Все утро ехали они среди холмов, на склонах которых раскинулись возделанные поля, и время от времени с небес сыпался мелкий дождик, совершенно необходимый этой измученной засухой земле.
      Вскоре после полудня они по пологому склону очередной возвышенности спускались к югу, когда перед ними вдруг открылась сверкающая гладь озера, похожего на драгоценный камень в ожерелье холмов. Это было так красиво, что они даже остановились ненадолго и увидели у самой воды маленький крестьянский домик. Впрочем, скорее не крестьянский, а больше похожий на городской коттедж, за которым, правда, виднелись самые настоящие хлев и амбар.
      Они бы, конечно, проехали мимо этого домика, поскольку старались вообще не попадаться никому на глаза, вот только когда они уже стали спускаться с холма, из задней двери домика вышла какая-то седая старуха и стала пристально вглядываться в их лица.
      И Дейв, присмотревшись, увидел, что никакая она не старуха. А когда женщина эта вдруг странно знакомым жестом поднесла руку к губам, сердце у него тревожно забилось.
      Но она уже бежала к ним со всех ног, приминая траву, и Дейв с радостным криком спрыгнул на землю и тоже помчался, полетел ей навстречу и бежал до тех пор, пока Кимберли не оказалась в его объятиях.
      Часть четвертая
      РАКОТ МОГРИМ
      Глава 15
      Принц Дьярмуд, будучи хранителем Южной твердыни, имел в столице для служебных целей дом, точнее, небольшую казарму. И сам он, бывая в Парас-Дервале, предпочитал жить именно там, так что утром, после всех ночных происшествий и катаклизмов, Кевин Лэйн туда и направился, зная, что уж там-то сумеет его застать.
      Большую часть ночи Кевин провел в бореньях с собственной совестью, и сейчас, когда он под дождем тащился к Дьярмуду в казарму, совесть по-прежнему не давала ему покоя, мысли путались, а душа от страшного горя была подобна кровоточащей ране. Единственное, что еще заставляло его как-то держаться на ногах и даже на чем-то настаивать, это ужасные воспоминания о Дженнифер, привязанной к спине черного лебедя, несущего ее на север, к тому, кто, взорвав Рангат, послал в небеса огненную руку.
      Проблема была и в том, куда пойти, к кому обратиться за помощью, кому хранить верность. Лорин и Ким, немыслимым образом переменившаяся в последнее время, явно поддерживали старшего из принцев, этого мрачного Айлерона, внезапно вернувшегося из ссылки.
      "Это моя война", - заявил тогда Айлерон, и Лорин лишь молча кивнул, подтверждая справедливость подобного утверждения. И Кевину казалось, что спорить тут, в общем-то, не о чем.
      Но, с другой стороны, законным наследником трона был Дьярмуд, а Кевин считался - если он вообще мог кем-то здесь считаться! - одним из его ближайших помощников. Во всяком случае, он себя считал таковым после Саэрен и Катала и особенно после того взгляда, которым они с принцем обменялись после "Песни Рэчел".
      Господи, как было бы хорошо сейчас посоветоваться с Полом! Как он был ему нужен! Но Пол был мертв, а его ближайшими друзьями сейчас считались Эррон, Карде и Колл. Ну и, конечно, сам принц.
      Так что он, войдя в казарму, спросил как можно грубее:
      - А Дьярмуд где? - И замер, не получив ответа, потому что все они были уже там - Тегид и все те, с кем он вместе совершил путешествие на юг, а также многие другие, с кем он еще знаком не был. И все они с суровым видом сидели за столами в просторном переднем помещении, однако дружно встали, когда он вошел. И одеты все были с головы до ног в черное, и на левой руке у каждого - красная повязка.
      И у Дьярмуда тоже.
      - Входи, Кевин, - сказал принц. - Ты, я вижу, хочешь нам что-то сообщить? Но давай подождем немного. - В его обычно резковатом голосе слышалась тихая грусть. - Я понимаю, твое горе, может быть, особенно велико, но и мы, люди Южных болот, горюем с тобой вместе. Мы всегда надеваем красные повязки, когда умирают наши друзья, а в этот раз мы потеряли сразу двоих - Дранса и Пуйла. Да, все мы считаем и Пуйла одним из нас, а потому горюем вдвойне. Ты ведь позволишь нам вместе с тобой оплакать его?
