17

Из хижины Мак-Кей сначала пошел к большому утесу неподалеку от расселины, и Питер услышал, как с губ его хозяина сорвался смех, который не был смехом. Но он не поднял курчавую морду, а только тихонько заскулил. Он никак не мог понять, что, собственно, произошло и почему прежний дом так неузнаваемо изменился. Весь день, весь вечер и с тех пор, как взошла луна, он пытался разобраться в этом. Он знал, что вернулся в родные места, но тут не было зеленой травы, а бесчисленные деревья превратились в обугленные пни. Вырубку уже не окружали дремучие леса. А там, где они с Нейдой бегали наперегонки среди цветов. Гребень Крэгга был теперь совсем голым, и от опаленной земли тянуло тяжелым мертвым запахом. Все это по-своему, по-собачьи он еще мог осмыслить, но одно оставалось совершенно непонятным: почему в хижине не было Нейды, почему она не ждала их здесь, хотя мир и переменился.

Он сел, и Веселый Роджер снова услышал тоскливое поскуливание. В этом собачьем горе человек нашел некоторое утешение: было существо, которое разделяло с ним его отчаяние. И он ласково потрепал своего товарища рукой, почерневшей от сажи.

— Питер, вот с этого утеса, с этого самого места, на котором мы теперь стоим, я в первый раз увидел ее. Давно это было, — сказал он, стараясь придать бодрость охрипшему голосу. — А помнишь ельник вон там? Ты сидел у нее на коленях, маленький такой несмышленыш, запутался лапами в ее волосах и так сердито ворчал, что я тебя услышал еще издали. И тут я наступил на сучок, а она оглянулась, и я опять подумал, какая она красавица — совсем еще девочка, глаза как синие цветы, волосы блестят на солнце, а на щеках следы слез. Она плакала, Хромуля, из-за этого негодяя, который лежит вон там под крестом. Помнишь, как ты затявкал на меня, когда я подошел к вам, Питер?

Питер завилял хвостом.

— То было началом, — сказал Роджер. — А это, кажется, конец. Но… — Он сжал кулаки, и его тень на скале гневно метнулась. — Но мы найдем ее, прежде чем наступит конец, — продолжал он вызывающе. — Мы найдем ее, Хромуля, даже если нам придется искать по поселкам прямо на глазах у полиции.

Он зашагал по каменистому склону, и стук его сапог гулко отдавался в окружающей мертвенной тишине. Мак-Кей снова пошел по тропе, которая вела к хижине Муни за извилистой железнодорожной линией, уходившей от Форт-Уильяма на восемьдесят миль в леса. Эта железнодорожная линия называлась «П.Д.В.»— «Порт Артур — Дулут — Вестерн». Но путь так и не был доведен до Дулута, и некоторые остряки расшифровывали эти буквы так: «Путаница, Дикость, Воровство». Не раз Веселый Роджер смеялся над всякими нелепостями, о которых рассказывала ему Нейда. Например, с поездом, проходившим здесь лишь два раза в неделю, всегда ездила ремонтная бригада; летом и осенью машинист и кондукторы собирали ягоды по лесам и ставили капканы, а как-то даже затравили медведя и гнались за ним чуть ли не до самого озера Уайтфиш, а поезд тем временем стоял посреди чистого поля и ждал. Поезд она прозвала Пушечным ядром, потому что он однажды прошел за сутки шестьдесят девять миль. Но когда в эту ночь Веселый Роджер в сопровождении Питера выбрался на железнодорожное полотно, ему не хотелось смеяться. Узкая темная насыпь, словно горестная строка из трагедии, уходила во мрак, теряясь в жутком море черноты.

Снова человек и собака остановились, вспоминая о том, что здесь было прежде. Питер опять заскулил, и что-то толкало его залаять на луну, как он часто лаял на нее, смеша Нейду, в дни, когда был еще беззаботным щенком.

Но хозяин пошел дальше, и Питер покорно поплелся сзади, ступая по неровным шпалам. Кругом тянулся черный хаос, а над головой простиралось озаренное луной небо, и во всем был оттенок какой-то жуткой нереальности. Серебро и золото лунных лучей не могло осветить черного пепелища, и хотя в вышине путники ясно видели даже самые легкие облачка и самые далекие звезды, вокруг них там, где прежде шумели полные жизни леса, была мрачная пустота. Только две стальные полосы поблескивали в лунном сиянии да обугленные стволы угрюмо рисовались на фоне звездного неба.

