Эрих Кестнер
      Трое в снегу
      Предисловие первое
      МИЛЛИОНЕР КАК МОТИВ В ИСКУССТВЕ
      Миллионеры вышли из моды. Даже кинокритики утверждают это. Есть над чем задуматься.
      Они пишут, что видеть больше не могут обшитых галунами слуг и помпезные виллы с садами-парками. Надоели подлинные Тицианы на стенах и пакеты акций в сейфах, ну а показывать приемы гостей -- никак не менее двух десятков элегантных персон -- это уж неслыханная наглость.
      Но вот недавно я прочел в газете, что миллионеры все еще есть.
      У меня нет возможности проверить, так ли это. Среди моих знакомых, во всяком случае, ни одного миллионера нет. Но это, может быть, случайно и еще ничего не доказывает.
      В Англии, писала газета, более двухсот официально зарегистрированных жителей, из которых каждый располагает по крайней мере миллионом фунтов стерлингов. И в других странах подобная картина.
      Но по какой же тогда причине миллионеры вышли из моды? Почему критики не хотят, чтобы миллионеров и их роскошный антураж изображали на киноэкране и в романах?
      Если бы речь шла об опасных субъектах и запретных вещах, было бы понятно! Допустим, ехать на велосипеде по улице против движения опасно и запрещено; и значит -- совершенно неуместно повторять нечто подобное в своем произведении живописцу или писателю. Логично?!
      Кражи и бандитские нападения также не годятся в качестве художественных тем. Ибо в жизни, кроме самих воров и бандитов, они вряд ли кому нравятся.
      Ну а миллионеры? Они что, запрещены? Или очень опасны? Ничего подобного! Эти люди платят налоги, Создают рабочие места. Живут в роскоши. Они важная составная часть общества и государства.
      Правда, в той же статье говорилось, что число миллионеров убывает. А может, в этом и заключается ответ на мой вопрос.., Все мы не раз наблюдали, как солнце опускается за горизонт. Через несколько минут после заката облака на западе начинают пылать алым цветом, Они краснеют и одиноко светятся в покрывшей мир серой мгле.
      Солнце закатилось, но облака еще розовеют. Может, миллионеры похожи на эти облака? Может, они отблеск времени, которое уже ушло? Может, поэтому они больше не в моде?
      Короче говоря, я не знаю.
      Предисловие второе
      УКАЗЫВАЕТ ИСТОЧНИКИ
      Хотя миллионеры вышли из моды и я даже не знаю почему, тем не менее главный герой этой книги -- миллионер. Причем не по моей вине. Получилось это так.
      Несколько месяцев тому назад я со своим приятелем Робертом поехал в Бамберг, чтобы посмотреть на тамошнего всадника. Бамбергского всадника.
      Эльфрида, молодая искусствоведша, заявила Роберту, что выйдет замуж только за того, кто видел Бамбергского всадника.
      Я дал своему приятелю отличный совет. Если бы он послушался меня, мы бы дешево отделались. Но он был против. До свадьбы жену бить нельзя. Устарелый взгляд, согласитесь. Но он уперся. Ах, в конце концов, это его невеста, не моя.
      И мы отправились в Бамберг.
      (Забегая вперед, скажу, что искусствоведша Эльфрида во время нашего отсутствия обручилась с каким-то зубным врачом. Бамбергского всадника он, между прочим, тоже не видел. Вместо того чтобы съездить в Бамберг, дантист съездил Эльфриде по скуле. Это называют, кажется, психической компенсацией. И невеста тут же бросилась ему на шею. Таковы женщины. Но мы тогда этого еще не знали.)
      С нами в купе ехал пожилой господин. У него были желчные камни. По нему это не было видно. Но он о них говорил. Он вообще говорил очень много. После Лейпцига он собирался пойти в вагон-ресторан выпить кофейку, но перед этим рассказал нам с мельчайшими подробностями подлинную историю, которая легла в основу этой книги и главный герой которой -- тут уж ничего не поделаешь --миллионер.
      Когда пожилой господин вышел из купе, Роберт сказал:
      -- Между прочим, великолепный материал.
      -- Я сделаю из него роман, -- сказал я.
      -- Ошибаешься, -- спокойно возразил он. -- Роман напишу я.
