Найлу захотелось ударить Уинтера, но он сдержался и ледяным тоном произнес:
      – Хорошо, что тебе известно об этом. Значит, ты не будешь удивлен, узнав о том, что я собираюсь сделать.
      С этими словами Найл сделал два шага вперед и бросил свои перчатки в изумленное лицо Уинтера.
      – Я вызываю тебя на дуэль! Именно по твоей милости я оказался в тюрьме и запятнал свою честь. Драться будем насмерть.
      Уинтер попятился и чуть не упал, натолкнувшись на стол. Он продолжал отходить до тех пор, пока одно из кресел не оказалось между ним и Найлом. Вцепившись в спинку кресла, он, казалось, снова обрел мужество.
      – Ты сошел с ума, – проговорил он, потирая щеку, на которой одна из перчаток Найла оставила красный след. – Я не собираюсь драться с тобой на дуэли, потому что у тебя нет чести, которую стоило бы защищать!
      Найл сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться и не броситься на обидчика.
      – Трус! Ты боишься встретиться со мной в честном поединке. Ты струсил и тогда, когда признавал меня виновным, и из-за страха за свою собственную шкуру не сказал ни одного слова в мою защиту.
      Обвинение Найла не принесло желаемого результата. Уинтера ничуть не задели оскорбления бывшего товарища, он не раскаялся и не признал себя виновным в несправедливом обвинении.
      Спокойно выслушав слова Найла, Уинтер подошел к двери и широко распахнул ее.
      – Убирайся из моего дома, Кэрри, или я прикажу своим слугам вышвырнуть тебя, как паршивого пса.
      Найла так и подмывало отказаться уйти и посмотреть, что предпримет Уинтер, но он понимал, что скандал ему сейчас совсем ни к чему. Это могло помешать завершению его миссии. Поэтому Найл спокойно направился к выходу и, проходя мимо своего врага, угрожающе произнес:
      – Тебе придется встретиться со мной, Уинтер. Можешь в этом не сомневаться.
      Уинтер не проронил ни слова.
      Хорошо вышколенный лакей предупредительно распахнул перед Найлом дверь, но, уходя, Кэрри чувствовал сверлящий его спину взгляд.
      Сойдя с последней ступеньки крыльца, Найл увидел выскочившего из экипажа Митчелла, и тогда ярость и гнев, скопившиеся после неудачной встречи с Уинтером, выплеснулись наружу.
      – Я же просил оставить меня одного и отправляться в гостиницу, – раздраженно сказал Найл.
      Митчелл, расплачиваясь с кучером, побледнел и выронил монеты из рук.
      – Ничего, приятель, все в порядке, – успокоил кучер, спрыгивая на землю, – я сам подберу.
      Митчелл отошел от экипажа и тихо сказал:
      – Ты не должен держать меня в стороне. Я нужен тебе сейчас.
      Найл был до такой степени разъярен, что чуть не накинулся с кулаками на своего единственного друга. Неимоверным усилием воли он взял себя в руки и, развернувшись, пошел прочь от дома Уинтера. Услышав за своей спиной торопливые шаги Митчелла, Найл захотел его ударить. Что это с ним? Неужели тяготы последних лет довели его до сумасшествия? Эта внезапно возникшая мысль немного остудила его, и он замедлил шаги, позволяя Митчеллу догнать себя.
      – Я возвращаюсь в гостиницу, – не поворачивая головы, произнес Найл.
      Митчелл, шагая рядом с ним, спросил:
      – Он согласился встретиться с тобой?
      – Нет. Проклятый трус! – зло ответил Найл, пиная ногой подвернувшийся камень.
      Митчелл облегченно вздохнул.
      – Не могу обманывать тебя, говоря, что очень расстроен. А Уинтер все равно не изменит своего решения, даже если ты приставишь нож к его горлу. Так что все к лучшему.
      – Нет! Я добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило, – прорычал Найл, – и Уинтер признает свою неправоту, и Макфи я убью в честном поединке. Уж он-то не откажется от дуэли, как этот трус. Дункан носит благородное имя с рождения, в отличие от этого выскочки.
      Митчелл фыркнул:
      – Что-то ты слишком высоко ставишь младшего сына обедневшего графа.
