Пролог

– Прошу тебя, Карлито, позволь мне остаться здесь! – Кьяра, заливаясь слезами, схватила старшего брата за руку.

Карло брезгливо отшатнулся.

– Даже не думай об этом! Кому ты здесь нужна? Да еще не одна, а со своим щенком. Или ты думаешь, я настолько богат, что смогу платить за содержание вас обоих? Да и кто согласится вас взять?

– Аделина не будет против! Она сама говорила, что рада и мне, и малышу.

– Нет. Я не могу оставить тебя здесь без присмотра, тебе нельзя доверять. Ты уже опозорила семью – нам стыдно людям в глаза смотреть. Ты уедешь вместе с нами.

– Но Филиппо…

– Он останется у Аделины. В Америке никто не узнает о том, что у тебя есть ребенок. Мы не можем начать нашу новую жизнь с бесчестья. А ты… какая бы ты ни была, но ты – моя сестра и поедешь со мной. И останешься в моем доме, пока не достигнешь совершеннолетия.

Карло с каменным лицом вышел из комнаты. За ним, поджав губы, последовала его жена Виттория. Хлопнула дверь, щелкнул замок.

Кьяра, рыдая, упала на постель. Разве могла она думать, что все так обернется, когда год назад, счастливая и беспечная, шла с подругой Сильваной на танцы?

Все ее одноклассники бегали по субботам в кафе старого Луиджи, где до поздней ночи играла музыка. Только Кьяру не пускали. Ее воспитывали строго. Девочка росла в бедной семье, без отца, и всем в доме заправлял ее старший брат Карло, а их старая больная мать полностью подчинялась ему.

– Слушайся брата, дочка, – говорила она Кьяре. – Он наш кормилец, наша единственная опора. Без него мы пропадем.

У Карло была небольшая скобяная лавочка в их городке Санто-Феличе, и Кьяра с детства помогала ему, обслуживая покупателей или подменяя за кассой Витторию. Но последнее время дела шли все хуже и хуже, и однажды Карло, сомневаясь, поминутно бросая ручку и вскакивая из-за стола, написал письмо родственникам – в Америку. Те уехали из Италии десять лет назад и, судя по редким весточкам, процветали.

Опустив письмо в почтовый ящик, всегда такой сдержанный и угрюмый Карло всю неделю ходил сам не свой – то начинал смеяться и шутить, то без всякого повода приходил в ярость. Но, когда в субботу утром Кьяра в очередной раз робко попросила у брата разрешения сходить на танцы, он неожиданно согласился.

– Ладно уж, сходи, – сказал он великодушно. – Кто знает, что будет с нами дальше.

Кьяра помнила счастье, которое охватило ее при этих словах, и благоухание жасмина, который рос около кафе Луиджи, и громкую музыку, и терпкую сладость вина. Но она плохо помнила, как исчезла Сильвана и как на месте подруги оказался их одноклассник Серджио.

В какой-то момент он предложил проводить Кьяру домой. У нее кружилась голова, и он нежно обнял ее за талию. Потом коснулся горячими губами ее щеки, виска, шеи. Это было очень приятно, и Кьяра почти не сопротивлялась.

Скандал разразился значительно позже – почти два месяца спустя, когда она с ужасом поняла, что беременна. Мать, которой девочка, запинаясь, призналась во всем, схватившись за голову, кинулась к Карло. Страшно вспоминать, в какую он пришел ярость, как обзывал сестру, требуя назвать имя обидчика. Но перепуганная Кьяра молчала как партизанка.

Карло чувствовал себя опозоренным. Ему казалось, что весь город смеется над ним и указывает на него пальцами. Но он все же позволил сестре сдать выпускные экзамены в школе, после чего на следующий же день отправил ее в деревню, находившуюся неподалеку от города, к дальней родственнице – старой Аделине.

