Один из главных терапевтических методов Драммонда состоял в том, что он объяснял своим пациентам особенности работы мозга, используя аналогию с компьютером, сам рассказывал, как происходит процесс мышления, он уже заложил в программу своего собственного подсознания представления о том, как будет жить один, без Вивиан, и как бы получил разрешение жить именно так.

Душу его разъедало чувство вины – Вив нет, а он продолжает жить. Это чувство то невыносимо усиливалось, то отступало. Если бы Драммонд верил в парапсихологию, возможно, он более внимательно прислушался бы к неслышному голосу Вивиан, который настаивал на том, что нужно, нужно менять свою жизнь.

День обещал быть прекрасным – на небе ни облачка, прохладный ветерок. Драммонд встал лицом к океану, широко раскинул руки, словно пытаясь обнять весь мир. Мысль о том, что он проведет уик-энд в долине, в обществе Карен, заставила сердце забиться сильнее. Чувствовал себя Пол потрясающе.

Вернувшись в дом, он принял душ, надел белоснежную сорочку, темно-синий костюм, повязал голубой шелковый галстук. Потом приготовил кофе, поставил варить два яйца и – редчайший случай! – включил стоявший на кухне телевизор. Драммонд не любил смотреть телевизор по утрам, предпочитая узнавать свежие новости из газет – обычно он покупал их в киоске на бульваре Уилшир. Но Алан Форрест, перспективный политик, буквально достал его, пробудил в нем интерес к Джеку Крейну, к его последним деяниям в качестве кандидата в президенты.

"Новости" начались в семь часов.

"Губернатор Джек Крейн обвиняет сенатора Милтона Бёрна в пособничестве преступникам, тем, кто угрожает национальной безопасности и окружающей среде...

Вчера вечером, выступая в Благотворительной ассоциации полицейских кандидат от республиканцев Крейн разнес в пух и прах демократа Бёрна..."

На экране появился Крейн, и Драммонд тут же вспомнил пророчество Форреста: "Крейн в любой день может перейти в наступление... он – оппортунист и головорез... Сокрушительные атаки Крейна... Бёрн будет отброшен назад, займет круговую оборону и никогда уже не оправится".

У Крейна было лицо типичного вояки – такие лица обычно рисуют карикатуристы, изображая воинственных, готовых выполнять любые приказы беспощадных генералов. Коротко остриженные седеющие волосы. Квадратный подбородок. Упрямое выражение лица. Весь он, казалось, высечен из скалы. Робот. Кибернетическое устройство. Вот только глаза вполне человеческие – светло-голубые, живые, излучающие энергию и страсть.

Оказавшись вблизи Крейна – хотя тот был всего лишь на экране телевизора, – Драммонд ощутил мощную энергетику этого человека. Будь Крейн не политическим деятелем, а просто актером, он прекрасно мог бы сыграть роль отпетого негодяя в какой-нибудь телевизионной постановке. Но сейчас, поскольку Крейн отстаивал национальные идеалы, а не уголовные амбиции, исходившая от него угроза расценивалась как здоровая сила, направленная на утверждение добра, восстановление ценностей американского образа жизни, укрепление позиций США в мировом сообществе.

"Многие американцы наверняка так и думают", – размышлял Драммонд, стоя у телевизора.

Занимаясь приготовлением завтрака, Пол больше слушал, чем смотрел на экран. У этого человека был хорошо поставленный голос широкого диапазона, он звучал то резко и гневно, то мягко, увещевающе, проникая в самые души слушателей.

Актер.

"Он просто свинья, доктор. У него рот не закрывается. Перед аудиторией он ведет себя как мессия..."

"Повсюду в этой великой, нашей великой стране погибают молодые полицейские... они погибают, выполняя свой служебный долг... от рук подонков, тех, кого просто язык не поворачивается назвать людьми. Эти... животные – хотя даже так трудно их назвать, ибо у животных есть чувство достоинства и доброжелательности – эти человеческие отбросы часто вооружены лучше, чем были вооружены мои парни во Вьетнаме, уважаемые леди и джентльмены!"

Оглушительные аплодисменты аудитории – свидетельство одобрения и признание той опасности, которая грозила полицейским и военной биографии Крейна.

