ГЛАВА IX

Стивенсу снилась гибель его двадцати лошадей, барахтающихся между камнями в реке, и потому он плохо спал. Он проснулся еще до рассвета, но когда вылез из палатки, стараясь не разбудить своими движениями сынишку, то застал Альдоса уже у костра, поджаривавшего тоненькие ломтики ветчины на сковородке. По усталым глазам и лицу погонщика, по манере подергивать плечами сразу можно было судить, чего стоила ему потеря. Провалявшись на предложенном ему одеяле всего только три часа, Джон Альдос был так же весел, как трещавший перед ним огонь. Ему уже давно хотелось свистеть, да было неловко. Увидев же Стивенса, он начал.

— Мне не хотелось будить вас, пока не будет готов завтрак, — перебил он свой свист. — Слышал, как вы стонали, Стивенс. Не спали ночь. И мальчуган тоже. Он тоже все время ворочался. Но мне все-таки хотелось, чтобы вы встали пораньше. Сегодня у меня хлопот полный рот, и поэтому нам следовало бы поднять Керли Рупера с постели пораньше, чтобы успеть купить у него лошадей. Поищите-ка кофе. Я никак не могу найти.

В один момент Стивенс был уж около него.

— Так вы не раздумали, Альдос, — заговорил он, — вы не раздумали насчет того, что говорили вчера? Вы об этом именно говорите и сейчас?

— А то о чем же, черт вас побери? Да вы понимаете, Стивенс, по-английски, или нет? Кем же вы меня тогда считаете? Извольте покупать этих лошадей! Я бы на вашем месте занялся покупкой сейчас же и выбрал бы, пока не поздно, штук двадцать самых лучших из всего табуна.

В первый раз за все эти двое суток Стивенс улыбнулся.

— Да не снится ли мне все это? — проговорил он и отправился за кофе.

Заспанный мальчуган выполз из-под шалаша. Что-то жалкое показалось Альдосу в этом оставшемся без матери мальчике. Затем все трое принялись за еду.

Час спустя, покончив с завтраком, Альдос и Стивенс отправились к Керли. Когда они ярились к нему, то он уже натягивал на себя сапоги, а его жена уже поджаривала на сковородке ту же неизменную ветчину.

— Я слышал, что у вас есть продажные лошади, — обратился к нему Альдос.

— Имеются.

— Много?

— Двадцать девять. А может быть, и двадцать семь.

— Почем?

Керли поднял голову от сапог.

— Да вы покупаете лошадей, — спросил он, — или просто так?

— Я покупаю. Только мне некогда. Почем за голову?

— По шестьдесят, сэр. Только по шестьдесят.

— Хорошо. Я даю вам по шестьдесят долларов за штуку, считая в табуне двадцать восемь голов, а вот еще по десять долларов за каждую в придачу! — выпалил Альдос, доставая из кармана чековую книжку и походное перо. — Идет?

Озадаченный внезапностью такого предложения, Керли широко раскрыл рот и глаза.

— Идет? — повторил Альдос. — Включая сюда же попоны, седла, переметные сумы, веревки и палатки?

Керли кивнул ему головой и стал смотреть то на него, то на Стивенса, чтобы понять, не задумали ли они какой-нибудь выходки.

— Идет! — сказал он наконец.

Альдос вручил ему чек.

— Счет напишете на имя Стивенса, — сказал он. — Я только плачу за лошадей, а они будут принадлежать Стивенсу. Но только условие: никто не должен знать, кто за них уплатил вам деньги. Иначе не желаю. Можете вы мне это обещать?

Керли радостно посмотрел на чек.

— Давайте сюда библию! — воскликнул он. — Я поклянусь на ней, что мне уплатил за лошадей сам Стивенс! Даю вам слово английского джентльмена!

Не сказав больше ни слова, Альдос открыл дверь и вышел из избушки, оставив Стивенса в таком же изумлении, в каком все еще находился и Керли, которого все здесь называли кудрявым за полное отсутствие на голове волос.

