Представление закончилось, и зрители снова несколько расслабились. Танцы, видимо, подошли к концу, и Дейв, глянув на Торка, выразительным жестом показал, что неплохо было бы промочить горло. Но тот покачал головой и тоже жестом велел ему смотреть дальше.
      И Дейв увидел, что в круг вышла Лиана.
      Она была одета в красное и что-то такое сделала со своим лицом, став румяной и удивительно красивой. На руках и на шее у нее были золотые украшения, и при каждом движении все эти браслеты и ожерелья сверкали и переливались в отблесках пламени костров, и Дейву показалось даже, что сама Лиана превратилась вдруг в некое огненное существо.
      Зрители притихли. Лиана выждала еще минутку, а потом... Нет, то был не танец! Она заговорила, точнее, запела:
      - Есть у нас повод для праздничного пира! О подвиге Ливона дан Айвора этой зимой в Селидоне станут говорить все! И будут славить нашего Ливона еще много, много зим... - Зрители встретили эти слова одобрительным гулом; Лиана опять подождала, пока ее соплеменники успокоятся, и продолжала: - Но знаменитый Удар Ревора - еще не все! Есть у нас и более славный подвиг, который следует воспеть сегодня. - Зрители озадаченно молчали. - Хотя этот выдающийся подвиг и не был замечен всеми, ибо его совершили во тьме ночного леса, но теперь все наше третье племя должно узнать о своих героях и воздать им должное! "Что-что? - подумал Дейв. - Ничего себе..." На большее у него времени не хватило.
      - Пусть выйдут вперед Торк дан Сорча и наш гость Дейвор! - звонко выкрикнула Лиана. - А мы все вместе поздравим их с великим деянием и восславим их имена!
      - Они здесь! - раздался у Дейва за спиной чей-то звонкий голос, и проклятый Табор неожиданно вытолкнул его прямо в центр круга, а Ливон, широко улыбаясь, вытащил туда же Торка, крепко держа его за плечо. Потом сыновья Айвора подвели обоих приятелей к вождю и оставили там, у всех на виду.
      Испытывая мучительную неловкость, Дейв очень обрадовался, когда в звенящей тишине вновь услышал голос Лианы:
      - Вы, наверно, не понимаете, - крикнула она, - о чем идет речь? Что ж, я расскажу вам об этом в танце! - О господи, подумал Дейв, понимая, какого цвета у него сейчас физиономия. - А потом пусть каждый воздаст героям по заслугам. - Это Лиана сказала чуть тише. - И вот еще что. - Теперь голос ее зазвучал почти сурово: - Пусть никогда больше Торк дан Сорча не услышит от своих соплеменников слово "изгой", ибо знайте: эти двое героев позапрошлой ночью убили в роще Фалинн настоящего ургаха!
      И ведь действительно никто ничего не знал, понял Дейв и пожалел, что ему некуда скрыться и что Торк испытывает примерно те же чувства. Толпа зрителей мгновенно превратилась в некое единое наэлектризованное возбуждением тело, и Дейву казалось, что сейчас с его щек просто посыплются искры.
      Но тут снова зазвучала музыка, и постепенно багровый румянец сошел с его лица, потому что никто уже больше на него не смотрел: Лиана начала свой танец.
      "И ведь все это она придумала сама!" - с восхищением думал Дейв, как зачарованный глядя на девушку. Одна за другой картины сменяли друг друга: двое спящих мальчиков в лесу, встреча его с Торком, появление ургаха в роще Фалинн - все, даже малейшие оттенки их настроения сумела она каким-то невероятным образом воссоздать в своем танце! Он так и не понял, что на него больше подействовало - то ли выпитое вино, то ли мерцающее пламя костров, то ли волшебная сила искусства, - но он действительно снова видел перед собой ургаха, ужасного великана, размахивавшего своим гигантским двуручным мечом...
