Глава I. ДВЕ КЛЯТВЫ

В один из дней раннего лета 1856 года, в послеобеденные часы, Натаниэль Плюм, капитан и владелец шхуны «Тайфун», был погружен в чрезвычайно серьезное и захватывающее дело — он курил… Клубы удушливого дыма, пронизанные лучами заходящего солнца, уже более получаса стояли над ним неподвижным облаком. Несмотря на мрачный характер его размышлений, лицо его выражало полнейшее удовольствие. Капитан Плюм был в некотором роде философом и благодаря этой счастливой способности умел сохранять равновесие духа при самых двусмысленных обстоятельствах. Он был еще молодым человеком, не старше двадцати восьми — двадцати девяти лет, и его строгое сухощавое лицо, обветренное от постоянного пребывания на море, оживлялось блеском бесконечно-добродушных глаз, которые были готовы в любой момент заискриться смехом.

В настоящее время мысли капитана Плюма были ограничены пределом озера Мичиган. Утром он еще мог различить неясные очертания берега Мичиганской пустыни в двадцати милях к востоку, но сейчас, при вечернем свете, это было невозможно.

Прямо перед ним в роскошном пурпуре заката вырисовывались темные причудливые контуры двух небольших островков, и между ними на три мили дальше силуэт «Тайфуна» казался сказочным видением. Кроме островов и шхуны, глазам Плюма не на чем было остановиться. Как он ни всматривался, он не мог увидеть нигде ни одного паруса.

Зелень деревьев и дикого винограда, расположенных за ним, скрывала его совершенно, и если бы не маленькая лодка, причаленная у Бивер-айлэнда, его местопребывание оставалось бы совершенно скрытым. Так, по крайней мере, считал капитан Плюм. С этим сознанием он начал тихо насвистывать какой-то игривый мотив и, окончив наконец курить, в виде очередного развлечения приступил к осмотру длинноствольного револьвера, который вытащил из-под лежащей недалеко куртки. Пули, порох и капсюли были в полном порядке. Капитан Плюм потуже затянул пояс, спрятал револьвер в кобуру и, дотянувшись до куртки, извлек из ее внутреннего кармана письмо. Это было измятое, зачитанное письмо. Действительно, он читал его уже много раз, тем не менее он вновь перечел его, потом набил трубку и сел в прежнее положение — спиной к скале. Он устроился очень удобно. Устремив взгляд на далекую шхуну, капитан Плюм вновь погрузился в созерцание, но в быстро наступавшей темноте ее силуэт все больше и больше сливался с темным фоном горизонта и наконец растаял совсем.

Капитан Плюм посмотрел на часы. Он должен еще немного подождать, прежде чем пуститься в приключение, ради которого оказался в этом уединенном месте. Капитан Плюм, прислонив голову к скале, терпеливо ждал.

В нескольких шагах сзади него, в густых зарослях, легкий шорох блуждающего зверька, сонное чириканье птички, шелест чьих-то утомленных крыльев, рассекающих темноту в поисках ночного приюта, изредка нарушали царившую вокруг тишину.

Капитан Плюм был совершенно один. Это сознание, подчеркнутое окружающей тишиной и мраком, вселяло в него холод и тоску. Это были бы новые неприятные ощущения для капитана Плюма, впервые испытываемые, если бы нечто подобное он не пережил две недели тому назад в Чикаго. В тот день ему доставили это письмо. С тех пор оно лежит камнем на его душе и постоянным укором на его совести. Раз или два он уже было совсем собрался уничтожить это письмо, но в последнюю минуту каждый раз боязнь раскаяния брала верх. Сейчас во внезапном протесте против своей слабости он энергично смял письмо в комок и бросил его по направлению к белой полосе берега. В ту же секунду густая стена зелени сзади него пришла в движение. Бесшумно разорвались переплетенные ветви, и чья-то голова просунулась между ними. Убедившись в том, что комок не попал в воду, она так же бесшумно и быстро, подобно змее, скрылась. Капитан Плюм, вероятно, уловил странное приглушенное кудахтанье, которое раздалось вслед за этим, но не придал ему значения. Скорей всего, это была какая-нибудь ночная птица или зверек.

— Пора, — обратился сам к себе капитан Плюм. — Пора двинуться нам в путь.

Он вскочил на ноги, счистив песок, приставший к платью, пошел по направлению к берегу, потягиваясь до хруста в костях. Спрятавшаяся было голова снова вынырнула из своего убежища. Если б в эту минуту капитан Плюм повернулся, он, наверное, был бы поражен вдвойне: и тем обстоятельством, что рядом оказался человек, и еще в гораздо большей степени тем, как необычайно выглядело на фоне яркой зелени его очень бледное лицо. Длинные седые волосы падали в беспорядке. Только глаза, горевшие в темных впадинах, подобно двум черным блестящим бусинам, свидетельствовали, что это была не маска, а действительно человеческое лицо. Когда капитан Плюм двинулся по направлению к бумажке, в глазах шпиона вспыхнуло беспокойство, но заметив, что подошва сапога капитана беспечно вдавила в песок выброшенное письмо, глаза потухли и голова скрылась.

Капитан Плюм надел куртку и, застегнувшись, чтобы спрятать оружие, висевшее на поясе, двинулся вдоль узкой полосы берега, лежавшей подобно белой ленте между озером и пустынной частью острова. Как только он отошел на некоторое расстояние, кусты за скалой раздвинулись и через образовавшееся отверстие вынырнул человек. Этот человек остановился, прислушиваясь к отдаляющимся шагам, потом с поразительным проворством метнулся к берегу и поднял смятое письмо. Человек, который большую часть дня следил за капитаном Плюмом, был маленького роста и почтенного возраста, но в нем было что-то такое, что противоречило его очевидной старости. Это «что-то» заключалось в быстроте! движений и в необычайной подвижности. Он не горбился, голову держал прямо, и глаза были остры как сталь. Несмотря на бледность лица и седину волос, трудно было определить точно, к какому возрасту, в пределах от пятидесяти до семидесяти лет, он принадлежал. Этот бодрый старичок жадно расправил выброшенную бумажку и успел, несмотря на поздние сумерки, разобрать большую часть написанного. Когда он прятал бумагу в карман, по его губам пробежала улыбка, выражавшая удовлетворение. Без минуты колебания он пустился за капитаном Плюмом и через четверть мили нагнал его.

— Как вы поживаете, сэр? — приветствовал он капитана, когда молодой человек обернулся на приближающиеся шаги. — Вы слишком быстро шагаете для такого старого человека, как я, сэр!

Он разразился смехом, не лишенным, впрочем, приятности, и смело протянул руку.

— Мы ждали вас, но не таким образом, вернее, не по этой дороге. Я надеюсь, что у вас все обстоит благополучно?

Капитан Плюм пожал протянутую руку. Она была холодна. Внезапное появление этого человека неприятно поразило его. Плюм решил, что старик принял его за кого-нибудь другого. Насколько он знал, на острове не было никого, кто мог бы его ожидать. Капитан Плюм вообще был убежден, что его приезд сюда был глупостью. Экипаж его шхуны и друзья с большой готовностью принимали именно эту точку зрения, но их старания отговорить капитана от сумасшедшего проекта, ради осуществления которого он бросился в самый очаг мормонов, на их остров-крепость, окончились ничем. Именно это пришло ему на ум, пока странный старик пожимал ему руку с таким жаром, как если бы капитан Плюм был наиболее важным и желанным гостем в целом мире. Старик между тем рассматривал его, хихикая и улыбаясь.

— Надеюсь, что все благополучно? — повторил он свой вопрос.

— Вполне, отец, — ответил молодой человек, стараясь освободиться от холодной руки, которая все еще продолжала трясти его руку. — Но мне кажется, что вы ошиблись и принимаете меня за другого. Меня здесь никто не ждет.

Лицо старичка покрылось тысячью морщин, и он быстро и хитро заморгал левым глазом.

— Охо-хо, конечно вас не ждут, во всяком случае, и не думаем, чтобы вас ждали… Вы очень осмотрительны, капитан. Осмотрительность чрезвычайно необходимое качество в некоторых делах. Я надеюсь, что Стрэнг сумеет оценить вашу осмотрительность. Молодец, капитан, очень хорошо!

Старичок дал волю своему одобрению в целой гамме неподражаемого хихиканья, кудахтанья и бормотания.

— Здесь ли ваша шхуна? — вернулся он наконец к разговору.

Двусмысленность положения заинтриговала капитана Плюма. Он имел в виду собственное маленькое дельце на этом острове, но тут, очевидно, наклевывалось нечто другое, обещающее больше неожиданностей и приключений. А в двадцать девять лет это иногда все, что нужно от жизни.

Он кивнул головой.

— Великолепный груз, — осведомился старичок, спрашивая в утвердительной форме, как бы не сомневаясь в ответе. — Чудесный груз, а?

— Недурной.

— И порох лучшего качества?

— Сухой, как солома.

— И много пуль, и достаточно ружей?

— Да, и ружья у нас имеются, — ответил капитан Плюм, многозначительно подчеркивая последнее обстоятельство.

— Странный, очень странный путь вы избрали, — пробормотал старичок несколько раз, энергично потирая руки, как бы очень довольный. — Очень осмотрительно. Голова на уровне дела. Это очень хорошо, что вы избрали такой путь. Вам хотелось бы узнать, в чем дело, а?

— Вот именно! — ответил капитан Плюм, хватаясь за это предложение, как утопающий за соломинку. Все вопросы старичка, не говоря о его поведении, до сих пор только затемняли дело, и капитан Плюм никак не мог уловить ни малейшего проблеска разгадки. Все, что он понял, — это то, что кого-то ждали на острове с порохом, пулями и ружьями. Великолепно, у него действительно есть как раз некоторое количество этого товара на борту, и если цена будет подходящей…

Старичок угадал план, который созревал в озадаченной голове капитана Плюма медленнее обычного.

— Вы думаете о цене, а? — спросил он. — Но прежде чем разгружаться, вы хотите видеть цвет моего золота, а? Я покажу вам его. Я заплачу вам сполна — сегодня же вечером, а потом вы доставите товарец, куда я вам укажу!

Он метнулся и в мгновение ока оказался впереди капитана Плюма.

— Прошу вас, сэр, следуйте за мной!

Первой мыслью капитана Плюма было повернуть обратно. Он сразу же сообразил, что попадает помимо воли в какое-то таинственное предприятие, не имеющее ничего общего с тем, ради которого он приехал сюда. Но любовь к приключениям оказалась сильнее голоса предосторожности. От одного предчувствия возможных приключений капитан Плюм инстинктивно выпрямился. Он был готов.

— Вы идете, сэр?

Старичок был уже на десять шагов впереди и повернулся выжидающе.

— Я опять повторяю, что вы обознались, отец!

— Угодно ли вам следовать за мной, сэр?

— Ну ладно. Если вы так настаиваете — я иду.

Капитан Плюм чувствовал, что его совесть теперь может быть спокойна — какой бы оборот ни приняло это дело, никто не сможет сказать, что он вступил в него под чужим именем. Сосредоточив слух и зрение, держа по привычке руку на рукоятке скрытого под курткой револьвера, капитан Плюм весело последовал за стариком. В течение получаса они молча шли по вьющейся тропинке, и только на вершине холма, с которого увидели мерцающие вдали огоньки, они остановились и старик нарушил наконец молчание.

— Город Сент-Джемс, — сказал, вернее, шепнул старичок. Его голос изменился. Он стал мягче и глуше, точно боялся нарушить тишину.

Сент-Джемс…

Капитан Плюм в глубоком молчании созерцал раскинувшиеся внизу далекие огоньки. Сердце его билось радостно и сильно. Он отправился в это далекое путешествие в надежде хоть одним глазком взглянуть на этот город, и вот теперь его мечта осуществилась. Город, безмолвный и таинственный, простирался у его ног.

Старик дрожащей рукой указал на яркий огонь, в сравнении с которым остальные огни казались светлячками.

— Это — священный дом короля и пророка, — сказал он.

Голос старика опять изменился. Твердость металла звучала в нем. Слова дрожали от волнения, которое ему с трудом удавалось подавить. Блеск загоревшихся вдруг глаз пронзил темноту.

— Чей дом, вы сказали?

— Стрэнга, — ответил старик и быстро пошел вниз с холма.

Капитан Плюм, все меньше понимая поведение старика, молча последовал за ним. Скоро они вышли на боковую тропинку, которая привела их к крепкой бревенчатой постройке, расположенной на другом холмике. Раздался звук вставляемого в замок ключа, упавшего болта, и дверь открылась.

— Вы меня простите, если я не зажигаю свет, — извинился старичок, вводя его в дом. — Мы обойдемся одной свечкой. В таких делах необходима большая осторожность. Не правда ли?

Капитан Плюм вошел. Он увидел, что хижина состоит из одной небольшой комнаты, в которой кроме старика, по-видимому, никто не обитал.

— Это очень удачно, что сегодня нет света в окне, — продолжал старичок, шаря по столу в поисках свечи и спичек. У меня есть тут комнатка, в которой одной свечи будет достаточно для полной иллюминации. Иногда очень полезно иметь укромный уголок в собственном доме, не правда ли, капитан Плюм?

Услышав свое имя, капитан Плюм вздрогнул точно от неожиданного прикосновения. Значит, его действительно ждали, раз его имя было известно. На минуту изумление лишило его речи. Старичок, зажигая свечу, засмеялся. Потом через отверстие в стене, которое трудно было бы назвать дверью, настолько оно было узко, он прошел в соседнее помещение и пригласил туда капитана Плюма. Комнатка была размером не более пяти футов, и поставленная на стол свеча действительно освещала ее вполне.

— Садитесь, капитан Плюм, сюда, против меня, — сказал старичок, извлекая из кармана брошенное на берегу письмо. Расправив его, старик приступил к чтению с такой уверенностью и спокойствием, как если бы владелец письма был, по крайней мере, на расстоянии тысячи миль, а не сидел бы здесь, правда, несколько растерянный, на расстоянии вытянутой руки.

Капитан Плюм онемел окончательно. Кровь бросилась ему в лицо, и первой его мыслью было завладеть письмом и потребовать нечто более основательное, чем простое объяснение. Но он сразу же сообразил, что такой поступок испортил бы все дело и оборвал бы приключение, которое сулило ему столько интересных неожиданностей. Поэтому он взял себя в руки. Старичок, между тем, был так погружен в чтение письма, что кончик его крючковатого носа почти прикасался к бумаге. Он разбирал отдельные полустертые слова, изредка бормотал что-то, совершенно забыв о присутствии капитана. Когда старичок подошел к концу письма, его глаза заблестели безграничным удовлетворением и, старательно сложив, он протянул бумажку Плюму.

— Это лучшая рекомендация, капитан Плюм. Она устраивает меня вполне. Я рад, что прочел это письмо. — Он ласково улыбнулся и, сложив руки, опустил на них свою седую взлохмаченную голову.

— Значит, вы собираетесь скоро домой, а?

— Я еще не решил этот вопрос, — ответил капитан Плюм, вытаскивая из кармана трубку и табак. — Я вижу, что вы прочитали письмо очень внимательно и сможете поэтому легко посоветовать мне, что делать.

— Вермонт? — спросил старик коротко.

— Да, совершенно верно. Вермонт, штат Огайо.

— На вашем месте я бы отправился туда и постарался бы сделать это как можно скорее. Я даже побежал бы.

Старик вскочил на ноги. Движение было так внезапно и быстро, что капитан Плюм от неожиданности уронил свой кисет. Когда он поднял его, странный хозяин опять сидел на своем месте. В руках он держал кожаный мешок. Быстро развязав стягивающую мешок веревочку, он высыпал прямо на стол целую груду золотых монет.

— Дело и деньги, — пробормотал он, потирая руки до хруста в пальцах. — Красивая картинка, капитан Плюм, не правда ли? Теперь вернемся к делу. Сотенка карабинов, порох и тонна пуль. Или, может быть, это свинец? Впрочем, это не имеет никакого значения. Я заплачу за все три тысячи долларов.

Он наклонился и начал быстро отсчитывать деньги. Целую минуту капитан Плюм сидел в совершенном недоумении, смущенный неожиданным оборотом, который приняло это приключение. Как зачарованный, он следил за быстрыми движениями костлявых пальцев. В какой таинственный заговор он был вовлечен? Зачем понадобилось мормонам Бивер-айлэнда такое количество карабинов и пороха? Он протянул руку и тяжело положил ее на проворные пальцы старика. Их взгляды встретились. В глазах старика сверкнул острый, полупонимающий блеск, а в глазах капитана Плюма — настойчивый и смелый вызов.

— Отец, я говорю в третий и последний раз, — сказал он, не отнимая руки, — вы впали в ошибку. У меня на борту шхуны есть восемь лучших ружей Америки, но на каждое из них есть свой человек. Кроме того, у меня действительно есть кое-что другое, вполне достаточное, чтобы разнести Сент-Джемс в течение получаса. Все это, конечно, я могу продать за хорошую цену, но и только… Вообще, мне думается, что я не тот человек, который вам нужен!

Он отошел от стола и выпустил целое облако дыма. Старик продолжал секунду или две смотреть на него, затем снова принялся отсчитывать деньги.

Капитан Плюм не имел привычки ругаться, но в данную минуту он разразился таким громким проклятием, что даже стены дома, казалось, задрожали. Старик рассмеялся. Золотые монеты звенели между его пальцами. Он хладнокровно придвинул два блестящих столбика ближе к свече, остальные смахнул обратно в мешок. Неторопливо завязывая его, он взглянул прямо в лицо взбешенному капитану.

— Конечно, вы не тот, — сказал он наконец, кивая головой до тех пор, пока его живописные пряди не пришли в движение. — Конечно, я знаю, что вы не тот. Вы можете быть в этом совершенно уверены. Но простите мою маленькую хитрость — мне нужно было знать, не лгун ли вы. Мне нужно было убедиться в вашей честности.

С возгласом удивления и возмущения капитан Плюм опустился в кресло. Его рот был открыт, и потухшая трубка зажата в руке.

— Черт знает, что вы говорите!

— Ничего особенного, — ответил старик, не теряя прекрасного расположения духа. — Я бы завтра посетил вашу шхуну, если бы не встретился сегодня так удачно с вами. Ловкая шутка, а? Здорово ловко, а?

Зажигая трубку, капитан Плюм вернул себе хладнокровие. Он услышал звон золотых монет, и, когда посмотрел на стол, два столбика, стоявших около свечи, были уже передвинуты ближе к его краю стола.

— Это вам, капитан Плюм. В них как раз тысяча долларов.

Голос и лицо старика были теперь очень серьезными, почти строгими.

— Я рассчитываю на вас, — начал старик, отбросив в сторону всякое притворство. — Мне нужна помощь, мне нужен честный человек, мне нужен человек, которому я мог бы довериться. Я дам вам еще тысячу долларов, если вы возьмете с собой на шхуну один пакет и обещаете сдать его по назначению как можно скорее.

— Обещаю, — воскликнул капитан Плюм, протягивая руку. Но старичок ее уже не заметил. Он успел соскользнуть с кресла и скрыться в темноте большой комнаты.

Он вернулся, бормоча по привычке ему одному понятные слова.

— Дело есть дело, капитан, — проговорил он более членораздельно. — Давали ли вы когда-нибудь клятву?

Он положил на стол книгу. Это была Библия. Капитан Плюм понял. Он встал и прикоснулся к ней левой рукой, подняв правую над головой. Улыбка играла на его губах.

— Мне кажется, что вы хотите обязать меня клятвой? — спросил он.

Старик кивнул. Его глаза лихорадочно блестели, щеки внезапно побледнели. Он дрожал.

— Повторяйте за мной, — приказал он ослабевшим вдруг голосом.

Внезапная мысль осенила капитана Плюма.

— Стойте, — крикнул он, опуская поднятую по обряду руку.

Старик мгновенно в бешенстве отскочил и сжал кулаки.

— Я согласен поклясться при одном условии. Я приехал на Бивер-айлэнд, чтоб узнать кое-что из жизни и обычаев обитателей Сент-Джемса. Я дам вам клятву, если вы в свою очередь поклянетесь мне показать все, что сможете, сегодня же ночью.

Старик вернулся к столу.

— Я покажу вам все, все! — воскликнул он возбужденно. — Я покажу вам все, клянусь вам!

Тогда капитан Плюм поднял опять руку и слово в слово повторил за стариком торжественное обещание. Когда он кончил, старик сел на свое место.

— А где же ваша Библия? У вас ведь должна быть своя Библия, — намекнул капитан Плюм.

Старик встал и молча вышел в соседнюю комнату. Он вернулся с другой книгой и положил ее рядом с Библией таким образом, что мог одной рукой касаться обеих: Библии и Великой Книги мормонов.

— Как ваше имя? — спросил капитан Плюм.

— Обадия Прайс, — ответил старик перед тем, как добросовестно повторить за капитаном Плюмом клятву, которую капитан ему продиктовал.

— Теперь, — сказал капитан Плюм, рассовывая по карманам золото, — я возьму ваш пакет.

Старик еще раз вышел. На этот раз он вернулся с маленьким пакетом, плотно завязанным и запечатанным. Он протянул его капитану.

— Этот пакет более драгоценен, чем ваша жизнь. Дороже всякого золота для того, кому он предназначается.

Капитан Плюм посмотрел на пакет, но он оказался без адреса.

— Кто же именно этот человек? — спросил Плюм.

Старик вместо ответа приблизился к нему так близко, что капитан почувствовал его взволнованное дыхание на своей щеке. Старик поднял руку, точно не доверяя даже стенам, и одними губами прошептал:

— Франклин Пирс — президент Американских Соединенных Штатов.

Глава II. СЕМЬ ЖЕН КОРОЛЯ

Едва Прайс произнес эти слова, как вытянулся во весь рост, впиваясь глазами в темноту комнаты и прислушиваясь выжидающе. Капитан Плюм схватился за рукоятку револьвера и повернулся к узкой двери. В абсолютной тишине к ним донесся слабый, еле уловимый, но постепенно усиливающийся звук уныло гудящего колокола. Старик стоял за спиной капитана Плюма неподвижно, затаив дыхание. При повторных ударах далекого колокола капитан Плюм повернулся вопросительно к старику. Старик стоял с высоко поднятыми руками, и губы его шевелились как бы в молитве. Он производил впечатление человека, впавшего в глубокий транс. С третьим ударом он заговорил, и капитану Плюму показалось, что его голос принадлежит другому существу — настолько страсть и огонь его не соответствовали внешнему облику истощенного и нервного старичка.

— Мы призываем троекратное твое благословение. Да будет над избранным народом твоим мир, процветание и изобилие, а над Стрэнгом — пастырем, королем и пророком — благость твоего могущества!

Еще трижды донес далекий колокол свой печальный привет, и, когда замерли последние отзвуки, старик опустил руки и повернулся к капитану Плюму.

— Франклин Пирс — президент Американских Соединенных Штатов, — повторил он, продолжая как ни в чем не бывало прерванную беседу, — пакет должен быть вручен ему лично в руки. А теперь, простите меня, важное дело заставляет меня оставить вас на короткое время. Ждите меня здесь, и, когда я вернусь, мы пойдем в Сент-Джемс.

Он быстро вышел, подпрыгивая, подобно кузнечику. В дверях большой комнаты капитан Плюм увидел еще раз его бледное лицо, услышал его странное бормотание, потом звук открываемой двери. Капитан Плюм остался один. Капитан Плюм не был человеком, которого легко сбить с толку. Но в этом деле было так много странностей, что он даже забыл закурить, а это было для капитана Плюма признаком крайней растерянности. Кто этот старик? Не имеет ли он дело просто с сумасшедшим?

Капитан Плюм внимательно обвел глазами всю комнату, и крик удивления сорвался с его губ. Кожаный мешок, наполненный золотом, лежал там, где старик его уронил. Это могло быть безумием или хитростью, чтобы испытать лишний раз его честность. Но, может быть, невидимые глаза сторожат этот мешок. Капитан Плюм прислушался. Полная тишина и мрак царили в соседней комнате, тем не менее он не был вполне убежден, что мешок действительно брошен на произвол судьбы. Он встал, поднял мешочек и с шумом бросил его на стол. Потом подошел к узенькой двери маленькой комнаты и приложил к ней ухо, прислушиваясь до тех пор, пока не убедился, что ни одной живой души там не было.

Наружная дверь хижины была оставлена Прайсом открытой, и через нее в комнату проникал аромат диких цветов и леса. Ночь была соблазнительно прекрасна, и капитан Плюм решил подождать возвращения Прайса на свежем воздухе. Он вышел и, найдя около дома срубленный пень, сел на него. Ясное сияние звезд освещало его задумчивую фигуру и уютно дымившую трубку. Спустя некоторое время, он услышал шаги. Они быстро приближались. Едва успел капитан Плюм определить направление звуков, как какая-то тень вынырнула из леса и быстро проскользнула через поляну к дверям хижины. На расстоянии десяти-двенадцати ярдов от капитана Плюма фигура на минуту остановилась и посмотрела назад на тропинку, по которой шла. С приветственным свистом капитан Плюм вскочил на ноги. Он услыхал ответный возглас, и прежде чем успел отстраниться, фигура оказалась в его объятиях. Сознание допущенной ошибки, правда с маленьким опозданием, осенило и девушку.

Он несколько секунд, выпучив глаза, смотрел на бледное испуганное лицо незнакомки. Ее большие блестящие глаза, в которых застыл испуг и удивление, тоже остановились на нем, но не успел он произнести слово, как девушка бросилась назад на тропинку и через секунду скрылась в лесу.

Несколько минут капитан Плюм стоял, окаменев от неожиданности. Даже после того, как звуки шагов замерли, он долго прислушивался. Беглянка оставила за собой слабый аромат сирени, и этот запах взволновал его. Как ни коротка была эта встреча, он успел все-таки уловить общий облик незнакомки и был уверен, что лицо ее прекрасно. Он был уверен в этом, хотя и не мог бы дать точного описания. Только глаза и запах сирени ясно запечатлелись в его душе. Он медленно вернулся к пню и сел. Капитан Плюм улыбнулся невольной шутке, которую сыграл с Прайсом. Зная мормонов Бивер-айлэнда, ему было приятно убедиться, что старик, так щедро распоряжавшийся золотом, мало чем отличается от своих соплеменников в другом отношении. Очевидно, он не страдает чрезмерным аскетизмом. Вероятно, это была одна из его жен, и капитан Плюм решил, что хижина не без оснований стоит отдельно от гарема. Ясно, что эта маленькая фея не кокетка, иначе она, конечно, познакомилась бы с ним. Долгое отсутствие Прайса начало вселять в капитана Плюма нетерпение. После часового ожидания он вернулся в хижину и заглянул в кладовку, где продолжала гореть свеча. К удивлению капитана Плюма, старик сидел за столом. Его усталая голова опиралась на руки, и глаза были закрыты. Он как будто спал. Но как только капитан Плюм вошел, старик немедленно встал.

— Я ждал вас, Нат, — громко сказал старичок, выпрямляясь с быстротой стальной пружины. — Долго ждал вас, Нат!

Он суетливо потирал руки, смущенный собственной фамильярностью.

— Я видел все… Что вы о ней думаете, молодой человек?

Он подмигнул с такой смелой и веселой улыбкой, что капитан Плюм помимо воли громко расхохотался. Прайс погрозил ему пальцем.

— Тише, тише, не так громко, — сказал он наставительно.

Его лицо покрылось бесконечным количеством морщин, и глаза искрились от внутреннего смеха. Не было сомнения, что Прайс чем-то очень доволен.

— Скажите мне, Нат, зачем вы приехали сюда?

Он перегнулся через стол, и его взлохмаченная седая голова почти легла на него.

— Зачем, Нат, по какому делу вы приехали сюда?

— Потому что было слишком жарко и неинтересно лежать в дрейфе, отец, — ответил хозяин «Тайфуна». — Мы жарились там в течение тридцати шести часов. Ни один порыв ветра не тронул наш парус. Я воспользовался этим, чтобы посмотреть, что вы за народ. Может быть, вы считаете это излишним любопытством?

— Нет, совсем нет. Но чем вы занимаетесь вообще?

— Главным образом мореходством.

— Конечно, я сам догадался, что мореходством главным образом. Но почему в таком случае вы носите при себе и револьвер и нож?

— Тревожные времена, отец. Рыбаки здешних мест, в особенности южной стороны, не особенно щепетильны в некоторых делах. Они, например, в прошлом году отобрали у меня груз сахарного тростника!

— А какое применение вы думаете найти для вашей маленькой пушечки, которая хранится у вас в трюме, и ради чего на свете вам нужно целых пять бочонков пороху? — продолжал допытываться Прайс.

— Дело в том… — начал капитан Плюм.

— Конечно, конечно, это специально для рыбаков, я понимаю, — прервал его Прайс. — Вы хотите приподнять их немножко на воздух. Но вы кажется с образованием, Плюм, и умеете хорошо считать. Как же это произошло, что вы ошиблись? Разве у вас не двенадцать человек на шхуне вместо восьми, о которых вы говорили.

— Черт вас возьми! — крикнул капитан Плюм, вскочив неожиданно на ноги и сильно покраснев. — Да, у меня двенадцать человек вместо восьми и пушка спрятана под брезентом и пять бочонков пороху. Но каким образом вы все это разнюхали?

Обадия Прайс обошел стол и, став почти вплотную к капитану Плюму, зашептал так быстро и тихо, что даже в пяти шагах не было ничего слышно:

— Ой, я знаю гораздо больше, чем это. Я даже знаю, что некоторое время тому назад, точнее две недели тому назад, у Бивер-айлэнда ночью вас атаковали две вооруженные лодки и вы и ваша команда были связаны и Ограблены, а на следующий день вы ушли обратно в Чикаго.

Натаниэль молчал, очень удивленный. И Прайс продолжал:

— Вы решили, что эти пираты — мормоны, собрали несколько друзей, вооружили шхуну и вернулись сюда отомстить нам. Не так ли, Нат?

Старичок возбужденно потирал руки.

— Вы попытались вовлечь в это дело сторожевое судно «Мичиган», которое вернулось из плавания, но вам это не удалось. Один из моих друзей в Чикаго сообщил мне все это, и я получил его письмо как раз перед вашим приездом. Но Стрэнг не должен ничего знать: об этом.

Он прошептал последнюю фразу особенно раздельно. Потом порывисто, как и все, что он делал, когда был взволнован, протянул руку.

— Дайте мне пожать вашу руку, капитан Плюм, и двинемся в путь. Я проведу вас в Сент-Джемс.

Капитан Плюм пожал протянутую руку. Нервные пальцы старика сжали его руку, подобно холодным стальным клещам. Выражение лица старичка, только что решительное и возбужденное, стало вдруг просящим и смущенным. Плотно сжатые губы расплывались в растерянной улыбке. Он с трудом справлялся с охватившим его новым чувством. Капитану Плюму стало жалко этого странного полусумасшедшего человека, и он почувствовал к нему бессознательную симпатию. Его ответное пожатие было искренно и сильно.

— Теперь в путь, капитан Плюм!

Но капитан Плюм сам теперь не отпускал его руки.

— Погодите, еще одно слово. Ваш друг не все вам сообщил. Есть еще кое-какие подробности, которые я хотел бы вам лично разъяснить.

В глазах капитана Плюма впервые за все их знакомство блеснул предостерегающий огонек.

— Перед тем как оставить шхуну, я отдал своему помощнику Кесси исчерпывающие распоряжения. Я ему сказал приблизительно следующее: «Кесси, перед тем как вернусь на шхуну, я постараюсь повидать Стрэнга. Если он согласится покончить за пятьсот фунтов, все будет в порядке. Если нет, то нам придется подойти поближе к Сент-Джемсу и угостить их как следует нашей пушечкой». Если я не вернусь завтра к вечеру, Кесси примет командование и начнет бомбардировку без меня. Таким образом, Прайс, если тут пахнет предательством, то завтра…

Старичок весь задергался.

— Нет, Боже упаси, Нат. Я клянусь, что здесь нет измены. Клянусь вам. Идем же, наконец!

Но капитан Плюм все еще колебался.

— Я все-таки хотел бы знать, с кем я иду. Кто вы? Объясните мне, наконец, кто вы?

