- У тебя все в порядке, - тут же заверил он Кевина. - Практически никаких повреждений.
      Кевину хотелось пошутить, но облегчение, которое он испытал при этих словах, было слишком сильным. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Странно, но боль теперь стала совсем слабой. Когда же он снова открыл глаза, то в комнате оказалось помимо Дейва еще довольно много народу: Дьяр, Колл, Ливон. И Торк. И Эррон. Друзья. Он понял, что их с Дейвом устроили в гостиной Дьярмуда, и постели заботливо придвинули поближе к камину.
      - Да я и чувствую себя хорошо, - сказал он Дейву, как бы продолжая начатый разговор. - А ты?
      - Да я, в общем, тоже отлично. Хотя и не пойму, почему.
      - Это маги приходили, - пояснил Дьярмуд. - Оба. И каждый занимался одним из вас. Довольно долго.
      Кевин кое-что припомнил.
      - Погоди-ка минутку. Как это? А я думал...
      - ... что Источники полностью иссякли? - договорил за него Дьярмуд. Глаза его смотрели непривычно сурово. - Это так и есть, но выбора у нас не было. Сейчас все они отдыхают в Храме; Лорин говорит, что с Мэттом и Бараком все будет нормально. - Принц чуть-чуть усмехнулся. - Хотя поучаствовать в праздновании Майдаладана им вряд ли удастся. А вот вам придется их потом всячески умащивать и улещивать. Ну да как-нибудь договоритесь. Впрочем, не уверен еще, простят ли они вас.
      Все засмеялись. Кевин видел, что Дейв по-прежнему смотрит на него.
      - Скажи честно, - с трудом выдавил из себя Дейв, - я все-таки спас тебе жизнь или чуть тебя не убил?
      - Пожалуй, скорее первое, - сказал Кевин. - Но вообще-то даже хорошо, что ты немного меня недолюбливаешь, потому что если бы я тебе нравился, ты бы непременно врезал этой свинье как следует, а не стал бы морочить ей голову какими-то атлетическими прыжками. И в этом случае...
      - Послушай! - обиженно воскликнул Дейв. - Я же совсем не то... это совсем... - И он умолк, потому что все вокруг хохотали уже вовсю. Ах так? Этого он Кевину никогда не забудет! Этот Лэйн всегда готов выставить его полным идиотом!
      - Кстати, раз уж вы заговорили о свиньях, - вмешался Ливон, бросаясь Дейву на помощь, - то учтите: сегодня вечером этот проклятый кабан будет зажарен и подан к обеду. Вы только принюхайтесь! Чувствуете, как пахнет?
      Кевин несколько раз втянул в себя воздух и, учуяв запах жареного мяса, с чувством заявил:
      - Да, это, видимо, действительно была очень большая свинья!
      Дьярмуд улыбнулся.
      - Если сможете принять участие в обеде, - сказал он, - то уж мы позаботимся, чтобы вам оставили самые лучшие куски.
      - О нет! - простонал Кевин, зная, чем пахнут подобные разговоры.
      - Ты прав. Я, разумеется, подумал, что тебе будет приятно отнять у этого кабана то, чего он чуть не лишил тебя самого.
      Последовал очередной взрыв смеха и энтузиазма, что было вызвано - как слишком поздно догадался Кевин - скорее внутренним возбуждением каждого, а не чем-либо иным. Наступил Майдаладан, и это было заметно в поведении любого из присутствовавших в комнате мужчин. Кевин попробовал встать, сознавая, что будет, безусловно, чудом, если он сможет это сделать. Но боли не было. Он был весь перевязан, но двигаться вполне мог, и, похоже, Дейв тоже мог стоять на ногах. А в глазах Мартынюка Кевин прочел то же эротическое возбуждение, какое горело и в глазах всех остальных. Кроме него самого. Но сейчас и еще что-то не давало ему покоя, звало его откуда-то из самых глубин его души, и голос этот, похоже, был очень для него важен. Это были не воспоминания, нет, нечто совсем иное...
