Глава XIV

Дэвид медленно шел за гребцом. Ему совершенно не хотелось спешить и присутствовать при встрече Мари-Анны с Сен-Пьером Булэном. Только минуту тому назад она была в его объятиях; ее волосы ласкали ему лицо; ее руки сжимали его плечи; ее пылающие Щеки и длинные ресницы прижимались к его груди. А затем вдруг, не извинившись перед ним ни словом, она бросилась навстречу своему мужу.

Он чуть не произнес этого вслух, когда в последний раз ее тонкая Фигура промелькнула среди серебристых берез. Она ушла к человеку, которому она принадлежала, и не могло быть никакого сомнения в том, что творилось в это время в ее душе. Она была счастлива. И в своем счастье совсем позабыла о нем, Дэве Карригане.

Он ускорил шаги, догоняя спешившего гребца. Только его разгоряченная мысль могла в том, что произошло на берегу ручья, увидеть нечто большее, нежели простую случайность. «Это всего только простая случайность», — говорил он себе. Мари-Анна попросила его перенести ее через поток совершенно так же, как она попросила бы об этом кого-нибудь из своих гребцов. Не она, а он был виноват, что поскользнулся на середине потока, и ей пришлось крепче ухватиться за него, задев его волосами по лицу. Он вспомнил, как она рассмеялась, когда показалось на минуту, что они оба упадут сейчас в воду. Вероятно, она обо всем этом даже расскажет Сен-Пьеру. Наверно, ей никогда не придет в голову, что для него это была скорее трагедия, чем комедия.

Еще раз пришлось ему убедиться, что он тряпка и глупец. Но теперь ему придется иметь дело с Сен-Пьером; приближается час, когда вся эта игра перестанет быть женской забавой. Он предвидел этот час, готовился к нему и дал себе слово действовать быстро и решительно. А между тем у него все еще учащенно билось сердце, а на руках и лице все еще чувствовалась нежная теплота от его минутной близости к Мари-Анне. Он не мог вырвать всего этого из своей души. Он ясно сознавал все значение этого случая. Что случилось на берегу потока, останется с ним на всю жизнь. Легко было произносить разные слова. Можно называть себя и тряпкой и трусом, но все это только механические, пустые, лишенные всякого смысла слова. Ими не скроешь той правды, что он во власти страшной, пожирающей силы, которая погубит его, если он не начнет с ней борьбы и не одержит победы. Ему даже не приходила в голову мысль, что Мари-Анне тоже грозит опасность. Трагедия была односторонняя. Он один стал безумцем и один очутился в опасности. Потому что так же, как он любил Мари-Анну, она любила своего мужа, Сен-Пьера.

Он дошел до низких холмов у реки и стал подниматься сквозь чащу берез и тополей. На самом верху стоял обнаженный песчаный бугор, за которым уже скрылся гребец. Дэвид взошел на него и начал глядеть на расстилавшуюся у его ног привольную ширь Атабаски.

Словно на картине, растянувшись на четверть мили, медленно плыли вниз по течению огромные плоты, от которых он некоторое время не мог оторвать своих глаз. Он видел много плотов на Маккензи, Атабаске, Саскачеване и Писе, но никогда не видал таких, как плоты Сен-Пьера Булэна. Они были сто футов в ширину и в два с половиной раза больше в длину; залитые ослепительным солнцем, горевшим на безоблачном небе, они казались маленьким поселком, который снесло в какой-то древней дикой стране и занесло сюда течением. Они были покрыты палатками и парусиновыми шатрами. Одни из них были серые, другие белые, а два или три в широких желтых и красных полосах. Дальше была каюта, а над нею, на стройной мачте развевалось знамя Сен-Пьера, черное с белым. На плотах кипела жизнь; люди бегали среди палаток; длинные багры сверкали на солнце. В четырех Йоркских лодках, казавшихся муравьями рядом с могучей громадой плотов, гребли изо всей силы обнаженные до пояса гребцы. До Дэвида доносились глухой шум человеческих голосов и пение занятых работой людей.