      Но в кругу, образованном горящими кострами, танцевала всего лишь юная девушка, изображая всех своих героев по очереди и одновременно как бы сама превращаясь в них по ходу действия и предлагая зрителям подчиниться силе создаваемых ею образов и поверить в них. И Дейв увидел свой собственный решающий прыжок, который совершил, исключительно повинуясь инстинкту, затем в воздухе снова просвистел брошенный с удивительной меткостью кинжал Торка, и ургах набросился на дальри и чуть не размазал по стволу дерева...
      Господи, она ведь рассказывает все точь-в-точь как было, с изумлением понял Дейв. А потом вдруг улыбнулся, несмотря на вызванное ее удивительным искусством потрясение, и вспомнил: ну конечно, она же подслушивала за дверью, когда они рассказывали о своем ночном приключении Айвору! Так вот для чего ей это было нужно! Ему вдруг захотелось громко рассмеяться, или заплакать, или и то и другое сразу. Ему хотелось сделать хоть ЧТО-НИБУДЬ, лишь бы выплеснуть те эмоции, что переполняли сейчас его душу: Лиана как раз изображала его отчаянную попытку отразить удар двуручного меча, а потом - миг, когда Торк метнул в ургаха кинжал. Она сама была Торком, его клинком, и этим сказочным чудовищем, которое в конце концов рухнуло на землю, точно гигантский дуб! Она играла все роли одновременно, полностью отдаваясь каждой из них, и следовало честно признать: никакая она не глупая девчонка, как опрометчиво решил он когда-то!
      Айвор видел, как покачнулся и упал страшный ургах, а потом все закончилось, и танцовщица опять стала самой собой, стала его Лианой, хотя и продолжала еще кружиться среди костров, и ее босые ступни так и мелькали в воздухе, и золотые браслеты так и сверкали на запястьях. Она двигалась стремительно, и ее короткие кудри встали дыбом - точно от безумного торжества, воплощенного в танце, ибо она сумела уместить в нем все - и подвиг в ночном лесу, и саму ту ночь, и последующую, и сегодняшний день, и все то, что может случиться с человеком, прежде чем наступит тот Час, которому ведомо даже твое тайное имя.
      У Айвора комок стоял в горле, когда он увидел, как его дочь постепенно замедляет свои движения, но все еще кружится в танце, а потом останавливается совсем и замирает, сложив руки на груди и опустив голову став единственной неподвижной точкой меж пляшущих огней, меж этих звезд, пребывающих в вечном движении.
      Несколько мгновений все третье племя пребывало в оцепенении, а потом взорвалось таким восторженным ревом, который, наверное, слышно было далеко за пределами лагеря. И даже за пределами Равнины, где горели сторожевые костры дальри.
      Айвор поискал глазами Лит и увидел, что она стоит вместе с другими женщинами вне круга, освещенного пламенем костров. Ни слезинки не было в ее глазах; эта женщина вообще плакала крайне редко. Но он-то знал ее достаточно хорошо - после стольких лет, прожитых вместе, - и все сумел прочесть по ее лицу! И пусть все племя считает жену вождя холодной, расчетливой и непокорной! Он улыбнулся Лит и невольно рассмеялся, когда она покраснела и спрятала глаза, точно он неожиданно сорвал с нее маску.
      Племя еще гудело от пережитого потрясения - самого фантастического танца Лианы и известия о появлении в роще чудовища, что, собственно, и вызвало к жизни этот танец. И на этот раз тоже, думал Айвор, Лиана поступила по-своему! Вряд ли сам он хотел бы поведать соплеменникам об ургахе именно так, а столь серьезные вопросы решать, конечно же, следовало ему, вождю. Скрывать подобную новость он, разумеется, не собирался, и уже завтра обри, так или иначе, мчались бы с донесением в Селидон, и все же дочь в который уже раз нарушила его планы.
      Но как было на нее сердиться - после такого? Он никогда не мог подолгу сердиться на Лиану и теперь отчетливо понимал почему. У Лит это получалось гораздо лучше - у матери и дочери всегда меньше снисходительности друг к другу.