      И Кевин снова почувствовал, что там, где была раньше его душа, нет больше ничего, кроме неимоверного, всеобъемлющего горя. Боясь говорить, он лишь молча кивнул Дьярмуду. Но через некоторое время все же взял себя в руки и, проглотив комок в горле, сказал:
      - Конечно. И спасибо вам. Но все же позволь мне сперва сообщить тебе кое-какие сведения. Тебе необходимо знать это.
      - Хорошо, рассказывай, - сказал принц. - Возможно, впрочем, я и так уже все знаю.
      - Не думаю. Вчера вечером вернулся твой брат.
      Желчная усмешка скользнула по губам Дьярмуда. Однако сообщение действительно оказалось для него новостью, и насмешливое выражение быстро сменилось совсем иным.
      - Ах так? - сказал он неприязненно. - Что ж, мне следовало бы догадаться - ведь небо сегодня такое серое! К тому же освободился трон, на который он давно метит. - Дьярмуд говорил, не обращая ни малейшего внимания на все усиливавшийся ропот своих воинов. - Ничего удивительного, он и должен был вернуться. Айлерон троны любит!
      - Как ты можешь говорить о троне Бреннина в таком тоне, Дьяр? - Это сказал вконец рассерженный багроволицый Колл. - Ты же законный наследник! Да я этого Айлерона на куски разрублю, пусть только попробует тебя сместить!
      - Пока что, - молвил Дьярмуд, ловко играя с ножом, - никто никого смещать не собирается. И уж, разумеется, в последнюю очередь Айлерон. У тебя есть еще новости, Кевин?
      Разумеется, новости у него были. Он рассказал им о смерти Исанны, о том, кем теперь стала Ким, и - очень неохотно - о той молчаливой поддержке, которую Лорин явно оказывает старшему принцу. Дьярмуд не сводил с него глаз, и в глазах этих по-прежнему горел насмешливый огонек, словно напоминая, что острие своего гнева принц до поры до времени просто убрал в ножны. Все это время он продолжал играть с ножом.
      Когда Кевин наконец умолк, в комнате воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь грохотом шагов великана Колла, в бессильной ярости метавшегося от стены к стене.
      - Я снова перед тобой в долгу, - проговорил наконец Дьярмуд. - Я ничего этого не знал.
      Кевин кивнул. И практически сразу в дверь постучали. Карде отворил ее.
      На пороге возникла приземистая фигура королевского канцлера Горласа; вода ручьем стекала с его шляпы и плаща. Прежде чем Кевин сумел понять, с какой стати он здесь появился, Горлас шагнул к принцу и без лишних слов перешел к делу:
      - Господин мой, - начал он, - из моих источников мне стало известно, что твой брат вернулся из ссылки. Вернулся за короной Бреннина, я так думаю. Тогда как именно ты, мой принц, являешься законным наследником трона, которому я поклялся служить. И я пришел заявить, что готов служить тебе верой и правдой!
      И тут давно сдерживаемый смех Дьярмуда наконец прорвался, и смех этот казался совершенно неуместным здесь, где только что оплакивали погибших.
      - Ну конечно! - вскричал Дьярмуд. - Конечно же, верой и правдой, Горлас! А как же еще? Ты нам ужасно нужен - у нас тут, в Южной твердыне, явно не хватает такого мастера варить кашу!
      Но даже слушая взрывы этого саркастического хохота, Кевин без конца прокручивал в памяти одно и то же: выражение лица Дьярмуда, когда он узнал, что Айлерон вернулся. В голосе принца и тогда звучала сердитая насмешка, однако Кевин успел заметить, что в глазах его промелькнуло нечто совсем иное. И сейчас он был почти уверен в том, что это было такое.
