеленое бархатное платье выгодно оттеняло кожу.
      Куин сделала глубокий вдох, с трепещущим сердцем представляя, как войдет в гостиную. Губы начинали дрожать от волнения, когда она представляла, как Питер поцелует ее, какое у него будет выражение глаз, когда он развернет ее подарок. Сердце было готово выпрыгнуть из груди от волнения и счастья, пока она медленно спускалась вниз.
      Скоро должны были приехать гости. Куин раздвинула кружевные занавески, прикрывавшие стеклянные вставки на входной двери, и выглянула во двор. Днем начался снег. Теперь двор перед домом устилал белый ковер.
      Она улыбнулась. Рождество и снег. Огоньки на голубой ели весело мигали, в то время как город окутывали сумерки. Куин зажгла в гостиной свечи. Вскоре к резкому запаху хвои добавился аромат остролиста и корицы. Куин заранее украсила новогоднюю елку гирляндами и теперь любовалась тем, как сверкают огоньки. Она взбила подушки на диване и на креслах, поправила картины и проверила, достаточно ли столиков на колесиках.
      Потом широко раздвинула шторы, закрывавшие самое большое окно, так чтобы люди на улице могли видеть елку, а она – заметить джип Питера, когда тот подъедет.
      Через несколько секунд, опираясь на ходунок, в гостиную медленно вошла тетя.
      – Какая ты нарядная! – восхитилась Куин. На Фионе был комплект из темно-красной шерстяной юбки и белой шифоновой блузки. Гипс сняли еще вчера, так что она надела чулки и туфли на низком каблуке.
      – Спасибо. Ты не считаешь, что эта блузка подошла бы кому-нибудь помоложе меня? – Фиону смущал плиссированный лиф.
      – Конечно, нет. Она очень красивая. Женщины улыбнулись друг другу.
      – Ты сегодня очень красивая, Куин, – сказала Фиона. – Это новое платье?
      Куин погладила пальцами бархат.
      – Да. Я его купила в городе, совсем недавно. Фиона огляделась.
      – Все так красиво!
      – Спасибо. Нога не болит?
      – Совсем чуть-чуть, но врач сказал, что это нормально.
      – Тогда сиди тут и принимай гостей.
      Куин помогла тетушке усесться в ее любимое кресло, принесла маленький стульчик и настояла на том, чтобы она положила на него ногу. Потом вернулась на кухню, чтобы проверить, готовы ли жареные ребрышки с овощами – главное угощение. Она добавила последние штрихи к закускам на подносе и откупорила вино.
      Куин на минутку заглянула в столовую. Она забыла поставить на стол цветы и вместо этого наполнила хрустальную вазу для фруктов сверкающими шариками, решив, что так стол выглядит праздничнее.
      После этого вернулась в гостиную и стала ждать вместе с тетей.
      Первые гости пришли в шесть. Питера еще не было, и Куин с беспокойством вглядывалась в пелену снега.
      Она была уверена, что его задержал снегопад, но надеялась, что ничего страшного не случилось. Приветствуя Брэдли Вулвертона и его жену, Куин пыталась отогнать тревожные мысли. Брэдли с женой подарили ей две бутылки вина и знаменитые пирожные Дженни.
      Куин проводила Вулвертонов в гостиную и налила им вина. Взглянула в окно. Казалось, что снегопад усилился.
      – Дороги, наверное, совсем замело? – спросила она.
      – Да нет. Правда, нам было недалеко ехать. «Ох, Питер, надеюсь, ты скоро приедешь». Куин отнесла вино и пирожные на кухню, взглянула на часы и прикусила губу. Пятнадцать минут седьмого.
      Вернувшись в гостиную, Куин увидела, что уже приехали Морин с Робертом. В руках у них были подарки и огромное экзотическое растение. Морин хотела помочь приготовить угощение, но Куин наотрез отказалась. Сестра завтра будет готовить рождественский обед, а значит, у нее и так будет полно работы.
      Куин с Морин обнялись. Роберт изумленно смотрел на сестер.
      – Какое роскошное платье! – воскликнула Морин. – Ты потрясающе в нем смотришься.
      Куин улыбнулась:
      – Спасибо. Твое тоже очень красивое. А Джен! Вы только посмотрите на нее!
      Морин прелестно выглядела в темно-синем кашемировом платье, дополненном узким атласным поясом с пряжкой из искусственного бриллианта. На Джен было платье того же цвета, а Роберт и Робби были в темных костюмах и темно-красных галстуках.
      Куин подставила Роберту щеку для поцелуя. Ощущение было такое, будто ее целует дядя или какой-нибудь родственник. После этого она обняла детей. Робби Куин сказала:
      – Ты сегодня ужасно элегантный. И засмеялась, когда тот покраснел. Следующие полчаса Куин болтала, смеялась, подавала напитки и закуски, но все время прислушивалась, не раздастся ли на улице шум мотора. Даже если Питера задержал снегопад, он все равно скоро должен был приехать. Но без пятнадцати семь его все еще не было.
