Глава VII. ЧАС МЕСТИ

При звуке неожиданного выстрела Марион инстинктивно прижалась к Натаниэлю так близко, что он мог почувствовать удары ее сердца. Но потом, окончательно придя в себя, она отстранила его легонько. Все это произошло очень быстро. Однако в этих нескольких секундах для Натаниэля заключалось больше счастья, чем было за всю его предыдущую жизнь, счастья, одного воспоминания о котором будет достаточно и для всей будущей его жизни. Но он испытывал какое-то сладкое смущение от сознания, что Марион почувствовала его поцелуй. Он испытывал неловкость и радость одновременно. Но первого было все-таки недостаточно, чтоб заставить его сожалеть о своей несдержанности. Он любил ее и был рад, что выдал себя.

Только сейчас Нат заметил, что лицо ее было исцарапано и рукава легкого платья разорваны в клочья. Когда она, отстраняясь, оперлась на его руку, чтобы встать, Натаниэль с трудом удержался от слов, которые жгли его, но все, что он хотел сказать, горело в его глазах. Все еще слабая, девушка улыбнулась ему, и в этой улыбке был милый укор, прощение и благодарность. Что-то невыразимо сладкое было во взгляде ее блестящих глаз…

— Нель убежал, — прошептала она, — а вы?

— Я пришел за вами, Марион, — сказал он тихо.

Ее прекрасные глаза выпытали от него тайну, прежде чем он успел сообразить.

— Я вернулся, чтобы увезти вас с этого острова.

Почти одновременно с его словами раздался еще один пушечный выстрел. С испуганным криком девушка зашаталась и сильнее сжала его руку. В ее голосе был испуг.

— Почему вы не уехали вместе с Нелем? Ваша шхуна стоит у Сент-Джемса?

— Да, моя шхуна у Сент-Джемса, Марион.

Его голос дрожал от торжества, от счастья, от нежности. Он не мог сдержать себя. Он обнял ее за талию, и, к его радости, она не отстранила его руки. Рука Ната тонула в роскошных волосах девушки. Он наклонился и прикоснулся к ним губами.

— Нель рассказал мне все о вас, — сказала она.

— Моя шхуна обстреливает Сент-Джемс, а я забираю вас отсюда.

Только сейчас освободилась Марион из его объятий. Она сделала это так мило, что Натаниэль не почувствовал в ее движении ни упрека, ни недовольства. Ему больше не было стыдно. Он признался, хотя и без слов, в своей любви и знал, что девушка поняла его. Он только теперь осознал, что полюбил ее с того момента, когда увидел через окно королевского дома. С того самого вечера он чувствовал, что готов пожертвовать своей жизнью ради нее, и был уверен, что девушка догадалась, почему он бросился на помощь к тому человеку у столба. Но слова девушки направили его мысль совершенно в другом направлении.

— Вы ошибаетесь, капитан Плюм. Ваша шхуна взята в плен мормонами, и эти выстрелы — это салют.

Она судорожно сжала его руку.

— Я хочу, чтоб вы ушли. Я хочу, чтоб вы уехали вместе с Нелем!

— Значит, Кесси попал в плен?

Он говорил медленно, как если бы не расслышал ее последних слов. Девушка следила за ним. Она догадалась об отчаянии, которое должно было родиться от ее слов в душе капитана, но когда он заговорил, его голос был спокоен.

— Кесси — дурак, — сказал он, бессознательно повторяя слова Прайса. — Марион, согласны ли вы покинуть остров?

Вспыхнувшая в нем надежда рухнула при первых словах Марион.

— Вы должны уехать один. — Напряжением воли она заставила себя выговорить. — Скажите Нелю, что он был приговорен к смерти, скажите ему, чтоб он ради меня, ради моего спокойствия, никогда больше не возвращался на остров.

— А я?

Она скорее почувствовала, чем увидела протянутые руки капитана Плюма.

— А вы? — Ее голос был глух и нежен. — А вы, если вы любите меня, должны последовать его примеру. Присоединитесь к Нелю. Спасите ради меня его жизнь.

Она придвинулась к нему, и в блеске ее возбужденных глаз Натаниэль узнал ту силу, которая покорила его.