      К Древу Жизни отправились четверо: Лорин, Мэтт, Тейрнон и Барак. Они должны были снять с него тело Пола и принести его во дворец. В Священную рощу воины всегда ходили очень неохотно, а сейчас, накануне войны, маги единодушно решили никого не беспокоить и все сделать сами с помощью лишь своих Источников. А заодно и поговорить наедине о том, что ожидает их всех в недалеком будущем.
      Насчет того, кто должен теперь стать королем Бреннина, они пришли к полному согласию, хотя и не без некоторых сожалений. В Айлероне, грубоватом, резком, даже порой буйном, безусловно, было нечто от воинственных правителей былых времен. А тонкий, блестящий, но слишком неуравновешенный Дьярмуд казался им сейчас недостаточно надежным. Старым магам, конечно, случалось и ошибаться, но не так уж часто они ошибались оба одновременно. Барак согласился с ними сразу. Мэтт сказал, что должен сперва немного подумать и кое с кем посоветоваться, что было, впрочем, вполне естественно, и остальные трое давно уже привыкли, что гном никогда не спешит, принимая серьезное решение.
      На этом разговор и завершился, тем более они уже вошли в рощу. Сами обладая магической силой, а потому глубоко чувствуя то, что здесь происходило в последние три ночи, они молча подошли к Древу Жизни.
      Но вскоре, по-прежнему храня молчание, вызванное, правда, уже совсем иными причинами, повернули назад. Они быстро шли к выходу из рощи, и с листьев на них капала вода после пролившегося утром дождя. Согласно древним поверьям, которые они знали очень хорошо, Морнир обычно, приходя за своей жертвой, предъявлял права только на ее душу. Само же тело, бренное, опустевшее тело, Богу не было нужно, и он оставлял его на Древе.
      Вот только на этот раз тела там не оказалось!
      Впрочем, эта загадка вскоре разрешилась. Вернувшись в Парас-Дерваль, Лорин и Мэтт на пороге своего Дома увидели девочку в одеждах послушницы Храма. Она, видимо, уже давно поджидала их там.
      - Господин мой, - обратилась она к Лорину, - Верховная жрица просила меня передать: она просит вас обоих сразу, как только сможете, прийти к ней в Храм.
      - Да неужели? - прорычал Мэтт.
      Девочка не удивилась и не испугалась. Она по-прежнему была серьезна и чрезвычайно сосредоточенна.
      - Да, это правда. Она сказала, что это очень, очень важно!
      - Ага, - догадался Лорин, - так это она похитила тело жертвы?
      Девочка кивнула.
      - Ну да. И еще эта красная луна... - пробормотал Лорин. - Все сходится.
      Девочка опять кивнула и неожиданно холодным тоном заметила:
      - Конечно сходится! Ну что, теперь вы со мной пойдете?
      Мэтт и Лорин изумленно подняли брови, но все же последовали за посланницей Джаэль.
      Когда они миновали восточные ворота и оказались за городской стеной, девочка вдруг остановилась и сказала:
      - Сперва я должна вас кое о чем предупредить.
      Лорин с высоты своего огромного роста в очередной раз удивленно воззрился на нее:
      - Это тебе Верховная жрица велела?
      - Ну конечно же, нет! - В ее голосе слышалось нетерпение.
      - В таком случае ты не должна говорить более ни о чем, кроме того, что тебе было поручено сказать. Как давно ты в послушницах?
      - Мое имя Лила! - Она невозмутимо посмотрела на него. "Какие-то у нее чересчур спокойные глаза, - подумал Лорин. - Интересно, зачем она назвала мне свое имя? Может быть, она не в себе? Иногда в Храм берут таких девочек..."
      - Я ведь тебя спрашивал не об этом, - мягко упрекнул он ее.
      - Я знаю, о чем ты спрашивал. - Пожалуй, тон у нее был даже язвительным. - Я - Лила. Это я призвала Финна дан Шарара совершить Самый Долгий Путь. Во время та'киены. И за это лето ему Долгий Путь выпал целых четыре раза.
      Лорин прищурился; он тоже слышал об этом.
      - И Джаэль сама предложила тебе стать послушницей?