В крошечной деревеньке, прилепившейся к склону горы, было всего двенадцать дворов. Соседи не знали о позоре Кьяры, – им было сказано, что ее муж уехал в Рим на заработки, – и относились к ней ласково. Аделина тоже была добра к девушке, – добрее родной матери, думалось иногда Кьяре. Освобожденная от всех тяжелых работ по хозяйству, она целыми гуляла в кипарисовой роще или, сидя на большом, прогретом солнцем валуне, смотрела вниз, в долину, где раскинулась усадьба местного помещика – старого графа Виченци. Жители деревни называли эту усадьбу «вилла Виченци». Из ворот виллы постоянно кто-то выходил или выезжал – то запряженная буйволами телега, то старомодный автомобиль. Там, внизу, кипела жизнь, и Кьяре нравилось думать про обитателей виллы и сочинять про них всякие истории. Говорили, что граф – вдовец, что у него взрослый сын, но девушка никогда не видела никого из них – только прислугу и работников. А когда родился Филиппо, ей стало некогда наблюдать за виллой, – маленький черноглазый мальчик поглотил все ее внимание и всю ее нежность. Так она прожила четыре долгих счастливых месяца, и ей казалось, что ничто больше в ее жизни не изменится. Вряд ли Карло пустит ее обратно с маленьким ребенком. Наверное, она теперь всегда будет жить с Аделиной. Но Кьяра не скучала по прошлой жизни – ни по брату, ни, тем более, по его вечно недовольной жене. По матери – немного. Близких друзей у нее не было; всех отпугивал угрюмый нрав Карло. А мечты о жизни в Риме, о профессии пианистки казались теперь смешными и несбыточными снами.

Появление Карло грянуло как гром среди ясного неба. Он приехал за ней! Он, с женой и матерью, уезжал в Америку и забирал ее с собой. Но он запрещал Кьяре взять с собой сына. Не помогли ни мольбы, ни рыдания. Брат был неумолим. И Кьяра, сама еще несовершеннолетняя и полностью зависящая от Карло, ничего не могла поделать. Она расставалась со своим сыном навсегда.

1

Вилла Виченци все так же уютно лежала в долине, как на блюдечке, окруженная виноградниками и оливковыми деревьями. Все время, пока машина петляла по крутому «серпантину», Кьяра сосредоточенно смотрела прямо перед собой, стараясь не думать о том, что в скором времени может произойти.

Извилистая пыльная дорога привела к высоким кованым воротам, почему-то распахнутым настежь. Миновав их, машина, шурша гравием, проехала вперед еще несколько метров и остановилась напротив парадного входа виллы, украшенного колоннами. Кьяра не спешила выходить. Сквозь ветровое стекло ей были видны старые серые стены, увитые диким виноградом и покрытые снизу мхом. Вокруг дома были разбиты клумбы: на темной зелени яркими пятнами выделялись розы всех цветов и оттенков. Лениво плескался фонтанчик, сверкая гибкими струйками на полуденном солнце. Какая жарища! Странно, но в детстве она почти не чувствовала этой жары. Или не обращала на нее внимания? В Америке летом тоже очень жарко, – но все же не так, как здесь.

Кьяра вдруг поняла, что тянет время. Она просто боится выйти наружу. Ей хочется развернуться и уехать как можно скорее, пока ее еще не заметили. Но стоило ли в таком случае пересекать океан?

Глубоко вздохнув, девушка выбралась из машины и, взмахом головы откинув за спину длинные черные волосы, подошла к двери. Звонка не было. Медная ручка в виде большого кольца позеленела от времени. Неужели в доме услышат ее стук?

Удар меди о медь низким гулом разнесся по двору. Кьяра испуганно отшатнулась, вновь охваченная неудержимым желанием бежать. Но бежать было поздно. Тяжелая дверь медленно открылась. На пороге стоял мужчина. Среднего возраста, не очень высокий, худощавый. Серо-зеленые глаза, опушенные длинными черными ресницами, смотрели внимательно и дружелюбно. Тот самый мужчина, чью фотографию она совсем недавно рассматривала в местной газете. Кто бы мог подумать, что хозяин поместья Виченци сам открывает посетителям! А где же многочисленные слуги?

– Чем могу служить? – Мужчина вежливо улыбнулся.

Кьяра крепче сжала ремешок сумочки.