Питер страдал не из-за того, что ничего не видел вокруг — его угнетало и мучило отсутствие знакомых звуков и запахов. И, весь насторожившись, он ждал, что вот-вот случится какая-то беда. Много ночей он бежал вот так рядом с хозяином во время их бесконечных скитаний, и бывало, что луна и звезды не светили совсем, так что они находили дорогу ощупью. Но всегда внизу, вокруг и наверху он чувствовал присутствие жизни. А вот в эту ночь жизни не было нигде — он не ощущал ее запаха, не слышал зова ночных птиц, шелеста совиных крыльев, плеска уток, крика гагар. Он напрасно напрягал слух, надеясь услышать хруст валежника и шепот ветра в ветвях. Его чуткий нос не улавливал ни мускусного запаха норки, ни резкой вони лисицы, ни чуть заметного запаха куропатки, кролика или толстого дикобраза. И ниоткуда не доносилось никаких звуков — ни волчьего воя, ни дробного постукивания тяжелых рогов лося о молодые деревца, ни даже лая собаки какого-нибудь траппера.

Земля молчала, и в ее молчании было что-то жуткое. Питеру даже казалось, что страшное и невидимое существо старается приглушить шаги его хозяина. Мак-Кей, который тоже замечал все, что так смущало Питера, в отличие от него, понимал причину гнетущей тишины, и его постепенно охватывал страх. Полное отсутствие какой-либо жизни вокруг показывало, насколько опустошителен был пожар. Ведь ни люди, ни животные не вернулись сюда, хотя пожар, судя по всему, случился еще прошлой осенью, около полугода назад. Сожженный край превратился в могилу, и глубокая кладбищенская тишина показывала, что пепелище простирается на многие мили.

И с этой мыслью пришла ужасная догадка, что в подобном огненном море неминуемо должно было погибнуть много людей. Ведь огонь обрушивался на них с внезапностью приливной волны, проносился по лесам с быстротой призового скакуна, и только это узенькое железнодорожное полотно было ненадежной спасительной нитью. Во многих местах люди могли избежать гибели только чудом. А в смолистых хвойных лесах, среди которых жила Нейда, пожар, конечно, бушевал с наибольшей силой. И, борясь с ледяным ужасом, сковывавшим его сердце, Мак-Кей вспомнил про седого старичка миссионера, отца Джона, в хижине которого укрылась Нейда в ту далекую грозовую ночь, когда Джед Хокинс лежал мертвый на тропе, уставя единственный невидящий глаз в темное небо, раздираемое вспышками молний. Отец Джон тогда обещал ему позаботиться о Нейде, и теперь Мак-Кей твердил себе, что миссионер, конечно, сумел спасти ее от огненной смерти, которая накатывалась на них, как лавина. Он говорил себе, что иначе быть не может. Он даже выкрикнул эти слова, и Питер, услышав его голос, подбежал и ткнулся мордой в ногу хозяина.

Но страх не исчез. Наоборот, он все больше терзал Веселого Роджера. Мак-Кею дважды в его жизни довелось бежать наперегонки со смертью во время лесного пожара. Но те пожары не шли ни в какое сравнение с этим. Веселому Роджеру вдруг показалось, что он слышит рев огня, что корчащаяся в пламени земля содрогается у него под ногами, что над головой у него, рассыпая искры, проносятся горящие головни, а все вокруг затянуто смрадным дымом. Всего несколько часов назад он видел место, где прежде стояла хижина отца Джона — и там и вокруг были только уголь и зола. Что, если огонь застал их врасплох и им некуда было бежать?..

Он крикнул, не находя сил смириться с неизбежным:

— Этого не может быть, Питер! Не может! Они добрались до железной дороги… или до озера… и мы найдем их в каком-нибудь поселке.

Он остановился и вгляделся в лунный сумрак слева. То, что он там увидел, заставило его спуститься с насыпи, под которой тянулась канава, наполовину заполненная жидкой черной грязью. Это были остатки хижины заготовщика шпал — куча обгоревших бревен, разметенная ветром зола. Даже здесь, у самой железнодорожной насыпи, огонь пожрал все.

Мак-Кей опять перебрался через канаву, утонув по колено в грязи, и пошел дальше. Он напрягал все душевные и физические силы, чтобы отогнать от себя безумие. Вновь и вновь он повторял вслух, что Нейда и миссионер спаслись, что он отыщет их в одном из поселков. Про полицию он и не вспоминал. Какая разница, что случится с ним? Лишь бы ему удалось найти Нейду, убедиться, что она жива, прежде чем его настигнет погоня или он попадет в засаду. Тем не менее он сознавал, что ему следует соблюдать осторожность, хотя он и готов был рисковать чем угодно, только бы увидеть Нейду.