— Я — член священного совета двенадцати и главный казначей его величества короля Стрэнга.

Отрекомендовавшись таким образом, Обадия Прайс освободил свою руку и быстро засеменил к двери. Хозяин «Тайфуна» последовал за ним. На поляне перед хижиной советник и казначей короля на секунду остановился в нерешительности, какую выбрать дорогу. Потом с многозначительной гримасой и обычным своим бормотанием выбрал ту, по которой несколько времени назад убежала смущенная посетительница. В течение пятнадцати минут они шли между сплошными стенами лесной растительности. Прайс все время держался на несколько шагов впереди. Оба молчали. Приблизительно через полмили тропинка выходила на прогалину, в противоположном конце которой светился одинокий огонек. Это было освещенное окно большого бревенчатого дома, и когда они проходили совсем близко мимо него, капитан Плюм уловил запах сирени. Он ускорил шаги и, нагнав старика, в волнении схватил его за руку.

— Я чувствую запах сирени!

— Я также, — ответил Прайс, не останавливаясь. — У нас на острове в этом году чудесная сирень.

— Да, но это, знаете, исключительная сирень, я думаю, что это самая лучшая. Я уже…

— Да, да, — расхохотался казначей и советник его величества. — Я не сомневаюсь, что это замечательная сирень… Она вообще очень любит цветы и всегда носит их.

Когда кончилась прогалина, они вновь погрузились в гущу леса и только спустя еще некоторое время попали на другую поляну, откуда увидели наконец город Сент-Джемс. Огоньки нескольких рыбацких лодок мерцали в гавани. Большая же часть города была погружена в темноту. На мрачном фоне ночи желтизна и малочисленность освещенных окон казались особенно печальными. Только яркий свет маяка над домом короля стойко боролся со всепоглощающей тьмой.

— Еще не время. Мы слишком поспешили, — сказал Прайс, сворачивая с тропинки в сторону леса, где легче было остаться незамеченными. Пройдя несколько шагов, он сел на маленький искусственный холмик. Таких холмиков было три. Капитан Плюм сел на ближайший к старику и ждал, пока тот заговорит. Но старичок упорно не раскрывал рта. Он весь сгорбился, колени почти касались подбородка, и взгляд впился в маяк. Несколько минут протекли в полном молчании. Вдруг свет маяка задрожал, начал слабеть и наконец совсем потух, подобно светлячку, сложившему крылья. В то же мгновение Прайс вскочил на ноги и повернулся к хозяину «Тайфуна».

— У вас нос гораздо лучше развит, чем уши, дорогой Нат, — сказал Прайс, укоризненно покачав головой в сторону тропинки.

Капитан Плюм прислушался. Он уловил тихие голоса и шаги. В голосах и поспешности шагов чувствовалось волнение. Старик схватил капитана за руку и, когда голоса были совершенно близко, сжал ее сильнее.

— Не пугайте их, спрячьтесь.

Прайс совсем слился с тенью деревьев. Последовав его примеру, Натаниэль проскользнул между двумя холмиками. На расстоянии нескольких метров от них голоса умолкли. На тропинке, тесно прижавшись друг к другу, появились две женские фигуры, и когда они Достигли точки противоположной холмикам, за которыми спрятался Натаниэль, и оказались к нему лицом, он уловил во взглядах этих женщин что-то близкое к ужасу. Сделав несколько шагов, они не удержались и пустились бежать.

— Они увидели нас, — воскликнул капитан Плюм.

Прайс вышел из своей засады, потирая руки.

— Какой соблазн, Нат. Как хотелось бы их напугать до смерти… Нет, они нас не видели, Нат. Девчонки всегда пугаются, когда проходят мимо этих могил. Когда-нибудь…

— Могилы? — почти крикнул хозяин «Тайфуна». — Мы сидели на могилах?

— Ничего, Нат, не беспокойтесь. Все в порядке — это мои могилы. Я часто прихожу сюда посидеть. Они любят общество. В особенности средняя — маленькая Джен. Может быть, я расскажу вам о ней перед тем, как вы уедете.

Если бы капитан Плюм взглянул на него в эту минуту, то заметил бы, как в глазах советника зажегся теплый загадочный огонек. Но Нат был занят другим. Он опять уловил в душистом ночном воздухе острый аромат сирени. Он выскочил на открытое место и впился глазами в ту сторону, куда скрылись девушки. Прелестное лицо, которое на миг появилось перед ним у хижины Прайса, преследовало его. Капитан Плюм был теперь убежден, что их неожиданная встреча была не единственной причиной испуга молодой девушки, и жалел, что не окликнул. Он легко сумел бы объяснить свою смелость, даже если бы советник следил за ним из хижины. Он чувствовал, что та самая девушка прошла и сейчас совсем рядом с ним, и был уверен, что испуг, который Прайс старался объяснить видом могил, имел другое основание. Решившись узнать, в чем дело, он круто повернулся к своему спутнику. Последний, казалось, угадал его мысли.

— Жаль, что легкий аромат сирени приводит вас в такое сильное возбуждение, молодой человек, — сказал Прайс холодно. — Это может причинить вам большие неприятности.

С этими словами он двинулся вперед, и Натаниэль последовал за ним. Слова старика и тон, которым он произнес их, не оставили в капитане Плюме никакого сомнения относительно личности ночной посетительницы. Конечно, она была одной из жен советника, и ясно, что внимание, которое капитан Плюм оказывал ей, не могло не задеть ревнивого старика.

Некоторое время оба шли молча. Прайс теперь шагал очень медленно по тропинкам, которые, казалось, нисколько не приближали их к городу. Нат, заметив, что старик о чем-то усиленно думает, не беспокоил его. Возможно ли, что из-за красивого личика и запаха сирени он испортил свои отношения с советником? Эта мысль рассмешила капитана Плюма и, несмотря на двусмысленность положения, он не удержался от громкого смеха. Этот смех заставил Прайса остановиться, как если б к его груди приставили острие шпаги.

— Нат, вы здорово крепкий парень, — вскричал Прайс, быстро обернувшись к нему. — Сможете ли вы так же сильно ненавидеть, как умеете быстро влюбляться?

— Господи, помилуй нас, — воскликнул удивленный капитан Плюм. — Любить — ненавидеть. В чем дело?

— Да, ненавидеть, — повторил с живостью старик, подойдя так близко, что его дыхание коснулось лица капитана Плюма. — Вы умеете чувствовать. Если вы можете любить красивое лицо, то, я надеюсь, сможете ненавидеть уродливую душу. Я знаю, что вы это сможете. Если бы я не был в этом уверен, я отослал бы вас с пакетом сегодня же ночью, но при данных условиях я на время освобождаю вас от клятвы.

Натаниэль сделал шаг назад и прикрыл свои карманы руками, как бы защищая полученное золото.

— Вы думаете нарушить нашу сделку? — спросил он.

Советник энергично запротестовал.

— Нет, нет, сделка остается в силе. Золото ваше, вы должны доставить пакет, только это не нужно будет делать немедленно. Я очень одинок в моей хижине и был бы рад, если бы вы остались со мной на недельку. Хорошо? Не забудьте сирень и хорошенькое личико перед тем, как ответить.

Он говорил так быстро и на лице его так быстро сменялись выражения то острого возбуждения, то мольбы, что Натаниэль не знал, как ответить. Он посмотрел в блестящие глазки старика, и кошачий блеск их вызвал в капитане неприятное чувство. В какое таинственное приключение втягивал его этот старик? Какие причины, соображения, какой замысел скрывались под наружной доверчивостью этой загадочной личности? Он постарался ответить себе на эти вопросы, прежде чем отвечать старику. Советник заметил его колебание и улыбнулся.

— Я покажу вам много интересных вещей, Нат. Я даже сегодня покажу вам кое-что интересное, и тогда вы мне ответите. Не торопитесь пока.

Они опять двинулись в путь и на этот раз прямо к городу. Они прошли ряд бревенчатых домов, сквозь плотно закрытые ставни которых пробивались полоски света. В одном из этих домов Нат услыхал крики детей, и Прайс, подтолкнув его в бок, сказал с мрачной торжественностью:

— Здесь живет старый Израиль Ленч, две жены — одна старая, другая молодая, и одиннадцать человек детей. Царство небесное для него обеспечено.

Из другого дома они услыхали звуки органа, а из третьего — смех и болтовню нескольких женских голосов. И снова Прайс подтолкнул его в бок и торжественно, с безразличием настоящего гида сообщил краткую характеристику невидимых обитателей. У длинного мрачного здания, погруженного в абсолютную темноту, советник Даже остановился.

— Три вдовы. У всех троих сквернейший характер. Бедный Джоб окончил жизнь самоубийством.

Они шли, избегая наиболее оживленных частей города, и встретили только нескольких человек. Встречные почтительно приветствовали советника. Когда капитан Плюм и Прайс перегнали группу женщин, одетых в короткие юбки и широкие кофты, с волосами, заплетенными в косы, Прайс подтолкнул Ната в третий раз.

— Женщины носят юбки, доходящие до колен, по личному распоряжению короля. — Потом, несколько изменив тон, он добавил: — Некоторые из них не согласились носить такой наряд, и король придумывает теперь им наказание. Завтра предстоят две публичные порки. Одна из жертв — мужчина, который сказал, что, будь он женщиной, предпочел бы смерть такому позору. Но король находит, что порки для него будет недостаточно и заставит его после экзекуции одеть именно такую юбку. Клянусь Уримом и Тумином — это изысканное наказание.

Он добродушно рассмеялся и нырнул в боковую улицу, где, казалось, не было никаких домов, настолько все сливалось с окружающим мраком. Скоро они дошли до какой-то рощи. В глубине ее между деревьями вынырнуло освещенное окно. Прайс стал вдруг необычайно осмотрительным. Он останавливался через каждые несколько шагов и внимательно всматривался в окружающую темноту. Они медленно подходили к окну, и когда наконец дошли, Прайс приказал капитану Плюму спрятаться за кустом.

— Не шумите, Нат. Это дом нашего пастыря, короля и пророка — Джемса-Джесси Стрэнга. Я покажу вам нечто такое, чего вы никогда не видели и нигде больше не увидите. Я дал вам клятву показать все самое интересное, и когда выполню ее, вы мне скажете, согласны ли остаться со мной или нет.

Он бесшумно проскользнул между деревьями. Натаниэль за ним. Сердце капитана Плюма усиленно билось. Все чувства были возбуждены, и левая рука крепко легла на рукоятку револьвера. Он чувствовал, что кульминационный пункт сегодняшних приключений был близок, и его обычная осторожность и выдержка вернулись к нему. Он знал, что находится среди опасного народа, мужчины которого по законам Соединенных Штатов были преступниками во многих отношениях. Он видел их работу вдоль берегов и много слышал о ней. Он знал, что мрак окружающей ночи и наружная благопристойность Сент-Джемса скрывают убийц, воров и пиратов. Однако пока ничего определенно подозрительного он не заметил. Старик между тем проскользнул к углу огромного дома. Здесь на несколько футов выше его головы было другое окно, меньше первого и скрытое за густой листвой дикого винограда. С уверенностью человека, который бывал здесь раньше, советник встал под окном на какой-то пень и оказался на одном с ним уровне. Он взглянул туда и почти сразу же соскочил вниз.

— Посмотрите, Нат, прошу вас!

Прайс встал в сторонку и поклонился с насмешливой вежливостью. Одно мгновение капитан Плюм колебался. При других условиях такое подглядывание через окошко вызвало бы у него отвращение. Но теперь странное предчувствие подсказывало ему, что Прайс приглашал его взглянуть туда не только ради простого любопытства. Возможно, что одного взгляда в маленькое окно будет достаточно, чтобы сами собой объяснились некоторые загадки этой ночи.

— Может быть, вы почувствуете запах сирени, — искушал его Прайс.

В одну секунду капитан оказался на возвышении и, затаив дыхание, раздвинул листья. Он посмотрел внутрь. Странная сцена представилась его глазам. Висячая лампа освещала комнату. Под лампой стоял длинный стол, за которым сидело семь женщин и один мужчина. Последний сидел спиной к окну, но женщины были хорошо видны. Они сидели друг против друга по три с каждой стороны, а седьмая на дальнем конце стола против мужчины. Натаниэль догадался, что это был король Стрэнг. Нат скользнул взглядом по лицам женщин, и когда дошел до последней, сидевшей против Стрэнга, крик удивления едва не сорвался с его губ. Это была та самая девушка, которую он встретил у хижины Прайса. В каком-то испуганном ожидании она вся наклонилась вперед, ее глаза смотрели на короля, рот был полуоткрыт, и руки тяжело лежали на большой раскрытой книге. Ее щеки горели от возбуждения, и как только король, сказав что-то, взглянул на нее, она уронила голову на стол. Ее тяжелая полураспущенная коса, освещенная лампой, блестела, подобно красному золоту, и хрупкое тело вздрагивало от рыдания. Сидевшая рядом с ней женщина хотела погладить склоненную голову, но сразу же, точно по приказанию, отвела руку. Натаниэль, забыв всякую осторожность, прильнул к окну. Когда, подняв голову, девушка случайно взглянула в окно, ее лицо смертельно побледнело и она быстро, прежде чем кто-либо успел заметить, отвела взгляд. Она увидела его и не выдала. Натаниэль готов был кричать от радости. Она увидела его, узнала…

Какая-то мысль осенила его, и он всем существом понял, вернее, почувствовал всем существом правильность этой мысли. Девушка в нем нуждалась — иначе он не мог объяснить себе ее боязнь выдать его присутствие королю. Капитан Плюм вытащил свой револьвер и стал ждать. Если она даст знак, если позовет его, он разобьет окно. Девушка что-то говорила. И когда в разговоре она подняла глаза, Натаниэль улыбнулся ей. Ему показалось, что девушка ответила ему и что в ее взгляде мелькнул молчаливый призыв о помощи. Это продолжалось десятую долю секунды, но никогда раньше Натаниэль не чувствовал себя таким счастливым.

— Достаточно на сегодня, — шепнул советник, дергая его вниз. Прайс заметил в руке Натаниэля револьвер.

— Скажите мне, Прайс, — отрывисто спросил хозяин «Тайфуна», — кто она?

Советник приподнялся на носки, чтобы ответить.

— Это шесть жен короля, Нат!

— Но та, другая?

— Другая? — переспросил Прайс, отлично догадываясь, о ком думал Натаниэль. — Другая — это его седьмая… жена.

Глава III. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

В течение секунды пока он стоял под окном королевского дома, вся двусмысленность положения, в которое он попал, выявилась Для капитана Плюма вполне. С момента как он оставил шхуну, его Планы изменились, но только сейчас он сообразил, насколько они запутались. Он предполагал, что Прайс покажет ему дом Стрэнга и что позже, перед тем как вернуться на судно, капитан Плюм сможет зайти к нему. Чем бы не окончилась беседа со Стрэнгом, капитан Плюм был бы все-таки в состоянии передать по назначению пакет советника. Даже бомбардировка Сент-Джемса, если бы в том была необходимость, не смогла бы помешать капитану Плюму исполнить свою клятву. Но эти несколько секунд у окна королевского дома оказались роковыми для его плана. Девушка увидела его, она не выдала его присутствия. Она глазами умоляла о помощи. В этом он был убежден. Что все это обозначало? Он повернулся к Прайсу. Старик весь подергивался и судорожно сжимал руки. Он был испуган, весь дрожал и, казалось, был близок к сердечному припадку. Вид старика взволновал Натаниэля и подтвердил мысль, которая мелькнула в его голове. Вдруг раздался крик женщины. В мгновение ока капитан Плюм был опять у окна. Девушка стояла к нему лицом и, как только их глаза встретились, он прочел в них блеснувшее как молния предостережение. Когда капитан Плюм соскочил на землю, советник подошел к нему вплотную.

— Достаточно на сегодняшнюю ночь, — сказал он, увлекая капитана.

Но капитан Плюм удержал его.

— Нет еще, Прайс. Я хотел бы поговорить с…

— С женою Стрэнга? — докончил за него Прайс. — Какой же вы жулик, Нат. Ладно, вам представится еще случай поговорить с ней. Вы встретитесь с женой Стрэнга и сможете даже объясниться ей в любви, если захотите. Я клянусь вам в этом, но на сегодня достаточно.

Лицо старичка так и сияло явным сочувствием к молодому человеку.

— Завтра или послезавтра, я обещаю, вы встретитесь с нею, Нат, но если бы Стрэнг узнал… Если бы только он узнал…

В поведении старика, в его лице было что-то настолько странное, он с таким ехидством произнес имя короля, что невольная симпатия Натаниэля к старику быстро угасла. Эта девушка была женой Стрэнга, и потому, что она была женой Стрэнга, Прайс ненавидел мормонского пророка, объяснил себе Натаниэль странное поведение старичка. Советник говорил о будущей встрече капитана Плюма с женой короля с полной уверенностью. Очевидно, у него не было никаких сомнений в нравственности молодой женщины, и он будет рад хоть этим отомстить королю. Эти соображения заставили капитана Плюма вздрогнуть, и он последовал за Прайсом в полном молчании. Всю дорогу капитан думал о ней. Он старался найти на чудном лице следы распущенности, угадать что-либо помимо страха в прекрасных глазах, но попытки его были напрасны. Лицо, которое он видел мысленно перед собой, дышало невинностью и красотой. Время от времени до Натаниэля доносилось бормотание старичка, и когда наконец они вернулись в хижину, это бормотание вылилось в придушенном смехе, дико прозвучавшем в большой темной комнате. Старик зажег свечу и приставил к квадратному отверстию в потолке лестницу. Сопровождаемый Натаниэлем, он поднялся по ней в маленькую низкую комнату, в которой стояла кровать. Советник поставил свечу на столик рядом.

— Я думаю, что вы останетесь, а, Нат? — прервал он наконец, молчание. — Да, я уверен, что вы останетесь. Отдайте-ка мне пакет на эти несколько дней!

Стоя на лестнице, готовый спуститься, он пожелал спокойной ночи, но через секунду его голова опять вынырнула из люка и он бросил что-то на кровать капитана Плюма.

— Она оставила это прошлой ночью. Желаю вам приятных сновидений.

С этими словами он окончательно спустился в нижнюю комнату. Натаниэль повернулся к кровати и поднял брошенную стариком увядшую ветку сирени. Потом сел на кровать, набил трубку и курил до тех пор, пока едва мог разобрать стены маленькой комнатки. Капитан Плюм перебирал в уме все приключения с момента своего появления на острове. Однако восстановление хронологии событий не способствовало их разгадке. Кто такой Прайс? Кто эта девушка, чья судьба так таинственно переплелась с его судьбой? В чем заключался заговор, в который он оказался вовлеченным? С неослабевающей энергией он обдумывал эти вопросы. В том, что здесь существовал какой-то заговор, у него не было ни малейших сомнений. Странное поведение советника, торжественная клятва, пакет и главным образом сцена у королевского дома достаточно убедили капитана Плюма. Он также был уверен, что ночная посетительница — девушка с сиренью — играла в этом деле какую-то существенную роль.

Он поднял увядшую ветку. Даже сквозь удушливый запах табака пробивался ее сладкий аромат, но когда он вспомнил торжествующее бормотание старика, его вылупленные глаза, страстную дрожь его голоса, злая улыбка скользнула по губам капитана Плюма. Он почувствовал, что тайну легко разгадать, если только поразмыслить немножко над некоторыми деталями, но он этого не хотел. Он составил себе свое собственное представление о жене Стрэнга и не собирался с ним расставаться. Хотя он чувствовал себя сильно поглупевшим, рассуждая об этом приключении, но это его не смущало. Чем больше он курил, тем сильнее возвращались к нему беззаботность и вера в свою силу. Для капитана Плюма было вполне достаточно сегодняшних приключений, и завтра он положит им конец. Он прямо пойдет в Сент-Джемс и переговорит со Стрэнгом о своем деле. Потом вернется на корабль. Какое, в конце концов, может иметь отношение капитан шхуны к жене короля?

Но даже твердо принятое решение не успокоило капитана Плюма. Он ходил взад и вперед по узкой комнате, думая о человеке, с которым завтра должен встретиться. Он думал о Стрэнге, бывшем школьном учителе и воскресном проповеднике, который, возведя себя в короли, в течение семи лет пренебрегал законами родины и создал из острова очаг многоженства, распущенности и порока. Кровь бросилась капитану Плюму в голову, когда он подумал о прекрасной девушке, которую Прайс назвал женой этого преступного изувера. Эта мысль, вспыхнувшая с новой силой, заставила его опять забыть о цели своего приезда на остров. Вопреки решению заняться собственным делом он незаметно стал думать о короле мормонов и чудном личике, которое увидел сквозь окно его дома. Капитан Плюм многое знал о человеке, с которым ему предстоял деловой разговор. Он знал, что Стрэнг был соперником Бригама Юнга и что во время великого исхода мормонов, когда Бригам Юнг повел их к пустыне запада, Стрэнг ушел со своими последователями на юг. За это каждый год благодарные единомышленники увенчивали его среди диких празднеств золотой короной. Но девушка… Если она была женой этого человека, то почему ее глаза так молили о помощи? Этот вопрос наполнил его взволнованное воображение тысячами картин. Он вспомнил о страшной власти короля мормонов не только над своими собственными подданными, но и над язычниками, населявшими берег материка. Последние считали Бивер-айлэнд гнездом пиратов и убийц. Капитан Плюм знал о грабежах Стрэнга и его людей, о пиратских экспедициях его вооруженных лодок, о страшных расправах его шерифов и о других преступлениях, которые заставляли дрожать прибрежных женщин при одном упоминании его имени. Возможно ли, что эта женщина…

Капитан Плюм боялся докончить свою мысль. Большим усилием воли он заставил себя вернуться к обдумыванию своего собственного плана, выкурил еще одну трубку и разделся. Рядом с ним на столике лежала увядшая сирень. Он заснул, вдыхая ее аромат.

Когда капитан Плюм проснулся, цветов на столе не оказалось. Вместо них, к его приятному удивлению, стоял завтрак. Столик был накрыт белой салфеткой; кофе был еще горячий. Рядом на стуле стояла чашка с водой, лежали мыло и полотенце. Натаниэль бодро соскочил с постели. Советник оказался гостеприимным хозяином. На тарелке лежала записка от него: «Дорогой Нат. Располагайтесь как дома. Я вернусь не раньше ночи. Не удивляйтесь, если кое-кто нанесет вам визит». «Кое-кто» было подчеркнуто, и сердце Натаниэля забилось сильнее, когда робкая догадка подсказала ему, что под этим «кое-кто» разумелась жена Стрэнга. Он подошел к люку и позвал Прайса. Но ответа не последовало. Советник уже ушел. Быстро уничтожив завтрак, хозяин «Тайфуна» спустился в большую комнату. Остатки завтрака советника стояли на столе близко к двери, и дверь была открыта. Через нее проникали радостные лучи солнца и свежесть проснувшегося леса. Сотни птичек чирикали вокруг.

Натаниэль вышел на полянку, по которой должна была прийти жена Стрэнга, если она вообще придет. Он осмотрел то место, где стояла девушка в прошлую ночь. Следы маленьких ножек были отчетливо видны на мягкой земле, и капитан Плюм, улыбаясь и разговаривая сам с собой, пошел по этим следам по направлению к Сент-Джемсу. Многочисленные одинаковые следы указывали, что жена Стрэнга была частой гостьей Прайса. На прогалине он увидел бревенчатый дом. Натаниэль остановился. Он решил, что девушка была каким-то образом связана с этим домом. Прайс достаточно ясно намекнул на это. Кроме того, именно отсюда она вышла, когда направлялась во дворец. Но так как жена пророка должна была жить в его гареме, то капитан Плюм никак не мог связать эти два обстоятельства. Он был озадачен. Вдруг он увидел неожиданно вынырнувшую из кустов сирени фигуру. Невольный возглас удивления сорвался с его губ, когда он прятался за дерево. Это был советник. Несколько секунд старик стоял, обратившись в сторону Сент-Джемса, как бы поджидая кого-то. Потом, наполовину скрываясь в окружающих дом кустах, он направился в глубину острова. Натаниэль хотел проследить за ним. В предыдущую ночь он догадался, что Прайс был слишком богат и общителен для того, чтобы жить отшельником. А сейчас благодаря случайности он мог бы удостовериться в этом и ознакомиться с другой стороной жизни загадочного старичка.

В этой бревенчатой хижине, так хорошо скрытой распустившейся сиренью, жили жены Прайса… Капитан Плюм рассмеялся. Очевидно, эта молодая женщина тоже живет здесь или, по крайней мере, приходит сюда часто. Хорошо протоптанная ее ножками тропинка, ведущая к дому старика, доказывала это. Солгал ли ему советник? Была ли она одной из жен Стрэнга или Прайса? Если эта женщина была женой советника, зачем он ему тогда солгал, а если она была женой короля, почему ее ножки, и только ее, протоптали эту тропинку? Капитан «Тайфуна» сожалел теперь, что дал такие определенные приказания своему помощнику, иначе он выследил бы советника. Но сейчас нужно было видеть Стрэнга как можно скорее. Если несвоевременное любопытство удержит его на острове позже заката солнца, то его помощник не задумается исполнить приказание, и тогда…

Закурив трубку и оставляя за собой облако дыма, он смело направился к городу. Проходя мимо трех могил, Нат вспомнил предыдущую ночь. Неприятное чувство овладело им. Он понял теперь, что сказал советник об этих могилах. Это было семейное кладбище Обадии Прайса. Капитан Плюм пошел дальше, стараясь сосредоточиться на предстоящем разговоре. Двумя днями раньше он посмотрел бы на свое посещение острова как на незначительный эпизод в своей жизни, теперь же дело приняло другой оборот. Вопреки его усилиям, очарование прекрасного лица овладевало им все сильнее. Этот образ слишком ясно запечатлелся в его душе. Теперь Сент-Джемс приобрел другой интерес, совершенно затушевавший тот, ради которого он собственно и приехал сюда. Сент-Джемс из-за этой девушки стал для него вдвойне притягателен. Тайна ее жизни, причина ее безмолвной мольбы скрывались где-то здесь, между этими разбросанными бревенчатыми домами. Замедлив шаги, капитан Плюм спустился по откосу к дому Стрэнга. Маяк блестел в лучах солнца и указывал ему путь. Он, наверное, найдет там Стрэнга, и может быть, если только Прайс сказал правду, ему удастся увидеть девушку. По дороге ему попадались мужчины и юноши, направлявшиеся вдоль откоса и по тропинкам внутрь острова. Они были вооружены лопатами, граблями и мотыгами, и Натаниэль догадался, что обработанные поля мормонов лежали именно в этом направлении. Несколько фургонов, запряженных волами, оставляли город и медленно двигались по дороге, идущей рядом с берегом. Все оборачивались на него с любопытством, очевидно заинтересованные появлением нового лица. Но Натаниэль не обращал на них никакого внимания.

Когда он вошел в рощу, через которую в предыдущую ночь пробирался с советником, его нетерпение достигло наивысшей точки. Он приближался к бревенчатому дому и осторожно, скрываясь за каждым кустом, подошел к знакомому окну. В волнении, смешанном с надеждой, он остановился, прислушиваясь, и несмотря на серьезность положения, не мог удержаться от улыбки, когда услышал плач детей и пронзительный крик женщин. Он прошел к парадному подъезду дома. Дверь оказалась открытой. Охраны не было нигде. Никто не видел его приближения, никто не подошел к нему, когда он поднимался по лестнице, никто не встретил его в комнате, куда он вошел минутой позже… Он оказался в той самой комнате, которую видел через окно. Тот же длинный стол с толстой книгой на нем, лампа, чей свет золотым сиянием освещал тогда склоненную голову девушки… Капитан Плюм чувствовал, что готов был позвать ее, если б знал ее имя.

В большую комнату выходил ряд дверей. Четыре из них были закрыты, и детский крик, который он услыхал под окном, раздался за одной из них. Пятая дверь была полуоткрыта, и он увидел раскачиваемую колыбель. Здесь наконец была жизнь или движение, по крайней мере; капитан Плюм сильно постучал. В ответ на стук к нему в большую комнату вышла женщина. Нат сразу же узнал в ней ту, которая ласкала склоненную голову рыдавшей девушки.

Лицо молодой женщины было красиво, и бледность необычна. Глаза блестели лихорадочно, роскошные волосы темной волной спускались на плечи, и когда она ответила на приветствие капитана Плюма, в грудном, мелодичном голосе чувствовалось волнение.

— Прошу простить меня, мне нужно видеть мистера Стрэнга, — сказал Нат с низким поклоном.

— Короля вы найдете в конторе, около храма. — Она ближе подошла к Плюму. Легкий румянец окрасил ее щеки. — Зачем вам нужен король? — Румянец сильнее залил ее щеки, и большие глаза стали еще больше.

— Я послан советником Прайсом, — солгал он.

Женщина облегченно вздохнула.

— Король в конторе, его контора рядом с храмом, — повторила она, отвечая легким кивком на прощальный поклон капитана Плюма.

«Недурной вкус у короля, черт возьми, и Прайс, наверное, важная птица, если одно его имя так быстро может успокоить», — подумал капитан Плюм, спускаясь по лестнице королевского дома.

Храм мормонов был самым большим зданием Сент-Джемса, и Натаниэлю не нужно было долго блуждать, чтобы найти его. Двухэтажный дом стоял на площади. На верхний этаж вела наружная лестница. Объявление, гласящее, что именно здесь находится контора Джемса-Джесси Стрэнга — священника, короля и пророка мормонов, было прибито на видном месте. Было еще очень рано, и обширный склад всевозможных товаров, расположенный в первом этаже, был закрыт. Проверив предварительно, что револьвер в порядке, капитан Плюм поднялся по лестнице. Дойдя до середины, он услыхал голоса, а на верхней площадке, в ту минуту, когда он взялся за ручку двери, до него донесся шелест юбки. Однако он вошел недостаточно быстро, чтобы увидеть скрывшуюся в противоположную дверь фигуру. Тем не менее он был убежден, что это была женщина.

Прямо перед ним, точно ожидая его прихода, стояла молодая девушка, и не успел Нат перешагнуть порог, как она бросилась к нему навстречу. Сильное волнение, даже страх были написаны на ее лице.

— Капитан Плюм, вы должны, не теряя ни минуты, возвратиться на шхуну. Уехать отсюда как можно скорее. Она сказала, что вас собираются убить.

Капитан Плюм был поражен.

— Откуда вы узнали мое имя? Кто вам сказал, что я буду убит? Кто вас просил передать это мне? — Он не выпускал руки девушки и в волнении сжимал ее все крепче.

— Никто, — запинаясь, ответила девушка, густо краснея. — Я сама слыхала, что говорил король. Они хотят убить вас.

Ее губы дрожали, глаза заблестели подозрительно, готовые расплакаться, но Натаниэль не замечал всего этого и продолжал держать ее крепко за руки, сосредоточенно смотрел на дверь, за которой скрылась незнакомка.

Неожиданная догадка осенила его и заглушила всякое чувство самосохранения.

— Нет, моя дорогая девочка, — его голос чуть заметно дрожал, — я не вернусь на шхуну до тех пор, пока та, которая находится сейчас за этой дверью, не выйдет и не прикажет мне этого сама.

Глава IV. БИЧЕВАНИЕ

Едва успел капитан Плюм договорить, как с лестницы донеслись медленные тяжелые шаги. Девочка поспешно освободила свои руки.

— Это король. Скорее, вы еще имеете время. Уходите. Уходите. — Она настойчиво тянула его. — Сюда — в эту дверь…

Медленно поднимавшийся человек достиг середины лестницы. Натаниэль колебался. Несколько секунд тому назад через эту дверь скрылось существо, оставившее за собой аромат сирени. Теперь и он в свою очередь должен был воспользоваться этой дверью. Он приблизился к ней. Его рука легла на ручку, но он не посмел нажать. Он повернулся к девочке.

— Нет, — сказал капитан Плюм тихо. — Это могло бы причинить ей неприятности.