      Впрочем, девочка рассудила правильно, думал он, глядя, как Лиана подходит к Торку и этому чужеземцу Дейвору и целует их обоих. Заметив, что Торк даже покраснел от удовольствия, Айвор решил, что не самый последний повод для радости сегодня и то, что изгой наконец-то снова принят своим племенем.
      И тут вдруг со своего места поднялся Гиринт.
      Просто удивительно, как мгновенно все притихли! Стоило слепому шаману выйти в центр круга, и некое инстинктивное чувство тут же заставило даже самых развеселых и пьяных умолкнуть и обратиться в слух. Гиринту никогда ни единым жестом не приходилось призывать окружающих к молчанию и уж тем более ждать, пока наступит полная тишина!
      А ведь только что вид у старика был самый дурацкий, думал Айвор, глядя, как уверенно, без чьей-либо помощи Гиринт движется среди горящих костров. Впрочем, теперь в его облике не осталось и следа от того глуповатого обжоры, каким он мог показаться еще несколько минут назад. И хотя мясной сок все еще капал с его подбородка, голос Гиринта, когда он обратился к соплеменникам, зазвучал так властно, что об остальном все тут же забыли. И говорил он от имени Кинуин и Кернана, от имени полуночного ветра и ветра предрассветного, от имени всех видимых и невидимых миров. И пустые глазницы Гиринта свидетельствовали: он сполна заплатил за право пользоваться подобной властью.
      - Кернан приходил сегодня ко мне на рассвете, - тихо сказал Гиринт. "Кернан, - думал Айвор, - Бог дикой природы, Бог лесов и долин, повелитель элторов, брат-близнец Кинуин Лучницы". - И я видел его совершенно ясно и во всем его поистине царском великолепии, - продолжал шаман. - Видел ветвистые, с семью отростками, рога у него на голове, видел темный блеск его глаз... - По толпе пробежал шумок, похожий на шелест ветра в высокой траве. - И Кернан назвал мне одно имя... Такого со мной еще никогда не случалось! Великий Бог САМ на рассвете назвал мне Истинное имя Табора дан Айвора и велел ему поститься.
      Табор. И его младший сын не просто получит свое имя из уст шамана после того, как увидит во сне свой тотем, но будет призван самим Кернаном! Священный трепет охватил Айвора, и он ощутил озноб, словно во тьме его коснулась рука невидимого призрака, и ему показалось на миг, что он один на всем огромном пространстве Равнины, а рядом с ним - какая-то тень, всего лишь тень, но это был сам великий Кернан. И Кернан знал его имя; ведь Табора он призвал сам, так и сказав: Табор дан Айвор!
      И тут возвышенные мысли вождя самым бесцеремонным образом прервал пронзительный женский крик. Ну конечно, Лиана! Можно было даже не смотреть - он и так знал, что это она. Лиана птицей влетела в освещенный кострами круг, чуть не сбив с ног уважаемого шамана, и бросилась к Табору. Она больше уже не была тем красным духом танца и огня, возвратившись к своему прежнему обличью - быстрой как ртуть девчонки, похожей на игривого жеребенка, - и как сумасшедшая принялась обнимать и целовать брата. И Ливон тоже примчался, хотя он-то, разумеется, не поднимал такого шума, как Лиана, но тоже ликовал от души, и на его открытом лице сияла улыбка, что называется, до ушей. И теперь они были там все трое, все вместе - его дети: светловолосый Ливон, темноволосая Лиана и темноволосый Табор.
      Итак, завтра Табору предстоит отправиться в рощу Фалинн. Айвор, подумав об этом, успел только глянуть через плечо и сразу встретился с понимающим внимательным взглядом Торка, который улыбнулся ему и кивнул. А потом, к огромному удивлению и радости Айвора, этот чужеземец, этот великан Дейвор - им здорово повезло, что он попал к ним! - тоже кивнул ему с улыбкой. Это означало, что Табора в лесу охранять будут надежно!