      Мы смерили друг друга взглядом. Затем я властно сказал:
      -- Я сделаю из этого роман, а ты -- пьесу. Материал годится для того и другого. К тому же комедия по объему вдвое меньше романа. Как видишь, я желаю тебе добра.
      -- Нет, пьесу пиши, пожалуйста, сам.
      -- Да нет. Я ничего не понимаю в комедиях.
      -- Согласен, но это не препятствие.
      Мы помолчали. Потом мой друг сказал:
      -- Давай бросим монетку. Орел -- мой. Роберт кинул медяк. Он упал на скамейку.
      -- Ура! -- крикнул я. -- Решка!
      Мы забыли, однако, условиться, на что будем спо
      рить.
      Кто выиграет,
      -- Давай еще раз, -- предложил я. пишет роман.
      -- Теперь моя -- решка, -- сказал Роберт. (У него были свои слабые стороны.)
      Я подбросил монету. Она упала на пол.
      -- Ура! -- крикнул я. -- Орел!
      Роберт с глубокой грустью посмотрел в окно.
      -- Значит, мне писать комедию, -- пробормотал он. Мне стало его жаль. Тут в купе вернулся наш сосед с
      желчными камнями.
      -- Один вопрос, если позволите, -- обратился я к нему. -- Вы не собираетесь оформить историю о миллионере художественно? Кто вы по профессии?
      Он ответил, что торгует домашней птицей. И что вовсе не думает о том, чтобы сочинять книги или другую писанину. Да и не способен, наверное, на такое дело.
      Тогда мы сделаем это за него, заявили мы.
      Он поблагодарил и спросил нас, разрешаем ли мы ему рассказывать, как и прежде, эту историю попутчикам в вагоне.
      -- Разрешаем, -- сказал я.
      Он поблагодарил еще раз. На следующей станции он вышел. И помахал нам рукой вслед.
      Тщательно осмотрев Бамбергского всадника, мы возвратились в Берлин. На Ангальтском вокзале стояла ис-кусствоведша Эльфрида. Она представила нам своего нового жениха. Роберт был потрясен. Зубной врач сказал, что чувствует себя в долгу перед ним, и пригласил нас выпить. Невесте он велел идти домой. Место бабы у очага, сказал он строго. Эльфрида пустилась было в рассуждения о перемене стиля в браке и о цикличной полярности, но потом все-таки влезла в автобус. 'И это было главное. Если женщина повинуется, ей даже дозволено быть образованной.
      Мы втроем спустились в винный погребок и часа через четыре изрядно захмелели. Помню лишь, что мы обещали зубному врачу усыпать его цветами на свадьбе. А он разрыдался.
      Вслед за ним заплакал Роберт.
      -- Мне придется писать какую-то комедию, -- всхлипывал он, -- а дантист даже ни разу не видел Бамбергского всадника и женится на Эльфриде.
      -- Ты счастливчик, -- находчиво утешил его зубной врач.
      Мы отвезли Роберта домой. На его столе я приготовил бумагу и карандаш, чтобы он с утра немедленно взялся за пьесу. Приложил записку: "Сублимируй боль, о Роберт, и твори!" И ни слова больше. Мы, художники, натуры холодные, жестокосердные.
      Миновали годы. Зубной врач женился на Эльфриде. Роберт написал пьесу. А я -- роман.
      Мы с удовольствием посвятили бы наши произведения господину с желчными камнями. Ведь мы ему обязаны материалом. Но тогда, в вагоне, мы забыли спросить его фамилию. А посему:
      Многоуважаемый господин! Если Вы увидите пьесу Роберта или прочтете эту книгу, вспомните, пожалуйста, о нас не без благоволения. А если у Вас в запасе появится еще одна хорошенькая история, черкните нам запросто открытку. Ладно?
      NВ. Увы, собственные идеи приходят в голову так редко. Мы тогда приедем к Вам.
      Почтовые расходы мы Вам, естественно, возместим.
      Глава первая
      ПРИСЛУГА МЕЖДУ СОБОЙ И ДРУГ С ДРУГОМ
      -- Не орите! -- сказала экономка фрау Кункель. -- Вы не на сцене выступаете, и накрываете на стол.
