Он опустился на колени на голый пол и кое-как заделал картонкой дырку в стене, откуда тянуло зимним холодом. В окно громко постучали. Это был цыган Флека, один из поставщиков.
      Борислав встал, вышел на улицу и по привычке запер дверь, ведь к нему пожаловал Флека. Тот был самым ненадежным из его поставщиков, у него отсутствовало ощущение времени. Флека мог сделать, принести или украсть все, что угодно, но если вы осмелились положиться на его слово, он внезапно вспоминал о свадьбе своего племянника и исчезал.
      - Слышал, тебе повезло, Бутсы, - широко ухмыльнулся Флека. - Не желаешь приобрести новинку?
      Борислав постучал тростью по пустой витрине.
      - Ты сам видишь.
      Флека скользнул к багажнику своей ржавой машины и открыл его.
      - Что бы это ни было, - упредил его Борислав, - оно слишком большое.
      - Уделите мне одну минутку вашего драгоценного времени, маэстро, - сказал Флека. - Тебе, мой добрый старый друг, раз твой красивый киоск теперь пустой, я не привез никаких товаров. Я привез фабрику! Усовершенствованную! Новую!
      - Твоя штука не новая, что бы это ни было.
      - Видишь ли, это фабрикатор! Точно такой же, как тот, который я для тебя раздобыл в прошлый раз, только больше, сложнее и гораздо лучше! Достал у своего кузена.
      - Я не вчера родился, Флека.
      Флека покопался под задним сиденьем и вытащил образец. Это была пухлая куколка, копия американской актрисы Мэрилин Монро. Еще не раскрашенная - черная и блестящая.
      Мэрилин Монро, главная кинозвезда розничной торговли, всегда оставалась узнаваемой благодаря завивке, родинке на губе и бюсту, похожему на торпеды. Столетие на полках почти не повредило ее притягательности. Эта женщина стала бессмертной мультяшкой.
      Флека расстегнул скрытый шов под высоким бюстом Мэрилин. Внутри черной куклы Мэрилин находилась меньшая кукла Мэрилин, тоже угольно-черная, но еще менее одетая. Затем появилась Мэрилин и того меньше, в более откровенном наряде, потом совсем малютка и наконец грубо сработанная крохотная Мэрилин, блестящая, черная, обнаженная, размером с большой палец.
      - Прекрасные копии знаменитости, - признал Борислав. - Так что это за материал? Напоминает фарфор.
      - Это не воск, как в том, другом фабрикаторе. Углерод. Маленькие соломинки из углерода. Идет в придачу к машине.
      Борислав провел ногтем большого пальца по поверхности материала. Черную куклу Мэрилин покрывали бороздки, похожие на желобки старой граммофонной пластинки. Фабрикаторы всегда так работают: они изготавливают свою продукцию, распыляя струи под давлением и нанося тонкие слои один на другой, складывая их в стопки, словно блинчики.
      - Маленькие соломинки из углерода… Никогда о таком не слышал.
      - Так говорил мой кузен. «Маленькие нанотрубочки, маленький наноуглерод». Вот что он сказал. - Флека схватил кругленькую Мэрилин с проворностью футбольного вратаря и поднял обе руки над головой. Затем изо всех сил своих жилистых рук швырнул черную куклу на разъеденную ржавчиной крышу собственного автомобиля. Полетели ошметки.
      - Ты ее разбил!
      - Это разбилась моя машина, - поправил его Флека. - Я изготовил куклу сегодня утром по изображениям сканера из интернета. Потом дал племяннику, большому мальчику. Я его попросил разбить эту куклу. Он сломал лом.
      Борислав снова взял черную фигурку, осмотрел швы и детали и постучал по ней тростью.
      - Ты еще кому-нибудь продавал таких пупсиков, Флека?
      - Пока нет.
      - Я мог бы взять несколько штук. Сколько ты просишь? Флека развел руками.
      - Я могу смастерить еще. Но я не знаю, как делать маленькие соломинки из углерода. Внутри машины есть инструкция. Но она на польском языке. Терпеть не могу инструкции.