— Вы уедете. Вы не можете спасти меня от Стрэнга… Теперь мы должны расстаться.

Она сделала движение по направлению к тропинке, Натаниэль слегка преградил ей дорогу.

— Я провожу вас до города, — попросил он.

— Вы не должны идти со мной.

— Почему?

— Потому что они убьют вас.

— Убьют? — Его приглушенный смех был больше от радости, чем от страха. — Я счастлив вашей заботой, Марион.

Они вместе вышли на тропинку. Марион настаивала, чтобы он ее покинул, но Нату удалось ее уговорить. Они шли медленно, прислушиваясь к каждому шороху.

— Я спасу вашего брата, если это в моих силах.

— Вы должны спасти, — шепнула она и в приливе благодарности сильно сжала его руку.

— Для вас… я на все готов.

— Для меня…

Теперь она была совсем близко от него. Быстрым и легким движением, он поднял спустившуюся на ее лоб прядь волос и повернул лицо девушки к себе. Ее глаза, ради которых он готов был всем пожертвовать, смотрели на него прямо и совсем близко.

— Я его увезу с острова, — сказал он, не отрываясь от этих глаз, — и клянусь вам, что вы… что вы никогда не выйдете замуж за Стрэнга.

Крик сорвался с губ девушки. Был ли это крик радости или надежды? Она сделала шаг назад, сжав руки, затаив дыхание, как бы ожидая, что скажет он еще. Но в эту драгоценную секунду Натаниэль, сам пораженный собственной смелостью, не произнес ни слова.

— Нет, — сказала Марион, — нет, вам это не удастся.

— Я все-таки попытаюсь…

Натаниэль уже составил план действия. Со слов Марион и по решительности, с какой она произнесла их, Натаниэль понял, что его попытки убедить ее покинуть остров будут так же бесполезны, как и увещевания Неля. Для Ната был только один выход, и поэтому он остановился на плане, о котором уже говорил с Нелем. Он давал себе отчет, что теперь, по всей вероятности, ему придется действовать одному, если он не сможет обеспечить себе помощь со стороны Прайса. Его шхуна и люди были в руках мормонов, а Нель, в поисках шхуны, очень легко может разойтись с ним. В таких условиях судьба Марион будет зависеть исключительно от его находчивости. Если б он мог достать маленькую лодку и причалить сзади хижины Прайса, если б он мог каким-нибудь образом заманить ее в эту лодку… Мысль, что ему придется обмануть доверие, применить силу или хитрость по отношению к Марион, была ему очень тягостна. Он чувствовал, что она верит в него. Теплое пожатие ее руки, когда она опиралась на его плечо, достаточно красноречиво говорило об этом. Минутами в темноте она прижималась к нему, подобно маленькой испуганной девочке. Когда он сдерживал дыхание, она делала то же самое, прислушивалась, когда прислушивался он, и ее маленькая ножка ступала естественно и бесшумно, приноравливаясь к его старательно рассчитанным шагам. Ее доверчивость заливала сердце Натаниэля теплой сладостной волной, и он с ужасом думал, что обстоятельства могут вынудить его обмануть это доверие. Как бы случайно, Нат прикоснулся к руке, все еще лежащей на его плече, и, осмелев, сжал теплые маленькие пальчики, и душа его трепетала, ощущая их нежную покорность. Потом он вспомнил о таинственной силе, приковывавшей эту девушку к королю мормонов. Он жаждал ободрить ее, вселить в нее надежду, упросить ее поделиться с ним тайной, тень которой витала над Марион, но, вспомнив слова Неля по этому поводу, он вовремя удержался.

Они шли так в глубоком молчании несколько минут. Потом девушка остановилась.

— Теперь уже близко. Здесь мы должны расстаться.

— Еще немного!

Она опять уступила, но там, где тропинка пересекалась дорожкой, ведущей к хижине Прайса, она протянула ему руку.

— Теперь вы должны уйти, — уже решительно повторила Марион.

В эту прощальную, последнюю минуту капитан Плюм взволнованно, на минуту потеряв самообладание, страстно прижал к своей груди ее руку.

