С поиском жилья проблем не возникло. Эми была родом из Портленда и по-прежнему считала штат Мэн своим родным домом. Что же до Дэвида, уроженца Бруклина, то ему тамошнее океанское побережье показалось очень даже приличным местом.
      Такого же мнения он придерживался и до сих пор.
      Он выключил компьютер, вышел из-за стола и направился к широким, раздвижным стеклянным дверям, за которыми простиралась открытая веранда. Раздвинув двери, он впустил в комнату свежий утренний воздух.
      Легкий ветерок шевелил высокую траву, заросли золотарника и кроны росших перед ними дубов; день, как ему показалось, должен быть погожим.
      В гуще листвы деревьев уже щебетали птицы, скакавшие с ветки на ветку и подыскивавшие себе местечко поудобнее.
      Ну ладно, - подумал Дэвид, - еще одну чашечку - прямо здесь, на веранде.
      Через кабинет он прошел на кухню и до краев наполнил кофейную кружку.
      Сам по себе кофе никогда его не бодрил. За него это делала работа.
      Впрочем, так оно и должно было быть.
      С кружкой в руках он вышел наружу и опустился в одно из зеленых деревянных кресел, которые стояли вдоль облупившейся ограды.
      У него над головой покачивались на ветру две крепкие ветви, причем листва на той из них, что была потолще, то и дело залетала над верандой, едва не касаясь окна спальни, располагавшейся по соседству с кабинетом.
      Там сейчас спала Эми.
      Надо будет как-нибудь спилить ее, - подумал Дэвид.
      В глубине души ему, правда, не хотелось трогать деревья, тем более дубы. Их было десять - все черные, посаженные через неравные промежутки, высокие, старые и почтенные, явно заслужившие свое право на собственное жизненное пространство.
      Для подобного рода деревьев было в общем-то нехарактерно то, что, произрастая в северных краях, они достигли столь внушительных размеров. Под напором дувших с океана холодных ветров здешняя растительность пригибалась, припадала к земле, словно ища у нее защиты.
      Дэвид лениво шевелил пальцами ног и неторопливо отхлебывал кофе.
      Сидел он босиком, поскольку солнце уже успело как следует согреть веранду.
      Сложенная из выкрашенных в серый цвет сосновых досок, она оказалась достаточно просторной - двенадцать на тридцать пять футов, - чтобы на ней свободно уместились четыре удобных кресла, столик для пикника со скамейками, и даже гриль-жаровня. Сваи подпирали ее к склону довольно крутого холма, который волнами спускался вниз, давая пристанище и дубам, и росшему позади них кустарнику, после чего плавно переходил в густо поросшую травой равнину, занимавшую не менее трех акров, за которой начинались два акра зарослей сосны, пихты и кедра, а уже за ними маячили скалы - там начинался океан.
      Сосны полностью загораживали скалистые утесы, но все равно картина получалась поистине захватывающей. Нигде не чувствовалось даже малейшего прикосновения садовых ножниц; ни распаханной земли, ни посадок - все дикое.
      Леса здесь темные, - подумал Дэвид.
      Ну и слава Богу.
      То, как они купили это место, вообще было целой историей.
      Два года назад, когда он еще занимался написанием машинных кодов и доводкой оборудования, Эми занималась графикой, а фил сидел в Нью-Йорке и сочинял музыку, они сняли дом. Деревянная постройка, возведенная минимум лет сто назад, располагалась в самой гуще леса. Все было прекрасно, если не считать одного досадного обстоятельства: при дожде крыша начинала протекать одновременно в дюжине мест, и тогда в доме беспрестанно звенела симфония кастрюль и ведер. Готовить пищу в такие моменты, естественно, было не в чем.
      Но его идея создать динамичную, напряженную, по-настоящему жутковатую компьютерную игру неожиданно дала богатые плоды. Фирма "Компьютер артс" тут же ухватилась за нее, вовремя закупила лицензию на производство и в итоге выплатила ему поистине царский гонорар. Что и говорить, игра под названием "Леса здесь темные" оказалась их первым коммерческим успехом в схватке с фирмой "Нинтендо"; более того, до них вообще никому не удавалось всерьез конкурировать с "Нинтендо", которая в течение долгого времени фактически доминировала на рынке компьютерных игр.