Альдос прямо отсюда отправился на станцию железной дороги, чтобы справиться, в каком положении находятся работы по исправлению пути на Желтую Голову. Ему сказали, что с горы произошел обвал, засыпавший большими глыбами и щебнем полотно, но что работают на очистке пути сто человек и что, по всей вероятности, к полудню путь будет уже свободен. Десятник артели пришел оттуда с телеграммами и сообщил, что как раз в полночь шесть человек перенесли на своих плечах дрезину Куэда через все место обвала.

Было семь часов/ когда Альдос отправился в Миэтту. Он был уверен, что Иоанна уже встала. В это время года первые проблески дня обычно застают всех Отто уже за завтраком. Он так и сгорал от нетерпения передать ей поскорее разговор с Келлером и смеялся от одного только сознания, что так безумно хотел ее видеть.

— Прошу простить меня, что так рано пришел, — извинился он. — Полагал, мадам Отто, что вы уже отзавтракали.

Шотландка глубоко и громко с облегчением вздохнула.

— Ну, слава богу! — воскликнула она. — Я так рада, что вы пришли! Джек и Брюс только что ушли разыскивать ваше мертвое тело!

— Мы думали, что с вами что-нибудь случилось, — сказала Иоанна и направилась ко входу в палатку. — Вы не посетуете на меня, если я отправлюсь причесаться?

И, не ожидая от него ответа, она вбежала в, палатку. Как только она скрылась, улыбка тотчас же сошла с лица мадам Отто.

— Джек и Брюс ушли ночевать в сарайчик, — зашептала она не без тревоги, — а она спала вместе со мной. Она очень устала с дороги, но я так и знала, что она не заснет. Она все плакала. Я не слышала ее рыданий, но только вся подушка была мокрая. Я не задавала ей вопросов. Сегодня утром за завтраком она рассказала нам обо всем: и о Куэде, и о ваших опасениях, и о том, как он заглядывал к вам в окно, и так разнервничалась, что с вами что-нибудь за ночь приключилось, что даже не могла пить кофе, пока, наконец, Брюс и Джек не вызвались идти вас искать. Но я не думаю, чтобы она плакала именно из-за этого.

— И я тоже, — ответил Альдос. — Я так счастлив от одной только мысли, что она беспокоилась именно обо мне!

— Помогай вам судьба! — вздохнула мадам Отто.

Он посмотрел на нее и вдруг заметил в ее добрых глазах выражение все возраставшего удивления; она уже догадалась, в чем дело.

Их перебили голоса. Это выходили из кустов Брюс и Джек Отто, которые тотчас же и подошли к ним. Альдосу было неприятно, что Иоанна проговорилась о его ссоре с Куэдом. Он вовсе не был расположен разговаривать об этом и тратить попусту время на выслушивание их советов. Ему безумно хотелось поскорее остаться наедине с Иоанной и рассказать ей все то, что он узнал от Питера Келлера. Полчаса он ясно выражал свое нетерпение, и братья ушли, наконец, к себе в сарайчик. Через несколько минут после этого Иоанна уже опять стояла рядом с ним, и они, не спеша, отправились по тропинке, ведшей к его избушке у реки.

Он заметил, что за эту ночь в Иоанне произошла большая перемена. Под ее глазами были круги, каких не было вчера.

Он приступил к рассказу о своем визите к Питеру Келлеру. Когда он дошел, наконец, до того места, когда нужно было уже говорить о могиле и надгробном камне с фамилией Фиц-Юза, то у него самого сильно забилось сердце. Он ожидал, что то, что он узнал от Келлера, произведет некоторого рода сенсацию. К самому последнему моменту он даже подходил постепенно, боясь, как бы не произвести на нее потрясающего впечатления. Но отношение Иоанны к его рассказу поразило его, Она смотрела в пространство. А когда обернулась к нему, то в ее глазах он не нашел того, чего ожидал. Они были спокойны, без малейшей тревоги и только выражали внутренние страдания, которые ее еще удручали.

— Значит, завтра мы уже отправимся к этой могиле? — спросила она просто.

И в ее голосе тоже не слышалось ни малейшего волнения.

Он утвердительно кивнул ей головой.

— Мы отправимся туда с восходом солнца, — сказал он. — У меня в Желтой Голове свои собственные лошади, так что мы задерживаться не будем. Мы отправимся на Север прямо оттуда же.

— Вы имеете в виду приключение, о котором мне вчера рассказывали?