      Ревность Митчелла развеселила Найла, и он улыбнулся. От его гнева не осталось и следа. Хотя, если быть до конца честным, гнев не исчез, он по-прежнему переполнял Найла, только затаился до подходящего случая где-то в глубине души. Три года Найл копил в себе ярость и только пару недель назад стал понимать, что именно ненависть руководит всеми его поступками, а вовсе не желание отомстить за поруганную честь.
      Найл подумал было, что понял это благодаря Фионе Макфи, но тут же отогнал эту мысль.
      – Тебе незачем ревновать и завидовать Дункану Макфи. Ты сам наследник богатого виконта, и матери рады выдать за тебя своих высокородных дочерей, – продолжил Найл начатый разговор.
      – Женитьба пока не ходит в мои планы, – насупившись, сказал Митчелл.
      – К сожалению, – вздохнул Найл, – ты почему-то предпочитаешь находиться рядом со мной, ставя свою репутацию под угрозу.
      Увидев гостиницу, Кэрри быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и замер у своего номера.
      Фиона сидела в запертой комнате и умирала от скуки. У нее не было ни книги, ни какого-нибудь рукоделия, и поэтому целый день девушка предавалась мрачным размышлениям о своей судьбе. Понятно, что ее настроения подобное занятие не улучшило, к тому же она страшно проголодалась. Когда же Найл вошел в номер, девушка сердито посмотрела на него и язвительно произнесла:
      – Наконец-то ты соизволил вернуться. Я хочу есть и плохо себя чувствую. Боюсь, что мне действительно понадобится доктор, но тебя это, конечно, нисколько не волнует.
      Найл хмуро посмотрел на Фиону.
      – Итак, за время моего отсутствия ничего не изменилось. Ты все так же всем недовольна.
      Не дав ей возможности выговориться, Найл повернулся и вышел из комнаты. Он вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли тарелки с мясом и сыром. Мужчина молча поставил поднос на стол и отошел к креслу.
      Подходя к столу, Фиона рассеянно потерла запястья. Они начинали заживать и зудели.
      – Я умираю от голода, – сказала она, принимаясь за еду.
      Помимо тарелок на подносе стояли чайник и молочник.
      С аппетитом поедая бутерброды и запивая их крепким вкусным чаем, девушка только спустя некоторое время заметила, что ее похититель переоделся. От мрачного предчувствия она чуть не выронила чашку.
      – Ты очень элегантно одет, что это значит? Найл помолчал, а потом ответил вопросом на вопрос:
      – А ты как думаешь?
      Фиона прищурилась и, поставив наконец чашку на стол, ответила:
      – Ты разыскал его. Ты нашел своего обидчика и теперь собираешься убить, верно?
      Она прочитала ответ на его лице, и сказанные позже слова только подтвердили ее подозрения.
      – Да, я нашел его, и этот мерзавец отказался драться со мной на дуэли. Но я не отстану от него до тех пор, пока он не согласится.
      Графиня опустилась перед мужчиной на колени и, взяв его за руки, произнесла:
      – Не делай этого, Найл.
      Глаза мужчины затуманились. Самые разноречивые чувства раздирали его.
      – Тебе-то что за дело? – нарочито грубо произнес Найл. – Ведь этот человек не твой брат.
      Фиона отшатнулась назад, услышав в его голосе только холодную расчетливость. Затем, немного оправившись, она наставительно сказала:
      – Пойми, ведь это не ты убиваешь своего обидчика, это твоя месть убивает тебя.
      Найл улыбнулся. Боль, которую он так тщательно скрывал, исказила черты его лица. На него страшно было смотреть. С трудом подбирая слова, мужчина проговорил:
      – Моя жизнь погибла вместе с моей честью. Разве ты забыла, что я был осужден за убийство? – его голос понизился до свистящего шепота. – Они обвинили меня в том, что я, изнасиловав женщину, перерезал ей горло. Так что, убив человека на дуэли, я не слишком испорчу свою подмокшую репутацию.
      Девушка отвернулась от него, скрывая отразившуюся на лице жалость. Преступление, в котором обвиняли ее любимого, оказалось намного ужаснее, чем она себе представляла. Бедняга, как же ему тяжело!
      Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Фиона снова посмотрела на Найла и с уверенностью в голосе произнесла:
      – Я не верю, что ты это сделал. Ты мог бы убить мужчину, обороняясь на дуэли, но на слабое беззащитное существо у тебя никогда бы не поднялась рука.
      Найл хрипло рассмеялся.
      – Вы с Митчеллом единственные люди, которые верят в мою невиновность. О чем можно говорить, если даже отец считает меня убийцей?
      Фионе нечего было на это возразить. Найл очень страдал из-за разрыва с семьей. Сама она выросла всеобщей любимицей, и то, что родные могут отказаться от нее, просто не укладывалось у девушки в голове.
      – Неужели твой отец настолько плохо тебя знает, что поверил этому жуткому обвинению?
      Найл отвернулся.
      – Дело не в том, знает он меня или не знает. Я опозорил честное имя нашей семьи. Тебе, выросшей в Хайленде, должно быть понятно, что это значит. Ведь незапятнанная репутация порой является единственным достоянием местного дворянства. И семья Кэрри в этом ничем не отличается от других.
      – Нет, – горячо возразила графиня, – твой отец отличается. Отрекаясь от родного сына, он опозорил себя больше, чем ты, обвиненный в убийстве.
      Найл снова посмотрел на свою прелестную пленницу. В его ярко-зеленых глазах загорелись огоньки. Фиона затаила дыхание.
      – Не делай этого, милая леди, – с болью в голосе сказал мужчина, – не верь мне и не показывай своего сочувствия и понимания. Это только навредит тебе.
      Девушка покачала головой. Поцеловав его мозолистую ладонь, она тихо проговорила:
      – Мне это не повредит. Ни один твой поступок не может повредить мне, я все приму с радостью.
      Безотчетная вера графини растопила лед, сковывавший сердце Найла. Она почти исцелила его. Впервые за долгие годы он обрел надежду.
      Найл внимательно изучал лицо Фионы. В ее прекрасных синих глазах он видел решительность и сильный характер. Полные губы и вздернутый носик говорили о чувственности. Но самое главное – это ее вера в него. Слепая вера графини возбуждала его и заставляла терять голову. Он хотел эту женщину и не пожалел бы жизни за минуты обладания ею. Из груди мужчины вырвался тяжелый стон.
      – Фиона, посмотри на меня, – чуть слышно произнес он и, когда она исполнила его просьбу, сказал: – Я хочу тебя. Я хочу тебя с первого момента нашей встречи. Мое сердце перестало мне принадлежать с тех пор, как я увидел тебя, такую дерзкую и такую красивую.
      Найл печально улыбнулся.
      – Но ведь ты уже занимался со мной любовью, – прошептала она. Ее нижняя губа дрогнула.
      Он снова застонал и опустил голову. Некоторое время спустя Найл поднял на девушку глаза и тихо произнес:
      – Этого недостаточно. Я хочу быть с тобой всегда. Мы видимся каждый день, а я не смею даже прикоснуться к тебе. Можно ли придумать пытку страшнее, чем эта?
      Жгучее возбуждение охватило Фиону. Она положила руки на колени мужчины, желая прикоснуться к нему и в то же время сдержать себя до тех пор, пока он не сделает первого шага. Графиня была твердо уверена в том, что инициатива всегда должна исходить от мужчины, а женщине надлежит скрывать свою страсть.
      Найл наклонился к девушке и коснулся губами ее щеки.
      – Я хочу любить тебя, – нежно произнес он, – лишь тогда, когда ты рядом со мной, я чувствую, что живу.
      После этих слов желание близости с ним полностью овладело Фионой. Ей до боли хотелось снова прижаться к нему всем телом, услышать, как их сердца бьются вместе, сливаясь в единое целое. О Боже, как ей хотелось, чтобы он любил ее! За одну минуту, проведенную в его объятиях, она отдала бы все радости мира.
      – Так люби же меня, – сказала девушка, с трудом произнося эту простую фразу.
      Мужчина внимательно посмотрел на нее, пытаясь угадать, истинное ли чувство скрывается за ее словами.
      Наконец его губы слегка коснулись губ девушки, она тут же открылась ему, разрушая все нелепые подозрения и сомнения. Их поцелуй стал глубже, губы словно ласкали друг друга. Ноги Фионы подкосились, и она опустилась на пол. Мужчина последовал за ней, поддерживая графиню за талию.