– Я слышала, вам нужна няня для мальчика, синьор Виченци?

Мужчина окинул девушку любопытным взглядом, от которого она медленно залилась румянцем.

– А где же вы это слышали?

– Мне сказал об этом хозяин траттории там, в деревне. – Она кивком указала в сторону горы. – Я понимаю, что мое внезапное появление несколько необычно, – добавила она торопливо.

– Именно так, – сдержанно согласился хозяин. – Вы, судя по всему, не здешняя.

– Я итальянка, – быстро ответила Кьяра. – Правда, много лет прожила в Америке. Но у меня есть итальянский паспорт.

Она, переминаясь, стояла на пороге, с каждой секундой все больше убеждаясь в безумии и бессмысленности своего предприятия. Ее план был обречен на провал с самого начала. Только сумасшедший мог решиться нанять няней к своему ребенку совершенно незнакомого человека.

– Ну что ж, тогда проходите в дом, – неожиданно сказал граф. – Нужно узнать о вас немного больше, прежде чем принять какое-либо решение.

Не веря собственным ушам, Кьяра шагнула вперед, пытаясь спокойно улыбаться. Только бы не показать ему своего напряжения и страха! Сейчас все будет зависеть от того, насколько уверенно она себя поведет.

В холле было прохладно и, казалось, немного сумрачно после яркого света дня, так как окна были закрыты ставнями. Обширное помещение выглядело почти пустым. Вдоль стен неясно белели античные статуи, на мозаичном полу в центре зала стоял огромный глиняный кувшин с красными каннами. На второй этаж вела вытертая ногами многих поколений мраморная лестница.

Кьяре невольно припомнились художественные галереи в Нью-Йорке, имитирующие эту итальянскую старину, – позеленевшие, покрытые патиной люстры, треснутые кувшины и вазы; потертые и словно бы покрытые развода-ми сырости стены. Здесь же все настоящее – и патина, и осыпающаяся штукатурка. Это уже не похоже на следование моде. Скорее, на безразличие хозяина или на бедность.

Но как такое может быть? Ведь граф Никколо Виченци считается одним из богатейших людей Италии. Неужели ему наплевать на то, как он живет? Может быть, смерть жены так на него подействовала? Вряд ли. Похоже, при ее жизни дом выглядел точно так же.

Граф, пройдя вперед, открыл одну из высоких темных дверей и отступил на шаг, приглашая ее войти. Кьяра решительно шагнула вперед. Она очутилась в просторном кабинете. Вдоль стен до самого потолка высились стеллажи с книгами. У окна раскинулся огромный письменный стол, заваленный бумагами, – похоже, она оторвала хозяина от работы. Посреди комнаты стоял очень длинный журнальный столик, вокруг него – несколько кресел и диванчик.

– Присаживайтесь, прошу вас.

Девушка нервно пристроилась на самом краешке мягкого кресла, но, тут же спохватившись, уселась поглубже, пытаясь держаться спокойно и уверенно под внимательным взглядом, зеленых глаз.

– Итак, – произнес граф, усаживаясь напротив. – Начнем наше знакомство?

– Кьяра Фиорелли. – Она сжала руки. – Мне двадцать пять лет. Несколько лет работала нянечкой в разных семьях.

– Моему ребенку девять лет, – сообщил граф. – Его мать, моя жена, умерла два года назад. Нам нужен воспитатель – или воспитательница – на лето. Воспитатель, достаточно молодой, чтобы составить мальчику компанию, но, в то же время, способный удержать его от всевозможных неразумных поступков. Почти весь год мой сын учится в закрытой школе в Англии, где его держат в ежовых рукавицах, и, приезжая домой на каникулы, он иногда позволяет себе… расслабиться. Конечно, я бы предпочел, чтобы за сыном приглядывала дама постарше. Вы слишком молодо выглядите. Вам точно есть двадцать пять? – спросил он внезапно. Кьяра поспешно закивала.

– Ну что ж, тогда продолжайте.

– Моя семья переехала в Америку, в Нью-Йорк, когда мне было шестнадцать лет. Там я окончила медицинские курсы и курсы воспитателей. Потом работала… Сначала четыре года в одной семье, где было трое детей. Потом еще в трех разных семьях по году.