Он быстро обошел невысокий кустарник и увидел открытый берег, где стояло судно. Мари-Анна уже миновала песчаную полосу, и Бэтиз помогал ей взойти на ожидавшую их Йоркскую лодку; когда же метис оттолкнул ее, четверо гребцов ударили веслами. Два челнока уже были на полдороге к плотам, и в одном из них Дэвид разглядел калеку Андрэ. Он увидел потом, как Мари-Анна встала в лодке и замахала как будто белым платком.

Он снова взглянул на плоты. Течение, багры и буксирные лодки упорно влекли их вперед. На самом краю он увидел одиноко стоявшую фигуру, в ярком солнечном свете казавшуюся высеченной из камня статуей. Это был настоящий великан. С непокрытой головой и обнаженными руками, он, не отрываясь, смотрел на судно и приближавшуюся Йоркскую лодку. Потом замахал рукой, и за этим движением раздался могучий крик, сразу же покрывший собой все остальные голоса. Он пронесся над рекой словно ружейный выстрел. И в ответ Мари-Анна сильнее замахала белым платком, и Дэвиду показалось, что она крикнула ему в ответ. Он вновь принялся смотреть на одинокую фигуру человека, ничего не видя и ничего не слыша, кроме новых раскатов могучего баса, разносившегося над рекой. Сердце у него забилось, глаза горели. Он весь был натянутой струной. Ведь он знал, что наконец-то перед ним Сен-Пьер, глава Булэнов и муж той женщины, которую он полюбил.

Вчера он привязал себе к поясу бинокль. Сегодня во время их прогулки Мари-Анна неоднократно с восхищением глядела в него. А вот сейчас, подумал Дэвид, этот бинокль может послужить для него хорошим лекарством. Он увидит все и окончательно со всем этим покончит. Пусть для него не останется никаких сомнений. И как улыбался он там, за скалой, когда над его головой свистели пули, так и теперь он с той же суровой улыбкой направил бинокль на одинокую фигуру, стоявшую на краю плота.

Но улыбка исчезла с его лица, когда он так разглядел Сен-Пьера, словно стоял с ним рядом. Никогда еще не встречал он такого человека. За минуту перед тем ему казалось, что перед ним странное видение аравийской пустыни: множество разноцветных палаток, полуобнаженные люди, огромные плоты, почти неподвижные на спокойной глади реки. Но в этом человеке, которого он так ясно видел в свой бинокль, не было ничего арабского, ничего напоминавшего о пустыне. Он походил скорее на древнего викинга, разбойничавшего на морях несколько веков тому назад. Вот он снова замахал своей огромной обнаженной рукой, и опять понесся по реке его оглушительный голос. Рыжие волосы были у него растрепаны, короткая борода блестела на солнце, и он весело смеялся, крича и махая Мари-Анне; жизнерадостный великолепный великан, казалось, чуть не прыгнул в воду от пламенного нетерпения скорее схватить в свои объятия женщину, которая встречала его.

Дэвид глубоко вздохнул, и сердце его невольно сжалось, когда он навел свой бинокль на Мари-Анну. Она все еще стояла на носу Йоркской лодки, повернувшись спиной к нему; по-прежнему махала платком и всей своей стройной фигурой выражала такое нетерпение, что будь у нее крылья, она так бы и бросилась вперед с лодки.

Снова взглянул он на Сен-Пьера. И этот человек не мог устоять против Бэтиза? Это было невероятно. Наверно, Мари-Анна просто пошутила. Она нарочно приготовила для него этот маленький сюрприз. Она хотела, чтобы он собственными глазами убедился в том, каким великолепным существом был глава Булэнов. И все же, смотря на него, Дэвид с болью убеждался, что они мало подходят друг другу. Чем-то нелепым показался ему их союз, несовместимым с тем прекрасным женским образом, который он носил в своей душе. Он видел в ней прекрасный дикий цветок, который так легко было сломать и раздавить, прекрасное сокровище, которое надо было оберегать от всего грубого и злого, крошечную царицу фиалок, такую хрупкую, хотя смелую и преданную. А стоявший на краю плота Сен-Пьер казался ему первобытным пещерным жителем. Что-то варварское было в нем. Ему не хватало только дубинки и щита, да звериной шкуры вокруг пояса, чтобы совсем превратиться в доисторического человека. Таковы, по крайней мере, были у Дэвида первые впечатления, когда он представил себе, как этот смеющийся великан с могучими легкими сожмет до боли в своих объятиях стройное прекрасное тело Мари-Анны.