      Борислав осмотрел фабрикатор. Машина казалась достаточно простой: основной черный корпус, большой черный бункер, черная вращающаяся пластина, черное разбрызгивающее сопло и черный трехмерный привод.
      - Почему эта штука такая черная?
      - Она красивая и блестящая, правда? Сама машина сделана из маленьких углеродных соломинок.
      - Так ты говоришь, твой кузен раздобыл эту штуку? Где название марки? Где серийный номер?
      - Клянусь, она не краденая! Понимаешь, этот фабрикатор - копия. Пиратская копия другого фабрикатора, который находится в Варшаве. Но никто не знает, что это копия. А если и узнает, полицейские не станут искать ее в этом городе, не сомневайся.
      Сомнения Борислава вылились в сарказм.
      - Значит, это машина, которая сама себя копирует? Фабрикатор, фабрикующий фабрикаторы, это ты хочешь сказать, Флека?
      У киоска раздался пронзительный вопль, полный горя и тревоги. Борислав поспешил назад.
      Девочка-подросток в дешевом красном пальто и желтых зимних сапогах рыдала в мобильный телефон. Борислав узнал Джованицу, одну из лучших своих покупательниц.
      - Что случилось? - спросил он.
      - А, это вы! - Джованица щелкнула крышкой телефона и поднесла к губам тощую ручку. - Вы еще живы, мистер Бутсы?
      - А ты полагала, что я умер?
      - Ну, а что с вами случилось? Кто ограбил ваш магазин?
      - Меня не ограбили. Все продано, и дело с концом.
      Юное личико Джованицы сморщилось, на нем отразились сомнение, ярость, отчаяние и горе.
      - Тогда где мои заколки?
      - Что?
      - Где мои любимые беретики? Мои заколки для волос! Мои чипсы, и повязки для головы, и красивые булавки? Их тут было целое дерево, вот здесь! Я каждый день снимала с этого дерева новые! Я наконец добилась, чтобы оно мне давало именно то, чего я хочу!
      - А, это! - Борислав продал вращающуюся стойку с игрушками-заколками вместе со всеми товарами на ней.
      - Ваша стойка продавала самые лучшие игрушки для волос в городе! Такие классные! Что с ней случилось? И что случилось с вашим магазином? Он сломан! Ничего не осталось!
      - Это правда, Ница. У тебя сложились особые отношения с этой интерактивной стойкой, но… ну… - Борислав лихорадочно искал оправдание, и тут его посетило гениальное озарение: - Я открою тебе один секрет. Ты растешь, вот в чем дело.
      - Я хочу мои игрушки-заколки! Верните мою стойку, сейчас же!
      - Игрушки-заколки - это для девочек от девяти до пятнадцати лет. Ты уже переросла эту рыночную нишу. Тебе следует серьезно подумать о сережках.
      Руки Джованицы взлетели к мочкам ушей.
      - Вы хотите сказать - проколоть уши? Борислав кивнул.
      - Давно пора.
      - Мама не позволит.
      - Я могу поговорить с ней. Ты уже девушка. Вскоре тебе придется отгонять мальчишек палкой.
      Джованица уставилась на трещины в тротуаре.
      - Не буду.
      - Будешь, - заверил ее Борислав, задумчиво помахивая тростью. До этого момента цыган Флека с интересом наблюдал за ними. Теперь он заговорил:
      - Не плачь о своих красивых вещицах, потому что Бутсы - Король Киосков. Он может достать тебе все красивые вещи, какие есть на свете!
      - Не слушай цыгана, - возразил Борислав. - Знаешь, Джовани-ца, мне очень жаль, но твое старое дерево с заколками для волос ушло навсегда. Тебе придется начать с совершенно новым деревом. И оно ничего не будет знать о твоих желаниях.
      - Это ужасно!
      - Не горюй. Я предлагаю тебе интересное дело. Ты ведь не просто большая девочка, ты очень ценный покупатель, так сказать, потребитель со стажем. Поэтому в следующий раз ты хорошо сэкономишь. Я тебе буду платить только за то, чтобы ты обучала дерево с игрушками. Ну просто думай о том, что хочешь купить.