– Вы работаете с каким-то агентством? Или всегда ищете клиентов самостоятельно?

– Я с самого начала работала с агентством Мэгги Брокстон. Это очень надежная фирма, она существует уже двадцать лет. Способна разрешить любые проблемы практически в любой области. К нам часто обращаются деловые люди, у которых мало времени.

– Какая прекрасная идея! – оживился синьор Виченци. – Жаль, что в Италии нет таких агентств.

– Думаю, что есть. В больших городах – наверняка. Ну, а здесь… спрос не так велик.

– Наверное, вы правы.

Граф рассеянно перевел взгляд с ее лица на плечи, затем – на высокую грудь, бедра, длинные ноги. Кьяра почувствовала, что краснеет, но тут граф, словно очнувшись, посмотрел ей прямо в глаза.

– Скажите, а почему вы вернулись в Италию? Вы ведь постоянно живете в Нью-Йорке?

У Кьяры похолодели руки. Сейчас начнется самое опасное. Ей придется лавировать между правдой и ложью. Но отступать теперь слишком поздно.

– Мне захотелось вернуться на родину. Когда моя семья уехала в Америку, я была еще почти ребенком и не могла сделать собственный выбор. А теперь вот решила увидеть свою страну глазами взрослого человека.

– Вы вернулись навсегда?

– Ну, по крайней мере, года на два. Я собиралась немного отдохнуть, прежде чем начать искать здесь работу, но… узнала о вас… Глупо было упускать такой шанс. Если он у меня есть, конечно. Вы ведь еще ничего не решили.

– Что-то я не вижу у своих дверей толпы нянечек и воспитателей, из которых можно было бы выбирать, – улыбнулся синьор Виченци. – Через несколько дней я уезжаю в командировку, а моя домоправительница категорически отказалась присматривать за Филиппо. Мне срочно нужен человек.

Кьяра вежливо улыбнулась, чуть пожав плечами, словно говоря: вот он, перед вами, тот самый человек, который вам так нужен.

– Ну хорошо, – сказал граф, поднимаясь. – Прежде чем принять окончательное решение, давайте познакомим вас с Филиппо и посмотрим, как вы друг другу понравитесь. Подождите немного, пока я его поищу. В бассейне, наверное, сидит.

Синьор Виченци вышел из комнаты. Облегченно вздохнув, девушка вытерла о колени влажные ладони. Впрочем, радоваться было рано. Чудом будет, если граф не потребует у нее никаких рекомендаций. Конечно, если он обратится в агентство, ее отрекомендуют с самой лучшей стороны. Но с собой у нее ничего нет – никаких отзывов.

В коридоре послышались шаги, и Кьяра напряженно выпрямилась в кресле. Дверь распахнулась, и в комнату снова стремительно вошел синьор Виченци – жертва ее бессовестного обмана. Позади маячила фигура мальчика. Кьяре показалось, что сейчас ее сердце остановится… или выпрыгнет из груди.

Она смотрела на Филиппо во все глаза. Довольно высокий для своего возраста, смуглый – гораздо темнее графа (что неудивительно), – с тонкими чертами лица, мальчик неприветливо взирал на нее из-под мокрой слипшейся челки. Он был в мокрых плавках и футболке, натянутой прямо на влажное тело. Значит, действительно, отец вытащил его прямо из бассейна.

Мальчик скользнул по лицу Кьяры холодным взглядом, никак не отреагировав на ее слабую улыбку.

– Знакомьтесь: мой сын Филиппо. А это – синьорина Кьяра. Вы ведь синьорина, а не синьора? – Граф вопросительно посмотрел на девушку.

– Да. – Она с трудом понимала, о чем идет речь. – Здравствуй, Филиппо.

– Здрасьте, – бросил он вежливо-безразлично. – Папа сказал, что вы из Америки?

– Я жила там несколько лет.

– Вы ездите верхом?

Больше всего на свете Кьяре хотелось обнять Филиппо – крепко-прекрепко… так, как она мечтала все эти годы. Но надо было вести себя как ни в чем не бывало.