А немного погодя он нашел, что преувеличил. Сен-Пьер вовсе не был чудовищем, хотя его расстроенный мозг и старался бессознательно представить его себе таким. В его лице была радость и смех, а в гремевшем над рекой голосе было столько заразительного веселья! И с берега ему тоже отвечали криками и смехом. Гребцы в лодке Мари-Анны грянули удалую ликующую песню и застучали веслами. Затем послышался одинокий крик калеки Андрэ, который был теперь недалеко от плотов. А на самих плотах шум все возрастал, все громче и громче звучали ликующие крики этих полных жизни и силы людей, радовавшихся великолепию этого дня и дикой свободе своего мира. И Дэвиду открылась правда. Сен-Пьер Булэн был любимым Старшим Братом своего народа.

Стиснув зубы, он ждал с напряженными мышцами. «Хорошее лекарство, — вновь твердил он себе. — Справедливое наказание за это подлое безволие — влюбиться в чужую жену». Йоркская лодка была уже у самого плота. Он увидел, как Мари-Анна сама бросила веревку Сен-Пьеру. Лодка причаливала, через минуту Сен-Пьер наклонился, и Мари-Анна очутилась рядом с ним на плоту. Все потемнело в глазах Дэвида. Он видел только, как Сен-Пьер схватил в свои объятия стройное тело. Видел, как Мари-Анна нежно обвила руками бородатое лицо. И затем…

Карриган оборвал живую картину. Он повернулся спиной к плотам и засунул бинокль в футляр на поясе. Кто-то шел к нему с судна. Это был гребец, который уведомил Мари-Анну о приезде Сен-Пьера. Дэвид спустился ему навстречу. У подножия холма он снова посмотрел в сторону плотов. Сен-Пьер и Мари-Анна уже были у двери в маленькую каюту, построенную на середине плота.

Глава XV

Дэвид ждал у себя в каюте. Он не смотрел через окно, чтобы наблюдать за приближением Сен-Пьера. Уселся за стол и принялся рассматривать журнал, лежавший рядом с рабочей корзинкой Мари-Анны. Теперь он сохранял полное хладнокровие. Никогда еще он так хорошо не владел собой, как теперь, никогда еще не чувствовал себя в такой степени господином положения. Вот сейчас начнется его борьба с Сен-Пьером. Он не сомневался в этом. Может быть, вначале это будет только духовная борьба, но так или иначе в ближайшие полчаса что-то произойдет в этой каюте.

Весь поглощенный предстоящим поединком, Дэвид машинально рассматривал страницу журнала, на которой изображены были невероятно тоненькие девицы в соблазнительных и загадочно-женственных нарядах. Некоторых из них Мари-Анна отметила карандашом, выражая свое одобрение. Рядом с какой-то воздушной паутиной, обвивающей одну из тоненьких фигурок, он прочитал: «Сен-Пьеру это понравится!!» Два восклицательных знака сопровождали это особое примечание.

Дэвид отложил в сторону журнал и взглянул на дверь. Нет, Сен-Пьер не замешкался бы отправить его на речное дно из-за нее. Но Дэвида не страшило это дно. Он вновь задумался о Мари-Анне.

Неожиданный стук причалившей лодки о стенки судна вернул его к текущей действительности. Он услышал негромкие голоса, один из которых, он был уверен в этом, принадлежал Сен-Пьеру. Голоса продолжали переговариваться, но по большей части так тихо, что слов разобрать было нельзя. Десять минут прошло в нетерпеливом ожидании. Наконец дверь широко распахнулась и в каюту вошел Сен-Пьер.

Медленно и спокойно Дэвид поднялся ему навстречу, пока глава Булэнов затворял за собой дверь. Карриган вовсе не хотел этим приветствовать его. Он был воплощением закона, выжидающего, невозмутимого, уверенного в себе и бесстрастного, как сталь. Он был готов к борьбе. Он ждал этой борьбы. Сен-Пьеру оставалось только решить, какой должна быть эта борьба. Но Сен-Пьер изумил его, хотя он и не выдал ничем своего изумления. Озаренный ярким светом из выходившего на запад окна, перед ним стоял и смотрел на него глава Булэнов. На нем была серая фланелевая рубашка с открытым воротом, показывавшим дивную шею, на которой сидела великолепная голова с рыжеватыми волосами и бородкой. Но что больше всего поразило Дэвида, так это глаза Сен-Пьера. Он не любил встречать У своих врагов таких глаз — голубовато-серых, отливавших холодным блеском стали. Правда, в них не было боевого задора. Сен-Пьер не был ни возбужден, ни раздражен, и поведение Карригана, пo-видимому, нисколько его не смущало. Он улыбался и почти с детским любопытством рассматривал Дэвида; а потом из его могучей груди вырвался тихий смешок, и он подошел к нему с протянутой рукой.