      Повсюду вокруг слышались смех и фривольные, даже грубоватые шутки. Его это, впрочем, не слишком задевало; он радовался тому, что вокруг него друзья. Когда они все вместе вошли в Дом встреч Морврана - ставший на эту ночь огромным пиршественным залом, - со всех сторон послышались дружные аплодисменты, их с Дейвом радостно приветствовали как катальцы, так и бреннинцы.
      Они сели за стол вместе с ближайшими приятелями Дьярмуда и двумя молодыми дальри. Но прежде чем все приступили к торжественной трапезе, Дьярмуд, верный своему слову, поднялся и, торжественно держа перед собой деревянное блюдо, подошел к Кевину.
      Всеобщее веселье за столом превратилось в гвалт; пять сотен голодных мужчин от восторга стучали кулаками по столам, а Кевин заставил себя вспомнить, что такие части туши издавна считаются деликатесами. Наполнив бокал, он встал, поклонился Дьярмуду и... съел яйца того кабана, который чуть его не убил.
      На самом деле вкус у этого блюда оказался вовсе не дурен. Особенно если учесть все прочее.
      - А еще есть? - громко спросил Кевин и заслужил наконец благодарный хохот в ответ. Хохотал даже Дейв Мартынюк, хотя ему все-таки потребовалось для этого совершить над собой некое усилие.
      Айлерон сказал короткую речь, затем то же самое сделал Шальхассан. Оба были достаточно мудры и не стали говорить долго, учитывая настроение, царившее в зале. А кроме того, думал Кевин, короли ведь тоже, должно быть, чувствуют ЭТО. Прислуживавшие за столом девушки - дочери местных крестьян, догадался он - хихикали и уже вовсю заигрывали с мужчинами. И мужчины были совсем не против. Интересно, подумал он, а что Майдаладан делает с женщинами? С Джаэль, с Шаррой? Или с этим броненосным крейсером по имени Одиарт? Похоже, через некоторое время здесь будет твориться черт знает что, особенно когда выйдут жрицы.
      Окна в зале находились очень высоко от пола. И Кевин, как бы поверх всего этого пандемониума, смотрел, как на улице становится все темнее. Вокруг было слишком много шума, слишком много лихорадочного возбуждения, и никто не замечал его неестественного спокойствия.
      Он был единственным в этом зале, кто увидел, как луна заглянула в восточные окна. Луна была полная, и это был канун Иванова дня, и нечто в глубине его души сейчас заявляло о себе все настойчивее, точно стремясь обрести определенную форму. Кевин тихонько поднялся и вышел, хотя был далеко уже не первым, кто покидал зал. Несмотря на свирепый мороз, прямо возле крыльца виднелись парочки, замершие в страстных объятиях.
      Он равнодушно проходил мимо. Рана его теперь немного чувствовалась, и он, решив передохнуть, остановился посреди обледенелой улицы, глядя на восточный край неба, на полную луну. И в душе его вспыхнуло вдруг озарение, и загадочное нечто обрело наконец конкретную форму. Нет, это не было желанием плотской любви, но тем, как бы его ни называть, что лежит в основе этого желания.
      - В такую ночь не следует оставаться одному, - сказал у него за спиной чей-то голос. Он обернулся и увидел перед собой Лиану. Она застенчиво посмотрела на него.
      - Привет, - сказал он. - Я что-то не видел тебя за столом.
      - А меня там и не было. Я с Гиринтом сидела.
      - Как он? - Кевин шагал по самой середине широкой улицы, и она постаралась идти с ним в ногу. Парочки со смехом обгоняли их, стремясь поскорее попасть в тепло. Было очень светло; яркий лунный свет отражался от белого снега.
      - Неплохо. Хотя он ничему не радуется - в отличие от остальных.
      Он быстро глянул на нее, затем, поскольку это показалось ему единственно правильным, взял ее за руку. Она тоже была без перчаток, и пальцы у нее были ледяные.
      - А почему он не радуется? - Взрыв смеха донесся из-за ближайшего окна, и свеча, горевшая там, погасла.
      - Он не уверен, что нам это под силу.
      - Что - это?
      - Остановить зиму. Они вроде бы выяснили, что это предатель Метран ее насылает - я, правда, не поняла, как он это делает. Насылает оттуда, с того далекого острова за морем. Он называется Кадер Седат.