      Подобный успех отчасти объяснялся самим содержанием игры. По замыслу Дэвида, вас подстерегали полчища кровожадных пауков, которые пытались заманить в свои подрагивающие, липкие сети; глубокие ямы, в которых кишели ядовитые змеи; обезображенные, отдаленно похожие на людей монстры, которые бросались на вас с деревьев и выскакивали из-за кустов; и вдобавок ко всему древнее кладбище, где мертвецы медленно, натужно вытягивали друг друга из могил. Все то, что вам удавалось убить, истекало кровью, причем весьма обильно.
      Графика в исполнении Эми превзошла все ожидания, став поистине произведением "ужасного", бросающего в дрожь искусства, в результате чего со стороны взрослых иногда даже слышались упреки, поскольку игра манила к себе в первую очередь детей.
      Однако ни самому Дэвиду, ни всей "Компьютер артс" она таковой не казалась, ибо по существующим официальным стандартам шла наравне с самыми невинными забавами, вроде "Алисы в Стране чудес".
      Зато в сравнении со всеми другими играми это был настоящий динамит.
      Короче говоря, показатели продаж взлетели выше крыши, что позволило компании заказать новые игры, каждая из которых также оказалась коммерческим успехом.
      И все же "Леса здесь темные" встала в один ряд с таким шедевром "Нинтендо", как "Супер Братья Марио"; ни одна другая игра - ни в Штатах, ни в Японии - по своей популярности не могла к ней даже приблизиться, причем за океаном успех подчас оказывался даже более грандиозным, чем у себя на родине. На подходе же была очередная "бомба" - игрушка "Прячь и ищи", реклама которой оказалась поистине ошеломляющей.
      Вот тогда-то Дэвид и Эми и стали подумывать о покупке своего собственного дома.
      В результате поисков они нашли этот самый дом - серую постройку из кедра с видом на природу. По возрасту он также оказался почти столетним дедом, и столь же уединенным, как и тот, который они до него арендовали: ближайшие соседи проживали по меньшей мере в двух милях к северу от них. Раньше он принадлежал старому деревенскому доктору и его жене; но потом доктор умер, а супруга перебралась в Аризону, к детям. Люди они были достаточно состоятельные и к тому же оказались типичными янки, упрямо отказывавшимися вносить в дом сколь-нибудь существенные переделки и предпочитая оставить его в том виде, в каком он существовал в момент постройки - со всеми его вручную обструганными, угловатыми балками, некрашеными, мореными багетами и старинной пузатой печкой.
      На следующей неделе Кэмпбелл со своей бригадой должен был приступить к закладке фундамента под новую пристройку. Основная часть лесоматериала была заготовлена и, накрытая брезентом, лежала под верандой. Дэвиду уже доводилось видеть Кэмпбелла в работе, и потому он знал, что этот мастер, дотошный до мелочей, сможет сделать все как надо, чтобы привнести в дом элементы новизны, но и сохранив присущий ему дух древности. За свою работу он брал прилично, но и она явно стоила того.
      Впрочем, деньги у Дэвида и Эми были; более того, как ни странно, теперь они разбогатели настолько, что ни один из них толком даже не представлял, на что их можно потратить.
      Зато его брокеры это себе очень даже хорошо представляли.
      И все же в одном "Нинтендо" оказалась права, - подумал Дэвид. В переводе с японского слово "нинтендо" означало примерно следующее: "Как бы усердно ты ни работал, конечный результат все равно находится в руках Господа".
      Он чувствовал, что лучше и не скажешь.
      Кофе почти кончился.
      Приятно грело солнце, в лучах которого его начало постепенно клонить ко сну.
      Неожиданно он услышал хлопки крыльев и увидел, как из высокой травы ввысь стремительно взмыла птица. Тетерев, куропатка, фазан - что-нибудь вроде этого. Дэвид пожалел о том, что так мало был знаком с лесной фауной. Птица пролетела примерно сотню ярдов и снова опустилась в траву, после чего окончательно скрылась из виду.
      Затем снова перевел взгляд на то место, откуда она недавно взлетела.
      И чуть было не выронил чашку.
      Расстояние до того места было довольно приличное, но зрением его Господь не обидел; впрочем, будь оно и в половину слабее, он и тогда безошибочно узнал бы, что именно видят его глаза.
      Девушка стояла в зарослях травы и золотарника. Трава была высотой под три фута и достигала ей пояса. Ему показалось, что на вид ей лет семнадцать-восемнадцать. В общем, подросток.
