293
      сулило ему возможности философствования на чужбине1. Вот что говорят Законы Сократу: "...Если отправишься в один из ближайших городов, в Фивы или Мегары, - ведь оба эти города управляются хорошими законами, - то придешь туда, Сократ, врагом их государственного порядка: все те, кому дорог их город, будут на тебя коситься, считая тебя губителем законов, и ты упрочишь за твоими судьями славу, будто они правильно решили твое дело... А может быть, ты намерен избегать благоустроенных государств и порядочных людей? Но в таком случае стоит ли тебе жить? Или ты пожелаешь сблизиться с такими людьми и не постыдишься с ними беседовать? Но о чем же беседовать, Сократ? О том же, о чем и здесь - о том, что для людей всего дороже добродетель и справедливость, обычаи и законы? Неужели, по-твоему, это было бы достойно Сократа? А ведь надо бы подумать об этом" (Критон, 53 b-d).
      В самом деле, если деятельность Сократа его сограждане сочли губительной, то тем более не было надежды на то, что гражданами чужих государств она будет оценена иначе. Думается, что в этом пункте. Сократ, принявший яд, разделял мнение Законов, точнее, отдавал себе отчет в сложившейся ситуации. Однако решающим (субъективным) доводом против побега из тюрьмы была, надо полагать, философская установка исторического Сократа, согласно которой "...вопреки мнению большинства,
      ________________
      1 По мнению Г. Янга, "единственное приказание города, которому Сократ готов открыто не повиноваться, - это требование отказаться от философии. Во всех остальных отношениях, даже если Законы прикажут ему умереть, он подчинится" (103, 29). Но в таком случае неизбежен вопрос: почему Сократ демонстративно игнорировал приказ Тридцати тиранов об аресте Леонтия Саламин-ского? Г. Янг в своей работе не пытается ответить на этот вопрос.
      294
      нельзя отвечать несправедливостью на несправедливость" (49 с).
      Такая, казалось бы, философия непротивления злу насилием не только обезоруживает человека перед лицом зла, но, сама того не желая, даже поощряет зло. Или, как пишет М. Бертман: "Сократ не пытается предотвратить несправедливость, совершенную (государством) по отношению к нему, бегством: следовательно, он помогает и поощряет несправедливость этим упущением. Другими словами, Сократ стоит перед дилеммой: совершая побег, он нарушает закон государства, тогда как, не совершая побега, он становится причастным к несправедливости... Кроме того, мы могли бы заявить, что его отказ от побега противоречит его прошлым поступкам, когда он отказался принять участие в акциях Тридцати тиранов, казнивших Леонтия Саламинского" (60, 573). На эти обвинения Сократ, в свою очередь, мог бы возразить примерно так: между поощрением несправедливости и согласием самому быть жертвой несправедливости есть значительная разница; ведь я, Сократ, пытался убедить судей в своей невиновности, но они не вняли моим доводам; я не причастен к несправедливому приговору, поэтому зло, связанное с этим приговором,, проистекает от судей, а не от меня. И если я соглашусь стать жертвой формально-законного, но несправедливого приговора, то это последовательный вывод из моей этико-философской установки, согласно которой "нельзя отвечать на несправедливость несправедливостью".
      Но и здесь в свою очередь возникают вопросы: не равнозначна ли такая этико-философская установка призыву повиноваться всякому законодательному акту как таковому, на том основании, что это акт законодательный?
      295
      Разве не могут быть случаи, когда гражданское неповиновение оправдано и действительно необходимо? М. Бертман в этой связи пишет: "В наше время Нюрнбергский процесс признал эту возможность (гражданского неповиновения. Ф. К.): были осуждены те лидеры Третьего рейха, чья деятельность не выходила за рамки закона, но чьи преступления против человечества рассматривались с точки зрения высшего правосудия, а не свода законов и судопроизводства Третьего рейха" (60, 580).
      С значительной долей уверенности можно предположить, что на выдвинутые вопросы Сократ ответил бы так: мой отказ от ареста Леонтия Саламинского представляет собой как раз пример гражданского неповиновения властям, а также последовательности моих поступков. Ведь я отказался выполнить приказ Крития и других тиранов по той причине, что они хотели учинить несправедливость в отношении другого человека, используя меня в качестве орудия исполнения своей воли. Другое дело, если бы те же Тридцать тиранов совершили несправедливость (вплоть даже до вынесения смертного приговора) в отношении меня самого. В этом случае я подчинился бы их приказу и не стал отвечать на несправедливость несправедливостью. (На возможное соображение о том, что Сократ имел основание не выполнять приказа Тридцати тиранов в силу его незаконности или неконституционности, он, Сократ, мог бы ответить контрвопросом: что представляют собой приказы и законы государства, если они не выражают воли тех, кто обладает политической властью?)