      Они шли по тихой улице, и Кевин вдруг почувствовал в себе какую-то удивительную глубокую собранность и полное спокойствие. На какой-то миг ему даже стало страшно.
      - Но они же не могут туда отправиться - в зимние штормы, - тихо проговорил он.
      Она кивнула. Ее темные глаза смотрели очень серьезно.
      - Да, зимой не могут. Они просто не доплывут. И зиму остановить они тоже не могут, пока не попадут туда. Вот зима и продолжается.
      И тут Кевину вдруг показалось, что он видит перед собой нечто очень важное, некий ускользающий сон из своего прошлого, который он тщетно старался поймать и понять в течение всех предшествующих ночей его жизни. И все разрозненные куски этого сна сейчас как бы соединились и встали на свои места. В душе Кевина воцарился покой. И он сказал:
      - Помнишь, ты говорила мне - в тот раз, когда мы были вместе, - что Дан Мора у меня внутри?
      Лиана резко остановилась, замерла, потом повернулась к нему лицом и очень тихо прошептала:
      - Помню.
      - Ну так вот - продолжал он - со мной происходит что-то странное. Я не чувствую ничего из того, что сегодня ночью так разогревает всех вокруг. Я чувствую нечто совсем иное...
      Ее широко распахнутые глаза светились в лунном сиянии.
      - Это кабан - прошептала она. - Ты был отмечен кабаном.
      Да, и это тоже укладывалось в общую картину. Он кивнул. Все части соединились, как полагается. Кабан. Луна. Канун Иванова дня. Эта зима, которую они не в состоянии остановить. Все составляло единую картину. И откуда-то из царившего в его душе спокойствия он наконец выловил разгадку.
      - Ты бы лучше оставила меня, - сказал он ей как можно ласковее и не сразу понял, что она тоже плачет. Этого он не ожидал.
      - Лиадон? - спросила она сквозь слезы. Да, это было то самое имя.
      - Да - сказал он. - Кажется, так. Ты лучше оставь меня, Лиана.
      Она была еще очень молода, и он думал, что она не захочет, обидится, но, видно, недооценил ее. Тыльной стороной ладони Лиана смахнула слезы, поднялась на цыпочки, легонько поцеловала его в губы и пошла прочь, в ту сторону, откуда они только что пришли. Туда, где горело так много огней.
      Он некоторое время смотрел ей вслед. Потом резко повернулся и пошел в сторону конюшен. Седлая своего коня, он услышал, как зазвонили колокола в Храме, и несколько замедлил движения: сейчас жрицы Даны должны будут выйти к людям.
      Потом решительно вскочил на коня, осторожно выехал из конюшни и остановился там, где выездная дорожка соединялась с дорогой, ведущей из Морврана в Храм. Он видел, как они выходят из Храма и проходят мимо него. Некоторые, более нетерпеливые, бежали, другие шли шагом. Все они были в длинных серых одеяниях, неплохо защищавших от холода, и длинные волосы у всех были распущены по плечам, и все эти женщины, казалось, чуточку светятся, точно вобрали в себя немного света полной луны. Они все стремились в одном направлении, и он, повернув голову влево, увидел мужчин, выходящих им навстречу из городских ворот, и в ярком свете луны, отражавшемся от снега, эти женщины и мужчины встретились наконец на дороге.
      И очень скоро там никого не осталось; смолкли и колокола в Храме. Где-то неподалеку слышались крики и смех, но теперь у Кевина в душе царил такой глубокий покой, что этот праздничный шум его ничуть не тревожил, и он решительно направил своего коня на восток.
      Ким проснулась уже после полудня в той самой комнате, которую ей выделили сразу после приезда, и рядом с ее изголовьем тихо сидела Джаэль.
      Ким чуть приподнялась в постели и протянула к ней руки.
      - Неужели я весь день проспала? - спросила она. Джаэль неожиданно улыбнулась:
      - Так тебе и полагалось весь день спать.
      - И давно ты тут сидишь и на меня смотришь?