Когда капитан Плюм поднял глаза, он увидел в дверях человека. Натаниэлю не нужно было много времени, чтобы догадаться, что перед ним был Стрэнг — король мормонов. Образ пророка Бивер-айлэнда был достаточно популярен среди населения острова, хорошо знавшего своего повелителя и силу его власти. Это был плотный мужчина, в каждом движении которого сквозила медлительность уверенного в себе человека. Ему было около пятидесяти лет, но густая красноватая борода и грубые черты лица сильно его молодили. Во взгляде глубоко сидящих глаз, светлых, как бледно-голубое стекло, чувствовалась привычка повелевать. В руке он держал палку с железным наконечником.

Натаниэль взял себя в руки. Он сделал шаг вперед и холодно поклонился.

— Я капитан шхуны «Тайфун», — сказал он. — Я был у вас дома, и меня направили сюда. Я в первый раз на этом острове и не знал, что у вас есть контора, иначе прямо пришел бы сюда.

— А, вот как! — король очень низко и церемонно поклонился. Когда он опять поднял голову, в его взгляде уже не было ничего вызывающего. С любезной улыбкой он протянул капитану руку. — Я рад вас видеть, капитан Плюм, — низкий бархатный голос короля, полный теплоты и ласки, проникал в душу.

Натаниэль понял, что именно этому богатству своего голоса, больше чем внешнему облику, обязан пророк своим положением. Когда его рука пожала руку гостя, капитан Плюм почувствовал, что перед ним человек, имеющий право вести за собой людей, человек, чья грубая физическая сила была ничто, по сравнению с колдовской силой его чарующего голоса и властностью манер. Этот голос гипнотизировал. Этот голос заставил когда-то присяжных федерального суда вернуть ему свободу вопреки очевидности преступления. Натаниэль почувствовал себя слабым в присутствии этого человека, и ему стоило большого усилия вернуть себе хладнокровие. Он отнял свою руку и вытянулся как солдат.

— Я пришел к вам с жалобой, мистер Стрэнг, и надеюсь, вам легко будет ее удовлетворить. Может быть, вам известно, что несколько времени тому назад, ровно шестнадцать дней тому назад, ваши люди напали на мою шхуну и ограбили меня на несколько тысяч долларов?

Стрэнг отступил на шаг.

— Мне известно об этом? — воскликнул он удивленно громовым голосом. — Известно об этом?

Его красное лицо стало багровым. В припадке гнева он сжал кулак.

— Мне это известно? — повторил он еще раз, но так тихо, что Натаниэль едва расслышал его. — Нет, капитан Плюм, мне ничего неизвестно об этом. Если бы я знал…

Он пожал плечами. Это движение и неожиданно проскользнувшая улыбка были достаточно выразительны, чтобы Натаниэль ему почти поверил.

— Уверены ли вы, совершенно ли уверены, что именно мои люди атаковали вашу шхуну? Если да, то у вас должны быть доказательства.

— Мы были очень близко от Бивер-айлэнда и на много миль от материка. Это могли быть только ваши люди.

— Ах, вот как!

Стрэнг подошел к столу, расположенному в дальнем конце комнаты, и приглашающим жестом указал Натаниэлю на кресло против себя.

— Нас очень сильно преследуют, капитан Плюм. — Теперь его великолепный голос дрожал в покорной скорби. — Мы уже ответили за много грехов, которые никогда не были нами совершены, капитан Плюм. За многие кражи, налеты и даже убийства… Прибрежные жители материка смертельно ненавидят нас, нас, которые хотели бы жить с ними в вечной дружбе. Они совершают преступления, погрязли в пороках и разгуле, но все это приписывают нам. Мои единоверцы не могли напасть на ваш корабль. Это были, я убежден, рыбаки с материка, которые пришли попытать счастья к берегам нашего острова. Но я расследую это дело, верьте мне. Я расследую его, капитан.

Натаниэль почувствовал большое смущение. Он был унижен от сознания своего поражения, сознания своей собственной слабости в руках этого человека, который так быстро и самоуверенно доказал необоснованность его жалобы. Капитан Плюм оказался недостаточно подготовленным для встречи с таким противником, и отсутствие неопровержимых доказательств бесило его. Он не знал, что отвечать.

Стрэнг увидел колебание на лице противника и, угадав ход его мыслей, продолжал дальше все так же мягко, все таким же дружеским тоном.

— Я сочувствую вам и постараюсь помочь. Мы не любим чужеземцев, потому что они всегда оказывались впоследствии нашими врагами и приносили только вред. Но вам я предоставляю полную свободу искать, где вы найдете нужным и когда вам будет угодно. Как только вы найдете хоть одно доказательство, что украденный у вас товар находится здесь, или увидите лицо, в котором вы признаете одного из пиратов, вернитесь ко мне. Я заставлю вам все вернуть и накажу преступника.

Спокойная речь короля, изложенная с такой искренностью и сочувствием, пленила Натаниэля и он протянул руку в знак согласия. Когда Стрэнг взял его руку, капитан Плюм увидел за его плечом лицо молодой девушки. Оно яснее всяких слов предупреждало его об обмане, о коварстве короля.

— Когда вы уйдете от нас и вернетесь на материк, там, среди людей, которые отбросили всякие правила общественности, которые дали полную свободу всяким порокам, среди хижин, переполненных преступниками, среди женщин с поблекшими, лишенными слез глазами, которые больше не смущаются воспоминаниями о преступлениях, среди этого погибающего мира вы найдете тех, кого напрасно будете искать здесь.

Стрэнг встал. Его глаза пылали от незаслуженной обиды, страсти и гнева.

Громоподобный голос дрожал от возбуждения. Он отбросил в сторону свою шляпу и нервно зашагал по комнате. Его косматые волосы упали на плечи, вены на лбу надулись. Натаниэль сидел молча и наблюдал за этим человеком, чей голос — мог бы увлечь за собой Целый народ. Он прислушивался к грому этого голоса, и нервы Натаниэля напрягались в бессознательном стремлении противостоять этому гневу. Когда Стрэнг опять заговорил, его голос звучал нежно и мягко, как голос женщины.

— Это они там, на материке, унизили нас. Это они покрыли нас преступлениями, никогда нами не совершенными. Это они — ломаниты разъединили наш народ, чтоб избавиться от нас и похитить наших женщин. Дикие мужчины, которые покинули семьи ради безбрежности пустынь, где легче избежать кары закона. Ищите между моим народом, капитан Плюм, и постарайтесь найти вашу собственность. И если вы не сможете найти там, где в течение семи лет ни один ребенок не родился вне закона, — ищите между ломанитами. Мои шерифы вам помогут.

Когда Стрэнг кончил, выражение его лица было совсем другое. Оно было проникновенно и озарено улыбкой. Низкий голос умолк, но звук его еще раздавался в ушах капитана Плюма. Это был Стрэнг — трагик, оратор, победитель законов и человеческой души. И когда он замолчал, Натаниэль встал покоренным. Он поверил в него, как верили ему тысячи. Но вдруг капитан Плюм заметил в нескольких шагах сзади пророка девочку. Она держала в руке исписанный листок бумаги и жестом давала понять, что записка предназначалась для него. Когда она поймала его взгляд, она смяла листок в комок и бросила через площадку на землю под лестницу.

— Я благодарю вас за преимущество и гостеприимство, которые вы мне предоставляете на вашем острове. Я, конечно, воспользуюсь ими, но для начала мне очень хотелось бы присутствовать на одной из ваших церемоний, которая, я слышал, должна иметь место сегодня.

— Вы хотите видеть наказание кнутом? — король одобрительно улыбнулся. — Это один из способов наказания незначительных проступков в нашем королевстве. Это наказание — лучшая характеристика нашего отношения к преступникам. — Он резко повернулся к девочке. — Бетти, моя дорогая, переписали ли вы бумагу, которую я дал вам. Я хотел бы показать ее капитану Плюму.

Он двинулся к ней, и Натаниэль в первый раз имел возможность рассмотреть девочку внимательнее. Для девочки она была слишком взрослой, для девушки — слишком молодой. Сейчас, когда он рассмотрел ее как следует, он решил, что ей не должно быть меньше пятнадцати-шестнадцати лет. Роскошные волосы падали темными волнами на ее лицо и плечи. На ней была блузка, похожая на курточку, и короткая, до колен, юбочка. Ее стройные ножки благодаря такой юбке были открыты до колен. Когда Стрэнг, взяв бумагу, повернулся к ней спиной, девушка взглянула капитану Плюму в лицо и еще раз показала ему, куда бросила бумажку. Натаниэль кивнул ей головой.

— Я — как садовник, который заставляет каждого проходящего соседа зайти в его сад полюбоваться его первыми цветами, — рассмеялся пророк. — Другими словами, я немного пишу и испытываю ребяческое желание немедленно же прочесть кому-нибудь свое произведение. Но сегодня вам повезло. Мое последнее творение еще не отделано, и авторское самолюбие не разрешает мне прочесть его вам в этом виде. Это краткая история. Бивер-айлэнда. Она написана по просьбе Смиссоновского института, который уже издал одну мою статью. Если вы останетесь на острове до завтра и заглянете сюда, вы должны будете прослушать мое произведение, даже если мне придется для этого прибегнуть к силе.

Он рассмеялся с таким добродушием, что Натаниэль вопреки неприятному ощущению улыбнулся.

— Вы много пишете? — спросил он.

— Я издаю ежедневную газету, — не без гордости ответил Стрэнг. — И в качестве пророка толкую веления неба, ниспосылаемые на нас благостью Божией. Я храню тайну Урима и Тумина, которую ангелы передали Иосифу. Благодаря этой тайне я открыл своему народу слово Божие. Все это изложено в книге, которую я написал.

С этими словами он вытащил из кип бумаг и книг на столе книжечку в голубом переплете и протянул ее гостю.

— У меня осталось всего несколько экземпляров, но я охотно подарю вам один. Эта книга, наверно заинтересует вас. В ней я изложил также все разногласия, существующие между моим народом и преступниками, которые населяют Макинат и материк. Я описал нашу борьбу за чистоту нравов и веры. Эта книжка была издана два года тому назад. Но теперь многое изменилось. Теперь я король, и притеснители, погрязшие в грехах, сами превратились в притесняемых.

Последние слова прогремели торжествующе, и как бы в ответ на них из открытых дверей донесся голос Обадии Прайса и его невеселый смех.

— Да, даже на земле ломанитов вы король.

На звук его голоса Стрэнг повернулся и радушным голосом приветствовал входящего.

В поклоне Прайса не было ни угодливости, ни страха. Они пожали друг другу руки как равные и в то время, как Натаниэль приближался к выходу, обменялись шепотом несколькими словами.

— Я иду с вами, капитан Плюм, — сказал Прайс. — Я пойду с вами и покажу вам город.

— Советник будет вашим спутником, — прибавил Стрэнг. — Сегодня он облечен этой честью по повелению короля.

Все трое обменялись поклонами. Натаниэль вышел первым. Обернувшись назад, он поймал последний предостерегающий взгляд девочки и поспешил спуститься по лестнице. Пользуясь задержкой советника, он бросился к тому месту, куда была брошена бумажка. В записке стояли следующие строчки: «Торопитесь на вашу шхуну. Через несколько часов за вами начнут следить, чтобы убить. Вы никогда не покинете острова живым, если сейчас не сделаете этого. Вас предостерегает об этом девушка, которая видела вас через окно».

Прайс уже спускался, и капитан едва успел спрятать записку в карман куртки.

— Нат, мой мальчик, я здорово торопился, чтоб поймать вас, — шепнул советник в сильном волнении. — Пойдем этой дорогой мимо храма. Мне надо вам кое-что сказать.

Капитан Плюм был поражен его бледностью.

— Нат, вы должны поскорее уехать.

— Я тоже так думаю, но если я спасу свою шкуру, Обадия Прайс, то перед отъездом обязательно продырявлю вашу.

Они прошли мимо огромного бревенчатого здания, и когда Натаниэль убедился, что из окна конторы его не могут увидеть, он с такой силой схватил руку советника, что почти раздавил ее.

— Да, я обязательно убью вас перед отъездом, — повторил он.

Старик стоял неподвижно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда стальные пальцы капитана сжали его руку.

— При первом намеке на предательство я застрелю вас.

— Пожалуйста, Нат, пожалуйста. С этого момента до вашего отъезда я буду около вас, и если настанет минута, когда вы потеряете в меня веру, можете меня застрелить.

Искренность его тона проникла в самое сердце Натаниэля, и он отпустил руку советника. Несмотря на тайну, окружавшую Прайса, капитан Плюм поверил ему, хотя и с трудом сдержал сумасшедшее желание вытрясти из старика эту тайну, заставить его открыть секрет этого странного заговора. Но он сообразил, что насилие будет бесполезно.

— Если б вы оставались в хижине, вы уже давно знали бы, что я ваш друг, — продолжал Прайс. — Она пришла бы к вам, но теперь вы сами знаете, что это невозможно. Вас ведь, кажется, предупредили?

Натаниэль вытащил из кармана записку Бетти и прочел ее вслух. Прайс заметил, как бережно Нат ее держит, и радостно заулыбался.

— Нат, вы ведь благородный парень и не захотите выдать маленькую Бетти, — вскричал он, потирая по неизменной привычке своей руки. — Как вы думаете, кто велел ей передать эту записку?

— Я думаю, жена Стрэнга.

— Правильно. И она же заставила меня нагнать вас.

Капитан Плюм, очевидно, намеревался переживать это радостное известие не двигаясь с места, поэтому Прайс легонько потянул его за рукав.

— Ну, идем вперед, дружище… А ваш помощник довольно доверчивый парень, даже дурак, я бы сказал, — неожиданно проговорил Прайс.

— Кесси? — почти вскрикнул капитан Плюм. — Какого черта вы мелете?

— Неужели вы до сих пор не догадались, в чем дело, Нат? Пока мы прошлой ночью знакомились с вами, пара молодчиков, рыбаков с материка, причалили к вашей шхуне в самом растерзанном виде. Они, видите ли, были ограблены мормонами… их, бедненьких, оставили в лодке в чем мать родила. Ваш помощник принял в них большое участие, проклинал вместе с ними Стрэнга и мормонов, накормил их как следует, вместе с ними выпил и предложил им остаться на шхуне до утра. Но они не смогли остаться. Я думаю, Нат, что вы догадываетесь почему. Во всяком случае, Стрэнг им хорошо заплатил за полноту сведений и быстроту их доставки.

— Что сказал им Кесси?

Прайс пожал плечами.

— Достаточно, чтобы обеспечить вам хороший кусок свинца в голову. Но мы их одурачим, обставим их, Нат, обязательно обставим! Вы попадете на шхуну, доставите пакет и по дороге займетесь женой Стрэнга. Она едет с вами.

Прайс остановился, чтобы вполне насладиться удивлением и растерянностью, вспыхнувшими в каждой черте капитана Плюма. Прайс с живейшим интересом углубился в наблюдения. Он видел, как сначала покраснела шея капитана, а потом кровь бронзовым румянцем разлилась по обветренному лицу. Но скоро настала реакция. Когда капитан Плюм заговорил, его глаза блестели по-иному и голос был тверд как сталь.

— Она поедет со мной, господин советник? Осмелюсь спросить, на каком основании жена мистера Стрэнга поедет со мной?

Прайс в ответ тихо засмеялся, но вдруг выпрямился, и лицо его приняло безразлично-официальное выражение.

— Тише, будьте хладнокровны, Нат. Не показывайте ни страха, ни смущения, — шепнул он. — К нам идет ваш будущий убийца. Он старший шериф и друг короля.

Капитан Плюм не сделал ни одного движения.

— Он пришел поговорить со мной специально, чтобы лучше рассмотреть вас, — прибавил Прайс уже совсем шепотом. — Будьте с ним любезны, соглашайтесь со всем, что я скажу. Ваш будущий убийца Арбор Кроч, — потом, повернувшись, как будто только что услыхал приближающиеся шаги, он добавил: — Арбор Кроч — отец Бетти…

Натаниэль невольно вздрогнул. Он уже раньше слыхал это имя. Кроч — старший шериф короля, гроза материка, одно имя которого заставляло бледнеть женщин прибрежных селений и чья голова была оценена на вес золота! Рука капитана Плюма опустилась к револьверу, но Прайс заметил это движение и резко одернул его. Потом, уже совершенно спокойно, старик сделал несколько шагов навстречу королевскому чиновнику. На низкий поклон последнего, Прайс ответил полунебрежным кивком.

— Здравствуйте, Кроч!

— Доброе утро, господин советник.

— Кроч, я хотел бы познакомить вас с капитаном Плюмом, владельцем «Тайфуна». Будьте знакомы, господа.

Мужчины пожали друг другу руки. Натаниэль был на полголовы выше шерифа. Шериф был такой же коренастый, как король, но значительно моложе его. В пожатии его руки капитан Плюм почувствовал большую физическую силу.

— Вы иностранец, капитан Плюм?

Советник быстро ответил за него.

— Он никогда у нас раньше не бывал, и в Сент-Джемсе впервые. Я пригласил его остаться, чтоб посмотреть экзекуцию. Между прочим, Кроч, капитан собирается сегодня же вечером вернуться к себе на шхуну. Она стоит у нижнего берега, и дорога туда не вполне безопасна. Я буду вам весьма признателен, если вы к сумеркам отрядите двух человек сопровождать капитана.

Капитан Плюм увидел на лице шерифа с трудом сдерживаемое удовлетворение.

— Конечно, с большим удовольствием, господин советник, — ответил Кроч и докончил, обращаясь непосредственно к капитану Плюму: — Я сам буду вас сопровождать, если вы позволите.

— Благодарю вас, — согласился Плюм.

— Капитан проведет весь день со мной. Вы сможете за ним зайти прямо ко мне к семи часам. Я вижу, около тюрьмы собирается народ.

— Да, господин советник. Король изменил час исполнения приговора, и к экзекуции приступят через полчаса.

С этими словами Кроч поклонился советнику, пожал руку капитану и удалился по направлению к королевской конторе.

— Так вот каков мой будущий убийца! — воскликнул капитан, когда Кроч скрылся за поворотом. Он задорно рассмеялся. — Прайс, не можете ли вы устроить, чтоб он провожал меня один?

— Он совсем не пойдет с вами, мой дорогой, — ответил Прайс, приятно удивленный веселостью капитана Плюма. — Мы с ним сыграем маленькую шутку — в его вкусе. Когда он придет ко мне, вы уже будете на шхуне.

— Но я хотел бы побеседовать с ним наедине, в лесочке где-нибудь, — начал мечтательно Натаниэль, — я знаю в бухте одного человечка, вдова и дети которого…

— Замолчите, — перебил его советник. — Неужели вы хотели бы убить отца маленькой Бетти?

— Ах, я и забыл… Но как это возможно, чтобы такое животное, чтобы этот убийца мог быть ее отцом?

— Вы должны были бы видеть ее мать! — Старичок молитвенно сложил руки, как нищий перед бочонком золота. — Ее мать была прекрасна, прекрасна как дикий цветок. Она убила себя три года тому назад. Маленькая Бетти как две капли воды похожа на свою мать.

— Бетти живет с ним?

— Конечно. И отец ее хорошо стережет — по приказанию Стрэнга. Я даже думаю, что когда-нибудь ей суждено стать королевой.

— Боже мой, — ужаснулся капитан Плюм. — И вы, живя в этой грязи, среди таких людей, все-таки верите в Бога?

— Да, и надеюсь, что он меня хорошо вознаградит, и именно потому, что я живу здесь. Я твердо в этом убежден, Нат.

Они прошли полукруг, прилегающий к храму, и теперь приближались к квадратному бревенчатому зданию тюрьмы. Около тюрьмы собрались уже маленькие кучки народа, беседовавшие с оживлением, свойственным взволнованной и ожидающей зрелища толпе. Женщин было много. Они все носили косы или спускающиеся на плечи локоны и были одинаково одеты в коротенькие, до колен, юбки. Только три или четыре из них носили более длинные платья. Прайс остановил своего спутника около группы, состоявшей из полудюжины весело болтающих обитательниц Сент-Джемса. Он слегка подтолкнул Натаниэля в бок.

Миленькие платьица, не правда ли? У короля очень развито чувство красоты. Это он приказал так укоротить юбки, и, если бы он смел, они были бы еще короче.

— Черт возьми, я вполне разделяю его вкус, — рассмеялся капитан.

Женщины заметили его пристальный взгляд и смех, и одна из них, самая молодая и хорошенькая, кокетливо улыбнулась.

— Это Иезаивель, — сказал Прайс, перехвативший ее взгляд. — Вон там играет ее ребенок.

Молодая женщина откинула голову и весело рассмеялась. Она, казалось, поняла слова советника.

— Смотрите, как она завивает свои волосы, — заметил капитан Плюм, когда молодая женщина, не спуская с него глаз, кокетливо нанизывала на палец блестевшие на солнце локоны.

— Уизер Вильтон — ее муж, так влюблен в нее, что не хочет брать другой жены.

Натаниэль, пожав плечами, отвернулся от смеющихся глаз.

— Стрэнг убедил женщин, что самый верный путь спасения души заключается в коротких юбках и длинных распущенных волосах. Но за каждую душу женщины, спасенную таким образом, он посылает двух мужчин по прямой дорожке в ад.

Неудовольствие старика было столь велико и так смешны подергивания его морщинистого лица, что Натаниэль с трудом удержался от смеха, Прайс заметил неожиданный результат благонамеренных своих речей и, неодобрительно бормоча что-то, повел капитана Плюма во внутренний круг ожидающей толпы. В кольце, образованном зрителями, была маленькая открытая площадка, на которой был вбит низкий столб. Прислонившись к столбу, в позе человека, сознающего свое достоинство и важность возложенных на него обязанностей, с треххвосткой в руке стоял молодой человек. Вокруг площадки, за исключением приглушенного шепота женщин, проникших в первые ряды, было тихо. Они жаждали видеть кровь и слышать свист кнута. Они были бледны, как бы заранее переживая предстоящие ощущения, и многие из них в испуганном любопытстве прижимались к мужчинам.

— Мак-Дугаль не только официальный палач, но на нем лежит также забота о собаках для ловли рабов, — шепотом объяснил Прайс социальное положение человека, гордо опиравшегося на позорный столб.

— Собак для невольников? — переспросил Натаниэль.

Советник скалил зубы и потирал руки, наслаждаясь удивлением своего товарища.

— У нас самые лучшие и самые кровожадные собаки на всем Севере от Луизианы. Посмотрите, как хорошо вытоптана площадка около этого столба, — неожиданно закончил он.

Натаниэль посмотрел — и кровь ударила ему в голову.

— Я видел подобные вещи на юге для негров, но для белых я вижу это в первый раз.

Советник схватил его за руку.

— Они идут.

Действительно, около ворот тюрьмы толпа вдруг пришла в движение. Она раздвинулась и образовала узкий коридор. Перешептывание женщин прекратилось. Из ворот тюрьмы появились три человека. Они медленно двинулись по направлению к площадке, у которой стояли Прайс и Натаниэль. Тот, который шел посередине, был обнажен до пояса. К кистям его рук были привязаны кожаные ремни, концы которых были в руках сопровождавших стражников. Лицо приговоренного было смертельно бледное. Руки — красные от слишком туго затянутых ремней. Глаза блестели, и тяжело дышавшая грудь доказывала, что он был выведен из тюрьмы силой.

— Это Уитл. Он запретил жене носить короткую юбку, — быстро шепнул Прайс.

У входа в круг арестованный остановился. Мускулы его напряглись. Он на секунду задержался у края площадки, потом с внезапной решимостью быстро направился к столбу и опустился перед ним на колени. Концы ремней были обмотаны вокруг столба, стражники отошли. Палач выступил вперед и поднял плеть… При первом ударе с губ жертвы сорвался крик. Но потом он молчал. Количество красных полос на белом теле все увеличивалось, и на седьмом ударе выступила кровь. Тяжелое, почти болезненное чувство овладело Натаниэлем, и он отвернулся. Еще и еще сыпались удары на обнаженную спину. Рядом с Натаниэлем раздалось приглушенное рыдание женщины. Легкое движение и чуть уловимый ропот пронесся в толпе. Но упорный взгляд стоявшего сзади Натаниэля человека заставил его опять повернуться обратно к позорному столбу. Теперь уже вся спина несчастного была в крови. Кроваво-красные полосы блестели на солнце. Наконец с последним ударом Мак-Дугаль, тяжело дыша, отошел от жертвы. Стражники развязали ремни, и человек, шатаясь, встал. Ничего не видя перед собой, он зашагал прямо на толпу, и толпа в безмолвном ужасе пропустила его. Натаниэль повернулся к Прайсу. Старик дрожал, рот судорожно кривился. Натаниэль заботливо взял его под руку.

— Уйдем лучше, старина.

— Нет еще, Нат. Теперь очередь Неля, и я должен посмотреть, как мальчик перенесет это.

Через несколько минут стражники вернулись в тюрьму за другой жертвой. На этот раз это был юноша. Он шагал смело и бодро. Концы ремней, связывающие его руки, были свободны. Он шел на шаг впереди стражников и составлял большой контраст с человеком, который первым подвергся бичеванию. Ни одного признака страха или колебания не было в его поведении. Он быстро обежал взглядом людей, окружающих место казни, и лицо его как будто бы покраснело. Поймав взгляд Мак-Дугаля, он улыбнулся ему медленной надменной улыбкой. Значение этой улыбки, очевидно, вполне понятой, смутило палача. Потом Нель заметил Прайса и Натаниэля. Он увидел руку советника, дружески опиравшуюся на плечо капитана, и еще раз улыбнулся совсем другой, светлой улыбкой. На одно мгновение глаза обоих молодых людей встретились. Приговоренный сделал полшага вперед. Он раскрыл рот, как если бы хотел что-то сказать, и кровь отхлынула от его лица. Он повернулся к стражникам и протянул им руки. Когда молодой человек стал на колени у столба, Натаниэль почувствовал, как старик задрожал.

— Пойдем, старина, — нежно настаивал капитан Плюм. — Я не могу больше выдержать это.

Он легонько потянул Прайса за рукав. Старик безвольно повиновался. Но в ту минуту, когда он повернулся, готовый следовать за Натаниэлем, в воздухе раздался свист плети и почти одновременно пронзительный крик женщины. Прайс, как ужаленный, вырвался из рук Натаниэля и устремился к площадке. Туда же с противоположной стороны по узкой дорожке, свободной от публики, бежала женщина. И когда Мак-Дугаль вторично поднял свой кнут, она бросилась вперед.

— Боже мой! — крикнул Натаниэль. — Это…

С быстротой молнии, сокрушительными ударами могучих кулаков он пробил себе дорогу в самой гуще зрителей. Жена Стрэнга была теперь в десяти шагах. Ее волосы были распущены, лицо смертельно бледно, и грудь от быстрого бега и волнения тяжело вздымалась. Одним взглядом она окинула человека у столба, Натаниэля и поднятый кнут. Быстрей, чем взмах бича, она оказалась между жертвой и Мак-Дугалем и прикрыла собой склоненного человека. Длинные волосы, подобно золотой паутине, легли на обнаженную спину. Она вскинула глаза к Натаниэлю, и в эту трагическую минуту он прочел в них тот же молчаливый призыв, который был уже обращен к нему сквозь окно королевского дома. Один из стражников подбежал к женщине и схватил ее, намереваясь оттащить от связанного юноши. В борьбе с ним она уронила голову назад и золото ее волос смешалось с грязью земли. Натаниэль не выдержал. Со злобным криком одним прыжком он очутился около стражника и ударом кулака, точно молотом, опрокинул его. Не успел стражник упасть, как Натаниэль выхватил свой нож и перерезал ремни, связывавшие человека. На одну секунду его лицо оказалось совсем близко у лица девушки. Ее губы что-то прошептали, но он не расслышал. Подобно взбесившемуся животному, он повернулся к онемевшим зрителям и набросился на второго стражника. Сзади раздался крик человека, которого он освободил, и они вместе пробились сквозь окончательно растерявшуюся толпу.

— Сюда, Нель, — вскричал Натаниэль. — Сюда, к морю!

Они бросились к откосу, который вел из города в лес. Даже стражники настолько опешили перед молниеносной быстротой событий, что не сразу пустились в погоню.

Из окон заднего фасада дома, где находилась королевская контора, тюрьма и прилегающая к ней площадь были хорошо видны, поэтому нет ничего удивительного в том, что Стрэнг и Арбор Кроч оказались свидетелями всей этой сцены. У другого окна, скрытого от того, у которого стояли они, высокой конторкой, Бетти Кроч едва смела дышать. Она также все видела: и как девушка выбежала из-за тюрьмы, и как она бросилась по дорожке, и как Натаниэль пробился вперед. Видела его стремительный удар, блеск ножа и бегство. Все это совершилось так быстро, что Стрэнг и Кроч не успели издать ни одного звука. Но когда молодые люди пробились сквозь толпу и бежали уже к лесу, голос Стрэнга прогремел, подобно грому.

— Арбор Кроч, настигни и убей их!

С диким проклятием начальник шерифов бросился вниз по лестнице. Сердце Бетти замерло. Она знала хорошо, что ее отец слепо исполнит приказание короля. В качестве дочери начальника шерифов она хранила в душе много жутких тайн своего отца и знала много тяжких преступлений. Причиной всего этого была слепая вера Кроча в пророка и вытекавшее отсюда слепое повиновение. Когда пророк приказывал убить, Кроч убивал без колебания. Она долго оставалась в своем убежище, думая об ужасной участи, ожидавшей беглецов. Она была вся во власти страха, который молниеносно сменил радость, испытанную ею при виде бегства капитана Плюма и Неля.

Бетти услыхала, как Стрэнг отошел от окна, потом его тяжелые шаги в соседней комнате и звук захлопываемой двери. Когда она осталась одна, она подбежала к окну, у которого только что стояли Кроч и пророк. Толпа начала расходиться. Несколько мужчин бежало вдоль длинного откоса по направлению к лесу. Трое или четверо из них были впереди, другие заметно отставали. Среди отстававших она увидела женщин. Вдруг с лестницы донесся легкий крик — кто-то ее звал. Бетти узнала этот голос и с криком отчаяния, с протянутыми руками бросилась в объятия девушки, ради которой Натаниэль посмел прервать наказание, назначенное приказом короля.

Глава V. ТАЙНА

Едва удалось Натаниэлю пробиться сквозь кольцо зрителей и броситься по направлению к лесу, как сознание оскорбления, нанесенного им королю, осенило его. Нат не жалел, что откликнулся на молчаливый призыв девушки, так странно вошедшей в его жизнь. Наоборот, он с наслаждением подчинился ей — той силе, которая зажгла его кровь, которая принудила его к действию и влила мощь великана в его кулаки. Нат испытывал бессознательную радость, что одолел все препятствия, которые при других обстоятельствах не осилил бы. Он бежал быстро и легко, но все внимание его возбужденных чувств было сосредоточено на прекрасном лице, которое искало и нашло его собственное в минуту страдания.

Девушка обратилась к нему. Только его избрала она среди всех этих людей. Он услыхал ее голос, он почувствовал сладостное прикосновение ее волос, когда разрезал ремни, он поймал благодарный взгляд ее глаз, и именно ему она что-то хотела сказать. Все эти воспоминания проносились у него в голове с быстротой, равной быстроте его бега. Он считал себя щедро вознагражденным за все, что сделал. Радостное волнение кипело в нем и с трудом уступало место волнению другого порядка. Если и раньше ему угрожала опасность, то теперь она увеличилась вдвойне. У капитана Плюма было достаточно чувства самосохранения, чтобы не замедлять ни на одну секунду скорость и стараться увеличить возможно больше расстояние между собой и погоней. Сзади бежал по пятам человек, которого он спас от рук палача, и капитан Плюм слышал его порывистое дыхание. Первой мыслью Натаниэля было бежать к хижине Прайса, второй — броситься к тропинке, которая вела к шхуне. Он знал, что в этот час у берега его должна ждать шлюпка. Когда он будет на борту «Тайфуна», он сможет продолжить борьбу с королем мормонов с большими шансами на успех, чем в качестве скрывающегося беглеца. Кроме того, капитан Плюм знал, что должен сделать Кесси при наступлении сумерек.

На вершине откоса они остановились.

— Там стоит моя шхуна, — указал капитан Плюм на выдававшуюся в море часть острова, отделенную от них густым лесом. — Там ждет меня шлюпка.