      Флека уставился на него.
      - Что ты несешь? Ты хочешь платить ей за покупки?
      - Правильно.
      - Она всего лишь девчонка!
      - Я не девчонка! - немедленно обиделась Джованица. - А ты грязный старый цыган!
      - Джованица - первый потребитель заколок-игрушек, Флека. Она лидер здешнего рынка. Другие девочки приходят и покупают те заколки-игрушки, которые выбрала Джованица. Поэтому я собираюсь… взять ее на работу. Мне уже давно следовало это сделать.
      Джованица захлопала в ладоши.
      - Можно мне получать заколки-игрушки, а не просто глупые деньги?
      - Конечно. Непременно. Флека изумился:
      - Ты, должно быть, сошел с ума, если продал разом все свои товары.
      Район Искусств никогда не испытывал недостатка в зеваках. Привлеченные этим маленьким спектаклем, четверо из них обступили киоск Борислава. Поймав его сердитый взгляд, они сделали вид, будто им нужна вода из фонтана. Фонтан, по крайней мере, еще работал.
      - Вот идет моя мама, - объявила Джованица.
      Ее мать, Ивана, стремительно выбежала из обшарпанных дверей соседнего многоквартирного дома. Она была одета в домашний халат, подпоясанный ремнем, вязаную накидку, толстый шарф и яркие вязаные шерстяные домашние тапочки. Она потрясала битком набитой наволочкой.
      - Слава богу, они не причинили тебе вреда! - запричитала Ивана. Клубы пара вырывались из ее рта. Женщина приоткрыла наволочку. В ней были паровой утюг, фен для волос, старое зеркало, никелированная походная фляга, рваная меховая накидка и сотейник с крышкой.
      - С мистером Бутсы все в порядке, мама, - успокоила ее Джова-ница. - Ничего не украли. Он все продал!
      - Ты продал свой киоск? - спросила Ивана, и в глазах ее отразились обида и потрясение. - Ты нас бросил?
      - Это бизнес, - пробормотал Борислав. - Извините за причиненные неудобства. Но все скоро наладится…
      - Честно говоря, мне эти вещи не нужны. Если они тебе пригодятся, можешь взять их обратно.
      - Мама хочет, чтобы вы продали все эти вещи, - предложила Джованица с навязчивой услужливостью подростка. - Тогда у вас появятся деньги, чтобы снова открыть магазин.
      Борислав смущенно похлопал по картонной стенке киоска.
      - Ивана, у этого старого киоска довольно неприглядный вид, он пуст и зияет большой дырой… но мне отчасти повезло.
      - Госпожа, вы, наверное, замерзли в домашних тапочках, - заметил Флека. Он изящно махнул рукой в сторону стеклянного, с позолотой фасада кафе «Три кота». - Позвольте предложить вам горячего «капучино»?
      - Вы правы, господин, здесь холодно. - Ивана неловко сунула свою подушку под мышку. - Я рада, что у тебя все наладилось, Борислав.
      Ивана угрюмо зыркнула в сторону прохожего, который не отрывал от нее заинтересованного взгляда.
      - Мы уходим, Ница!
      - Мама, мне не холодно. Небо прояснилось.
      - Мы уходим! И они ушли.
      Флека почесал затылок.
      - Итак, маэстро. Что здесь сейчас произошло?
      - Она славная девочка. Правда, иногда капризничает. Молодые все такие. Тут ничего не поделаешь. - Борислав пожал плечами. - Давай зайдем внутрь и там поговорим о делах.
      Он заковылял к своему пустому киоску. Флека зашел вслед за ним и ухитрился захлопнуть дверь.
      - Никогда раньше не был внутри, - заметил Флека, осматривая все обнаженные швы на предмет возможного взлома воровской фомкой. - Я подумывал открыть собственный киоск, да только… ну, это такое хлопотное дело.
      - Все дело в потоке товаров, поделенном на площадь. С этой точки зрения, киоск - сверхприбыльное предприятие розничной торговли. Но это предприятие для одного человека. Здесь можно вести дела только в одиночку.