      - Не очень. Мы все по очереди заглядывали к тебе, чтобы убедиться, что все в порядке.
      - Все? А кто еще?
      - Гиринт. Оба Источника. Маги. Ким мгновенно села в кровати.
      - А ты сама-то как себя чувствуешь? Нормально? Джаэль кивнула:
      - Никто из нас не смог зайти так далеко, как ты. Источники были истощены до предела, но сейчас уже поправляются и набираются сил. Пока их снова не осушат до дна...
      Ким мучил вопрос об охоте, и она умоляюще посмотрела на Джаэль. Рыжеволосая Жрица мгновенно все поняла и сама рассказала об изгнании волков и о белом кабане, напавшем на Кевина.
      - Особенно серьезных ранений никто из них, к счастью, не получил, закончила она свой рассказ. - Хотя жизнь Кевина висела на волоске.
      Ким только головой покачала.
      - Я рада, что не видела этого! - Она глубоко вздохнула. - Айлерон, кажется, сказал, что я что-то все же успела передать вам. Что это было, Джаэль?
      - Котел Кат Миголя, - ответила жрица. И, поскольку Ким ждала разъяснений, прибавила; - Маги говорят, что с его помощью Метран и создает зиму там, на острове Кадер Седат. И из-за моря насылает ее на нас.
      Ким не отвечала, пытаясь усвоить то, что только что сообщила ей Джаэль. А усвоив, не ощутила ничего, кроме отчаяния.
      - Значит, все было напрасно? И мы ничего с этим сделать не сможем? Ведь зимой мы не сможем попасть туда!
      - Да, это было неплохо задумано! - прошептала Джаэль, и горькая усмешка на ее устах не смогла скрыть охватившего ее ужаса.
      - Но что же нам делать? Джаэль вздрогнула:
      - А сегодня делать почти ничего и нельзя. Разве ты ничего не чувствуешь?
      И только после ее слов Ким действительно поняла, что с ней творится что-то неладное.
      - Я думала, это просто последствия перенапряжения, - потрясение прошептала она. Жрица покачала головой.
      - Нет, это Майдаладан. Он настигает нас, женщин, несколько позже, чем мужчин, и, по-моему, воспринимается нами скорее как беспокойство, а не плотское вожделение. Но сейчас уже и солнце почти зашло, наступает вечер, а потому...
      Ким посмотрела на нее в упор:
      - Ты тоже выйдешь из Храма?
      Джаэль резко вскочила и быстро отошла от ее кровати. Ким решила, что чем-то обидела ее, но уже через несколько секунд жрица снова повернулась к ней и попросила прощения за столь бурную вспышку эмоций, во второй раз несказанно удивив этим Ким.
      - Старые обиды вспомнились, - пояснила Джаэль и уже спокойно продолжала: - Я, конечно, выйду к праздничному обеду, но после него сразу вернусь в Храм. Серые жрицы сегодня имеют право выйти на улицу и отдаться любому мужчине, который их захочет. А красные жрицы Мормы не выходят из Храма никогда, хотя это скорее обычай, а не закон. - Она помолчала, явно колеблясь, но все же закончила: - Только Верховная жрица носит белые одежды; и ей запрещено как участие в Майдаладане, так и физическая близость с мужчиной в любое другое время года.
      - И на то есть серьезная причина? - спросила Ким.
      - Тебе бы следовало ее знать, - равнодушно откликнулась Джаэль.
      И покопавшись в памяти, там, где обитала ее вторая душа, душа Исанны, Ким действительно нашла ответ на свой вопрос.
      - Да, теперь я понимаю, - тихо сказала она. - А это очень трудно?
      Некоторое время Джаэль не отвечала. Потом сказала:
      - Я прошла все ступени - от прислужницы в коричневом до жрицы в красном. А потом надела белые одежды...
      - Но серого ты не носила! - сказала Ким, что-то припомнив. - Как и Исанна. - И быстро спросила, почувствовав, как напряглась ее собеседница при упоминании об Исанне: - Неужели ты так ее ненавидишь? И только из-за того, что она ушла с Радертом?