Нель мучительно дышал. Он не мог выговорить ни слова, но в его глазах блестела благодарность. Это были светлые, не знающие страха глаза. Когда он протянул Натаниэлю руку, они вдруг потемнели от сильного волнения.

— Благодарю вас, капитан Плюм!

Он произнес имя своего освободителя с уверенностью, как давно знакомое.

— Если они выпустят на нас собак, у нас не будет времени добраться до шхуны. Лучше следуйте за мной.

Он улыбнулся, обнажив ряд белых крепких зубов. Улыбка юноши победила хозяина «Тайфуна», и он почувствовал в нем смелого и честного парня. Открытое лицо капитана Плюма засияло ответной улыбкой.

— Ладно, Нель! Указывайте дорогу.

Они скоро свернули с тропинки в густую заросль терновника и некоторое время пробирались наугад. Перед капитаном Плюмом мелькала голая спина Неля с тремя красными полосами от ударов кнута. Когда они наконец вышли на заброшенную лесную дорогу, капитан снял с себя тужурку и передал ее Нелю. Он надел ее, не останавливаясь ни на минуту. Натаниэля занимала одна мысль. Даже в эти критические минуты она волновала его больше, чем опасность, которая была за ними. Кого он спас? Кто был этот светлоглазый парень, которого девушка с такой готовностью защитила своим собственным телом? Гнетущие сомнения росли в душе капитана. Неопределенные намеки Прайса, сцена в доме короля, ночные посещения девушкой хижины советника и больше всего последнее происшествие у тюрьмы приобрели в глазах капитана Плюма новый смысл. Радость медленно умирала в его душе. Он чувствовал, что близок к разгадке таинственных приключений. Это сознание заставляло его бояться и вместе с тем желать момента, когда он сможет задать бегущему впереди него человеку один очень важный для себя вопрос.

Они бежали больше мили. Скоро они свернули с лесной дороги и опять вошли в густую заросль, в которой не было ни тропинок, ни дорог. Наконец они остановились на краю маленького потока, который бежал к болоту. Указывая на ручей с доверчивой улыбкой, Нель погрузился в него до пояса и медленно двинулся по зыбкому дну к густой, казавшейся непроходимой стене ольховника. Несколькими минутами позже мягкое дно ручья стало тверже. Натаниэль находился еще в воде, когда его товарищ уже вышел на берег и склонился у какого-то поваленного дерева. Когда Натаниэль подошел к Нелю, последний разворачивал ружье, завернутое в плотный брезент. Освободив ружье, Нель выпрямился. В течение нескольких секунд оба прислушивались. Кругом было тихо. Только с той стороны, где лежал Сент-Джемс, доносился отдаленный лай собак.

— Они бегут еще по дороге, но все равно, если даже свернут, не смогут добраться до нас через эту трясину.

Он прислонил ружье к бревну и, наклонившись, достал из того же тайника небольшой ящик.

— Порох и пули. Вы видите у меня есть тайный склад оружия. Сегодня я нечто вроде заговорщика, но завтра буду мучеником.

Он говорил так спокойно, как будто бы речь шла о погоде.

— Мучеником? — рассмеялся Натаниэль.

— Да, завтра утром я убью Стрэнга.

Голос Неля был совершенно спокоен, но упорная сосредоточенная ненависть, блеснувшая в его глазах при упоминании имени короля, свидетельствовала, что эти слова не были пустой угрозой.

— Завтра утром я убью Стрэнга, — повторил он, — Я убью этим самым ружьем из того окна, через которое вы увидели Марион.

— Марион? — воскликнул капитан Плюм. — Марион! — Он взволнованно схватил его за руку. — Скажите мне…

— Моя сестра, капитан Плюм.

Натаниэлю показалось, что каждый нерв его готов был лопнуть. Он покачнулся точно ослепленный и обеими руками схватился за плечо Неля.

— Ваша сестра? Та девушка у тюрьмы — ваша сестра?

— Да, моя сестра.

— И она жена Стрэнга?

— Нет, — крикнул Нель, выпрямляясь как стрела.

Ненависть, которая дремала в его глазах, разгорелась с новой силой. Его лицо стало страшным. В нем была жестокость, какую Натаниэль никогда не видел. Дикая, беспощадная. Она заставила его вздрогнуть. Но через секунду поднятый кулак Неля опустился, и он полусмущенно протянул руку.

— Простите меня, капитан Плюм. Но одна мысль об этом приводит меня в бешенство. Мы должны за многое благодарить вас — Марион и я. Прайс сказал ей, что вы нам поможете, и Марион сообщила мне об этом в тюрьму, после того как увидела вас в окне. Старый советник сдержал свое слово. Вы спасли ее!

— Я спас ее? Каким образом? От чего? Когда? — Сотни вопросов готовы были сорваться с его губ.

— От Стрэнга, конечно. Разве вы не понимаете. Я же сказал вам, что завтра убью его.

Нель казался озадаченным недогадливостью капитана Плюма.

— Я убью его завтра! — крикнул он еще раз.

Но это восклицание мало объясняло дело, и лицо Натаниэля продолжало выражать полнейшее недоумение.

— Нет, я ничего не понимаю, — чистосердечно признался он наконец. — Советник сказал мне, что Марион — жена Стрэнга. Кроме этого, он больше ничего мне не сказал ни о ней, ни о вас. До этого момента я был в совершенном неведении, и то, что я сделал у тюрьмы, объясняется тем, что ее глаза…

— Прайс вам ничего больше не сказал? — прервал его недоверчиво Нель.

— Кроме того, что она седьмая жена короля, — ни слова. Но он намекнул на много вещей и держал меня все время в напряженном ожидании. Я и сейчас понимаю не больше, чем раньше. Что все это значит? Почему вы должны убить Стрэнга?

Нель прервал его дальнейшие вопросы, когда он заговорил, в его голосе чувствовалось глубокое разочарование.

— Я думал, что советник вам рассказал все. Я думал, что вам все уже известно.

Разочарование в его голосе было похоже на отчаяние.

— Я не предполагал, что вы нам помогли просто случайно.

— Я случайно помог только вам. Но для Марион…

Глаза Натаниэля говорили много больше, чем его слова.

— Во всяком случае у меня на шхуне есть оружие и дюжина подходящих молодцов, и если это может помочь Марион, я готов даже взорвать Сент-Джемс.

Некоторое время только их взволнованное дыхание нарушало тишину. Они смотрели друг на друга в упор. Черты Натаниэля выдавали волнение, пробужденное любовью к Марион, а Нель смотрел полунедоверчиво, как бы стараясь найти в глазах этого человека дружбу, в которой он был так уверен всего несколько минут тому назад.

— Обадия Прайс вам ничего не сказал? — переспросил он, как бы все еще не веря.

— Ничего!

— И вы не видели Марион, не разговаривали с ней?

— Нет.

Натаниэль уронил руку своего случайного товарища. Нель устало опустился на бревно. Он посмотрел в ту сторону, откуда могла появиться погоня — не будь трясины, которая окружала их.

Неожиданно капитан Плюм вспомнил о записке Прайса и его намеке на возможный приход посетителя. Он вспомнил также слова Прайса у храма. «Если б вы остались в хижине, вы давно убедились бы, что я ваш друг. Она пришла бы к вам, но теперь это невозможно». В первый раз луч догадки осенил его. Он опустился рядом с Нелем.

— Я, кажется, начинаю понимать, — сказал он. — Прайс предполагал, что я должен встретить Марион, но я был слишком нетерпелив и испортил его план. Если бы я сделал, как он хотел, я сегодня утром уже увидел бы ее.

В нескольких словах капитан Плюм рассказал Нелю все происшествия предыдущего вечера и сегодняшнего утра, о своей высадке на остров, о встрече с Прайсом и о том, каким образом он увидел в первый раз Марион. Нат умолчал о тайне, но рассказал о предупреждении Бетти и о беседе с королем мормонов. Когда он говорил о девушке, которую видел сквозь окно королевского дома, его голос дрожал от возбуждения. Оно было столь сильно, что заразило и Неля.

— Капитан Плюм, я счастлив, что вы так любите сестру, — ответил он с жаром. — После того как я убью Стрэнга, вы должны будете помочь ей еще.

— Я всегда готов!

— Вы готовы помочь ей?

— Всем — жизнью, людьми, шхуной!

Натаниэль говорил как человек, которому неожиданно открылось огромное счастье. Он вскочил и встал перед Нелем.

— Боже мой, но почему вы не говорите, какие опасности ждут ее! — вскрикнул он, не сдерживая себя больше. — Почему вы хотите убить Стрэнга? Разве он, разве он…

Выражение его лица доканчивало мысль, которую он боялся высказать.

— Нет, — прервал его Нель, догадавшись о подозрениях капитана Плюма. — Стрэнг никогда не прикасался даже к краю ее платья. Она ненавидит его так же, как ненавидит ядовитых змей в этом болоте, и все-таки, все-таки в будущее воскресенье она станет его женой.

— Вы думаете, что он может заставить силой войти ее в свой гарем? — спросил капитан, жутко растягивая слова.

— Нет. Силою он этого не смог бы сделать.

В глазах Неля вновь вспыхнула ненависть.

— Он не может принудить ее, и тем не менее… — Во внезапном отчаянии он страстно сжал кулаки. — Если есть Бог на небесах, я дал бы десять лет жизни, чтоб узнать, в чем заключается тайная сила пророка над сестрой. Три месяца тому назад ее ненависть к нему была беспредельна. Один вид его вызывал в ней дрожь отвращения. Я видел, как она вздрагивала от одного звука его голоса. И когда он просил ее тогда быть его женой, она отказала в таких выражениях, какие, я думаю, никто в королевстве не посмел бы употребить. Потом, около месяца тому назад, она внезапно переменилась и в один ужасный для меня день сказала, что решила выйти за Стрэнга. Когда она мне призналась, я думал, что сошел с ума. Я был совершенно уничтожен. Я проклинал и угрожал ей. Однажды даже обвинил в бесстыдном поступке и хотя потом тысячу раз умолял ее о прощении, я знаю, что до сих пор она страдает из-за моих грубых подозрений. Но ничто не могло изменить ее решения. Я на коленях умолял ее отречься от него, но она обняла меня и со слезами на глазах сказала: «Нель, я не могу сказать тебе, почему выхожу за Стрэнга, но я должна это сделать». Я пошел к Стрэнгу. Я требовал объяснения. Я рассказал ему о ненависти моей сестры, о том, что один его вид и звук голоса будят в ней отвращение. Но он в ответ рассмеялся. «Почему ты возражаешь против того, чтоб стать родственником пророка?»— ответил мне Стрэнг. День за днем я видел, как умирала душа Марион. Какая-то ужасная тайна гложет ее, мешает той спокойной жизни, которая делала из нее всего несколько недель тому назад самую прекрасную девушку острова. Она подпала под страшное влияние, и с приближением дня свадьбы в ее глазах мелькает выражение, пугающее меня. Есть только одно спасение: надо убить Стрэнга, и завтра я это сделаю.

— А потом?

Нель пожал плечами.

— Я буду целиться в живот, чтобы продлить его мучения, чтобы он мог сказать своим женам, кто его убил, а потом постараюсь скрыться на материк.

— А Марион?

— Освободится от колдовства, от его тайной власти. Разве этого мало?

— Вы ничего не заметили, ничего не узнали о власти пророка над вашей сестрой? — спросил Натаниэль, слушавший все время Неля с напряженным вниманием.

— Нет, и, однако, это влияние так сильно, что временами у меня кровь стынет в жилах от одной мысли об этом. Оно так велико, что Стрэнг даже не колебался бросить меня в тюрьму под предлогом, что я угрожал его жизни. Марион умоляла его избавить меня от позора публичного наказания, а он в ответ прочел ей законы королевства. Это было вчера ночью, когда вы увидели ее через окно. Стрэнг безумно влюблен в ее красоту и, однако, осмеливается делать все, что ему угодно, не боясь потерять ее. Марион стала его рабыней. Она так всецело в его власти, как если бы была прикована к нему цепью, и самое ужасное во всем этом, что она постоянно настаивает на моем отъезде отсюда и требует, чтоб никогда больше я не возвращался. Боже мой, что все это значит? Она для меня дороже всего на свете. Мы всегда были вместе, с самого детства, и, однако, она хочет, чтоб я ее покинул. Никакая сила на земле не может открыть тайну, которая мучит ее. Никакая сила не может заставить Стрэнга разрушить эту сладкую для него власть.

— А Обадия Прайс? — воскликнул Натаниэль. — Разве он не знает ничего?

— Я думаю, что он знает, — ответил Нель, расхаживая взад и вперед в сильном возбуждении. — Капитан Плюм, если есть на острове человек, который любит Марион со всей силой отцовского чувства, так это именно Прайс. Однако он клянется, что ничего не знает об ужасном влиянии Стрэнга на Марион. Он предполагает, что это просто сила гипноза, но я… — Он прервал самого себя жестким безрадостным смехом. — Гипнотизм — это ерунда. Не в этом дело.

— Ваша сестра мормонка? — робко спросил Натаниэль, вспомнив, что сказал ему пророк сегодня утром. — Может быть, весть, веление неба, которое открыл ей пророк…

Нель остановил его почти сердито.

— Марион — не мормонка. Она ненавидит эту секту, как ненавидела Стрэнга. Я старался увезти ее отсюда, но она настойчиво хочет остаться здесь из-за стариков. Они очень стары, капитан Плюм, и верят в пророка и его рай, как мы верим, что день сменяется ночью. За день до ареста я умолял сестру убежать вместе со мною на материк, но она отказалась в тех же словах, которые я уже слышал от нее сотни раз раньше: «Нель, я должна выйти замуж за пророка». Разве теперь не ясно вам, что ничего другого не остается, как только убить Стрэнга?

Натаниэль сунул свою руку в карман тужурки, которую одолжил Нелю, вытащил трубку и наполненный табаком кисет. Набивая трубку, он посмотрел Нелю прямо в глаза и улыбнулся.

— Нель, — сказал он мягко. — Знаете ли вы, что разыграли бы ужасного дурака, если бы я не поспел вовремя?

С невозмутимым хладнокровием он старательно разжег свою трубку, посмотрел на Неля и продолжал улыбаться.

— Вы не убьете завтра Стрэнга, — прибавил он, бросив наконец спичку.

Он положил обе руки на плечи Неля, и в его глазах проснулся давно дремавший смех.

— Нель, мне стыдно за вас. Вы слишком много вложили ума в такое простое дело. Послушайте-ка, — он выпустил дым. — С тех пор как я высадился на этот остров, я научился требовать за каждую мою услугу соответствующее вознаграждение. С вас я возьму недорого. Будьте взамен мне братом, и за это я обязуюсь украсть Марион и уехать вместе с ней сегодня же ночью.

Глава VI. МАРИОН

Предложение Натаниэля повергло Неля в изумление.

— Разве вы не видите, как это все просто, — продолжал капитан Плюм, наслаждаясь растерянным молчанием своего товарища. — Вы замышляете убить Стрэнга, чтоб удержать Марион от замужества с ним, а я предлагаю украсть ее и даже спрятать в мешок, если потребуется, и отвезти на мою шхуну. Разве это не лучше и безопаснее?

Растерянность Неля улеглась. В его глазах мелькнуло что-то отличное от недоверия, которое блестело в них несколько минут назад. Натаниэль, раскуривая трубку, выжидающе смотрел на него. Неожиданно брат Марион энергично засунул руки в карманы куртки и ответил восклицанием, красноречиво свидетельствующим, что план капитана Плюма им оценен вполне.

— Черт возьми, я никак не мог предполагать… Никогда не было такой мысли… черт возьми, действительно это гораздо проще.

— Так просто, что мне действительно стыдно за вас, что вы сами не подумали об этом. Но самое важное сейчас — это благополучно добраться до шхуны.

— Мы можем это сделать в течение часа.

— А где мы найдем сегодня ночью Марион?

— Дома. Мы живем рядом с Прайсом. Вы должны были видеть этот дом, когда проходили лесной тропинкой мимо прогалины.

Натаниэль улыбнулся, вспомнив, в чем заподозрил тогда старого советника.

— Это очень удобно для нашего плана. Простирается ли лес со стороны хижины Прайса до берега?

— Да, прямо до берега. Но я думаю, что за нашим домом следят, в особенности ночью. Никто не может войти или покинуть его без ведома Стрэнга. Я уверен, что Марион знает об этом, но делает вид, что ничего не замечает.

— Но, может быть, вы сумеете пробраться в дом незаметно?

— После полуночи, пожалуй.

— Тогда нам не о чем беспокоиться, — объявил Натаниэль. — Если нам будет нужно, я смогу расставить десять, человек по краю леса. Я пойду сейчас с вами. Там, где один может пробраться незаметно, почему не попытаться этого сделать вдвоем? Когда вы войдете в дом, вы скажете Марион, что ваша жизнь зависит от ее согласия проводить вас к Прайсу. Я думаю, что она пойдет, если нет…

Он вытянул свои руки как бы в предчувствии той драгоценной ноши, которую они могли бы унести.

— Если она не согласится, я помогу вам.

— А пока что, — сказал Нель, — люди Арбора Кроча…

— Они будут мертвы, как копченые селедки, если только посмеют показаться, — воскликнул капитан Плюм, полный энтузиазма. — У меня двенадцать лучших стрелков на шхуне, и десять из них будут в лесу.

— Капитан Плюм, я надеюсь, что когда-нибудь смогу вам отплатить за все это.

В голосе Неля была дрожь благодарности. Но Натаниэль был слишком занят своими собственными надеждами, чтобы разбираться в интонациях товарища, тем более что один из важнейших для него вопросов не был еще достаточно выяснен.

— Вы еще не подтвердили своего согласия на цену, которую я назначил за свое участие в этом деле, — сказал Нат, стараясь скрыть некоторое, вполне, впрочем, уместное смущение. Я просил вас быть для меня нечто вроде кузена… брата — родственника, словом.

Нель вскочил так быстро, что выбил трубку из руки капитана.

— Клянусь вам, я согласен! Если только Марион…

Вдруг его лицо побледнело.

— Слушайте, — проговорил он изменившимся голосом.

Оба затаили дыхание. Звук шел издалека. Он прерывался несколько раз и опять возобновлялся. Друзья посмотрели друг на друга. В далеком лае собак была жуткая настойчивость.

— Ах! — воскликнул Нель. — Я предчувствовал, что они это сделают. Это собаки ловцов невольников.

Натаниэль вздрогнул. Он отлично сознавал, что от этих собак им не спастись.

— Они не могут нас поймать, — проговорил Нель, когда пришел в себя от неожиданности. — Эту дорогу я изучил и приготовил для своего бегства после убийства Стрэнга. Немного дальше, в болоте, у меня спрятана лодка.

Он поднял ружье и ящик с пулями, и они двинулись среди сплошного ольховника, придерживаясь берега потока.

— Я хотел бы подстрелить этих собак, но это немного опасно, — сказал Нель.

В течение нескольких минут треск ломаемых сучьев заглушал для них всякий другой звук. Но когда они достигли болота, то вновь услыхали лай собак, подававших друг другу голос, слева от них. Близость этого лая заставила Натаниэля схватиться за револьвер. Нель заметил это движение и рассмеялся.

— Вам не нравится этот лай? Мы на Бивер-айлэнде привыкли к нему. Собаки как раз в том месте, где несколько дней тому назад разорвали Джима Шредера. Шредер пытался убить одного мормона, который украл его жену, пока Джим был в море на ночной ловле. Собаки поймали его в ту минуту, когда он почти достиг болота. Еще две минуты — и он спасся бы.

С этими словами Нель погрузился по колено в болото. Натаниэль последовал его примеру.

— Черт возьми, — воскликнул он, когда неожиданный порыв ветра донес до них лай собак более отчетливо. — Если бы они спустили этих собак немного раньше…

— Мы были бы теперь там, где Джимми Шредер, — докончил за него Нель. — Между прочим, — он на минуту перестал вытирать капли воды и грязи с лица, — через три дня после всей этой истории со Шредером его жена была уже официальной женой мормона. Она была слишком хороша для простой рыбачки.

Нель опять занялся своим туалетом, но вдруг остановился с поднятой рукой. Лай собак замолк.

— Они потеряли след, — сказал он.

Действительно, через несколько секунд раздался далекий растерянный вой разочарованных собак.

— Воображаю, как Кроч и его черти злятся теперь.

Оба приятеля, до колен погруженные в трясину, тяжело дыша и чертыхаясь, пробивали себе путь. Шагов через сто, которые утомили их не меньше, чем добрые две мили, они вышли к покрытой тиной воде, на которой покачивался небольшой челн. Когда Натаниэль забрался в него, тревога только что пережитых минут сменилась большим облегчением. Он чувствовал себя опять готовым вызвать на бой хоть десять противников сразу ради Марион, но змеи, болото и кровожадные собаки были совершенно не в его вкусе. Без всякого смущения он признался в этом своему товарищу.

Добрую четверть мили они проталкивались в мелкой, покрытой разложившейся растительностью воде. Потом достигли более чистой воды, где стало возможным грести. Здесь течение было заметнее. Скоро оно усилилось настолько, что значительно облегчило греблю, и лодка наконец вышла в открытую воду. На милю в сторону от них, вдоль берега, Натаниэль разобрал край леса, за которым должен был стоять «Тайфун». Он показал местонахождение корабля своему товарищу.

— Вы уверены, что на краю леса вас ждет лодка? — спросил Нель.

— Да, она должна была меня ожидать с раннего утра.

Теперь они плыли в поле дикого риса, густо росшего вдоль берега.

— Как вы думаете, если я вас высажу там и встречу вас сегодня вечером в хижине Прайса? — спросил после долгого молчания Нель. — Когда мы доставим Марион на вашу шхуну, я, наверное, больше не вернусь на этот остров, а мне совершенно необходимо перед этим забежать кое-куда по одному делу.

Он не объяснил, по какому именно делу, но это, в сущности, и не требовалось. Смущение его было достаточно выразительно и без слов.

— Я могу проделать весь этот путь в поле риса. Поэтому нет опасности, что меня заметят… Если хотите, вы можете подождать меня здесь, поближе. Я вернусь за вами перед вечером.

— Да, лучше, если мы расстанемся, — сказал Натаниэль, совершенно не сочувствуя в душе этой перспективе. — По всей вероятности, предполагается еще одна пассажирка?

— Да. Мне бы очень этого хотелось, — ответил Нель мечтательно, грустно, томно. Так, как может ответить сильно влюбленный юноша.

— Так в чем же дело? — заметил Натаниэль. — Моя шхуна…

— Это невозможно. Дом Арбора Кроча находится в центре города и охраняется собаками. Я сомневаюсь, согласится ли Бетти… Она всегда была для нас, для Марион и меня, младшей сестрой, и мне тяжело ее оставить.

— Прайс рассказал мне о ее матери, — вставил Натаниэль. — Он сказал также, что Бетти суждено стать когда-нибудь королевой.

— Я знал мать Бетти, — ответил Нель, сделав вид, что не расслышал последнюю фразу. Он посмотрел Нату в глаза. — Я обожал ее.

— Вот как?

— На расстоянии, — поспешил он объяснить. — Она была так же чиста, как Бетти теперь. Когда-нибудь Бетти будет так же прекрасна.

— Она и теперь прекрасна.

— Она совсем девочка. Мне кажется, что еще недавно я носил ее на руках. Это было за год до смерти матери. Ей теперь шестнадцать лет.

Натаниэль недоверчиво улыбнулся.

— Завтра она может влюбиться, Нель. Она уже достаточно взрослая, чтоб завтра же быть в состоянии влюбиться, и вы не успеете опомниться, как она будет замужем и обзаведется собственной семьей. Она уже достаточно взрослая для этого, я вам повторяю, и если вы не дурак, вы увезете ее вместе с Марион.

Сильным ударом весла Натаниэль подплыл к берегу.

— Здесь, — шепнул он. — Вам только пересечь это место — и вы достигнете вашей шлюпки.

Он показал направление, и они в молчании пожали друг другу руки.

— Если у вас будет случайно свободная минутка подумать, каким образом мы могли бы… чтоб Бетти…

Натаниэль не дал ему докончить. Он сам был слишком влюблен, чтоб не понять Неля с полуслова.

— Мы должны это сделать, Нель!

Он вышел на берег и следил за лодкой Неля, пока тот не исчез в диком рисе. Потом пошел к лесу. На его часах было всего два часа. Он не помнил ни о голоде, ни об усталости. Жизнь слишком много ему обещала, и он чувствовал, как восторг медленно пронизывал все его тело. Нат ни разу не задумался, чем может кончиться эта любовь, так неожиданно захватившая его. Он жил только настоящим. Он знал, что Марион не была ни чьей женой и что именно он избран судьбой для ее освобождения. Он ни о чем и ни о ком не думал, кроме прекрасных глаз, которые звали его, кроме той, чья благодарность, надежда и отчаяние проникли ему в душу. Ни о чем, кроме того, что он ее скоро освободит и что они вместе уедут на шхуну. Нат достал из кармана брюк измятое письмо, с которым ему, по милости Прайса, не суждено было расстаться. Он прочел его еще раз, сидя в прохладе леса, но чувства беспокойства, всегда охватывавшего его при чтении этого письма, сегодня он не испытывал. Письмо было от одной молодой девушки, с которой он вместе рос и дружил много лет, как Нель с Бетти. Но за годы плавания Нат почти совсем забыл ее и вспомнил, только получив это письмо. Оно пробудило в нем много воспоминаний, воскресших с необычайной яркостью. Его старички все еще продолжали жить в маленьком домике под горой. Они получали его письма, деньги, которые он посылал им ежемесячно, и скучали по нем и хотели его видеть. Девушка писала с беспощадностью невинности. Он слишком долго отсутствовал, и пора было возвращаться. Она без уверток объясняла ему — почему, и писала ему то, что его родители, боясь его огорчить, никогда не решились бы написать. В приписке она сообщала о своей приближающейся свадьбе. Раньше для Натаниэля это письмо было источником мучений и угрызений совести, и было всегда неприятно думать, что эта девушка будет принадлежать другому. Но теперь все обстояло иначе, и он в первый раз сложил это письмо с нежной заботливостью. Каким чудесным убежищем будет для них с Марион маленький дом там — среди холмов Вермонта! Он вздрогнул от этой мысли, и все в нем пело, когда он опять двинулся в путь.

Прежде чем Нат достиг берега, прошло полчаса. Он жадно охватил взглядом горизонт. «Тайфуна» не было… На секунду его радостное настроение сменилось испугом, но направление ветра успокоило его. Кесси, наверное, нарочно вышел из-за выступающей в море косы, которой оканчивался мыс, для того чтобы иметь возможность маневрировать в случае, если ветер усилится. Но где же шлюпка? Он быстро дошел до узкой ленты берега, пробежал до самого конца мыса, устремился по косе, выдававшейся в море, подобно кокетливо согнутому пальчику. Потом вернулся, прошел место, где лежал вчера, и в конце концов почти без сил остановился у изгиба косы. Он ничего не мог понять. Нигде на гладкой поверхности воды не было ни признака шхуны, ни следа шлюпки. Что все это значило? Расцарапав лицо, разорвав одежду, он прорвался сквозь густой лес мыса, отделявший открытое море от части, называемой озером Мичиган. Теперь вся южная сторона озера лежала перед ним, но и здесь «Тайфуна» не было. Возможно, что Кесси, потеряв надежду на возвращение Натаниэля, уже стоит у Сент-Джемса с зажженными фитилями пушки.

Эта мысль ввергла его в отчаяние. Он прошел и эту сторону мыса до конца, но ни одной белой точки, которую можно было бы принять за парус «Тайфуна», он не увидел.

Оставалось одно — ждать.

Он вернулся к тому месту, где вчера утром курил, ожидая ночи, и долго смотрел на озеро неподвижным взором. Прошел час, два… Солнце заливало красным золотом пустыню Висконсина и было уже близко к закату. Наконец Натаниэль встал, но сразу уйти от этого места не решился. Он еще долго растерянно шагал взад и вперед перед зарослями, где в прошлую ночь скрывался Прайс, и не знал, что предпринять. Должен ли он ждать возвращения Неля или бежать к Сент-Джемсу? В темноте он легко может с ним разойтись, если не будет подавать ему все время голос, но в таком случае риск выдать себя мормонам будет слишком велик. Если же он пойдет к Сент-Джемсу, может быть, ему удастся попасть на шхуну. Потом он подумал о Прайсе. Несмотря на обман Прайса, он все же верил, что старик поможет ему и даже окажет содействие в похищении Марион. Он пойдет к советнику. Решив это окончательно, Натаниэль пошел к городу, избегая пользоваться тропинками, по которым шел с Прайсом, но держась достаточно близко от них, чтобы не сбиться с пути. Нат был уверен, что Арбор Кроч и его люди сосредоточили все свое внимание на болоте, но вопреки этой уверенности он шел чрезвычайно осмотрительно. Сумерки уже окутали лес, и только на вершинах высоких деревьев еще горели последние солнечные лучи. Натаниэль напряженно вслушивался, ожидая уловить отдаленный гром, который свидетельствовал бы о начатом его помощником обстреле. Но вдруг он услыхал треск хвороста. В мгновение ока Натаниэль спрятался за огромными корнями сожженного молнией дерева и вытащил револьвер. Шум производило какое-то существо, оно приближалось медленно, как бы колеблясь при каждом шаге. Натаниэль взвел курок. Прямо перед ним на половине расстояния брошенного камня стояла плотная стена орешника. Верхушки нежных кустов дрожали. Дважды возобновлялось это колебание, и во второй раз оттуда послышался опять треск хвороста и слабый крик. Потом настала тишина. Был ли это крик животного или человека? Кем бы ни было существо, издавшее этот крик, оно, очевидно, упало и лежало без движения, в течение последующих нескольких минут оттуда не донесся ни один звук. Кусты, насколько мог разобрать Натаниэль в сгущающемся мраке, также были совершенно неподвижны. Натаниэль медленно вышел из своего укрытия и приблизился к кустам. Недалеко от них у него под ногой хрустнула ветка. Этот звук нарушил мертвое молчание леса, и из густых зарослей повторился крик. Это был крик женщины. С ответным возгласом Натаниэль бросился вперед. У кустов он увидел бледное лицо и протянутые руки…

Девушка едва держалась на ногах. Готовая упасть, она сделала шаг вперед и произнесла его имя. Натаниэль заключил ее в свои объятия — и весь мир перестал для него существовать. Он сильнее прижал девушку. Ее голова склонилась к плечу Натаниэля. Она тихо всхлипывала и дышала учащенно. На губах Натаниэля дрожали сумасшедшие счастливые слова, но первой заговорила девушка.

— Нель, где Нель?

— Он уехал. Он покинул остров.

Слабость и это известие лишили девушку последних сил. Он бережно опустил ее на землю. Ее руки беспомощно раскинулись, глаза закрылись. Натаниэль смотрел на почти безжизненное прекрасное лицо девушки и забыл все, кроме радости этого мгновения и восторга неожиданной встречи. Весь мир сосредоточился для него в этом усталом бледном лице. Не владея собой, он поцеловал ее нежно в губы. Марион медленно открыла глаза и посмотрела на него спокойно и полувопросительно. Этот взгляд смутил Ната. Он с волнением, без слов следил, как возвращалась к девушке жизнь, и в эту бесконечно сладкую, безумно новую минуту вдруг ворвался отдаленный пушечный выстрел.

— Это Касси, — шепнул он девушке. Его голос дрожал от счастья. — Это мой помощник. Он бомбардирует Сент-Джемс.

Глава VII. ЧАС МЕСТИ

При звуке неожиданного выстрела Марион инстинктивно прижалась к Натаниэлю так близко, что он мог почувствовать удары ее сердца. Но потом, окончательно придя в себя, она отстранила его легонько. Все это произошло очень быстро. Однако в этих нескольких секундах для Натаниэля заключалось больше счастья, чем было за всю его предыдущую жизнь, счастья, одного воспоминания о котором будет достаточно и для всей будущей его жизни. Но он испытывал какое-то сладкое смущение от сознания, что Марион почувствовала его поцелуй. Он испытывал неловкость и радость одновременно. Но первого было все-таки недостаточно, чтоб заставить его сожалеть о своей несдержанности. Он любил ее и был рад, что выдал себя.

