Глава XV. Старая бумага в хижине

Ваби и Мукоки почти одновременно с Родериком увидели в тени ущелья, среди кедров и сосен, растущих на берегу, старую деревянную хижину, когда-то построенную англичанином Джоном Боллом и двумя французами Петером Плантом и Анри Ланглуа. Хижина эта вплоть до самого убийства Болла служила штаб-квартирой этих золотоискателей.

Родерик и Ваби не могли сдержать криков радости, вслед за которыми тотчас же прозвучало кряхтенье старого индейца.

Хижина находилась по другую сторону водопада, и для того, чтобы добраться до нее, прежде всего необходимо было обойти каскад, что представляло немалые трудности. Надо было подняться на одну из скал, а затем спуститься с нее. Все это в конце концов можно было выполнить, если бы только Мукоки не обнаружил гигантский ствол дерева, совершенно лишенный коры и почти потерявший свою листву, лежащий поперек каскада. Очевидно, во время бури дерево было вырвано с корнем, скатилось вниз и теперь представляло собой нечто вроде фантастического моста, который высился над пенистыми гребнями и по которому решил бы прогуляться либо величайший храбрец, либо безумец.

— А не попытаться ли нам пройти по этому дереву? — подсказал Мукоки с некоторой нерешительностью в голосе.

Он выразительно пожал плечами, словно хотел предупредить, что этот способ не лишен риска. Но он не успел еще кончить свои слова, как Родерик, укрепив на спине ружье, стремительно бросился вперед по направлению к стволу. Словно акробат, вцепившись в дерево руками и ногами, он медленно и осторожно стал ползти вдоль дерева, которое кое-где лизала бешеная вода.

Товарищи, едва дыша, напряженно следили за каждым его движением, полные боязни, что сосна, едва-едва сохраняющая равновесие, вдруг опрокинется под тяжестью молодого человека и повлечет его за собой в пучину. Но, к счастью, все обошлось вполне благополучно, и Родерик, живой и невредимый, добрался до подножия водопада.

Соблюдая ту же осторожность, Мукоки и Ваби последовали его примеру, и через несколько минут все трое сошлись по ту сторону каскада на расстоянии двадцати шагов от хижины. Они не сразу двинулись вперед, немного посовещались, и затем Мукоки чисто машинально приложил свое ружье к плечу и выразительно оглянулся по сторонам.

Хижина была настолько стара и ветха, что казалось странным и даже невероятным, что она могла до сих пор устоять против ветра и непогоды. В ней не было ни единого окна, а на том месте, где некогда находилась дверь, стояло дерево, имевшее по меньшей мере фут в диаметре. На прогнившей насквозь крыше кое-где росли крохотные сосенки, и брусья, из которых была построена хижина, представляли собой чуть ли не сплошную труху.

Наконец наши золотоискатели решительно двинулись вперед, но на полпути Мукоки положил свою сухую и жилистую руку на плечо Ваби. Странное, почти неподдающееся описанию волнение отразилось на его лице. Молча он указал пальцем на прогнившие брусья и на дерево, которое высилось у самого входа.

— Красная сосна! — произнес он с ужасом в голосе. — Очень старое дерево, очень старая хижина, страшно старая хижина!

Несомненно, он думал о другой хижине, о той самой хижине, где прошлой зимой они нашли скелеты Анри Ланглуа и Петера Планта, которые убили друг друга. Эта хижина выглядела гораздо старее, хуже, и с первого же взгляда можно было определить, что ее невозможно отремонтировать и приспособить под жилье.

В то время как старый индеец, готовый в любую минуту подать сигнал тревоги, озирался по сторонам, молодые люди просунули головы в узкие отверстия, которые имелись справа и слева между деревом и амбразурой двери.

Внутри было так темно, что в первую минуту они ровно ничего не могли разглядеть, но затем глаза их мало-помалу свыклись с царившим в хижине мраком, и внутренние стены стали принимать известные очертания.