      Он отыскал глазами Лит, и сердце у него сжалось: как она прекрасна, его жена! Как она все еще прекрасна! И вдруг он заметил у нее на глазах слезы. Ну да, самый младший, подумал он. Мать и младший ее ребенок. Малыш. И внезапно его охватило всепоглощающее, ликующее ощущение свершившегося чуда, невероятности происходящего, немыслимого богатства природы и всего окружающего его мира. Это удивительное чувство переполняло его, рвалось из груди, он с трудом его сдерживал - так оно было велико, так сильно!
      И, выйдя на середину круга, подчиняясь одному ему слышной мелодии, Айвор дан Банор, вождь третьего племени, будучи, в конце концов, совсем еще не старым человеком, совсем даже не старым, начал танец радости - и радовался он за всех своих детей разом.
      Глава 12
      Ну что ж, Табор, по крайней мере, "младенцем" не был. Сын Айвора и брат Ливона, он отлично знал, где и как залечь на ночь в лесу, и устроил себе отличное логово, из которого в случае необходимости легко было выбраться и незаметно удрать. Торк, во всяком случае, его действия вполне одобрил.
      Они с Дейвом снова дежурили в роще Фалинн. Что удивительно, Дейв для этого решил даже отложить свое путешествие на юг, и Торк догадался, что Табор произвел на чужеземца достойное впечатление. И это было совсем не удивительно: ему и самому очень нравился этот паренек. Но, что характерно, ему и в голову не приходила возможность того, что Дейв не спешит покидать их лагерь именно из-за него, Торка.
      Впрочем, Торку и без того было над чем подумать. Он не знал даже, радоваться ли ему, что Дейв сегодня ночью будет дежурить с ним вместе. Вообще-то он рассчитывал провести ночь в полном одиночестве - ему казалось, что он очень давно уже не был один, поскольку празднование, с его точки зрения, слишком уж затянулось. И слишком многое случилось за такой короткий отрезок времени. И слишком многие подходили к нему после танца Лианы, желая его обнять и прижать к груди. А глубокой ночью, уже после того, как погасли огни костров, Керрин дал Рэйгин проскользнула в его жилище, которое он, по настоянию Ливона, занял в лагере. Надо сказать, Ливон весь вечер таинственно улыбался, стоило им о чем-нибудь заговорить, так что, когда Керрин появилась в дверях, Торк даже не удивился, сразу догадавшись, что к чему. Керрин была очень хорошенькой, и охотники без конца о ней говорили, и вот теперь ее смех и влетевшее за ней следом целое облако дивных ароматов совершенно его смутили: он, выросший изгоем, не имел ко всему этому ни малейшей привычки.
      Но получилось все очень даже неплохо, даже более того. Хотя то, что последовало за ее появлением в дверях и продолжалось уже в постели, отнюдь не способствовало ни восстановлению покоя в его душе, ни благодатной лени, которая помогла бы ему неспешно обдумать все случившееся за последние несколько часов.
      Нет, ему просто необходимо было побыть одному! Хотя и с Дейвом побыть ему тоже хотелось. Этот великан, как он сам, отличался приятной неразговорчивостью, к тому же Торк чувствовал, что и Дейву есть над чем поразмыслить. Впрочем, сюда они, так или иначе, явились, чтобы охранять Табора, и Торку совсем не хотелось повстречаться в одиночку с очередным ургахом. Вождь подарил Дейвору свой боевой топор - самое подходящее оружие для такого здоровяка, особенно если он не умеет еще как следует управляться с мечом.
      Так что на этот раз они оба были хорошо вооружены и удобно устроились под двумя соседними деревьями неподалеку от того места, где залег на ночь Табор. Ночь была теплая, но не жаркая, приятная. Торк, перестав наконец считать себя изгоем, унесся мысленно в далекое прошлое - как бы пропустив множество недавних событий: светлые шелковистые волосы Керрин, Табора, получившего свое имя от самого Кернана, восторги племени по поводу убитого ими ургаха. А теперь ему хотелось в одиночестве и темноте обдумать то самое сокровенное, что оказалось для него важнее всего остального.
      Ведь после своего танца Лиана его поцеловала!