"Повседневно сталкиваясь лицом к лицу с войной, развязанной на наших улицах, с эскалацией преступлений по всей стране, что же мы находим в предложениях моего оппонента? Нам предлагают лишить американских граждан их права носить оружие... Более того, нам предлагают улучшить условия содержания преступников в тюрьмах, сократить сроки тюремного заключения... увеличить расходы на программы реабилитации бывших заключенных... Короче говоря, леди и джентльмены, мы видим, что сенатору Милтону Бёрну наплевать на гибель молодых полицейских при исполнении своих служебных обязанностей... ему наплевать на невинные жертвы ограблений, насилий и убийств... ему наплевать на трудолюбивых американских налогоплательщиков. Какой же в таком случае напрашивается вывод? А вывод может быть только один: сенатор Милтон Бёрн, очевидно, заодно с преступными элементами!"

Вновь оглушительные аплодисменты и, перекрывая их, ревущий голос Крейна:

"Милтон Бёрн отдаст Америку в руки убийц, торговцев наркотиками, насильников и детоубийц... но ДЖЕК КРЕЙН НЕ ДОПУСТИТ ЭТОГО!"

И опять на экране – фрагменты выступлений Крейна, и опять Крейн поливает грязью Милтона Бёрна, но теперь уже под другим прицелом: отношение Бёрна к вопросам национальной безопасности, к проблемам окружающей среды. И опять кандидат от республиканцев пользуется случаем, чтобы заявить: "ДЖЕК КРЕЙН НЕ ДОПУСТИТ ЭТОГО!"

Стараясь соблюсти объективность – по крайней мере, так показалось Драммонду, – телевидение начало показывать выступление Милтона Бёрна перед избирателями в штате Иллинойс. Вряд ли это сделали преднамеренно, но контраст оказался весьма наглядным. Разумеется, в пользу Джека Крейна. Милтон Бёрн, седеющий, в очках, вылитый профессор старейшего университета Новой Англии, каковым одно время он и являлся, говорил о важности образования для будущего Америки. Бёрн производил впечатление человека эрудированного. Но его манера говорить казалась высокопарной и скучной. На другом телеканале у Бёрна брали интервью, в ходе которого спросили об его отношении к нападкам Крейна. Кандидат в президенты улыбнулся и ответил: "Джеку Крейну всегда не хватало хорошего вкуса. Не удавалось ему и оценить по достоинству ум и душу американцев. Страхом народ не возьмешь. Народ сразу чует грязь. Не припомню, чтобы в течение всей кампании Крейн обсуждал хотя бы одну значительную проблему. Подождем теледебатов. Там ему подобная бессмысленная риторика не поможет. Уж это я вам обещаю".

После "Новостей" показали политический форум, на котором четыре эксперта с сияющими глазами доказывали правоту именно своей точки зрения.

" – Крейн зашел слишком далеко. Он стремится завоевать репутацию дешевыми методами.

– Он дает телевидению то, что ему больше всего нравится – жирный звуковой кусок. Камеры любят этого парня. Выборы будут обсуждаться в шестичасовых "Новостях" – самое выгодное для показа время.

– Нужно признать, что у Крейна потрясающая команда. Не работали ли они вместе на Нюрнбергском сборище в тридцать третьем году?

– Бёрн возлагает большие надежды на теледебаты, и это – его право. Действительно ли он надеется, что Джек Крейн обойдется без своей риторики? Сколько он продержится на своем лозунге: "Джек Крейн не допустит этого"? Много ли наберется сторонников у того, кто ратует за сокращение налогов, детские программы и здравоохранение?

– Крейн плотно засел на телевидении. Удастся ли Бёрну противостоять его атаке?

– Сможет ли он быть в своей следующей речи более откровенным?"

Драммонд выключил телевизор.

Клиника находилась на пересечении бульваров Уилшир и Банди в двухэтажном здании, построенном в испанском стиле, с тихим внутренним двориком, посреди которого был фонтанчик, верандами, обнесенными коваными металлическими решетками, и множеством цветущих кустов. Дом отстоял от шумного бульвара совсем ненамного, но производил впечатление заповедника. Это было идеальное место для психиатрических исследований. Здесь же практиковали врачи – представители нетрадиционной медицины: остеопаты, хироманты, гомеопаты.