      Оставив тетю развлекать гостей, Куин попросила Морин помочь ей. Они вышли на кухню и стали накладывать еду в тарелки.
      Куин зажгла свечи на столе в столовой, и в семь все сели ужинать. Она старалась не обращать внимания на сильный снег за окном. Питер приедет. Просто нужно немного подождать. Не столь важно, если он опоздает к обеду. Важно, чтобы он приехал живым и здоровым.
      Тем временем гости нахваливали угощение. – Она стала прекрасной хозяйкой, не правда ли? – похвасталась Фиона.
      Куин улыбнулась. Сегодня самый счастливый вечер за всю ее жизнь, решила она, переводя взгляд с одного человека на другого и думая, как дороги ей все эти люди.
      Брэдли и Дженни, милая тетя Фиона, которая сегодня такая красивая и счастливая. Робби и Джен – их очаровательные мордашки светились в мягком свете свечей, а в глазах сверкало ожидание Рождества.
      И Морин. Ее сестра. Сестра, которую она снова могла любить. Они пережили тяжелое время, но это время осталось позади. Теперь они могли двигаться вперед – в счастливое будущее.
      И даже Роберт, который, как она уже поняла, был далек от совершенства, занимал особое место в ее сердце. Он был ее первой любовью и отцом детей сестры.
      Ее друзья. Ее семья. Вместе в это Рождество. Все было прекрасно. Не хватало одного – Питера.
      «Может, он не приедет».
      Нет, нет, она не позволит этой мысли испортить очарование момента. В восемь вечера обед подошел к концу. Но гости сидели за столом, потягивая по второй чашечке кофе.
      – Подать десерт? – спросила Куин. – Есть банановый крем и лимонные пирожные, ну и, конечно, восхитительные песочные пирожные, которые испекла Дженни.
      – Попозже, – откликнулись взрослые.
      В пятнадцать минут девятого все, кроме Морин и Куин, переместились в гостиную. Сестры остались, чтобы прибраться.
      – Давай пока не будем мыть посуду, – сказала Морин. – Я позже помогу тебе ее вымыть.
      В половине девятого они вернулись в гостиную, но Питера все еще не было. Куин нервно вертела в пальцах кулон. А что, если с ним случилось несчастье?
      Через три минуты зазвонил телефон. Куин подскочила.
      – Я возьму, – выкрикнула она уже на бегу в холл. Сердце ее бешено билось, когда она подняла трубку: – Алло?
      – Здравствуйте, – сказал писклявый женский голос, – могу я поговорить с Фионой Риордан?
      Разочарование Куин было огромным. На ватных ногах она вернулась в гостиную, чтобы позвать тетю. Поговорив по телефону, Фиона пояснила:
      – Это Люси. Звонила, чтобы пожелать мне счастливого Рождества. Ведь ты же помнишь Люси, Куин?
      Племянница кивнула. Люси была домработницей Фионы, пока не ушла на пенсию.
      В девять часов Морин предложила спеть рождественские хоралы и села за пианино.
      Они спели все традиционные рождественские хоралы, потом начали петь «Серебряные колокольчики», «Белое Рождество» и «Я вернусь домой на Рождество», любимую песню Куин. Она едва сдерживала слезы, слушая прекрасную мелодию и стихи.
      «Питер, Питер. Снег и остролист уже тут. Я рассчитывала, что ты тоже будешь здесь. Где же ты?»
      В десять часов, после того как были допиты традиционные рождественские аперитивы, все начали разворачивать подарки. Куин все понравилось. От тети Фионы она получила красивую брошь в виде камеи, подходящие к ней серьги и дамскую сумочку от Лиз Клейборн – известного дизайнера.
      Морин и Роберт подарили нарядный черный свитер, расшитый жемчугом, а к нему – атласные брюки. Дети преподнесли ей сборник стихотворений Эмили Дикинсон и свою фотографию в красивой рамке.
      – Мне все очень понравилось, – сказала она, обняв и поцеловав их обоих. – Я поставлю ее на каминную полку у себя дома, так чтобы все могли вами любоваться.
      Вулвертоны подарили Куин набор для путешественника, в котором была почтовая бумага, ручка, почтовые марки и записная книжка.
      Она до последнего не открывала подарок Питера, надеясь, что он все же появится. Но он так и не появился. Затаив дыхание, она развернула коробку и увидела, что это изящный золотой браслет. Она надела его, пытаясь сдержать готовые пролиться слезы.
      Без пятнадцати одиннадцать гости начали расходиться. Первыми попрощались Вулвертоны.