– Совсем немного. – Собственный голос казался ей сиплым и невыразительным. – А что, у тебя есть пони?

– Лошадь. Пони я уже давно перерос. У нас тут целая конюшня, – надменно ответил мальчик. – Я переоденусь. – Он повернулся к отцу. – А то мне сыро.

Кьяра проводила сына жадным взглядом. Она могла бы смотреть и смотреть на него без конца, не отрываясь. Как он спокойно и непринужденно держится. Как он уверен в себе. Она и в двадцать лет не умела вести себя так, как он – в девять. Ей необходимо получить эту работу. Просто необходимо. Она не может упустить такую возможность – видеть своего сына, говорить с ним.

Почувствовав на себе внимательный взгляд, девушка вдруг очнулась, словно от толчка. С трудом сдерживая нахлынувшие чувства, она с улыбкой повернулась к человеку, которого ее сын называл папой.

– Ну что ж, не так уж плохо, – прокомментировал тот. – По крайней мере, нельзя сказать, что он возненавидел вас с первого взгляда. Надеюсь, вы не будете возражать, если я свяжусь с агентством, в котором вы раньше работали?

– Конечно нет, – заверила она его.

Граф тут же, прямо при ней, подошел к телефону, стоявшему на тумбочке около стеллажа с книгами. Подумал немного и достал с полки толстый телефонный справочник по Нью-Йорку.

– Мне по работе часто приходится бывать в Америке, – пояснил он с улыбкой, заметив удивленный взгляд Кьяры. – У меня там много знакомых.

Быстро перелистав справочник, он, не оглядываясь больше на девушку, набрал номер.

Кьяра не слышала, что отвечали графу на той стороне провода, но, судя по выражению его лица, он остался доволен. И, похоже, пришел к окончательному решению.

– Вы остановились в траттории на горе, так? – спросил он задумчиво.

– Да, я оставила свои вещи там.

– Значит, вы еще не распаковались?

– Не успела.

– Вот и отлично. Я прикажу немедленно перевезти, ваши вещи сюда, – Граф вопросительно посмотрел на девушку. – Послушайте, вы же даже не спросили меня о деньгах.

Кьяра внутренне сжалась. Она готова была убить себя за такую неосмотрительность.

– Мне подумалось, что в данных обстоятельствах оплата будет уж никак не ниже средней, – сказала она с улыбкой, надеясь шуткой прикрыть свой промах.

Граф рассмеялся.

– Полцарства за коня? Справедливо. Постараюсь оправдать ваши ожидания. Ну что ж, а теперь надо показать вам вашу комнату. Тереза, моя домоправительница, проводит вас.

Все происходило с такой скоростью, что Кьяра просто не успевала удивляться или пугаться. Всего несколько часов назад она знала только фамилию своего сына и его адрес, а сейчас, того и гляди, станет чуть ли не членом его семьи. Наверное, когда придет пора прощаться, она горько пожалеет о том, что вообще захотела увидеть его. Но это будет еще не скоро. Через шесть недель. И пока об этом лучше не думать.

В кабинет вошла полная немолодая женщина. Вид у нее был усталый и озабоченный, но, узнав, что граф наконец-то нашел воспитательницу для сына, Тереза тут же расплылась в улыбке. Кьяра, стараясь выглядеть уверенно и спокойно, протянула женщине руку, внимательно вглядываясь в ее лицо. А вдруг они были когда-то знакомы? Но Тереза, судя по всему, видела девушку впервые.

– Как хорошо, что вы приехали, синьорина, – сказала она приветливо, пока они поднимались по лестнице на второй этаж. – Я рада, что у Филиппо появится няня. Сама я уже не в силах справляться с ним. Да и вам придется здорово потрудиться, чтобы за ним уследить. Мальчишка – ужасный хулиган. Синьор Виченци не знает и половины того, что вытворяет его сынок, пока отец в отъезде.

– А что, синьора графа часто не бывает дома?

– Постоянно. То на симпозиуме, то на конференции, то на раскопках. Он ведь археолог, и притом очень известный. Вы разве не знали?