— Я — Сен-Пьер Булэн! — сказал он. — Я много слышал о вас, сержант Карриган. Вам не посчастливилось за последнее время!

Если бы он подошел к нему с угрозой, Дэвид почувствовал бы облегчение. Теперь же его привело в замешательство, что этот великан дружески протянул ему руку, тогда как он ожидал совсем другой встречи. Сен-Пьер смеялся над ним! В этом не могло быть сомнения. У него хватило духу сказать, что ему не посчастливилось, словно было что-то забавное в том, чтобы быть подстреленным чужой женой!

Карриган продолжал держать себя по-прежнему. Он не подал своей руки. В его глазах не вспыхнул веселый огонек. И, заметив это, Сен-Пьер опустил протянутую руку в открытый ящик с сигарами, повернувшись на мгновение к нему спиной.

— Это забавно! — сказал он с легким французским акцентом, как бы обращаясь к самому себе. — Возвращаясь домой, нахожу свою Жанну в ужасной суматохе, в ее комнате посторонний человек, и этот посторонний не желает обменяться со мной улыбкой и протянуть мне руку. Tonnerre, ведь это же забавно! Моя Жанна спасла ему жизнь, пекла ему булочки, предоставила ему мою собственную постель, гуляла с ним по лесу… Ах, неблагодарная cochon!

Он обернулся, широко смеясь и наполняя всю каюту раскатами своего хохота.

— Vous avez de la corde de pendu, мсье! Да, вы счастливый малый! Только для одного человека во всем мире моя Жанна сделала бы все это. Вы счастливец, во-первых, потому, что уцелели там за скалой; во-вторых, потому, что вы еще не на дне реки; и, наконец… — Он безнадежно пожал плечами. — И теперь после всех наших любезностей и всех этих удач вы смотрите на меня как на врага, мсье! Diable, я не могу этого понять!

За эти немногие минуты Карриган никак не мог определить, что это был за человек. Он не отвечал ничего, предоставляя говорить Сен-Пьеру. А последний, самый тонкий хитрец, какого он когда-либо видел, стоял перед ним как бы на самом деле крайне удивленный. Но за этим показным недоумением в его голосе и манере Дэвид чувствовал какую-то глубину. Сен-Пьер был действительно способен на все, что говорила о нем Мари-Анна, и даже на гораздо большее. Она безоговорочно верила в то, что ее муж может найти выход из любого положения, и Карриган теперь соглашался, что Сен-Пьер в самом деле походил на такого исключительного человека. Улыбка не сбежала с его лица, и он продолжал глядеть с прежним добродушием.

Дэвид холодно усмехнулся ему в ответ. Он признал умную и тонкую игру Сен-Пьера. Последний мог, по-видимому, так улыбаться даже в самый разгар борьбы, а Карриган любил улыбающегося врага, даже собираясь надеть на него стальные браслеты.

— Я сержант Карриган N-ской дивизии, Северо-западной конной полиции! — произнес он установленную формулу. — Садитесь, Сен-Пьер, и я расскажу вам кое-что о том, что произошло. И тогда…

— Non, non, это излишне, мсье! Я уже слушал об этом целый час, а я не люблю дважды слушать одно и то же. Вы служите в полиции. Я люблю конную полицию. Там храбрые ребята, а все храбрецы — мои братья. Вы ищите каналью Одемара Роджера! Не правда ли? И в вас палили за скалой и чуть не убили. Ma foi, это моя Жанна разошлась! Да, она приняла вас за другого!

И снова громоподобный хохот вырвался из могучей груди Сен-Пьера.