      Изольда, новая служанка, тонко улыбнулась. Тафто-вое платье фрау Кункель зашуршало. Она обходила фронт. Поправила тарелку, чуть сдвинула ложку.
      -- Вчера была говядина с лапшой, -- меланхолично заметила Изольда. --Сегодня сосиски с белой фасолью. Миллионер мог бы съесть что-нибудь и поэлегантнее.
      -- Господин тайный советник ест то, что ему нравится, -- сказала фрау Кункель по зрелом размышлении.
      Изольда разложила салфетки, прищурив глаз, оглядела композицию и направилась к выходу.
      -- Минутку! -- остановила ее фрау Кункель. -- Мой покойный отец, царство ему небесное, говаривал; "Купишь утром хоть сорок хрюшек -- в обед больше одной отбивной все равно не съешь". Запомните это себе на будущее! Не думаю, что вы у нас надолго задержитесь.
      -- Когда две персоны думают одно и то же, можно загадать желание, --мечтательно произнесла Изольда.
      -- Я вам не персона! -- воскликнула экономка. Тафто-вое платье зашуршало. Хлопнула дверь,
      Фрау Кункель вздрогнула. "И что это загадала Изольда? -- подумала она, оставшись в одиночестве. -- Не представляю себе".
      Дом, в столовой которого происходил этот разговор, находится на старой почтенной аллее, протянувшейся от Халензе до Хундекеле. Каждый, кто бывал здесь, обратил, верно, внимание на эту виллу. Не потому, что она больше, позолоченнее и шикарнее других.
      Особенность этой виллы в том, что ее с улицы вообще не видно.
      Идешь вдоль двухсотметровой кованой ограды, и сквозь нее ничего, кроме заснеженного леса, не увидишь. А если смотреть от ворот с серыми каменными столбами, то там, где широкая подъездная аллея сворачивает вправо, стоит простой уютный дом для прислуги. В нем живут служанки, кухарка, шофер и садовник с семьей. Сама вилла, пустые теннисные корты, замерзший пруд, теплицы, спящий под снегом сад и лужайки остаются невидимыми.
      На правом воротном столбе прикреплена небольшая табличка с фамилией. Подойдя поближе, можно прочитать: ТОБЛЕР.
      Тоблер? Это наверняка миллионер Тоблер. Тайный советник Тоблер. Человек, которому принадлежат банки, универмаги и заводы. А также шахты в Силезии, домны в Руре и пароходные линии между континентами.
      Эпоха промышленных концернов миновала. Концерн Тоблера еще жив. Получив пятнадцать лет назад наследство от своего дяди, Тоблер ни о чем не заботился. Может быть, в этом все дело. Концерны -- они как лавины, нарастают все более и более. Надо ли им при этом помогать? И заканчивается их обвал в долине. Можно ли это предотвратить?
      У Тоблера много миллионов. Но он-то не миллионер.
      Фрау Кункель изучала утреннюю газету.
      В столовую вошел камердинер Иоганн.
      -- Не притворяйтесь, будто вы умеете читать! -- сказал он сердито. --Все равно вам никто не поверит.
      Она бросила на него ядовитый взгляд и показала на газету.
      -- Вот: сообщают о призерах! Первый приз получил кандидат наук из Шарлоттенбурга, а второй -- некий господин Шульце. За каких-то несколько строчек обоих посылают на две недели в Альпы!
      -- Слишком мягкое наказание, -- возразил Иоганн. -- Их надо бы в Сибирь... Да, а кто их наградил?
      -- Заводы "Путцбланк".
      -- Ах вот как, -- сказал Иоганн, взял газету и прочитал объявление в полстраницы.
      -- Ну и Шульце! У него даже нет адреса. Проживает "до востребования"!
      -- Проживает "до востребования"? -- спросила фрау Кункель. -- Разве это можно?
      -- Нельзя, -- ответил Иоганн. -- А почему, собственно, вы не приняли участие в конкурсе? Вам наверняка присудили бы приз.
      -- Вы это серьезно?
      -- Вас послали бы на две недельки в Альпы. А вы бы вывихнули там ногу -- остались бы подольше... -- Он с наслаждением зажмурился.
      -- До чего же вы противный человек, -- сказала экономка. -- Ради вас я даже мизинца не сломаю.
