– Да.
– Хотите, вместе поужинаем, потолкуем о гипнозе?
– С удовольствием.
– Ну что ж, тогда вперед.
Драммонд пригласил Карен в "Каса Рената", небольшое уютное кафе в Санта-Монике, в двух кварталах от пирса. Кафе славилось прекрасной итальянской кухней, в обеденные часы здесь собиралось много народу, но по вечерам было довольно спокойно.
Они выбрали столик, заказали напитки и телятину.
– Очаровательное местечко, – окинув взглядом кафе, сказала Карен. – А я было с ужасом подумала, что вы поведете меня в один из тех шикарных кабаков, что напротив.
Драммонд усмехнулся.
– Не люблю парковаться там, где карманники. Всякий раз, когда какой-нибудь "жокей" вскакивает в мой автомобиль, мне становится не по себе.
– Мне тоже.
От Дюка они поехали каждый на своем роскошном автомобиле. У Карен был желтый "ХР-3".
Драммонд поймал себя на том, что постоянно анализирует те чувства, которые он к ней испытывает.
Пытаясь заглушить предостережения, звучащие в лабиринтах его сознания, он думал о ней только как о журналистке, но потом вдруг начинал видеть в ней только красивую женщину.
Карен, бесспорно, очень привлекательна. Все в ней нравилось Драммонду: и душа, и плоть.
– Видите ли, в чем дело, – сказал он. – Мои вопросы могут показаться банальными, но я действительно хочу знать все.
Карен улыбнулась медленной, усталой улыбкой, от которой затрепетало его сердце.
– Часто ли я приезжаю сюда?
– Что привело вас в Соединенные Штаты, в частности в Лос-Анджелес? Давно ли вы здесь? И надолго ли? Где живете в Англии? Ну, и прочая ерунда.
В голову Драммонду назойливо лезли и другие вопросы, но он сразу же их отметал.
– Я здесь уже год. В Лондоне работала в газете "Таймс", писала о преступности. Руководство решило сделать серию репортажей о предотвращении международной преступности. Сравнить ваши и наши методы. Вот и направили меня сюда подготовить несколько статей о работе полицейского управления Лос-Анджелеса. Я использовала материалы лос-анджелесской "Таймс", познакомилась со многими ее сотрудниками, а когда выполнила задание своей редакции, мне предложили место в здешней газете. Так я и оказалась здесь. Долго ли останусь? – Карен пожала плечами. – Не знаю. Мне нравятся Штаты. Кроме того, здесь совершается множество преступлений, о которых стоило бы написать. Вот так...
– А почему вас интересует именно преступность? – нахмурившись, спросил Драммонд.
– У меня отец – полицейский. Я с детства знакома с проблемами преступности. Это у нас фамильное.
– А, понимаю.
Их обслуживала сеньора Рената, излучающая материнское тепло. Она суетилась возле Пола и Карен, что-то лепетала по-итальянски, пока не выполнила все их пожелания, и, уходя, щедро осыпала комплиментами.
– Что она сказала? – улыбаясь, спросил Драммонд.
– Она счастлива, что мы удостоили своим вниманием ее скромное заведение, для нее большая честь готовить для нас. Что-то вроде этого. Она назвала нас прекрасными людьми.
– Как приятно. Отчасти она, пожалуй, права.
– Интересно, в какой же части? – прищурив глаза, спросила Карен.
– Скромность не позволяет сказать.
Они отведали все, что им подали, – еда оказалась превосходной.
– Драммонд... – задумчиво произнесла Карен. – Какое прекрасное шотландское имя.
– Вы абсолютно правы. Мой дед эмигрировал из Форта Уильяма в двадцатых годах, точнее говоря, его спровадила туда семья. "Сумасшедший Гарри Драммонд" – так его называли. Прекрасный во всех отношениях парень. Жаль, что мне не довелось его узнать: застрелили во время игры в покер. Еще до моего рождения.