— Простите меня. Простите мой поцелуй, но я…

Он освободил ее руку и отступил, вовремя удержав признание, готовое сорваться с его губ. Он вспомнил свой план, взял себя в руки и продолжал уже совсем другим голосом:

— Нель ждет меня там, в маленькой лодке.

Он показал в сторону озера, лежащего за хижиной Прайса.

— Я его скоро увижу и, если вы обещаете ждать меня у советника сегодня в полночь, я вернусь сообщить вам об его отъезде на материк.

Теперь Марион подошла к капитану. Ее глаза блестели в темноте, как звезды.

— Если вам удастся заставить Неля уехать отсюда, когда я встречу вас… я скажу, я скажу вам…

Не докончив фразы, она проскользнула на тропинку, ведущую к Сент-Джемсу. Потом, подняв руку в прощальном привете, она добавила уже издали:

— Скажите Нелю, что он должен уехать ради Бетти. Скажите ему, что, если он этого не сделает, ей угрожает та же судьба, что и мне. Скажите ему, что она любит его и встретится с ним на материке. Любит его.

С этими словами она стала быстро удаляться. Натаниэль не двигался, пока шум ее шагов не замер вдали окончательно. Потом он быстро зашагал по дорожке к хижине Прайса. В возбуждении, которым был переполнен, он забыл об опасности, о необходимой осмотрительности и почти готов был свистеть от радости. В эти минуты для Ната ничего, кроме Марион и своего собственного счастья, не существовало. Отсутствие Неля теперь для него ничего не значило. Он признался ей в своей любви и, хотя это признание осталось без определенного ответа, он был взволнован воспоминанием о последнем взгляде ее глаз. О чем она скажет ему, если удастся благополучно отправить Неля с острова? Что заключалось в этой неоконченной фразе? Он чувствовал, что в ней должно было заключаться некое вознаграждение за его преданность и, может быть, даже больше. Испуганная дрожь ее голоса, прерывистое дыхание, странный блеск глаз давали пищу его надеждам. Если ее брат уедет сегодня ночью, увеличит ли это ее веру в него? Расскажет ли она ему тайну своей привязанности к Стрэнгу? Марион встретится с ним в полночь. Она поедет вместе с ним на лодке, и тогда… Он не применит к ней насилия. Он скажет только, что Нель в полумиле от берега и обещал окончательно покинуть остров при условии, что она согласится пожелать ему счастливого пути. И когда они будут там, вдали от берега, Нат скажет ей, что солгал и что сделал это из любви к ней, ради ее собственного спасения. Возбужденный ум Натаниэля не видел в этом ничего невозможного — напротив, все казалось ему легко осуществимым. Он был счастлив…

Вид хижины Прайса вернул его к действительности. Она вынырнула так неожиданно, что капитан Плюм не мог сдержаться от восклицания. Хижина была погружена в полную темноту. Дверь была заперта на замок. Он заглянул в окна, прислушался, постучал и в конце концов спрятался рядом с тропинкой, будучи уверен, что старый советник должен скоро вернуться из города. Натаниэль ждал около часа. Потом со всей осмотрительностью, на какую он был способен, Натаниэль пошел по тропинке, которая начиналась сзади хижины и вела к озеру. Приблизительно через полмили был берег. Все вокруг тонуло во мраке, ни один огонек не прерывал пелены ночи.

Скрываясь между деревьями, он медленно пошел вдоль берега по направлению к городу. Довольно скоро перед ним замерцал огонек. Подойдя ближе, он оказался перед маленьким домом. Освещенное окно свидетельствовало, что в нем находились люди. Надежда найти лодку вновь вспыхнула в душе Натаниэля, и сердце его радостно забилось, когда эта надежда оправдалась. У берега, в двух шагах от дома, стояла небольшая лодка. Весла не были даже вынуты из уключин. Через минуту Натаниэль уже сидел в лодке и быстро удалялся и от домика с одиноким огоньком, и от мрачного леса. Натаниэль был уверен, что Нель уже прекратил безнадежные поиски шхуны и гребет, по всей вероятности, к Сент-Джемсу. На всякий случай капитан Плюм взял направление к тому месту, где он условился с ним встретиться. Луны не было, но в ясном небе мерцали бесчисленные звезды, и благодаря этому Натаниэль мог видеть достаточно далеко вокруг себя. В течение часа он крейсировал взад и вперед у назначенного места и потом причалил метрах в десяти от дорожки, которая вела к хижине Прайса.