      -- Как новая служанка? -- спросил Иоганн. Фрау Кункель поднялась.
      -- Она у нас не состарится. А почему у этой персоны такое имя --Изольда?
      -- Ее мать обожала Рихарда Вагнера, -- сообщил Иоганн.
      -- Что? -- воскликнула экономка. -- Эта Изольда к тому же незаконнорожденная?
      -- Ничуть. Мать была замужем.
      -- За Рихардом Вагнером?
      -- Да нет.
      -- Почему же он тогда захотел, чтобы ребенка назвали Изольдой? Какое ему было дело?
      -- Рихард Вагнер понятия не имел об этой истории. Мать Изольды так захотела.
      -- А отец согласился?
      -- Разумеется. Он тоже любил Вагнера.
      Фрау Кункель сжала пухлые кулачки.
      -- Я многое могу стерпеть, -- сказала она глухо. -- Но это уж слишком!
      Глава вторая ГОСПОДИН ШУЛЬЦЕ И ГОСПОДИН ТОБЛЕР
      Шел снег. У почтового отделения на Литценбургер-штрассе остановился большой шикарный лимузин.
      Двое мальчишек, обстреливавших снежками фонарный столб, прервали свое изнурительное занятие.
      -- Двенадцать цилиндров, не меньше, -- сказал старший.
      -- Мощная телега, -- заметил младший.
      Подойдя к машине, они застыли перед ней, словно перед древнегреческой скульптурой.
      Отороченный мехом господин, который вылез из имг. позантного автомобиля, был похож на преуспевающего приват-доцента, регулярно занимающегося спортом.
      -- Я на минутку, Брандес, -- сказал он шоферу. Войдя в помещение, он направился к окошку "Почта до востребования".
      У окошка стоял какой-то юноша. Почтовый служащий вручил ему письмецо в розовом конверте. Юноша засиял, покраснел, решил было снять шляпу, но передумал и стремительно исчез.
      Господин в меховом пальто и служащий с улыбкой переглянулись.
      -- Да, были и мы рысаками, -- сказал господин. Служащий кивнул:
      -- А теперь превратились в старых ослов. Я, во всяком случае.
      Господин засмеялся.
      -- Не делаю исключения для себя.
      -- Вы еще совсем не старый, -- сказал служащий.
      -- Но уже тако-ой осел! -- весело сказал господин. -- Кстати, нет ли письма для Эдуарда Шульце?
      Поискав, служащий протянул в окошко толстый конверт. Господин Шульце поблагодарил, сунул конверт в карман пальто, весело кивнул и вышел на улицу.
      Мальчишки все еще стояли у машины и с пристрастием допрашивали шофера. Тот уже вспотел. Они поинтересовались, женат ли он.
      -- Тогда у меня было бы на руке обручальное кольцо, -- наставительно сказал шофер.
      Мальчишки рассмеялись.
      -- Ладно разыгрывать-то, -- сказал старший.
      -- Вы нас за дураков не считайте, -- сказал младший с упреком. -- Мой отец тоже прячет его в жилетном кармашке.
      Увидев вышедшего на улицу хозяина, шофер проворно вылез из машины и распахнул перед ним дверцу.
      -- От этих сорванцов можно в больницу угодить, -- смущенно сказал Брандес.
      Господин Шульце оглядел мальчуганов.
      -- Хотите прокатиться? Кружочек? Те молча кивнули.
      -- Тогда живо в машину!
      Оба юркнули на заднее сиденье.
      -- Вот идет Артур! -- сказал старший, когда они отъехали. Младший постучал в стекло. Оба с гордым видом помахали приятелю. Артур, остановившись, обалдело посмотрел им вслед и помахал рукой лишь после того, как машина повернула за угол.
      -- Сколько километров уже прошла ваша машина? -- спросил младший.
      -- Не имею понятия, -- ответил господин Шульце.
      -- Разве она не ваша? -- спросил старший.
      -- Моя.
      -- Имеет машину и не знает, сколько она пробежала! -- сказал старший, покачивая головой.
      -- Вот это да, -- заметил младший.
      Господин Шульце спросил шофера через стеклянную перегородку:
      -- Брандес, какой у нас пробег?
      -- Шестьдесят тысяч триста пятьдесят километров!