      Итак, мы видим, что этико-философский принцип Сократа не исключает случаев гражданского неповиновения. Более того, он предполагает решительное гражданское неповиновение в случаях угрозы совершения
      296
      несправедливости и произвола в отношении другого лица. Иначе говоря, сократовский принцип непротивления злу насилием надо понимать в весьма узком и прямом смысле слова, а именно: не отвечай на несправедливость и зло несправедливостью и злом, когда несправедливость и зло свершается в отношении тебя самого, а не другого. Из поведения же самого Сократа, его выступления против незаконного (и несправедливого) осуждения афинских победителей-стратегов на смертную казнь, а также из его неповиновения Тридцати тиранам, напротив, вытекает следующее: оказывай сопротивление и не повинуйся власть имущим в случаях, когда совершается несправедливость в отношении других. Следуя принятой логике, Критон был, пожалуй, по-своему прав, рассматривая спасение жизни Сократа как его прямой долг, диктуемый правилом: подобает слушаться бога более, чем человеков. Но это не значит, что Сократ был неправ, решив не отвечать на несправедливость несправедливостью. Точнее говоря, мы не вправе были бы требовать от Сократа бегства из тюрьмы, ибо с точки зрения высшей справедливости (да будет дозволено употребить это словосочетание) каждый человек вправе распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. "...При некоторых обстоятельствах для человека может быть высочайшей ценностью пожертвовать своей жизнью и благополучием, если таким образом он может спасти свое подлинное "Я", свою моральную личность"
      (83 а, 62).
      И, наконец, за исключением разве что подкупа или обмана тюремщика, с точки зрения объективного положения вещей, не было бы ничего несправедливого (хотя формачьно и незаконного), если бы сын Софрониска согласился на побег из Афин.
      297
      Диалог "Федон", написанный Платоном гораздо позже "Апологии Сократа" и "Критона" и посвященный доказательству бессмертия души, характеризует, как было сказано, мировоззрение самого Платона, а не Сократа. Но в этом диалоге в драматических тонах описывается кончина философа, раскрывается нравственный облик Сократа в последние минуты его жизни. Сократ остается Сократом до конца. Он прощается с детьми, женой и родственниками и посвящает оставшееся время беседе с друзьями. Друзья философа подавлены мыслью о предстоящей разлуке с ним и в то же время поражены величием его духа, его истинно философским спокойствием и необычайным мужеством перед лицом смерти.
      Исключительность личности Сократа сказывается и в деталях. Чтобы избавить женщин от омовения своего тела после смерти, Сократ принимает последнюю ванну. Он отказывается ждать захода солнца, как ему советует Критон, и просит принести чашу с ядом, цикутой. Вот как описывает эту сцену Платон. Когда служитель протянул чашу, Сократ взял ее "с полным спокойствием... - не задрожал, не побледнел, не изменился в лице, но... поднес чашу к губам, выпил до дна - спокойно и легко" (Платон. Федон, 117 b-с).
      Сократ умер. Его смерть запечатлела его личность в памяти поколений. Она в значительной степени определила влияние его личности и учения на все последующие времена.
      298
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      Духовное наследие Сократа
      Сократ пошел на смерть не как фанатик-мученик, не как слепой приверженец исповедуемой идеи или веры, а как мученик философии, как убежденный мудрец, сделавший свободный выбор между жизнью и смертью. Уверенный в том, что истина, несовместимая с неправдой, рано или поздно восторжествует, он предсказывает в конце судебного процесса суровую кару тем, что осудил его на смерть. Покидая зал суда, он советует последним "не затыкать рта другим, а самим стараться быть как можно лучше" (Платон. Апология, 89 d-е).
      Гнетущая политическая атмосфера, создавшаяся в Афинах после казни Сократа, побудила Платона и некоторых других последователей философа покинуть Афины. Многие же из афинян, по-видимому, верили (или хотели верить), что казнив всем известного Сократа, они укрепили демократию, веру в олимпийских богов и в хорошие нравы. Вернувшись в Афины несколько лет спустя, ученики и последователи Сократа развернули широкую литературную деятельность вокруг личности и философского творчества своего учителя. Так возникла сократическая литература, одна из задач которой состояла в реабилитации Сократа в глазах современников и потомков.