Кьяра молча покачала головой. Откуда ей было знать? И разве граф интересовал ее? До сегодняшнего дня синьор Виченци был для нее лишь именем без лица и тела. Но как хорошо, что он оказался таким симпатичным и приятным, подумала она вдруг.

– Везде его ждут, везде ему рады, – продолжала тем временем Тереза. – Вот и мотается. То туда, то сюда. Нигде без него не обходятся. Только дома… – Она досадливо махнула рукой.

– А вам приходится смотреть за Филиппо?

– Да разве за ним усмотришь? Я слишком стара, чтобы содержать в порядке весь дом и одновременно присматривать за озорным и своевольным мальчишкой. С тех пор, как умерла синьора Лаура, его мать, с ним совсем сладу не стало.

– А от чего она умерла? – осторожно поинтересовалась Кьяра.

– Доктор сказал, сердечный приступ. Никогда она не жаловалась на сердце, – сердито ответила Тереза. – А тут раз – и нету человека. Все случилось почти мгновенно.

– Это, наверное, было ужасно, – сочувственно заметила Кьяра. – Для всех.

– Конечно. Синьор Никколо очень тяжело перенес смерть жены. Такая хорошая была пара, такая дружная!

– А он не думал о том, чтобы снова жениться? Домоправительница презрительно фыркнула.

– Если и не думал, то вовсе не из-за отсутствия желающих.

Еще бы, подумала Кьяра. Красивый молодой мужчина. Да к тому же богатый и знаменитый. Ну, может, и не знаменитый, но известный в своих кругах. Но ее это интересовать не должно. Она здесь – совсем по другому поводу.

Ее комната располагалась в самом конце коридора. Размеры поражали воображение. Наверное, вся ее нью-йоркская квартира целиком была чуть меньше, чем одна эта комната. Всю середину занимала огромная кровать с пологом. Окно выходило на широкую балюстраду, от которой ступеньки вели вниз, в заросший сад. Было очень много цветов, в особенности роз, но очертания клумб едва угадывались в густой высокой траве. За садом виднелся невысокий, увитый плющом заборчик, за которым голубел бассейн, – видимо, тот самый, в котором плескался Филиппо.

Постояв у окна, Кьяра снова вернулась в комнату. Каменный пол был покрыт плетеными соломенными циновками, которые тихонько поскрипывали под ногами. Одну из стен украшало длинное панно в египетском стиле: среди фиолетовых ирисов шли друг за дружкой большие пестрые гуси. Разглядывая гусей, Кьяра в который раз задумалась о том, что же ей делать дальше.

Сможет ли она сохранить инкогнито и до конца сыграть избранную роль? Как трудно все время сдерживаться, вежливо улыбаться, беседовать о всякой ерунде, когда хочется только одного: крепко обнять своего мальчика, зацеловать его, крикнуть всем, что это – ее сын. Кьяра подошла к высокому зеркалу в широкой раме темного дерева и вгляделась в свое отражение, пытаясь обнаружить какое-либо сходство с сыном.

Тот же разрез больших темных глаз, опушенных длинными ресницами, тот же рисунок рта. Но овал лица – иной. У Филиппо мордочка круглая, с пухлыми щечками. Неужели и у нее когда-то было такое же веселое круглое личико? И нос другой… Различие пола тоже сказывается. Будь Филиппо девочкой, сходство между ними наверняка было бы заметнее. На своего отца – того, родного, – мальчик вообще не похож. Впрочем, она уже смутно помнила, как выглядел Серджио. У Кьяры привычно сжалось сердце.

Да, дорого ей обошелся тот вечер у Луиджи. А эти тоскливые вечера в Нью-Йорке… Она садилась у окна и, глядя на высокие, вечно дымящие черные трубы, вспоминала деревню, горы, кипарисы, оливковую рощу. И Филиппо. Ни новая жизнь, ни новые друзья не помогли ей забыть того, что случилось на родине. Кьяра окончила курсы медсестер, а затем – воспитателей, успела поработать няней в нескольких семьях. Но упорно продолжала думать о прошлом и стремиться назад, в Италию. Пока была жива мать, Кьяра не решалась уехать, – последние годы та сильно болела, и ей был необходим постоянный уход.