      -- А выглядит как новенькая, -- сказал с видом знатока младший. --Когда вырасту, куплю себе точно такую.
      -- Ты никогда не вырастешь, -- сказал старший. -- И вообще ты больше не растешь.
      -- Я буду таким же высоким, как мой дядя Готхольд. Он в дверь не пролезает.
      -- Еще чего! Ты останешься карликом.
      -- Тихо! -- сказал господин Шульце. -- Брандес, остановитесь-ка!
      Он направился с мальчиками в кондитерскую и предложил им выбрать сладости. Младший взял марципановую крошку, а старший -- малиновые леденцы.
      Себе господин Шульце купил лакричных конфет. Продавщица поморщила носик.
      Затем Брандес отвез компанию обратно на Литцен-бургерштрассе. Мальчуганы поблагодарили за все, вылезли из машины и низко поклонились.
      -- Вы тут часто бываете? -- спросил старший.
      -- А то мы будем ждать вас каждый день, -- сказал младший.
      -- Этого еще не хватало, -- пробурчал шофер и дал газу.
      Мальчики долго смотрели вслед. Потом занялись сладостями.
      -- Хороший дядька, -- сказал младший, -- но в машинах он ничего не смыслит.
      Обед понравился. Изольда, новая служанка, убрала со стола, не удостоив фрау Кункель даже взглядом. Камердинер Иоганн принес сигары и дал хозяину огня, Фройляйн Хильда, дочь Тоблера, поставила на стол кофейные чашечки. Экономка и камердинер решили удалиться. У двери Иоганн спросил:
      -- Будут какие-либо распоряжения, господин тайный советник?
      -- Выпейте с нами кофе. Кункель тоже. И возьмите сигару, она вам к лицу!
      -- Вы же знаете, что я не курю, -- вспыхнула экономка.
      Хильда засмеялась. Иоганн взял сигару. Тайный советник уселся.
      -- Ребятки, садитесь! Я вам кое-что сообщу.
      -- Опять что-нибудь оригинальное, -- предположила дочь.
      -- Ужас, -- простонала экономка. (Она страдала предчувствиями.)
      -- Тихо! -- приказал Тоблер. -- Помните, как несколько месяцев назад я распорядился, чтобы заводы "Путц-бланк" объявили конкурс?
      Все закивали.
      -- Однако вам неизвестно, что после объявления конкурса я принял в нем активное участие! И самое удивительное -- до сегодняшнего утра я этого не знал, -- что в конкурсе, организованном моими собственными заводами, я выиграл второй приз!
      -- Это исключено, -- возразила Кункель. --Вторую премию получил некто господин Шульце. К тому же "до;вос-требования". Я сама прочла в газете.
      -- Ага, -- пробормотала Хильда.
      -- Все еще непонятно? -- спросил Иоганн.
      -- Понятно, -- сказала Кункель, -- Господин тайный советник разыгрывает нас...
      -- Теперь послушайте меня! -- вмешалась Хильда. -- Отец сказал, что он выиграл приз, А в газете стоит, что фамилия призера -- Шульце. Что из этого следует?
      -- Значит, газета врет, -- сказала Кункель. -- Так бывает.
      Атмосфера накалялась.
      -- Есть и третий вариант, -- сказал Тоблер. -- Я мог участвовать под фамилией Шульце.
      -- Тоже вероятно, -- согласилась Кункель. -- Тогда проще простого выиграть! Когда сам -- хозяин! -- Она задумалась и добавила: -- Но в таком случае ваши директора могли бы дать вам первый приз.
      -- Кункель, вас надо застрелить из духового ружья, -- воскликнула Хильда.
      -- И начинить яблоками с майораном, -- добавил Иоганн.
      -- Этого я не заслужила, -- сказала толстая старая дама сквозь слезы.
      Иоганн не сдавался.
      -- Но ведь директора присудили приз человеку, которого они совершенно не знали!
      -- А я думаю, что господину тайному советнику.
      -- Но ведь они этого не знали! -- сердито воскликнула Хильда.
      -- Ничего себе директора, -- сказала Кункель, -- не знать такого! --Она хлопнула себя по коленке.
      -- Кончайте дебаты! -- крикнул тайный советник. -- Не то я влезу вот по этой гардине на потолок.