Только сейчас Нат заметил, что лицо ее было исцарапано и рукава легкого платья разорваны в клочья. Когда она, отстраняясь, оперлась на его руку, чтобы встать, Натаниэль с трудом удержался от слов, которые жгли его, но все, что он хотел сказать, горело в его глазах. Все еще слабая, девушка улыбнулась ему, и в этой улыбке был милый укор, прощение и благодарность. Что-то невыразимо сладкое было во взгляде ее блестящих глаз…

— Нель убежал, — прошептала она, — а вы?

— Я пришел за вами, Марион, — сказал он тихо.

Ее прекрасные глаза выпытали от него тайну, прежде чем он успел сообразить.

— Я вернулся, чтобы увезти вас с этого острова.

Почти одновременно с его словами раздался еще один пушечный выстрел. С испуганным криком девушка зашаталась и сильнее сжала его руку. В ее голосе был испуг.

— Почему вы не уехали вместе с Нелем? Ваша шхуна стоит у Сент-Джемса?

— Да, моя шхуна у Сент-Джемса, Марион.

Его голос дрожал от торжества, от счастья, от нежности. Он не мог сдержать себя. Он обнял ее за талию, и, к его радости, она не отстранила его руки. Рука Ната тонула в роскошных волосах девушки. Он наклонился и прикоснулся к ним губами.

— Нель рассказал мне все о вас, — сказала она.

— Моя шхуна обстреливает Сент-Джемс, а я забираю вас отсюда.

Только сейчас освободилась Марион из его объятий. Она сделала это так мило, что Натаниэль не почувствовал в ее движении ни упрека, ни недовольства. Ему больше не было стыдно. Он признался, хотя и без слов, в своей любви и знал, что девушка поняла его. Он только теперь осознал, что полюбил ее с того момента, когда увидел через окно королевского дома. С того самого вечера он чувствовал, что готов пожертвовать своей жизнью ради нее, и был уверен, что девушка догадалась, почему он бросился на помощь к тому человеку у столба. Но слова девушки направили его мысль совершенно в другом направлении.

— Вы ошибаетесь, капитан Плюм. Ваша шхуна взята в плен мормонами, и эти выстрелы — это салют.

Она судорожно сжала его руку.

— Я хочу, чтоб вы ушли. Я хочу, чтоб вы уехали вместе с Нелем!

— Значит, Кесси попал в плен?

Он говорил медленно, как если бы не расслышал ее последних слов. Девушка следила за ним. Она догадалась об отчаянии, которое должно было родиться от ее слов в душе капитана, но когда он заговорил, его голос был спокоен.

— Кесси — дурак, — сказал он, бессознательно повторяя слова Прайса. — Марион, согласны ли вы покинуть остров?

Вспыхнувшая в нем надежда рухнула при первых словах Марион.

— Вы должны уехать один. — Напряжением воли она заставила себя выговорить. — Скажите Нелю, что он был приговорен к смерти, скажите ему, чтоб он ради меня, ради моего спокойствия, никогда больше не возвращался на остров.

— А я?

Она скорее почувствовала, чем увидела протянутые руки капитана Плюма.

— А вы? — Ее голос был глух и нежен. — А вы, если вы любите меня, должны последовать его примеру. Присоединитесь к Нелю. Спасите ради меня его жизнь.

Она придвинулась к нему, и в блеске ее возбужденных глаз Натаниэль узнал ту силу, которая покорила его.

— Вы уедете. Вы не можете спасти меня от Стрэнга… Теперь мы должны расстаться.

Она сделала движение по направлению к тропинке, Натаниэль слегка преградил ей дорогу.

— Я провожу вас до города, — попросил он.

— Вы не должны идти со мной.

— Почему?

— Потому что они убьют вас.

— Убьют? — Его приглушенный смех был больше от радости, чем от страха. — Я счастлив вашей заботой, Марион.

Они вместе вышли на тропинку. Марион настаивала, чтобы он ее покинул, но Нату удалось ее уговорить. Они шли медленно, прислушиваясь к каждому шороху.

— Я спасу вашего брата, если это в моих силах.

— Вы должны спасти, — шепнула она и в приливе благодарности сильно сжала его руку.

— Для вас… я на все готов.

— Для меня…

Теперь она была совсем близко от него. Быстрым и легким движением, он поднял спустившуюся на ее лоб прядь волос и повернул лицо девушки к себе. Ее глаза, ради которых он готов был всем пожертвовать, смотрели на него прямо и совсем близко.

— Я его увезу с острова, — сказал он, не отрываясь от этих глаз, — и клянусь вам, что вы… что вы никогда не выйдете замуж за Стрэнга.

Крик сорвался с губ девушки. Был ли это крик радости или надежды? Она сделала шаг назад, сжав руки, затаив дыхание, как бы ожидая, что скажет он еще. Но в эту драгоценную секунду Натаниэль, сам пораженный собственной смелостью, не произнес ни слова.

— Нет, — сказала Марион, — нет, вам это не удастся.

— Я все-таки попытаюсь…

Натаниэль уже составил план действия. Со слов Марион и по решительности, с какой она произнесла их, Натаниэль понял, что его попытки убедить ее покинуть остров будут так же бесполезны, как и увещевания Неля. Для Ната был только один выход, и поэтому он остановился на плане, о котором уже говорил с Нелем. Он давал себе отчет, что теперь, по всей вероятности, ему придется действовать одному, если он не сможет обеспечить себе помощь со стороны Прайса. Его шхуна и люди были в руках мормонов, а Нель, в поисках шхуны, очень легко может разойтись с ним. В таких условиях судьба Марион будет зависеть исключительно от его находчивости. Если б он мог достать маленькую лодку и причалить сзади хижины Прайса, если б он мог каким-нибудь образом заманить ее в эту лодку… Мысль, что ему придется обмануть доверие, применить силу или хитрость по отношению к Марион, была ему очень тягостна. Он чувствовал, что она верит в него. Теплое пожатие ее руки, когда она опиралась на его плечо, достаточно красноречиво говорило об этом. Минутами в темноте она прижималась к нему, подобно маленькой испуганной девочке. Когда он сдерживал дыхание, она делала то же самое, прислушивалась, когда прислушивался он, и ее маленькая ножка ступала естественно и бесшумно, приноравливаясь к его старательно рассчитанным шагам. Ее доверчивость заливала сердце Натаниэля теплой сладостной волной, и он с ужасом думал, что обстоятельства могут вынудить его обмануть это доверие. Как бы случайно, Нат прикоснулся к руке, все еще лежащей на его плече, и, осмелев, сжал теплые маленькие пальчики, и душа его трепетала, ощущая их нежную покорность. Потом он вспомнил о таинственной силе, приковывавшей эту девушку к королю мормонов. Он жаждал ободрить ее, вселить в нее надежду, упросить ее поделиться с ним тайной, тень которой витала над Марион, но, вспомнив слова Неля по этому поводу, он вовремя удержался.

Они шли так в глубоком молчании несколько минут. Потом девушка остановилась.

— Теперь уже близко. Здесь мы должны расстаться.

— Еще немного!

Она опять уступила, но там, где тропинка пересекалась дорожкой, ведущей к хижине Прайса, она протянула ему руку.

— Теперь вы должны уйти, — уже решительно повторила Марион.

В эту прощальную, последнюю минуту капитан Плюм взволнованно, на минуту потеряв самообладание, страстно прижал к своей груди ее руку.

— Простите меня. Простите мой поцелуй, но я…

Он освободил ее руку и отступил, вовремя удержав признание, готовое сорваться с его губ. Он вспомнил свой план, взял себя в руки и продолжал уже совсем другим голосом:

— Нель ждет меня там, в маленькой лодке.

Он показал в сторону озера, лежащего за хижиной Прайса.

— Я его скоро увижу и, если вы обещаете ждать меня у советника сегодня в полночь, я вернусь сообщить вам об его отъезде на материк.

Теперь Марион подошла к капитану. Ее глаза блестели в темноте, как звезды.

— Если вам удастся заставить Неля уехать отсюда, когда я встречу вас… я скажу, я скажу вам…

Не докончив фразы, она проскользнула на тропинку, ведущую к Сент-Джемсу. Потом, подняв руку в прощальном привете, она добавила уже издали:

— Скажите Нелю, что он должен уехать ради Бетти. Скажите ему, что, если он этого не сделает, ей угрожает та же судьба, что и мне. Скажите ему, что она любит его и встретится с ним на материке. Любит его.

С этими словами она стала быстро удаляться. Натаниэль не двигался, пока шум ее шагов не замер вдали окончательно. Потом он быстро зашагал по дорожке к хижине Прайса. В возбуждении, которым был переполнен, он забыл об опасности, о необходимой осмотрительности и почти готов был свистеть от радости. В эти минуты для Ната ничего, кроме Марион и своего собственного счастья, не существовало. Отсутствие Неля теперь для него ничего не значило. Он признался ей в своей любви и, хотя это признание осталось без определенного ответа, он был взволнован воспоминанием о последнем взгляде ее глаз. О чем она скажет ему, если удастся благополучно отправить Неля с острова? Что заключалось в этой неоконченной фразе? Он чувствовал, что в ней должно было заключаться некое вознаграждение за его преданность и, может быть, даже больше. Испуганная дрожь ее голоса, прерывистое дыхание, странный блеск глаз давали пищу его надеждам. Если ее брат уедет сегодня ночью, увеличит ли это ее веру в него? Расскажет ли она ему тайну своей привязанности к Стрэнгу? Марион встретится с ним в полночь. Она поедет вместе с ним на лодке, и тогда… Он не применит к ней насилия. Он скажет только, что Нель в полумиле от берега и обещал окончательно покинуть остров при условии, что она согласится пожелать ему счастливого пути. И когда они будут там, вдали от берега, Нат скажет ей, что солгал и что сделал это из любви к ней, ради ее собственного спасения. Возбужденный ум Натаниэля не видел в этом ничего невозможного — напротив, все казалось ему легко осуществимым. Он был счастлив…

Вид хижины Прайса вернул его к действительности. Она вынырнула так неожиданно, что капитан Плюм не мог сдержаться от восклицания. Хижина была погружена в полную темноту. Дверь была заперта на замок. Он заглянул в окна, прислушался, постучал и в конце концов спрятался рядом с тропинкой, будучи уверен, что старый советник должен скоро вернуться из города. Натаниэль ждал около часа. Потом со всей осмотрительностью, на какую он был способен, Натаниэль пошел по тропинке, которая начиналась сзади хижины и вела к озеру. Приблизительно через полмили был берег. Все вокруг тонуло во мраке, ни один огонек не прерывал пелены ночи.

Скрываясь между деревьями, он медленно пошел вдоль берега по направлению к городу. Довольно скоро перед ним замерцал огонек. Подойдя ближе, он оказался перед маленьким домом. Освещенное окно свидетельствовало, что в нем находились люди. Надежда найти лодку вновь вспыхнула в душе Натаниэля, и сердце его радостно забилось, когда эта надежда оправдалась. У берега, в двух шагах от дома, стояла небольшая лодка. Весла не были даже вынуты из уключин. Через минуту Натаниэль уже сидел в лодке и быстро удалялся и от домика с одиноким огоньком, и от мрачного леса. Натаниэль был уверен, что Нель уже прекратил безнадежные поиски шхуны и гребет, по всей вероятности, к Сент-Джемсу. На всякий случай капитан Плюм взял направление к тому месту, где он условился с ним встретиться. Луны не было, но в ясном небе мерцали бесчисленные звезды, и благодаря этому Натаниэль мог видеть достаточно далеко вокруг себя. В течение часа он крейсировал взад и вперед у назначенного места и потом причалил метрах в десяти от дорожки, которая вела к хижине Прайса.

Было десять часов. До встречи с Марион оставалось еще целых два часа. Он старался подавить в себе тяжелые предчувствия и сомнения, которые сменили уверенность первых минут. Но теперь, когда он шел к хижине, эти сомнения вспыхнули с новой силой. Что, если Марион не сдержит слова? Нат вспомнил о шпионах, которые окружали дома девушки и Прайса. Может ли он довериться старому советнику? Может ли он рассказать, посвятить его в заговор и просить его помощи? Эти вопросы не могли не увеличить волнение, которое испытывал Нат. Он понимал, что надо сосредоточить все способности, поэтому усилием воли вернул себе хладнокровие и заставил себя смотреть более радужно на будущее. Не доходя до хижины, он вновь верил, что спасет Марион, чего бы это ему ни стоило, и сможет обойтись без помощи Неля или Прайса. Если Марион не придет к нему в хижину, он сам пойдет к ней. Как бы то ни было, даже если ему придется пробивать себе путь с оружием в руках, он доставит ее на лодку. Никакие охотники за невольниками, никакие собаки Арбора Кроча не смогут его остановить. Теперь, когда его мысли успокоились и решение было принято, Нат почувствовал нестерпимый голод. Он с утра ничего не ел. Если Прайс еще не вернулся, он решил пробраться в хижину и поискать чего-нибудь съедобного, не дожидаясь его возвращения. Но вдруг за поворотом дорожки он увидел в хижине советника свет, и, когда Нат осторожно огибал угол хижины, из открытой двери к нему донесся чей-то очень тихий голос. Соблюдая осторожность, он подошел к окну и заглянул в комнату. Лампа, свет которой он увидел с дорожки, стояла на столе большой комнаты, но голос исходил из маленького чулана. Несколько минут Натаниэль прислушивался, и вдруг знакомое бормотание старого советника перешло в сумасшедший, яростный бред и крики! Нат окаменел от неожиданности. Есть ужас в голосе сумасшедшего. Ужас, который пробирается со дна души, который пробуждает болезненное напряжение в каждом нерве и может заставить человека, который слышит такой крик, обливаться холодным потом. Именно такой голос, голос сумасшедшего, доносился из маленькой комнатки. Натаниэль оробел, зашатался, как если бы стальные клещи сжали его горло. Дрожа всем телом, он отошел от окна, но голос преследовал его, разражаясь то неожиданным хохотом, то странными рыданиями, пока не замер наконец на каком-то душу раздирающем возгласе.

Неужели Обадия Прайс сошел с ума? Взяв себя в руки, Натаниэль медленно приблизился к двери. Каждый его нерв был напряжен. Сердце стучало подобно молоту. Наступившее после ужасного возгласа молчание вдруг прорвалось новым страстным рыданием. Это рыдание закончилось чьим-то именем, произнесенным уже обессиленным шепотом. При этом имени Натаниэль подался вперед. Это было имя Марион. Напрягая слух, чтобы уловить слова, которые могли последовать за этим именем, Натаниэль незаметно для самого себя оказался в дверях хижины. Жалобы Прайса становились все тише, пока не умолкли окончательно. Ни один вздох, ни одно движение не нарушали тишины, исходившей из маленькой комнаты. Очень медленно, крадучись, Натаниэль вошел в хижину. Под ним скрипнула половица, но звук не привлек ничьего внимания. Спокойствие смерти царило в хижине. Страшное опасение промелькнуло в голове Натаниэля, и он бросился через большую комнату к двери чулана. Старый советник лежал наполовину распростертый на столе. Его руки были судорожно сжаты, голова неестественно запрокинута. Казалось, что смерть настигла его в минуту какой-то судорожной конвульсии. Но Натаниэль убедился, что Прайс еще дышит. Он положил руку на скрюченную спину старика.

— Прайс, что с вами? — спросил он тихо.

Дрожь пробежала по телу советника, точно прикосновение руки Ната пробудило его, и он медленно поднял голову. Натаниэль постарался удержаться от крика при виде этого ужасного лица, хотел даже улыбнуться, заговорить, но не смог. Перемена, происшедшая в лице советника, лишила Ната самообладания. Он молча и неподвижно стоял перед стариком. Только что он слышал голос безумия, теперь в глазах, которые на нем остановились, увидел… В этих глазах не было ни проблеска сознания. Багровые, надутые кровью вены испещряли белый лоб, рот был искривлен, и из губ сочилась кровь. Капитан Плюм невольно отступил. Советник остановил его дрожащей рукой.

— Нат. Не уходите, — успел сказать он, и опять упал лицом на стол.

В соседней комнате Натаниэль увидел ведро с водой. Он быстро притащил его в чулан и, смочив край полотенца, приложил его ко лбу старика. Прайс долго не двигался. Наконец он схватил руку Натаниэля. Лицо советника опять изменилось. Пламя сумасшествия угасло в глазах, и он со слабым смешком тяжело выпрямился.

— Легкая слабость, Нат, — сказал он, как бы прося извинения. — Это иногда случается со мной от сильного волнения.

Он сделал несколько шагов и рухнул в кресло. Голова его бессильно склонилась набок, и тело не могло еще освободиться от наступившего вслед за конвульсией оцепенения. Потеряв надежду привести его быстро в чувство, Натаниэль вышел из хижины и спрятался за деревьями, опасаясь возможного прихода мормонов. Но он недолго оставался там. Голод заставил его вернуться к дверям хижины. Он знал, что Прайс нескоро придет в себя после такого сильного припадка, и решил сам найти какую-нибудь еду. Когда Натаниэль поднимался по ступенькам, он во второй раз с того времени, как был на острове, услыхал торжественные удары большого колокола. Удары следовали один за другим и скоро слились в один дрожащий сплошной гул. Сзади Ната вдруг раздался резкий крик. Нат быстро обернулся. Советник стоял посредине большой комнаты с поднятыми руками. Его лицо пылало, в глазах, всего несколько минут назад безжизненных, горело торжествующее и злое пламя.

— Нат, вы пришли в великий час мести. Рука возмездия опустилась на королевство мормонов, — он глубже вздохнул и почти крикнул, — завтра я буду королем.

Не успел он досказать, как хижина задрожала и звуки колокола потонули в низком, громоподобном грохоте.

— В чем дело? — крикнул Натаниэль, вскакивая в комнату и хватая Прайса за руку. — Что это значит?

— Рука мести! — шепнул старик.

К нему вернулись его прежние привычки, припадка как не бывало, он весь сморщился и потирал руки с обычным своим усердием.

— Тысяча вооруженных людей высадилась на остров. Ломаниты материка вторглись в королевство, подобно иудеям на землю Ханаанскую… Час гибели для Стрэнга пробил, он обречен, и завтра я буду королем… я…

С пронзительным криком Прайс устремился к двери хижины и торжествующе расхохотался, указывая на север, где высоко взвилось яркое пламя.

— Сигнальный огонь и колокол Сент-Джемса призывают мормонов к оружию, но теперь слишком поздно… Слишком поздно.

Он зашатался, схватился за шею и упал на пол.

— Слишком поздно, — прохрипел Прайс, задыхаясь. — Нат… Марион… Дрожь пробежала по телу старика, и через секунду он лежал неподвижно.

Глава VIII. ШЕСТЬ КОМНАТ В ДОМЕ КОРОЛЯ

Натаниэль опустился перед распростертым телом советника на колени. Глаза Прайса были открыты, но не видели ничего. Лицо приобрело белизну бумаги, но он еще дышал. Нат заботливо поднял старика и уложил его на койку в конце комнаты. Он расстегнул его платье, разрезал воротник и прикоснулся к груди советника. Биение сердца казалось все более и более замедленным. Спазмы сжали горло Ната, когда он наблюдал за увеличивающейся бледностью советника. Какое странное чувство симпатии привлекало капитана Плюма к этому старику и заставляло так сильно реагировать на его страдания? Может быть, Нат так относился к старику, потому что знал, как старик относится к Марион. Нат нежно произнес имя девушки, но оно не пробудило сознания в невидящих глазах и не вырвало ни звука из неподвижных губ. Наконец очень медленно наступила реакция. Пульс учащался, дыхание заметнее вздымало грудь. Натаниэль с облегчением поднялся. Зарево продолжало освещать небо, и набат по-прежнему призывал к оружию и будил тревогу. Нервы капитана Плюма были возбуждены. Припадок Прайса, таинственное содрогание земли, огромное зарево, колокольный перезвон и сумасшедшая радость советника — все это следовало одно за другим так быстро, что капитан Плюм не знал, что думать. Какая страшная месть готова разразиться над королевством мормонов? Возможно ли, что рыбаки и поселенцы материка действительно подняли восстание и были готовы уничтожить Стрэнга и его город? Эта мысль бросила Натаниэля к двери. Кровь разлилась по его жилам подобно огню. Чем все это может кончиться для Марион и Неля? Нат устремился к тропинке, ведущей к дому Марион. Потом вдруг вспомнил, что Прайс произнес ее имя. Очевидно, он что-то хотел сказать о ней. Эта догадка заставила его вернуться. Он склонился над телом Прайса и произнес имя девушки несколько раз подряд. Но старик по-прежнему лежал неподвижно. Нат смочил полотенце, и пока он обтирал лицо и грудь Прайса холодной водой, он чувствовал, что борется за жизнь старика ради Марион, и это заставляло Натаниэля ухаживать за стариком с удесятеренным рвением. Спустя некоторое время дыхание Прайса стало более правильным, и капитан Плюм понял, что победа осталась за ним. Натаниэль облегченно вздохнул. Прайс будет жить, и Марион… Он склонился к самому уху старика.

— Расскажите мне все о Марион.

Он опять повторил ее имя несколько раз и ждал, затаив дыхание, ответа. Но старик молчал. Когда Нат склонялся к нему, он увидел, что зарево в северной части неба значительно увеличилось. В глубокой тишине, окружавшей хижину, удары колокола казались ближе, и Нату удалось даже расслышать возбужденный лай городских собак. Надежда, что Прайс ему ответит, покинула Натаниэля, и он вернулся к дверям. До полуночи, то есть до прихода Марион, нужно было ждать еще целый час. Какой-то страх, в котором он не мог отдать себе отчета, толкал его пойти навстречу Марион. Некоторое время он боролся против этого искушения. Ведь она могла выбрать другую дорогу, и тогда они разойдутся. Нат ждал у начала леса. Каждая минута казалась ему часом, и он бессознательно начал отсчитывать время по непрекращающимся ударам колокола. Потом он все-таки вышел на тропинку. Он шел, пока не потерял из виду свет хижины. Когда мрак окутал его со всех сторон, он еще больше ускорил шаги. Если Марион сдержит свое обещание, он обязательно встретит ее, в противном случае он прямо придет к ней и скажет, что Нель ждет ее. Нат был убежден, что тревога, поднятая колоколом Сент-Джемса, отвлекла ее сторожей и ничто теперь не помешает его плану. Если Марион уже покинула свой дом, Нат успеет вернуться к Прайсу. Теперь Нат почти бежал. Вдруг звук отдаленного конского топота остановил его. Он услыхал крик человека, ответ другого и громкий лай возбужденных собак. Кровь ударила Нату в виски, когда он подумал о волнении, которое должно сейчас царить в Сент-Джемсе, об Арборе Кроче, собирающем защитников, о Стрэнге, чей громоподобный голос, наверное, раздавался сейчас среди сбежавшихся людей, ободряя и воодушевляя их. Натаниэль представил себе испуганные группы женщин и детей, их страх и растерянность перед грозной местью, которой пылали нападавшие, и он радостно вздрогнул… Нат был слишком завзятым любителем приключений, чтобы не воодушевиться от подобных мыслей. У прогалины Нат остановился. В глубине ее среди сирени мерцал свет. Сладкий запах цветов донесся до него, густой и волнующий. Он быстро прошел открытое место и погрузился в кусты у освещенного окна. Он услыхал в доме голоса мужчины и женщины. Была ли это Марион? Натаниэль осторожно подполз к самому окну. Достигнув его, он остановился. Имеет ли он право заглянуть туда? Но в ответ на грубый и злой голос мужчины он услыхал всхлипывание женщины, и это заставило его решиться. Нат прильнул к окну. Лампа, освещавшая окно, стояла на столе. За столом сидела женщина. Ее седая голова опиралась на руки. Во всей позе было отчаяние. Капитан Плюм догадался, что эта женщина — мать Марион, мужчины же он не видел. Но где Марион? Натаниэль отполз обратно в кусты и обошел дом. Всюду, исключая эту комнату, было темно. Нат с внезапной решимостью направился к двери и громко постучал. Он ждал почти полминуты, потом постучал опять. Наконец за дверью раздались шлепающие шаги и постукивание палки. Дверь открылась. В дверях стоял высокий худой старик. Он тяжело опирался на палку, страдая, очевидно, ревматизмом. Сзади него капитан Плюм увидел испуганное лицо женщины. Наружность этих двух очень старых людей заставила его содрогнуться. Дрожащие руки старика производили впечатление костей, обтянутых кожей, и высокая фигура, казалось, была готова рухнуть под бременем лет. Глубоко сидящие глаза блестели лихорадочно, лицо производило жуткое впечатление ожившей маски. Неужели эти люди — родители Марион и Неля? Он сделал шаг к порогу, и они робко отступили. Одним взглядом Натаниэль охватил комнату, и то, что он увидел, пробудило в нем нежность. На всем лежали следы рук Марион. В картинках на стенах, в белоснежных занавесках, в подушках на кресле и в большой вазе сирени — во всем он уловил ее заботу.

— Я послан королем, — сказал капитан Плюм, закрывая за собой дверь. — Мне нужно переговорить с Марион.

— Вы от Стрэнга, от короля? — возбужденно спросил старик, хватаясь обеими руками за ручку палки, чтоб не потерять равновесие. — Она ушла!

— Ушла? — воскликнул Натаниэль.

На мгновение его сердце зажглось радостью. Марион, значит, сдержала слово.

— Да, ушла, — повторила за мужем женщина и сделала шаг вперед. Ее руки дрожали, и губы с трудом повиновались. Выражение ее лица заставило Натаниэля побледнеть.

— Они прислали за ней час тому назад, — сказала она. — Король прислал за ней советника Прайса. Боже мой, — докончила она, ломая руки. — Что они сделают с Марион? Зачем им понадобилась она?

— Замолчи, — остановил ее старик. — Это дело Стрэнга.

С большим усилием старик выпрямился. Теперь он был выше Натаниэля на полголовы.

— Она пошла к королю, — повторил он. — Скажите Стрэнгу, что она станет его женой сегодня же вечером, как обещала. Она ушла во дворец час тому назад.

Натаниэль с криком выскочил из хижины. Последние слова старика долетели до него, когда он уже был на поляне. Он устремился к тропинке, которая спускалась к Сент-Джемсу. Сумасшедшее желание схватить Стрэнга за глотку, излить на него свою ярость ослепляло его и придавало силы. Но спасать Марион было слишком поздно, слишком поздно. Он произнес эти слова вслух, желая полнее почувствовать, осознать их ужасный смысл. Его сердце готово было разорваться от быстроты, с которой он бежал. Он обогнал спешивших к Сент-Джемсу мужчину и юношу, вооруженных ружьями, и ничего не ответил на их окрик. Впереди с другой лесной тропинки вынырнул всадник, он тоже мчался по направлению к Сент-Джемсу. Наконец на вершине холма, который круто спускался к Сент-Джемсу, его ноги подкосились и он упал. Нат лежал так несколько минут и смотрел вниз, на город. Колокол храма теперь молчал. Ряд костров горел на протяжении мили вдоль берега, и сотни огоньков мерцали в гавани. Шум встревоженного города, смягченный расстоянием, едва доносился до его слуха. Глаза Ната остановились на маяке дома пророка, который горел подобно огненному шару. Марион была там… Он встал и пошел. Хладнокровие и способность соображать вернулись к нему вполне. Он понял, что ему придется иметь дело с сильным, хорошо подготовленным врагом и не только ради себя и Марион, но и ради общества. Пока он спускался по откосу, он думал о том, что нападение ломанитов облегчит ему спасение Марион. Перед лицом опасности, приготовляясь к отражению врага, вряд ли будет Стрэнг терять драгоценное время на приведение в исполнение своего намерения относительно Марион. Но не успела эта надежда укрепиться в нем, как сменилась тревожной мыслью: зачем король послал за Марион в такой момент? Видимо, боится, что с приближением врага он может потерять ее?

Очевидно, именно это опасение заставило Стрэнга призвать ее в то самое время, когда его единомышленники собирались для защиты королевства. В Натаниэле пробуждалось отчаяние. Что бы ни случилось, он сделает то, что хотел сделать Нель, — он убьет Стрэнга. Что бы ни случилось, живой или мертвой, он найдет Марион! Для осуществления всего этого Натаниэлю нужно было все его спокойствие и выдержка. Он глубоко и ровно дышал и шел не спеша. У рощи, окружающей дом короля, он остановился, прислушиваясь. Натаниэль сообразил, что гарем мог находиться под охраной, ибо именно на него будет направлен один из первых ударов людей с материка. Но кругом было тихо и темно. Даже лай сторожевой собаки никого не предупредил о его приближении. Он скоро достиг королевского дома. Еще несколько шагов — и Нат оказался перед открытой дверью. Держа револьвер наготове, он устремился по широкой лестнице в знакомую комнату. Комната была пуста, и только шелест занавески нарушал тишину. Лампа, висевшая над столом, горела тускло. Все пять дверей, выходившие в эту комнату, были закрыты. Натаниэль затаил дыхание. Вокруг не было никаких признаков жизни, ни шагов за закрытыми дверями, ни женского голоса, ни детского плача. Тишина покинутого места окружала его. Он подошел к одной из дверей. Она была закрыта не на замок. Капитан Плюм открыл ее с предосторожностью вора. В комнате было темно. Он зажег спичку, поднял ее над головой и при ее неверном свете увидел, что комната служила передней для другой, дверь в которую была также открыта. На маленьком столе, прямо перед открытой дверью, лежал огарок, и Нат заменил им свои спички. Потом двинулся вперед.

С первого же взгляда он понял, что попал в комнату женщины. Она вся была пропитана запахом цветов. Около стены стояла кровать и рядом с ней колыбель. На полу валялись детские игрушки. Смятые одеяла свидетельствовали, что постели были покинуты недавно. По комнате были разбросаны различные предметы одежды, а посреди стоял сундук, наполовину наполненный вещами. Все носило следы неожиданного и поспешного бегства. Несколько минут стоял Натаниэль неподвижно. Дом короля был покинут, Марион исчезла. Он бросился обратно в большую комнату, даже не стараясь заглушить своих шагов. Он открыл вторую дверь. Та же тишина и тот же беспорядок. Он открыл третью и четвертую двери. У порога четвертой комнаты Натаниэль на секунду задержался. Она, как и первая из пяти комнат, служила передней для другой, из неплотно закрытой двери которой пробивалась полоса света.

— Марион, — позвал он нежно, все еще надеясь. Но ответа не последовало.

Он пересек переднюю, толкнул дверь и вошел. Перед зеркалом горела свеча. Комната была так же пуста, как и все остальные, но в порядке и с застланной кроватью. На полу, рядом с постелью, стояла пара туфель, и когда Натаниэль увидел их, сердце его радостно забилось. В сильном волнении он поднял одну из туфель. Это были туфли Марион, запачканные грязью и разорванные. Те самые, которые он видел на ней в лесу… Нат внимательно осмотрел комнату. На столике перед зеркалом лежала лента, которая связывала тогда ее волосы. Он вернулся в большую комнату и громко звал ее опять и опять… Машинально подошел к пятой и последней двери, От порыва ветра, когда он открывал ее, свечка потухла, и он остановился, чтобы зажечь ее опять. Пока он искал в карманах спички, он услыхал звук, который приковал его к месту. Это было рыдание женщины, но оно тотчас же умолкло. Стараясь не произвести никакого шума, он зажег свечу.

В эту переднюю выходили две двери, но из какой донеслось рыдание, он не успел уловить и остановился около двери налево. Его опасение, страх и надежды достигли крайней степени, когда он наконец открыл ее. Но комната была пуста. Беспорядок указывал, что и отсюда бежали поспешно. Он бросился к другой двери. Его сердце перестало почти биться, когда он нажал ручку…

На коленях рядом с кроватью он увидел женщину. Женщина повернулась к нему и при тусклом свете он узнал прекрасное лицо, которое уже видел вчера. Это была та самая женщина, которая положила свою ласковую руку на голову Марион, когда он смотрел через окно. Она взглянула на капитана Плюма без всякого испуга. Но что-то другое, более страшное, блеснуло в ее глазах, когда она встала и остановилась перед ним. На ее лице лежал отпечаток большого горя, и красиво очерченный рот дрожал. Волнение было в ее протянутых руках, в ее порывистом дыхании.