      Поглаживая пальцами рукоять боевого топора и наслаждаясь ее идеальными пропорциями и тем, как необыкновенно удобно она лежит в руке, Дейв вдруг понял, что ему нравится то имя, которым они здесь его называют.
      Дейвор. Звучит куда более весомо и торжественно, чем Дейв. Дейвор-Топор. Или - Дейвор, Владеющий Топором. Дейвор дан Айвор...
      И тут он сказал себе: стоп! От этой мысли он прямо-таки физически попятился, слишком уж она обнажала душу.
      Рядом тихо сидел Торк; глаз его не было видно; он, казалось, был полностью погружен в собственные мысли. "Ну что ж, - подумал Дейв, надеюсь, больше никто его изгоем назвать не посмеет - во всяком случае, после вчерашней-то ночи вряд ли".
      Ах, прошлая ночь! Она у Дейва тоже выдалась весьма утомительной. Три девицы - по крайней мере! - проложили свой путь в дом Айвора, осторожно переступив порог и пробравшись в ту комнату, где спал Дейв. Или, точнее, не спал. Попросту глаз не сомкнул! Господи, мелькнула у него мысль, можно ведь пари держать: через девять месяцев после такого пира тут целая армия ребятишек народится! А что, разве плохо быть Всадником в третьем племени дальри, одним из детей Айвора? Просто отлично, решил он.
      И вдруг резко выпрямился и сел. Торк только глянул в его сторону, но ничего не сказал. "У тебя же есть отец! - сурово сказал себе Дейв. - И мать есть, и брат. Ты студент юридического факультета, ты живешь в Торонто, а еще ты, черт тебя возьми, баскетболист, играешь в университетской команде!"
      "И что для него главнее - учеба или баскет?" - вспомнил он слова Ким. Они тогда еще только познакомились. А может, это Кевин Лэйн что-то такое сказал? - Не помню, да это и не важно". Вообще все то, что было до Перехода, казалось ему теперь страшно далеким. А вот дальри были вполне реальны. И этот вот топор тоже реален, и этот лес, и Торк... С Торком они, как ни странно, очень схожи. И было в этой жизни еще кое-что, поважнее.
      Он снова мысленно вернулся во вчерашний вечер, который теперь казался ему настоящей точкой отсчета в его новой жизни. Вчера случилось то, что значило для него очень много, куда больше, чем должно было бы значить, куда больше, чем он мог себе позволить, - и он отлично понимал это. Но все же ничего не мог с этим поделать! И он снова уселся поудобней, уносясь мыслями в события вчерашнего вечера.
      В те мгновения, когда, после своего танца, Лиана его поцеловала.
      Они услышали это одновременно: некто со страшным шумом ломился сквозь лес. Торк, дитя леса и ночи, сразу понял: только тот, кто хотел бы, чтобы его услышали, станет так шуметь. И даже не пошевелился.
      Дейв, однако, чувствуя, как тревожно забилось сердце, спросил шепотом:
      - Что за чертовщина? Кто бы это мог быть, а? - И схватился за топор.
      - Я думаю, это ее брат, - неблагоразумно ляпнул Торк и тут же почувствовал, как краснеет. Хорошо еще, что было темно.
      Даже Дейв, человек далеко не проницательный, не мог не заметить подобной оплошности. И когда Ливон наконец вынырнул из чащи, оба приятеля хранили неловкое молчание.
      - Я просто не мог уснуть, - извиняющимся тоном сообщил им Ливон - И решил покараулить с вами вместе. Не то чтобы я был вам тут очень нужен, но все-таки...
      Нет, в Ливоне действительно не было ни капли заносчивости или высокомерия. Человек, только что совершивший подвиг, человек, который в один прекрасный день станет вождем племени и, безусловно, этого достоин, униженно просил у них о снисхождении!
      - Ну естественно! - сказал Дейв. - Он же все-таки твой брат. Иди сюда, садись.
      Торк лишь коротко кивнул в знак согласия. Однако сердце у него в груди перестало так бешено биться, а через некоторое время ему уже казалось, что, в общем, даже неплохо, что он так выдал себя: пусть Дейв знает! "У меня никогда не было друга, - подумал он вдруг. - А сейчас со мной как раз и случилось то самое, что, как мне кажется, и обсуждают с друзьями".