      -- Ну вот, извольте, -- сказала Кункель Иоганну. -- Так издеваться над бедным тайным советником!
      Иоганн от злости поперхнулся дымом сигары и закашлялся. Кункель злорадно улыбалась.
      -- Второй приз -- это что? -- спросила Хильда.
      Иоганн, кашляя, дал справку:
      -- Десять дней в горах... Гранд-отель "Брукбойрен"... Билет в оба конца, второй класс.
      -- У меня ужасное подозрение, -- сказала Хильда. -- В роли Шульце выступишь ты?
      Тайный советник потер руки.
      -- Угадала! На этот раз я поеду не как миллионер Тоблер, а как бедняк Шульце. Наконец хоть что-то новое. Наконец-то без обычной канители. -- Он воодушевился. -- Я почти забыл, каковы люди в действительности. Я хочу разбить тепличную оранжерею, в которую заключен.
      -- Это может плохо кончиться, -- заметил Иоганн.
      -- Когда едешь? -- спросила Хильда.
      -- Через пять дней. Завтра займусь покупками. Костюм фабричного пошива. Несколько дешевых сорочек. Пару галстуков с фиксированным узлом. И дело в шляпе!
      -- Если тебя, как бродягу, запрут в пожарное депо, не забудь телеграфировать, -- попросила дочь.
      Отец покачал головой.
      -- Не бойся, дитя мое. Ведь со мной поедет Иоганн и остановится на десять дней в том же отеле. Правда, мы будем с ним не знакомы и не обменяемся ни единым словом. Но он все время будет поблизости.
      Иоганн сидел с мрачным видом.
      -- Завтра закажем моему портному несколько костюмов для вас. Вы будете выглядеть как великий герцог на пенсии.
      -- Зачем? -- спросил Иоганн. -- Я всегда хотел быть только вашим камердинером, и никем иным.
      Тайный советник поднялся.
      -- Значит, предпочитаете остаться здесь?
      -- Нет, -- ответил Иоганн. --.Если вам так угодно, то поеду великим герцогом.
      -- Вы поедете как состоятельное частное лицо, -- сказал Тоблер. --Почему всегда должно быть хорошо только мне! Десять дней вы будете богачом.
      -- Не знаю, что и делать, -- подавленно вздохнул Иоганн. -- И все это время мне нельзя с вами заговорить?
      -- Ни в коем случае. С таким бедняком, как я, господам из вашего круга нечего делать. Вы будете общаться с баронами и чемпионами среди лыжников. Кстати, вам тоже понадобятся лыжи и все снаряжение.
      -- Я не умею кататься на лыжах, -- возразил Иоганн.
      -- Научитесь.
      Камердинер съежился.
      -- Но можно мне хоть иногда прибрать в вашей комнате?
      -- Нет.
      -- Я зайду, когда никого не будет в коридоре.
      -- Посмотрим.
      Иоганн опять ожил.
      -- У меня нет слов, -- сказала Кункель.
      -- В самом деле? -- спросила Хильда. -- Серьезно? Тоблер махнул рукой.
      -- Одни разговоры.
      -- Я уже пятнадцать с лишним лет в этом доме, -- сказала Кункель. -- И каждый год, а то и чаще, обязательно что-нибудь да стрясется. У господина тайного советника чересчур богатая фантазия и слишком много свободного времени. Но такого еще не бывало! Господин тайный советник, вы самый большой ребенок, какого я знаю... Ладно, меня это не касается. Но я нервничаю. А доктор запретил мне волноваться. Какой смысл, что вы каждый год посылаете меня на сердечный курорт? Ведь как только я возвращаюсь, все опять начинается с начала! У меня сейчас пульс -- сто двадцать, не меньше. И давление в голову ударило. Такого же ни одна лошадь не выдержит. Если бы я принимала таблички... то есть таблетки. Но я не могу их проглотить, они слишком большие... А растворять в воде их нельзя!.. Кажется... Они тогда не действуют. -- Она в изнеможении умолкла.
      -- Боюсь, вы уклонились от темы, -- заметила Хильда.
      Тоблер добродушно улыбнулся.
      -- Брехливые экономки не кусаются, -- сказал он.