Было десять часов. До встречи с Марион оставалось еще целых два часа. Он старался подавить в себе тяжелые предчувствия и сомнения, которые сменили уверенность первых минут. Но теперь, когда он шел к хижине, эти сомнения вспыхнули с новой силой. Что, если Марион не сдержит слова? Нат вспомнил о шпионах, которые окружали дома девушки и Прайса. Может ли он довериться старому советнику? Может ли он рассказать, посвятить его в заговор и просить его помощи? Эти вопросы не могли не увеличить волнение, которое испытывал Нат. Он понимал, что надо сосредоточить все способности, поэтому усилием воли вернул себе хладнокровие и заставил себя смотреть более радужно на будущее. Не доходя до хижины, он вновь верил, что спасет Марион, чего бы это ему ни стоило, и сможет обойтись без помощи Неля или Прайса. Если Марион не придет к нему в хижину, он сам пойдет к ней. Как бы то ни было, даже если ему придется пробивать себе путь с оружием в руках, он доставит ее на лодку. Никакие охотники за невольниками, никакие собаки Арбора Кроча не смогут его остановить. Теперь, когда его мысли успокоились и решение было принято, Нат почувствовал нестерпимый голод. Он с утра ничего не ел. Если Прайс еще не вернулся, он решил пробраться в хижину и поискать чего-нибудь съедобного, не дожидаясь его возвращения. Но вдруг за поворотом дорожки он увидел в хижине советника свет, и, когда Нат осторожно огибал угол хижины, из открытой двери к нему донесся чей-то очень тихий голос. Соблюдая осторожность, он подошел к окну и заглянул в комнату. Лампа, свет которой он увидел с дорожки, стояла на столе большой комнаты, но голос исходил из маленького чулана. Несколько минут Натаниэль прислушивался, и вдруг знакомое бормотание старого советника перешло в сумасшедший, яростный бред и крики! Нат окаменел от неожиданности. Есть ужас в голосе сумасшедшего. Ужас, который пробирается со дна души, который пробуждает болезненное напряжение в каждом нерве и может заставить человека, который слышит такой крик, обливаться холодным потом. Именно такой голос, голос сумасшедшего, доносился из маленькой комнатки. Натаниэль оробел, зашатался, как если бы стальные клещи сжали его горло. Дрожа всем телом, он отошел от окна, но голос преследовал его, разражаясь то неожиданным хохотом, то странными рыданиями, пока не замер наконец на каком-то душу раздирающем возгласе.

Неужели Обадия Прайс сошел с ума? Взяв себя в руки, Натаниэль медленно приблизился к двери. Каждый его нерв был напряжен. Сердце стучало подобно молоту. Наступившее после ужасного возгласа молчание вдруг прорвалось новым страстным рыданием. Это рыдание закончилось чьим-то именем, произнесенным уже обессиленным шепотом. При этом имени Натаниэль подался вперед. Это было имя Марион. Напрягая слух, чтобы уловить слова, которые могли последовать за этим именем, Натаниэль незаметно для самого себя оказался в дверях хижины. Жалобы Прайса становились все тише, пока не умолкли окончательно. Ни один вздох, ни одно движение не нарушали тишины, исходившей из маленькой комнаты. Очень медленно, крадучись, Натаниэль вошел в хижину. Под ним скрипнула половица, но звук не привлек ничьего внимания. Спокойствие смерти царило в хижине. Страшное опасение промелькнуло в голове Натаниэля, и он бросился через большую комнату к двери чулана. Старый советник лежал наполовину распростертый на столе. Его руки были судорожно сжаты, голова неестественно запрокинута. Казалось, что смерть настигла его в минуту какой-то судорожной конвульсии. Но Натаниэль убедился, что Прайс еще дышит. Он положил руку на скрюченную спину старика.

— Прайс, что с вами? — спросил он тихо.