      И хорошо, что пришел Ливон. Ливон не похож ни на кого другого. И на охоте он совершил такое, на что сам он, Торк, вряд ли решился бы. Для него, человека очень гордого, признать первенство Ливона было нелегко. Возможно, кто-то иной на его месте и вовсе возненавидел бы старшего сына Айвора и за этот подвиг, и за эту скромность. Но Торк как раз и измерял свое уважение к людям подобными категориями. "Два друга, - думал он. - У меня теперь есть целых два друга!"
      Хотя говорить о Лиане он смог бы лишь с одним из них.
      Но у этого одного, похоже, хватало своих проблем. Когда Торк нечаянно проговорился, Дейв сразу решил: "Пройдусь немного, постараюсь взять себя в руки". Он поднялся с земли и сказал:
      - Посмотрю, пожалуй, как он там. И сразу вернусь.
      Впрочем, особых усилий ему, чтобы взять себя в руки, не потребовалось. Так или иначе, в сложившейся ситуации он, Дейв Мартынюк, ничего поделать не мог и решил просто самоустраниться. Уйти с дороги, так сказать. Сжимая в руках топор и стараясь двигаться так же бесшумно, как Торк, он пробирался по лесу к тому месту, где спал Табор. "Тут даже и думать нечего, - сказал он себе. - Я же все равно завтра уезжаю".
      Оказалось, он произнес это вслух. Испуганная ночная птица с шумом вспорхнула с ветки у него над головой, изрядно его самого при этом напугав.
      Табор, надо сказать, здорово спрятался. Торку, например, понадобился почти час, чтобы найти его. Даже глядя прямо на это место, Дейв лишь с огромным трудом способен был различить очертания человеческого тела в той низинке, где устроился на ночь Табор. Торк объяснил Дейву, что мальчик сейчас должен крепко спать - шаман дал ему особое питье, которое помогает открыть во сне душу и увидеть того, кто станет твоим тотемом.
      Хороший мальчишка, думал Дейв. У него никогда не было младшего брата. Интересно, как бы он повел себя, появись у него такой брат? Да уж, наверное, получше, чем Винс ведет себя с ним, Дейвом. Нет, безусловно, лучше!
      Он еще немного постоял там, убедился, что поблизости никакой опасности вроде бы нет, и повернул обратно. Но, не чувствуя себя готовым возобновить разговор с друзьями, решил еще прогуляться по роще.
      Странно, но этой поляны он прежде не замечал и чуть не вышел прямо на нее, едва успев вовремя остановиться в спасительной тени под деревьями. И сразу же настороженно присел, стараясь пригнуться как можно ниже и вести себя как можно тише.
      Посреди поляны было небольшое озерцо, отливавшее в лунном свете серебром. И трава, сбрызнутая росой, тоже казалась посеребренной и вся сверкала. И, окруженный этим сверкающим великолепием, на берегу озерца стоял, время от времени наклоняясь к воде, великолепный взрослый олень.
      Дейв невольно затаил дыхание и старался не шелохнуться. Все это было так прекрасно и так естественно, что казалось ему незаслуженным даром или неким вознаграждением - неведомо за что. Завтра он уедет, завтра они уже будут мчаться верхом на юг, в Парас-Дерваль, и это станет первым этапом его обратного пути - домой. И он никогда, наверное, больше не попадет сюда и ничего подобного не увидит...
      "Как не плакать мне при расставании с этим миром?" - подумал он, сознавая, что уже и сам этот вопрос никак не соотносится с привычным ему мышлением. Но ведь сейчас он был так далеко от дома, в совсем иной стране...
      И вдруг Дейв почувствовал, что волосы у него на голове от ужаса встают дыбом: рядом с ним явно кто-то был.
      Собственно, для того, чтобы в этом убедиться, ему не нужно было даже оглядываться: и без того его душу охватил священный трепет. ЕЕ присутствие обозначено было такими вещами, которые не в силах постичь ни разум, ни чувства; оно ощущалось в самом воздухе, в самом лунном свете.