      - Да. Два дня назад. Она очень мудра.
      Отважное дитя. И дерзкое. Пора взять инициативу в свои руки, решил маг.
      - Я бы не сказал! - жестко возразил он. - Раз послушницы Храма осмеливаются судить свою Верховную жрицу, а ее посланницы передают адресатам не то, что она велела, а то, что хочется им самим.
      Девчонку это отнюдь не смутило. Равнодушно пожав плечами (и тем самым как бы признавая справедливость утверждений Лорина), она повернулась и не оглядываясь стала подниматься на вершину холма, где находилось святилище Богини.
      Лорин попытался было ее догнать, но она шла слишком быстро, и он вынужден был в кои-то веки признать свое поражение.
      - Постой-ка, - окликнул девочку Лорин и услышал, как за спиной у него насмешливо фыркнул Мэтт. - Что ты хотела сообщить мне? - Он прямо-таки видел, как ухмыляется сейчас гном. Ну что ж, вздохнул он, это действительно довольно смешно.
      - Что он жив, - только и сказала Лила. И сразу беседа их перестала быть смешной и забавной.
      Его давно уже окружала тьма. И казалось, что неведомые силы куда-то влекут его, потому что звезды сперва были совсем рядом, а потом вдруг стали невероятно далекими и словно померкли. И все вокруг сразу потемнело.
      Затем перед ним возникли какие-то расплывчатые тени, колеблющийся свет свечей - казалось, он смотрит сквозь залитое дождем стекло, - и движение прекратилось. Его больше никуда не несли, но все равно было ощущение того, что некая волна вот-вот подхватит его и унесет в темное море, где все кончается и пропадает навеки.
      Не кончалось почему-то лишь одно: его собственная жизнь.
      Да, он был жив.
      Пол открыл глаза. Он преодолел очень долгий путь. И теперь, после этого путешествия, ему казалось, что он лежит на постели в незнакомой комнате, где горят свечи. Он был очень слаб, чтобы понять, наяву ли видит все это. Странно, но физической боли он почти не чувствовал. Зато его вдруг пронзила совсем иная боль - этой боли раньше не было доступа в его душу, и сейчас она казалась ему почти непозволительной роскошью. Он один раз очень медленно вздохнул, и этот вздох, безусловно, означал жизнь, а потом он вздохнул во второй раз, как бы приветствуя возвращение печали.
      - О, Рэчел! - прошептал он едва слышно. Когда-то он строго-настрого запретил себе произносить это имя. Но теперь что-то произошло - еще до того, как он умер, - и он обрел право выпустить свое горе наружу.
      Вот только, как оказалось, он не умер, он остался жив! Страшная мысль пронзила его подобно кинжалу: неужели он остался жив, потому что потерпел неудачу? Неужели? Ему стоило невероятных усилий чуточку повернуть голову, но зато он увидел чью-то высокую фигуру у своей постели и огромные глаза, пристально смотревшие прямо ему в лицо.
      - Ты у меня в Храме, - услышал он голос Джаэль. - А за окном идет дождь.
      Дождь. В глазах жрицы был вызов, но в данный момент ее претензии были ему совершенно безразличны. Разве имеет сейчас значение какая-то жрица? И он снова отвернулся от нее. Главное, идет дождь! И он жив. Значит, Морнир отослал его назад? Стрела Бога...
      И он ощутил тайное присутствие Морнира - у себя в душе, точно тяжкое бремя, требующее неусыпных забот. Нет, пока еще можно было немного отдохнуть, полежать неподвижно, пробуя на вкус ощущение обновленного бытия - впервые за такой долгий период, за целых десять месяцев. И три ночи, которые на самом деле были вечностью. О, ему разрешено было даже немного радоваться! И он, закрыв глаза, провалился поглубже в подушку. Он был ужасно, отчаянно слаб, но и это сейчас ему казалось совершенно нормальным: ведь там шел дождь!
      - С тобой говорила сама Дана!