      Флека посмотрел на него мудрыми круглыми глазами.
      - Эта девочка, которая так плакала из-за своих волос… Она не твоя дочь, а?
      - Что? Нет.
      - А что случилось с ее отцом? Его унес грипп?
      - Она родилась намного позже, но ты прав, ее отец умер. - Бори-слав закашлялся. - Он был моим добрым другом. Солдат. Очень красивый парень. Его девочка просто милашка.
      - Значит, ты ничего для этого не делал. Потому что ты не солдат, и не богат, и не красив.
      - Ничего не делал - для чего?
      - Такая женщина, как Ивана, она не ждет красавца-солдата. Или богатого босса. Такая женщина, как она, хочет красивое платье. Или капельку духов. А главное - иметь в своей постели кое-что получше бутылки с горячей водой.
      - Ну, у меня киоск и сломанная нога.
      - У всех нас, мужчин, сломанная нога. Она подумала, что тебя ограбили. И прибежала прямо сюда, прихватив все, что могла, запихнув вещи в наволочку. Значит, ты не урод. Ты - глупец. - Флека ударил себя кулаком в грудь. - Я урод. У меня три жены: одна в Бухаресте, одна в Люблине, а та, что в Линце, даже не цыганка. Они закопают меня живым, маэстро. С этим ничего нельзя поделать, потому что я мужчина. Но это не про тебя. Ты - глупец.
      - Спасибо за бесплатное предсказание судьбы. Ты все знаешь, да?
      Она и я были здесь в тяжелые времена. Вот в чем дело. У нас с ней своя история.
      - Ты фанатик. Ты шут. Я вижу тебя насквозь, как витрины этого киоска. Тебе нужно строить жизнь. - Флека ударил кулаком по обоям киоска и громко вздохнул. - Послушай, жизнь грустна, правильно? Жизнь - печальная шутка, даже когда она есть. Итак, Бутсы. Теперь я тебе расскажу о своем фабрикаторе, потому что у тебя есть деньги и ты его у меня купишь. Это красивая машина. Очень плодовитая. Она из больницы. Ей полагалось делать кости. Эта инструкция посвящена изготовлению костей, и это плохо, потому что никто не покупает кости. Если ты глухой и хочешь получить маленькие черные косточки для ушей - вот для чего эта машина. И еще: эти черные игрушки, которые я с ее помощью сделал, я их не могу раскрасить. Они слишком твердые, поэтому краска сразу же слетает. Что бы ни изготовил этот фабрикатор, оно будет твердое и черное, и ты его не сможешь раскрасить, этой вещи положено находиться внутри больного… К тому же я не умею читать глупые инструкции. Ненавижу читать.
      - Он работает от стандартного напряжения?
      - Я его запускал от постоянного тока, подключая к аккумулятору своего автомобиля.
      - Где сырье?
      - Оно упаковано в большие мешки. Порошок, желтый порошок. Фабрикатор каким-то образом склеивает его, при помощи искр или еще как-то, он делает порошок блестящим и черным и связывает его очень быстро.
      - Я беру сырье вместе с машиной, по одной цене.
      - Это еще не все. Помнишь тот раз, когда я поехал в Вену? Мы собирались заключить сделку. Мы уже ударили по рукам, а я это дело провалил. Из-за Вены.
      - Правильно, Флека. Ты полностью его провалил.
      - Значит, это моя цена. Часть моей цены. Я продам тебе машину для производства игрушек. Мы сейчас достанем ее из автомобиля и затащим в киоск в целости и сохранности. Когда представится случай, я привезу тебе мешок с угольной соломкой. Но мы забудем о Вене. Мы просто о ней забудем.
      Борислав ничего не сказал.
      - Ты простишь тот мой проступок. Вот чего я от тебя хочу.
      - Я это обдумаю.
      - Это часть сделки.
      - Мы забудем прошлое, и ты отдашь мне машину, сырье и еще пятьдесят баксов.
      - Ладно, продано.
       6.