– Да, печально.
– Он был до мозга костей шотландским горцем, и без вершин чувствовал себя несчастным. Прибыв в Америку, дед тут же отправился в горы Северной Калифорнии, сколотил несколько состояний – на древесине, на рудниках и еще Бог знает на чем. Несколько раз разорялся и, естественно, умер в нищете.
– Вы что-нибудь переняли от него?
– Мы схожи только в одном: я тоже люблю горы. Два раза в год я езжу домой. Родители мои живут в Реддинге. Отец – доктор. Как говорит моя мать, настоящий доктор, со степенью и званием.
– А вас его профессия не соблазнила?
– В первое время – соблазняла. Два года я изучал общую медицину, но однажды заинтересовался проблемами мозга – и все. Мозг контролирует весь организм, управляет всем телом. Так что я и сейчас занимаюсь, по сути, превентивной медициной.
– А как ваши родители относятся к гипнозу? Драммонд рассмеялся.
– С большой подозрительностью. Мать, по-моему, считает, что я ради собственного удовольствия превращаю людей в смешных цыплят. Я думаю, что Голливуд и гипнотизеры-фокусники наносят настоящему врачебному гипнозу большой ущерб.
– Я тоже в этом уверена. Но это все, что я знаю о гипнозе. Что же все-таки такое – гипноз?
Драммонд улыбнулся.
– Началась деловая часть? Вы уже записываете?
– Пока что только пытаюсь кое-что запомнить. Расскажите о гипнозе попроще. По-моему, простому смертному невозможно понять, что это такое. Во всяком случае, трудно.
– И трудно, и в то же время легко, – засмеялся Драммонд. – Так, значит, невозможно понять? – Он добавил немного вина в бокалы. – По правде говоря, хотя такое явление, как гипноз, известно уже тысячи лет, мы до сих пор не знаем, что он собой представляет. Это, безусловно, состояние расслабления, или релаксации, при которой изменяется активность мозга. Такого понятия, как "ощущение загипнотизированности", по сути, нет. Большинство моих пациентов говорят мне после первого сеанса: "Я никогда не был под гипнозом". Или: "Я думаю, что меня невозможно загипнотизировать". А то еще: "Ваш гипноз не сработал, я слышал каждое ваше слово". Я сочувствую им и прошу подождать, что будет дальше.
– И что же бывает дальше?
– Мои пациенты начинают меняться. Меняется их образ мыслей, а следовательно, и их поведение. Мы представляем собой то, что мы о себе думаем. И можем стать тем, что о себе думаем. Вот вы, например. Вы представляетесь себе такой, какой вас научили думать о себе с момента вашего рождения. Если бы ваш отец был пастухом в горах, а не полицейским, вы, скорее всего, не сидели бы сейчас здесь.
– Это верно, – засмеялась Карен.
– Однако в гипнотерапии есть одна особенность. Существует так называемая суггестивная гипнотерапия и существует психоанализ. Они отличаются друг от друга. Суггестивная терапия успешно применяется при решении таких небольших проблем, как привычка грызть ногти, курить, для контроля за весом, для снятия предэкзаменационного нервного напряжения и так далее. Анализ применяется при решении более серьезных психологических проблем: снятия состояния тревоги, выравнивания поведения, избавления от разного рода фобий и так далее. Насколько я понимаю, вас особенно интересует судебный гипноз. Это нечто иное. И все же я начну с общих вещей, расскажу об основах гипноза. Уверяю, это не будет напрасной потерей времени.
– О, я согласна. Мне все это невероятно интересно. Так что же происходит, скажем, во время сеанса суггестивной терапии? Каким образом внушение о необходимости изменений проникает в мозг?