      В голосе жрицы отчетливо слышался гнев. Нет уж, хватит с него гнева! И он сделал вид, что не слышит ее. "Кевин, - думал он. - Я очень хочу его видеть. И непременно скоро увижу. Вот только немного посплю".
      Джаэль изо всех сил хлестнула его по лицу, случайно оцарапав до крови:
      - Ты находишься в святилище! Отвечай же!
      Пол Шафер открыл глаза и посмотрел жрице в пылающее гневом лицо со своей обычной презрительной и холодной усмешкой. И на этот раз взгляд отвела Джаэль.
      Но вскоре она снова заговорила - монотонно, не отрывая глаз от пламени свечи:
      - Всю жизнь я мечтала услышать, как говорит Богиня, увидеть ее лицо... - Горечь обесцветила ее голос, сделала его безжизненным. - Но мне это дано не было. И я не услышала ни слова. А тебе, мужчине, отвернувшемуся от нее, отдавшему себя Морниру, она явила свою милость просто так, ни за что. Неужели ты удивлен тем, что я так тебя ненавижу?
      Ровный тон делал эти слова куда более пронзительными, чем все ее гневные выкрики. Пол помолчал немного, потом с трудом ответил:
      - Я ведь тоже ее дитя. Не завидуй же тому дару, который она предложила мне.
      - Ты свою жизнь имеешь в виду? - Джаэль снова смотрела прямо на него; при свете свечей она казалась особенно высокой и стройной.
      Он попытался покачать головой, но этот жест пока что требовал слишком больших усилий.
      - Нет, - прошептал он. - В самом начале - возможно, но не теперь. Жизнь мне даровал Морнир.
      - Ничего подобного! Ты, оказывается, куда глупее, чем я думала, раз не узнал явившуюся тебе Дану!
      - Неправда, я прекрасно ее узнал. - Ему совершенно не хотелось с ней пререкаться - слишком высокие материи она затронула. - И понял ее лучше, чем понимаешь ты, жрица. Богиня действительно была там, и она действительно вмешалась в ход событий, но не ради спасения моей жизни. Ради чего-то совсем иного! А спас меня именно Морнир. И выбор был за ним. Ведь Древо Жизни принадлежит ему, Джаэль.
      Впервые он увидел в ее огромных глазах искорку сомнения.
      - Но, значит, она все-таки была там? Она с тобой говорила? Скажи, о чем она с тобой говорила?
      - Нет, - решительно ответил Пол.
      - Ты должен сказать мне. - Но теперь Джаэль уже не приказывала, не требовала. И ему казалось, что он действительно что-то должен, что-то хотел сказать ей, но усталость путала его мысли. У него просто не было сил, он настолько устал, настолько был весь выпит до капли... Выпит... Он только сейчас осознал, что страшно хочет пить.
      - Ты прекрасно знаешь, - сказал он с некоторым нажимом, - что я не пил и не ел целых три дня. Неужели не найдется...
      От неожиданности Джаэль так и застыла, глядя на него, потом быстро подошла к низенькому столику у дальней стены и налила ему целую чашку чуть теплого бульона. Однако он не смог принять у нее чашку - руки слушаться пока не желали - и решил, что сейчас она пошлет за кем-нибудь из своих серых помощниц, однако она, испытывая явную неловкость, присела на краешек его постели и стала кормить его сама.
      Он молча пил бульон, потом устало откинулся на подушки, и она хотела уже встать, но вдруг с выражением брезгливого отвращения на лице наклонилась и рукавом своего белого одеяния отерла ему кровь с лица.
      И сразу вскочила, и снова воздвиглась у его постели, царственно высокая, с пламенеющими в свете свечи волосами. И Пол, глядя на нее снизу вверх, вдруг сам смутился.
      - А почему, - спросил он, - я здесь?
      - Я прочитала тайные знаки.
      - Ты не ожидала, что найдешь меня живым?
      Она покачала головой.
      - Нет, но то была уже третья ночь, и когда взошла красная луна...
      Он понимающе кивнул. Потом спросил:
      - Но тогда зачем же... тебе-то было беспокоиться?
      Она сердито сверкнула глазами:
      - Не изображай невинного младенца! Грядет война. Ты понадобишься.