      Черт ее лица он разглядеть не мог, заметил лишь то, что волосы у нее были темные и длинные, очень длинные, которые падали на ее обнаженные плечи, наполовину скрывая нагие груди.
      Он не мог ничего сказать об остальной части ее тела, однако от пояса и выше девушка определенно была совершенно голая.
      В руках она вертела какой-то цветок. Красный.
      И смотрела в его сторону.
      То ли на дом, то ли на него самого, трудно сказать.
      Эми, если ей рассказать, ни за что не поверит, - подумал он.
      - Наш собственный лесной эльф - и надо же, почти у самого дома.
      Девушка постояла еще немного, после чего повернулась и двинулась в направлении сосен; буйный каскад ее густых, темно-коричневых волос постепенно затерялся в зарослях желтой травы.
      Надо будет разбудить Эми и рассказать ей обо всем.
      Дэвид прошел в кабинет и задвинул стеклянную дверь. Он уже был на полпути к спальне и проходил как раз мимо установленной посередине кабинета старой пузатой печки, когда взгляд его упал на часы.
      Половина шестого.
      Да она просто убьет меня, - подумал он.
      И поделом будет.
      В последние три месяца, особенно после рождения Мелиссы, Эми плохо спала по ночам, хотя девочка, следовало признать, превращалась (с невероятной, кстати, быстротой - просто поразительно, как стремительно растут дети) в довольно спокойного ребенка, который, в отличие от других известных ему детей, не заставлял их каждые полчаса вставать с постели. Разве что за всю ночь разок-другой подойдешь к ее кроватке, и все.
      Вот и сейчас, вопреки обыкновению, Эми удалось крепко заснуть.
      Ну и ладно, - подумал Дэвид. - А новости подождут. По пути в ванную он заглянул в спальню.
      Супруга его довольно быстро восстановила прежнюю форму, и сейчас ему было приятно видеть ее нагую, с крепкой спиной, покатыми плечами, прижавшуюся грудью к смятым простыням.
      В противоположной части комнаты в своей крохотной кроватке лежала укутанная в розовое белье Мелисса.
      Какой же ты все-таки счастливчик, сукин сын, - подумал он. - Ты сам-то хоть это понимаешь?
      Дом, жена, ребенок.
      Лесная нимфа и все прочее.
      Вдалеке прокаркала ворона. Наступило утро.
      05.02.
      Вторая Похищенная пробиралась сквозь тенистые заросли сосны и кедра, глубоко вдыхая их сладковатый аромат. Под ногами мягко пружинили слежавшиеся толстым слоем прохладные и влажные от росы иголки. По бедру скользнула невысокая ветка, от прикосновения которой напряглись, восстали соски ее грудей.
      Пережитое ощущение оказалось неожиданно сильным, и это ее даже раздосадовало, однако спорить со своими чувствами она не могла.
      Она приближалась к кромке леса и уже слышала шелест морских волн.
      Детей найти пока так и не удалось. Между тем, уже рассвело, так что ей надо было возвращаться.
      Женщина наверняка рассердится.
      Женщина что-то почувствовала: именно она послала Вторую Похищенную найти детей - но она их так и не нашла.
      Где-то в глубине ее сознания шевельнулось нечто, отдаленно похожее на стыд.
      Вопреки всем стараниям Женщины, она так и не стала охотницей.
      Под конец она стала уклоняться в сторону дома, где находился младенец, и даже смутно вспомнила своего собственного ребенка, который едва ли был старше его. Но было еще слишком рано, и потому он пока не появился снаружи. Только мужчина, который заметил ее.
      Ей было интересно, имело ли это какое-то значение - то, что он увидел ее.
      Существовал только один способ предвосхитить гнев Женщины и даже как-то противостоять ему, и потому сейчас, бредя по лесу, она подыскивала подходящий инструмент.
      Это должно было быть что-то тонкое, крепкое и одновременно гибкое.
      Вот!
      Ветка оказалась зеленой, жесткой, но ее задубевшие ладони были привычны к подобным вещам, а потому она стала резкими движениями сгибать ее - вверх, вбок, книзу, - покуда та не отделилась от основного ствола, потянув за собой тонкую полоску древесных волокон. Потом чуть окровавленной рукой она очистила ветку от иголок.
      Теперь она шла по опушке леса, щурясь от яркого солнца.
      В гуще зарослей ястребинки, ромашек и клевера сновали пузатые пчелы и черные шмели. Она спокойно стояла между ними, поскольку знала, что они укусят только в том случае, если на них случайно наступить или еще как-то побеспокоить. Пчелы летали низко над землей, длинными мохнатыми лапками копаясь в сладкой пыльце.