– Мы все созданы из привычек. Привычки намного облегчают жизнь. Привычки хранятся в банке памяти, как хранится информация в компьютере. Всякий раз, когда вы садитесь в автомобиль, вы автоматически включаете свой компьютер. Вам не приходится задумываться над тем, что вам надо делать, чтобы управлять автомобилем, это происходит как бы само собой. А теперь, – продолжал Драммонд, – сравним для примера вождение автомобиля с довольно распространенным явлением самоочернения. "Мама говорит, что я плохая девочка, значит, я действительно..." "Папа говорит, что я беспомощный, значит, я в самом деле, беспомощный", "Учитель говорит, что я глуп, так, значит, я должен быть глупым". Раз за разом, год за годом подобная информация поступает в банк памяти. Так что же такое самовосприятие?
– Плохая... беспомощный... глупый... – понимающе кивнула Карен. – Значит, чтобы изменить самовосприятие человека, вы меняете информацию.
– Именно. Гипноз же ускоряет процесс. В обычном, активном состоянии сознание действует как сторожевой пес. Оно постоянно анализирует, просеивает информацию, проверяет ее, отвергает. Когда мозг девочки находится в активном состоянии, попробуйте сказать ей: "Ты – не плохая, и не беспомощная, и не глупая", – ее сознание будет всеми силами сопротивляться. Как вы смеете подвергать сомнению то, что выработано всей жизнью?
Но когда вы вводите сознание в состояние неопределенности, отзываете сторожевого пса, который охраняет вход в подсознание, вы получаете прямой доступ к банку памяти. Теперь вы сможете заменить накопленную старую информацию новой: "Ты хорошая... в тебе много жизненных сил... ты умная". И постепенно, шаг за шагом, новая информация берет верх. В этом и состоит основная функция гипноза: он отзывает сторожевого пса, который охраняет подсознание.
– Но почему же это не преподают буквально с первого класса?
Драммонд наполнил стакан Карен.
– Хороший вопрос. Как бы изменился мир – и всего лишь на протяжении жизни трех поколений, – если бы мы подвергали гипнотическому воздействию наших детей, а они прекрасно поддаются гипнозу. Мы внушили бы им: "Не убий", "Не укради". В результате, начиная с сегодняшнего дня и в течение семидесяти пяти лет не стало бы ни полицейского участка Лос-Анджелеса, ни корреспондентов, которые пишут о преступности, ни психиатров...
Карен улыбнулась.
– Возможно, этого не делают, потому что нужны рабочие места? А если серьезно, как вы думаете, может такое когда-нибудь случиться?
Разумеется. Возможно, через пять или десять тысяч лет мы научимся контролировать наш старый мозг млекопитающего и использовать новый. Но этого не произойдет, конечно, потому, что раньше мы сами сотрем себя с лица Земли. В этом убеждают такие личности, как Гитлер, Сталин, Саддам Хусейн.
– А Джек Крейн?
Драммонд ответил не сразу.
– Да, это было бы интересно узнать!
Они отказались от десерта. И не столько из соображений диеты, сколько из-за того, что сеньора Рената слишком щедро угостила их телятиной, если не сказать больше. За разговором они и не заметили, как все съели.
К тому времени, когда они допивали кофе, им удалось поговорить в общих чертах о гипнозе, о тайнах аберрации, о свойствах разума, о нескольких потрясающих случаях, которые приходилось расследовать Драммонду. Но до обсуждения метода судебного гипноза так и не дошли. В ресторанчик постепенно набилось много народу, стало довольно шумно. Словом, спокойно продолжать беседу было уже невозможно.
Заметив, что Карен дважды вздрагивала от криков и шума, доносившихся с соседнего столика, Драммонд предложил:
– Давайте поищем местечко поспокойней. – В голове промелькнуло: куда же ее пригласить? Но ответ он уже знал.
Подсознание включилось в работу еще во время их разговора у Дюка, неясные мысли приобретали все большую четкость, пока не оформились в конкретное предложение.
– У меня есть домик в Малибу. Мы могли бы сидеть на веранде, слушать океан и спокойно разговаривать.