      У него болезненно сжалось сердце.
      - Что ты имеешь в виду? Какая война?
      - Ты разве не знаешь?
      - В последние три дня ко мне что-то с донесениями не приходили, раздраженно заметил он. - Что-нибудь случилось?
      Должно быть, это стоило Джаэль немалых усилий, но заговорила она ровным тоном:
      - Вчера взорвалась Рангат. И выпустила в небо огненную руку. Сторожевой Камень распался на куски. Ракот на свободе.
      Он похолодел.
      - И еще: наш король умер, - прибавила она.
      - Это я знаю, - сказал он. - Я слышал колокольный звон.
      И тут лицо Джаэль вдруг исказилось; какая-то невысказанная мука таилась в ее глазах.
      - Есть и еще кое-что, - сказала она. - На светлых альвов напали цверги. И волки. Они устроили засаду. Их было очень много! У альвов гостила твоя подруга, Дженнифер. Мне очень жаль, но цверги захватили ее в плен и увезли на север. Точнее, ее унес на спине черный лебедь.
      Вот оно что! Пол снова закрыл глаза, чувствуя, как это новое бремя наваливается на него, грозя раздавить. Видимо, от этого бремени ему уже никогда не избавиться... Стрела Бога. Копье Бога. На три ночи и навсегда так сказал тогда король. Король умер, а Джен...
      Он снова посмотрел на жрицу:
      - Теперь я понимаю, почему Морнир отослал меня назад.
      И Джаэль, как бы нехотя, кивнула и прошептала:
      - Дважды Рожденный.
      Он не понял и вопросительно посмотрел на нее.
      - Так говорили когда-то, - пояснила она по-прежнему шепотом, - очень давно: "Повелителем Древа Жизни может стать только тот, кто был рожден на этот свет дважды".
      Вот так, в святилище Богини, при свете свечей, Пол Шафер впервые услыхал эти слова.
      - Но я его об этом не просил, - прошептал он.
      Она казалась сейчас особенно красивой и удивительно похожей на пламя свечи. И так же способна была обжечь:
      - Хочешь, чтобы я тебя пожалела?
      Он лишь устало усмехнулся в ответ.
      - Вряд ли, - сказал он, и улыбка его стала чуть шире. - А скажи, почему тебе намного легче ударить беззащитного человека, чем всего лишь вытереть кровь с его лица?
      Ответила она быстро, готовой формулой, но Пол заметил в ее глазах смущение:
      - Богиня иногда способна быть милостивой, но доброта ей несвойственна совсем.
      - Так вот какой ты ее знаешь? - сказал он. - А что, если я расскажу тебе, что прошлой ночью она выразила по отношению ко мне столь нежное сочувствие, что просто слов нет, чтобы об этом поведать? - Джаэль молчала. - Разве мы с тобой прежде всего не люди? Просто двое людей, на плечи которых легло тяжкое бремя? Разве мы не могли бы помочь друг другу это бремя нести? Разве ты в первую очередь не Джаэль, а уж потом Верховная жрица?
      - А вот тут ты ошибаешься! - прервала она его. - Я всего лишь ее жрица. И другой меня попросту не существует.
      - Что ж, это очень печально.
      - Что ты понимаешь, ты всего лишь мужчина! - сердито ответила Джаэль, повернулась и вышла из комнаты, и Пол был донельзя ошеломлен тем, что успел заметить в ее сверкающих очах.
      Большую часть ночи Ким провалялась без сна, болезненно ощущая свое одиночество и присутствие в этой комнате второй, пустой, кровати. Даже под крышей, за закрытыми дверями и окнами бальрат, отвечая свету луны, светился так ярко, что разные предметы - ветка за окном, покачивавшаяся под дождем, ее собственные растрепанные седые волосы, незажженная свеча у кровати отбрасывали на стену тени. Но Джен, Джен в комнате не было, и тени она не отбрасывала. И сколько Ким ни пыталась, совершенно не представляя пределов своего могущества, определить, где может быть ее подруга, сколько ни пробовала унестись мысленно в дикие просторы севера, она так и не видела там ничего, кроме тьмы.
