Глава VIII. ЕЩЕ ОДНО ПИСЬМО ФИЛИППА

Сидя подле связанного часового, Филипп видел, как Торп и его жена через минуту вышли из тюрьмы и исчезли во мраке. Тогда он втащил в тюрьму часового, запер дверь и, оставив ключ в замочной скважине, вернулся в хижину Ходжеса, чтобы переодеться.

И только когда он вновь склонился над недвижным трупом, ему стала ясна вся чудовищность его поступка. Но он не испугался и не испытал раскаяния в содеянном. Он потушил свет, спокойно набил свою трубку, начал разбираться в том, что произошло, деталь за деталью. В сущности, он поступил так, как подсказывала совесть. Ходжес получил воздаяние по заслугам, а он сам, Стил, спас двоих людей.

Он не мог, однако, не понимать, что Мак-Грегор никак не предвидел подобной трагедии, и что в глазах закона он был виновен в активном содействии бегству двух лиц, которым в случае поимки грозила страшная кара. Но они не будут пойманы! Он мрачно усмехнулся в темноте. Ни один житель Вескуско не может объяснить происшедшее. Он был уверен, что часовой не узнал его и принял таинственного освободителя за одного из друзей Торпа. А Мак-Грегор…

Филипп опять усмехнулся, подумав о том, какие уничтожающие для инспектора документы находятся в его руках. Их огласка повлечет за собой немедленное увольнение Мак-Грегора, если не более суровую репрессию. Он без утайки расскажет инспектору все, что произошло в хижине.

Так он сидел в темноте над трупом, и мысли его вновь обратились к черепу мсье Жаннета, Беку Номи, прелестной женщине с озера Бен. И когда он подумал о миссис Беккер и ее флирте с Номи, вновь он вспомнил ее лицо, и вновь его захлестнула волна сладостной истомы, как тогда у походного костра. «Если бы она улыбнулась мне, а не Беку Номи, — спрашивал он себя, — обвинил бы я ее так же строго?»И как бы в ответ на этот вопрос перед ним возникло бледное, напряженное лицо полковника, и он хрипло рассмеялся.

Еще несколько часов пробыл Филипп в хижине Ходжеса. А на заре он прокрался в лес и вернулся в лагерь, заявив, что ночь он провел в Ле-Па. Только через час обнаружилось, что Ходжес убит, часовой связан, а Торп и его жена скрылись. Филипп немедленно провел дознание и с авторитетным видом заявил, что Торп, вероятнее всего, бежал на Север. В полдень он отправился в погоню.

В двенадцати милях к северу от Вескуско он повернул под прямым углом на запад, проехал пятнадцать миль и вновь повернул — на этот раз к югу. Только через три дня он появился в Ле-Па, где узнал, что следы Торпа и его жены затерялись окончательно. Два дня спустя он вошел в канцелярию Мак-Грегора. Инспектор рванулся к нему со стула.

— Вы привезли их, Стил? — крикнул он. — Вы привезли их после убийства Ходжеса?

Филипп протянул ему измятый клочок бумаги.

— Вот вам последние инструкции, сэр, — ответил он спокойно. — Я выполнил их абсолютно точно.

Мак-Грегор прочел бумажку, и лицо его покрылось мертвенной бледностью.

— Господи! — прохрипел он.

Он шатаясь вернулся к креслу, упал в него и закрыл лицо руками. Плечи его содрогнулись, словно он плакал. Прошло несколько минут, прежде чем он отнял руки от лица, и в эти минуты Филипп, низко наклонившись к нему, рассказал все, что случилось в хижине в Вескуско. Он не сказал только, что именно он обезоружил часового и освободил Торпа и его жену.

Наконец Мак-Грегор поднял голову.

— Филипп, — сказал он, сжимая руку молодого человека обеими руками, — когда она была еще крохотной девочкой, а я здоровенным девятнадцатилетним верзилой, я любил ее, она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Понимаете? Я почти гожусь ей в отцы. Она никогда не была предназначена мне. Но такие вещи случаются иногда. И когда она пришла ко мне с мольбой о пощаде, я чуть было не сдался. Потому-то я и избрал вас, предостерегал…

Он замолк. Рыданья рвались из его груди.

— И в конце концов вы сдались, — сказал Филипп.