      Она, в общем-то, не ожидала, что Джаэль ей ответит. Но сегодня действительно был странный день, и Джаэль сказала:
      - Когда-то - да, я ненавидела ее всей душой. Теперь настали иные, куда более тяжелые времена. Возможно, вся моя ненависть сейчас направлена на того, кто обитает на севере.
      Обе долго молчали. Молчание нарушила Джаэль.
      - Знаешь, я хотела тебе сказать... - она говорила неуверенно, слегка запинаясь, - что вчера ночью ты совершила настоящий подвиг! Что бы из этого ни вышло.
      Ким вздрогнула, но ответила почти сразу:
      - Я была не одна: мне помогали. Но рассказать я об этом могу только тебе и Лорину. И еще, наверное, Айлерону, потому что совсем не уверена, что из этого выйдет. Здесь, видимо, нужно действовать очень осторожно...
      - Кто же тебе помогал? - резко спросила Джаэль.
      - Параико, - ответила Ким. - Великаны все еще живы. Но они медленно умирают в осажденном Кат Мигеле.
      Джаэль так и села, охваченная крайним волнением.
      - О Дана, о наша Матерь! - выдохнула она. - И что же мы будем делать? Ким покачала головой.
      - Я не знаю пока... Мы, наверное, должны посоветоваться. Но только не сегодня, да сегодня, по-моему, и нельзя, верно? Как ты и говорила, сегодня вообще ничего важного предпринимать не стоит.
      Джаэль презрительно усмехнулась:
      - Скажи это жрицам в сером - они ведь целый год ждали этой ночи! Ким улыбнулась.
      - Ну еще бы! Но ты ведь прекрасно поняла меня. Кроме того, нам надо поговорить и о Дариене.
      - Сейчас с ним Пуйл, - быстро сказала Джаэль.
      - Я знаю. Видимо, он прав, что отправился туда, но мне очень жаль, что его здесь сейчас нет. Джаэль снова нетерпеливо вскочила.
      - Сейчас мне придется уйти: скоро все это начнется. Я рада, что ты уже лучше себя чувствуешь.
      - Спасибо тебе, - сказала Ким. - За все. А можно мне заглянуть к Гиринту и Источникам? Просто поздороваться. Где они?
      И снова щеки Джаэль вспыхнули от смущения.
      - Мы уложили их в моих собственных покоях. Мы полагали, что там им будет спокойнее; да и не все жрицы покидают Храм, когда там есть мужчины.
      Несмотря на всю серьезность ситуации, Ким не смогла удержаться от смеха.
      - Ну, Джаэль, - сказала она, - так ты, оказывается, заполучила сразу троих мужчин! Поистине Гуин Истрат еще не видала такого!
      И услышала, как Верховная жрица смеется - впервые за все это время Ким слышала смех Джаэль.
      А потом она осталась одна и, несмотря на свои благие намерения, снова погрузилась в сон. Обыкновенный сон, без связи с магическими силами, без вещих видений и откровений - просто глубокий сон человека, который перерасходовал свои душевные и физические силы и понимает, что впереди ему еще предстоит много дел.
      Разбудили ее колокола. Она слышала в коридоре шорох длинных серых одеяний и быстрые шаги множества женщин, их шепот и почти беззвучный смех. А вскоре все снова стихло.
      Она лежала, теперь уже окончательно проснувшись, и думала о множестве вещей сразу. Вскоре, поскольку был все-таки Майдаладан, мысли ее вернулись ко вчерашнему разговору с Лорином, и, взвесив все и еще некоторое время полежав неподвижно, она поднялась с постели, умылась и надела свое собственное длинное одеяние Ясновидящей - прямо на голое тело. Затем прошла по коридору, кольцом опоясывавшему святилище, и остановилась, прислушиваясь, у той двери, из-под которой выбивалась полоска неяркого света. В Гуин Истрат царил Майдаладан. Она постучалась и, когда он открыл дверь, решительно шагнула через порог.
      - Сегодня не та ночь, чтобы оставаться одному, - сказала она, глядя ему прямо в глаза.
      - Ты уверена? - спросил он, и она почувствовала, до какой степени он напряжен.