      Когда же свет камня несколько померк и превратился в крошечный красный огонек у нее на пальце, она поняла, что луна зашла, а стало быть, уже очень поздно и до рассвета осталось совсем немного. Ким устало уронила голову на подушку и стала мечтать об исполнении одного желания; она и не подозревала раньше, что такое желание может у нее возникнуть.
      "Теперь твой жизненный путь навсегда связан с твоими снами" - так сказала тогда Исанна, и Ким все еще слышала эти ее слова, погружаясь в этот давно знакомый ей сон.
      Теперь она узнала и это место и могла бы сказать, где лежат на земле эти разбитые каменные своды, и кто погребен под ними, кто ожидает, чтобы она его воскресила.
      Но это был не он, не тот, кого она искала. Иначе все было бы слишком легко, слишком просто. Нет, та тропа была куда темнее, чем теперешняя, и тогда ей снилось, что она идет меж мертвыми. Это она теперь понимала, и это было очень печально. Впрочем, знала она и то, что Боги так отнюдь не считают. "Грехи грешивших", - раздался шепот у нее в ушах, и она узнала приснившееся ей место и почувствовала, как поднимается ветер, как он раздувает ей волосы - ее седые волосы!
      Путь к великому Воину вел через могилу, где покоились кости его отца, никогда не видевшего своего сына живым.
      Кто она такая, что должна знать все это?!
      А потом она вдруг оказалась в очень знакомом месте, где удивляться было нечему - в той подземной комнатке, в домике Исанны, где по-прежнему сияли в шкафу Венец Лизен и кинжал Колана, где умерла ясновидящая. И не просто умерла. И Исанна была сейчас рядом с Ким, у нее в душе, ибо Ким откуда-то знала, какую книгу взять, и какую страницу открыть, и какое из заклятий, начертанных на старинном пергаменте, способно поднять из могилы мощи отца и оживить его, и заставить его произнести вслух имя сына, чтобы имя это узнал и тот, кому ведомо, где именно нужно произнести заклятие... И нигде больше не находила она мира и покоя, даже в собственной душе, и нечем ей было поделиться с другими, ибо на руке у нее светился красным камень войны. И это ей придется отныне тревожить покой мертвых, а тех, кто еще не умер, заставлять идти навстречу своей судьбе.
      Да кто же она такая, что должна делать все это?!
      С первыми проблесками солнца она потребовала, чтобы ее снова проводили на берег озера. Под дождем. Сопровождал ее вооруженный отряд из тридцати человек - одно из подразделений Северного гарнизона, которым до своей ссылки командовал Айлерон. Ехали они быстро. У последнего поворота тропы все еще валялись тела убитых Айлероном цвергов.
      - Это он один всех положил? - с благоговением спросил ее командир отряда, когда они проезжали мимо.
      - Да, - ответила она.
      - И это он будет нашим королем?
      - Да, - ответила она.
      Они остались ждать ее на берегу. Она вошла в дом и спустилась по знакомой лесенке навстречу сиянию Венца, но к нему даже не прикоснулась, а подошла к столу и открыла одну из лежавших там книг. Ах какой восторг и ужас одновременно испытала она, ибо совершенно точно знала, что и где нужно искать! Она открыла нужную страницу и медленно прочла те слова, которые ей предстояло произнести.
      И только тут узнала она о том заветном, никому не ведомом месте. То нагромождение камней оказалось лишь отправной точкой. И путь от этих камней предстоял еще неблизкий, хотя теперь уже он был ей совершенно ясен. Поглощенная решением этой новой задачи, опутанная тайными нитями времени и пространства, она, ясновидящая Бреннина, медленно поднялась по лестнице и вышла из дома. Люди Айлерона ждали ее на берегу, выстроившись, готовые немедленно отправиться в путь.