      Дейв молча обернулся и увидел прекрасную женщину с луком в руках. Она стояла чуть поодаль от него, на краю поляны, одетая во что-то зеленое. Волосы у нее были цвета лунных лучей, и была она так стройна и высока, так царственно величава, что вряд ли можно было сказать определенно, стара она или молода. Дейв никак не мог разглядеть, какого цвета у нее глаза - от лица ее исходило такое сияние, что он, ошеломленный и испуганный, вынужден был отвернуться.
      Все произошло очень быстро. С ветки, шумно хлопая крыльями, сорвалась еще одна птица, и олень тут же встревоженно поднял голову - потрясающее животное, настоящий царь леса, - и краешком глаза, не осмеливаясь посмотреть прямо на охотницу, Дейв заметил, что она вложила в лук стрелу. И это мгновение навсегда запечатлелось в его памяти, точно высвеченное некой волшебной вспышкой: красавец-олень с высоко поднятой головой, готовый вот-вот сорваться с места, залитая лунным светом поляна, серебряное озеро и высокая женщина с поднятым луком в руках.
      А потом пропела в воздухе стрела и вонзилась прямо в гордо поднятую, но совершенно беззащитную шею оленя.
      И сердце у Дейва болезненно сжалось при виде крови, оросившей серебристую траву, когда это благородное животное неловко и тяжело рухнуло на землю.
      Но то, что случилось потом, заставило его тихонько охнуть от изумления. В воздухе над мертвым оленем что-то затрепетало, точно сгусток ожившего лунного света; затем это облачко потемнело, стало более плотным, постепенно обрело конкретную форму, и Дейв увидел второго оленя, точно такого же, как первый. Олень некоторое время постоял без опаски, совершенно невредимый и потрясающе прекрасный, рядом со своим предшественником, только что убитым стрелой охотницы, а затем склонил перед Богиней ветвистые рога в знак глубочайшего почтения и исчез с поляны.
      Это было так прекрасно и загадочно, и вся сцена была настолько пронизана неведомой ему волшебной силой и лунным сиянием, что у Дейва заныло в груди и он отчетливо осознал собственную принадлежность к жалким смертным существам.
      - Стой и не двигайся! Иначе умрешь на месте!
      Дейв Мартынюк покорно стоял на ватных дрожащих ногах перед Богиней-лучницей и видел, не испытывая при этом ни малейшего удивления, что очередная ее стрела нацелена прямо ему в сердце. И совершенно точно знал, что даже если захочет склониться перед ней в поклоне, то все равно сделать этого не успеет, ибо стрела тут же вонзится ему в грудь.
      - Подойди ближе.
      Странное, какое-то неземное спокойствие овладело Дейвом, и он сделал несколько шагов по залитой лунным светом траве. Затем остановился, уронив на землю топор; лезвие поблескивало у самых его ног.
      - Посмотри на меня.
      Глубоко вздохнув, Дейв поднял глаза и посмотрел, Упиваясь этим зрелищем, в ее сияющее лицо. О, как она была прекрасна! Он и не думал, что когда-либо в Жизни увидит такую красоту.
      - Ни один смертный, ни один житель Фьонавара, - молвила Богиня, - не смеет видеть, как охотится Кинуин.
      Она оставила ему лазейку, но спасаться таким образом было бы недостойно, и Дейв от этой возможности отказался.
      - Богиня, - услышал он свой собственный голос и удивился тому, как спокойно этот голос звучит, - я увидел тебя нечаянно, без всякого умысла, но если мне за это придется расплатиться, я готов.
      Налетел ветерок, зашелестела трава.
      - А ведь ты мог бы ответить иначе, Дейв Мартынюк, - сказала Кинуин.
      Дейв промолчал.
      Вдруг с дерева у него за спиной сорвалась темной тенью сова, промелькнула на фоне луны и умчалась прочь. Это уже третья птица, отметил он почему-то краешком сознания.