Но после смерти матери девушка поняла, что в Америке ее больше ничто не держит. Семья брата так и не стала ей близка, да они и не нуждались в ее помощи. Карло неплохо устроился; его маленький ресторанчик всегда был полон посетителей, заказы разносили подросшие дети, за кассой, как всегда, сидела Виттория. Кьяра была не нужна. Поэтому никто не стал возражать, когда она заявила, что хочет переехать в другой город, – девушка не призналась в какой, а Карло не стал расспрашивать, ему было все равно.

Через несколько месяцев Кьяра улетела в Италию. Не задержавшись в Риме даже на день, она пересела на междугородний автобус и через пару часов уже была в Санто-Феличе.

Смеркалось. Она шла по узким улочкам, осторожно оглядываясь по сторонам, отворачиваясь от случайных прохожих. Вокруг мелькали полузабытые лица, знакомые дома. Только все стало как-то меньше, теснее, уже. Встречные смотрели на нее с любопытством, но не узнавали в высокой, красивой, уверенной в себе иностранке пугливую худенькую девочку, сестренку Карло.

У подножия горы Кьяра остановила старый грузовичок, водитель которого за несколько сотен лир согласился довезти красавицу до деревни. Всю дорогу он бросал на нее взгляды, полные восхищения и жгучего любопытства, но Кьяра молча смотрела в окно, делая вид, что не замечает этого. Высадившись около траттории, она дождалась, пока грузовик скроется за поворотом, и лишь после этого направилась к дому Аделины.

С замиранием сердца она постучала в дверь. Здесь ли Аделина? Жива ли она? С ней ли Филиппо?

– Кто там? – испуганно спросил из-за двери старческий голос.

– Тетушка Аделина, открой, это я, Кьяра. Ты помнишь меня? Кьяра.

Скрипнул засов, и дверь медленно приоткрылась. Высоко подняв над головой фонарь, на девушку недоверчиво смотрела седая старуха.

– Кто вы такая? Что вам нужно?

– Тетушка Аделина, это же я. Неужели ты не узнаешь меня?

Некоторое время старуха молча вглядывалась в лицо красивой незнакомки, и вдруг из глаз ее медленно потекли слезы.

– Кьяра, девочка моя! Боже мой! Я, наверное, сплю. Этого не может быть…

– Это я, я… – тоже плача, твердила Кьяра, крепко обнимая старуху.

– Заходи же скорее, что же мы стоим на пороге!

В домике было чисто и пусто. Не похоже, чтобы здесь жил ребенок.

– Тетушка Аделина, где мой сын? – проговорила Кьяра, торопливо осматриваясь по сторонам. – Что с ним? Неужели он… – Она схватила старуху за рукав.

– Он жив, с ним все в порядке. Но он живет не здесь, – ответила та спокойно. – Садись, девочка, и слушай. Я все тебе расскажу. Тебя долго не было, и за это время многое произошло.

Медленно ковыляя по комнате, Аделина выставила на стол большое блюдо с оливками и помидорами, положила кусок сыра, свежий хлеб, достала кувшинчик с кислым домашним вином. Не обращая внимания на еду, широко раскрыв глаза, Кьяра слушала ее рассказ.

Деньги, которые оставил Карло, кончились очень быстро. Аделина была в отчаянии. Ее скудных средств хватало на то, чтобы прожить самой, но на еду и одежду для быстро растущего ребенка их было явно недостаточно. И вот однажды к ней в дом явился молодой синьор Виченци, – старый хозяин поместья умер вскоре после того, как уехала Кьяра. Виченци был не один, а с женой.

Господа бегло осмотрели дом, а затем все внимание переключили на маленького Филиппо, – казалось, он совершенно очаровал их. Пробыв у Аделины около двух часов и подарив ей деньги, они уехали. А потом, примерно через неделю, синьор вернулся один. Он предложил Аделине забрать у нее мальчика, объяснив, что они с женой мечтают о детях, но Бог не дал им ребенка. Они усыновят малыша, воспитают его как родного.