— Простите меня, — сказал Натаниэль. — Я пришел за Марион.

Он чувствовал, что не имеет оснований лгать этой женщине.

— Мне нужно видеть Марион, — повторил он.

Женщина постаралась побороть свое волнение.

— Марион здесь нет, — ответила она.

Теперь взгляд ее смягчился, ее низкий грудной голос усилием воли был так же спокоен, как и тогда, когда он впервые разговаривал с ней. Она уловила впечатление, которое произвели на Натаниэля ее слова, и почувствовала к нему жалость. Она протянула руку к бледному растерянному Натаниэлю.

— Марион ушла, вы тоже должны уйти. Я знаю, вы любите ее, как я люблю Стрэнга — моего короля. Она сама рассказала мне об этом. Но мы оба потеряли. И вы и я. И должны уйти, исчезнуть, как исчезну я.

Слезы дрожали на ее длинных ресницах. Она отвернулась и через несколько секунд опять взглянула на него.

— Я люблю Марион, — продолжала она тихо, — и была бы счастлива помочь вам… — На мгновение ее печальное прекрасное лицо просветлело. — Разве вы не понимаете? — продолжала она страстным шепотом. — Стрэнг любил меня, обожал, пока не увидел Марион, но когда он увидел ее — я была забыта. Мое горе сильнее вашего, потому что Марион вас любит, а Стрэнг…

Но Натаниэль не дал ей договорить.

— Вы сказали, что Марион любит меня?

Свечка выпала из его рук и, падая, потухла, оставив их в темноте.

Шепот женщины был полон сочувствия.

— Она сказала это сегодня здесь, в этой комнате. Она сказала мне, что любит вас так, как никогда не считала себя способной полюбить мужчину… Боже мой, разве для вас это недостаточная награда за все? А Стрэнг, мой Стрэнг забыл свою любовь ко мне!

Их руки встретились. Он услышал рыдания женщины, и ослепляющая ненависть к королю овладела им.

— Где теперь Марион?

— Я не знаю, — ответила женщина. — Они увезли ее одну, другие женщины ушли в храм.

— Где Стрэнг?

Он почувствовал, что женщина вздрогнула.

— Стрэнг?

Она освободила свои руки.

— Где он?

Она все молчала.

— Скажите мне, может быть, он в храме?

Наконец каким-то ледяным голосом она выжала из себя.

— Не знаю…

Нат чувствовал, что в этой женщине, так беспомощно рыдавшей в темноте, было столько душевной силы и любви, что даже под пыткой она не выдаст никому своего возлюбленного.

— Слушайте, — сказал он мягко, — я иду искать Марион, если найду — увезу далеко, и Стрэнг вернется к вам, если будет жив.

Но его слова остались без ответа. Натаниэль медленно направился к двери. В большой комнате под лампой он проверил свой револьвер и наконец покинул дом. Роща была совершенно пустынна, ни один страж не охранял владение короля. Но Натаниэль слишком освоился со всякими неожиданностями на острове, чтобы придать отсутствию стражи какое-нибудь исключительное значение. Для Ната было очевидно, что король решил бросить дом на произвол судьбы. Действительно, по огонькам гавани легко было определить, что дом короля был слишком доступен нападению. Скорее всего, приближающиеся события должны разыграться вокруг храма. Была ли там Марион? Если да, то она была недосягаема. Но жена Стрэнга сказала, что ее там нет. Куда в таком случае она могла уйти и почему Стрэнг увел ее отдельно от своих жен? Он вспомнил об Арборе Кроче и Прайсе — единственных людях, которые всегда были в курсе дел короля. Если бы он только мог увидеть шерифа и поговорить с ним наедине или вернуть Прайса к сознанию действительности… Нат спрятал револьвер. Единственное, что ему надлежало делать, — это пойти к старому советнику. Было бы безумием оставаться дольше в городе. Стрэнг победил, а он проиграл, но его любовь к Марион от этого не уменьшилась. Для Ната возможность свадьбы короля с Марион не играла никакой роли. Все это будет предано забвению, как только он его убьет.

Нат уже собрался пуститься обратно к хижине советника, как вдруг услыхал сзади себя быстрые шаги. Он юркнул в кусты и через секунду мимо него кто-то пробежал к дверям дома. Перед тем как подняться по лестнице, человек повернулся. Губы Натаниэля задрожали. Крик сумасшедшей радости готов был сорваться с его губ. Там в тусклом свете лампы мелькнуло лицо Стрэнга — короля мормонов.

Глава IX. БИТВА НА БЕРЕГУ

Натаниэль подполз ближе и притаился, как пантера перед прыжком. Мускулы его напряглись; кулаки бессознательно сжались. Он готов был сразу же наброситься на короля. Но удерживал себя, пока Стрэнг не прошел в дверь. Тогда Нат тихо, опасаясь быть услышанным королем, как тень проскользнул вдоль бревенчатой стены дома. Какая счастливая случайность! Его пальцы дрожали от желания вцепиться в воловью шею Стрэнга. Нат не задумывался, чем может кончиться для него бой с таким сильным противником, как Стрэнг. Во всяком случае он не собирался прибегнуть к револьверу, потому что тогда смерть Стрэнга была бы мгновенной и он не узнал бы судьбу Марион. Он вырвет правду голыми руками из глотки Стрэнга. Он убьет его медленно, удар за ударом, пока предсмертный ужас не заставит короля открыть место, где спрятана Марион, сознаться, что он сделал с ней. Тогда, и только тогда Нат убьет его. Его ловкое тело атлета было напряжено подобно стальной пружине. Он так осторожно поднялся по лестнице, что ни одна ступень не скрипнула под его ногой. Весь отдавшись своей цели, Натаниэль смотрел только вперед на дверь, за которой был Стрэнг. Он не заметил, что другая тень кралась за ним так же неслышно, как и он сам. Натаниэль открыл дверь и остановился. Стрэнг не видел его, не услышал даже его прихода. Он стоял к нему спиной, лицом к шестой двери. Натаниэль выхватил револьвер. Он не будет стрелять, но попробует заставить Стрэнга говорить под одной угрозой выстрела. Нат отступил на несколько шагов и спиной, не оборачиваясь, нащупал дверь и захлопнул ее. Путь отступления для короля был отрезан. На звук захлопываемой двери Стрэнг повернулся. Он это сделал не спеша, совершенно спокойно. Так же спокойно посмотрел в черный кружок дула направленного на него револьвера. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Его дисциплинированные нервы не изменили ему ни на одну сотую секунды. Он медленно поднял взор от револьвера к лицу капитана, и когда его глаза встретились с глазами Натаниэля, последний понял, что ошибся, рассчитывая на его испуг. В течение нескольких секунд они не могли оторваться друг от друга. В молчаливом поединке скрещенных взоров Нат должен был признать себя побежденным. Стрэнг не скажет, куда спрятал Марион. Хладнокровие этого человека взбесило капитана Плюма, и он бессознательно опустил палец на курок револьвера. Он почти прохрипел слова, которые думал сказать спокойно.

— Где Марион?

— Она в полной безопасности, капитан Плюм. Она там, где друзья наших врагов не сумеют ее найти.

Стрэнг говорил так же спокойно, как если бы был в своей собственной конторе и никакая опасность ему не угрожала. Неожиданно он заговорил громче.

— Она в безопасности, капитан Плюм, в полнейшей безопасности.

При этих словах Натаниэль заметил, что взгляд Стрэнга соскользнул с него и остановился на двери, сзади Натаниэля. Струя свежего воздуха обдала капитана Плюма. С быстротой мысли Нат повернулся к входной двери и направил на нее револьвер. В следующее мгновение он выстрелил. Огромное тело Арбора Кроча грузно рухнуло на пол. Звероподобное рычание раздалось за спиной капитана, и прежде чем он успел повернуться, Стрэнг уже повалил его на пол. Револьвер выскользнул из рук Натаниэля. Под тяжестью Стрэнга дышать становилось все тяжелее. Стальные руки короля уже сжимали его горло. Он видел над собой обезображенное гневом лицо, напряжение его могучей шеи, нестерпимый блеск его глаз. Капитан Плюм стремился освободить свои руки, чтобы разорвать стальное кольцо, все туже сжимающее его шею, но сил капитана было недостаточно. С последним усилием он подобрал свои ноги так, что колени его оказались у живота. Это было единственным шансом спасения, его единственной надеждой. Он вспомнил убийственный удар коленом, который употребляют краснокожие. Стальное кольцо вокруг шеи сжималось все теснее. Все труднее становилось дышать. Со всей силой, которая оставалась еще в нем, в последнем порыве отчаяния Нат употребил этот прием. Но прошло несколько секунд, прежде чем он убедился, что удар достиг цели. Когда пелена, застилавшая его взор, растаяла, он увидел Стрэнга, лежащего без сознания в двух шагах от него. Теперь настала очередь капитана Плюма, и он с молниеносной быстротой оказался на короле. Кулаки Ната работали подобно молоту. Он бил до тех пор, пока лохматая голова короля не замоталась из стороны в сторону, бесчувственная и покорная его ударам. Тогда его пальцы сами собой сжались вокруг шеи, и он сжимал ее до тех пор, пока глаза Стрэнга не открылись широко и безжизненно и судороги прекратились. Нат продолжал душить его еще, желая убедиться, что вырвал из него последнее дыхание. Но в эту минуту жена короля, та, с которой он говорил час тому назад, неожиданно вынырнула из боковой двери и с криком отчаяния вцепилась в его руки.

— Боже мой, вы убьете его! — крикнула она. — Вы убьете его, — повторяла она уже в отчаянии, впиваясь ногтями в руки капитана Плюма.

Натаниэль разжал пальцы и, шатаясь, встал на ноги. Он вспомнил свое обещание, ее любовь к Марион.

— Если б вы пришли немного раньше…

Он нагнулся, поднял револьвер.

— Я боюсь, что теперь он уже мертв.

Натаниэль направился к двери не оборачиваясь. В дверях лежало тело Арбора Кроча. Голова повернулась набок, и свет лампы освещал его лицо. Натаниэль увидел след пули. Смерть должна была наступить мгновенно.

Натаниэлю нечего было больше опасаться мормонов. Он верил в смерть короля, убедился в гибели Арбора Кроча и не сомневался, что ему удастся остаться незамеченным во мраке и тревоге этой необычайной ночи. Большая тяжесть свалилась с его души. Если он не успел вовремя спасти Марион от брака, то, по крайней мере, успел скоро освободить ее от него. Теперь ему оставалось только найти Марион. Она уйдет с ним, потому что она его любит, потому что Стрэнг не мог больше ее остановить. Он поспешил к храму. Там собрались почти все жители, и улицы, по которым он шел, были пустынны. В окнах не было света, даже собаки ушли. Он в первый раз понял, что все это значит. Население города искало спасения в огромном бревенчатом храме-крепости. Дома и деревья закрывали перед ним море, но зарево больших огней указывало, что те, кто не был в храме, охраняли берег. Натаниэль неожиданно натолкнулся на какую-то старуху. Она также направлялась к храму, с трудом передвигая ноги, и тяжело дышала. Неожиданный план осенил его, и он решил воспользоваться старушкой, чтобы попытаться проникнуть в храм в качестве ее провожатого. Он взял ее под руку и со словами ободрения, повел к храму. Скоро они достигли ярко освещенной площади. Свет исходил от большого костра, и сквозь густой, пропитанный запахом сосны дым Натаниэль увидел вооруженных людей. Слабый отблеск костра падал на их ружья. Очевидная старость и беспомощность его спутницы облегчили ему доступ непосредственно к дверям храма. Здесь Натаниэль посмотрел назад. Благодаря трем огромным кострам вся площадь перед храмом была залита светом, а сам храм, защищенный густыми деревьями, оставался погруженным в темноту. Из этого мрака сотне вооруженных мормонов легко можно было бы перестрелять впятеро сильнейшего врага, атакующего с освещенной площади. Натаниэль вполне оценил эту военную хитрость. За каждым из трех костров стояла пушка. Он считал, что на площади было не меньше сотни ружей. Но сколько их могло быть на другой стороне храма? Он повернулся к старой женщине, и они присоединились к толпе, шумевшей около самых дверей. Тут были женщины, дети, старики. Они боролись за вход внутрь помещения. На их лицах был испуг, близкий к панике. Через двери доносился гул бессчетного количества голосов, в который врывался резкий плач детей. Шаг за шагом Натаниэль пробивал себе дорогу к лестнице. На площадке перед дверью дюжина вооруженных людей преграждала вход. Один из них оттолкнул его.

— Храм только для женщин, — крикнул он.

Удар был настолько неожидан, что Натаниэль чуть не упал. Он успел все-таки бросить взгляд в обширное, тускло освещенное помещение храма. Оно было переполнено до отказа. Люди задыхались от духоты. Какие грехи совершили эти люди, что так опасались мести ломанитов? Холодный пот выступил на его лице, когда он подумал, что Марион могла здесь провести ночь после всех тех волнений, которые она испытала в течение дня. Он почти с облегчением подумал о том, что Стрэнг спрятал ее вне этого храма. Пробившись обратно, он побежал к дальнему концу здания. Там горел четвертый костер, но пушек не было. Задний фасад храма охраняло лишь несколько вооруженных человек. Он стоял почти целую минуту, притаившись во мраке. Натаниэль понял, что возвращаться к Прайсу теперь было бы бесполезно. Вряд ли старый советник мог сообщить ему что-либо, кроме того, что он сам знал. Но знал ли Прайс, что Марион ушла в королевский дом и что Стрэнг собирался сделать ее своей женой сегодня же вечером? Знал ли Прайс, что королевский дом был покинут, что жены короля искали защиты в храме и куда спрятана Марион? Все это было маловероятным, и Натаниэль был убежден, что безумие, мгновенно овладевшее Прайсом, сделало его менее осведомленным, чем он сам.

Пока он стоял так, скрытый за деревьями, он услыхал с берега пушечный выстрел. За ним последовал второй, третий. Едва успели эти звуки победить окружающую тишину, как боевой клич людей мормонов возвестил о начале сражения. Натаниэль выскочил из засады. Когда его тень, освещенная костром, промелькнула перед глазами стражи, он услыхал предостерегающий окрик и при втором предостережении опять скрылся в темноту. Раздалось несколько выстрелов, и вызывающий крик боевого задора сорвался с его губ, когда он услыхал над своей головой жужжание пуль. Битва началась… Не пройдет и часа, как мормонское королевство вынуждено будет сдаться на милость ломанитов… Натаниэль услыхал еще один пушечный выстрел, и по направлению, откуда донесся звук, капитан Плюм сообразил, что стреляли со шхуны. С берега ответили. Натаниэль свернул на пустынную улицу. Он бежал со всей быстротой, на которую был способен. За последним домом города он оказался у подножия холма, на который взобрался уже спокойнее, но все еще тяжело дыша.

С этой вершины все поле сражения было видно как на ладони. Линия огней, горевших в гавани, лежала на восток от него. Но центр сражения был не там. Эти огни уже сослужили свою службу, заставив врагов искать другое место для высадки. Наступающий рассвет рассеивал густой мрак ночи, и в ста саженях от себя Натаниэль увидел, как мормоны медленно ползли вдоль берега. Белый морской туман плотной завесой лежал между ним и окружающим пространством. В ту минуту, когда он напрягал зрение, чтобы поймать какой-нибудь признак неприятельских судов, в тумане вспыхнуло красное пламя и новый пушечный выстрел вырвался из тумана. Он увидел, как расстроилась передовая цепь мормонов. Из тумана, стоявшего над морем, жуткой волной донеслись воинственные крики неприятеля, и после еще одного пушечного выстрела мормоны начали беспорядочное отступление. Натаниэль не верил своим глазам. Неужели эти трусы — те самые храбрые воины, о которых он так много слышал? Возможно ли, чтоб именно эти люди могли основать среди врагов свое королевство и одним именем своим вселять ужас на сотни миль вдоль берегов? Натаниэль был настолько поражен, что даже забыл спрятаться. Когда мормоны подбегали к холму, он вытащил свой револьвер, готовый открыть по ним огонь, как только позволит расстояние.

Но вдруг в поведении мормонов произошла резкая перемена. Они вдруг исчезли с быстротой электрической искры. На гладком узком пространстве между холмом и водой не остался ни один воин. Подобно стае перепелов они врылись в землю и растворились в тумане. Этот маневр был великолепен. Несмотря на то, что победа мормонов была бы для Натаниэля роковой, он не удержался от восторга при виде быстроты и порядка, с которым мормоны окопались. Их позорное отступление, беспорядочное бегство были только хитростью.

Попадутся ли враги в эту ловушку? Понял ли их начальник значение этого неожиданного исчезновения мормонов? Туман, закрывавший от него все происходившее на воде, постепенно рассеивался. Наконец Натаниэль смог разобрать неопределенное очертание грязно-серого цвета, которое скоро приняло форму лодки. За ней из тумана вынырнули другие. Он услыхал плеск весел, а потом скрип килей по песку и понял, что лодки вытаскивают на берег. Там, где несколько минут тому назад были мормоны, теперь копошились их враги.

В наступающем дне он смог рассмотреть воинов пророка, они совершенно слились с землей. Натаниэль беспомощно сжимал свой револьвер. Его ужас увеличивался с каждой секундой. Но как может он предупредить ломанитов о приготовленной ловушке? Бездеятельное наблюдение было для него невыносимо, и Нат бросился вниз с холма влево от мормонов. Не добежав до берега, он остановился. Оттуда несся громоподобный боевой клич ломанитов. Без всякого порядка, с гамом и криком они двигались по направлению к холму. Они слепо устремлялись в ловушку. Предостерегающий крик сорвался с губ Натаниэля, но утонул в трескотне выстрелов. Систематический и беспощадный огонь мормонов разбил авангард ломанитов. Он смешался и бежал, не сделав ни одного выстрела. Задние ряды ломанитов заразились паникой и были сметены, точно порывом ветра. Натаниэль бросился в битву. Впереди него линия мормонов наступала на берег густой цепью, и через минуту на узкой полосе уже кипел рукопашный бой. Натаниэль увидел слева отряд ломанитов, бегущих по берегу к месту сражения. Если б он только успел перехватить их и повести в тыл мормонов! Натаниэль бросился навстречу отряду. Через сотню ярдов он остановился. Быстрый бег требовал хоть минуту передышки. Он решил подождать отряд здесь. По мере приближения отряда он разобрал впереди себя знакомую фигуру. Через несколько шагов он убедился, что это был Нель.

— Нель! — крикнул он, рискуя разорвать связки. — Сюда, в тыл!

Они побежали рядом. За ними, не отступая ни на шаг, бежало человек двенадцать ломанитов. Только чудо могло изменить теперь исход сражения. Уже добрая половина ломанитов была сброшена в море. Другие отчаянно боролись, чтобы вернуться к лодкам. Шаг за шагом мормоны оттесняли их все больше и больше в море, и боевой клич мормонов висел над берегом торжествующим жутким гулом. Капитан Плюм и Нель с горсточкой людей ударили мормонам в тыл. На секунду мормоны опешили. Ломаниты воспользовались замешательством врага и вернулись к бою. Будь отряд Неля больше на десять-двадцать человек, им удалось бы раздробить стальную линию мормонов.

Рядом с Натаниэлем сражался Нель. Отряд Неля и те, которые были у лодок, дрались с храбростью отчаяния. Они врывались в поредевшие ряды мормонов подобно разъяренной стихии и шаг за шагом возвращали себе потерянный берег. Вдруг издали поднялся столб пыли. Надежда, которая зажглась было в груди Натаниэля, умерла. Он знал, что это мормоны из Сент-Джемса шли на выручку своих товарищей. Его цель была теперь не победа, а бегство. Теперь нужно было пробиться к лодкам. Даже в этот момент мысль о Марион не покидала капитана Плюма. Его единственный шанс избегнуть плена или смерти — бежать с ломанитами. Единственная возможность вырвать Марион из королевства зависела от его собственной свободы. Но он не успел пробиться к лодке. Сокрушительный удар свалил его с ног. С последним проблеском сознания он понял, что свежие силы мормонов вошли в битву. Шум сражения становился для него все слабее и слабее. Крики превращались в шепот. Смертельно-однообразные удары, подобные дроби молоточка в висках, — это было все, что он слышал в продолжавшейся перестрелке.

Спустя некоторое время Натаниэль пришел в себя. Невыносимая боль в голове заставила его поднять руку.

— Дайте ему глоток воды. Теперь он сам пойдет, — услыхал Натаниэль чей-то голос.

Кто-то поднес ему воду, Нат отпил и действительно почувствовал большое облегчение. Кто-то помог ему сесть и поддерживал его, пока третий перевязывал ему рану на голове. Натаниэль открыл глаза, но свет дня оказался слишком резким. Острая боль, подобная уколу сотни булавок, заставила его быстро закрыть их. Он застонал. Нат чувствовал, что перевязывала ему голову женщина. Он уловил шепот многих голосов. Руки, которые поддерживали его сзади в сидячем положении, осторожно были отняты, точно человек, который поддерживал его, боялся, как бы Натаниэль не упал. Натаниэль, желая показать, что силы его вернулись, опять открыл глаза. На этот раз боль была менее мучительной.

Среди группы людей, которые стояли в стороне, он увидел женщин. Еще дальше, так далеко, что он почувствовал головокружение, когда взглянул, медленно приближалась толпа людей. Нат был среди раненых. Женщины мормонов ухаживали за ним. Дальше, у берега, собралось население Сент-Джемса. Оно искало среди убитых своих близких. Слабость пересилила его, и Нат, лишенный поддержки, закрыл глаза и подался назад. В ту же секунду чья-то холодная освежающая рука прикоснулась к его лицу. Это было робкое нежное прикосновение руки женщины. Нат точно оцепенел. Он не мог открыть глаз. Незнакомка склонилась к нему, и он услыхал сказанные шепотом слова.

— Вам скоро будет лучше.

Сердце капитана Плюма забилось сильнее.

— Вам скоро будет лучше, — повторил таинственный голос, и к его грубой обветренной щеке нежно прижались влажные губы женщины.

Натаниэль с трудом встал. Каждая капля крови взбунтовалась против овладевшей им слабости. Он хотел повернуться, но сильные руки схватили его. На этот раз это были мужские руки. В припадке болезненной тоски имя Марион невольно сорвалось с его губ.

— Тише, — раздался за ним испуганный шепот. — Вы с ума сошли!

Руки разжались и Натаниэль, лишенный поддержки, упал на колени. Женщины около него не было. Всюду, куда бы он ни посмотрел, стояли люди. Целыми толпами со всех сторон они окружали его и слились в его помраченном сознании в одно сплошное черное пятно. Натаниэль зашатался, готовый окончательно упасть, но сильная рука удержала его. Сознание медленно прояснялось. Черное пятно постепенно растаяло перед ним, и там, где он предполагал тысячи, он увидел теперь всего несколько человек. Нат повернул голову к стоявшему рядом с ним и спросил слабым глухим голосом:

— Куда ушла она?

Человек, который стоял рядом с ним, был совсем молод. На юношеском лице не прошел еще боевой пыл, и на щеке была кровь.

— Кто? О ком вы говорите?

— Женщина… Марион… которая поцеловала меня.

Рука юноши сжала его руку с внезапной яростью.

— Вам это приснилось, — сказал он возмущенно и громко. — Замолчите! — Потом, снизив голос до шепота, прибавил: — Ради Бога, не выдавайте. Они видели ее с вами, и каждый знает, что она жена короля.

— Жена короля?

Натаниэль был слишком слаб, чтоб глубже вдуматься в эти слова, но их ужасный смысл он все-таки уловил. Его худшие опасения, значит, оправдались. Она жена Стрэнга и все-таки пришла к нему, ибо кто другой мог прийти, кроме Марион? Кто другой мог поцеловать его? Это ее голос шепнул ему слова утешения. Это ее рука ласково погладила его, и вместе с тем этот человек сказал, что она жена короля. Боль душевная и боль от раны смешались в одно. Рядом он слышал голоса, но не мог понять, о чем они говорили. Он вообще уже больше ничего не понимал. Два человека взяли его под руки, и Натаниэль начал механически передвигать ноги, зная, что от него требовали, чтобы он шел вперед. Эти люди не догадывались, насколько он был слаб и сколько усилий ему стоило не слишком обременять их своей тяжестью. Раз или два, взбираясь на холм, они останавливались. Но только когда добрались до вершины холма и морской воздух охватил Натаниэля со всех сторон, он смог немного отдышаться. Потом они опять тронулись в путь.

Спустя некоторое время, которое показалось ему вечностью, они пришли в город. Нат, ничего не сознавая, громко проклял следовавшую по пятам толпу любопытных. В ответ раздался хохот и* свист. Натаниэль от бессильной ярости прикусил себе губы. Они прошли мимо храма, прошли еще по каким-то улицам, переполненным народом, и наконец перед тюрьмой конвой Натаниэля остановился.

Голова Натаниэля тяжело свисала на грудь, и он не мог заставить себя выпрямиться. Всякое желание покинуло его. Единственное, о чем он мог еще мечтать, — это лежать, лежать… Отдышаться… Он видел черную безмерную ночь вокруг себя, какие-то страшные, искаженные его воображением лица, и земля уходила из-под ног.

Чей-то голос вернул его к действительности. Он прозвучал в его ушах подобно грому и заставил задрожать каждый нерв его измученного тела. Натаниэль последним героическим усилием поднял голову. В воротах тюрьмы на расстоянии вытянутой руки стоял Стрэнг. Красные возбужденные глаза его горели звериной ненавистью.

— Ну что же, капитан Плюм, вам понравился наш остров?

Глава X. ПРИГОВОР БЕТТИ

Этот голос преследовал Натаниэля вдоль узкого коридора тюрьмы, по которому он шел, шатаясь, между двумя стражами, и остался с ним во мраке темницы. Слова Стрэнга пробились сквозь полубесчувственный мозг и пытали его до тех пор, пока не вырвали из самой глубины его души глубокий и протяжный стон…

Стрэнг был жив. Он оставил в нем только искру жизни, и любовь женщины сумела воскресить его. Мысль, что Стрэнг жив и Марион — его жена, была невыносима. Наконец он без сил свалился на земляной пол и погрузился в забытье, которое казалось ему преддверием смерти. Он пролежал так бесконечно долго. Когда наконец Натаниэль проснулся, его первой сознательной мыслью было, что он избавился от голоса короля, что его насмешливые слова потеряли свою адскую силу. Это сознание было столь радостно, что капитан Плюм не мог удержаться от вздоха облегчения. Кто-то прикоснулся к его плечу. «Боже мой, неужели за мной», — мелькнула тревожная мысль. Но голос, который обратился к нему, оказался очень знакомым.

— Здорово, Нат, хочешь глоток воды?

Он жадно схватил протянутую кружку. Вода освежила его.

— Нель, — шепнул он радостно.

— Да, это я. Они всунули меня в эту проклятую дыру вместе с вами.

При помощи Неля, Натаниэль приподнялся. Темницу теперь освещала свеча, и он смог разобрать улыбку на лице товарища. Эта улыбка вернула Нату мужество. Он отпил еще глоток и почувствовал себя совсем хорошо, если б не одолевавшая его сонливость.

— Да, чертова дыра, — пробормотал он. — Обидно за вас, Нель.

И он, казалось, был готов погрузиться опять в сон.

Нель рассмеялся и приложил к его лицу мокрый платок. Благодаря этому глаза Натаниэля побороли дремоту.

— Я был уже здесь раньше, — ответил Нель. — Вам не стоит за меня особенно огорчаться. Можете ли вы встать? Здесь есть скамья, но недостаточно длинная, чтобы растянуться на ней, иначе я бы давно уложил вас там. Но это лучше, чем сидеть на грязном полу.

Он помог Натаниэлю встать. Когда Натаниэль был на ногах, он легонько отстранил Неля.

— Где стоит скамья, Нель? Я хочу подойти к ней сам. Мне кажется, что я не очень плох. Какой это чертовщиной они угостили меня.

— Ничем особенным, — успокоил его Нель. — Вы слишком мнительны. Вероятно, когда вы бежали, кто-то ударил вас сзади.

Силы Натаниэля после освежающего сна возвращались довольно быстро. Рана перестала ныть, и глаза могли смотреть на свет безболезненно. Он разглядел стены, сложенные из толстых бревен, блестевших от сырости, и земляной пол, покрытый липкой грязью, которая приставала к сапогам. Натаниэль неодобрительно покачал головой.

— Да, действительно чертова дыра, — сказал он.

Воздух темницы раздражал ноздри и горло, как плотный морской туман. На столе у стены Нат заметил рядом со свечой большое блюдо.

— Наш ужин, — сказал Нель, поймав его взгляд.

Он подошел к столу и перенес на скамейку блюдо с едой. Там были куски мяса, холодный картофель и ломти хлеба. Несколько минут они ели молча. Теперь, когда Нель заметил, что Натаниэль вполне владел собой, он не видел больше необходимости насиловать свое настроение и казаться более веселым, чем он был на самом деле. Действительно, радоваться было нечему. Оба сознавали отлично, что игра была сыграна и окончилась для них поражением. Для Неля будущее было совершенно ясно: еще несколько часов — и потом смерть. Единственное, что еще было неясно для Неля, — это к какой именно смерти они будут приговорены. Обычно жертвы этой темницы подвергались расстрелу. Иногда, впрочем, расстрел заменялся виселицей. Но зачем все это рассказывать Натаниэлю? Нель решил, что не будет огорчать своего товарища, ел молча, ожидая, когда заговорит Натаниэль, а Натаниэль в свою очередь не хотел огорчить Неля известием о браке Марион. Каждый из них старался облегчить другому эти тяжелые часы ожидания и не говорил о вещах, которые могли только растравить их раны. Когда они покончили с едой, Нат вытащил свою любимую трубку и набил ее остатками табака. Клубы дыма обволокли его и расположили к беседе. Он рассказал Нелю о своей борьбе со Стрэнгом и убийстве Арбора Кроча.

— Я очень рад за Бетти, — ответил Нель, после короткого молчания. — Жаль только, что вы не прикончили Стрэнга!

Окончив эту часть своего рассказа, Натаниэль перешел на более интимную тему. Он вспомнил слова Марион.

— Нель, — начал он спокойно. — Вы знаете, что Бетти любит вас, но не так, как маленькая девочка, с которой вы играли в детстве, а как женщина. Нель, когда я в последний раз видел Марион, она велела передать вам следующее: «Скажите Нелю, что он должен уехать ради Бетти. Скажите ему, что ее судьба легко может стать такой же ужасной, как моя. Скажите ему, что Бетти любит его и что она убежит и встретится с ним на материке».

Он слово в слово повторил слова, которые запечатлелись у него в мозгу. И когда Натаниэль произносил их, он вспомнил о другом разбитом сердце, чьи рыдания слышал в доме короля.

— Нель, мужчине гораздо легче умереть, когда он знает, что любим. Я, собственно, именно для этого передал вам слова Марион.

Многозначительно взглянув на Неля, капитан Плюм попробовал встать, и когда это ему удалось без труда, он зашагал по темнице. Он еле услышал ответ Неля.

— Я счастлив, Нат. Я очень счастлив, — он обхватил голову руками, потом через минуту спросил: — Есть ли у вас карандаш и бумага? Я хотел бы написать Бетти маленькую записку.

В одном из карманов Натаниэль нашел и то и другое. Нель встал на колени на липкий пол и положил бумажку на стол. Когда он кончил писать, он обернулся к Натаниэлю. Выражение его лица изменилось.

— Она всегда казалась мне такой маленькой девочкой, что я даже не смел говорить с ней на эту тему до этой записки.

— Как вам удастся передать ее?

— Я знаю тюремщика. Когда он войдет к нам, я постараюсь его убедить передать записку по назначению.

Натаниэль сунул руки в карманы. Его пальцы погрузились в золото, которое он получил от Прайса. Он вытащил горсть сверкающих монет и, отсчитав двести долларов, спросил Неля:

— Как вы думаете, это сможет его убедить?