      Когда фабрикатор оказался внутри киоска, у Борислава не осталось места для самого себя. Ему удалось переписать инструкции из черного молчаливого фабрикатора в свой ноутбук. Солнце уже взошло. Хотя все еще было сыро и зябко, официанты из «Трех котов» уже расставляли белые стулья, сложенные на ночь стопкой. Борислав сел за стол. Он заказал кофе и начал внимательно читать неуклюжий машинный перевод польского руководства.
      Сельма пришла ему надоедать. Она была замужем за школьным учителем, славным малым, имевшим постоянную работу. Сельма называла себя художницей, делала украшения и одевалась, как лунатик. Школьный учитель был высоко мнения о Сельме, хотя она спала со всеми подряд и ни разу не приготовила ему приличного обеда.
      - Почему твой киоск пуст? Почему ты торчишь здесь без дела? Борислав отрегулировал угол наклона экрана.
      - Я осваиваю средство производства.
      - Что ты сделал со всеми моими браслетами и ожерельями?
      - Я их продал.
      - Все?
      - Все до единого.
      Сельма села, словно ее ударили клюшкой.
      - Тогда ты должен угостить меня бокалом шампанского! Борислав нехотя достал телефон и послал сообщение официанту. Поднимался резкий ветер, но Сельма, гордая собой, все сидела над
      стаканом дешевого итальянского красного.
      - Не жди, что я быстро пополню твои запасы! На мои художественные произведения большой спрос.
      - Спешить некуда.
      - Я прорвалась на рынок предметов роскоши, за рекой, в «Межконтинентальном». Этот отель берет все ожерелья из слоновой кости, которые я делаю.
      - Да-да, - рассеянно пробормотал Борислав.
      - Короткие бусы из слоновой кости, они пользуются неизменным спросом у глупых стареющих туристок с увядшей шеей.
      Борислав поднял глаза от экрана и взглянул на женщину.
      - Тебе не пора бежать к верстаку?
      - О, конечно, конечно, «дай людям то, чего они хотят», это твоя больная мелкобуржуазная философия! Те иностранные туристки в больших отелях, они хотят, чтобы я делала унаследованный от прошлого кич!
      Борислав махнул рукой в сторону улицы.
      - Ну, мы ведь живем в районе Старинных искусств.
      - Послушай, глупец, когда это место было районом Передовых искусств, здесь было полно авангардистов. Посмотри на меня хоть раз. Разве я из музея? - Сельма рывком задрала юбку до середины бедра. - Разве я ношу старые крестьянские башмаки с загнутыми носами?
      - Какой черт в тебя вселился? Ты села на паяльник? Сельма прищурила подведенные глаза.
      - Что мне, по-твоему, делать со своими руками и мастерством художника, когда ты штампуешь всевозможные украшения фабрикато-рами? Я только что видела эту дурацкую штуку в твоем киоске.
      Борислав вздохнул.
      - Послушай, я не знаю. Ты мне скажи, что это означает, Сельма.
      - Это означает революцию. Вот что. Это означает еще одну революцию.
      Борислав рассмеялся.
      Сельма нахмурилась и подняла руку в лайковой перчатке.
      - Послушай меня. Первый переходный период. Когда рухнул коммунизм. Люди вышли на улицы. Все приватизировали. Рынок испытывал большие потрясения.
      - Я помню те дни. Я был ребенком, а ты даже еще не родилась.
      - Второй переходный период. Когда рухнул глобализм. Не стало нефти. Начались войны и банкротства. Начались болезни. Это случилось, когда я была ребенком.
      Борислав счел за лучшее промолчать. Учитывая все обстоятельства, его собственный Первый переходный период был более благоприятным временем для детства.
      - Затем идет Третий переходный период. - Сельма вздохнула. - Когда эта постоянно растущая кибернетическая интервенция в производство высвобождает человеческую креативность.
      - Ладно, и что это значит?
      - Я тебе говорю, что это значит. Ты не слушаешь. Мы живем в Третьем переходном периоде. Это революция. Прямо сейчас. Здесь. Это не коммунизм, это не глобализм. Это следующий период. Это происходит. Современный художник уже не просто реагирует на поток лишенных смысла товаров, он использует силу творчества во имя революционной гетерогенности!