      Осуждение Сократа нашло своеобразное преломление в сознании более поздних поколений. Сложилось предание о раскаянии афинян и о наказании обвинителей Сократа после его смерти. Согласно одной версии, обвинители
      301
      философа были казнены (Диодор, XIV, 37), согласно другой, подверглись изгнанию из Афин (Диоген Лаэрций, II, 43). Были в ходу и другие легенды, вроде рассказа о самоубийстве обвинителей Сократа, которые повесились, не вынеся презрения афинян, лишивших их, якобы, воды и огня. Однако легенды остаются легендами. Во всяком случае им противоречит тот факт, что "Анит еще в 387 г. занимал ответственную должность ситофилака, то есть наблюдателя за хлебной торговлей" (20, 185). И если здесь мы упоминаем об этих легендах, то лишь затем, чтобы показать тенденцию потомков к мысли о возмездии тем, кто казнил невинного Сократа. Суд над Сократом волновал и продолжает волновать людей. Объясняется это тем, что поднятые на нем проблемы не утратили своего значения и до настоящего времени. Не удивительно, что день суда над Сократом навсегда остался в памяти человечества.
      В самом деле, как быть, если индивидуальное сознание сталкивается с общественным, если совесть одного идет вразрез с убеждением многих? Что делать, если мнение одного из граждан противоречит интересам государства, его требованиям? Как поступить тем, теоретическая и практическая деятельность которых вызывает недоверие и вражду со стороны окружающих людей? Какой приговор можно вынести человеку, обвиненному в подрыве устоев общественной и семейной жизни, если к тому же он решительно отказывается от какого-либо компромисса с людьми, считающими его деятельность разрушительной и даже пагубной? Словом, как быть, если один идет наперекор всем и считает истиной то, что, по мнению остальных, является опасным заблуждением?
      302
      В этом вопросе мнения расходились ранее и расходятся теперь. Одни исследователи клеймят казнь Сократа и приравнивают ее к политическому убийству, учиненному "ретроградами и мракобесами" (28, 27), "реакционерами просвещения" (20, 145; 29, 81) - Анитом, Мелетом и Ликоном. Другие исследователи (24, 104) считают приговор справедливым. Иногда высказывается мнение о приговоре над Сократом как о странном недоразумении и загадочной акции.
      Действительно, как понять тот факт, что Сократ решил выпить чашу с ядом, имея полную возможность избежать смерти? Он мог не явиться на суд. Но он не только явился, но и произнес речь, которую можно назвать столько же защитительной, сколько обвиняющей судей. Это обстоятельство озадачивает и невольно наводит на мысль о том, что "в сущности он (Сократ. - Ф. К.) и до сих пор остался непонятным, как непонятна его казнь, производящая такое впечатление, что не афиняне его казнили, а сам он заставил их себя казнить" (30, 51; см. также 73, 114). Действительно, на первый взгляд может показаться, что Сократ своей будто бы вызывающей позицией на суде принудил судей к вынесению ему смертного приговора. Стало быть, если кто и виноват в смерти Сократа, так главным образом сам Сократ. Такой вывод напрашивается также из рассуждений авторов 1-го тома "Истории философии" (23, 137); "Сократ не воспользовался возможностью бежать из Афин, явился на суд и был приговорен к смертной казни". Иначе говоря, смерть Сократа - это досадное недоразумение и самоубийство.
      Между тем смерть философа не самоубийство и не судебная ошибка. Позиция Сократа на суде неотделима от его философски-этической установки следовать велениям
      303
      совести и разума, от его личности, чуждой конформизму и приспособленчеству к обстоятельствам. Сократ был убежден, что то, чему он посвятил свою жизнь, - философствование и наставление граждан на путь самопознания и нравственного самосовершенствования, - является благом, а не злом. Злом он считал интеллектуальную "спячку", в которой, по его мнению, пребывали его соотечественники.