Дрожь пробежала по телу советника, точно прикосновение руки Ната пробудило его, и он медленно поднял голову. Натаниэль постарался удержаться от крика при виде этого ужасного лица, хотел даже улыбнуться, заговорить, но не смог. Перемена, происшедшая в лице советника, лишила Ната самообладания. Он молча и неподвижно стоял перед стариком. Только что он слышал голос безумия, теперь в глазах, которые на нем остановились, увидел… В этих глазах не было ни проблеска сознания. Багровые, надутые кровью вены испещряли белый лоб, рот был искривлен, и из губ сочилась кровь. Капитан Плюм невольно отступил. Советник остановил его дрожащей рукой.

— Нат. Не уходите, — успел сказать он, и опять упал лицом на стол.

В соседней комнате Натаниэль увидел ведро с водой. Он быстро притащил его в чулан и, смочив край полотенца, приложил его ко лбу старика. Прайс долго не двигался. Наконец он схватил руку Натаниэля. Лицо советника опять изменилось. Пламя сумасшествия угасло в глазах, и он со слабым смешком тяжело выпрямился.

— Легкая слабость, Нат, — сказал он, как бы прося извинения. — Это иногда случается со мной от сильного волнения.

Он сделал несколько шагов и рухнул в кресло. Голова его бессильно склонилась набок, и тело не могло еще освободиться от наступившего вслед за конвульсией оцепенения. Потеряв надежду привести его быстро в чувство, Натаниэль вышел из хижины и спрятался за деревьями, опасаясь возможного прихода мормонов. Но он недолго оставался там. Голод заставил его вернуться к дверям хижины. Он знал, что Прайс нескоро придет в себя после такого сильного припадка, и решил сам найти какую-нибудь еду. Когда Натаниэль поднимался по ступенькам, он во второй раз с того времени, как был на острове, услыхал торжественные удары большого колокола. Удары следовали один за другим и скоро слились в один дрожащий сплошной гул. Сзади Ната вдруг раздался резкий крик. Нат быстро обернулся. Советник стоял посредине большой комнаты с поднятыми руками. Его лицо пылало, в глазах, всего несколько минут назад безжизненных, горело торжествующее и злое пламя.

— Нат, вы пришли в великий час мести. Рука возмездия опустилась на королевство мормонов, — он глубже вздохнул и почти крикнул, — завтра я буду королем.

Не успел он досказать, как хижина задрожала и звуки колокола потонули в низком, громоподобном грохоте.

— В чем дело? — крикнул Натаниэль, вскакивая в комнату и хватая Прайса за руку. — Что это значит?

— Рука мести! — шепнул старик.

К нему вернулись его прежние привычки, припадка как не бывало, он весь сморщился и потирал руки с обычным своим усердием.

— Тысяча вооруженных людей высадилась на остров. Ломаниты материка вторглись в королевство, подобно иудеям на землю Ханаанскую… Час гибели для Стрэнга пробил, он обречен, и завтра я буду королем… я…

С пронзительным криком Прайс устремился к двери хижины и торжествующе расхохотался, указывая на север, где высоко взвилось яркое пламя.

— Сигнальный огонь и колокол Сент-Джемса призывают мормонов к оружию, но теперь слишком поздно… Слишком поздно.

Он зашатался, схватился за шею и упал на пол.

— Слишком поздно, — прохрипел Прайс, задыхаясь. — Нат… Марион… Дрожь пробежала по телу старика, и через секунду он лежал неподвижно.