      Сельма нередко с самодовольным видом несла претенциозную чушь. Но не такую, как сейчас. Такого Борислав от нее еще не слышал.
      - Где ты всего этого набралась?
      - Здесь, в этом кафе! Ты просто не слушаешь, вот в чем твоя проблема. Ты никогда никого не слушаешь.
      - Я тоже здесь живу, знаешь ли. Я бы слушал твою безумную болтовню весь день, если бы от нее был какой-нибудь толк.
      Сельма опустошила свой стакан. Затем сунула руку под свитер, связанный вручную с претензией на художественность.
      - Если ты будешь над этим смеяться, я тебя убью. Борислав взял ожерелье, которое она ему протянула.
      - Откуда это? Кто тебе это прислал?
      - Оно мое! Я его сделала. Собственными руками.
      Борислав вертел в руках спутанную цепочку. Он не был ювелиром, но знал, как выглядит достойное ювелирное украшение. Это украшение не было достойным. Если самые изощренные усилия поисковых систем вызывали нечто, похожее на произведения с Марса, тогда это ожерелье было прямо с Венеры. Оно состояло из тонких металлических стружек, серебряных шариков и осколков топаза. Такое могло привидеться только в кошмаре.
      - Сельма, это не обычная твоя работа.
      - Машины не видят снов. А я вижу. И это ожерелье - из моего сна.
      - Вот как. Ну, конечно.
      - Признаюсь, это был кошмарный сон. Но я проснулась! Потом я воссоздала свое видение! Я терпеть не могу дешевки! Я делаю побрякушки только потому, что ты не хочешь продавать ничего другого!
      - Ну… - Никогда раньше он не разговаривал с Сельмой откровенно, теперь же блеск ее сверкающих влажных глаз привел его в замешательство. - Я не знаю, сколько заплатить за такое… произведение искусства.
      - Но кто-нибудь его захочет купить? Правда? Не так ли? - Ее взгляд молил. - Кто-нибудь? Мое ожерелье купят? Даже несмотря на то, что оно… другое.
      - Нет. Это не то украшение, которое покупают. Это такое украшение, на которое люди смотрят и, вероятно, смеются. Но потом придет одна особенная женщина. Ей очень захочется иметь именно это ожерелье. Ей захочется этого больше всего на свете. Она купит эту вещь, сколько бы та ни стоила.
      - Я могла бы делать и другие вещи, подобные этой, - заявила Сельма и положила руку на сердце. - Потому что теперь я знаю, откуда все это берется.
       7.
      Борислав установил фабрикатор в пустом киоске, взгромоздил его на прочный деревянный пьедестал, чтобы люди могли видеть, как он работает.
      Первым, что он выбрал для производства, были, естественно, заколки-игрушки. Борислав одолжил несколько забавных заколок у Джованицы и скопировал их в своем киоске на медицинском сканере.
      Разумеется, фабрикатор выплюнул россыпь блестящих черных копий.
      Джованица позабавила небольшую толпу, подпрыгивая на них. Заколки сломать не удалось, но дешевые металлические пружинки быстро лопнули.
      Тем не менее, когда игрушка ломалась, ничего не стоило бросить ее обратно в бункер аппарата. Тот пережевывал черный предмет, испуская запах озона, пока эта вещица не превращалась снова в желтый порошок.
      В соломку, прямо как золото.
      Борислав быстро набросал бизнес-план на обороте пивной подставки из «Трех котов». Умножив часы своей работы на цену за один грамм, он вскоре установил уровень доходности. У него появилась новая производственная линия.
      При помощи нового фабрикатора он мог копировать форму любого маленького предмета. Конечно, он не был способен в буквальном смысле «копировать» всё: щенка, красивое шелковое платье, холодную бутылку пива, об этом и речи не шло. Но большая часть того, что сделано из однородного, твердого материала, копировалась легко: пустая бутылка, вилка, кухонный нож.