      Глава третья МАТУШКА ХАГЕДОРН И СЫН
      В тот же день и примерно в тот же час фрау Хаге-дорн, живущая на Моммзенштрассе, постучалась в дверь своего квартиранта Франке. Не очень-то приятно в собственной квартире стучать в чужую дверь. Что поделаешь, иногда без этого не обойтись. Особенно если ты вдова со взрослым сыном и маленькой пенсией, а взрослый сын никак не найдет работу.
      -- Войдите! -- крикнул господин Франке. Он сидел за столом и проверял тетради с диктантами. -- Негодяи! -- пробормотал он, имея в виду своих учеников. -- Похоже, что эти бездельники сидят на ушах, а не на...
      -- Осторожней! -- сказала фрау Хагедорн. -- Не желаю слышать то, что вы чуть не произнесли. Хотите чашку кофе?
      -- Две чашки, -- ответил Франке.
      -- Вы уже смотрели газету? -- Толстые щеки старой дамы зарумянились.
      Франке покачал головой.
      Она положила на стол газету.
      -- Отчеркнуто красным, -- гордо заявила она.
      Когда хозяйка вернулась с кофе, жилец сказал:
      -- Ваш сын молодчина! Снова первая премия! В Брукбойрене очень красиво. Я был там однажды в туристическом походе. Когда он едет?
      -- Через пять дней. Надо срочно постирать ему рубашки. Ведь это наверняка шикарный отель, где у каждого есть смокинг. А у моего мальчика только синий костюм. Он носит его уже четыре года. Лоснится, как шкварка.
      Франке отхлебнул кофе.
      -- Какой же это по счету приз выиграл ваш ученый сын?
      Фрау Хагедорн медленно опустилась в свое сданное в аренду красное плюшевое кресло.
      -- Седьмой! Первый раз было три года назад -- большой круиз по Средиземному морю. Он выиграл его за две срифмованные строчки. Потом полмесяца в "Палас-отеле" в Шатонеф. Это было перед тем, как вы к нам въехали. Потом поездка по морским курортам Северной Германии -- приз Общества содействия развитию туризма. Потом бесплатное лечение в Пистиане, хотя мальчик был вовсе не болен. Впрочем, это никогда не повредит. Потом полет в Стокгольм. Туда и обратно. И три дня в шхерах. Последней весной --две недели на Ривьере. Он еще прислал вам открытку из Монте-Карло. А теперь поездка в Брукбойрен. Альпы зимой -- это, наверное, грандиозно. Я так рада за него. На день у него будет спортивный костюм. Там, на свежем воздухе, пусть отвлечется. Вы не могли бы одолжить ему ваш толстый свитер? Его пальто тонковато для высокогорья.
      Франке кивнул в знак согласия. Старая женщина сплела пальцы натруженных рук, по которым она перечисляла семь удач своего сына, и улыбнулась:
      -- Сегодня почтальон принес письмо с бесплатными билетами.
      -- Это настоящее свинство! -- проворчал Франке. -- Такому талантливому человеку и не находится работа! Я бы их так...
      -- Полегче, полегче! -- остановила его матушка Хагедорн. -- Фриц сегодня рано ушел. Поехал куда-то поискать места. Знает ли он уже о премии?
      -- Почему он не стал учителем? -- спросил Франке. -- Преподавал бы сейчас в какой-нибудь гимназии, проверял диктанты, получал бы твердое жалованье.
      -- Реклама всегда была его страстью, -- сказала она. -- Он посвятил этому свою диссертацию. О психологических законах воздействия рекламы. После защиты Фриц работал во многих местах. На последнем получал восемьсот марок в месяц. Он хорошо знал свое дело. Но обанкротилась фирма, _ фрау Хагедорн поднялась. -- Пора замочить рубашки.
      -- А я закончу с диктантами, -- сказал господин Франке. -- Надеюсь, красных чернил хватит. Порой у меня возникает смутное ощущение, что сорванцы делают столько ошибок нарочно, чтобы свести меня преждевременно в могилу. Уж завтра я им покажу...
      -- Полегче, полегче, -- сказала хозяйка, взяла газету и двинулась в кухню.
      Когда вернулся кандидат наук Хагедорн, уже смеркалось. Он устал и замерз.
      -- Добрый вечер, -- сказал он матери и поцеловал ее. Стоя у корыта, она быстро вытерла руки и протянула
      ему письмо от фирмы "Путцбланк".