— Да. Меня уже целую неделю ожидает мой спутник, старый Дональд. Вот почему я так и спешил поскорее окончить книгу. Я и так уже задержал Дональда, и он стал нервничать. Мы предпринимаем с ним в некотором роде необычное в это время путешествие на Север, и Дональд никак не может понять, почему я не могу отложить окончание своей книги до другого раза. Он прожил уже шестьдесят лет в этих горах. Его полное имя Дональд Мак-Дональд. А я его называю Историей. Кажется, что он прожил в этих горах не шестьдесят лет, а целые века. Если бы только я мог записать все то, что он пережил! Но не могу. Три раза принимался, и всякий раз мне это не удавалось. Таких людей с каждым годом становится все меньше и меньше. Когда вы увидите его, вы поймете это.

Она взяла его под руку, и так они и пошли дальше.

Невдалеке от избушки между двумя деревьями была устроена скамейка, у которой он и оставил Иоанну одну. Не прошло и пяти минут, как он уже возвратился обратно с небольшим ранцем за плечами, запер за собой дверь и присоединился к ней опять. Он больше не говорил ей о Желтой Голове, пока они не дошли до палатки Отто, и здесь ему оставалось только уверить ее, что он зайдет за ней за полчаса до отхода поезда и отправится далее.

Отсюда он поспешил на телеграф и отправил телеграмму Мак-Дональду. Между прочим, он сообщал ему, что приедет с дамой, и что он должен иметь это в виду при устройстве помещения. Он знал, что это поразит старого горного бродягу, как громом, но был также уверен и в том, что, как бы старик ни обижался на него за это, он все-таки в точности исполнит его поручение. У Желтой Головы были и другие дамы, именно жены его знакомых, у одной из которых он мог бы поместить Иоанну. Но при создавшихся условиях он считал, что его собственная хижина могла бы предоставить Иоанне гораздо больше безопасности, чем у кого-нибудь на стороне, по крайней мере, на день или два. За это время он рассчитывал посвятить в свои тайны кого-нибудь из знакомых, по всей вероятности, Блектона и его жену. Но, подумав и взвесив все обстоятельства еще раз, решил, что довериться Блектонам в этот же вечер все-таки являлось крайне необходимым.

Блектон был одним из инженеров, которые творили в горах чудеса. Он был другом Альдоса, готовым в случае необходимости померяться за него силами с кем угодно. Его жена, которая предпочла лучше разделить судьбу своего мужа в его постоянной пляске на кратере вулкана, чем вести роскошную и спокойную жизнь в городе, привлекала к себе все лучшее и все женственное, что только находилось у Желтой Головы. Почему было бы не телеграфировать им, чтобы они встретили Иоанну на вокзале и повезли ее оттуда прямо к себе? Такое радушие и проявление симпатий могло бы доставить удовольствие и самой Иоанне. А то брать ее к себе в избушку!..

Внутренне он выругал себя и послал вторую, гораздо более длинную телеграмму. На этот раз уже Блектону.

Обедал он со Стивенсом, который вспрыскивал свою новую покупку. После двух часов дня он повел Иоанну на вокзал. Она была одета в тот же костюм, как и тогда, когда он увидел ее у Биля Куэда. На ней была густая вуаль. Сквозь серую дымку он видел ее ласковые глаза и выбившиеся из-под шляпы светло-каштановые волосы. И он понял, почему именно она надела на себя вуаль. Это заставило его сердце забиться быстрее, так как теперь он уже знал, что она старалась скрыть свою красоту решительно от всех, кроме него, и что тем более чувствовала бы себя неловко под упорными взглядами орды.

Когда они проходили по платформе, то она шла с ним под руку, крепко к нему прижавшись, и это заставляло его тихо и радостно улыбаться, так как он испытывал в себе какой-то сладкий трепет. Он не говорил ни слова. Когда же они уже заняли свои места в вагоне, то Иоанна пожала ему руку, посмотрела на него и тоже ничего не сказала. Но брошенный ею из-под вуали взгляд подсказал ему, что она понимала все. И так же без слов она попросила его задержать пока в глубине своей души те слова, которые он готов был уже сказать ей и которые могли бы оказаться такими безумными, что не укладывались бы ни в какие речи.