      Если не считать насекомых, она пребывала в полном одиночестве.
      Чуть поодаль от пчел глухо рокотал прибой.
      Она взметнула над головой отломанную ветку и принялась хлестать себя по спине - сильно, почти яростно, чтобы оставались следы, поскольку в противном случае это вообще было лишено какого-либо смысла. При этом старалась махать так, чтобы конец ветки попадал на ягодицы и бедра, но никак не ниже - иначе можно было потревожить пчел.
      Пережитое ощущение оказалось неожиданно сильным.
      Когда она наконец остановилась, ее рука почернела от коры и выступившего сока древесины.
      По другую сторону поля лес снова густел. Тропинка то уходила вверх, то снова спускалась, петляя под сводами густой хвои невысоких сосен и елей, искривленных постоянно дувшими со стороны моря ветрами.
      Миновав их зеленый полог, она подошла к скалам, где снова вышла на тропинку, и пошла вниз.
      * * *
      Уже на середине спуска она увидела их, всех шестерых, карабкавшихся через камни у самой кромки воды. Девушка несла с собой какую-то сумку; остальные также шли не с пустыми руками, хотя с такого расстояния невозможно было определить, что именно они насобирали.
      Уже наступило утро, а потому двигались они быстро, безмолвно. Значит, на месте они окажутся намного раньше ее. И Женщина снова рассердится.
      Она могла окликнуть их, попросить подождать ее. В конце концов, Женщина могла и не спросить ее ни о чем, предполагая, что она сама нашла их. Ведь она бродила всю ночь и даже начало утра.
      Правда, теперь у нее на спине уже были отметины.
      Она была совершенно голая, так что Женщина сразу заметит следы и поймет, в чем дело.
      Впереди на тропе Показались останки лисы. Концом ветки она расковыряла труп, но увидела лишь спутанные клочья шерсти и обнаженные кости - падаль уже давно стала добычей мышей, а может, и кроликов.
      Судя по всему, перед смертью животному, отчаянно сражавшемуся за жизнь, пришлось пережить немалую боль.
      Вздохнув при виде столь необратимого конца, она в полном одиночестве продолжила свой путь.
      07.20.
      Достали карту.
      Это была уже не та карта, которой они пользовались одиннадцать лет назад, хотя, судя по ее виду, вполне могла быть именно ею - обтрепавшаяся на сгибах, до предела истертая, да и висела она на том же самом месте, что и предыдущая - на потемневшей от сигаретного дыма стене полицейского участка.
      В последний раз Питерсу довелось побывать здесь на вечеринке, устроенной по поводу его ухода на пенсию.
      Мэри тоже на ней присутствовала - такая симпатичная и явно довольная тем, что ему наконец удалось сбросить с себя эту ношу. Были и еще чьи-то жены - те, кто достаточно хорошо его знали и не собирались забывать, - и когда под занавес торжества ему преподнесли пару сварных, толщиной не менее четырех дюймов, бронзовых яиц, некоторые из женщин даже покраснели.
      Незадолго до этого Питерс произвел последний в своей жизни арест.
      Он как раз вычищал ящики своего письменного стола, когда в участок завалился маленький, тощий хорек, вознамерившийся внести залог за освобождение своего приятеля. А тот сидел у них уже два, а то и три дня, по обвинению в управлении машиной в нетрезвом состоянии и создании ситуации, чреватой последствиями для окружающих. Залог ему определили в тысячу двести Долларов.
      Ну вот, заявился к ним тот живчик и тут же стал рыться по карманам, выискивая нужную сумму. Питерс внимательно наблюдал за ним и сразу заметил, что парень нервничает. Интересно, к чему бы это? - подумал он тогда. И тут же увидел, почему - вместе с деньгами выпал маленький полиэтиленовый пакетик. Хорек попытался было схватить его, но тот словно нарочно выскользнул из пальцев и снова упал на пол.
      Питерс шагнул вперед и поднял его.
      "А это что еще такое?" - спросил он парня.
      А в пакетике было по меньшей мере пол-унции таиландской "травки".
      "Да вот... - залепетал щенок, - эх, черт, вот, дерьмо..."