      Оторвавшись от ее губ, Найл взглядом скользнул по шее и ниже… Фиона покраснела.
      – Как ты прекрасна! – прошептал он, убирая выбившуюся из ее прически прядь волос. – Ты и представить себе не можешь, как часто воображение рисовало мне эту картину: ты лежишь в моих объятиях, а солнечные лучи золотят твои дивные волосы.
      Она улыбнулась и крепче прижала его к себе. Их губы вновь встретились.
      Фиона умирала от желания насладиться его ласками, и сладостные поцелуи только усиливали ее страсть. Оторвавшись от губ мужчины, она несмело попросила:
      – Найл, пожалуйста, дотронься до меня.
      Ее мольба вызвала в его теле настоящий пожар. Робость девушки возбуждала сильнее, чем самые изощренные ласки.
      – Моя злючка, – сказал он, зарываясь лицом в ее пушистые волосы, – знай, что я могу далеко зайти.
      Найл намотал на пальцы шелковистые пряди, словно привязывая ее к себе. Его губы шаловливо скользили по шее и плечам девушки. Расстегнув платье, мужчина лизнул нежную грудь графини. Фиона сладострастно вздохнула и посмотрела на него. Глаза Найла светились теплотой и любовью.
      – Тебе приятны мои ласки? – неуверенно спросил он, замерев в ожидании ее ответа.
      В ответ она отдалась ему вся целиком. Фиона дарила свое тело с той же готовностью, с какой раньше отдала ему свою веру. Покоряясь мужчине, она вернула ему душу. Для Найла же весь мир перестал существовать. Имела значение только эта женщина, лежащая в его объятиях, и – видит Бог – он любил ее.
      Их тела переплелись, и он чувствовал, как все сильнее и сильнее нарастает в нем внутреннее давление. Это была его последняя осознанная мысль, а потом он провалился в волшебное забытье.
      Его возглас слился с ее тихим вздохом, и они вместе увенчали вершину достигнутого удовольствия.
      Некоторое время спустя они все еще лежали в объятиях друг друга. Солнце уже зашло, и в комнате стало прохладно, но разгоряченные тела мужчины и женщины не чувствовали этого.
      Фиона не хотела отпускать Найла, ей было приятно ощущать его плоть в своем теле. Смахнув прядь волос со лба, девушка мечтательно улыбнулась:
      – Это было чудесно, Найл.
      Мужчина не отрываясь смотрел на лицо Фионы. В зеленой глубине его глаз графиня наконец увидела то чувство, о котором так много мечтала. Но она снова ошиблась. Последующие слова Найла прозвучали для нее как удар бича.
      – Мы не должны были этого делать, – уныло произнес он и отвернулся, пряча навернувшиеся на глаза слезы.
      Так, значит, между ними существовал только секс и никакой любви с его стороны? Девушка чувствовала себя совершенно опустошенной. Мечты оказались иллюзией, планы на будущее – игрой воображения. Ее любимый так и остался суровым мстительным похитителем. Похоже, ей ничего не удалось сделать для того, чтобы изменить его.
      Схватив в охапку свою одежду, Фиона поспешно начала одеваться, но, прежде чем она успела натянуть платье, в дверь постучали.
      – Найл, – послышался голос Митчелла, – впусти меня. Я придумал, как заставить Уинтера встретиться с тобой.
      – Старина Митчелл, как всегда, не вовремя, – пробурчал Найл, пытаясь попасть ногой в штанину.
      Торопясь одеться, он прыгал по комнате на одной ноге и ругался себе под нос:
      – Черт! Черт побери!
      Злясь на себя за близость с Фионой, ненавидя проклятые брюки за то, что они такие узкие, Найл раздражался все больше и больше.
      – Черт побери, Митчелл, неужели твое дело не может подождать до завтра? – резко крикнул он.
      – Нет, – отчетливо ответил Митчелл из-за двери.
      Найл наконец полностью оделся и окинул Фиону быстрым, но внимательным взглядом.
      – Ложись спать и не жди меня, – бросил он, направляясь к двери.
      Фиона закусила губу. Ей хотелось обрушить на него поток гневных слов, но она сдержалась. Все равно это ничего не изменит, и Найл так и останется озлобленным грубияном.
      Будь он проклят!

Глава 9