Они прибыли к Желтой Голове еще до сумерек, Прежде чем подняться с места, Альдос выждал, пока отхлынула из вагона публика. Иоанна взяла его под руку, и они направились к выходу. Он почувствовал, как крепко она в него вцепилась. На площадке они задержались немного, и он ощутил, как она дрожала. Она вдруг выдернула из его руки свою руку, и он обернулся. Она подняла вуаль. Ее лицо было мертвенно-бледным. С каким-то странным выражением вопроса во взгляде она уставилась в кого-то в этом море голов и задышала так быстро, точно долго бежала. От удивления Джон Альдос не мог двинуться с места. Кого-то Иоанна ожидала встретить, кто был ей уже знаком! И это поразило его, заставило почувствовать, как вдруг похолодело сердце. Он сам остановился, точно в трансе. А затем вдруг каждая капля крови в его жилах превратилась в пожар.

Освещаемая слабым светом станционных фонарей, на платформе стояла группа мужчин. Все они стояли, обернувшись к поезду. Среди них Альдос узнал одного с распухшим лоснящимся лицом, которое нахально улыбалось прямо ему в глаза.

Это был Куэд!

Крик испуга вдруг вырвался из груди Иоанны, и Альдос понял, что она тоже его увидела. Но тот, на кого она смотрела, был не Куэд. Не его она ожидала здесь встретить и не ради него подняла на себе вуаль перед целой толпой.

Он вышел из вагона и подал ей руку. Ее пальцы вцепились в неё конвульсивно и были холодны, как у покойника.

ГЛАВА X

Вдруг кто-то стал протискиваться сквозь толпу и окликнул Альдоса по имени. Это был Блектон. Его узкое открытое лицо с маленькими острыми усиками поднималось над целым морем голов, и он издали закивал гостям головой.

— Ужасная толпа! — воскликнул он и схватил Альдоса за руку. — Очень жалею, что не мог привести сюда с собой и жену. Она там, на задней платформе!

Альдос обернулся к Иоанне. Он все еще находился точно в полусне. Сердце у него сильно билось. Даже когда он представлял ее Блектону, внутренний голос так и кричал ему в уши, что она встретила в этой толпе кого-то, кто уже был ей знаком. Минутами ему казалось, что этот кто-то был от него умышленно скрыт. Она рассказала ему о покойном, но об этом другом умолчала. И в душе у него вспыхнуло нечто, похожее на гнев. Когда он наблюдал за тем, как она знакомилась с Блектоном, то на его лице выразилось страдание. На мгновение ему показалось, что она уже успокоилась. А Блектон, со своей стороны, заметил в ней некоторую угрюмость и глубокую бледность лица, но приписал это усталости.

— Вы устали, мисс Грэй, — сказал он. — В последнее время доехать сюда из Миэтты стало сплошным подвигом. Если бы нам удалось протиснуться сквозь эту толпу, то через четверть часа мы были бы дома и ужинали бы.

И сказав что-то Альдосу, он стал, как червяк, протискиваться сквозь толпу, пробивая путь своей длинной фигурой. Несколько мгновений лицо Иоанны было так близко от Альдоса, что он ощущал на себе ее дыхание и нежное прикосновение ее волос к своим губам. В это время она вдруг подняла к нему голову и прямо посмотрела ему в глаза. И он вдруг почувствовал нахлынувший на него стыд. Если она искала и ожидала, то для него теперь было более, чем очевидно, что она искала защиты. Светившиеся у нее в глазах тревога, мольба и вера в него убедили его в этом, и он был рад, что она не заметила этой вдруг вспыхнувшей в нем боязни и подозрительности. Когда они пробирались вслед за Блектоном, она уже прямо висела на нем. Ее пальцы вцепились в него, точно она боялась, что ее могут оторвать от него насильно.

Там, где публика стала реже, Блектон стал продвигать их перед собой вперед. Еще несколько шагов — и они были уже на краю платформы, у которой стоял экипаж, освещенный тусклым светом вокзальных фонарей. Блектон представил Иоанну своей жене и усадил ее рядом с ней.