      Сократу, учившему, что главный вопрос жизни есть вопрос о добре и зле и что человек при всех ситуациях может и должен выбирать добро, была предоставлена возможность, причем на личном примере, доказать осуществимость того, чему он учит. На суде ему предстоял выбор: прекратить философствование и сохранить жизнь или под страхом смерти продолжать свою деятельность. Для Сократа отказ от своей миссии был равносилен отказу от жизни, ее смысла. Сократ выбрал смерть. Для таких цельных и честных натур, как Сократ, иной альтернативы не было. На это указывал еще Гегель. Точка зрения Гегеля разделялась Т. Гомперцем (16, 83) и другими учеными. Она находит сторонников и в настоящее время.
      По Гегелю, вынесение смертного приговора Сократу было следствием правомерного конфликта между индивидуумом, сознательно высказывавшим "новый принцип духа", новое мировоззрение, и народом, отстаивающим свой "субстанциальный дух", т. е. то, что составляет основу его бытия, существующее умонастроение, общепринятые традиционные представления о мире и жизни, сложившиеся обычаи и нравы (см. 14, X, 84-85). Этот конфликт, неизбежный "во всемирной истории", представляет собой трагедию, в которой погибает индивид-герой, но не выдвинутый им принцип. Гегель пишет:
      304
      "В подлинно трагическом... два противоположных права выступают друг против друга, и одно разбивается о другое; таким образом, оба терпят урон, оба также правы друг против друга, и дело не обстоит так, что будто бы лишь одно есть право, а другое есть не-право" (там
      же, 87).
      Итак, афиняне, казнившие Сократа, были правы, так как они отстаивали основы своей "нравственной жизни". Однако и Сократ был прав, так как он выдвинул новый принцип, ознаменовавший собой наступление новой эпохи, новой фазы в истории мира и всего человечества.
      Исходя из того, что сложившиеся в данную эпоху социальные институты и идейные структуры исторически оправданы, Гегель был склонен преувеличивать право старого на существование. Точнее, соотнеся право старого и право нового, он ставил бытие нового в зависимость от суда над ним старого, требовал, чтобы новое оправдалось перед старым. Отсюда одинаковое признание двух прав, признание двоякой справедливости. Но одинаковое признание двух прав, как и двух истин, мало кого может удовлетворить. Это не могло удовлетворить и Гегеля, прославлявшего всемирную историю как единый процесс. Чтобы выйти из этого положения, он представил конфликт Сократа с его эпохой как феномен
      трагедии.
      Между тем осуждение Сократа не только трагедия, но и событие в общечеловеческой истории (а также факт нравственного порядка), подлежащее суду Истории. Тот, кто признает, что с именем Сократа связан новый этап в истории философской мысли, не может оправдать приговора над ним. С этой точки зрения неприемлема и половинчатая позиция, занятая Гегелем в вопросе о
      305
      справедливости приговора. Притупив остроту вопроса ссылкой на трагическое проявление справедливости в истории, на столкновение двух равных прав в ту или иную эпоху, Гегель пришел к выводу о, так сказать, невиновной виновности Сократа и предложил примириться с приговором.
      Однако если и возможно какое-то примирение с приговором, то лишь с позиции самого Сократа, по словам которого, с хорошим человеком "не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти" (Платон. Апология, 41 d). Это убеждение вытекало из его идеи о том, что добродетель при всем ее многообразии и при всей противоречивости ее проявления едина и одна. Для него не было тайной, что понятия о добре и зле, о справедливом и несправедливом являются относительными. Он понимал, что один и тот же поступок является в одном отношении добром, а в другом - злом. Однако он отказывался считать два взаимоисключающих поступка (например, обвинение, выдвинутое против него, и непризнание им своей вины на суде) одинаково справедливыми, одинаково добродетельными на основании двоякого характера справедливости и добродетели. Это было для него равносильным одновременному признанию множества истин об одном и том же.
      Столкнувшись с относительным характером этических понятий, Сократ пытался найти нечто постоянное, нечто субстанциональное в нравственности. Отсюда и его поиски общих этических определений, что считается его огромной заслугой в истории философской мысли.
      Выдвинув духовные ценности на первый план, Сократ считал их создание главной целью человеческой жизни. А поскольку, по мысли Сократа, духовные блага не передаются в готовом виде от одного лица к другому,
      306
      но раскрываются и приобретаются в поиске, в исследовании самого себя и других, в "заботе о душе", постольку отказ от такого поиска равносилен отказу от жизни. По Сократу, диалог и диалектический (вопросно-ответный) метод определения понятий являются необходимыми условиями совместного поиска истины.
      Сократовский диалого-диалектический метод предполагает свободу человека и основывается на демократической идее о том, что человек есть существо ответственное, способное познать истину и принимать решения на свой собственный страх и риск.