– Я не верила в то, что ты когда-нибудь вернешься, Кьяра. А для Филиппо это была огромная удача. Я согласилась. Синьор Виченци назначил мне небольшую пенсию, и иногда я издали вижу нашего малыша, – когда прихожу за деньгами. Но он, конечно, не помнит меня. Все эти годы он был счастлив, Кьяра. Синьора Лаура стала для него родной матерью, а синьор Никколо – отцом. Они добрые люди. Но два года назад синьора умерла, и мальчик вновь остался без матери.

Сердце Кьяры обливалось кровью, слезы сами текли из глаз.

– Почти весь год он живет не дома, а в какой-то заграничной школе, – продолжала Аделина. – Его привозят домой только на каникулы. Как раз сейчас он здесь. Я слышала, что синьор ищет ему воспитателя на летние месяцы.

Кьяра медленно выпрямилась.

– Воспитателя?

– Ты что, ты что, – испугалась Аделина. – Что ты задумала? Забудь про это! Ты не сможешь отнять ребенка у синьора! Только сделаешь себе еще больнее!

Но Кьяра уже не слышала ее. В голове бешено роились мысли. Она приехала сюда только для того, чтобы увидеть своего сына. И она его увидит.

С этой минуты она действовала, почти не раздумывая, – она не давала себе времени на раздумья. И все складывалось как по-писаному. Рано утром она вошла в тратторию и, выдав себя за иностранную туристку, оставила там свои вещи. А затем, взяв напрокат машину, спустилась в долину, к вилле Виченци.

Кьяра бросила последний взгляд в зеркало. По всем законам, Филиппо – сын Никколо Виченци. И, скорее всего, он даже не знает, что был усыновлен. Она незаконно проникла в этот дом и, нравится ей это или нет, должна сохранить свою тайну.

От невеселых раздумий ее отвлекли громкие голоса, раздававшиеся в саду.

– Мне не требуется нянька! И воспитательница не нужна! Я сам могу за собой посмотреть! Кто она вообще такая?

Ответ прозвучал неразборчиво. Кьяра вскочила и торопливо прикрыла окно. Она не хотела слушать эти возмущенные крики, хотя, наверное, могла бы посочувствовать самостоятельному и самолюбивому мальчику. Почему он должен слушаться какую-то незнакомую тетку? Да, ей нелегко будет сломать барьер и установить общий язык с подростком. Придется применить весь свой – не столь уж богатый – опыт общения с детьми, чтобы сдружиться с мальчиком.

В этот момент раздался стук в дверь. Кьяра резко обернулась. В комнату вошел пожилой мужчина с ее сумкой.

– А вот и ваши вещички, синьорина, – сказал он весело. – Зовите меня Джованни. И обращайтесь, если что-то потребуется. Я – мастер на все руки. И супруга моя, Тереза, тоже здесь, на вилле, работает. Убирается, за домом присматривает. А вы, я слыхал, за молодым синьором присматривать будете? Вам понадобятся силы… Мальчик-то он хороший, но иногда чересчур горяч. К нему подход нужен. Да, Тереза велела передать: как захотите перекусить, только скажите ей. Ужин-то будет еще не скоро.

Джованни вышел, и Кьяра рассеянно кивнула ему вслед. Вряд ли ей захочется есть. Ей сейчас не до того.

Приняв душ и сменив брючный костюм на шелковую лиловую блузку и черную юбку, она осторожно выглянула из комнаты, а затем спустилась на первый этаж. Стояла тишина. Дверь кабинета, в котором состоялась их беседа с синьором Виченци, была плотно прикрыта. Но вокруг имелось еще несколько дверей. Собравшись с духом, Кьяра решительно открыла одну из них – и оказалась в просторной гостиной.

Посреди комнаты горделиво высился рояль. Интересно, как Филиппо относится к музыке? Сама она любила музыку до самозабвения; прекрасно пела, играла на рояле и на гитаре. Сесть за такой рояль было бы величайшим удовольствием.