— Ну, а теперь мы предоставим нашим дамам познакомиться получше, а сами займемся багажом, — сказал он. — Квитанция, Альдос, у вас?

Иоанна подала Альдосу две квитанции, и он вручил их Блектону. Вместе они отправились к багажному вагону.

— Жаль, что я не знал, что у мисс Грэй есть багаж, — сказал Блектон, — а то бы я выслал за ним человека с отдельной тележкой. Придется ждать. Ну-с, я передаю им квитанции!

И прежде, чем они возвратились к экипажу, Альдос задержал своего приятеля.

— Я не мог всего сообщить в телеграмме, — сказал он. — Если бы мисс Грэй так не устала и не была так расстроена, то она объяснила бы вам все сама. Я просил бы вас передать вашей жене, что она приехала в Желтую Голову по весьма неприятному делу, дорогой дружище. Ни более ни менее, как разыскивать могилу одного… одного из своих близких родственников.

— Мне очень, очень жаль ее, — ответил Блектон, отбросив в сторону спичку, от которой закурил сигару, даже не прикасаясь к ней. — Я так и догадывался, что какие-нибудь неприятности… Она может оставаться у нас, Альдос, все время, пока не устроит своих дел. Может быть, я знавал этого ее родственника? Если я смогу чем-нибудь помочь, то, конечно…

— Он умер еще до постройки железной дороги, — ответил Альдос. — Его фамилия — Фиц-Юз. Старый Дональд и я собираемся проводить, ее до самой могилы. Мисс Грэй — моя старая знакомая, — смело солгал он. — Завтра мы отправимся на заре. Это будет очень затруднительно для вас и для вашей жены?

— Ни малейшим образом, У нас сейчас повар-китаец, который больше похож на сову, чем на человека. Если он подаст вам завтрак часам к четырем утра, это вас устроит?

— Превосходно!

Когда они отправились к дамам, то Блектон сказал:

— Я передал ваши слова Мак-Дональду. Насилу нашел его в зарослях. Он жаждет вас видеть. Он сказал, что не выйдет на вокзал к вашему приезду, но что вы сами должны прийти к нему. В последнее время он стал себя как-то странно вести. Забавный старик! Не правда ли?

— Самый забавнейший из всех здешних горных жителей, — ответил Альдос. — А вот, когда вы узнаете его поближе, то тотчас, же привяжетесь к нему. Мы с ним вместе отправляемся на Север.

На этот раз остановился уже Блектон и положил своему приятелю руку на плечо. Невдалеке от них виднелся экипаж, освещенный станционными фонарями.

— Вам писал что-нибудь на этих днях Дональд? — спросил он.

— Нет. Он пишет раз в двадцать лет. — Блектон помедлил.

— Значит, вы не слышали о происшедшем с ним инциденте?

Странное выражение лица Блектона заставило Альдоса схватить его за руку.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.

— В него стреляли. Я случайно засиделся у доктора Бреди, когда он сам притащился туда уже поздно ночью. Доктору пришлось извлекать у него из плеча пулю. Рана, впрочем, не опасная. Старик уверял, что это была простая случайность и просил нас никому об этом не рассказывать. Мы и молчим. Но я несколько сомневаюсь. Старик настаивает на том, что был неосторожен с револьвером. А на деле оказалось, что в него кто-то выстрелил сзади.

— Что вы говорите!

— Рана оказалась только сзади. Прежде чем попасть в него, пуля, по-видимому, была чем-то задержана на лету, иначе она убила бы его наповал.

Альдос с удивлением уставился на Блектона и не мог произнести ни слова.

— Когда это случилось? — спросил он наконец.

— Три дня тому назад. С тех пор я не видел старика до вчерашнего вечера. А в самый день инцидента я видел его в лесу, встретился с ним там случайно и передал ему там же вашу телеграмму. Когда он прочитал ее, я показал ему свою. Он написал что-то на клочке бумаги, сложил его и заколол иголкой от дикобраза. Я сгорал от любопытства, но все-таки не заглянул в эту записку. Вот она.

Он достал из кармана записку и передал ее Альдосу.

— Прочту ее потом, — сказал Альдос. — Наши дамы нас заждались.