      Да, пора было возвращаться. Слишком многое нужно было успеть. И все-таки она задержалась там еще немного, походила по дому, лаская взглядом знакомый очаг, старый стол, травы в склянках с аккуратно написанными на них названиями... Некоторые названия она прочитала вслух, а из одной склянки даже вытащила пробку и понюхала содержимое. Впереди у нее, ясновидящей Бреннина, было столько дел, и она прекрасно это знала, но все же медлила, точно пробуя свое теперешнее одиночество на вкус.
      На вкус оно оказалось горько-сладким, и она решила наконец выйти из дома. Но вышла не к озеру, а через заднюю дверь - прямо во двор, желая еще несколько минут побыть в одиночестве, вдали от ожидавших ее солдат. Вдруг на склоне холма показались трое всадников, явно не желавшие, чтобы их кто-нибудь заметил. И в одном из этих всадников Ким узнала... о да, она сразу узнала его! И поняла, что, несмотря на все горести и заботы, свалившиеся вдруг на нее, радость в ее душе расцветает подобно яркому цветку в лесной чаще. Подобно красному банниону.
      Айлиля дан Арта хоронили под дождем. От дождевых струй, бежавших по стеклу, стали темными дивные витражи Делевана в Большом зале дворца, где лежал покойный король - в белом с золотом одеянии, с мечом на груди, и рукоять меча крепко сжимали его сильные, но теперь скрюченные от старости пальцы. Капли дождя тихо падали на роскошное тканое покрывало, которым были укрыты носилки с телом короля, когда самые знатные люди Бреннина, приехавшие в Парас-Дерваль на праздник и задержавшиеся там для участия в похоронах и подготовки к войне, несли эти носилки из дворца к Храму, где короля Айлиля встречали жрицы Богини. Дождь падал на купол древнего святилища, когда Джаэль отправляла предписанный Богиней-матерью похоронный обряд, дабы Великий правитель Бреннина смог теперь снова вернуться в ее обитель.
      Ни единого мужчины не было в том святилище. Пола Лорин уже увез. Джаэль очень надеялась тогда, что Лорин будет потрясен тем, что Пол жив и находится у нее, однако ее постигло глубокое разочарование, ибо маг не выказал ни малейшего удивления по этому поводу. И ей пришлось скрывать свое замешательство, когда он, не требуя объяснений, почтительно склонился перед Дважды Рожденным.
      Ни единого мужчины не было в том святилище, кроме покойного короля, когда жрицы подняли огромный топор, вынув страшное оружие из его гнезда, и никто не видел, что они сделали после этого. Они никогда не шутили с Даной и всегда выполняли все ее требования, когда она вновь забирала к себе свое дитя, давно отпущенное ею самой в этот мир - отпущенное, дабы пройти извилистой тропой жизни, которая всегда в итоге приводит назад, к ней, к Дане.
      Здесь, неподалеку от святилища, предстояло Верховной жрице и похоронить короля Бреннина, так что она, завершив обряд, повела похоронную процессию дальше, выйдя из Храма под дождь вся в белом с головы до ног и резко выделяясь среди одетых в черное людей, и мужчины вновь подняли носилки на плечи и понесли Айлиля следом за нею в тот склеп, где всегда обретали вечный покой Верховные правители страны.
      Находился склеп к востоку от дворца и чуть севернее самого Храма. Похоронная процессия вытянулась по тропе. Впереди шла Джаэль с ключом от склепа в руках, за ней несли носилки, за которыми в полном одиночестве следовал светловолосый Дьярмуд, законный наследник престола, а за ним толпа знатных и не очень жителей Бреннина. В этой толпе шел, опираясь на плечи провожатых, и повелитель светлых альвов из Данилота, а также - два Всадника дальри, и еще - трое чужеземцев, представителей иного мира: двое мужчин, один высокий и темноволосый, а второй совсем светлый, и молодая женщина с седыми волосами. Простой люд выстроился вдоль тропы в шесть рядов, невзирая на дождь, и все почтительно кланялись своему покойному королю, когда его проносили мимо.
      А когда процессия приблизилась к высоким воротам склепа, Джаэль увидела, что ворота распахнуты и в них стоит человек, одетый в траур. Человек явно ждал их, и она сразу поняла, кто это.