Драммонд припарковал машину на платной стоянке на бульваре Банди, купил в газетном киоске на бульваре Уилшир "Лос-Анджелес таймс" и в девять тридцать вошел в свой кабинет на первом этаже.

Дверь из внутреннего дворика вела в помещение, которое при жизни Вивиан называлось приемной. Теперь Драммонд отвел его под комнату ожидания для пациентов. Два кабинета налево принадлежали Вивиан, два направо – Драммонду. Кабинеты регулярно убирались и проветривались после того, как Пол уезжал к себе в долину.

Драммонд прошел через главную комнату, где находились картотека и телефон с автоответчиком, и вошел в свой рабочий кабинет. Обстановку его составляли скромный рабочий стол, кресло, еще одно кресло – откидное, множество полок с книгами и записывающая аппаратура. За окном с жалюзи, вплотную к нему, возвышалась белая стена.

Включив верхний свет, Драммонд устроился за столом, разобрал объемистую газету по страницам, отложил в сторону разделы международной политики, спортивных и деловых новостей, календарь, раздел специальной информации и стал изучать ту часть, где публиковались городские новости, погода и колонка издателя. И на первой странице, в самом центре, сразу же увидел свою фотографию, а под ней подвал в четыре – из пяти – колонки.

– Боже мой! – пробормотал он, нахмурился, потом изумленно улыбнулся, прочитав броский заголовок: "СУДЕБНЫЙ ГИПНОЗ: ПРЕСТУПНИКИ, ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ!"

Пол пробежал глазами начало статьи: "Судебный гипноз, применяемый при расследовании преступлений – новейшее оружие в арсенале средств борьбы с преступностью, которое используется органами охраны правопорядка нашей страны..."

Драммонд жадно глотал строку за строкой, мысленно аплодируя Карен за точность изложения материала, разумное сочетание живого и страстного описания фактов с реальной оценкой возможностей гипноза.

И вдруг Драммонд похолодел.

"Одна из трудностей, с которыми обычно сталкивается полиция, – несовершенство памяти свидетеля. Между тем в ней хранится ключ к расследованию преступления. Том Киган, ставший жертвой похищения и насилия убийц, ограбивших банк в Map-Виста, как раз и был таким свидетелем, память которого пытается восстановить доктор Драммонд".

Пол не поверил своим глазам. Побагровев от ярости, он схватил газету, стремительно выбежал в соседнюю комнату, поднял телефонную трубку и рванул из газеты номер телефона редакции... Через мгновение в трубке послышался смеющийся голос Карен Биил:

– Доброе утро. Статью прочитали?

– Только что.

– Ну и что вы думаете?

– Думаю, что это самая безответственная статья, которую мне приходилось когда-либо читать.

Изумленный вздох Карен, затем смущенный смешок:

– Пол?..

– Какой у вас тираж, Карен?

– Миллион двести пятьдесят тысяч, Пол, что...

– Значит, как минимум два человека прочитают эту газету! И два с половиной миллиона будут знать, что Том Киган – главный свидетель в деле об ограблении банка в Map-Виста и что я собираюсь выудить из него информацию, которая поможет полиции упрятать грабителей за решетку. Боже мой! Что вы наделали! Ведь вы же подставили Кигана. Вы поставили под угрозу его жизнь!

– Пол! – протестующе закричала Карен. – Да побойтесь Бога! Неужели вы думаете, что я способна на это?

– Думаю ли я? Вы уже сделали это, Карен! Вот же, вот у меня в руках...

– Что? Что у вас там, Пол? Прочитайте мне.

Драммонд дрожащими руками развернул газету. Вторая половина статьи...

– "Том Киган, ставший жертвой похищения и насилия убийц, ограбивших банк в Map-Виста, как раз и был таким свидетелем, память которого пытается восстановить доктор Драммонд. Разве это не говорит всем..."

– Был таким свидетелем. БЫЛ, доктор Драммонд. Глагол употреблен в прошедшем времени.

Драммонд внезапно остановился, как будто налетел на стену.

Молчание нарушила Карен. Голос ее звучал спокойно, серьезно, в нем слышался сильный британский акцент.