Они шли по путям около часа, а луна, заходившая на западе, словно обернулась, чтобы еще раз посмотреть на них. Позади них, когда они оглядывались, зияла черная бездна, а впереди, там, куда падали лунные лучи, маячили смутные тени и даже можно было что-то рассмотреть. Дважды они замечали за мертвыми стволами серебряный блеск озер и около мили шли вдоль речки, слушая ее дружелюбное журчание. Но даже и здесь, где вода готовилась приветствовать жизнь, жизни не было и следа.

Прошел еще час, и Веселый Роджер с бьющимся сердцем все упорнее напрягал зрение, стараясь рассмотреть, что кроется в сумраке перед ним. До ближайшего поселка оставалось около мили — до поселка с лесопильней, деревянными плоскими горами опилок, с аккуратными деревянными домиками и лавкой, где лес подступал к самым дверям. Конечно же, обитатели поселка отстояли его от огня, и там он найдет Нейду с миссионером. Ведь отец Джон часто посещал этот поселок румяных голубоглазых финнов-переселенцев.

Но они шли и шли, а лая собак по-прежнему не было слышно, и ни один огонек не разрывал непроницаемую стену мрака. Вот наконец они миновали поворот и мост над узенькой речкой. Мак-Кей знал, что отсюда он мог бы добросить камень до первого дома поселка. Минуту спустя он окаменел на месте, ахнув от ужаса: поселка не было. На фоне лунного неба не вырисовывалось ни единого дома, ни единого живого дерева. Там, где стояла лавка и маленькая церковь, выкрашенная белой краской, глаз не различал ничего, кроме все той же смутной тьмы.

Веселый Роджер опять спустился с насыпи и долго стоял прислушиваясь, так что Питер боялся пошевелиться. Затем, приставив руки рупором ко рту, Веселый Роджер громко закричал, и Питер испуганно вздрогнул. Но на крик не отозвался никто — только глухое эхо прокатилось во мраке. От поселка не осталось и следа. Даже горы опилок огонь сровнял с землей.

Веселый Роджер вновь поднялся на насыпь и зашагал дальше, хрипло и тяжело дыша. Здесь побывала смерть — смерть внезапная и беспощадная. И если такая судьба постигла финский поселок, если эти сильные женщины и еще более сильные мужчины не смогли отстоять от огня свои дома, то что же могло произойти в хижине, где жили старичок миссионер и Нейда?

Мак-Кей забыл, что рядом бежит Питер. Он думал только об одном: найти хоть одного живого человека. То и дело он пускался бегом и замедлял шаг лишь для того, чтобы немного отдышаться и прислушаться. И вот во время одной из таких передышек Питер первым расслышал живой звук: откуда-то издалека доносился собачий лай.

Через полмили они увидели темный силуэт хижины, вокруг которой не вставали вопросительные знаки обгорелых стволов. В окнах не светилось ни единого огонька, но из-за хижины снова донесся собачий лай, и Веселый Роджер бросился туда. Под его подошвами теперь не шуршала зола, и он понял, что наткнулся на первый оазис жизни в этой спаленной пустыне. Он забарабанил кулаками по двери и вскоре услышал, как заскрипела кровать под тяжелым мужским телом, а потом раздался женский голос… Мак-Кей постучал еще раз, и в окне мелькнул огонек зажженной спички. Заскрипел засов, дверь открылась, и Веселый Роджер увидел перед собой мужчину в ночной рубашке, с грубым насупленным лицом и жесткой бородой. В руке он держал лампу.

— Прошу прощения, что разбудил вас, — сказал Веселый Роджер, — но я всю зиму провел на севере и вот вернулся к друзьям, а тут, кроме гари, ничего нет. Вы первый, кого я могу о них спросить.

— А где они жили-то? — пробурчал бородач.

— У Гребня Крэгга.

— Господи боже ты мой! — донесся из глубины комнаты голос женщины.

— У Гребня Крэгга было самое пекло, да еще поздней ночью, — объяснил мужчина.

Веселый Роджер уцепился за косяк, чтобы устоять на ногах.