      Кухонные ножи сразу же стали гвоздем программы. Инструменты получались блестящими и черными, очень грозными и пугающими, и было ясно, что их никогда не понадобится точить. Вид фабрикато-ра, который бесперебойно выплевывает острые как бритва ножи, приводил людей в священный трепет. Дети просто осаждали киоск, а взрослые собирались поодаль и обсуждали чудеса техники.
      Чтобы предоставить удобства жаждущей толпе зевак, служащие «Трех котов» выставили столы и стулья на воздух и даже развернули над ними полосатый тент, такой веселенький, слово сейчас было лето.
      Погода благоприятствовала импровизированной вечеринке жителей квартала.
      Мирко из «Трех котов» накормил Борислава бесплатно.
      - Мне это приносит хорошую прибыль, - признался Мирко. - Ты тут устроил девять дней чудес. Это мне очень напоминает конец Второго переходного периода. Помнишь, когда снова включили освещение в городе? Да, брат, это было замечательное время.
      - Так долго продолжаться не может. Мне нужно вернуться в киоск и продолжать работу.
      - Замечательно, что ты опять здесь, вместе с нами, Бутсы. А то мы забыли, когда болтали последний раз. - Мирко виновато развел руками, потом поскреб стол. - Теперь я держу это заведение… дела отнимают много сил… это все моя вина.
      Борислав принял плату от мальчишки, который изготовил себе твердую, как камень, черную модель динозавра.
      - Мирко, у тебя есть место для большого торгового автомата? Рядом с твоим кафе? Мне необходимо вытащить этого черного зверя из моего киоска.
      - Ты действительно хочешь установить здесь торговый автомат? Похожий на банкомат?
      - Наверное, да. Это окупится.
      - Бутсы, мне нравится толпа, которую ты ко мне приводишь, но почему бы тебе просто не поставить свою машину туда, куда ставят банкоматы? Есть сотни банкоматов. - Мирко забрал у приятеля пустую тарелку. - Есть миллионы банкоматов. Эти машины заполонили весь мир.
       8.
      Шли дни. Люди не отпускали его обратно, к нормальной жизни. Появился спортивный азарт, все хотели видеть новые фокусы фабри-катора. Стало модным изготавливать причудливые вещи для прикольного подарка: твердокаменный букет роз, например. Можно было вручить этот черный букет подружке, а если она выразит недовольство, то вернуть его обратно, взвесить, а потом получить часть денег за желтую пыль.
      Нескончаемый уличный спектакль превратился в тоник для всех окрестных жителей. Очень скоро каждый бездельник из кафе или студент-прогульщик стал самозваным экспертом по фабрикаторам, фабрикации и революционным суперфабрикаторам, которые умеют копировать сами себя. Люди приводили родственников, чтобы те посмотрели. Заходили туристы и делали снимки. Естественно, всем им хотелось переговорить с хозяином.
      Иной раз посетители выкидывали странные номера. Однажды явилась юная новобрачная со свадебным сервизом. Она оплатила копию каждого предмета, затем с грохотом публично разбила оригиналы на улице. Явился коп, чтобы призвать молодую к порядку. Потом полицейскому захотелось переговорить с владельцем чудо-аппарата.
      Борислав сидел с профессором Дамовым, академиком и болтливым ханжой, директором местного этнографического музея. Музей, основанный на деньги города, специализировался на том, что Дамов называл «материальной культурой». Под этим подразумевались пыльные витрины, набитые боевыми знаменами, священными медальонами, домашней утварью, рыболовными сетями, прялками, граммофонами и тому подобным. Учитывая новые обстоятельства, профессору было что сказать.
      - Сержант, - разглагольствовал Дамов, оживленно размахивая бокалом вина, - вас, возможно, удивит, когда вы узнаете, что слово «киоск» - древний оттоманский термин. В первоначальном оттоманском киоске ничего не покупали и не продавали. Киоск был царским подарком правителя своему народу. Киоск был тем местом, где дышали вечерним воздухом, размышляли, наслаждались жизнью; он представлял собой элегантную садовую беседку.
      - Но они не разбивали на тротуаре свои свадебные сервизы, - возразил коп.