Инспектор в течение секунды смотрел на него, потом заговорил:

— Это было десять лет назад, в тот день, когда ей исполнилось семнадцать лет. Я тогда подарил ей маленький альбом в серебряном переплете и на его первой странице написал те самые слова, которые спасли ее и ее мужа. Вы понимаете теперь, Филипп. Это была ее последняя ставка, и она выиграла ее.

Он слабо улыбнулся и вновь уронил голову на стол.

— Вы не одиноки в ваших горестях, Феликс Мак-Грегор, — мягко сказал Филипп. — Вы тогда спросили меня, могу ли я противостоять чарам женской красоты. Да, могу, потому что одна-единственная женщина заполнила мою душу, женщина, которая не принадлежит мне и никогда не будет моей — неугасимая любовь сжигает меня, любовь, о которой никто не должен знать. Вот почему я недоступен чарам женской красоты. И никогда, никогда, Мак-Грегор, я не спрошу, где она и что с ней, с этой женщиной, женой Торпа.

Мак-Грегор молча протянул ему руку.

Рукопожатием они скрепили свой союз, и Филипп вернулся в казарму и принялся писать письмо тем двум, которым он помог бежать на юг. Он писал большую часть дня и адресовал письмо своему отцу. Уже близился вечер, когда вошел Моди со свежеполученной почтой.

— Вам письмо, Филь, — сказал он, — выглядит так, словно оно побывало на войне.

Филипп взял письмо и издал тихий свист. С первого взгляда было видно, что оно совершило необычное путешествие. Оно было испачкано и истерто по краям, а на обороте конверта он прочел надпись чернилами: «Озеро Бен». Его пальцы дрожали, когда он вскрывал конверт. И по мере того как он читал, его дыхание учащалось. Сначала он был бледен, как измятая бумажка в его руках, потом краска возбуждения залила его щеки.

Вот что он прочел:

«Дорогой Филипп Стил!

Мы сегодня получили ваше письмо и череп. К счастью, я находился в комнате Изабель, когда она его читала, иначе могло случиться нечто ужасное. Вы жестоко наказали ее, дорогой Стил, и ее, и меня, но я заслужил это наказание еще в большей степени, чем она. В тот самый день, после того как Изабель вышла из-за стола, она потребовала, чтобы я вам все объяснил. Но когда я вернулся в столовую, вас уже там не было; я подождал час, а потом пошел в вашу хижину. Вы знаете, почему я вас в ней не нашел. Стил, Изабель — не жена мне, а дочь.

Миссис Беккер намеревалась поехать со мной из Форта-Черчилла, и в этом смысле мы и писали агенту на озеро Бен. Но потом наши планы изменились. Миссис Беккер уехала в Лондон на пароходе, а Изабель поехала со мной. Шутки ради, она решила первые несколько часов нашего пребывания на озере Бен выдавать себя за… Ну, да вы понимаете! Шутка зашла слишком далеко. Когда она встретила вас и Бека Номи, шутка чуть было не превратилась в трагедию. Те несколько минут у камина Изабель использовала, чтобы проверить Бека Номи. Прежде чем вы присоединились к нам, она подошла ко мне и сказала шепотом, что Бек Номи — подлец и что она накажет его в тот самый вечер. И тогда же она поняла, что имеет дело с отъявленным негодяем, а в вашем лице — с благороднейшим человеком. И до тех пор, пока она не увидела, какое впечатление произвело на вас ее поведение, она ни о чем не догадывалась.

Вы знаете, что случилось. Она выбежала из комнаты, охваченная ужасом и стыдом. Когда я потом вернулся и сказал, что нигде не мог вас найти, она была безутешна. Она проплакала всю ночь. Я рассказываю вам все это потому, что моя дочь — самое драгоценное, что у меня есть на свете, и потому, что она чистое и честное дитя. Не могу вам передать, какое впечатление произвели на нее ваше письмо и череп. Простите нас, простите меня. Когда-нибудь мы еще встретимся.

Сильвестр Беккер».

Точно во сне, Филипп поднял с пола разорванный конверт. Что-то выпало из него на стол. Маленький пучок фиалок, засушенных между страницами книги. И когда он поднес цветы к лицу, он увидел, что стебельки их перевиты одним-единственным золотистым волосом.