Он сунул записку в карман и, когда садился на переднее место в экипаже, встретился глазами с Иоанной. Ему было приятно, что она уже почти успокоилась. Когда они тронулись с места, она улыбнулась ему, и в выражении ее губ он уловил нечто такое, что походило на извинение с ее стороны в том, что она позволила себе так распуститься. Когда она стала разговаривать с мадам Блектон, ее голос звучал уже совсем естественно. Мадам Блектон дала ей почувствовать, что она может держать себя с ней совершенно просто и откровенно.

— Давай поедем, Поль, через город, — обратилась она к мужу. — Это будет немножко дальше, но будет для мисс Грэй гораздо интереснее. К тому же мне до безумия хочется взглянуть на этого медведя, о котором ты мне рассказывал.

Ничто так не обрадовало бы Альдоса, как это предложение. Он был убежден, что Куэд, согласно своим излюбленным методам, уже успел распространить вместе с Кульвером Ранном разные небылицы про Иоанну или, по крайней мере, имел это в виду, и потому ему ужасно хотелось, чтобы не только сам Куэд и его друзья, но чтобы и вся Желтая Голова увидели, что Иоанна находится в обществе Блектона и его жены. А теперь к этому представлялся великолепный случай, так как весь город был уже на улице.

— Медведя стоит посмотреть, — ответил Блектон, сворачивая лошадей по направлению к освещенной фонарями улице Желтой Головы, растянувшейся на четверть мили и получившей громкое название «Бродвей». — И на девушку, которая водит его, тоже стоило бы посмотреть. Это громадное животное, и она расхаживает с ним по улицам с распущенными волосами и собирает за свои представления кто что даст.

Почти в конце улицы собралась большая толпа, и здесь Блектону пришлось остановить на минуту лошадей футах в пятидесяти от предмета всеобщего внимания. Худенькая, в высшей степени изящная женщина в ярком шелковом платье стояла около большого бурого медведя. Ее распущенные черные волосы, блестевшие так, точно были намазаны маслом, локонами спадали ей на плечи. Накрашенные губы улыбались. Даже на таком расстоянии было видно, как глаза ее сверкали, точно алмазы. Очевидно, что она только что окончила сбор за представление, потому что надевала себе на шею шелковый кошелек. В следующую минуту она села на медведя, толпа отхлынула, раздались громкие аплодисменты, и громадный зверь вместе со своим седоком медленно заковылял дальше по улице.

— Одна из подруг Кульвера Ранна, — тихонько сказал Блектон, вновь погнав лошадей. — Если считать, что она собирает только по центу, то за одну ночь зарабатывает по целой сотне долларов.

Барак Блектона находился невдалеке от квартала инженеров, в полумиле расстояния от освещенной улицы. Когда они приехали и мадам Блектон на минуту вышла вместе с Иоанной, Альдос достал из кармана записку старого Дональда, вытащил из нее иголку, развернул ее и прочитал его каракули. Блектон тотчас же заметил происшедшую в нем перемену. Скомкав в руке записку, Альдос стиснул губы и посмотрел на приятеля.

— Я очень прошу вас извиниться за меня, — сказал он ему. — Может показаться странным, что я не останусь ужинать, но это для меня невозможно. Мне нужно как можно поскорее повидаться с Дональдом.

Его поведение было гораздо убедительнее для Блектона, чем слова; он не стал его удерживать и просить остаться, а посмотрел на него серьезным пытливым взглядом.

— Вы это насчет того, что в него стреляли? — спросил он. — Если вы желаете, Альдос, то и я могу пойти с вами.

— Благодарю вас. Это совершенно не нужно.

Мадам Блектон и Иоанна возвратились в комнату. Твердым голосом Альдос повторил им то, что сказал и своему приятелю, а именно, что получил записку, которая требует от него немедленного свидания с Дональдом. Он пожал всем руки и обещал к четырем часам утра явиться уже к завтраку.

Иоанна проводила его до двери и вышла на веранду. На секунду они остались одни, и она посмотрела на него глазами, полными страха, крепко схватив за руки.

— Я видела его, — прошептала она. — Я видела на вокзале этого человека — Куэда. Он все время следовал за нами и по улице. Я два раза оборачивалась назад и видела. Я боюсь, я не хочу, чтобы вы шли туда один. Я знаю, что он где-нибудь притаился и поджидает вас!