      - А известно ли вам, что если новобрачная плохо себя вела, ее зашивали в кожаный мешок и бросали в Босфор!
      Копа удалось умаслить, и он пошел своей дорогой, но вскоре появился его коллега, переодетый в штатское, и занял одно из лучших мест в «Трех котах». Это изменило общее настроение. Наблюдение полиции доказывало, что суета вокруг киоска - нечто большее, чем просто покупательский ажиотаж.
      Спустились сумерки. Пришла компания механиков из гаража, все еще в своих грязных комбинезонах, и принялась совершенно серьезно обсуждать возможность копирования деталей троллейбуса. Явился театральный актер со своей свитой, давал автографы и заказал выпивку всем своим друзьям.
      Возникли студенты, и отнюдь не за тем, чтобы наливаться пивом. Они заняли столик, заказали самую дешевую пиццу и начали обсуждать какие-то свои планы.
      На следующий день актер привел с собой всех исполнителей пьесы, а студенты-радикалы вернулись в удвоенном количестве. Они заняли еще больше столов, заказали гораздо больше пиццы. Теперь у них имелись секретарь и казначей. На куртках вожаков красовались блестящие черные пуговицы-значки.
      Приехал автобус из сельской местности и выгрузил группу фермеров. Крестьяне сделали одинаковые копии чего-то такого, что им всем отчаянно хотелось иметь, но что они очень старались скрыть от зевак.
      В переполненное кафе зашел Туз. Он с раздражением обнаружил, что ему придется ждать своей очереди, чтобы переговорить с Борисла-вом с глазу на глаз.
      - Успокойся, Туз. Угостись-ка пиццей со свининой. Здешний хозяин - мой старый друг, и сегодня он щедр.
      - Ну, а мой босс недоволен, - парировал Туз. - Здесь делают деньги, а ему никто об этом не сказал.
      - Передай своему большому боссу, чтобы расслабился. Я делаю не больше денег, чем обычно в киоске. Это должно быть очевидно: подумай о темпах моего производства. Эта машина способна изготавливать всего несколько копий в час.
      - Ты что, отупел? Посмотри на толпу! - Туз стащил свои черные очки и оглядел битком набитое кафе. Несмотря на холодную погоду, цыганский оркестр рассаживался по местам с аккордеонами и тромбонами. - Ладно, вот тебе доказательство: видишь того самодовольного типа, который сидит в обществе переодетого лейтенанта? Он один из них!
      Борислав искоса взглянул на гангстера-конкурента. Парень из банды Северной реки здорово смахивал на Туза, только кроссовки у него были красные, а не синие.
      - «Речные мальчики» выдвигаются сюда?
      - Они всегда зарились на мой участок. Очень бойкое место!
      На сей раз «речной мальчик» проявил смелость. Еще недавно в кафе «Три кота» гангстеров пристреливали. И не так уж редко. Это было славной местной традицией.
      - У меня руки чешутся отколотить этого парня, - солгал Туз, покрываясь потом, - но он ведь сидит с копом! И наш любимый политик тоже здесь!
      Борислав спросил себя, уж не слабеет ли у него зрение. В прежние времена он бы ни за что не упустил таких подробностей.
      В кафе просочилась целая орда политиков и расселась по соседству с гангстером. Местные политики всегда ходили отрядами. Маленькими, беспокойными шайками.
      Один из них был национальным представителем района Искусств. Мистер Славич являлся членом Радикальной либерально-демократической партии, отколовшейся клики благонамеренных, чересчур образованных психов.
      - Я тебе выдам хорошую шутку, Туз. Любой политик обладает тремя основными качествами: умом, честностью и умением добиваться результатов. Но нужно выбрать два из них.
      Туз заморгал. Он не понял.
      Борислав с трудом оторвался от пластмассового стула и захромал к мистеру Славичу, чтобы обменяться с ним радостным рукопожатием. Молодой адвокат был умен и честен и поэтому не добивался результатов. Тем не менее Славич благодаря большому уму мгновенно уловил назревающие в его районе политические события. Он уже нацепил блестящую черную «пуговицу» молодых студентов-радикалов.