Хижина была совершенно пуста. Ни стола, ни стула, ни табурета! Прежние обитатели не оставили никаких следов своего пребывания.

Мукоки ограничился тем, что внимательно осмотрел наружные стены домика, после чего вернулся к каскаду и перекинутому через него дереву, которое он стал разглядывать с большим вниманием.

— Вот любопытно, — сказал Ваби, обратясь к Родерику, — чего вдруг он так заинтересовался этим деревом? Очевидно, у него возникла новая мысль. Он никогда ничего зря не делает!

Родерик, который тоже искал что-то, обратил свое внимание на сосновую ветвь, сломанную ветром, и поднял ее с земли. На конце ветви имелось большое количество застывшей смолы. Молодой человек поднес к ней зажженную спичку, и ветвь мигом запылала и превратилась в факел.

В то время как Ваби, заинтригованный таинственным поведением Мукоки, направился в его сторону, Родерик с тем же горящим факелом в руках проник в старую хижину, внутренность которой была объята ледяным холодом и мраком.

Ни на полу, ни на стенах он ничего не обнаружил и лишь в последнюю минуту заметил на одной из стен небольшую этажерочку шириной с фут. Он подошел к ней поближе и при неверном свете соснового факела увидел на полке черную шкатулочку, заржавевшую от времени.

Молодой человек дрожащими руками схватил загадочную находку, которая была так легка, что в первую минуту показалась совершенно пустой. Может быть, в ней находились крошки последних табачных запасов Джона Болла! А может быть, в ней хранился…

Погасив факел, Родерик вышел на дневной свет, трепетно держа в руках последний дар, который преподнесла ему старая хижина и те люди, которые некогда проживали в ней. Шкатулка настолько была повреждена временем, что грозила ежеминутно рассыпаться меж пальцев.

Соблюдая исключительную осторожность, юноша снял крышку и тотчас же увидел свернутый лист бумаги, почти столь же ветхий, как и сама шкатулка. С таким же волнением, с каким он в прошлом году развернул кусок березовой коры, на которой был начертан план, он теперь расправил и разгладил пальцами бумажку. Края находки так истлели, что крошились при малейшем прикосновении, но середина ее находилась в сравнительно хорошем состоянии.

Он быстро пробежал глазами содержание документа, закрыл на мгновение глаза, открыл их, снова прочел бумагу и вдруг издал вопль безумной радости.

На минуту у него закружилась голова, и ему показалось, что он сейчас действительно заплачет от небывалого восторга.

— Мукоки, Ваби! — закричал он. — Живо идите сюда! Золото! Я нашел золото! Да идите же сюда!

И с этими словами он протянул бумагу по направлению к товарищам, которые бежали на его зов.

— Вот смотрите, что я нашел в старой хижине! — снова закричал он. — Это находилось в железной шкатулке, которую я обнаружил на полочке. Поглядите! Вот почерк… почерк Джона Болла, тот самый почерк, который мы видели на плане… на березовой коре.

Ваби, взволнованный не менее Родерика, выхватил из его рук бумагу и стал громко читать:

СЧЕТ ДЖОНА БОЛЛА, АНРИ ЛАНГЛУА И ПЕТЕРА ПЛАНТА

на 30 июня 1859 года.

Работа Планта: золота в слитках — 7 фунтов 9 унций; пыли — 1 фунт 3 унции.

Работа Ланглуа: золота в слитках — 9 фунтов 13 унций; пыли — ничего.

Работа Болла: золота в слитках — 6 фунтов 4 унции; пыли — 2 фунта 3 унции.

ВСЕГО 27 фунтов.

Выдано:

Планту: 6 фунтов 12 унций.

Боллу: 13 фунтов 8 унций.

Ланглуа: остальное.

Легко понять состояние, в котором находились золотоискатели после того, как Ваби кончил чтение. Теперь исчезли всякие сомнения в том, что золотые источники находятся в самой непосредственной близости.

— Я думаю, — заговорил наконец после длительной паузы Родерик, — что мы нашли именно то, что нам было нужно.