      Питерс тут же, на месте, огласил ему положение о его правах и тому подобном, после чего принял залог за освобождение его кореша. Даже расписку выдал в приеме суммы. На беду того хорька, при нем оказались лишь те самые тысяча двести долларов, что требовались для освобождения его приятеля, после чего у него не осталось ни цента, не говоря уже о презренных ста пятидесяти долларах, которые требовались для освобождения под залог себя самого. Питер потом не раз задавался вопросом, сколько же времени промурыжит его в камере вышедший на свободу кореш.
      Все хотел спросить Манетти, да как-то забывал.
      Между тем Манетти и Майлз Харрисон слушали то, о чем он говорит. Питерс же энергично тыкал пальцем в карту.
      - Одиннадцать лет назад мы и понятия не имели о том, с чем нам предстоит встретиться, - сказал он. - И где вообще надо их искать. Сейчас же, как я полагаю, мы это уже знаем. Предположим, что они снялись с места и решили уйти в глубь территории, что, в свою очередь, означает, что их можно ожидать где угодно, на всем побережье от Любека до самого Катлера. Лесов там полно, так что укрыться им есть где, хотя я лично полагаю, что они выбрали себе местечко где-нибудь поблизости от берега, а то и в одной из тамошних пещер. Именно там мы и обнаружили их в последний раз.
      Ясное дело, это черт-те знает сколько работы. Ведь там весь берег, что твои пчелиные соты, изрыт пещерами. Правда, в последний раз мы выходили на них ночью. Точнее, ближе к утру - по-другому не получилось. Но сейчас у нас впереди целый день, а потому я предлагаю вам не тратить времени зря и трогаться сразу же. Созывайте всех парней, которых найдете, включая патрульных с шоссе, и прямо скажите им, что операцию следовало провести еще вчера.
      Манетти посмотрел на Харрисона. Молодому сотруднику не надо было повторять дважды.
      - Все понятно, - сказал он, после чего прошел в соседний закуток и они услышали, как он разговаривает с кем-то по телефону.
      Манетти между тем всматривался в карту - озабоченно, то и дело проводя ладонью по лицу и вонзая пальцы в свою курчавую шевелюру.
      - Знаешь, чего я никак не могу понять? - проговорил он. - Где они могли так долго скрываться? Как получилось, что все эти годы их никто ни разу не видел? Я имею в виду, что коль скоро ты занимаешься подобными вещами, так тебя рано или поздно засекут. Так где же они прятались?
      Часы показывали семь утра, но Питерс и сейчас мог принять глоток спиртного. Текучая вещь это время, не хуже выпивки, причем самые главные часы сидят у тебя внутри.
      - А я скажу тебе, Вик, - проговорил он. - Я уже думал на эту тему. Знаешь, мне не кажется, что они действительно где-то прятались. Мне представляется, что они просто двигались.
      - Двигались?
      - А вот посмотри. От нас до канадской границы раз плюнуть. И сплошь береговая линия, до самого Ньюфаундленда, а то и до Гудзонова залива. Где хочешь, там и прячься, мест полно. В иных и вовсе человека не сыщешь. Думаю, что согласовывать поиски исчезнувших людей с Канадой пока преждевременно по крайней мере, до сих пор этого не требовалось. Вряд ли потребуется и теперь. Хотя, полагаю, нелишне будет спросить, не отмечалось ли у них за последний год на побережье каких-нибудь странных происшествий или несчастных случаев.
      - Мы проверим, - кивнул Манетти.
      - Когда же мы прижучим их? - промолвил Питерс. - Когда возьмем их? Когда же прикончим?..
      Он заметил, что все это утро повторял - мы, мы - и надеялся, что не задевает достоинства Манетти тем, что подсознательно пытается снова играть роль главного сыщика.
      Впрочем, чего уж там - сейчас от него требовалось в первую очередь следить за своим языком. Они же пригласили его - ну вот, он и пришел.
      - А знаешь что, - сказал Питерс. - Готов поспорить, что они и понятия не имеют о том, что давно уже могли пересечь границу. Им это и в голову не взбрело. Они просто идут и идут.
      А сам-то ты, - подумал он, - если не смотришь на карту, разберешь, где она, эта граница?
      Манетти кивнул.
      - Ну и где бы ты предложил начать? - спросил он.
      На какое-то мгновение Питерс снова увидел перед собой Каджиано - с перерезанным горлом, пытающегося закричать. Манетти в чем-то был похож на него - такой же худой, жилистый.
      Он свалил в кучу все путавшиеся в голове воспоминания.