– Мне это нравится.
Усаживаясь в машину, Драммонд понял, что началось преодоление психологического барьера. Давно забытые чувства постепенно начинали овладевать его существом. Теперь, включая двигатель, Пол мог с уверенностью сказать, что "один прекрасный день" наступил, и наступил так неожиданно, что в это было трудно поверить.
Глава 5
Драммонд открыл калитку, и его вдруг опять охватили сомнения. Впервые после гибели Вивиан порог его дома переступала женщина. Если, конечно, не считать миссис Фой, которая делала уборку.
В кафе, за рулем машины Драммонд чувствовал, что вот наконец наступил момент, которого он так долго ждал. Но сейчас, на пороге собственного дома, от этого ощущения не осталось и следа. Им овладел страх. Страх переступить невидимую черту между его прошлой жизнью и теперешним моментом. Карен Биил – не миссис Фой. Очаровательная, желанная, сама, несомненно, проявлявшая к нему интерес и как женщина, и как журналист-профессионал. Стоит переступить эту невидимую черту, и его прежние чувства мгновенно изменятся. А после придет ощущение вины, которое может разрушить то, что только-только наметилось между ним и Карен. Чувствуя его состояние, понимая возникшую дилемму, Карен, стоя у Драммонда за спиной, мягко проговорила:
– Вы уверены, что хотите этого? Можно поехать куда-нибудь еще. Может быть, ко мне?
Драммонд покачал головой.
– Благодарю вас. Уже все в порядке.
Он вошел во дворик, включил свет, который залил сад, ступеньки, ведущие вниз, и пригласил Карен войти. Помог ей одолеть лестницу и распахнул дверь в дом.
В нос, как обычно, ударил сильный запах духов, но сегодня Драммонд воспринял это спокойно, зная, что в действительности это запах покрытого лаком пола. Это было для него существенным знаком.
– Как здесь красиво, Пол, – заметила Карен, входя в гостиную.
– Спасибо. А я уже совсем было решил распроститься с этим домом. Да вот как-то все руки не доходят.
– И не надо.
По интонации девушки Драммонд уловил, что она все поняла.
Он отдернул шторы, раздвинул стеклянные двери, впустив далекий шум океана.
– Давайте посидим на террасе. Сейчас я принесу вина.
Драммонд ушел и вскоре вернулся. Некоторое время они сидели молча, любуясь лунной дорожкой на воде, заново привыкая друг к другу в этом непростом для обоих месте.
– Год назад у меня умерла мама, – первой нарушила молчание Карен. – Как раз перед тем, как мне сюда приехать. Рак, но она умерла невероятно быстро. Буквально сгорела. Я не знала, что делать. Хотелось куда-нибудь убежать, спрятаться ото всех. Наступило безразличие ко всему, к самой жизни... Я не могла смириться, что никогда больше не увижу маму. После кремации мне просто не верилось, что мамы нет больше на этом свете.
– Благодарю вас, – едва слышно произнес Драммонд.
– Если вам хочется поговорить о ней, я – вся внимание.
Наступила тишина.
– Мы... – Драммонд откашлялся. – Мы встретились в колледже. Оба занимались клинической психологией. Но Вивиан специализировалась на детях. У Вив было тяжелое детство. Правда, она была из состоятельной семьи, но ее мать – бывшая кинозвезда – страдала душевным расстройством и все свои неудачи, всю свою ярость вымещала на собственном ребенке. Сама Вивиан очень хорошо умела ладить с детьми.
Мы поженились. Успешно занимались частной практикой. Мать Вивиан умерла и оставила ей приличное состояние. Это позволило нам купить дом. Потом – пять лет прекрасной, счастливой жизни. И вот... Два года назад Вив как-то допоздна задержалась на работе. Я в это время был в отъезде, на конференции. Как мне потом рассказывали, Вив вышла из клиники, направилась к машине, и тут на нее набросился какой-то парень. Он видел, как Вив выходила из клиники, и решил, что там есть наркотики. Парень потащил ее обратно в здание, угрожая автоматическим пистолетом. Вив стала вырываться, пыталась объяснить, что в клинике наркотиков нет... Тогда он выпустил ей в голову всю обойму.