      - Да, уверена, - сказала она. И усмехнулась. - Если только ты не предпочтешь поискать какую-нибудь юную послушницу.
      Он не ответил. Подошел ближе, и она подняла к нему лицо и коснулась губами его губ. Потом почувствовала, как он расстегнул застежку на ее одеянии, и оно с шелестом упало к ее ногам. Лорин Серебряный Плащ подхватил ее своими сильными руками и отнес в постель. И наступил Майдаладан.
      Шарра наконец начала понимать, на что он способен. Она представляла себе, какие изощренные формы может приобрести его неустанный поиск развлечений. Она и сама стала для него развлечением год назад, хотя это развлечение и стоило ему удара ножом - жаль, что не жизни! Сидя за пиршественным столом, она смотрела с неживой полуулыбкой на устах, как Дьярмуд встает и подносит дымящиеся кабаньи яйца тому, на кого напал тот страшный кабан, этому чужеземцу Кевину. И еще кривляется, с поклонами изображая преданного слугу!..
      Кевина она помнила; год назад он точно так же, как и она, спрыгнул с галереи для музыкантов во дворце Парас Дерваля, хотя и по иной причине. Он тоже был очень хорош собой - светловолосый, как Дьярмуд, а глаза карие. Как странно, в них обоих полно какой-то затаенной печали, подумала вдруг Шарра. И была отнюдь не первой женщиной, которая это заметила.
      Однако была там печаль или нет, но Кевин в очередной раз что-то такое сказал, отчего все вокруг просто попадали со смеху. И Дьярмуд все еще смеялся, когда вернулся на свое место - между ее отцом и рыжей Верховной жрицей, на противоположном от Айлерона конце стола. Он лишь коротко глянул в ее сторону, садясь, и она с равнодушным видом отвернулась. Они не разговаривали с того солнечного морозного дня, когда Дьярмуду удалось всем утереть нос. Сегодня, правда, был Майдаладан, и Шарра была почти уверена, что последует некое возобновление переговоров.
      По мере того как продолжался обед - мясо кабана, убитого утром, и элтора, привезенного воинами дальри с Равнины, - настроение за столом становилось все более веселым и совершенно неуправляемым. Шарре было любопытно, но, разумеется, совершенно не страшно. И внутри нее росло еще какое-то странное беспокойство. Когда прозвонили колокола, она поняла, что сейчас жрицы будут выходить из Храма. Ей же отец ясно дал понять, что она должна вернуться в Храм и запереться в своих покоях задолго до этого. Уже и Артур Пендрагон, и Айвор, авен народа дальри, который весь вечер так забавно рассказывал ей что-то, вернулись в Храм. А может, подумала она вдруг, мне только кажется, что они ушли именно в Храм?
      Теперь за столом вокруг нее было уже довольно много пустых мест, и в зале уже царил полнейший беспорядок. Она видела, как беспокойно ерзает на своем месте Шальхассан. Столь возбужденное состояние было просто непристойным для Верховного правителя Катала. Интересно, мелькнула у нее мысль, а что чувствует сейчас ее отец? Обуревает ли и его жажда плотских наслаждений, столь очевидная почти в каждом из присутствующих в зале мужчин? Должно быть - и она с трудом подавила улыбку, - было бы довольно забавно наблюдать великого Шальхассана, оказавшегося во власти столь низменных страстей.
      И вот тут-то, страшно ее удивив, рядом с ней вдруг оказался Дьярмуд. Нет, он не сел с нею рядом за стол. Слишком много любопытных взглядов тогда обратилось бы в их сторону. Опершись о спинку стула, на котором до того сидел Артур, Дьярмуд сказал ей самым легкомысленным и безмятежным тоном нечто такое, от чего она пришла в полное замешательство. А еще через мгновение, вежливо ей поклонившись, он уже удалялся от нее через весь длинный зал, рассыпая направо и налево веселые шутки, а потом вышел за дверь и исчез в ночи.
      Она была настоящей дочерью своего отца, и никто в зале, даже сам Шальхассан, то и дело внимательно на нее поглядывавший, не сумел бы прочесть по ее лицу, какая буря бушует сейчас у нее в душе.