— Да, пожалуй, ты прав! — согласился Ваби.

Что касается Мукоки, то он был определенно подавлен и не скрывал этого. За этот день произошло так много неожиданного, что у него слегка кружилась голова. Ему вдруг показалось, что золото, которое они так настойчиво ищут, сейчас чисто автоматически и по собственной инициативе приблизится к ним, и вот почему он стал переводить беспокойный взгляд с каскада на отвесные стены ущелья, на расщелины, на прибрежный песок и на старую, разваливающуюся хижину…

— По моему мнению, — снова заговорил Родерик, — главный источник золота должен находиться на дне потока. Я почти не сомневаюсь, что мое предположение совершенно правильно. Золотая пыль в подавляющем большинстве случаев попадается в песке, который лежит на дне и постепенно уносится течением. В известной степени то же самое можно сказать и о золотых самородках.

— Во всяком случае тут будет очень легко работать! — заметил Ваби. — Я полагаю, что наибольшая глубина потока не превышает четырех футов. Мы можем немедленно приступить к работе. Для этого прежде всего придется вернуться к пироге и достать наши тазы.

Все трое направились к водопаду и по стволу дерева снова переправились на другую сторону. Трудно было найти и даже представить себе более странное зрелище, чем этот импровизированный мост. Огромный ствол был лишен коры, и его полированная поверхность блестела так, словно была смазана специальным составом.

— Чертовски скользко! — сказал Мукоки, глядя на дерево и нахмурив брови.

— Да, нечего сказать! — согласился Ваби, серьезный тон которого поразил Родерика. — Не дерево, а какая-то «мачта с призами». Не всякий проберется по такому мосту.

— Ты хочешь сказать что-то, но я не совсем понимаю тебя! — заметил Родерик. — Объяснись, пожалуйста!

— Ты угадал! — воскликнул Ваби. — Я хочу сказать (и в данном случае, мы кажется, вполне сходимся с Мукоки!), что это дерево не с сегодняшнего дня служит для переправы с одной стороны каскада на другую. Если бы по нему пробирались медведи, то остались бы следы их когтей. Трудно предположить, что им пользовались рыси, потому что эти звери, несомненно, исцарапали бы всю поверхность его. Какой бы зверь ни пробирался по нему, он изодрал бы ствол, но, как ты сам видишь, трудно представить себе более гладкую и полированную поверхность. Я склонен думать, что кто-то специально занялся тем, что отполировал ствол!

Мукоки энергично закивал головой и тем самым выразил полное свое согласие со словами Ваби, который выразительно засвистел.

— Другими словами, ты хочешь сказать… — начал Родерик.

— Другими словами, я хочу сказать, что все это — дело рук человеческих. Только человек, который многократно пускал в ход и руки и ноги, мог привести это дерево в подобное состояние. Весь вопрос теперь заключается лишь в одном: кто этот человек? Думается мне, что нам не придется очень далеко и очень долю искать его. Ты как думаешь, Родерик?

— Ты имеешь в виду сумасшедшего охотника?

— Да! — решительно заявил Ваби. — Ты угадал!

Конечно, это было слишком смелое утверждение, с которым, однако, так или иначе, приходилось считаться.

— Вот где таится источник золотых пуль! — энергично сказал Мукоки. — Надо думать, что «бешеная собака» главным образом обитает в этих местах.

— Этот вопрос мы сравнительно скоро выясним, — заметил Ваби. — Мы должны быть готовы ко всему. Я предлагаю первым делом свезти в старую хижину все наши съестные припасы, все инструменты, а также пирогу. После того, соблюдая максимальную осторожность, будем выжидать дальнейших событий.

Это было нелегкое дело! Пришлось положить много трудов на то, чтобы перенести по гладкому стволу все содержимое пироги, а вслед затем и ее саму. Родерик так увлекся работой, что однажды чуть не полетел головой вниз в водопад, но все в общем сошло благополучно.