– Боже мой! – Карен закрыла лицо руками.
– Так же, как и вам, мне стало все безразлично. Я возненавидел клинику, возненавидел этот дом, и все же не мог покинуть его. В конце концов нашел компромисс. Купил домик в Палм-Дезерт и занялся там частной практикой. Теперь три дня в неделю работаю в Палм-Дезерт, три дня в Лос-Анджелесе. В свободное время играю в развивающие игры. Ну, знаете, там есть еще такие вещи: виновность, нерешительность, ярость... Да вы наверняка играли в них в детстве.
– Да-да. Какое-то время даже была чемпионом Великобритании. Знаете, меня ни на минуту не оставляет мысль об отце. Он так одинок. Иногда мне хочется бросить все, сесть в первый же самолет и улететь домой. Хотя я и понимаю, что помочь ему ничем нельзя. Он, как и вы, потерял верную спутницу жизни, и никто ему ее не заменит. Возможно, вы встретите другую женщину, но уже не Вивиан. Эта часть вашей жизни всегда будет существовать отдельно, как самое дорогое и потаенное. Но пройдет время, и вы попытаетесь устроить свою жизнь заново.
– Из вас получился бы хороший психиатр, – одобрительно улыбнулся Драммонд. – У вас потрясающая восприимчивость и великолепная интуиция. Но если серьезно, смерть близкого человека действительно добавляет опыта психиатру. Столкнувшись с истинной болью, приобретаешь способность сопереживать человеку. Как это случилось сегодня со мной, когда я увидел Тома Кигана.
– Пожалуйста, расскажите мне о нем. Что произошло сегодня?
– Если вы будете записывать, то я попутно расскажу и о судебном гипнозе, который иногда используется при расследовании преступлений.
– Конечно. – Карен вынула из огромной сумки, которую всегда носила на плече, магнитофон, поставила его на столик и включила. – Стенографический блокнот для ленивых журналистов. У него очень чувствительный микрофон. Так что можете говорить нормально.
– Хорошо, начну с того, что вместо неудобопроизносимого понятия "гипноз, применяемый в судебном расследовании" я буду говорить просто "судебный гипноз". Разумеется, там, где это будет уместно.
– Прекрасно.
– Если что-нибудь будет непонятно, спрашивайте сразу – не бойтесь прервать меня.
– У меня уже возник один вопрос.
– Какой?
– Нельзя ли налить мне еще вина?
Драммонд рассмеялся.
– Простите. Когда я начинаю говорить о таком предмете, как память, забываю буквально обо всем.
– Я смогла бы порекомендовать вам хорошего психиатра.
Наполнив бокалы, Драммонд начал:
– Судебный гипноз – специальный раздел науки, требующий специальной подготовки.
– А где вы получили эту подготовку, Пол?
– В Институте судебного гипноза в Новой Англии. Кстати, я – член Международной ассоциации по судебному гипнозу и Общества по расследованиям и судебному гипнозу.
– А почему нужна специальная подготовка? Разве обычный гипнотизер не может провести сеанс судебного гипноза?