      Она, впрочем, ожидала, что он заявится к ней ночью; ожидала и того предложения, которое он непременно ей сделает. Для него прошептать одно лишь слово "позже", как он это только что сделал, и больше ничего не прибавить было как раз совершенно естественным. Это вполне соответствовало его характеру, его ленивой беспечности.
      Но что совершенно ему не подходило - а потому и вывело ее из равновесия, - так это его интонации: он не просто сказал ей это слово, но ПОПРОСИЛ, причем на редкость смиренно попросил, и посмотрел на нее УМОЛЯЮЩЕ, ожидая ответа. Она настолько растерялась, что понятия не имела теперь, что сказали ему ее глаза и - что было бы куда хуже - не выдали ли они ее истинных чувств к нему.
      Через некоторое время ее отец поднялся - и то же самое на расстоянии примерно половины зала от него мгновенно сделал Башрай. Еще бы, капитан стражи, даже в Майдаладан помнит о своих обязанностях! Башрай сопроводил Верховного правителя Катала и принцессу Шарру в Храм, и в дверях Шальхассан, грациозно махнув рукой, с какой-то не слишком естественной улыбкой отпустил свою стражу на ночь.
      Здесь у нее не было собственной служанки; Джаэль, правда, велела одной из жриц прислуживать ей, и, войдя в комнату, Шарра увидела, как эта женщина перестилает ее постель при свете луны, заглядывавшей в окно. Жрица была уже в плаще и даже капюшон на голову накинула, явно собираясь выйти на улицу. И Шарра легко могла догадаться, с какой целью.
      - Что, скоро прозвонят колокола? - спросила она.
      - Очень скоро, госпожа моя, - прошептала серая жрица, и Шарра услышала странное напряжение в ее приглушенном голосе. Это тоже взволновало ее.
      Она присела на один из стульев и стала играть с камешком в подвеске единственным украшением, которое она оставила на себе, оказавшись в Храме. Быстрыми, почти нетерпеливыми движениями жрица покончила с ее постелью и спросила:
      - Что-нибудь еще, госпожа моя? Потому что, если тебе ничего не надо... прошу прощения, госпожа, но... но это ведь только сегодня, раз в году... Голос у нее задрожал.
      - Ступай, - милостиво отпустила ее Шарра. - Мне больше ничего не нужно, и я прекрасно обойдусь сама. Вот только... открой у меня окно, прежде чем уйдешь.
      - Окно? - Жрица с трудом подавила растерянность. - О, госпожа! Нет! Только не это! Разве можно открывать окно в твоих покоях? Ты ведь должна понимать, что это самая дикая ночь в году, и были известны случаи, когда эти деревенские...
      Она заставила ее замолчать, одарив самым властным из своих взглядов. Впрочем, очень трудно оказалось подавить сопротивление этой служительницы Даны из Гуин Истрат, с ног до головы закутанной в плащ.
      - Я не думаю, чтобы кто-то из деревенских осмелился забраться сюда, сказала Шарра. - А я привыкла спать с открытым окном даже зимой! - И она очень решительно повернулась спиной к жрице и принялась расстегивать цепочку на шее. Руки у нее не дрожали, но сердце бешено билось, ибо она отлично понимала смысл своего поступка.
      Если она засмеется или станет надо мной подшучивать, я закричу во весь голос, решила Шарра. И пусть тогда сама расхлебывает последствия!
      Она услышала, как щелкнула пружина отворяемого окна, и в комнату ворвался холодный ветер.
      В Храме зазвенели колокола, и жрица у нее за спиной судорожно вздохнула.
      - Все, спасибо, можешь идти, - сказала Шарра, кладя цепочку с подвеской на стол. - Это ведь вам знак подают, верно?
      - Верно. Но более точным знаком было отворенное окно, - раздался рядом с ней голос Дьярмуда.
      Она взмахнула кинжалом еще до того, как успела обернуться.
      Он, уже сбросив капюшон, смотрел на нее совершенно спокойно.