– Доктор Драммонд, я – профессионал и ответственный человек. Неужели вы думаете, что я могла бы воспользоваться именем Кигана, не согласовав это с полицией? Я упомянула его имя потому, что недавно оно промелькнуло в газетах и уже знакомо читателю. Следовательно, можно наиболее убедительно проиллюстрировать всю важность проводимой вами работы. Мы с вами детально обсудили эту проблему, и вы не предупредили меня, что нельзя упоминать имени Кигана. Потому я решила, что достаточно согласовать это только с полицией. Вчера я звонила Дику Гейджу. Дика в городе не оказалось. Я сообщила о цели своего звонка. Меня переадресовали в Центр Паркера, в отдел по связям с прессой.

Ждать пришлось довольно долго. В самом конце дня я нашла у себя на столе записку, в которой говорилось, что Тома Кигана уже не считают главным свидетелем, кроме того, в Сан-Франциско схвачены двое парней, подозреваемых в ограблении банка в Map-Виста, и я могу использовать в статье имя Тома Кигана.

Это сообщение привело Драммонда в замешательство. Он тяжело вздохнул и с горечью в голосе произнес:

– Извините, Карен. Извините, я должен был бы и сам догадаться об этом, но ведь мы еще недостаточно знаем друг друга, а в порядочность журналистов я не верю, особенно в этом городе. И в первую очередь подумал о безопасности Кигана.

– Вы правы, конечно.

– И все же ситуация довольно странная. Почему мне никто не сообщил, что Кигана больше не считают основным свидетелем.

– Может быть, зная, что вас пригласил Дик, они ждали его возвращения. Чтобы он сам сказал вам об этом?

– Но вам-то кто сказал? Кто оставил вам записку?

– Не знаю. Она лежала на моем столе. И, честно говоря, меня так поджимали сроки, что я даже не поинтересовалась этим. Просто обрадовалась, что не придется вычеркивать имя Кигана.

– Хорошо. Я проверю у Дика. Мне бы не хотелось, чтобы все это как-то отразилось на вашем решении приехать в долину. Вы не передумали?

– Конечно нет. Сознаюсь, в какой-то момент я страшно разозлилась на вас. Надо же! Усомниться в моей порядочности! Но, по правде говоря, вы правы, мы еще недостаточно знаем друг друга, а у нас, газетчиков, и в самом деле репутация неважная. Возможно, к следующему понедельнику мы узнаем друг друга получше.

– Будем надеяться. Я вам позвоню.

Драммонд положил трубку, потом набрал номер Дика. Ему ответили, что Гейдж будет позже. Драммонд попросил передать Дику, чтобы тот позвонил ему.

Он снова сел за письменный стол и еще раз, уже спокойно, перечитал статью. Нельзя было не отметить, что статья написана прекрасно, от души, человеком, симпатизирующим Драммонду и с уважением относящимся к гипнозу как к науке. И этим человеком была Карен Биил. А он в ответ позволил себе усомниться в ее профессионализме. Полу стало не по себе.

Зазвонил телефон. После шести гудков должен был включиться автоответчик. Полагая, что это звонит Гейдж, Драммонд подошел к телефону и на пятом гудке снял трубку.

– Доктор Драммонд? – спросил звучный мужской голос.

– Слушаю.

– Доктор Драммонд, меня зовут Теффлер... Эндрю Теффлер. "Теффлер энд Виго", адвокатская контора в Санта-Барбаре. Я только что прочитал о вас статью в "Лос-Анджелес таймс" и хотел бы проконсультироваться по поводу клиента, которого мы представляем в одном деле, связанном с автокатастрофой. Не могли бы мы встретиться с вами на следующей неделе?

К обеду автоответчик записал двенадцать подобных звонков, а к концу рабочего дня еще восемь.

Дик Гейдж позвонил в пять часов вечера.

"Ты что, не положил трубку? Или что-нибудь случилось? – услышал Драммонд записанный на пленку голос Гейджа. – Я тебе звоню уже целый час".

Драммонд сразу же перезвонил Дику.

– Привет, это я. Прочитал статью?

– Только что. Именно поэтому я и не мог дозвониться?

– Просто невероятно. Двадцать звонков. Мне надо бы поговорить с тобой о Кигане...

– Не сейчас, – прервал его Гейдж сдержанно. – Когда ты будешь дома?

– Сейчас еду.

– Приеду к тебе в семь.