От испуга она дрожала. Эта боязнь за него, это прерывистое дыхание и пожимание рук вдруг наполнили всего Джона Альдоса такой радостью, что ему захотелось схватить и в этот блаженный момент крепко прижать ее к себе. В дверях показались супруги Блектон. Он выпустил ее руки из своих и зашагал в темноту. Они пожелали ему спокойной ночи. А Иоанна еще долго стояла и с полными страха и мольбы глазами смотрела ему вслед.

Саженях в ста от барака на высоком столбе стоял фонарь. Альдос остановился около него и так, чтобы его не видели Блектоны, снова прочитал записку Мак-Дональда.

«Не подходите близко к избушке. Там поджидает вас Кульвер Ранн, чтобы убить. Не показывайтесь и в городе. Как можно скорее приходите ко мне. Берегитесь. Будьте всегда при оружии.

Дональд Мак-Дональд».

Альдос сунул записку в карман, затем быстро отскочил из-под света фонаря в тень. Несколько минут он простоял молча, прислушиваясь.

ГЛАВА XI

Помня предостережение Мак-Дональда, Альдос держал револьвер наготове. Луна стала подниматься из-за горы и немного спустя осветила впереди него открытое пространство. Он то и дело останавливался и прислушивался. По мере того, как он медленно и с предосторожностями пробирался вперед, ум его быстро работал. Он знал, что Мак-Дональд был не такой человек, чтобы писать записки, подобные той, которую он получил через Блектона без особо серьезных поводов. Но почему, все время задавал он себе вопрос, Кульвер Ранн собирался его убить. Ведь Ранн ровно ничего не знал об Иоанне. Он далее не видел ее. Наконец, записка эта была написана Мак-Дональдом еще задолго до того, как Куэд успел сговориться со своим сообщником. Кроме того, ведь и на самого старика тоже было сделано покушение! Мак-Дональд вовсе и не предостерегал его от Куэда. Он говорил прямо, что надо остерегаться именно Ранна. По какому поводу? И чем больше Альдос думал, тем больше терялся в догадках. А затем, как это бывает всегда, его неожиданно осенила мысль.

Не узнал ли Кульвер, почему именно они собирались ехать на Север? Не пронюхал ли он про золото, где оно находится? И не было ли это покушение на старика первым шагом к осуществлению ими их плана — завладеть драгоценным кладом?

Альдос заволновался и крепче сжал в руке револьвер. Теперь он уже был убежден, что догадался о значении предупреждения Мак-Дональда. Все это из-за золота! Не раз уже его буравила мысль о желтом сокровище, скрытом на дальнем Севере, но никогда он еще не испытывал этого так сильно, как теперь. Не оживет ли эта старая трагедия опять? Не разыграется ли снова та страшная драма в человеческих жизнях, какая происходила на глазах у всех более сорока лет тому назад? Золото! Золото, которое почти полстолетия влекло за собой столько чёловеческих жертв, так долго лежало со своей страшной тайной одно, совершенно одно, пока его снова не нашел там Дональд Мак-Дональд! Альдос не рассказывал об этом Иоанне ровно ничего, он только собирался это сделать, но они разговаривали все о посторонних вещах. Он собирался рассказать ей о том, что не золото само по себе влекло его так далеко на Север и не одно только оно тянуло обратно к себе и Мак-Дональда.

И теперь, когда он остановился на минуту, чтобы прислушаться к низкому ропоту ветра в вершинах сосен, ему стало казаться, что вся ночь была наполнена шепотом и тихими голосами об этом прошлом — и он задрожал, едва сдерживая дыхание. Облако закрыло луну. Некоторое время было совершенно темно. Пришлось шарить перед собой в колючих ветках молодого ельника и сосняка, и Альдос остановился. Потом вместе с ласковым ветерком, шумевшим в вершинах сосен, до него долетел какой-то звук.

Он едва различил его. Звук донесся из глубины дремучего леса, уходившего чуть не до самого Фрезера за полмили расстояния. Это был ночной крик совы, громадной серой совы, которая к зиме становится совершенно белой. Он сосчитал в уме, сколько раз она прокричала.