      Посредством "испытания" иронией Сократ разоблачал неосновательные претензии на всезнание и непогрешимость, ниспровергая все мнимое, псевдосерьезное и всякого рода ложные авторитеты. Сократовская ирония является поиском истинного и положительного, призывом к подлинно серьезному и значительному, к их постоянному "испытанию". Ирония Сократа проистекает из любви к мудрости и направлена на возбуждение этой любви как высшей ценности.
      Область идеального, открытая Сократом, не выступила в его учении как самостоятельная сфера действительности. Однако в поисках всеобщего в нравственности Сократ делал упор на единстве, тождестве и родовой общности рассматриваемого многообразия этических явлений и оставлял в тени их видовые различия. Естественно, что от сократовских поисков "истины как таковой" один шаг до превращения понятий в самостоятельные сущности. Этот шаг был сделан Платоном.
      Хотя попытки Сократа определить понятия, как правило, оканчивались неопределенностью вывода, для него общие понятия ("мужество вообще", "справедливость вообще" и т. п.), в каждом из которых выражается
      307
      "существо вещи", не были пустыми звуками, т. е. условными, номинальными обозначениями для столь же условных явлений. Напротив, общие этические понятия были для него выражением всеобщего в нравственности, и его поиски этого "всеобщего" основывались на уверенности, что каждый человек неосознанно владеет "всеобщим", обладает тем общим и объективным началом, которое должно быть раскрыто в понятии, определении. В отстаивании этого тезиса Сократ усматривая выход из субъективизма и релятивизма софистов, согласно учению которых истин и добродетелей столько, сколько людей, и каждый по-своему прав.
      Сократ провозгласил: добродетель есть знание. Но не всякое вообще знание, а лишь добра и зла, знание, которое ведет к правильным, добродетельным поступкам. На этом основании он пришел к выводу о том, что никто не зол по своей воле, а лишь по неведению. Этические парадоксы Сократа положили начало непрекращающейся и по сей день полемике об отношениях знания и добродетели, науки и нравственности.
      С этическим интеллектуализмом Сократа связано индивидуалистическое решение им вопроса о нравственном совершенствовании. По Сократу, добродетель приобретается в результате самопознания, "заботы о душе", самосовершенствовании. Сократ был первым из мыслителей, кто сделал самопознание ("Познай самого себя") основной частью своего учения и руководящим принципом своей деятельности. Идея Сократа о самопознании, популярная в период античности, нередко становилась ведущей идеей на поворотных пунктах истории и существенно изменяла образ мысли людей (см. 53, 437).
      Сократу, говорившему о невозможности окончательных знаний о чем-либо ("Я знаю, что ничего не знаю"),
      308
      в равной степени было известно как то, что человек способен приобретать знания и умножать их, так и то, что знания и "искусство" ("техне") сами по себе великая сила. Однако он был уверен в том, что эта сила может быть использована и во благо, и во вред человеку. Согласно его учению, если человек не сделал главным вопросом своего бытия вопрос о самопознании, альтернативу добра и зла при сознательном предпочтении добра, всякие иные знания при всей их полезности не сделают человека счастливым. Более того, они могут сделать его несчастным. Неудивительно поэтому, что учение Сократа о самопознании находится в тесной связи с теми дискуссиями, которые ведут в последнее время не только в философских и научных кругах, но и среди широких кругов интеллигенции как в нашей стране, так и во всем мире вокруг проблемы "Человек -наука - техника", "Наука, этика, гуманизм". Тема этих дискуссий перекликается с сократовским пониманием задачи философии и ценности знания вообще. Названные дискуссии и обсуждения нередко сопровождаются прямыми и косвенными ссылками на учение и личность Сократа. И это не случайно, вопросы, над решением которых бился древний философ, не утратили актуальности; вот почему Сократ был и остается одним из вечных "спутников" человечества.