      -- Уже знаю, -- сказал он. -- Читал газету. И как тебе это нравится? Спятить можно. С работой, впрочем, опять ничего не вышло. Этот человек уедет в Бразилию только через полгода. А на его место уже есть кандидатура. Племянник управляющего. -- Он шагнул к печке и стал отогревать окоченевшие пальцы.
      -- Держись, сынок! -- сказала мать. -- Поедешь в горы, покатаешься на лыжах. Все лучше, чем ничего.
      Он пожал плечами.
      -- Днем отправился на фирму "Путцбланк". На трамвае. Господин директор был чрезвычайно рад лично познакомиться с первым призером. Поздравил меня с меткими фразами, которые я придумал для рекламы их стирального порошка и мыльной стружки. Фирма ожидает успешного сбыта этих товаров. Свободного места для меня, к сожалению, не было.
      -- А зачем ты вообще туда поехал? -- спросила мать.
      Помолчав немного, сын сказал:
      -- Я сделал директору предложение: вместо бесплатного путешествия заплатить мне хотя бы часть суммы наличными.
      Мать прервала стирку.
      -- В очередной раз передо мной стали ломать комедию, -- продолжал сын. -- Мол, это невозможно. Мы связаны соглашениями. Да ведь Брукбойрен восхитительный уголок. Особенно зимой. Он желает мне хорошо повеселиться. Я встречу там избранное международное общество. Попросил прислать ему видовую открытку. У него нет возможности путешествовать зимой. Связан по рукам и ногам. Как он мне завидует!
      -- Говоришь, очередная комедия? -- спросила мать. -- Значит, ты делал так уже не раз?
      -- Просто я не говорил об этом, -- признался сын. -- У тебя каждый грош на счету, а я разгуливаю по свету. Что называется, даром! Как бы не так! Всякий раз перед моим отъездом вдова Хагедорн немедля направляется в сберегательную кассу и снимает со счета пятьдесят марок. Иначе у ее ученого сыночка не будет денег на чашку кофе или кружку пива.
      -- Нельзя упускать момент, мой мальчик.
      -- Не работать и не отчаиваться, -- сказал он. -- Вариация на старую тему. -- Он включил свет. -- Эти заводы "Путцбланк" принадлежат Тоблеру, одному из богатейших людей в подлунном мире. Хотя бы разок поглядеть на этого дядю!
      -- Ну, ну, не хнычь, -- сказала мать.
      -- Вот бы тебе съездить по моему билету! Ведь ты за всю свою жизнь никуда дальше Вердера и Шильдхорна не выбиралась.
      -- Врешь как по писаному, -- сказала мать. -- Тридцать лет назад я была с твоим отцом в Свинемюнде. А.в 1910-м с тобой в Гарце. Ты болел тогда коклюшем. Надо было сменить климат. Посему я должна тебе сообщить, что сегодня вечером мы идем в кино. Фильм про Альпы. Возьмем второй ряд партера и вообразим, что сидим на Маттерхорне.
      -- Приглашение с благодарностью принимаю, -- сказал сын. -- И если я когда-нибудь стану английским королем, то награжу тебя орденом Подвязки. Это будет моим первым государственным актом. И возможно, пожалую тебе дворянство. Правда, это зависит от того, что сегодня на ужин.
      -- -Студень с жареной картошкой, -- сказала мать.
      -- Ого! -- воскликнул господин кандидат Хагедорн. -- Тогда ты будешь герцогиней Кумберлендской. Это хороший старинный род. Один из предков герцогини даже изобрел английский соус.
      -- Весьма благодарна, -- сказала госпожа Хагедорн. -- Ваше величество возьмут с собой синий костюм?
      -- Разумеется. Это один из самых блестящих костюмов, какие только есть на земле.
      Закончив стирку, мать натянула веревку между оконным шпингалетом и верхней дверной петлей и повесила сушить бельишко семикратного лауреата. Потом они поужинали за кухонным столом под сенью капающих рубашек. Далее хозяйка отнесла учителю Франке чай и тарелку с прибором. И наконец мать с сыном отправились в кинотеатр, который находился в занесенном снегом переулке и кичливо назывался "Виктория-паласт".