      - Напомни, чтобы я когда-нибудь рассказал тебе о другом случае, когда я проделал примерно тот же трюк с переодеванием. Это весьма любопытная история. А ты заметила, - спросил он, явно надеясь вовлечь ее в разговор, какие высокие здесь жрицы? Мне очень повезло...
      - Ты что, хочешь, чтобы я тебя окончательно возненавидела? - Ее гневный взгляд пронзил его не хуже клинка.
      Он помолчал, точно обдумывая ее слова.
      - Ни в коем случае! - сказал он наконец, но тон был по-прежнему легкомысленным. - Видишь ли, сюда мужчине пробраться практически невозможно, да мне и не хотелось никому доверяться. Как же иначе я мог бы пройти к тебе один?
      - А почему ты решил, что тебе можно пройти? Сколько все же самонадеянности...
      - Шарра! Не надо так сердиться. И ничего я не решал. Если бы ты не потребовала открыть окно, я бы просто ушел, как только зазвонили колокола.
      - Я... - Она умолкла. Сказать ей было нечего.
      - Если я попрошу тебя о небольшом одолжении, ты сделаешь это для меня? - Он сделал шаг к ней, и она инстинктивно подняла руку с кинжалом. Заметив это, он впервые за все время улыбнулся. - Да, - сказал он, - я как раз об этом: можешь меня поранить. По некоторым очевидным причинам я не приносил в жертву собственную кровь, когда входил сюда. Но все же не хотелось бы обижать Дану и находиться здесь во время Майдаладана без соблюдения здешних правил. Если уж Дана способна воздействовать на меня так, как она это делает сегодня, то она, безусловно, заслуживает жертвы. Вон там, возле тебя, есть чаша.
      И закатав рукав верхней одежды и голубой рубахи из тонкого полотна, Дьярмуд протянул к Шарре обнаженную руку.
      - Я же не жрица! - возмутилась она. - Сегодня ночью, как мне кажется, любая женщина становится жрицей. Сделай это для меня, Шарра, прошу тебя.
      Так случилось, что ее кинжал во второй раз вонзился в его плоть. Когда она провела острием клинка по его запястью, сразу полосой выступила алая кровь, и она подставила чашу. А потом он вытащил из кармана носовой платок из серешских кружев и, не говоря ни слова, передал его ей. Собрав несколько капель жертвенной крови, она поставила чашу, положила нож и быстро перевязала ему руку.
      - Теперь уже дважды, - прошептал он, вторя ее собственным мыслям. - А будет ли третий?
      - Ты же сам напрашиваешься!
      Странно, но после этих слов он, словно задумавшись, отошел к окну. Ее комната была на восточной стороне Храма, и в окно светила огромная луна. А кроме того, вдруг поняла Шарра, окно находится очень высоко, поскольку Храм стоит на утесе и его стены как бы являются продолжением отвесных скал. Дьярмуд взялся руками за раму окна и выглянул наружу. Она молча присела на единственный стул возле своей постели. Наконец Дьярмуд заговорил, и голос его звучал по-прежнему очень тихо, но в нем уже не слышалось былого легкомыслия.
      - Меня нужно воспринимать таким, какой я есть, Шарра. Я никогда не смогу... передвигаться черепашьим шагом! - Он посмотрел на нее. - Иначе я был бы сейчас Верховным правителем Бреннина, а Айлерон был бы мертв. Ты же была там.
      Да, она была там. И это был его выбор; и ни один из тех, что присутствовали в тот день в Большом зале дворца, не сумеет забыть этот день. Шарра продолжала молчать, скромно сложив руки на коленях.
      - Когда ты спрыгнула с галереи, - сказал Дьярмуд, - мне показалось, что это какая-то хищная птица упала с небес на свою добычу. А ночью, когда ты облила меня водой за то, что я нахально полез к вам в окно, мне показалось иное: женщина, которая отлично умеет играть в любовные игры. Однако и ту, и другую твою ипостась я увидел снова в Парас Дервале пять дней назад, - Шарра, я пришел сюда совсем не для того, чтобы просто переспать с тобой.
      Не веря его словам, она невольно рассмеялась.
      Он, оказывается, давно отвернулся от окна и смотрел прямо на нее. Лицо его было залито лунным светом.