      309
      Указатель имен
      Августин Блаженный 204
      Алкивиад 26, 52, 76, 184
      Аминсий 47
      Анаксагор 60, 137, 263
      Анит 27, 146, 273
      Антенор 55
      Антигона 286
      Антисфен 189
      Антокольский М. М. 12
      Аполлодор 96, 280
      Апт С. К. 54
      Апулей 204
      Аристид 58, 63
      Аристипп 20, 252
      Аристоксен 63
      Аристотель (Стагирит) 12, 17,
      56, 148, 210
      Аристофан 12, 20, 46, 95
      Архелай 235
      Асмус В. Ф. 166
      Аспазия 60, 80
      Ахилл (Ахиллес) 55
      Бамброу Дж. 231, 238
      Бандзеладзе Г. В. 214
      Бертман М. 295
      Бовин А. 117
      Боннар А. 27
      Брасид 55
      Брен Ж. 205
      Бузескул В. П. 70
      Васильева Т. В. 36
      Вернан Ж.-П. 18
      Властос Г. 202, 265
      Галлей Н. 173, 265
      Гатри У. 46, 242, 265
      Гачев Г. Д. 24
      Гегель Г 304
      Гераклит Эфесский 6, 85, 119
      Гесиод 59, 97, 269
      Гигон О. 19
      Гиппий 86, 109, 165
      Гомер 59, 97, 155, 269
      Гомперц Т 35, 44, 205, 304
      Горгий 46, 109, 126
      Декарт Р. 146
      Демокрит 29, 56, 119, 137
      Диоген (киник) 189
      Диоген Лаэрций 48, 77, 109,
      Диодор 302
      Доватур А. И. 34, 72
      Достоевский Ф. М. 121, 222
      Евполид 47 Еврипид 60, 95
      Евтидем 82, 160, 243
      Евтифрон 160, 167, 177
      Жебелев С. А. 38, 205
      Зенон Элейский 137, 148
      Зопир 63
      Ильенков Э. В. 232
      Калликл 114, 168
      Калликсен 81
      Кант И. 232
      Кимон 148
      Клеофонт 82
      Климент Александрийский
      Клисфен 99
      Коненков С. Т. 12
      Кратил 120, 152
      Кратин 47
      Критий 26, 82, 122, 169 ,
      Критобул 43, 60, 280
      Критон 161, 265, 280
      Ксантиппа 61
      Ксенофонт 12, 17, 42, 60
      Кузанский Н. 146
      Кьеркегор С. 186
      Лактанций 204
      Лампрокл 61
      310
      Лахес 78, 154, 208
      Левкипп 123, 137, 176
      Леонтий Саламинский 82, 284, 294
      Ликон 27, 273
      Лисимах 58
      Лосев А. Ф. 39, 204, 265
      Льюис Дж. Г. 40, 205
      Магалес-Вилена В, 18
      Маркс К. 205
      Мелет 27, 273
      Менексен 61, 135
      Мильтиад 148
      Милль Д. С. 173
      Мирто 63
      Нестор 55
      Никий 158
      Николай Кузанский 146
      Ницше Ф. 205, 240
      Орфей 269
      Парменид 7, 35, 119, 137
      Перикл 55, 60, 74, 80, 148
      Пиндар 59
      Пифагор 98, 137
      Платис Е. Н. 273
      Платон 12, 131, 246
      Пол 226, 232
      Поликрат 48
      Поппер К. 41
      Плутарх 63, 204, 274
      Продик 109, 127
      Протагор 46, 95, 121
      Радзинский Э. 12
      Рассел Б. 43
      Рожанский И. Д. 20
      Симонид 225
      Соловьев В, С. 222, 284
      Солон 98
      Софокл 60, 9.5, 213
      Софрониск 52, 61, 284
      Страбон 77
      Табунов Н. Д. 217
      Телекид 47
      Тертуллиан 204
      Толстой Л. Н. 24
      Толстых В. Н. 141
      Уодбури Л. 63
      Фаворин 274
      Фалес 193
      Федр 125, 207
      Фемистокл 148
      Фенарета 144
      Фидий 60, 95
      Фишер Я. 19
      Фразимах (Тразимах) 118, 132,250
      Фогель В. 23, 265
      Фукидид 38, 44, 65, 86
      Харикл 82, 169
      Херофонт 131
      Хилон 193
      Храуст 19
      Цацос К. 240
      Цицерон 44, 63, 134, 204
      Эвклид из Мегары 35
      Эней 155 Эсхил 95, 213
      Ямвлих 110, 115
      Янг Г. 287
      Ярхо В. 213
      311
      Литература
      (античные авторы даются в тексте)
      1. Александров А. Д. Научная установка нравственности. - Наука и нравственность. М., 1971.
      2. Александров А. Д. Раз уж заговорили о науке. - Новый мир. 1970. №10.
      3. Асмус В. Ф. Сократ. - История античной диалектики. М., 1972.