Глава VIII. ШЕСТЬ КОМНАТ В ДОМЕ КОРОЛЯ

Натаниэль опустился перед распростертым телом советника на колени. Глаза Прайса были открыты, но не видели ничего. Лицо приобрело белизну бумаги, но он еще дышал. Нат заботливо поднял старика и уложил его на койку в конце комнаты. Он расстегнул его платье, разрезал воротник и прикоснулся к груди советника. Биение сердца казалось все более и более замедленным. Спазмы сжали горло Ната, когда он наблюдал за увеличивающейся бледностью советника. Какое странное чувство симпатии привлекало капитана Плюма к этому старику и заставляло так сильно реагировать на его страдания? Может быть, Нат так относился к старику, потому что знал, как старик относится к Марион. Нат нежно произнес имя девушки, но оно не пробудило сознания в невидящих глазах и не вырвало ни звука из неподвижных губ. Наконец очень медленно наступила реакция. Пульс учащался, дыхание заметнее вздымало грудь. Натаниэль с облегчением поднялся. Зарево продолжало освещать небо, и набат по-прежнему призывал к оружию и будил тревогу. Нервы капитана Плюма были возбуждены. Припадок Прайса, таинственное содрогание земли, огромное зарево, колокольный перезвон и сумасшедшая радость советника — все это следовало одно за другим так быстро, что капитан Плюм не знал, что думать. Какая страшная месть готова разразиться над королевством мормонов? Возможно ли, что рыбаки и поселенцы материка действительно подняли восстание и были готовы уничтожить Стрэнга и его город? Эта мысль бросила Натаниэля к двери. Кровь разлилась по его жилам подобно огню. Чем все это может кончиться для Марион и Неля? Нат устремился к тропинке, ведущей к дому Марион. Потом вдруг вспомнил, что Прайс произнес ее имя. Очевидно, он что-то хотел сказать о ней. Эта догадка заставила его вернуться. Он склонился над телом Прайса и произнес имя девушки несколько раз подряд. Но старик по-прежнему лежал неподвижно. Нат смочил полотенце, и пока он обтирал лицо и грудь Прайса холодной водой, он чувствовал, что борется за жизнь старика ради Марион, и это заставляло Натаниэля ухаживать за стариком с удесятеренным рвением. Спустя некоторое время дыхание Прайса стало более правильным, и капитан Плюм понял, что победа осталась за ним. Натаниэль облегченно вздохнул. Прайс будет жить, и Марион… Он склонился к самому уху старика.

— Расскажите мне все о Марион.

Он опять повторил ее имя несколько раз и ждал, затаив дыхание, ответа. Но старик молчал. Когда Нат склонялся к нему, он увидел, что зарево в северной части неба значительно увеличилось. В глубокой тишине, окружавшей хижину, удары колокола казались ближе, и Нату удалось даже расслышать возбужденный лай городских собак. Надежда, что Прайс ему ответит, покинула Натаниэля, и он вернулся к дверям. До полуночи, то есть до прихода Марион, нужно было ждать еще целый час. Какой-то страх, в котором он не мог отдать себе отчета, толкал его пойти навстречу Марион. Некоторое время он боролся против этого искушения. Ведь она могла выбрать другую дорогу, и тогда они разойдутся. Нат ждал у начала леса. Каждая минута казалась ему часом, и он бессознательно начал отсчитывать время по непрекращающимся ударам колокола. Потом он все-таки вышел на тропинку. Он шел, пока не потерял из виду свет хижины. Когда мрак окутал его со всех сторон, он еще больше ускорил шаги. Если Марион сдержит свое обещание, он обязательно встретит ее, в противном случае он прямо придет к ней и скажет, что Нель ждет ее. Нат был убежден, что тревога, поднятая колоколом Сент-Джемса, отвлекла ее сторожей и ничто теперь не помешает его плану. Если Марион уже покинула свой дом, Нат успеет вернуться к Прайсу. Теперь Нат почти бежал. Вдруг звук отдаленного конского топота остановил его. Он услыхал крик человека, ответ другого и громкий лай возбужденных собак. Кровь ударила Нату в виски, когда он подумал о волнении, которое должно сейчас царить в Сент-Джемсе, об Арборе Кроче, собирающем защитников, о Стрэнге, чей громоподобный голос, наверное, раздавался сейчас среди сбежавшихся людей, ободряя и воодушевляя их. Натаниэль представил себе испуганные группы женщин и детей, их страх и растерянность перед грозной местью, которой пылали нападавшие, и он радостно вздрогнул… Нат был слишком завзятым любителем приключений, чтобы не воодушевиться от подобных мыслей. У прогалины Нат остановился. В глубине ее среди сирени мерцал свет. Сладкий запах цветов донесся до него, густой и волнующий. Он быстро прошел открытое место и погрузился в кусты у освещенного окна. Он услыхал в доме голоса мужчины и женщины. Была ли это Марион? Натаниэль осторожно подполз к самому окну. Достигнув его, он остановился. Имеет ли он право заглянуть туда? Но в ответ на грубый и злой голос мужчины он услыхал всхлипывание женщины, и это заставило его решиться. Нат прильнул к окну. Лампа, освещавшая окно, стояла на столе. За столом сидела женщина. Ее седая голова опиралась на руки. Во всей позе было отчаяние. Капитан Плюм догадался, что эта женщина — мать Марион, мужчины же он не видел. Но где Марион? Натаниэль отполз обратно в кусты и обошел дом. Всюду, исключая эту комнату, было темно. Нат с внезапной решимостью направился к двери и громко постучал. Он ждал почти полминуты, потом постучал опять. Наконец за дверью раздались шлепающие шаги и постукивание палки. Дверь открылась. В дверях стоял высокий худой старик. Он тяжело опирался на палку, страдая, очевидно, ревматизмом. Сзади него капитан Плюм увидел испуганное лицо женщины. Наружность этих двух очень старых людей заставила его содрогнуться. Дрожащие руки старика производили впечатление костей, обтянутых кожей, и высокая фигура, казалось, была готова рухнуть под бременем лет. Глубоко сидящие глаза блестели лихорадочно, лицо производило жуткое впечатление ожившей маски. Неужели эти люди — родители Марион и Неля? Он сделал шаг к порогу, и они робко отступили. Одним взглядом Натаниэль охватил комнату, и то, что он увидел, пробудило в нем нежность. На всем лежали следы рук Марион. В картинках на стенах, в белоснежных занавесках, в подушках на кресле и в большой вазе сирени — во всем он уловил ее заботу.

