Ван поднялся с постели. Принял душ, стараясь не замечать отпотевшей штукатурки. Натянул футболку и трусы, забрёл в темную от сажи кухню.
      Четыре новых стула в кухне были перевязаны красными ленточками.
      – С днем рождения, милый! – сказала Дотти.
      – Bay! – выпалил Ван. – Магниевые кресла!
      – Тебе нравится?
      – Они же самые лучшие!
      – Я купила для тебя подержанные! – похвасталась Дотти. – Но едва-едва! И так дешево вышло!
      Ван опустился в кресло. Сиденье обожгло холодным металлом через трусы, но магниевые кресла всегда были намного удобнее, чем казалось на вид.
      – Целых четыре штуки, ого! – проговорил он вслух и отхлебнул растворимого кофе. – Здорово! Ты у меня такая славная!
      Он захрустел подгорелым тостом. Дотти пристроилась на соседнем кресле.
      – Дерек… – смущенно пробормотала она.
      Ван поглядел на жену и мгновенно, нутряным чутьем, осознал, что Дотти вот-вот скажет ему что-то ужасное. Таким же нежнейшим, самым ласковым тоном она всегда активно подталкивала мужа к чему-нибудь ощерённому ржавыми клыками, точно медвежий капкан. Лицо у нее было зеленовато-измученное: она совсем перестала завтракать, разве что выпьет глоток кофе и втиснет в себя кусочек волглого пончика.
      Он брал в жены гордую, застенчивую, одинокую, уязвимую, необычайно одарённую девушку. А теперь на его попечении и по его вине она превратилась в… в кого? В жену солдата, подумал Ван. В женщину, которая обходится «без». Он был одним солдатом невидимого фронта. Одним из суровых, твердых, измученных парней с горькими морщинами вокруг губ. Что ещё посулит им будущее?
      – Дерек, случилось кое-что очень важное… Ван повис на краю сиденья.
      – Что?
      – Я теперь всё время буду рядом с тобой. Тебе постоянно придется меня рядом видеть. – Дотти потерла лоб. – Это мой подарок ко дню рождения, но тебе правда придется терпеть меня постоянно…
      О чём, во имя всего святого, она бормочет? Почему не перейдет к делу?
      – Дерек, я беременна.
      Ван переваривал ее слова. Первым, что пришло ему в голову, было: «А где Тед?» Теду надо было узнать об этом. Для малыша это будет чудовищно важно.
      – Я знаю, сейчас не время заводить ребенка… Но, знаешь, единственное место, где мне предложили работу, – Дания… Господи, Дерек, я неосторожная дура… просто не верится, что это случилось. Это всё испортит. После всего, что было, нам и так плохо, а теперь ещё я беременна.
      Дотти расплакалась.
      Ван ощутил, как на сердце у него творится нечто неописуемое. Лопалась мертвая черная корка. Он даже названия не мог подобрать для этого чувства, покуда оно не начало покидать его, увлекаемое колоссальным давлением изнутри. Но теперь он знал, что это было за чувство. Скорбь, Это была скорбь.
      А теперь черная тоска отступала. Уносилась прочь, вон из сердца, на скорости в половину световой. Внутри него некая крошечная, плотно осажденная тьмою искра теперь раздувалась подобно растущему красному гиганту.
      Его сердце было огромно. Оно полыхало и сияло. Он обрел тяготение.
      – Милая, это замечательная новость. Ты нас просто спасаешь.
      Дотти подняла голову. Раздрай у нее на душе был очевиден.
      – Меня так мутит с этой утренней болезнью. Делаюсь совсем беспомощная…
      – Это лучший подарок на день рождения, какой у меня только был.
      Она недоверчиво сморгнула.
      – Ты так думаешь?
      – Я не думаю. Я знаю. Когда в семье четыре человека – это уже маленькая команда. Возьмем себя в руки и отныне перестаем жаловаться. Избавимся от лени. Со всем, что нужно, – справимся.
      – Дерек, нашим карьерам конец.
      – Ничего подобного. Твоя только начинается. Ты согласишься на место в Дании, которое тебе предложили. Я пригляжу за малышами.
      Дотти выпучила глаза:
      – Мы переезжаем в Данию?
      – Да. Продаем всё и перебираемся в Европу. Сейчас же.
      Щеки Дотти заалели нервозным румянцем.
      – Что, даже кресла? Я только что купила мебель.
      – Милая, Европа славится мебелью. Это, между прочим, европейские кресла.
      – Дерек, а как же твоя карьера?
      – Я знаю, что делаю. Милая, разумным людям бессмысленно не заводить детей. С какой стати я буду голосовать против своего будущего? Нам нужна всего лишь верная стратегия. И я ее выбрал. Ты будешь ходить на работу. Я посижу дома с детьми.
      – Правда?
      – Да.
      – И ты пойдёшь на такую жертву?
      – Какую жертву? Я хочу иметь двоих детей. Мне это будет полезно. Расширит горизонты. Я что, гвоздями к Вашингтону прибит? На клавишу «ВВОД» я могу нажимать где угодно.
      День рождения был у Вана, а в утешении нуждалась Дотти. Он осыпал ее ласками. Это помогло. Когда они валялись в кровати вместе, Дотти ещё плакала, но от счастья. Ван молча смотрел в потолок.