      Через несколько минут Морин предложила:
      – Пойдем мыть посуду, потому что нам тоже скоро надо будет уходить. Похоже, снег только усиливается.
      – Забудь о посуде. Езжайте домой, – сказала Куин.
      – Точно?
      – Точно. И будьте осторожны.
      – Морин, – попросила Фиона, – позвони нам, когда приедете.
      В одиннадцать гости уехали. Фиона зевнула:
      – Что-то я устала, Куин. Ты собираешься мыть посуду сегодня? Может, отложишь до утра, а завтра я тебе помогу?
      – Не волнуйся, тетя Фиона, – ответила племянница, пытаясь придать голосу бодрые нотки.
      «Смирись. Он не приедет».
      Нет! Она отказывалась в это верить. Питер обязательно нриедет. Его задержало что-то очень важное, и когда он приедет, то все объяснит.
      Куин помогла тете подняться наверх. Теперь, когда сняли гипс, та вернулась в свою прежнюю спальню.
      – Чудесный был вечер, правда? – сказала Фиона.
      – Да.
      Куин постаралась, чтобы в голосе звучал энтузиазм, но все ее мысли были заняты Питером.
      – Что случилось, Куин? Ты уже не такая счастливая, как раньше.
      – О, я просто устала, вот и все.
      После того как Фиона улеглась, Куин медленно спустилась вниз. Она задула свечи и выключила свет, оставив включенной только новогоднюю гирлянду на елке. После этого пошла на кухню, надела резиновые перчатки, наполнила раковину водой. Она скинула туфли и, стоя босиком в одних чулках, быстро и тщательно мыла посуду. Время шло, и с каждой минутой она все больше падала духом.
      Морин позвонила в половине двенадцатого, чтобы сказать, что они благополучно добрались домой. Без пятнадцати двенадцать Куин домыла посуду и прибралась в доме. Она медленно вернулась в гостиную, села в кресло у окна. На улице было очень красиво.
      «Питер, почему ты не приехал?»
      Она теребила подаренный им браслет. Золото согрелось от ее прикосновений.
      «Золото не заменит плоть и кровь».
      В полночь она окончательно и бесповоротно поняла, что Кимбл не приедет. По щекам Куин побежали слезы. На сердце было так тяжело, что она уронила голову на руки и зарыдала.
      «Питер, Питер, я люблю тебя».
      Неужели он ее совсем не любит? Почему он не вернулся? Что ей теперь делать?
      Сквозь пелену отчаяния она услышала звук подъезжающей машины. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Куин вскочила и вытерла слезы.
      «Питер! Это Питер!»
      И тут ее сердце снова упало. Это был не он. Какой-то седан медленно проехал мимо их дома. Нервно сцепив пальцы, Куин снова села.
      Через пять минут снова послышался шум мотора. И снова она вскочила на ноги. В конце улицы показались два огонька, но машина свернула на другую улицу.
      Он не приедет. И больше она его не увидит, если не считать нескольких часов до отъезда в Стокгольм.
      Все кончилось, так и не начавшись.
      Куин подошла к елке и нагнулась, чтобы выключить гирлянду. И тут она услышала, как к их дому опять подъезжает машина. Рука, протянутая к розетке, задрожала. Куин медленно выпрямилась. С тяжело бьющимся сердцем она снова повернулась к окну. Она наклонилась, вглядываясь в ночь…
      И тут, не обращая внимания на падающий снег, на то, что на ней только тонкие чулки и открытое бархатное платье, Куин рванулась к входной двери, распахнула ее и выбежала на крыльцо. Она поскользнулась. Но сумела удержать равновесие.
      – Питер! – закричала она. – Питер!
      Фары высветили подъездную дорожку, когда джип повернул к дому. Куин чуть не упала, бегом спускаясь по ступенькам. Она даже не почувствовала, что по щиколотку погрузилась в мокрый снег.
      Он остановился посередине подъездной дорожки. Даже не выключив фары и не заглушив мотор, выскочил из джипа.
      – Куин! – крикнул он и побежал ей навстречу.
      – Питер! О, Питер, ты вернулся! – Она плакала от радости.
      Куин упала в его объятия. Он подхватил ее и закружил в воздухе, одновременно целуя.
      – Ты вернулся, ты вернулся, – повторяла она в перерывах между поцелуями. – Я знала, что ты вернешься. Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче.
      – Я не мог не вернуться. Я должен был снова тебя увидеть. Я люблю тебя, Куин.
      – О, Питер, я тоже тебя люблю. Я так тебя люблю!
      – Извини, что я задержался. Я торопился, но дороги так замело, что дорога заняла вдвое больше времени.
      – Не важно. Это уже не важно. Ты здесь. Только это имеет значение.