Наступил час завтрака. Несмотря на адский голод, тот же Родерик заявил, что нечего торопиться и что прежде всего надо заняться делом.

— Кушать мы всегда успеем, — резюмировал он свои мысли, — а до того давайте пощупаем нашу речку и донышко ее.

С этими словами, не дожидаясь ответа товарищей, он взял один из чанов для промывки и направился к той части берега, где течение нанесло всего больше песку и гравия. Ваби, взяв другой чан, не замедлил присоединиться к нему и предоставил Мукоки возиться с завтраком.

Никогда до сих пор Родерику не приходилось промывать золото, но он имел некоторое представление об этом деле. Он был полон той исключительной радости, которая знакома всякому золотоискателю, нашедшему «добрую жилу»и вполне уверенному, что жила эта окупит все его труды и старания. Набрав в чан значительное количество песку и гравия, он стал постепенно зачерпывать воду и раскачивать чан то вперед, то назад, при чем делал это очень ритмично и регулярно и время от времени сливал через край поднявшуюся грязь.

Израсходовав всю воду, он набрал свежую и продолжал эту операцию минут пятнадцать, до тех пор, пока на дне чана не остался тонкий слой песка и гравия.

После того он начал самым пристальным образом разглядывать остаток, надеясь обнаружить в нем золотые блестки.

Легкий, беглый блеск заставил его издать громкое победное восклицание, но, когда он извлек острием ножа песчинку, то убедился, что это — слюда.

На расстоянии десяти метров от него сидел Ваби, который занимался тем же самым делом. В свою очередь, он ритмично кружил свой чан. Вода, вытекая из него, все время производила странный, хлюпающий звук: «сюис… сюис… сюис…»

— Послушай, Родерик, — сказал он, ни на миг не отрываясь от работы, — у тебя выходит что-нибудь?

— Ровно ничего! — быстро ответил его друг. — А у тебя, Ваби?

— И у меня ни черта не выходит! То есть… как бы тебе сказать… Мне попадаются время от времени блестки, которые отливают сталью, но…

— …но это — слюда! С чем тебя и поздравляю! Весь берег полон ею. И радости от этого немного.

Оба продолжали свою бесплодную работу с таким серьезным и вместе с тем сокрушенным видом, что опытный золотоискатель, глядя на них, покатился бы со смеху.

— А ну-ка, Род, подойди ко мне поближе! — снова произнес Ваби. — У меня опять что-то подозрительное блестит. Довольно крупная песчинка! Иди-ка сюда!

— Опять слюда?

— Нет, не думаю, чтобы это была слюда. Насколько я могу судить, тут другие оттенки. Это — большой шарик, величиной с горошину.

Родерик так стремительно вскочил с места, точно кто-то вонзил ему булавку в спину. Он бросил на землю свой чан и закричал:

— Помни раз и навсегда следующее: слюда идет тонкими, чешуйчатыми пластами. В виде шариков она никогда не встречается. Покажи-ка, Ваби!

Он подбежал к Ваби и склонился над его плечом.

В тазу, который держал Ваби, Родерик действительно заметил маленький желтый полированный шарик, который сверкал на солнце.

— Еще раз говорю тебе, — повторил он, — что в таком виде слюда не попадается. Кроме того, слюда имеет незначительный вес, а это… — Кончиком ножа он отделил находку, вынул ее из чана и взвесил на руке.

— Шарик этот весит довольно много, даже очень много…

— В таком случае…

— В таком случае? В таком случае, по-моему, это может быть только золото! А что еще, как не золото?

В этот миг раздался голос Мукоки:

— Завтрак готов!

Глава XVI. Кто был сумасшедший?

— Сейчас, сейчас идем! — отозвался Родерик. И, повернувшись снова к Ваби, он продолжал:

— Может быть, я и ошибаюсь, но считаю, что тут по меньшей мере четверть унции!

Оба друга пристально разглядывали содержимое чана Ваби, когда к ним подошел Мукоки.