      4. Бандзеладзе Г Д. Была ли у древних греков совесть? - Литературная Грузия. 1977. № 10.
      5. Богдашевский Д. И. Об источниках к изучению Сократа. - Богдашевский Д. И. Из истории греческой философии. Киев, 1898.
      6. Боннар А. Греческая цивилизация. М., 1959. Т. 2.
      7. Бузескул В. П. Перикл. Пг., 1923.
      8. Васильева Т. В. Дельфийский оракул о мудрости Сократа, превосходящей мудрость Софокла и Еврипида. - Культура и искусство античного мира. М., 1980.
      9. Виндельбанд В. Сократ. - Виндельбанд В. Прелюдии. Спб., 1903.
      10. Волков Г. У колыбели науки. М., 1971.
      11. Габдуллин Б. Несколько слов о критике Абаем этических идей Сократа. - Философские науки. 1960. № 2.
      12. Гайденко П. П. Трагедия эстетизма. М., 1970.
      13. Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. М., 1968.
      14. Гегель. Лекции по истории философии. - Гегель. Соч. М., 1932. Т. X.
      15. Гиляров А. П. Источники о софистах. Платон как исторический свидетель. Ч. 1. Киев, 1891.
      16. Гомперц Т. Греческие мыслители. Спб., 1913. Т. 2.
      17. Доватур А. И. Политика и политии Аристотеля. М.-Л., 1965.
      18. Доватур А. И. Аристотель и история. - Вестник древней истории. 1978. № 3.
      312
      19. Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч. 1973. Т. 5.
      20.Жебелев С. А. Сократ. Берлин, 1923.
      21. Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII-VI вв. до н. э. Л., 1985.
      22. Ильенков Э. В, Гуманизм и наука. - Наука и нравственность. М., 1971.
      23. История философии. М., 1940. Т. 1.
      24. История философии. М., 1957. Т 1.
      25. Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. М., 1972.
      26. Кессиди Ф. X. Философия, диалог и диалектика в Древней Греции классического периода. - Проблемы античности культуры. М., 1986.
      27. Кошеленко Г А. Восстание греков в Бактрии и Согдиане 323 г. до н. э. и некоторые аспекты греческой политической мысли IV в. до н. э. Вестник древней истории. 1972. № 1.
      28. Лосев А. Ф. Жизненный и творческий путь Платона. - Платон. Соч. М., 1968. Т. 1.
      29. Лосев А. Ф. История античной эстетики (Софисты, Сократ, Платон). М., 19.69.
      30. Лосев А. Ф. Сократ. - Философская энциклопедия. М., 1970. Т. 5.
      31. Льюис Дж. Г. История философии в жизнеописаниях.
      32. Малиновская К. В. Понимание и его роль в науке. - Философские науки. 1974. № 1.
      33. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.
      34. Нерсесянц В. С. Сократ. М., 1984 (2-е изд.).
      35. Ницше Ф. Из посмертных произведений. М., 1912. Т 1.
      36. Новгородцев П. И. Сократ и Платон. М., 1901.
      37. Орлов Е. Н. Сократ. Его жизнь и деятельность. Биографический очерк. Спб., 1897.
      313
      38. Положи нов. К проблеме сократовского диалога. - Античная культура и современная наука. М., 1985.
      314
      39. Рожанский И. Д. Загадка Сократа. - Прометей. 1972. Т 9.
      40. Рожанский И. Д. История греческой философии. - Вопросы философии. 1971. № 5.
      41. Сергеев В. С. История Древней Греции. М., 1963.
      42. Сиповский В. Д. Сократ и его время. Исторический очерк. Спб, 1914.
      43. Смирнов П. Справедливо ли был осужден на смерть философ Сократ? Педагогический ежегодник. 1895. 47, №51.
      44. Снегирев Л. Ф. Жизнь и смерть Сократа, рассказанные Ксенофонтом и Платоном. С приложением изречений Сократа. М., 1903.
      45. Соболевский С. И. Аристофан и его время. М., 1957.
      46. Соболевский С. И. Примечания к книге: Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. М.-Л., 1935.
      47. Соболевский С. И. Сократ и Аристофан. - Ученые записки Московского горпедагинститута. 1947. Т. 6/1. Вып. 1.
      48. Соловьев В. С. Собр. соч. Спб, 1894-1897. Т. VII.
      49. Солоникио Л. И. О жизни и учении Сократа. Николаев, 1897.