– Нет. Нужна специальная подготовка, особенно в уголовных делах, таких, например, как ограбление банка в Мар-Виста. Мы связаны с законом, и методика проведения расследования под гипнозом должна быть абсолютно точной. Но к этому я еще вернусь. А сейчас поговорим о том, что такое в принципе судебный гипноз, чего можно добиться с его помощью, а чего нельзя. Гипноз – это отнюдь не детектор лжи. Во время сеанса человек может лгать, так что данные, полученные в процессе сеанса гипноза, должны быть подкреплены другими доказательствами. Даже если бы мне удалось добиться от Тома Кигана самого подробного описания внешности грабителей, для Дика Гейджа это было бы всего лишь подсказкой, но не неопровержимым доказательством. Хотя, конечно, у него вообще ничего нет, это было бы хорошим подспорьем. Итак, гипноз используют не для того, чтобы выяснить правду. Хотя, что касается, так сказать, гражданского сектора, – Драммонд усмехнулся, – мне часто звонят подозрительные жены, мужья и любовницы, просят загипнотизировать их партнеров, чтобы добиться от них правды. У людей довольно своеобразные представления о возможностях гипноза.
– Вы употребили выражение "гражданский сектор". Это специально? Чтобы не путать его с уголовным сектором?
– Да. Судебный гипноз применяется очень широко. Ко мне обращались адвокаты, страховые агенты, директора фирм, связанных с вопросами безопасности, частные лица...
– И что же вы делаете?
– Всегда одно и то же – освежаю память. В этом суть судебного гипноза, Карен, – освежить память. Я работал с клиентами адвокатов, служащими, свидетелями, людьми, попавшими в катастрофы, в случаях, когда речь шла об утере документов, денег, драгоценностей. Да всего, что угодно. Такие ситуации можно перечислять бесконечно.
– И это требует специальной подготовки?
Драммонд кивнул.
– На первый взгляд все вроде бы просто. Вы вводите пациента в легкий транс, задаете ему вопросы и получаете на них ответы. На самом деле все гораздо сложнее. Вы должны уметь задавать вопросы, знать, как их задавать. Избегать наводящих вопросов. В уголовных делах каждый сеанс необходимо проводить особенно тщательно – ведь результаты будут представлены суду.
– А вы выступали в суде?
– Неоднократно. И на стороне обвинения, и на стороне защиты. И поверьте, все это не так-то просто. Адвокат противной стороны всегда старается дезавуировать показания свидетеля-эксперта. Если сеанс гипноза проводился не профессионально, если имели место какие-либо наводящие вопросы или плохое качество записи и видеопленки, адвокат непременно воспользуется этим. И тогда гипнотизера могут просто поднять на смех.
Карен покачала головой.
– Мне не раз приходилось писать о расследованиях преступлений, но с таким аспектом я сталкиваюсь впервые. – Она улыбнулась и отпила немного вина. – Мы в Англии не очень-то сильны в гипнозе. В вопросах, касающихся мозговой деятельности, американцы более предприимчивы. Так что же случилось сегодня с Томом Киганом?
– Бедный парень, – задумчиво произнес Драммонд. – Когда его привели ко мне, он был очень взвинчен – и это понятно. На его долю выпало страшное испытание: две недели в госпитале, потом – полицейский участок, допрос.
– Опишите его. Хочу представить себе, как он выглядит.
– Высокого роста. Коротко остриженные седеющие волосы. Решительное выражение лица. Темно-синий костюм в полоску, который был моден в семидесятых годах. Мне он напоминает Бу Рэдли из "Убить пересмешника". Кстати, вы видели этот фильм?
– Раз восемь. А вы снова цитируете Роберта Дювалля?
Драммонд засмеялся.
– Просто так, случайное совпадение. Я бы не сказал, что Том Киган – умственно отсталый. Отнюдь. Но чем-то он очень похож на Бу: физически довольно силен, но очень уязвим психически. И почему-то вызывает сострадание.
– Вы разгадали его?
– Сначала мне показалось – да. Судя по одежде, обветренному лицу, по тому, что он зарабатывает себе на жизнь случайными заработками, его можно было бы отнести к разряду малообразованных людей. Но это впечатление оказалось обманчивым.
– Как вы это определили?