— Поглядите-ка, Мукоки! — сказал Родерик и протянул ему найденный слиток. — Что скажете? Как вы находите нашу работу? Вы должны разрешить наши сомнения. Если мы правы и добились своего, то я предлагаю троекратное «ура»! Первое — за эту штучку. Второе — за старую карту на березовой коре, которая не обманула нас. Третье — за Джона Болла и его бумажку! Третье «ура» будет самым торжественным и искренним.

— Кричать-то можно, — ответил старый индеец, — но потише, про себя. Надо знать, что здесь страшно громкое эхо! Я почти не сомневаюсь, что наши крики будут слышны на расстоянии доброй мили отсюда. Может быть, и не стоит привлекать внимание «того», которого, не зная, мы все же достаточно знаем?

— Это правильно! — согласился Родерик.

Мукоки успел разбить лагерь близ старой хижины, у небольшой кедровой рощицы, под прикрытием большой скалы. Маленький слиток был помещен подле самого костра, на полене, поставленном стоймя. Пламя, отражавшееся на нем, заставляло его играть самыми чудесными оттенками, которые замечательно действовали на аппетит.

Родерик за обе щеки уплетал здоровенный кусок медвежьего окорока и в то же время находил время для выражения мыслей, которые накопились в его голове.

— Я позволю себе думать, — говорил он, — что мы овладели нашим золотом. Природа хотела скрыть его от нас, но ей не удалось нас провести. Чары разбиты. Это ущелье полно золота, которое мы можем найти повсюду, куда только ни повернемся. Все это так замечательно и чудесно, что даже не верится. Моментами кажется, что нам снится волшебный сон. Но это — сон наяву. В течение одного месяца Джон Болл и его товарищи нашли двадцать семь фунтов золота, что в переводе на деньги равно семи тысячам долларов. Ведь они нашли самый подлинный клад, который теперь переходит в наши собственные руки.

С завтраком быстро покончили. После прекрасного кофе и легкого отдыха Родерик и Ваби снова отправились на реку, захватив с собой чаны. Мукоки на этот раз пошел вместе с ними.

Склонившись над водой и с головой уйдя в работу, все трое упорно молчали. Интересно было знать, кто первый из них издаст радостное восклицание, сделав счастливое открытие?

Так прошло четверть часа, полчаса, целый час — и по-прежнему никто не проронил ни слова. Тщетно наполнялись и опорожнялись чаны. Мукоки не остановился пред тем, чтобы дойти до середины реки и набрать там полный таз песку и гравия, но полученные им результаты нисколько не превзошли результатов Родерика и Ваби. Великое разочарование отразилось на лицах друзей.

Наконец Мукоки заявил, что нашел крохотный кусочек золота, величиной с булавочную головку. Это открытие подняло дух золотоискателей, и Родерик и Ваби, сняв сапоги и подняв до колен панталоны, присоединились к индейцу, который все еще оставался посреди течения.

Однако последующий ряд промывов ровно ничего не принес, и отчаяние снова стало овладевать людьми. Ясно было, что нечего надеяться на то, чтобы сразу найти большое количество золота. Весьма возможно, что неторопливая, тщательная и упорная промывка дала бы что-нибудь, но для этого требовалось чрезвычайно много времени и терпения.

— Тут ничего особенного ждать нельзя! — произнес наконец Ваби. — Я предлагаю углубиться в ущелье или же начать промывку повыше водопада. Тут только зря время тратим!

— Правду сказать, — ответил Родерик, — я ровно ничего не понимаю. Ведь ясно: там, где имеются маленькие слитки, обязательно должны быть и большие. Очень может быть, что нам следовало бы забирать песок поглубже. Ведь золото это залегает здесь много веков подряд и, следовательно, от одной тяжести своей должно было осесть очень глубоко, на несколько футов под дном реки.

— Ты так думаешь? — с некоторым скептицизмом спросил Ваби.