      И услышал, как пропела стрела. "Я умер", - как ни странно, успел он подумать. А потом увидел, что стрела вонзилась в дерево на пол-ладони выше его головы.
      Но сердце ныло, словно сплошная рана. Господи, сколько же на него свалилось! Он все еще чувствовал, как дрожит у него над головой длинная стрела Богини: оперение касалось его волос.
      - Не всем обязательно умирать, - молвила Зеленая Кинуин. Мужественные люди еще ох как понадобятся здесь. Ты поклялся, впрочем, расплатиться за нанесенное мне оскорбление. Что ж, помни: когда-нибудь я этого потребую.
      Дейв упал на колени; ноги больше не держали его, да и не было у него более сил стоять и смотреть на нее - так величественно и прекрасно было ее лицо, так дивно светились ее волосы...
      - И еще одно запомни, - услышал он голос Кинуин. Но поднять глаза не осмелился. - ОНА НЕ ДЛЯ ТЕБЯ!
      Он не удивился. Богиня смогла проникнуть даже в самые сокровенные тайники его души. А как же иначе! Но ведь он и сам уже все про себя решил, давно уже решил, и ему захотелось, чтобы Кинуин это знала. Собрав последние силы, он сказал:
      - Я знаю. Она предназначена Торку.
      И Богиня вдруг рассмеялась.
      - А что, у нее другого выбора разве нет? - В голосе ее звучало легкое ехидство. А потом она исчезла.
      И Дейв, не вставая с колен, закрыл руками лицо. Его била чудовищная, непреодолимая дрожь. Таким, скорчившимся и потрясенным, его и нашли на краю поляны Ливон и Торк.
      Когда Табор проснулся, он был совершенно готов. Он сразу узнал рощу Фалинн, куда пришел поститься, и понимал, что проснулся среди ночи потому, что было пора. Он огляделся, всем сердцем готовый воспринять то, что вот-вот явится ему, - свое тайное имя, сокровенную суть своей души.
      Некоторое смущение он, впрочем, все же испытывал. Он по-прежнему находился в роще Фалинн, и ложбинку эту для логова выбирал он сам, и все-таки что-то вокруг явно было не так, как прежде. Да, конечно, этой просторной поляны перед ним прежде совершенно точно не было - он бы никогда не выбрал для подобной цели столь открытое место. Табор был совершенно уверен: когда он ложился спать, никакой поляны здесь НЕ БЫЛО!
      Потом он обратил внимание на то, что ночное небо имеет какой-то странный оттенок, и в ужасе догадался наконец, что все еще спит и его тотем, видимо, явится ему именно здесь, в этой стране сновидений. Он понимал, как это необычно. Он хорошо знал: всегда все просыпались в роще и видели перед собой свой тотем. И он ждал, изо всех сил стараясь подавить страх.
      И дождался: она явилась к нему с небес.
      Но то была не птица. Не ястреб, не орел - как он надеялся, как надеялись все его близкие! - и даже не сова. Слушая свое странно бьющееся сердце, Табор догадался, что эта появившаяся ниоткуда поляна была нужна только для того, чтобы могла приземлиться она.
      И она приземлилась - да, это была ОНА! - и она сделала это удивительно легко, даже не примяв траву. Лежа совершенно неподвижно, Табор не отрываясь смотрел прямо на нее. Потом заставил себя осторожно расправить не только совершенно затекшие руки и ноги, но и оцепеневший разум и уже с помощью разума постарался воспринять то невероятное, что с ним происходило. То волшебное изысканное существо, что спокойно стояло сейчас перед ним и смотрело прямо ему в глаза, было, конечно же, не из реальной жизни. Как и эти немыслимого оттенка ночные небеса. Да и вообще такого существа еще не было на свете, хотя оно непременно должно было вскоре появиться, это Табор знал твердо и чувствовал, что уже сливается с этим неведомым существом, становится его частью и уже знает его имя, как знает и то, что Кернан, призвав его в рощу Фалинн, велел ему найти именно это существо - как и этому существу было велено отыскать именно его, Табора.