— Так, значит…

— Там мало кто спасся, — пробурчал бородач, словно желая поскорее избавиться от непрошеного гостя и снова лечь спать. — Если это вы про Муни, так он сгорел. И Робсон, и швед Джейк, и вся семья Адамсов — никто живым оттуда не выбрался…

— Нет-нет, — перебил Веселый Роджер, в чьем сердце надежда боролась с отчаянием, — я хотел узнать у вас про отца Джона, миссионера, и про Нейду Хокинс… которая жила у него… а может быть, у своей приемной матери в хижине Хокинса.

Мужчина покачал головой и привернул фитиль лампы.

— Ни про девушку, ни про старую ведьму, ее мамашу, я ничего не знаю, — ответил он. — А вот миссионер — так он спасся и ушел куда-то в поселки.

— Один или с девушкой?

— Никакой девушки с ним не было, — опять донесся женский голос, и кровать заскрипела так, что Питер насторожил уши. — Отец Джон побывал у нас на второй день, как пожар кончился, и сказал, что хоронит мертвых. Нейды Хокинс с ним не было. И он не говорил, кто погиб, а кто спасся, да только…

Муж повернулся к ней, и она умолкла.

— Что вы знаете? — спросил Веселый Роджер, переступая порог.

— Знать-то я не знаю, — ответила женщина, — а только думаю, что она не спаслась. Ведь старуха, жена Хокинса, попала в огонь, когда бежала к озеру.

Бородач взялся за дверь, явно собираясь ее захлопнуть.

— Ради бога, погодите, — умоляюще сказал Веселый Роджер, упираясь в дверь плечом. — Ведь кто-то же спасся с Гребня Крэгга и из окрестностей?

— Половина, а то и меньше, — ответил бородач. — Я же вам говорю, что там было настоящее пекло. И хуже всего то, что огонь добрался туда в глухую ночь. А двигался он побыстрей курьерского поезда. У нас здесь расчищено двадцать акров и хижина стоит в самой середке, а все-таки мне бороду опалило, а ей волосы. И руки мы себе пообожгли. А свиньи все от жара передохли. Может, хотите заночевать здесь, приятель?

— Нет, я пойду дальше, — сказал Роджер, леденея от ужаса. — А далеко еще до конца гари?

— Миль с десять будет. Пожар там и начался, ветер дул со стороны следующего поселка.

Роджер попятился, дверь затворилась. Когда они поднялись на насыпь, он увидел, что свет уже погас, а вскоре и лай собаки замер далеко позади. Теперь Мак-Кей ощущал невероятную усталость. Надежда больше не поддерживала его, и начинало сказываться утомление двух бессонных ночей: он шел медленно, все чаще спотыкаясь о неровные шпалы. Однако он упорно гнал от себя мысль, что Нейда умерла; он так часто повторял: «Не может быть, не может быть», что эти слова звучали в его ушах, словно припев какой-то песни. А перед его глазами маячило бледное, худое лицо миссионера, который поклялся заботиться о Нейде и заходил в хижину бородатого поселенца один!

Они шли еще два часа и наконец добрались до леса, не пострадавшего от огня. Веселый Роджер расстелил одеяло под густой елью, и там они дождались рассвета. Питер растянулся на земле во всю длину и уснул, но Веселый Роджер долго сидел, прислонясь к стволу, и только когда небо начало бледнеть, ненадолго забылся в беспокойной дремоте. Его разбудило щебетание проснувшихся птиц, и он умылся в холодной воде ручья поблизости. Питер недоумевал: хозяин не развел костра, не покормил его!

Они ночевали неподалеку от поселка и пришли туда на заре. Во всех домах еще спали, и только из одной трубы в ясное утреннее небо подымался дымок. Дверь этой хижины распахнулась, на крыльцо вышел молодой человек, зевнул, потянулся и посмотрел вверх, прикидывая, какой обещает быть погода. Затем он направился в бревенчатую конюшню, и Веселый Роджер пошел за ним туда. В отличие от бородача молодой человек приветствовал его дружеской улыбкой.

— Доброе утро! — сказал он. — Раненько же вы поднялись…

Тут он заметил сажу на одежде и сапогах Веселого Роджера и землистую бледность его лица.

— Вы только что пришли сюда? — спросил он сочувственно. — Оттуда?

— Да, оттуда. Я давно не был в этих местах и пытаюсь узнать, удалось ли спастись моим друзьям. Вы знаете отца Джона, миссионера, который жил у Гребня Крэгга?

Молодой человек кивнул.

— Знаю, — ответил он. — Он хоронил моего брата три года назад. Если вы ищете его, так он жив и здоров. Через неделю после пожара он перебрался в Форт-Уильям — а было это в сентябре, восемь месяцев назад.