      Питер наконец заметил, как легко она одета.
      – О Боже, Куин, ты замерзнешь до смерти. Пойдем в дом.
      Куин засмеялась. Как она счастлива! Ей ни до чего не было дела. Она подняла ногу.
      – Я так обрадовалась, когда увидела твой джип, что забыла надеть туфли.
      Он взял ее на руки и отнес в дом.
      – Пойду поставлю машину. А ты пока переоденься во что-нибудь сухое.
      К тому времени как Куин сняла мокрые чулки и надела теплые тапочки, Питер уже стоял у двери в кухню.
      Она впустила его, и он обнял ее. Они долго целовались, а потом прошли в гостиную.
      Куин положила голову ему на грудь. Огоньки на новогодней елке освещали его лицо. Как ей нравилось смотреть на него!
      – Я люблю тебя, – снова повторил он, – и мне нужно столько всего тебе рассказать!
      – Мне тоже. Но сначала ты.
      – Дома я многое понял. Долгое время я думал, что не заслуживаю счастья из-за того, что произошло с Кристиной и Амандой. Теперь понял, что это не так. – Он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел ей в глаза. – Куин, мне в общем-то нечего тебе предложить. У меня нет шикарной работы, как у твоего дипломата, и я никогда не разбогатею. Я не знаю, согласишься ли ты быть со мной, но я хочу жениться на тебе. Ты выйдешь за меня замуж?
      – О, Питер, конечно, я выйду за тебя. Я всю неделю только и мечтала об этом.
      Она широко улыбнулась. Вот он удивится, когда узнает, что у них полно денег!
      Он снова поцеловал ее. Поцелуй был долгим и нежным. Тут он вздохнул и сказал:
      – Я скорее всего соглашусь возглавить кафедру математики. – Питер чмокнул ее в кончик носа. – Если ты согласишься оставить свою работу и переехать сюда, в Шагрин-Фоллз.
      – С радостью, – заверила она.
      Они целовались и говорили, говорили. Куин рассказала о примирении с Морин, о том, что теперь они налаживают отношения.
      – Рад за тебя, – сказал он.
      Он, в свою очередь, рассказал о своей семье и о том, чем занимался в Чикаго.
      – Я сходил на могилы, – сказал он прерывающимся голосом.
      В ответ она только крепче обняла его. А она рассказала ему, как весь день готовилась к приходу гостей.
      – Извини, что приехал так поздно. Наверное, все было замечательно.
      – Впереди еще много сочельников, которые мы сможем провести вместе, – пообещала она. – О, Питер, мне очень понравился твой подарок. У меня тоже для тебя кое-что есть.
      – Но я уже получил от тебя подарок.
      – Свитер связала тетя Фиона. Она просто вышила на нем мое имя.
      Куин высвободилась из его объятий и подошла к елке, нашла коробочку, которую с такой любовью упаковала накануне, и протянула ее Питеру.
      – Оно принадлежало моему отцу, – объяснила Куин, когда Питер достал кольцо и надел его. Она заметила, что он был тронут. Ему придется носить его на мизинце, потому что у отца были длинные, тонкие пальцы.
      – Мы отдадим его ювелиру, чтобы он сделал его пошире, – сказал он. – У меня тоже кое-что для тебя есть. – Питер достал из кармана маленькую бархатную коробочку.
      Открыв ее, девушка увидела восхитительное кольцо с квадратным бриллиантом.
      – Ох, Питер, – выдохнула она, – какое красивое!
      – Тебе правда нравится?
      – Очень!
      Они снова начали целоваться. Спустя какое-то время Питер спросил:
      – Не хочешь провести ночь у меня? Куин хихикнула:
      – Только попробуй отговорить меня. Но, может, мы сначала разбудим тетю Фиону и расскажем ей нашу новость?
      Держась за руки, они поднялись наверх и разбудили старушку. Казалось, ее нисколько не удивило то, что они вместе. Она только сказала:
      – Привет, Питер. Я уж начала думать, что ты никогда не решишься.
      Куин уставилась на тетю. Как она догадалась?
      – Тетя Фиона, мы с Питером решили пожениться. Смотри. – Куин вытянула левую руку, на которой сверкал бриллиант.
      – Это рождественское чудо, – сказала Фиона. – Я всегда об этом молилась. – Она взглянула сначала на Питера, потом на Куин. – Теперь моя девочка всегда будет дома. Здесь ее место.
      Через несколько минут Куин и Питер спустились вниз.
      – Смотри-ка, – сказал Питер, – что это? Он показывал на веточку омелы над порогом. Куин широко улыбнулась.
      Он взял ее за руку. Питер наклонил голову, и Куин счастливо вздохнула, когда их губы встретились.
      «Да, – подумала она, – здесь мое место. Рядом с Питером. Навсегда».