      Это был верный шаг – убраться из Вашингтона. Непрямой подход, совсем по Лиддел-Гарту, совсем по Сунь-Цзы. Когда власть избегает тебя, шаг в сторону подманивает ее обратно.
      Дотти не стоило об этом знать, но в нынешней администрации было слишком много таких, как он, неприкаянных. Теперь, когда Ван на поразительных контрпримерах узнал кое-что о здравом и компетентном управлении, он ясно понимал, что «война с террором» была лишь новым воплощением е-бума. Столь же бурным, столь же неистовым и столь же недолговечным. Только пребывающее в отчаянии и подвинутое умом правительство могло пригласить доктора Дерека Вандевеера в солдаты.
      И всё же именно солдатом он и стал. Что ещё удивительней – он начал понимать войну. Шрамы его доказывали это. Он стал одним из тех, кому под силу менять судьбу мира систематическим применением насилия.
      Он стал профессионалом. Но его профессия всегда будет колебаться на грани бытия. Ремесло киберсолдата заключается по большей части в ожидании. Непрямой подход, как любил выражаться Лиддел-Гарт. Утечка информации. Путч под ковром. Терпеливое преследование. Сравнение баз данных. Кибернетическое сатори. Мгновенный сокрушительный удар. И незримый отход. И вновь ожидание.
      «Война с терроризмом» была всего лишь фазой перевозбуждения и, как мыльный пузырь е-бума, вскоре должна была лопнуть, раздутая собственной рекламой. И когда это случится, полезнее будет стоять в стороне от рычагов власти. Быть, допустим, неприметным домохозяином в далекой Европе. Растить двоих ребятишек.
      Два дня спустя, покуда Ван наблюдал, как идет аукцион с его пожитками на eBay, зазвонил телефон.
      – Вандевеер слушает.
      Голос в трубке звучал отстраненно и гулко.
      – Ван? Тебе привет из прошлого. Это Джимми Мэтсон! Помнишь меня? Мы раньше работали вместе:
      Ван задумался. Голос показался ему знакомым, прежде чем память дала подсказку. Конечно. Джимми Мэтсон из «Мондиаля». Его заместитель в лаборатории. Почему Джимми из «Мондиаля» не сказал попросту: «Это я, Джимми из "Мондиаля"»? Конечно, понял Ван. У Джимми были причины умалчивать об этом. Никто из работников компании больше не упоминал ее имени.
      – Конечно помню, Джимми. Как дела?
      – Я только что в твоем блоге читал, что ты собираешься перебраться в Данию! Ну так я уже здесь, в Швейцарии!
      – Как так?
      – У меня здесь работа, что-то вроде комитета по связям… ВОИС, и Всемирный союз связи… плюс несколько человек из ВТО… ну, в двух словах этого не объяснишь, Ван, но со стратегией тут полная труба.
      – А ты попробуй.
      Джимми вздохнул в трубку.
      – Ван, я так жалею, что меня не приняли на то замечательное место, которое ты мне прочил в БКПКИ. Но федералы меня не взяли – должно быть, неблагонадежен… В общем, на глобальном уровне тут просто катастрофа… Ты не поверишь, что творится в Женеве за кулисами… Французы и немцы просто злобой исходят на американскую гегемонию, обложили нас по всем дипломатическим каналам… Все делегаты друг друга ненавидят, Ван. Ненавидят друг друга, говорят на разных языках, и все они продажны. Плюс к тому ни один из них понятия не имеет, в чём технически заключается задача комиссии. Это самое скверное. Занять пост технического директора у них некому.
      – Понятно.
      – Я почему-то сразу о тебе подумал. Я хочу сказать, это место в межправительственном органе – оно, конечно, не для специалиста твоего калибра, но страховка по здоровью есть и служебная квартира неплоха… Здание центрального комитета выходит прямо на озеро. Очень красиво. Этого у них не отнимешь.
      – Ищут, с кем пободаться, – заключил Ван.
      – В общем, да. Официально на эту должность требуется администратор с техническим образованием, опытом работы в частных международных телекоммуникационных предприятиях, который занимал высокие посты в правительстве ведущей державы. Загвоздка только одна. Нет кандидатов. А если бы и были… В общем, ни один человек на свете, который удовлетворяет всем требованиям, не станет связываться с комитетом. Тут уже позиционная война идет.
      – Я удовлетворяю. И я привычный.
      – Должен тебя предупредить, Дерек, предприятие это совершенно безнадёжное!
      – Надежда – это не чувство, Джимми. Надежда – это не вера в благой исход дела, а убеждённость в том, что наши дела имеют цель и смысл, каким бы ни был исход.
      Джимми долго молчал, а потом изменившимся голосом поинтересовался:
      – Ван, и давно ты читаешь Вацлава Гавела?
      – О, – отозвался Ван, – президент Гавел уже давно стал моим любимым автором.
      – Ты можешь вылететь сюда как можно быстрее? Я хочу сказать, прямо сейчас.
       – Мне придется постоянно мотаться в Данию.
      – В Европе превосходные железные дороги, – заметил Джимми.
      – Ладно. Ты обо всём договорись. Со мной будет маленький ребенок, так что закажи для меня два билета.
      – Хорошо. Ближайший рейс – подойдёт?