— Плохо она стреляла. Я ожидал от нее лучшего, но ведь на раскаленном белом песке солнце так и слепило глаза. Все, что произошло потом, мне тоже известно. Бэтиз не прав. Я выбраню его за то, что он хотел вас спустить в реку. Oui, ce que femme veut, dieu le veut! Это правда. Женщина обязательно настоит на своем, а нежное сердце моей Жанны было тронуто, потому что вы храбры и красивы, мсье Карриган. Но я не ревную. Ревность — это червь, который подтачивает дружбу, а мы должны быть друзьями. Только в качестве своего друга могу я вас взять с собой в замок Булэн, там, далеко в Йеллоунайфе. Туда мы и собираемся.

Подходило это или нет к данному моменту, но лицо Карригана невольно расплылось в улыбку, когда он придвинул к столу второй стул. Ему вдруг вспомнилось, как он усмехался за скалой, когда был на волосок от смерти. Вот так же смеялся теперь и Сен-Пьер. Дэвид снова испытующе взглянул на главу Булэнов, который усаживался против него. Да, такой человек не побоится ничего на свете, даже правосудия. В этом убедил Дэвида тот огонек, который вспыхнул в его глазах, когда их взгляды скрестились. «Мы улыбаемся теперь, потому что нам так угодно, — прочитал Дэвид в этом взгляде. — Но если будет нужно, мы сумеем бороться».

Карриган слегка облокотился на стол.

— Вы знаете, что мы не поедем в замок Булэн, Сен-Пьер, — сказал он. — Мы поедем в форт Мак-Муррей, где вы и ваша жена должны будете ответить на целый ряд вопросов относительно всего случившегося. Это единственная возможность. Почему ваша жена пыталась убить меня? И что вам известно о Черном Роджере Одемаре?

Сен-Пьер все время не спускал глаз с Карригана. И постепенно эти глаза менялись: улыбка исчезла, синева потускнела, за ними показывались другие глаза, твердые как сталь и холодные как лед. Но все же в них не было ни угрозы, ни раздражения, ни страсти. Изменился и голос Сен-Пьера: стал не таким глубоким и звучным, как раньше. Словно он сдерживал или сковывал его своей могучей волей, как сковал он и то страшное, что скрывалось в его глазах.

— Зачем нам играть в прятки, мсье Карриган? — сказал он. — Почему не действовать прямо и честно, как подобает мужчинам? Я знаю все, что случилось. Mon dieu, скверное дело. Вы были при смерти и слышали, как этот несчастный калека Андрэ спрашивает про Роджера Одемара. Моя Жанна рассказывала вам о том, как я нашел его в лесу с изуродованным телом и душою. А что касается моей Жанны, — руки Сен-Пьера сжались при этом в устрашающие кулаки, — то я скорее умру, скорее убью вас, чем скажу, почему она стреляла в вас! Мы оба мужчины и не трусы. Вот и скажите мне, что бы вы стали делать на моем месте, мсье?

В наступившем минутном молчании они пристально глядели друг на друга.

— Я бы стал бороться, — медленно ответил Дэвид. — Я непременно стал бы бороться, если бы это оказалось нужным для нее.

Карриган еще больше облокотился на стол, полагая, что он набросил теперь на Сен-Пьера такую сетку, которая поймает его.

— Но ведь и я тоже должен бороться, — добавил он. — Вы знаете наши законы, Сен-Пьер. Мы не возвращаемся без намеченного нами человека, если только не помешает смерть. Я был бы глупцом, если бы не понимал своего настоящего положения. Вам очень легко отделаться от меня. Но я не считаю вас убийцей, хотя ваша Жанна и пыталась сделаться ею. — Легкая улыбка пробежала по его губам. — А Мари-Анна… простите, ваша жена…

Сен-Пьер перебил его:

— Мне будет приятно, если вы станете звать ее Мари-Анной. И ей тоже, мсье. Dieu, если бы мы только могли видеть, что таится в сердце женщины. Жизнь — занятная вещица, мсье, клянусь головою.

Он пожал плечами, с улыбкой глядя прямо в глаза Дэвиду.