— Нет, я не думаю, а уверен в этом! Джон Болл и его товарищи по работе нашли свои двадцать семь фунтов золота в июне, то есть тогда, когда речка, вероятно, совершенно высохла. Насколько мне известно, наилучшая добыча золота как на Аляске, так и на Юконе и в других золотородных местах, обычно бывает летом и на глубине от трех до двенадцати футов под землей, Немного помедлив, он продолжал:

— Когда искатель находит на поверхности земли несколько золотых песчинок, то это служит неопровержимым доказательством того, что в недрах этого участка таятся несметные богатства в виде залежей желтого металла. Все данные говорят в нашу пользу, но придется выжидать более благоприятного времени для промывок. Сейчас еще не сезон!

— Надо думать, — заметил Ваби, — что вода скоро начнет спадать. Все последние снега уже сбежали с гор, растаяли и перестали питать ручьи и реки. Может быть, я и ошибаюсь, ни я позволю себе думать, что в самом скором времени река быстро начнет высыхать. Возможно даже, что через неделю мы не узнаем этого места.

— И прекрасно! Тогда и результаты будут иные. А в ожидании займемся поисками.

День клонился к концу. Тени в ущелье стали глубже и длиннее. Над головами людей последние лучи закатывающегося солнца нежно золотили густые ветви красного леса.

Мокрые до пояса, голодные и явно разочарованные, трое друзей направились к своему лагерю, находившемуся в кедровой рощице. Увы, прошедший день нисколько не оправдал тех радужных надежд, с которыми они рано утром приступили к тяжелой, изнурительной работе.

Родерик вовсе не отчаивался в хороших результатах их предприятия, но тем не менее никак не мог отделаться от одной неприятной мысли. Те золотоискатели, которые побывали здесь до них, может быть, нашли единственную мощную залежь и исчерпала все ее запасы до дна?

В конце концов ничего невозможного тут не было! Считаясь с настроением товарищей, Родерик, как обычно, хранил мрачные предположения про себя и ни с кем не делился своими соображениями.

Казалось, всех меньше был огорчен и озабочен Мукоки. С его точки зрения, все золото на свете имело весьма относительную и непостоянную ценность. Его толкало вперед само по себе желание проникнуть, так сказать, в глубь волнующей тайны, другими словами, стремления были для него дороже и приятнее самого достижения.

Родерик не хотел сдаваться и решил сделать все, что только было в его силах. Он снова вынул старую, почерневшую от времени бумагу, найденную в хижине, в маленькой железной шкатулке, и старательно разложил ее на своих коленях.

Это была почтенная реликвия темного и романтического прошлого, звено цепи, которая связывала настоящее со временами далекими, свидетель страшной и жестокой трагедии, разыгравшейся между черными стенами ущелья.

Это была тяжелая драма, секрет которой никому не дано было открыть.

— Двадцать семь фунтов! — не переставал повторять Родерик. — И в течение только одного месяца работы…

— Выходит почти по фунту в день! — воскликнул восхищенный Ваби.

— Мне интересно только знать, — продолжал его друг, — почему часть Джона Болла вдвое превышала части остальных товарищей по работе! Вероятно, такой дележ объясняется тем, что англичанин раньше всех открыл золотоносную жилу! Никак не иначе!

— Очень может быть! И эта же причина послужила главным мотивом его убийства! Французы сочли себя ограбленными и порешили убить его. Очень просто!

— 1859! — произнес Родерик, снова пробегая глазами бумагу. — Почти сорок девять лет прошло с тех пор, как разыгрались здесь страшные события. Сорок девять лет! Собственно говоря, это не так уж много. А между тем в этой Пустыне, в окружающем нас одиночестве, эта цифра кажется потрясающей! Не правда ли?

Еще долго после того, как молодые люди завернулись в одеяла и заснули, Мукоки сидел на своем прежнем месте и думал. Не выпуская из рук ружья, которое он держал на коленях, он сидел у самого огня, слегка сгорбившись и сохраняя замечательную стройность, которая так характерна для индейцев этих мест. Подчас чудилось, что это не человек, а скульптура!

