Без акул, ясное дело, не обошлось. Местные твари слегка отличались от тех, что обитали у полуострова Чаек, однако уже знакомые нам злобные оскалы, летучие рыбы-навигаторы и незвериный ум имелись и здесь. Позабыв о ранах, Десперандум кидался в бой наравне с остальными, и без устали мотал лопаткой* из стороны в сторону. Акулы опасались приближаться к нему, но однажды летучая рыба, избегнув сетей Далузы, оттяпала капитану кусок уха. Десперандум сбил обидчицу на палубу и растоптал всмятку, после чего старался целить акулам по глазам. Ослепнув, они теряли осторожность и яростно таранили борта "Выпада", выпрыгивали из пыли и грызли перила. Покончив с перилами, они кусали все, что ни попадалось. Команде пока что удавалось не попадаться: при виде того, с каким остервенением рубится капитан, матросы предпочитали держаться в стороне. Впрочем, у лишившихся зрения акул времени почти не оставалось - как правило, Десперандуму хватало двух секунд, чтобы скользкой от крови лопаткой довершить начатое. Вскоре мы достигли еще одной вехи своего пути. На горизонте постоянно виднелись утесы - будто крепости, с древних башен которых в сумерках стекал розовый перламутр отраженного света. Сейчас же мы приблизились к пятидесятимильному подножию наиболее отвесной стены сушняцкого кратера, к чуду природы, обычно именуемому просто "Утес". Высота Утеса - семьдесят миль. Словами этого не передашь. Пожалуй, я мог бы рассказывать часами, но так и не выразить того потрясающего воздействия, которое оказывает на наблюдателя семидесятимильный колосс. И все же я попытаюсь. С какой скоростью человек способен карабкаться по скале? Мили две в день? Пусть будет две мили. Читатель, поднявшись на две мили, вы не покорили бы даже валунов, что громоздятся у основания Утеса. К концу второго дня восхождения вам станет трудно дышать. С кислородной маской вы осилите еще милю. После придется облачиться в космический скафандр. Прежде, чем вы доберетесь до середины, на дневном небе зажгутся звезды. Через месяц вы будете ступать по камням, которые за последние четыре миллиарда лет не тревожил никто. Там, наверху, все очень старое, очень холодное и очень мертвое. Нет ветра, способного шевельнуть пыль, копившуюся на протяжении бесчисленных эпох. Нет ручьев, торящих русло, нет росы, замерзающей в трещинах скал, нет ни мхов, ни лишайников, что с терпеливым упорством, будто чувствительными пальцами, шарят по склону в поисках крохотных зацепок. Может, раз в десять лет струйка пыли неслышно скользнет меж древних камней вниз, к безводному морю. И все же, рано или поздно, вы добрались бы до самой вершины. Вы оказались бы на безвоздушной пустоши, в окружении истерзанных, раздробленных камней, этих безгласых свидетелей безумной жары и убийственного холода. Обернись и взгляни назад, читатель. Ты видишь кратер? Широкий, округлый и величественный. Там, внизу, над морем пыли блестит на солнце океан воздушный. Почти миллион человек живет на дне этой гигантской дыры, этого невероятного кратера, этого единственного широко раскрытого глаза на пустом лике планеты. - Еще два месяца, - сообщил я Далузе, поглаживая ее сквозь одеяло, и мы вернемся на Остров, на твердую землю... - Она замурлыкала в ответ, и я улыбнулся ей в полутьме. - Ты говорила, что хочешь убраться с этой планеты... - продолжил я. - Да. - Я тоже жду не дождусь. Так вот, вскоре после возвращения я разживусь хорошими деньгами. - Примерно через четыре месяца, прикинул я. С запасом хватит, чтобы известить торговцев Пламенем на Мечте о том что здесь творится и о моем последнем улове. Пара пакетов моего забойного зелья - и они будут землю рыть, лишь бы залучить меня к себе. Рано