Нель посмотрел на капитана Плюма с удивлением.

— Если он найдет это малоубедительным, я могу дойти до тысячи.

Нель все еще молчал. Он подумал, что капитан Плюм сошел с ума. Натаниэль заметил его странный взгляд и в сильном возбуждении стукнул кулаком по столу.

— Разве вы не понимаете, — крикнул он, — что значит для нее эта записка? В ней заключено все ее будущее! И вы также, наверное, знаете, что обозначает для нас эта темница, — добавил он уже спокойнее. — Это обозначает, что мы наполовину висим, что игра кончена и что ни вы, ни я не увидим ни Марион, ни Бетти. Эта записка — последний наш привет. Расскажите Бетти о своей любви, скажите, что предсмертным вашим желанием было видеть ее далеко отсюда, от Стрэнга, от мормонов, от этого ада. Заклинай ее именем твоей любви, наконец, — докончил Натаниэль, в порыве воодушевления переходя на «ты».

— Я так и сделал, — прошептал Нель.

Натаниэль вытащил другую горсть золота.

Пятьсот долларов за спасение души любимой — это очень дешево. Он двинулся к Нелю, чтоб вручить ему деньги, но волнение было слишком сильно, он почувствовал головокружение и поспешил к скамье. Нель сел рядом с ним.

— Итак, ты думаешь, это конец? — спросил Нель, довольный тем, что его товарищ сам понял положение вещей.

— Да!

Оба замолчали. Ход часов Натаниэля подчеркивал окружающую тишину.

— Что будет дальше? — спросил Натаниэль.

— Я не знаю, но что бы то ни было, это должно случиться скоро. Обычно это бывает на рассвете.

— И нет никакой надежды?

— Никакой. Весь берег материка теперь в руках Стрэнга. Он теперь не боится ни возмездия, ни наказания. Он даже не захочет выслушать нас. Я — изменник, революционер, а ты покушался на его жизнь. Мы оба приговорены.

Пока Нель говорил, мысли капитана Плюма больше были заняты судьбой Марион, чем его собственной. Он не мог удержаться, чтоб не спросить Неля:

— Что будет с Марион?

Он почувствовал, как его товарищ вздрогнул.

— Я в записке умоляю Бетти сделать все возможное, чтоб взять Марион с собою, — ответил он.

— Но если Марион не захочет?

Нель сжал кулаки и вскочил в сильном возбуждении.

— Если она не захочет, я клянусь, что торжество Стрэнга будет недолговечно. Я знаю, что, когда она станет его женою, она в ту же ночь освободится от колдовства, которым он ее опутал, и убьет себя.

Натаниэль медленно встал со скамьи. Он был бледен как смерть.

— Она не сделает этого. Она никогда не сделает этого, — проговорил он с заметной дрожью в голосе.

— Нет, сделает, я это знаю, — повторил Нель убежденно. — Как только ее ужасный договор со Стрэнгом будет выполнен, она убьет себя!

Он поднял руки к черному потолку темницы. Вся его фигура дышала сдержанным волнением. Натаниэль медленно отошел от Неля в угол комнаты, желая скрыть вдали от мерцающего пламени свечи выражение своего лица. Он боялся выдать себя. Что если Нель сказал правду? Он тяжело опустился на скамью. Если действительно Марион хотела убить себя после свадьбы, то теперь она уже мертва. Натаниэль наклонил голову и некоторое время сидел с каменным лицом в глубоком молчании, прислушиваясь к шагам Неля, который без устали ходил взад и вперед. Он только тогда поднял голову, когда услыхал скрип засова. Это вошел тюремщик. Нат видел, как Нель подошел к нему, услыхал перешептывание и заглушенный звон золотых монет. Когда тюремщик ушел, Нель подбежал к Натаниэлю.

— Он взял деньги, — шепнул он возбужденно. — И передаст записку завтра утром. Если будет возможно, принесет ответ. Я дал ему пока сто долларов, остальное обещал при получении ответа.

Натаниэль молча кивнул головой. Нель лег на солому. Но через секунду до Натаниэля донесся его взволнованный шепот:

— Судьи уже собрались. Мы скоро узнаем нашу судьбу. Иди сюда, Нат.

Что-то в голосе Неля поразило Ната. Натаниэль покорно встал и подошел туда, откуда раздавался голос. Брат Марион налегал плечом на дверь.

— Она открыта, — шепнул он.

Плохо смазанные петли скрипнули под его тяжестью. Струя свежего воздуха ударила ему в лицо. Через секунду они стояли в коридоре. Затаив дыхание, они прислушивались. Только звук падающих капель нарушал тишину. Нель осторожно потянул своего товарища за рукав.

— У нас есть один шанс против тысячи, — сказал он, когда они были опять в камере. — В конце этого коридора есть дверь, ведущая в помещение тюремщика. Если она тоже не заперта, мы можем попытаться бежать. Лучше умереть защищаясь, чем так. Подожди меня.

Он выскользнул обратно в коридор. Минутой позже вернулся. Дверь тюремщика оказалась закрытой. Пока Нель ходил на разведку, Натаниэль заметил со стороны противоположной двери полоску света.

— Откуда этот свет, — спросил Натаниэль.

— Через отверстие, которое было сделано для печной трубы. Если добраться до нее, то мы могли бы увидеть комнату судей.

Они осторожно двинулись вдоль коридора, пока не оказались под отверстием шириной в полфута, которое было на четыре-пять футов выше их головы. Через это отверстие доносились звуки голосов, но отдельных слов нельзя было разобрать.

— Это судьи, — объяснил Нель. — Они здорово торопятся сегодня!

Натаниэль почувствовал, как его товарищ вздрогнул.

— Черт возьми, мой револьвер, — воскликнул он возбужденно. — Один выстрел через эту дыру стоил бы тысячи записок.

Когда он услыхал среди голосов один голос громче остальных, Натаниэль поймал брата Марион за руку.

— Стрэнг!

— Да, король, — подтвердил Нель. — Тише.

— Я хотел бы знать, что там происходит.

Даже в эти трагические часы любовь к приключениям не покинула Натаниэля. Он чувствовал напряжение жаждущих борьбы мускулов, и кулаки его сжались бессознательно. Капитан Плюм даже забыл, что смерть уже отметила его. Другие мысли овладели им. Там, в нескольких футах от него, отделенные этой бревенчатой стеной, собрались люди. Их кровожадные дела, их страсть, любовь и ненависть были увековечены на одной из самых мрачных страниц истории, и эти люди были судьями…

— Я хотел бы посмотреть на суд мормонов, — повторил Натаниэль шепотом.

— Это довольно легко, — ответил Нель.

Он подошел к стене и пригнулся.

— Взберись на мои плечи.

Натаниэль не заставил себя дважды просить, и через секунду его лицо оказалось на одном уровне с отверстием. Он посмотрел в комнату. Комната суда была в два раза шире их темницы. Длинные узкие окна, подоконники которых были на одном уровне с землей, освещали ее. В дальнем углу стояли подмостки. На этих подмостках сидело десять неподвижных как статуи человек. Их каменные лица смотрели прямо перед собой. На полу стоял король мормонов и рядом с ним Бетти. Рука короля лежала на ее плече. Низкий торжественный голос Стрэнга доносился до Натаниэля однообразной волной. Он увидел, как рука короля, лежавшая все время на плече девушки, прикоснулась к ее волосам, и почувствовал, как его собственные пальцы впились в полусгнившие бревна. Проклятие было готово сорваться с его губ. Не нужно было слышать, что говорил король, его жесты были достаточно красноречивы. Однако последние слова пророка Нат все-таки уловил. Стрэнг произнес их громко и решительно.

— Бетти Кроч требует наказать смертью убийцу ее отца.

Натаниэль почувствовал, как плечи его товарища задрожали под его тяжестью, и он соскочил на пол.

— Там Бетти, — прошептал Натаниэль. — Ты хочешь ее видеть?

Нель колебался.

— Нет. Твои сапоги слишком надавили мне плечи, сними их.

Когда Нель опять занял свое положение и Натаниэль был у отверстия, он увидел другую картину. Через узкую дверь судьи покидали комнату, и скоро Бетти и король остались одни. Девушка стояла спиной к Стрэнгу. Она была смертельно бледна и все-таки прекрасна, так прекрасна, что Натаниэль затаил дыхание, когда увидел, что король приблизился к ней. Лицо Стрэнга пылало. Он медленно повернул к себе Бетти и говорил с ней ласково и так тихо, что до Натаниэля донесся только шепот. Он ласкал шелковые кудри ее волос, и они текли блестящим потоком между его пальцами. Неожиданно Бетти отстранилась от него. На ее щеках появился румянец, и глаза заблестели негодованием. Она успела отойти только на шаг, как король подскочил к ней и привлек к себе. Он ее так сильно прижал к груди, что крик боли сорвался с ее губ. В ответ на этот крик раздалось полное ярости рычание Натаниэля.

— Стой, чертова собака! — крикнул он угрожающе.

Король мормонов все еще держал отбивающуюся девушку в своих объятиях. На повторные и бессмысленные угрозы и крики капитана Плюма он повернул голову и увидел в отверстии стены сжатый кулак Натаниэля. Имя Неля, выкрикнутое девушкой в отчаянии, дошло даже до Неля, и в ответ на него товарищ Натаниэля так быстро выпрямился, что Натаниэль упал на пол.

— Боже мой, в чем дело, Нат? Дайте мне посмотреть.

Натаниэль быстро повиновался. Через секунду Нель был у отверстия. Но в большой комнате уже никого не было.

— Что там случилось? — крикнул Нель, соскакивая с плеч капитана Плюма. — Что они делали там с Бетти?

— Это был король, — ответил Натаниэль, стараясь владеть собой. — Когда король обнял Бетти, она ударила его и я крикнул.

— Она ударила его?

Нель дышал тяжело.

— Да, и, клянусь честью, достаточно сильно, чтоб он это запомнил, — сказал Натаниэль, повернувшись к другой двери коридора. — Они, наверное, войдут сейчас сюда, чтобы снова запереть нас. Нам лучше умереть сражаясь.

И Натаниэль начал шарить по липкой земле в поисках какого-нибудь камня или твердого предмета.

— Это было бы безумием, — сказал Нель, когда понял намерение своего товарища. — Здесь будет не меньше дюжины ружей. Мы должны вернуться в камеру, иначе мы ничего не узнаем про Марион и Бетти, а я надеюсь, что мы получим о них сведения еще до наступления ночи.

Они вернулись в свое помещение. Немного позже дверь в конце коридора осторожно открылась. Свет вспыхнул в темноте и проник через щели к ним. После нескольких секунд напряженного ожидания они увидели в дверях тюремщика. В руке у него был револьвер.

— Не пугайся, старина, — сказал Нель успокоительно. — Ты забыл запереть дверь и мы немного развлеклись. Это все.

Это заявление действительно удовлетворило тюремщика, и он хотел снова закрыть дверь, но Натаниэль вытащил горсть золотых монет и дал знак тюремщику подойти ближе. Глаза тюремщика заблестели. Он бросил быстрый взгляд назад в освещенный коридор, потом вопросительно посмотрел на Натаниэля.

— Пятьсот долларов за ответ, — шепнул капитан Плюм. — Пятьсот помимо того, что вы уже получили!

— Тюремщик дурак, — сказал Нель, когда, утвердительно кивнув, тюремщик закрыл дверь. — Мне жалко его.

— Почему?

— Потому что он берет у нас деньги. Неужели ты думаешь, что тебя не обыскали, пока ты лежал полумертвый на полу? Меня привели позже тебя, но я уверен, что кто-то знает про твои деньги.

— Почему же их не отобрали?

Нель молчал целую минуту и, прежде чем ответить, громко рассмеялся.

— Черт возьми, это великолепно! Тебя, наверное, обыскал сам тюремщик. Он знает, но не донес об этом Стрэнгу, потому что надеется оставить каким-нибудь образом эти деньги себе. Он здорово рискует, но, кажется, не даром!

— Да, он, наверное, рассчитывал, что я их закопаю где-нибудь здесь, — ответил Натаниэль, ложась на солому. — Тут хватит места на двоих, Нель.

Но Нель предпочел остаться сидеть на скамье.

Продолжительное молчание воцарилось в темнице. Только что пережитые волнения давали о себе знать, и рана Натаниэля снова разболелась. Вместе с болью вернулись и мрачные мысли о Марион. Он жалел, что не положил всему этому конец и не попытался с боем пробить себе дорогу, сражаясь со стражей тюрьмы. Они могли бы, по крайней мере, умереть как мужчины и избавиться от этого мучительно-беспомощного ожидания. Он не боялся смерти. Смерть часто угрожала ему своей костлявой рукой в плаваниях и приключениях его бурной жизни. Но было что-то глубоко оскорбительное для сильного здорового тела в этом беспомощном ожидании. Он привык смотреть на смерть как на врага хитрого и вероломного, но никогда не думал, что она может быть такой беспощадной и медлительной. Натаниэль покрывался холодным потом и беспокойно метался на своем соломенном ложе. Но истощение и усталость взяли свое, и он наконец уснул. Нель же не мог заснуть. Он продолжал молча сидеть на скамье, облокотясь на сырую стену, но долго не выдержал.

— Вставай, Нат, ради Бога, вставай! — крикнул он в самое ухо капитана Плюма.

Натаниэль открыл глаза.

— Я не мог удержаться, Нат, — извинился Нель, нервно смеясь. — Ты лежал как мертвый несколько часов, и я больше не мог выдержать этого проклятого молчания. Давай закурим. Я достал у тюремщика табаку и трубку.

Натаниэль вскочил на ноги. Новая свеча освещала темницу, и при ее свете Натаниэль увидел в лице Неля поразительную перемену. Оно осунулось и побледнело. В глазах молодого человека была мрачная сосредоточенность.

— Почему ты не разбудил меня раньше? — спросил капитан Плюм, испытывая угрызения совета. Он взглянул на часы. — Уже половина девятого. Ты получил ответ?

— Нет.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Нель, не ожидая дальнейших вопросов, сам объяснил:

— Тюремщик передал ей мою записку в полдень, когда сменился. Он не передал ей лично, но клянется, что видел, как она получила ее. Он послал предупредить Бетти, что зайдет в определенное место за ответом, прежде чем снова заступит на дежурство. Но никто не пришел, и он вернулся без ответа.

Молчание, последовавшее за этим, было мучительно. Наконец Натаниэль нарушил его, запинаясь и как бы боясь высказать вслух свои мысли:

— Я убил ее отца и слыхал, как Бетти потребовала моей смерти. Я знаю, что я приговорен, но почему ты думаешь, что тебе предстоит та же участь? Мне кажется, что Бетти не ответила на твою записку потому, что знает, что ты останешься в живых и что скоро она тебя увидит. Ты будешь спасен!

Нель взял кусок мяса из блюда, которое принес тюремщик одновременно со свечой, и начал механически жевать.

— Ешь, Нат. Это наша последняя возможность закусить!

— Ты, значит, не веришь, что будешь спасен?

— Конечно, нет. Неужели ты можешь допустить, что Стрэнг оставит меня в живых, зная, что я собираюсь его убить?

Кто-то возился у засова. Оба повернулись на неожиданный звук, и когда дверь открылась, они увидели тюремщика. Он был очень возбужден.

— Я получил сейчас известие, — шепнул он торопливо. — Но оно стоит…

Натаниэль вытащил из кармана золотые монеты и уронил их на протянутую руку тюремщика.

— Мой мальчик следил за домом Бетти Кроч, — продолжал тюремщик, дрожа от сознания опасности, которой подвергался. — Час тому назад Бетти вышла из дому и направилась в лес. Мой мальчик проследил ее. Она побежала к озеру, села в лодку и начала грести прямо по направлению к морю. Она исполнит ваши распоряжения.

В своем волнении тюремщик незаметно для себя проговорился, и друзья сразу догадались, что он прочел записку. Вдруг из коридора раздались звуки открываемой наружной двери, и тюремщик, как ужаленный, выскочил из камеры. Но Натаниэль помешал ему захлопнуть дверь.

— Где Марион? — спросил он. Его сердце останавливалось от страха. — Ради Бога, скажи, что с Марион?

На мгновение испуганное лицо тюремщика прижалось к двери.

— Марион не видели с утра. Королевские офицеры разыскивают ее.

Дверь захлопнулась. Засов громко лязгнул. Как только они остались вдвоем, Нель не удержался от радостного крика:

— Они уехали, они оставили остров!

Но известие тюремщика произвело на Натаниэля совершенно другое впечатление. Он окаменел. Кровь в нем застыла.

— Ты уверен, что Марион убьет себя, как только станет женою Стрэнга? — спросил он.

— Да, прежде чем его грязные руки прикоснутся к ее платью! — воскликнул Нель.

— Тогда Марион уже мертва! — Слова Натаниэля падали точно тяжелые камни. — Марион уже в прошлую ночь была в гареме короля.

Выговорив это, Натаниэль упал на солому и закрыл лицо руками. Сознание проявленной слабости, мысль, что не сумел уберечь Неля от мучительного известия, что отравил последние часы друга еще одним страданием, вдруг пронзила его. Нель не произнес ни слова. Когда молчание угрожало задушить их, Нель уловил какой-то шум и сказал со спокойствием, более жутким, чем самое сильное волнение:

— Мне кажется, они идут за нами, Нат.

Действительно, теперь уже совершенно отчетливо из коридора донеслись шаги многих людей. Натаниэль встал. В инстинктивном порыве они бросились друг к другу и обменялись рукопожатием.

— Что бы то ни было, — шепнул Нель, — мы должны держаться до конца.

— До конца, — повторил капитан Плюм.

Глава XI. «РУКА СТРЭНГА»

Дверь открылась. В желтом свете фонаря мелькнуло лицо тюремщика. Его взгляд застыл на стоявших рядом друзьях. В этом взгляде были испуг и мольба. Он сознавал, что одного слова кого-нибудь из них было бы достаточно, чтобы погубить его. За тюремщиком вошли четыре человека. Один из них был Мак-Дугаль — королевский палач. В коридоре осталось еще несколько человек, но только лицо Мак-Дугаля было открыто. Все остальные были в белых масках. Они молча выстроились против двери с ружьями к ноге. Когда Мак-Дугаль подошел к пленникам, на его губах сияла торжествующая улыбка. Связывая руки Неля за спиной, он шепнул ему:

— На этот раз вам предстоит более сильное ощущение, чем порка.

Нель рассмеялся.

— Ты слышишь, Нат? — спросил он громко, чтобы все могли расслышать. — Мак-Дугаль говорит, что нам предстоит более сильное ощущение, чем порка! Он, наверное, вспомнил свои собственные переживания, когда я его избивал за то, что он приставал к Марион!

Нель говорил так спокойно, как будто бы все происходящее не имело к нему ровно никакого отношения, и Натаниэль глядел с восхищением на храбрость человека, из-под ног которого была выбита последняя опора. Вместе с восхищением Натаниэль почувствовал стыд за свою собственную нервность. Мак-Дугаль побледнел от ярости и сильнее затянул ремни, которыми он связывал руки Неля. Они почти впились в его тело.

— Достаточно, трус! — вскрикнул Натаниэль, увидя как руки Неля налились кровью. — На — получай!

С быстротой молнии его кулак обрушился на голову палача. Мак-Дугаль зашатался, кровь хлынула изо рта, и он с криком упал. Натаниэль спокойно повернулся к четырем ружьям, нацелившимся в его грудь.

— Хорошая башка для упражнения в боксе, — воскликнул Натаниэль насмешливо. — Если среди вас есть мужчина, пусть он выступит вперед и кончает работу.

Тюремщик стоял уже на коленях рядом с распростертым палачом.

— Боже мой, вы убили его! У вас камень, а не кулак.

В коридоре произошло внезапное движение — люди, стоявшие там, вытянулись и стали смирно. Стрэнг появился в дверях. Он мельком взглянул на человека, истекавшего кровью, потом посмотрел на Натаниэля. Их глаза встретились. В глазах пророка теперь не было ненависти.

— Капитан Плюм, — сказал он спокойно. — Я бы многое дал за такого брата, как вы. Я кончу работу.

Он смело подошел к Натаниэлю, и связывая руки за его спиной, полуизвиняясь, полуулыбаясь, сказал:

— Это все случайности войны, капитан Плюм. Вы мужчина и должны знать, к чему эти случайности иногда приводят…

Несколькими минутами позже, пленники в сопровождении двух вооруженных людей были выведены из тюрьмы. К удивлению Натаниэля, они шли в темноте и сзади стражи. Свечи и факелы были погашены. На углу улицы от мрачной стены тюрьмы отделился третий конвойный. Этот пошел уже сзади. Размеренным шагом друзья, окруженные молчаливым конвоем, двинулись навстречу неизвестности. Натаниэль украдкой взглянул назад и увидел еще трех замаскированных стражников. Они спешили к Стрэнгу, который остался у ворот тюрьмы и стоял подобно каменному часовому. Нат пожал плечами и посмотрел на Неля. Вид товарища глубоко поразил капитана Плюма. Нель казался на полголовы выше его самого, хотя в действительности был ниже его ростом. Он шел с поднятой головой в ногу со стражей. Он шел навстречу смерти, как герой. Когда они пришли к месту, где начинался лес, сердце Натаниэля забилось сильнее. Они пошли по тропинке, которая вела к дому Марион. Натаниэль посмотрел на Неля, но тот шел по-прежнему гордо, прямо и твердо. Они прошли могилы и скоро оказались на поляне. Перед ними появился дом Марион. Когда до Ната донесся знакомый, такой родной запах сирени, в его душе пробудились воспоминания, которые он тщетно старался подавить. Объятый ими, он почувствовал, что слабеет, и если бы не повязка, которой был завязан его рот, он не удержался бы от крика. Капитан Плюм с наслаждением дважды подвергся бы казни за право умереть здесь. Здесь, где вечность встретила бы его среди цветов, неразлучных с образом Марион, где их аромат смягчил бы муки последнего страдания.

Сзади раздался приказ остановиться. Это был тюремщик. Он вынырнул неожиданно из темноты и несколько минут шептался со стражниками. Задумал ли обуреваемый ненавистью Стрэнг именно здесь разыграть последний акт трагедии? В первый раз с момента выхода из тюрьмы Нель повернулся к капитану Плюму. Каждый из них прочел в лице другого свою мысль. Нель, который был ближе к шептавшемуся конвою, отрицательно покачал головой. Когда совещание кончилось, тюремщик встал между двумя друзьями и взял их за руки. Повернув налево, отряд двинулся размеренным шагом мимо дома. В лесу Натаниэль почувствовал, как пальцы тюремщика то сжимались, то разжимались вокруг его кисти. Повинуясь этой руке, Натаниэль замедлил шаги, и расстояние между ними и передними конвойными увеличилось на полдюжины шагов. Тюремщик шепотом приказал тем, которые шли сзади, отстать немного. Потом таинственные пожатия опять возобновились. Капитан Плюм взглянул на Неля, но лицо товарища ничего не выражало, кроме застывшей решимости. Очевидно, его внимание ничем не было возбуждено и сигналы тюремщика, если это вообще были сигналы, предназначались только для него. Возможность нового приключения даже сейчас, перед лицом смерти, воодушевила капитана Плюма. Он шел затаив дыхание. Странное пожатие опять возобновилось, и у Натаниэля больше не оставалось никаких сомнений относительно их преднамеренности. Было ясно, что тюремщик хотел ему что-то сказать, но не решался. Нат скорее почувствовал, чем понял, что необходимо быть готовым ко всякой случайности.

Скоро тропинка расширилась. Сквозь вершины деревьев стали видны звезды. Впереди идущие стражники были шагах в двадцати. Как далеко были те, которые шли сзади?

Через несколько времени тропинка суживалась, и они снова вошли в гущу леса, полный мрак окутал их. Стражники почти слились с окружающей темнотой. Пальцы тюремщика впились с новой силой в руку Натаниэля, и, наклонив голову, он услыхал быстрый взволнованный шепот.

— Не теряйте надежды. Марион… Бетти…

Тюремщик выпрямился, не докончив. Задние стражники приблизились так, что почти задели их своими ружьями. Заметили ли они что-нибудь подозрительное в поведении тюремщика и пленника? Пальцы, сжимавшие руку Натаниэля, дрожали и так быстро сжимали и разжимали его руку, точно желали предостеречь от опасности. Тюремщик боялся худшего, но его страх был все-таки меньше, чем разочарование капитана Плюма. Что хотел сказать тюремщик? Что он знал относительно Марион и Бетти и почему он так обнадеживающе шепнул их имена? Во всяком случае было ясно одно, что Марион вопреки мрачным предсказаниям ее брата жива. Если б она убила себя, тюремщик не мог бы так соединить ее имя с именем Бетти. Нервы Натаниэля были напряжены до крайности. Он затаил дыхание, чтобы поймать хотя бы самый слабый шепот своего испуганного конвоира. Каждая минута, которая проходила в молчании, увеличивала его отчаяние. Капитан Плюм улучил минуту, когда ему показалось, что стража не может заметить, и наклонился, желая дать понять тюремщику, что ждет его дальнейших слов. Но тюремщик резко его оттолкнул.

Наконец они вышли из леса. Впереди поблескивала спокойная вода Мичиганского озера. На открытом месте сияние звезд было достаточно ярким, и когда Натаниэль посмотрел на Неля, он был поражен происшедшей переменой. Голова молодого человека тяжело свисала на грудь, он весь как-то сгорбился и шел нетвердо. Возможно ли, что присутствие духа, великолепная выдержка покинули Неля? Через сотню шагов они достигли берега, и Натаниэль увидел лодку, которую охранял человек. Они подошли к ней, и тюремщик в первый раз заговорил с ними.

— Один — на нос, другой — на корму.

На мгновение Натаниэль оказался рядом с Нелем и нарочно подтолкнул его коленом. Но Нель не обратил на это никакого внимания. Он не поднял головы и не дал ответного знака. Он забрался в лодку и сел на переднюю скамейку, не меняя позы, не поднимая головы, подобно человеку, охваченному столбняком. За ним на весла сели два стражника. Потом пришла очередь Натаниэля. Он устроился на дне лодки, опираясь на колени тюремщика, который сел у руля. Четвертый положил ружье на колени, устроился лицом к Нелю. Это путешествие заинтриговало Натаниэля, и он почувствовал самое настоящее любопытство, совершенно забыв, что эта поездка связана с его жизнью или смертью. Повезут ли их вдоль берега в какое-нибудь укромное место, где ничье ухо не услышит звуки выстрелов и где их тела никогда не смогут быть найдены? Каждый удар весел отдалял эту возможность. Лодка шла прямо в море. Может быть, их утопят? Эта перспектива казалась капитану Плюму приятнее первой. В течение двух часов люди гребли безостановочно и в полном молчании. Стражник, сидевший перед капитаном Плюмом, изредка менял положение, чтоб размять свои затекшие члены. Нель был совершенно недвижим, а тюремщик не шепнул ни слова. Именно этого шепота или, по крайней мере, какого-нибудь знака ждал Натаниэль. Он снова и снова нажимал спиной колени тюремщика. Он знал, что был понят, тем не менее никакого ответа не было. Наконец он прямо посмотрел в лицо тюремщику.

Голова тюремщика была высоко над ним, и глаза смотрели с нарочитым упорством прямо вперед. Последний луч надежды оставил капитана Плюма. Спустя некоторое время на горизонте выплыло темное очертание какого-то берега. Когда земля была не дальше полумили, тюремщик встал и внимательно посмотрел в обе стороны вдоль берега. Потом он дал лодке другое направление. Через несколько минут дно лодки зашуршало по песку. Все еще молча, подобно мрачным призракам, стражники выскочили на берег. Нель последовал за ними, перешагнул через борт лодки осторожно, точно больной. Натаниэль, ничего не понимая, шел непосредственно сзади. Перед ними на расстоянии десяти шагов он увидел два вбитых в землю столба. Жуткое предчувствие вкралось в его душу. Он посмотрел вокруг. Ничего, кроме песка, белого, как бумага. Сияние звезд отражалось на отдельных песчинках, и от этого берег сверкал сказочным блеском. Натаниэль инстинктивно понял, для чего предназначались эти столбы, и сердце его забилось медленно и тяжело. Нель шел впереди. Он остановился у первого столба. У второго столба, в десяти футах от первого, конвоиры остановились и привязали Ната. Он был привязан спиной к столбу за руки, ноги и шею. Натаниэль повернул голову, чтобы посмотреть на своего товарища. Нель был привязан подобным же образом. Только его лицо было обращено немного в сторону. В поведении Неля не было никакой перемены, и голова его по-прежнему свисала на грудь. Что это все значило? Вдруг Натаниэль почувствовал, как ужас схватил его за горло. Стража садилась в лодку. Последний конвоир оттолкнул ее от берега — и лодка мягко закачалась на волнах. Люди налегли на весла. Мускулы Натаниэля напряглись и, казалось, были готовы разорвать ремни. Лодка постепенно исчезала в звездной ночи. Скоро стала едва видна и наконец исчезла совсем. Удары весел уже больше не доносились до Натаниэля. Потом, спустя несколько минут, он услыхал оттуда, издалека, как стражники затянули песню. Мормоны ушли. Их, значит, не расстреляют, но тогда…

Неожиданно до него донесся голос. Он так его поразил, что Натаниэль, наверное, бы вскрикнул, если бы не повязка на губах. Это был голос Неля.

— Как ты поживаешь, Нат? — спросил он, почти смеясь. Нель смеялся, как если бы принимал участие в необычайно забавной игре. — Черт возьми, здорово забавная история! Что же ты не отвечаешь, Нат? Разве ты не доволен, что нас не расстреляют?

Натаниэль в ответ слабо кивнул. Голос Неля вдруг стал серьезнее.

— Впрочем, ты прав, это хуже, чем расстрел. Мы приговорены к «руке Стрэнга». Если что-нибудь не случится до завтрашнего утра, мы будем так же мертвы, как если бы они начинили нас добрым десятком пуль. Наша единственная надежда заключается в свободе моих легких. Вот почему я боялся, чтоб они не заметили, как ослабла моя повязка. Мне все время нужно было удерживать ее, чтобы она не свалилась с подбородка. Я почти переломил шею, удерживая ее. Но позже, когда мы будем уверены, что тюремщик и его люди не смогут нас услышать, я буду вознагражден за мое старание. Я тогда начну кричать о помощи. Может быть, какой-нибудь рыбак или охотник…

Он не докончил. Оба на минуту замерли, вслушиваясь в далекий дикий вой. Они взглянули друг другу в лицо, и в звездной ночи Нелю легко было разобрать ужас, который запечатлелся на лице капитана Плюма.

— Это волки, — сказал Нель. — Они там, в лесу, и сюда не доберутся. — Он помолчал немного, потом спросил: — Ты замечаешь что-нибудь особенное в том, как привязан к столбу, Нат?

Капитан Плюм утвердительно кивнул несколько раз головой.

— Твои руки привязаны к столбу довольно слабо. Узел рассчитан так, что может уступить несколько дюймов, — начал с удручающей точностью Нель. — Вокруг шеи у тебя влажный ремень. Он так плотно связывает горло, что натирает шею, когда ты поворачиваешь голову. Но самое неприятное в данную минуту — это способ, которым привязаны твои ноги. Они привязаны так, что тебе приходится стоять на носках, и я уверен, что у тебя уже здорово болят колени. Но пройдет еще некоторое время, и боль станет невыносимой. Хочешь знать, что будет дальше?

Натаниэль, наполовину догадываясь, не спускал с него глаз.

— Дальше ты будешь висеть на ремне вокруг твоей шеи, пока не задохнешься. Но если мы не умрем до утра, тогда нас докончит солнце. Оно высушит сырой ремень, и ремень стянет шею так, что на нем нельзя уже будет висеть. Остроумно, не правда ли? Мы называем это «рукой Стрэнга».