      - Надо найти их пещеру. Найдем пещеру, и рано или поздно, но они все подтянутся к ней.
      Глава 2
      Утро
      11.00.
      В тот самый момент, когда Эми намеревалась заняться приготовлением завтрака, до нее донесся звук включившегося в ванной душа. Она невольно подумала о том, сколько же времени удалось поспать мужу, и испытала знакомое уже чувство зависти. Для Давида не составляло никакой проблемы подняться после шести, а то и вовсе пяти часов сна, тогда как ей самой требовалось не менее восьми - в противном случае она потом весь день ходила сама не своя.
      Что, кстати сказать, после рождения Мелиссы чаще всего и случалось.
      Третий месяц, правда, оказался все же полегче, и время, когда она спала, ела и вообще бодрствовала, несколько упорядочилось. Теперь девочка спала минимум девять-десять часов в сутки, и просыпалась за все это время не чаще одного-двух раз.
      Зато начались проблемы со сном уже у нее самой. Эми никак не удавалось перестроиться, и лишь в последнюю ночь она впервые за несколько недель смогла как следует выспаться.
      Сейчас она чувствовала себя вполне сносно, хотя и понимала, что этого явно недостаточно.
      Дэвид же то и дело цитировал Уоррена Зевона: "На том свете высплюсь".
      Она никак не могла понять, откуда он черпает свою энергию. Во всяком случае, не от родителей, это уж точно, поскольку для тех вечер представлял собой пару-тройку партий в карты, потом в одиннадцать теленовости - и на боковую.
      Пожалуй, это было единственное, чего она категорически не могла понять в своем муже, хотя, надо сказать, ее это не особенно и волновало. Во всем же остальном их жизненные системы функционировали в полной гармонии, и это представлялось ей самым главным. Ко всему прочему, они любили поговорить друг с другом.
      В сущности, больше ей ничего и не требовалось.
      Она сунула в электромоечную машину еще одну тарелку и вытерла руки. В последнее время кожа опять стала сохнуть и она старалась не забывать перед сном смазывать руки кремом. Ногтей она практически лишилась - типичный "синдром пианистки" в действии, - а теперь вдобавок навалилась еще и шелушащаяся кожа.
      Роды все же оказали на нее определенное воздействие в смысле функционирования желез внутренней секреции. С одной стороны, у нее наконец-то стабилизировались крайне нерегулярные прежде месячные; с другой же, теперь она не могла позволить себе выпить даже бокала белого вина, не рискуя при этом начисто исторгнуть из себя весь ужин. При этом водку ее организм, как ни странно, принимал очень даже охотно.
      Ну вот, а теперь вдобавок ко всему и кожа начала сохнуть...
      Впрочем, на фоне всего остального это не казалось ей таким уж большим несчастьем.
      Тем более, что причиной тому была Мелисса.
      В данный момент ребенок спал и Эми никак не хотелось его будить, хотя сейчас, когда Дэвид встал, ей обязательно надо было пропылесосить мебель - к двум часам должны были подойти Клэр с Люком, и до их прихода ей хотелось по крайней мере один час уделить уборке дома.
      Правда, чуть подумав, она решила поступить иначе.
      Садись за работу, - сказала она себе, - а мебель пропылесосить может и Дэвид. Вот позавтракает и займется этим.
      Особо он возражать не станет. Как, собственна, и всегда.
      Ее персональный компьютер стоял практически рядом с его массивным, дубовым письменным столом. Сидя друг напротив друга - что в последнее время, стало, увы, довольно редким явлением, - они были просто точной копией героев фильма "Потрясающие братья Бейкеры", разве что без Мишель Пфайфер в главной роли. А Дэвид - без шевелюры главного героя.
      Она налила себе чашку кофе, добавила немного молока, Прошла к письменному столу и села.
      Пальцем ноги включила компьютер, вставила в дисковод нужную дискету, после чего стала просматривать результаты проделанной накануне работы.
      Неожиданно на память снова пришла Клэр.
      В общем-то Эми должна была с радостью думать о Клэр, хотя после недавних событий первой реакцией на такие воспоминания чаще всего становился гнев. Разумеется, не на нее - со времен учебы в колледже они с Клэр были самыми близкими подругами, и с тех пор в их взаимоотношениях ничего не изменилось.
      Речь шла о ее муже Стивене.
      Сама она поняла это почти сразу же, еще тогда, лет десять назад.