— Я послан королем, — сказал капитан Плюм, закрывая за собой дверь. — Мне нужно переговорить с Марион.

— Вы от Стрэнга, от короля? — возбужденно спросил старик, хватаясь обеими руками за ручку палки, чтоб не потерять равновесие. — Она ушла!

— Ушла? — воскликнул Натаниэль.

На мгновение его сердце зажглось радостью. Марион, значит, сдержала слово.

— Да, ушла, — повторила за мужем женщина и сделала шаг вперед. Ее руки дрожали, и губы с трудом повиновались. Выражение ее лица заставило Натаниэля побледнеть.

— Они прислали за ней час тому назад, — сказала она. — Король прислал за ней советника Прайса. Боже мой, — докончила она, ломая руки. — Что они сделают с Марион? Зачем им понадобилась она?

— Замолчи, — остановил ее старик. — Это дело Стрэнга.

С большим усилием старик выпрямился. Теперь он был выше Натаниэля на полголовы.

— Она пошла к королю, — повторил он. — Скажите Стрэнгу, что она станет его женой сегодня же вечером, как обещала. Она ушла во дворец час тому назад.

Натаниэль с криком выскочил из хижины. Последние слова старика долетели до него, когда он уже был на поляне. Он устремился к тропинке, которая спускалась к Сент-Джемсу. Сумасшедшее желание схватить Стрэнга за глотку, излить на него свою ярость ослепляло его и придавало силы. Но спасать Марион было слишком поздно, слишком поздно. Он произнес эти слова вслух, желая полнее почувствовать, осознать их ужасный смысл. Его сердце готово было разорваться от быстроты, с которой он бежал. Он обогнал спешивших к Сент-Джемсу мужчину и юношу, вооруженных ружьями, и ничего не ответил на их окрик. Впереди с другой лесной тропинки вынырнул всадник, он тоже мчался по направлению к Сент-Джемсу. Наконец на вершине холма, который круто спускался к Сент-Джемсу, его ноги подкосились и он упал. Нат лежал так несколько минут и смотрел вниз, на город. Колокол храма теперь молчал. Ряд костров горел на протяжении мили вдоль берега, и сотни огоньков мерцали в гавани. Шум встревоженного города, смягченный расстоянием, едва доносился до его слуха. Глаза Ната остановились на маяке дома пророка, который горел подобно огненному шару. Марион была там… Он встал и пошел.