Слегка озадаченный Драммонд опустил трубку. Телефон зазвонил в двадцать первый раз. Пол подождал, пока автоответчик запишет информацию на пленку. "Доктор Драммонд. Это говорит Франк Делани из детективного агентства "Делани" из Сакраменто. Я только что прочитал статью в "Лос-Анджелес таймс"...

Драммонд занес кое-какие сведения в рабочий блокнот, закрыл офис и направился к двери. Выйдя во внутренний дворик, он услышал, как снова зазвонил телефон. И в двадцать второй раз за сегодняшний день с беспокойством подумал, что в его жизни начались какие-то перемены.

Сразу после семи Дик Гейдж объявил по домофону о своем приходе, и Драммонд, нажав на кнопку, открыл входную дверь.

– Я уже пропустил одну баночку холодного пива, – сказал он Гейджу вместо приветствия.

– А мне достань три. Чтобы день был получше...

Они прошли на кухню к стойке – их излюбленное место.

– Тебя не было в городе? – спросил Драммонд, доставая из холодильника четыре банки пива.

– Да. Ездил в Сан-Франциско. Там полиция схватила двух вооруженных бездельников, которые слонялись за зданием "Сэйвингз энд лоунз", проверили их по компьютеру и пришли к мысли, уж не они ли грабанули банк в Мар-Виста.

– Ну и что?

Гейдж пожал плечами и отпил сразу полбанки.

– Не знаю. Как-то все неясно. У шпаны из Map-Виста был голубой "шевроле", у этих – тоже. Ну, и что из этого? В одном только Лос-Анджелесе около сорока миллионов голубых "шевроле". И уж в любом случае наши бандиты обязательно запрятали бы свою машину подальше после того, как выбросили на дорогу Кигана. И те, и другие были в масках. Ну, и о чем это говорит? У нас уже гора показаний свидетелей о примерном росте и весе грабителей. И все противоречат друг другу. Так что их вообще не стоит принимать во внимание. На "наших" грабителях были глухие маски, лица их видел только Киган. Без него мы ничего не добьемся.

– И все же...

– И все же... Без тебя знаю, – резко оборвал Драммонда Гейдж, допил пиво и открыл следующую банку. – Они отклонили Кигана как основного свидетеля. Я уже говорил об этом с Карен. Слышал, вы с ней слегка поцапались?

– Да, я немного вскипел, когда увидел в статье имя Кигана. Но Карен объяснила, что она согласовала это, так что теперь все о'кей. И все же скажи, кто отклонил Кигана? Кто дал Карен добро на публикацию? Кто оставил Карен записку на рабочем столе?

Гейдж покачал головой. Лицо его стало серьезным, задумчивым.

– Не знаю, Драм. Но нюхом чую – что-то здесь не то.

– Не то? Что ты имеешь в виду?

– Во всем этом деле с Киганом что-то нечисто. Сначала парня хватают во время налета на банк. Потом швыряют его в витрину. Парень теряет память. Я звоню тебе насчет гипноза. И вдруг вся руководящая верхушка, причем неизвестно какая, начинает живо интересоваться делом Кигана. Послушай, Драм, в этом году произошло около пятисот ограблений банков и более тысячи убийств. Ну и как ты думаешь, сколько случаев привлекли внимание их боссов?

– Даже предположить не могу.

– А ты попробуй.

– Ни одного?

– Мне тоже так кажется. И что же такого в этом деле с Киганом, что им вдруг заинтересовался Центр Паркера – или Бог знает, какой еще Центр? Ладно, допустим, у них есть для этого основания. Они следят, как ты пытаешься восстановить память у Кигана. С первой попытки тебе это не удается. Ты добровольно, за свой счет, изъявляешь желание попробовать еще раз. Но не успел ты приступить к делу, как Кигана отклоняют в качестве основного свидетеля. Кто-то разрешает Карен упоминать в газете его имя якобы потому, что арестованы двое подозрительных парней. Но ни один маломальский опытный коп не рискнет говорить об их виновности на основе таких хилых доказательств. Тебе ни о чем это не говорит?

Нахмурившись, Драммонд с шумом открыл еще одну банку пива.