отчаиваться - я знаю химиков с Мечты, которые наверняка сумеют синтезировать Пламя. А то и улучшить. - Куча денег. И мы сможем улететь отсюда. Вдвоем. Она промолчала. - Верно, наше положение выглядит незавидным, - я сделал ударение на "выглядит", - но с деньгами мы сможем все на свете! Например, изменить твой метаболизм, или, если это окажется слишком сложным, я изменю свой. Мы будем жить вместе долгие годы, а может - столетия. Если захочешь, заведем детей. Никакого ответа. Испугавшись тишины, я снова заговорил. - Я чувствую, между нами есть что-то, какая-то связь, которая может стать очень прочной и очень долгой, - не унимался я. - Не знаю почему, но я люблю тебя, люблю безумно, и именно поэтому... Я сунул руку под одеяло и достал кольцо, из тех, что захватил с собой в путешествие. Кажется, я уже говорил о своей страсти к собиранию колец. Этим я особенно дорожил: небольшое терранское земноводное из серебра; одна из четырех мощных и длинных лап вытянута дугой и касается головы. - ... я дарю тебе это кольцо. Это часть старинного терранского обряда, называемого "обручение". Надев его, ты подтвердишь, что мы вверяемся друг другу и больше никому. - Очень красивое, - хрипло отозвалась Далуза. Подняв взгляд, я увидел, что на ее лице поблескивают слезы. Это окончательно меня растрогало - всю жизнь думал, что "плакать от счастья" - не более чем поэтическая вольность. - Погоди, не надевай, - спохватился я, - его еще надо прокипятить. - И, когда я его надену, мы будем официально обречены? - Обручены, - поправил я. Неожиданно Далуза разрыдалась. - Я боюсь, - всхлипывала она, - боюсь, что ты меня разлюбишь, разлюбишь и бросишь. Однажды ты посмотришь на меня и поймешь, что во мне нет ничего особенного. И как я тогда буду жить - без тебя? - Такого никогда не случится, - заверил я. - Пока я жив, я буду любить тебя, я это знаю твердо. Видит Бог, все меняется, и я, и ты, но у нас впереди - много лет, века. Придет время - и ты решишь, что делать дальше. - Я боюсь... - Все будет хорошо, обещаю, - я приподнялся. - Давай все-таки прокипятим кольцо. Тогда ты сможешь его надеть. Далуза встала и смахнула слезы. - А куда мы полетим? - На Мечту. Тебе там понравится. Там до сих пор остались необжитые места - очень строг контроль над рождаемостью. И климат мягкий. Я жил там до того, как перебрался сюда. У меня там много друзей. - А если они нас не примут? - Тогда они перестанут быть моими друзьями. Мне... нам будет хорошо и без них. - Я плеснул в сковороду несколько унций воды, поставил на огонь и опустил туда кольцо. - Хватит хмуриться, Далуза, - подбодрил я. - Ну, как мы умеем улыбаться? Вот, совсем другое дело. Хочешь, мы закатим настоящую терранскую свадьбу, самую что ни на есть традиционную. Сомневаюсь, правда, что на Мечте отыщется подходящий священник, но монотеиста, согласного исполнить нужные обряды, мы наверняка найдем. А после операции мы заживем как настоящая семья, вот только мало кому из мужей повезло с такой красавицей-женой, как ты. Теперь она улыбнулась по-настоящему. - И ты, и я - не вполне нормальные люди, - продолжил я, приглядывая за кольцом, - но из-за этого не обязательно страдать. У нас есть право жить без мучений и боли, как и у любого другого. Без всех этих ожогов, без крови. Щипцами я выудил кольцо из кипящей воды и помахивал им в воздухе, чтобы остыло. - Может, нам не стоит торопиться? - проговорила Далуза, не отрывая глаз от кольца. - Вдруг, когда мы сойдем на берег, когда ты снова встретишь обычных женщин, ты меня забудешь? - В ее голосе сквозило отчаяние. Внутренне я нахмурился, но виду не подал: - За себя я спокоен. Кольцо уже остыло. Готова? Она взяла его.