Жуткая определенность, с которой Нель описал их ближайшее будущее, ухудшала и без того тяжелое настроение Натаниэля. Если бы он мог кричать, когда мормоны уезжали, он попросил бы их ослабить немного ремни, связывающие щиколотки. Но теперь Нель объяснил ему значение неудобной позы, в которой его привязали стражники. Колени действительно начали ныть. Минутами острая боль пронизывала все тело, и ремень вокруг его шеи, на который он раньше опирался подбородком, приводил его в бешенство. Натаниэль так сильно налегал на него, что перехватывало дыхание, и он должен был выпрямляться, но этим он переносил всю тяжесть тела опять на полусогнутые колени… Казалось, прошла целая вечность, пока Нель снова не заговорил.

— Я начинаю кричать, — сказал он. — Если ты услышишь ответ, кивни мне головой.

Он глубоко вобрал в себя воздух и повернул, насколько мог, голову к морю.

— По-мо-ги-те! На помощь!

Лес возвращал этот крик в сотне насмешливых голосов, и Натаниэль обливался холодным потом от сознания своего бессилия. Если б он только мог прибавить свой голос к этим крикам, присоединиться к ним в этой последней борьбе за жизнь, — ему было бы легче. Но он был беспомощен. Он наблюдал, как отчаяние росло на лице товарища по мере того, как слабел его голос. Даже при свете звезд капитан Плюм видел, как это лицо наливалось кровью и темнело от усилия, как блестели в безумном напряжении глаза и как впивался неумолимый ремень в его вздувшуюся шею. Никакого ответа, кроме насмешливого эхо. Нель кричал все более хрипло. Когда он умолкал, до капитана Плюма доходило его тяжелое свистящее дыхание. Но скоро крики не смогли даже пробуждать эхо леса. Натаниэль в бешеной попытке освободить себя метался и рвался из крепких ремней, пока на кистях его рук не выступила кровь и ремень вокруг шеи почти не задушил его.

— Это бесполезно, — услыхал он голос Неля. — Лучше постой спокойно.

Он посмотрел на Неля. Его голова была запрокинута, и лицо поднято к небу. Натаниэль последовал его примеру и почувствовал, что стало легче дышать. Натаниэль мысленно рассчитал время. Было уже за полночь, может быть, час. Рассвет наступал в половине третьего. Солнце появится в половине четвертого. Таким образом, жить оставалось около трех часов. Натаниэль уронил голову, и ремень вокруг шеи заметно натянулся. Теперь Нель наблюдал за ним.

— Мне здорово досадно за тебя, Нат, — он говорил с мучительной медлительностью и очень хрипло. — Этот проклятый ремень щекочет мне горло.

Натаниэлю показалось, что Нель даже улыбнулся. С сердцем, готовым разорваться от горя, Натаниэль отвернулся к морю. Он видел храбрость, но никогда не встречал такого самообладания. Он жаждал умереть первым, чтобы не видеть агонии того, чья смерть будет ужасна в своей бесстрашной примиренности. Его собственные страдания становились невыносимыми. Острая боль, подобная иголкам, пронизывала его члены; спина ныла, и голова была готова лопнуть от прилива крови. Тем не менее он мог еще дышать. Подымая вверх лицо и опираясь головой о столб, ему нетрудно было заполнить свои легкие воздухом. Но силы постепенно оставляли его. Он уже ничего не чувствовал в скрюченных ногах. Колени онемели. Ощущение медленно, дюйм за дюймом, приближающейся смерти ползло по его членам.

И вдруг он всей тяжестью своего тела повис на ремне. Целых полминуты он не дышал, и невыразимое облегчение овладело им. В течение этих нескольких секунд его тело отдыхало. Когда запас воздуха иссяк, он принял прежнее, невыносимо тяжелое положение. Потом, постояв так несколько минут, он опять, теперь уже нарочно, перенес всю свою тяжесть на ремень, сжимавший его горло. Благодаря этому приему он нашел способ на несколько секунд успокаивать мучительную боль. После третьего раза Натаниэль повернулся к Нелю. Брат Марион был смертельно бледен. Широко открытые глаза его были похожи на блестящие стеклянные кружочки. Его шею плотно обхватывал роковой ремень. Натаниэль не слышал ни звука. Тело Неля казалось безжизненным. Сдавленный животный крик прорвался сквозь туго стянутую повязку Натаниэля. При этом крике по телу Неля пробежала дрожь, и он слабо подался назад. Несколько секунд он стоял прямо, потом опять упал на ремень. Он два-три раза повторил усилие, но выпрямиться как следует не смог. Натаниэлю, следящему за этой безнадежной борьбой почти сумасшедшими глазами, было ясно, что Нель умирает. Нель сделал еще одно усилие — и даже в эту предсмертную минуту что-то похожее на улыбку пробежало по его лицу.

— Нат, — скорее угадал, чем услышал, капитан Плюм. И это было все.

Натаниэль отвернулся к морю. На темном зеркале воды какое-то видение проплыло перед его воспаленным взором, и в ту минуту, когда он, в свою очередь, почувствовал, что ему больше не выпрямиться, страшный крик прорезал тишину. Этот крик пробудил в нем последнюю искру жизни, и даже Нель как будто вздрогнул. Оттуда, с моря, по белому песку к ним бежали две женщины. Уже в красной пелене угасающего сознания он разобрал лица Марион и Бетти Кроч. Сердце Натаниэля остановилось.

Когда с нечеловеческим усилием он на секунду еще раз открыл глаза, он увидел, что Нель уже лежит на песке и одна из двух женщин, стоявшая около Неля, бросается к нему. Только когда смертельно испуганное лицо приблизилось к его лицу, Натаниэль понял, что это не галлюцинация. Губы Марион шептали его имя. Ее руки судорожно развязывали узлы ремней. С огромным вздохом облегчения капитан Плюм тяжело упал на песок.

Он оставался без чувств всего несколько минут. Холодная вода, которой облила его Марион, вернула ему сознание. Капитан Плюм приподнялся и увидел, что бледное лицо Неля было прижато к груди Бетти и Марион бежала к ним с водой. На секунду она склонилась к брату, а потом вернулась к нему. На ее лице сияла радость. Она опустилась перед капитаном Плюмом на колени, привлекла его голову и шептала бессмысленно-счастливые слова. Натаниэль прижался к ее губам. Она ответила на его поцелуй, потом нежно, но настойчиво отстранилась и быстро направилась к лодке. Почти у самой воды она крикнула несколько слов Бетти. Бетти бросилась к ней. Но лодка уже отплыла от берега, и Бетти в отчаянии сжимала руки, стоя на берегу. Ничего не понимая, Натаниэль, шатаясь, направился к лодке. Но когда дошел, лодка была уже далеко. Смертельно бледная Бетти взглянула на Натаниэля с отчаянием.

— Она уехала, — проговорила девушка, простирая к нему руки. — Она вернулась обратно. Она возвращается к Стрэнгу.

И как бы в подтверждение ее слов оттуда, с моря, донесся еле уловимый последний привет:

— Прощайте, прощайте…

Глава XII. ОСВОБОЖДЕНИЕ МАРИОН

— Ушла, — жалобно повторяла Бетти, заливаясь слезами. — Ушла… Не осталась с нами.

Нель подползал к ней по песку, все еще обессиленный. Бетти хотела броситься к нему, но Натаниэль удержал ее.

— Она жена короля? — его горло распухло, и он едва мог выговорить слова.

— Нет. Она войдет в его гарем сегодня вечером. Я не думала, что она вернется туда!

Она быстро освободилась от Натаниэля и бросилась к Нелю. Он лежал лицом к земле и так близко от воды, что волна почти касалась его. Натаниэль тяжело, не отрываясь, смотрел туда, куда скрылась Марион. Ему опять казалось, что все только что происшедшее было галлюцинацией, бредом возбужденного ума и что сейчас вернется действительность, беспощадная и мучительная. Но вода, которую он еще чувствовал на своем лице, и освобождение от ремней были слишком осязаемыми доказательствами, и сомнения покинули его. Марион действительно была здесь. Она спасла его от смерти и теперь ушла… Он звал ее. Слабым хриплым криком умолял ее вернуться. Он попытался встать, но не смог. Волна за волной обливали его бесчувственное окоченевшее тело. Теплая вода нежно и легко пробегала по воспаленным следам от ремней и возвращала ему силы. И наконец он поднялся и подошел к Нелю. Около Неля хлопотала Бетти. Жизнь медленно возвращалась к его товарищу.

— Ты сможешь встать через несколько минут? — спросил Натаниэль, склоняясь к нему. — Ты с Бетти должен уйти отсюда. Мы на материке. Если вы пойдете вдоль берега на север, то дойдете до поселения. Я же вернусь обратно к Марион.

Нель протянул слабую руку. Казалось, что он был готов встать и последовать за товарищем.

— Нат, подожди…

Испуганная Бетти сильнее сжала объятия, в которых держала Неля. Но непреклонность Натаниэля успокоила ее.

— Нет, Нель. Ты должен сделать так, как я говорю. Я вернусь обратно с Марион.

Он говорил определенно, как человек, который точно знает, что ему надлежит делать. Он простился с ними и двинулся в путь. Однако, когда Натаниэль повернулся к черной далекой полосе леса, он осознал, что успех его предприятия более чем сомнителен. Если бы он мог найти хижину какого-нибудь охотника, лачугу рыбака, лодку, наконец!..

Едва он успел потерять из виду своих друзей, как услышал сзади себя крик. Это был крик Бетти. Она звала его. Натаниэль остановился. Девушка подбежала, в руках у нее был револьвер.

— Он может вам пригодиться, — сказала она, порывисто дыша. — У нас с собой было два.

Натаниэль протянул руку, но не за оружием. Его рука нежно, точно прикасаясь к хрупкому цветку, притянула к себе девушку. Он взял прекрасное лицо в свои крепкие широкие ладони и посмотрел глубоко и молча в ее глаза.

— Будьте счастливы, моя дорогая маленькая Бетти, — шепнул он. — Я надеюсь, что вы меня когда-нибудь простите.

Девушка поняла его.

— Вы уже прощены, если я вообще должна была что-нибудь простить вам.

Револьвер упал на песок. Ее рука легла на плечо Натаниэля.

— Я прошу вас передать кое-что Марион, — сказала она. — Вот это, — и нежные уста прикоснулись к его лбу. — Вы вернули мне новую жизнь, вы вернули мне Неля, и моя благодарность всегда будет с вами.

И, поцеловав его еще раз, она выскользнула из рук Натаниэля, прежде чем он успел опомниться. Он следил долгим просветленным взглядом, пока она не превратилась вдали в маленькую точку и не скрылась совсем. Потом поднял револьвер и направился к лесу. Прикосновение ее губ и слова благодарности девушки, отца которой он убил, наполнили его радостью и бодростью. Любовь к жизни и вера в любовь Марион вновь вернулись к нему. Теперь капитан Плюм точно знал, за что должен бороться. Но поведение Марион продолжало все-таки смущать его. Она не была женой короля и вернулась к нему, убедила Ната в своей любви поцелуями и нежной заботой и покинула его… Он шел задумчиво, размеренным шагом.

Наступал рассвет. В десяти или пятнадцати милях начинались поселения. Но до них кое-где были раскиданы отдельные хижины, и Натаниэль был уверен, что через час или два найдет лодку. Он шел в сторону, где пустыня встречалась с лесом, а лес был ограничен морем. Если бы он скоро нашел лодку, он успел бы нагнать Марион. Эта мысль взволновала его и заставила ускорить шаги. Когда звезды тихо меркли в рассвете наступающего дня, темный барьер леса был уже совсем близок. В сплошной стене его Натаниэль смог уже разобрать прогалины, которые внедрялись в лесной массив как авангард пустыни. Кругом царила мертвая тишина. Он ни минуты не испытывал страха или отчаяния. Наоборот, с каждым часом его вера в себя увеличивалась.

Он снова замедлил шаги, экономя свою силу. Перед полуднем он будет уже по дороге к острову и к вечеру достигнет его берегов. После этого… Натаниэль внимательно осмотрел револьвер, который дала ему Бетти. В шестизарядном оружии было только пять пуль, и Нат улыбнулся, вспомнив руки, которые его зарядили. Потом вернулся к своему плану. Он найдет Стрэнга. Он не будет больше считаться с женой короля, той женщиной, которая заставила его в прошлый раз отпустить свою жертву. В его мозгу молнией блеснуло воспоминание о незнакомке, поцеловавшей его на поле сражения. Была ли эта незнакомка той самой женщиной, ради которой он пощадил короля? И поцелуй — не был ли он вознаграждением за жертву, принесенную им ее любви? Мысль об этой женщине, чья красота и любовь дышали свежестью цветка, чья преданность королю и властелину своему оставалась неизменной несмотря на увлечение короля Марион, глубоко взволновала Натаниэля. Но выбора не было. Для него был только один путь, чтоб разрушить невидимые путы, сковывавшие любимую девушку… Это решение успокоило его.

Спустя полчаса он попал в тень деревьев. Свежие пни, поваленные деревья, кое-где заготовленные дрова указывали на близость человека, и Натаниэль облегченно вздохнул. Скоро он оказался на узкой, сильно протоптанной тропинке, идущей по направлению к озеру Мичиган. Раньше он думал отдохнуть в лесу, но теперь совершенно забыл о своей усталости. Он скоро услыхал лай собак. Минуту Натаниэль колебался. Потом продолжил путь по тропинке в сторону от лая. Если на озере есть лодка, то эта тропинка приведет его к ней. Сквозь деревья он увидел наконец зеленую траву дикого рисового поля. Его сердце радостно забилось. Там, где рос дикий рис, обязательно водилась дичь, а там, где дичь, нетрудно найти охотника, а где был охотник, должна была быть и лодка. Натаниэль пошел скорее и в конце тропинки, у самой воды, остановился. Как бы нарочно для того, чтобы подтвердить правильность его рассуждений, на самом берегу лежала душегубка. Она была мокрой, и весло, которое лежало поперек ее носа, свидетельствовало, что она была только что вытащена из воды. Натаниэль внимательно осмотрелся, потом спустил хрупкую лодку в воду и несколькими ударами весла оказался в середине рисового поля. Когда он выплыл из поля, расстояние между лодкой и берегом было не меньше полумили.

Натаниэль перестал грести. Он сидел неподвижно и смотрел на сверкающую поверхность воды. Далеко к югу вырисовывались, неясные очертания Бивер-айлэнда. Берег же, который он только что покинул, и путь, по которому он прошел, были видны совершенно отчетливо. Марион была где-то между этой пустыней и островом. Натаниэль больше не надеялся нагнать ее. По его расчетам, она должна была быть уже на берегу. Он опять взялся за весла. Теперь в его плане не должно быть ошибок ни во времени, ни в выдержке. Излишняя спешка или безрассудство могут погубить все окончательно. Натаниэль решил до наступления сумерек не высаживаться. Потом под прикрытием темноты он проберется в Сент-Джемс к Стрэнгу и убьет его. После этого он вернется к лодке. Немного позже, если судьба будет милостива, в эту же ночь он возвратится за Марион.

Натаниэль размышлял над этим планом, обдумывая его со всех сторон и в каждой детали. Дух любителя приключений проснулся в нем. В его крови с новой силой разгорелось никогда не потухавшее пламя, то самое, которое заставило его броситься на помощь к Нелю, которое толкнуло его в королевский дом, которое увлекло его в безнадежный бой на берегу… Солнце стояло высоко, и впереди было еще много времени. Поэтому капитан Плюм греб медленно и часто останавливался. Тем не менее, когда он уже разобрал вдали белую полоску береговых волн, оставалось до захода еще больше двух часов. Нат предполагал держаться на воде до наступления вечера, но теперь изменил своему решению. Он тихо сошел на берег, спрятал душегубку и запомнил хорошо место, так как знал, что она ему еще понадобится.

Хотя на воде было еще светло, но тени ночи уже сгущались в лесу. Натаниэль медленно пошел по направлению к городу. Между ним и Сент-Джемсом находился дом Марион и тропинка, которая вел к Прайсу. Нетерпение, жажда деятельности обуревали капитана Плюма. Мысль о том, что Марион могла зайти раньше домой, невольно изменила его путь в сторону прогалины, на которой этот дом был расположен. Ему не стоило труда уверить себя, что такая перемена в его маршруте не будет иметь существенного значения. Он скоро оказался у заветной поляны. Капитан Плюм замер от удивления и долго стоял, не веря своим глазам, — дом Марион исчез. Там, где должен был находиться дом, была толпа людей. Над их головами он увидел тонкий столб дыма. Дом Марион сгорел. Но что делала там толпа? Она копошилась вокруг дымившихся развалин, волновалась и, казалось, хотела достигнуть пекла пожарища. Конечно, простой пожар не собрал бы такой толпы людей. Натаниэль приподнялся на носки и высунулся из-за деревьев. Он услыхал рядом с собой громкий крик и быстро нырнул обратно. Его план легко мог бы погибнуть с самого начала, если бы кто-нибудь из мормонов увидел его. Мимо него по тропинке, которая вела в Сент-Джемс, пробежал мальчик. Крики мальчика донеслись до толпы и привели ее вдруг в необычайное движение. Не успел мальчик добежать, как толпа бросилась ему навстречу и устремилась быстрым потоком по тропинке к городу. Натаниэль ничего не понимал и был заинтригован до крайности. Он тоже бросился лесом к тропинке и притаился в нескольких шагах от нее. Он успел увидеть, как мимо него пробегали отставшие. Сзади всех бежал человек, при виде которого Натаниэль выскочил из своего убежища. Это был Обадия Прайс.

— Прайс! — крикнул он.

Старик повернулся. Его лицо было бледно. Он что-то бормотал более возбужденно, чем всегда. Он не удивился, что увидел Натаниэля, и протянутые руки его сжали руки капитана Плюма с необычайной силой.

— Вы пришли вовремя, Нат! — воскликнул он радостно. — Бежим…

И он побежал вместе с Натаниэлем обратно к прогалине. У дымившихся развалин они остановились.

— Они убиты этой ночью, — кричал Прайс. — Кто-то убил их и поджег дом. Они мертвы.

— Кто? — крикнул Натаниэль.

Обадия Прайс потирал руки, весь подергиваясь по своей старой привычке.

— Старики, конечно. Они мертвы, они убиты, — бессвязно повторял он в каком-то странном, даже для него необычном возбуждении. Потом, через некоторое время, он заговорил спокойнее, но что-то оставалось настолько жуткое в блеске его глаз, настолько волнующее в дрожи его голоса, что Натаниэль был близок к ужасу. Он схватил Прайса за руку и начал трясти его, как ребенка.

— Где Марион? — спросил он Прайса. — Скажите, где она?

Советник, казалось, не расслышал взволнованного голоса. Странная перемена произошла в его лице. Его взгляд вдруг остановился за Натаниэлем. Следуя этому взгляду, капитан Плюм оглянулся и увидел, что из обгоревших кустов за домом бежали к ним три человека. Не спуская с них глаз, Прайс быстро заговорил.

— Это шерифы короля. Они сразу узнают вас. Сторожевое судно Соединенных Штатов прибыло в гавань, чтоб арестовать Стрэнга. Если вы сможете добежать до хижины и продержаться там час, то будете спасены. Бегите скорее.

— Марион, где Марион?

— В хижине. Она…

Натаниэль не дождался конца фразы и бросился со всех ног по тропинке, которая вела к хижине Прайса. Он не обратил никакого внимания на окрики шерифов. У опушки леса Натаниэль обернулся и увидел, что шерифы были уже около советника. Натаниэль вытащил свой револьвер и в дикой вызывающей радости выстрелил в воздух. Марион была в хижине, и военный корабль в гавани! Пришел конец царству мормонского короля, и Марион будет свободна. Он не чувствовал под собой ног от радости. Завидев хижину, он начал звать Марион и с ее именем на губах взбежал по ступенькам.

— Марион, Марион…

Она стояла в большой комнате в дверях кладовки, но, ослепленный, Натаниэль не мог узнать ее сразу. Капитан Плюм уронил револьвер. Его голос дрожал, когда он тихо произнес любимое имя. В ответ на этот шепот раздалось радостное восклицание — и Марион была в его объятиях…

— Я вернулся за вами, — сказал он чуть слышно, прижимая ее. — Я вернулся за вами, я люблю вас, люблю.

Он почувствовал робкое прикосновение ее губ.

— Мы уедем отсюда, вместе… скоро…

— Да, если вы желаете этого. — Ее голос был чуть слышен. — Если вы желаете этого после того, что случилось, когда вы знаете, кто я…

Она вздрогнула в его объятиях. Он целовал ее до тех пор, пока Марион не вырвалась.

— Вы должны подождать еще немного…

Натаниэль увидел на ее лице тревогу, которая озадачила его. Он хотел подойти к ней, но шум из леса заставил его поднять револьвер и броситься к двери.

На расстоянии ста шагов от хижины Натаниэль увидел Прайса. Советник в чем-то горячо убеждал окружавших его шерифов, стараясь, очевидно, не допустить их до хижины. Неожиданно один из трех преследователей бросился вперед по направлению открытой Натаниэлем двери. С быстротой молнии советник вытащил револьвер и выстрелил ему в спину. Через секунду раздались почти одновременно два выстрела, и советник упал лицом вперед. С криком ярости Натаниэль выскочил из дверей. Марион что-то крикнула, но он не остановился. Прайс пожертвовал жизнью ради них, и Нат жаждал скорее отомстить убийцам. Когда Натаниэль бросился навстречу шерифам, они опять выстрелили. Он услыхал свист пуль, и одна из них задела его щеку.

— Получайте, — крикнул он, отвечая, в свою очередь.

После третьего выстрела один из врагов свалился как подкошенный. Другой, спасаясь бегством, мчался по тропинке. Натаниэль уловил его испуганное мальчишеское лицо, и что-то похожее на жалость помешало Натаниэлю выстрелить ему в спину.

— Стой, — крикнул он.

Он выстрелил в ноги беглеца, но промахнулся. Расстояние между молодым шерифом и Натаниэлем все увеличивалось, и последний должен был остановиться, чтоб не выпустить мимо цели последнюю пулю. Он был уже готов нажать курок, как вдруг услыхал за поворотом тропинки резкое приказание и увидел цепь людей, бегущих к нему навстречу. Натаниэль увидел сверкнувшую саблю, блеск медных пуговиц, отблеск заходящего солнца на дулах винтовок и остановился почти рядом с человеком, за которым бежал. Он внимательно всмотрелся в офицера, который направился к нему с саблей наголо, потом бросился к нему навстречу с радостным криком.

— Шерли, черт возьми! — Капитан Плюм протянул руку, тяжело дыша. — Лейтенант Шерли, неужели вы не узнаете?

Офицер опустил свою саблю и сделал шаг вперед. На лице его было удивление.

— Капитан Плюм. Натаниэль! — крикнул он. — Неужели это вы?

Натаниэль хотел заговорить, но прошло несколько секунд, прежде, чем он смог овладеть своим дыханием.

— Я говорил вам в Чикаго, что собираюсь взорвать этот проклятый остров, если вы сами не хотите этого сделать. Я тут был чертовски занят.

— Похоже на то, — рассмеялся офицер, бросив взгляд на револьвер, который Натаниэль все еще держал в руке. — На второй день после вашего отплытия мы получили приказ арестовать Стрэнга и покончить со всем этим королевством. Теперь Стрэнг на борту «Мичигана», но он мертв, к сожалению.

— Мертв?

— Да. Один из местных жителей выстрелил Стрэнгу в спину, когда тот поднимался по трапу. Парень, который его убил, добровольно явился к командиру и сказал, что убил Стрэнга за то, что был подвергнут им публичному бичеванию. А я здесь охочусь сейчас за человеком, которого зовут Обадия Прайс. Вы знаете его?

— А что вы хотите от Обадии Прайса? — прервал его Натаниэль взволнованно.

— Лично я ничего. Но он должен быть найден и доставлен по, личному приказанию президента Соединенных Штатов. Сам президент желает его видеть.

— Он там, около хижины, но он — убит или тяжело ранен. У нас сейчас была перестрелка с шерифами Стрэнга.

Офицер быстро отдал приказание своим людям.

— Скорее, ведите нас к нему, капитан Плюм. Если он не умер…

Он бросился бежать рядом с Натаниэлем.

— Черт возьми, будет здорово досадно, если он умрет.

Не останавливаясь офицер крикнул бежавшему сзади него солдату:

— Рэган, возвращайся немедленно на корабль. Передай капитану, что Прайс тяжело ранен и что необходима врачебная помощь.

Поворот тропинки открыл им место, где только что произошла перестрелка. Марион стояла на коленях около старого советника. Натаниэль обогнал офицера и солдат и подбежал к ней первый. Его сердце мучительно сжалось, когда он взглянул в ее глаза.

— Он умер?

— Нет, но…

Ее голос дрожал от слез. Натаниэль не дал ей договорить. Он заботливо помогал ей подняться на ноги, когда подбежал офицер.

— Вы должны вернуться в хижину, моя дорогая, — шепнул Нат.

Даже в эту минуту возбуждения его первой заботой была она. Когда она оперлась на его руку, легкий румянец покрыл ее бледные щеки. Он повел ее к двери хижины и там в нескольких словах рассказал все, что случилось со Стрэнгом. Она была бледна, растерянна… Невыразимая жалость переполнила сердце Натаниэля. Он поцеловал ее нежно.

— Если Прайс умрет… скажите мне, — сказала она, в слезах закрывая дверь.

Когда Натаниэль вернулся на поляну, он увидел, что под голову Прайса была заботливо подложена шинель офицера. Сам офицер стоял рядом и держал что-то в руках. Это был тот таинственный пакет, который капитан Плюм дал клятву доставить президенту Соединенных Штатов.

— Я не смею двинуться отсюда, пока не придет врач, — сказал лейтенант. — Прайс хочет что-то сказать вам. Мне кажется, что вам будет лучше выслушать его сейчас.

Последние слова офицер произнес шепотом и, перед тем как отойти, добавил:

— Прайс может умереть в любую минуту.

Натаниэль склонился к старику. Стоя на коленях, он услыхал очень слабое бормотание. Даже в эту последнюю минуту привычка разговаривать с собой не покинула Прайса. Когда ухо Ната было совсем близко к обескровленным губам старика, Прайс сказал:

— Мы победили, и час возмездия настал.

В его глазах не было ни следа сумасшествия.

— Мне нужно поговорить с вами, — продолжал он с трудом. — Я отдал офицеру пакет. В нем изложены доказательства, которые я собирал в течение этих лет против мормонов и Стрэнга.

Старик медленно повернул голову.

— Марион, — прошептал Прайс.

— Сейчас она придет. Я пойду за ней, — ответил Натаниэль.

— Нет. Нет еще. — Пальцы Прайса почти впились в руку капитана Плюма. — Я прежде должен вам сказать. Я ведь обещал там, тогда… у могил…

Несколько секунд он боролся, чтобы собраться с последними силами.

— Много лет тому назад, — начал он наконец, — я любил девушку, похожую на Марион, и она любила меня, как Марион любит вас. Ее родители были мормонами, и они ушли в Киртленд. Я пошел за ними. Мы мечтали убежать на запад, потому что моя Джен ненавидела мормонов, как я сам ненавижу. Но они поймали нас и думали, что убили, — губы старика задрожали, и судорога пробежала по его телу. — Когда наконец я очнулся, мои волосы были седые. Я стал совершенным стариком. Мои родственники нашли меня. Оказалось, что с того момента, когда они нас хотели убить, прошло три года… И эти три года я был сумасшедшим. Сумасшедшим с того момента, когда потерял сознание… Какой-то великий хирург оперировал мою голову в том месте, в которое меня ударили, и вернул мне разум.

Прайс попытался приподняться, судорожно хватаясь за землю.

— Я был тогда так же настойчив, как вы, Нат, и вернулся, чтоб сражаться за мою Джен, но она исчезла. Пользуясь тем, что никто не узнавал меня, потому что я был старым, другим человеком, я обыскивал селение за селением, пробирался во все места, где надеялся найти ее. Я стал мормоном. Богатство дало мне влияние, когда я был избран в советники, и нашел… — Он застонал, потом продолжал: — Они заставили ее выйти замуж за мормона. Но он любил мою Джен, Нат. Он любил ее не меньше моего и был хорошим человеком.

Дыхание Прайса становилось все мучительнее. Он говорил теперь порывисто, торопясь.

— Они хотели бежать с Миссури, но даниты убили его. Иосиф Смит влюбился в Джен, и в последнюю минуту она убила себя, чтобы спасти свою честь, как это собиралась сделать Марион. После нее остались двое детей.

Он закашлял, кровь окрасила его губы.

— Она оставила Марион и Неля.

Прайс, истощенный речью и кашлем, был пепельно-бледен. Натаниэль повернулся к офицеру — и офицер подбежал к нему с фляжкой в руках. Капля рома оживила Прайса. Он продолжал: *

— Дети, Нат! Я попытался найти их, и несколько лет спустя я нашел их в Науво. Мужчина и женщина, которые убили отца, взяли и воспитали их как своих собственных. Этого я не мог выдержать. Я готов был сойти еще раз с ума от ярости и жажды мести. Ради этой мести я жил. Я хотел, по крайней мере, их иметь при себе. Но если бы я забрал их, все было бы потеряно. Я последовал за детьми, следил за ними, любил их, и они любили меня. Я согласился ждать, пока моя месть не обрушится подобно грому, и тогда я освободил бы их и рассказал бы, как была прекрасна их мать. Когда Иосиф Смит был убит, произошел великий раскол. Его убийцы, воспитатели детей, последовали за Стрэнгом. Я тоже пошел за ним. Я перевез мою Джен сюда и похоронил ее там, где мы с вами были. Средняя могила, Нат, — могила матери Марион.

Натаниэль дал старику еще глоток рома.

— Моя месть была накануне осуществления. У меня уже было все готово, когда Стрэнг узнал тайну. Он узнал, что старики были убийцами. И когда Марион не согласилась стать его женой, он рассказал ей часть тайны. Он представил ей доказательства. Он угрожал, что убьет стариков, если Марион не согласится стать его женой. Его шпионы сторожили ее день и ночь. Он назначил час их приговора, в случае если бы Марион изменила своему слову. И ради того, чтобы спасти своих предполагаемых родителей, чтоб скрыть от Неля их ужасное преступление, Марион была готова пожертвовать собой.

Прайс опять остановился. Его дыхание становилось все слабее.

— Я понял, — шепнул Натаниэль.

Потускневшие глаза посмотрели на него в упор.

— Я думал, что моя месть успеет спасти ее вовремя, но она не удалась. Я не видел исхода, и когда все казалось мне потерянным, я решился на это. Я убил стариков. Я сделал это, чтобы разрушить силу Стрэнга над Марион.

В неожиданном приливе сил Прайс поднял свою голову. Его голос звучал хрипло и возбужденно. V

— Не говорите Марион, что я убил их…

— Нет, Прайс, никогда, клянусь вам.

Прайс со вздохом облегчения упал на скатанную шинель. Несколько секунд молчал, потом в последнем проблеске сознания сказал:

— В одном из ящиков, в хижине… письмо… для Марион. В нем… она узнает про свою мать. И золото… там… для детей…

Его глаза закрылись. Еще раз судорога пробежала по телу.

— Марион, Марион, — шепнул он.

Натаниэль побежал к хижине.

— Марион, — крикнул он.

Слезы заволакивали перед ним образ девушки. Он безмолвно кивнул в сторону умирающего. Девушка поняла без слов. Она бросилась к старику…

В большой низкой комнате, в которой Обадия Прайс, подготавливая возмездие, провел столько мучительных лет, капитан Плюм ждал. Через несколько времени девушка вернулась. Она протянула к нему руки и медленно приблизилась. В глазах ее застыло горе.

— Умер… У меня больше никого не осталось, кроме Неля.

— Кроме Неля? — спросил Натаниэль. — Никого, кроме Неля? — повторил он, удивленный, убитый.

Она устремила на Натаниэля свои лучистые печальные глаза и душой поняла, сколько было любви и тоски в голосе Натаниэля.

— Кроме Неля и вас, — ответила Марион совсем тихо, обвивая своими руками его шею.

Нат держал ее, трепещущую, у своей груди. В этом трепете, в этом шепоте, в покорной доверчивой ласке для Ната заключался весь мир.

— И тебя… — повторила она слабеющим голосом.

Она подняла лицо, в глазах ее сквозь слезы светилось огромное счастье.

— И тебя… Если любишь… еще…

— Люблю… навеки.