      К сожалению, Клэр оказалась не такой наблюдательной.
      Было в этом человеке что-то неприятное, гнусненькое какое-то. За всем его вроде бы беззаботным юмором, ухаживаниями и знаками внимания, которые он уделял Клэр, смутно чувствовалась странная, даже нелепая бесхребетность, что ли. Вечно какой-то уклончивый, в разговоре никогда не смотрит тебе прямо в глаза, но стоит тебе глянуть куда-то в сторону, как сразу же начинаешь чувствовать на себе его пристальный взгляд.
      Мужчинам он, как ни странно, нравился. Всем, даже Дэвиду. Мистер "Безотказный парень". Всегда готовый выпить с тобой или посмеяться.
      Буквально с самой первой минуты их знакомства Эми стала остерегаться верить ему на слово.
      Поняв, что дела у них с Клэр идут к женитьбе, Эми как можно тактичнее, но достаточно настойчиво пыталась образумить подругу.
      Однако Стивен оказался хитрее, чем она рассчитывала, причем хитрость его была типичной для низкопробных эгоистов, коим он, в сущности, и являлся. Следовало признать, что с ролью своей он справлялся отменно. Заявлялся к Клэр исключительно как друг и на протяжении нескольких месяцев даже не заикался о том, что хотел бы привнести в их отношения любовные нотки. Он постепенно приучал Клэр к тому, что она то и дело, по сути постоянно, оказывалась рядом с ним, тогда как сам старался втиснуться в круг ее друзей - мило и непринужденно.
      Сама же Клэр в тот период как раз "отходила" после своего прежнего неудавшегося романа. Ей все же удалось собрать всю свою волю в кулак и окончательно порвать с парнем, с которым жила чуть ли не со времен учебы в колледже. Тот оказался непомерно ревнивым - не человек, а просто деспот какой-то, - причем ревность его подчас принимала самые что ни на есть нелепые, а нередко и просто смешные формы. Впрочем, смеяться там было особенно не над чем, поскольку на завершающей стадии их романа его претензии и упреки все чаще заканчивались самыми банальными, но от этого не становившимися менее омерзительными сценами. Чашу терпения Клэр переполнила последняя его выходка, когда он, основательно накачавшись на одной из вечеринок, принародно объявил, что она, дескать, ничуть не лучше ее мамаши. Немудрено, что после него Клэр стала особо чувствительной к нежному, мягкому подходу, на чем Стивен ее, как говорится, и подловил.
      "Самое главное для меня, это быть тебе верным и надежным другом", словно то и дело внушал он ей. - "Я тебя уважаю", - казалось, говорил каждый его жест.
      Эми отлично помнила все эти его тщательно наигранные, насквозь фальшивые манеры.
      Впрочем, на фоне предыдущего маньяка Стивен олицетворял собой чуть ли не совершенство, тем более, что и по части секса у них тоже, судя по всему, все складывалось нормально. Поэтому Клэр с легкостью приняла его самую обычную обходительность за искреннее внимание, и в итоге решила, что действительно ему; нравится - если не сказать того, что он ее любит.
      Впрочем, Эми серьезно сомневалась в том, что Стивен вообще был способен кого-либо полюбить.
      Она часто задавалась вопросом: когда и почему Стивен решил, что ему нужна ее подруга. Клэр всегда была поразительно хорошенькой женщиной, и, возможно, именно это сыграло решающую роль, поскольку все прекрасно знали, что Стивен метил на работу в одной довольно солидной нью-йоркской юридической фирме, так что Клэр очень недурно смотрелась бы в качестве его спутницы, наверняка понравилась бы потенциальным партнерам и клиентам, а с учетом ее скромности и обходительности, возможно, и их женам.
      А ведь Эми предупреждала ее, причем не раз. Возможно, даже слишком часто. Клэр же оставалась глуха ко всем ее доводам - и когда она отговаривала ее от женитьбы, и потом, когда советовала не торопиться с детьми.
      Люк. Бедный Люк.
      Ребенок, у которого вместо отца оказался самый настоящий обманщик.
      Когда Эми вспоминала обо всем этом, перебирала в памяти все то, что она в те дни думала о Клэр, ее буквально переполняли гнев и тоска, а кроме того она молила Господа, чтобы он дал ей сил как-нибудь напакостить этому ублюдку.
      И вместе с тем втайне благодарила судьбу за то, что по крайней мере хотя бы ей самой повезло с личной жизнью.