– По манере говорить. Впрочем, я забегаю вперед. Вот несколько деталей. Он вошел в комнату. Я включил видеокамеру, магнитофон, усадил его в удобное кресло с откидной спинкой. Еще до начала гипноза я спросил его, помнит ли он о том, что произошло во время ограбления банка. Он ответил, что не помнит. Тогда методом прогрессирующей релаксации я ввел его в легкий транс.
– А что такое прогрессирующая релаксация?
Драммонд улыбнулся.
– Сейчас слишком сложно все объяснять. Попозже я покажу вам это на примере. Вас когда-нибудь гипнотизировали?
– Нет.
– А вы хотели бы?
– Конечно. Готова на все, если это поможет написать хорошую статью.
– Поможет.
– Ладно. Ну, а Киган? Как он реагировал на ваш метод?
– Я опасался, что из-за его состояния могут возникнуть некоторые трудности. Но Киган прекрасно вошел в легкий транс.
– А потом?
– Все было хорошо, пока я не ввел его в состояние регрессии[2] и не попытался вернуть его память ко дню ограбления. Я сказал в сущности безобидную фразу: «Я хочу, чтобы сейчас вы мысленно вернулись назад к...» Реакция была просто поразительная. Киган моментально вышел из транса, задрожал, его тело напряглось, лицо исказил неописуемый ужас.
– Боже мой!
– Я никогда не сталкивался ни с чем подобным.
– Это напугало вас?
– Ужасно. Я испугался за него. Подобное состояние очень опасно, возможен даже летальный исход. Когда-то мне приходилось применять электрошоковую терапию. Этот метод используется при лечении шизофрении. Так у несчастных пациентов при электрошоке просто кости трещат. Что-то похожее произошло и с Киганом.
– И что же потом? – испуганно спросила Карен.
– Я сразу же приказал ему вернуться в настоящее. И он снова вошел в транс, полностью расслабился, словно ничего не произошло. На этом я и закончил сеанс. Не хотел рисковать. Когда я вывел его из гипнотического состояния, он абсолютно ничего не помнил.
– Невероятно.
– Наш мозг – вот что невероятно. И наука только-только начинает постигать его тайны. Мы знаем сейчас о свойствах разума ровно столько, сколько люди каменного века знали о микропроцессорах.
Карен отпила немного вина, взглянула на гладь океана, мерцающую под лунным светом.
– Теперь я понимаю, почему Дик был так расстроен. Но судя по тому, что он говорил у Дюка, вы продолжите сеансы с Киганом?
– Да. Парень действительно в очень плохом состоянии. Вполне вероятно, что амнезия коснулась не только событий, связанных с ограблением банка. Возможно, у него полная потеря памяти. И если это так, значит, он живет в постоянном кошмаре. Я хочу дать ему с неделю побыть дома – может, в привычной обстановке память восстановится. Хотя бы частично. А со следующего понедельника начну его лечить. Если повезет, возможно, получу какую-нибудь информацию и для Дика.
– Почему же Киган так бурно отреагировал на вашу просьбу вернуться в прошлое? – спросила Карен. – Может, он вспомнил, как с ним расправились бандиты, и его охватил ужас? Или здесь что-то другое? Все это довольно интригующе.
Драммонд рассмеялся.
– Ну, заработал ум журналиста! А может, журналистское чутье? Но я абсолютно согласен с вами – все это весьма интригующе. Дорогой мой Ватсон, поверьте, я не успокоюсь, пока не раскрою эту тайну.
* * *
Была уже полночь, когда Карен собралась уходить. О чем они только не поговорили за это время! О гипнозе, о психоанализе, о журналистике, преступности, о долине Коачелья и о многом другом. Когда с океана подул прохладный ветерок, они вернулись в дом и беседовали у камина в гостиной. Им было легко друг с другом, и каждый понимал, что эта встреча может многое изменить в жизни обоих.
– Прежде чем уйти, – сказала Карен, прощаясь, я хотела бы попросить у вас фотографию.
– Фотографию? – Драммонд застыл, держа наготове ее пиджак.