– Это говорит о многом. Первое. Кто-то тесно связан с чиновниками из Центра Паркера. Карен сказала, что, когда она позвонила тебе, полиция переадресовала ее в Центр Паркера, в отдел по связям с прессой. Она прождала ответа целый день. Ответ в конце концов был получен. Но в виде записки. И чуть ли не за пять минут до сдачи материала. Кто знает, по скольким столам прошлась эта бумажка и не было ли искажено ее содержание? Второе. Можно также предположить, что кто-то взял на себя ответственность возложить всю вину на парней из Сан-Франциско. Либо этот "кто-то" принял желаемое за действительное, либо у него другая цель: побыстрее прикрыть дело об ограблении банка в Мар-Виста.

– На мой взгляд, ни один уважающий себя полицейский не сделал бы такого, – сказал Гейдж.

– Не хочешь ли ты сказать, что бывают не уважающие себя полицейские, Ричард? – улыбнулся Драммонд.

Гейдж смутился и жадно допил пиво.

– Нет, конечно. Ну и хитрющий же ты. Ладно, продолжай.

– Третье. Но это уж полный абсурд...

– Я знал, что ты придешь к этому.

– Кто-то по какой-то причине умышленно подверг Тома Кигана опасности. Кому-то было выгодно, чтобы грабители разделались с ним. И теперь кто-то опасается, как бы у Кигана не восстановилась память.

– Пожалуй, так, – кивнул головой Гейдж. – Я бы сказал даже больше: "кто-то" воспользовавшись этим случаем, пытается избавиться от бедолаги и устранить его со своего пути. Но кто? Почему? Бог мой! Том Киган! Да кто он такой? С чего бы это такой парень мог заинтересовать руководящую верхушку?

Драммонд снова нахмурился.

– А может, дело не в том, какой Киган сейчас? А, Дик? Может, важно, кем он был раньше и чем занимался? Для меня этот парень – настоящая загадка. Выглядит как рабочий, работает Бог знает где, но в манере говорить у него есть что-то такое... Давай-ка рискнем... еще пива хочешь?

– Тут я уж точно рискну.

Драммонд достал из холодильника еще две банки пива.

– Еще пару недель назад Том Киган был просто человеком, полностью утратившим память. А с социальной точки зрения вообще никто. Неожиданно он наткнулся на ограбление банка и убийство, и теперь его имя не сходит со страниц газет. Этот "кто-то" говорит себе: "Ага, так вот, значит, где старина Том Киган". А может, они знали, в каком положении находился Киган все это время, и были счастливы, что он потерял память.

– Продолжай.

– Кигана на две недели укладывают в госпиталь. Медицинские отчеты свидетельствуют, что он ничего не помнит об ограблении банка. Хорошо. Значит, он не помнит и многое другое. Но что именно? Внезапно лейтенант Гейдж приглашает гипнотизера помочь Кигану восстановить память. Главное, чтобы он припомнил все об ограблении банка. Но вдруг гипнотизер переусердствует и внушит что-то еще? Лучше поприсутствовать на сеансе гипноза и лично убедиться, может ли Киган что-нибудь вспомнить.

– Отсюда и некий анонимный комитет по наблюдению за Киганом, – кивнул Гейдж. – У тебя действительно кое-что вырисовывается.

– Сеанс Драммонда проходит неудачно. У Кигана аллергия на регрессию. Почему?

Гейдж пожал плечами.

– Ты думаешь, что причиной тому страх, который он испытал в момент ограбления банка?

– Допустим. Но, может, не только это. Предположим, когда-то в прошлом Киган был специально запрограммирован на то, чтобы дать резко отрицательную реакцию, если к нему применят метод регрессии.

– Ты имеешь в виду, закодирован под гипнозом?

– Да.

– Но ведь он говорил, что ничего не знает о гипнозе.

– А может, его специально запрограммировали, чтобы он так считал?

Гейдж скорчил гримасу и отпил пива.

– Пойдем дальше. В конце сеанса они услышали, как Киган попросил меня помочь ему восстановить память, слышали, как я пообещал заняться им в частном порядке. Им хорошо известно, что Киган уже выписан из госпиталя. Живет он один, на улице Ломита. Один. Значит, вполне для них – черт знает кто эти "они" – доступен. Так не лучше ли, чтобы Киган вообще не начинал у меня лечиться?

– Возможно.