— Посмотрите, что случилось. Вы выслеживаете убийцу. Моя Жанна делает большую ошибку и стреляет в вас. Затем она жалеет вас и спасает вам жизнь, переносит вас сюда и — ma foil — это же правда, начинает заниматься вами больше, чем нужно. Но это отнюдь не вызывает во мне желания прикончить вас. Non, ее счастье — мое счастье. Правда, мертвые молчат, но бывают случаи, мсье, когда и живые умеют держать язык за зубами. И я думаю, что вы сумеете это сделать, мсье Карриган. Вы сохраните в тайне все, что произошло за скалой. Вы сохраните в тайне и лепет моего бедного тронувшегося Андрэ. Ни одним словом вы не обмолвитесь об этом. Я это знаю, я клянусь в этом. Я готов поручиться за это своею жизнью.

Сен-Пьер говорил медленно и спокойно. В его глубоком голосе звучала безграничная уверенность. В нем не слышалось ни угрозы, ни предостережения. Он был только уверен в себе. И глаза его стали опять голубыми и смотрели почти дружески.

— Вы готовы поручиться жизнью? — вопросительно повторил Карриган. — Вы готовы на это?

Сен-Пьер встал и окинул всю каюту глазами, сиявшими от гордости и возбуждения. Он перешел в другой конец комнаты, где стояло пианино, и на мгновение коснулся клавиш своими толстыми пальцами; потом, увидя смятый уголок кружевного платочка, взял его и снова положил на место. Карриган ждал, не повторяя вопроса. Чем больше глядел он на Сен-Пьера, тем сильнее овладевало им какое-то странное волнение, которое он всячески старался подавить в себе. Никогда еще присутствие другого человека не производило на него такого впечатления, и невольно появилась мысль, что это не только достойный, но даже превосходящий его по силе противник. Сен-Пьера выделяло не одно только великолепное мощное тело, но и что-то гораздо большее; это что-то приоткрылось Карригану в наступившем между ними молчании и убедило его, что никакие законы в мире не заставят главу Булэнов отступить от своего решения. На минуту Дэвид позабыл, что судьба сделала его врагом Сен-Пьера. Он тоже встал и невольно улыбнулся, вспомнив бахвальство Бэтиза.

— Я спрашиваю вас, — сказал он, — действительно ли вы готовы поручиться жизнью? Конечно, если ваши слова были случайны и вы не вкладывали в них значения…

— Если бы у меня была дюжина жизней, то и тогда я прозакладывал бы их все, — прервал его Сен-Пьер.

Он снова оглушительно расхохотался и заговорил более громким голосом.

— Мсье Карриган, я пришел как раз предложить вам это испытание. Oui, я мог бы вас убить сейчас. Я мог бы бросить вас в реку, как советует Бэтиз. Mon dieu, мало ли способов заставить вас исчезнуть бесследно! И тогда моя Жанна была бы в безопасности. Она, наверно, не угодила бы за тюремную решетку, а жила бы себе в родных лесах, смеялась бы и пела. А Черный Роджер Одемар, каналья, тоже уцелел бы на время. Но ведь это было бы все равно, что убить малого ребенка. Вы так беззащитны теперь. Поэтому вы и отправитесь вместе с нами в замок Булэн, а если на исходе второго месяца, начиная с сегодняшнего дня, вы добровольно не признаете, что я выиграл пари… тогда, мсье, мы пойдем с вами в лес, и там вы можете пристрелить меня, потому что я ставлю на карту свою жизнь. Разве это не подойдет? Можете ли вы придумать лучшее между такими людьми, как вы и я?

— Я, по крайней мере, могу предложить кое-что занимательное, — ответил Дэвид. — Но сперва я должен выяснить мое здесь положение. Думаю, что я пленник.

— Нет, гость, хотя с некоторыми ограничениями, мсье! — поправил Сен-Пьер.

Оба посмотрели друг другу прямо в глаза.

— Завтра утром я назначил схватку с Бэтизом, — сказал Дэвид. Так, ради спортивного интереса, чтобы позабавить ваших людей. Я слышал, что Бэтиз — лучший боец во всем Триречье. А я… мне не нравится, чтобы про кого-нибудь так говорили в моем присутствии

Впервые Сен-Пьера оставило, казалось, его безмятежное спокойствие. На его лицо набежала тень, он нахмурил брови и как-то безнадежно пожал плечами. Слова Карригана точно затмили для главы Булэнов весь яркий солнечный день. В его голосе слышалось явное огорчение и разочарование, когда он указал рукой на окно.