– Для статьи. Я буду писать о вас. И читателям наверняка захочется узнать, как вы выглядите.
Драммонд нахмурился, явно колеблясь.
– Что вас смущает?
– Не знаю. Как-то все это неожиданно, странно.
– Это поможет делу.
– А может, именно этого я и не хочу, Карен, Может быть... я решил навсегда оставить Лос-Анджелес и заняться только частной практикой в долине.
– Не сегодняшние ли события повлияли на ваше решение?
Теплый взгляд ее зеленых глаз ясно говорил, что Карен все поняла.
– Да, пожалуй. Я давно уже живу с ощущением, что пора порвать с прошлым и начать все заново. Но пока я бываю здесь и практикую в клинике, никогда не решусь на это. С вашим появлением у меня открылись перспективы. Да, это вы подтолкнули меня к такому решению. Конечно, я еще подумаю, но уже сейчас могу сказать, что, скорее всего, продам этот дом и закрою клинику.
– Пол, но ведь вам же нравится заниматься судебным гипнозом.
– Да, нравится. Это хорошая передышка между лечением неврозов.
– А нельзя ли приезжать сюда из долины?
– Конечно, можно. Но потребуется офис. Не проводить же все беседы с пациентами в полицейских участках.
– А вы как раз и не хотите навсегда связывать себя с городом, где разбилось ваше сердце?
Драммонд улыбнулся.
– Хорошо сказано. И верно.
– Но ведь вы наверняка можете сами выбирать, когда стоит, а когда не стоит заниматься судебным гипнозом?
– Да.
– Тогда занимайтесь в свое удовольствие и тем и другим. Живите и практикуйте себе на здоровье в долине и приезжайте сюда заниматься судебным гипнозом, когда вам этого захочется. Пол, пожалуйста, позвольте мне в этой статье рассказать о вас. Дайте мне вашу фотографию. Вам понравится то, что я напишу.
Вздохнув, Драммонд сдался.
– Хорошо, но только при одном условии.
– При каком?
– В следующий уик-энд вы приедете в долину.
Глаза Карен загорелись.
– Правда? С огромным удовольствием.
– Подумать только, вы пробыли здесь целый год и даже не видели Палм-Спрингс.
– Я согласна, согласна...
– Тогда договорились.
Драммонд пошел в другой конец комнаты, порылся в комоде.
– Вот фотография, которая была сделана для одной брошюры. У меня даже негатив остался.
– Прекрасно! – Карен взяла фотографию, внимательно рассмотрела ее и, улыбнувшись Драммонду, сказала, как бы копируя кого-то: "Настоящий Ричард Кренна".
Пол проводил ее до автомобиля.
– В следующий уик-энд мы хорошо отдохнем. Позагораем, поплаваем, если вам захочется. И вообще прекрасно проведем время без всякого официоза.
Карен протянула Драммонду руку.
– Пол, спасибо за приятный вечер. Все было так хорошо. И спасибо за информацию.
Почувствовав тепло ее руки, Драммонд поймал себя на мысли, что не хочет ее отпускать.
– И вам спасибо. Я позвоню.
– Да, пожалуйста.
Карен уехала, помахав на прощание рукой.
Драммонд медленно пошел в дом и внезапно ощутил комок в горле. Остановился, прикоснулся к лепесткам розовой азалии, которую посадила Вив, вспомнил, как она звала его посмотреть на цветы: "Пол... Пол...".
Что ушло, того не вернешь.
– Прощай, мой старый друг, – прошептал он, погасил свет в саду и вошел в дом.
Глава 6
Среда.
Драммонд проснулся в шесть утра и вышел на пляж. Прогуливаясь, он поглядывал на свой домик, стоявший на пригорке, и вдруг поймал себя на мысли, что испытывает теперь к нему совершенно иные чувства. Многое изменилось в Драммонде, и связано это было с появлением в его жизни Карен Биил.