Казалось, что он перенесся в далекое прошлое и разворачивал громадный свиток незабвенных воспоминаний. Силой воображения он представил себе, что не прошло так много лет, что он совсем молод и еще не встретил той индеанки, на которой впоследствии женился и которая вместе со своим единственным сыном была сожрана волками.

В то время он обладал собакой, которую считал своим самым драгоценным сокровищем. Однажды зимой он провел вместе с ней целый лунный месяц на самой северной окраине на охоте. Как-то раз случилось так, что он потерял собаку, и отчаянию его не было границ. Любовь индейца даже к животному всегда настолько сильна и длительна, что время не в состоянии излечить нанесенных ею ран. Мукоки совсем было потерял надежду когда-либо увидать свою любимицу, как вдруг Валдайя нашлась. Собака долго искала след хозяина и наконец нашла его. Она радостно лаяла и без устали прыгала вокруг него на трех лапах.

Четвертой лапы не было, и по этому факту индеец легко мог судить, что Валдайя подверглась нападению какого-то дикого зверя — волка или рыси — и, сильно страдая от боли, не могла своевременно вернуться к нему. Хотя она сравнительно недолго находилась в отсутствии, но за это время так изменилась, похудела и постарела, что только любовный глаз траппера мог сразу узнать ее!

По ассоциации Мукоки вспомнил теперь о безумце. Он почти невольно провел параллель между своим четвероногим товарищем детства и неведомым охотником, который страдал так много и так долго, что в конце концов превратился в «бешеную собаку». Он, очевидно, совершенно потерял человеческий облик, лаял как рысь и стрелял золотыми пулями.

Что это за человек? В конце концов, какая трагедия разыгралась в его жизни?

Много мыслей роилось в голове старого индейца, но не на все он находил ответ. Он очень устал и, добравшись до своего лиственного ложа, завернулся в одеяло и быстро уснул.

На следующее утро молодые люди проснулись в самом лучшем расположении духа: ведь известно, что юность так же быстро возвращает себе мужество и веру, как и теряет эти превосходные качества.

Ваби начал с того, что сбросил Родерика с довольно высокой скалы, на которую тот поднялся, и весело заявил следующее:

— Так не годится, друг мой милый! Вчера мы черт знает как вели себя и совсем повесили носы! Безобразие! Мы не имеем права так распускаться! Не надо забывать, что впереди у нас вся весна и все лето! Работы еще масса, и сил и мужества надо чрезвычайно много. Если даже случится так, что мы ничего не найдем до осени, то… то мы спокойненько вернемся на это же место будущей весной и снова примемся за дело! Ты какого об этом мнения? А, Родерик?

— Мне твои речи кажутся прямо медовыми! — немедленно отозвался Родерик. — Я ровно ничего не имею против того, чтобы вернуться сюда в будущем году, так как надеюсь, что вместе с нами в экспедицию отправится и Миннетаки. Мне очень улыбается эта перспектива, не буду скрывать!

И от буйной радости, которая внезапно овладела всем его молодым существом, он высоко подскочил в воздух и молодецки пристукнул каблуками. Ваби воспользовался случаем и дал ему несколько дружеских тумаков. Родерик не пожелал оставаться в долгу, и через пару минут началась форменная схватка, которая прошла под оглушительный хохот, закончившись блистательной победой Родерика. Кошачья ловкость полукровки Ваби оказалась бессильной против железных мускулов его друга.

Мукоки, все время с напряженным вниманием следивший за борьбой своих любимцев, выждал конца схватки, затем взял ружье и заявил, что намерен поискать свежей дичи на завтрак.

Как только индеец удалился, Родерик и Ваби снова приступила к промыванию, для чего спустились к подножию каскада и начали методично изучать прибрежный песок и гравий.

Мукоки вернулся в полдень и принес с собой трех куропаток. К тому времени Родерик успел намыть небольшую песчинку золота, ценностью в доллар или того меньше. Что же касается Ваби, то, несмотря на то, что он промыл гораздо больше чанов, чем его приятель, он ровно ничего не нашел.