– Но как помешать этому? На обдумывание у них есть целая неделя: они слышали, что первый визит я назначил Кигану на следующий понедельник. И вдруг как гром средь ясного неба – внезапный прокол. Карен Биил, уважаемая и влиятельная журналистка "Лос-Анджелес таймс", просит разрешения назвать имя Кигана в статье, в которой она касается возможной связи между восстановлением памяти у Кигана и успехом в расследовании ограбления банка. Ты в Сан-Франциско проверяешь двух подозрительных типов. Почему бы кому-то не воспользоваться этим: пусть имя Кигана упомянут в газетной статье. И тогда – гоп ля! – сезон охоты на него открыт. Настоящим грабителям теперь все о нем известно.

Гейдж опорожнил третью банку пива и смял ее.

– Блестяще! За исключением двух моментов. Откуда ты знаешь, что эти два негодяя из Map-Виста вообще умеют читать. Я уже не говорю о том, читают ли они "Лос-Анджелес таймс". И второе. А что, если та парочка, которую я видел в Сан-Франциско, действительно грабанула банк? Они уже арестованы, так что ничего Кигану не грозит.

Драммонд сдвинул брови, все кажущееся легкомыслие рукой сняло.

– Я думал об этом, Дик. Уверен, шансы, что грабители прочитают статью, очень невелики! Не имеет никакого значения и то, действительно ли парни, которых ты видел в Сан-Франциско, являются грабителями. Я подозреваю, что грабители – либо друзья грабителей, либо их родственники – могли быть использованы кем-то, чтобы те "помогли" Тому потерять память. Для них такой случай настоящий подарок. А теперь о том, что пишут газеты. О статье не говорим. Обрати внимание на заголовки: "Потерявший память свидетель ограбления в Map-Виста", "Убийство до того, как восстановлена память". Подзаголовок: "Том Киган, имя которого недавно упоминалось в газете "Лос-Анджелес таймс"..."

– Согласен с тобой. И все же здесь масса предположений и воз догадок. Почему ты уверен, что потеря памяти у Кигана "им" на руку?

– Потому что чувствую... Послушай, Дик, кто, как не ты, звонил мне? Кто, как не ты, считал, что вокруг этого дела происходит нечто странное? Именно тебе казалось непонятным, чем именно Киган привлек внимание правящей верхушки.

– Все это так, Драм, но ведь между "странным", "непонятным" и версией о том, что "кому-то" очень хочется, чтобы Киган свихнулся, – огромная разница.

– А готов ли ты, Дик, рискнуть и доказать, что разница все-таки есть?

Гейдж уставился на друга и вздохнул.

– Что ты предлагаешь? Догадываюсь, тебе в голову пришла какая-то идея.

– Я предлагаю нам обоим покопаться в биографии Ки-гана. Ты – по своим каналам, я – по своим. Займусь этим в долине.

Заберу туда Кигана, разумеется, если он согласится, поселю его в мотеле и всерьез возьмусь за парня.

– Ну, ты и голова, Драммонд.

– Ведь отчасти и я несу ответственность за то, что имя Кигана появилось в статье Карен. Мне следовало бы предупредить ее, что не стоит упоминать о нем. А я этого не сделал.

– Ладно. А когда ты собираешься приступить к этому?

– Прямо сейчас. – Драммонд взглянул на часы. – Восемь. Я готов сразу же отправиться в долину. Давай вместе заедем к Кигану. Ты поможешь мне уговорить его. В крайнем случае посмотрим, как он живет, и, может быть, найдем какой-нибудь ключ к разгадке его прошлого. – И Драммонд, не мешкая, направился в спальню собрать вещи.

– Ты уверен, что это нужно делать прямо сегодня? – крикнул ему вслед Гейдж. – Я обещал Анне быть к ужину. Целый год пытаюсь попасть домой к ужину. Анна и так уже как-то странно на меня поглядывает, словно пытается вспомнить, как я выгляжу.

Драммонд обернулся.

– Позвони ей, извинись и передай от меня привет.

– Это-то я непременно сделаю, Драм, а может, я привезу Кигана завтра в автобусе?

– Нет, – ответил Драммонд и исчез в спальне. Гейдж тяжело вздохнул и еле слышно пробормотал:

– Нечего морочить мне голову, приятель. Скажи уж все напрямик. Не выношу, когда дергаются.