Глава IX. ФИЛИПП ВНОВЬ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

Письмо, цветы, золотистый волос, обвитый вокруг увядших стеблей, — все это, казалось, на несколько мгновений перенесло Филиппа Стила из этого мира, в котором он до сих пор жил, в другой мир, где сознание его было притуплено, смятено как бы ударом грома, где в одну секунду изменилось все течение его жизни. В продолжение некоторого времени он не делал даже попытки осознать индивидуальное значение письма, цветов, золотистого волоса. Одна мысль заполняла его мозг, одна огромная, ошеломляющая правда, исключавшая все остальное, — сознание того, что женщина, которую он любил, не была женой полковника Беккера. Она была свободна! И он, Филипп Стил, мог надеяться… надеяться!.. Внезапно он понял значение цветов. Беккер написал письмо, а Изабель послала увядшие фиалки. Это была ее весточка ему, весточка без слов, но говорящая ему гораздо больше, чем могли бы выразить слова.

Он встал и запер дверь. Он не хотел, чтобы кто-нибудь входил. Ему хотелось быть одному, чтобы полностью постичь происшедшее, чтобы вновь овладеть собой. В течение нескольких минут он ходил взад и вперед по маленькой каморке, и никогда еще ни одна комната в мире не казалась ему более похожей на тюрьму, чем эта. Он горел одним желанием — вернуться на озеро Бен, упасть к ногам любимой женщины, вымолить прощение за нанесенную обиду.

Ему хотелось сказать ей, что благодаря ему Бек Номи стал «аутлоу», что он боролся за нее и сам бежал потому, что любил ее. Голос Моди, чрезвычайно земной и нелюбезный, вывел его из оцепенения, он сунул письмо и цветы в нагрудный карман и отворил дверь.

Моди вошел.

— Какого черта вы запираетесь? — спросил он, буравя маленькими, острыми глазками пылавшее лицо Филиппа. — Уж не боитесь ли вы, Филь, что вас кто-нибудь украдет?

— Голова болит, — сказал Филипп, прикладывая руку ко лбу. — Знаете, бывает такая головная боль, точно ваш мозг превратился в чугунный шар и болтается в черепной коробке.

Сержант положил руку на плечо Филиппа.

— Пойдите прогуляйтесь, Филь, — сказал он более мягко. — Это вам поможет… я только хотел сообщить вам кое-какие новости. Около озера Ла-Биш опять напали на след Де-Бара. Но мы можем поговорить об этом позже. Идите, идите!

— Спасибо, — сказал Филипп. — Кажется, я так и сделаю.

Он вышел из комнаты и пошел по укатанной санями дороге, которая вела в город. Он шел все быстрее и быстрее. Голова его лихорадочно работала. Он вернется на озеро Бен! Это для него было ясно. Ничто не может удержать его после того письма, что он получил сегодня. Он вернется на озеро Бен! Но как? Срок его службы истекал только через тринадцать месяцев. Отпуска в ближайшее время не предвиделось. Чтобы добиться увольнения, надо было хлопотать минимум три месяца. Ему пришло в голову, что он мог бы посвятить в обстоятельства дела Мак-Грегора, и что тот бы сумел предоставить ему возможность отправиться на Север немедленно. Мак-Грегору это было бы нетрудно сделать. Но он не решался избрать этот путь.

И тут он вспомнил слова сержанта Моди. «Неподалеку от озера Ла-Биш опять напали на след Де-Бара». Блестящая идея внезапно осенила его, и он поспешно направился обратно в казарму. Он много слышал о Де-Баре, самом ловком преступнике Севера, которого не удавалось поймать, несмотря на хитроумнейшие комбинации властей. И этот человек теперь находился неподалеку от озера Ла-Биш, то есть в районе Черчилла и озера Бен. Если Филипп добьется от Мак-Грегора разрешения отправиться на розыски Де-Бара, то тем самым будут разрешены все личные затруднения, подобная командировка даст ему возможность пробыть на Севере неограниченное количество времени и увидеться с Изабель Беккер.

Придя в казарму, он немедленно написал рапорт Мак-Грегору, послал его в канцелярию и стал ждать.

Только на следующее утро Моди передал ему приказание Мак-Грегора явиться в канцелярию. Пять минут спустя инспектор приветствовал Филиппа рукопожатием, от которого у него затрещали пальцы, и запер дверь своего кабинета на ключ.

— Не знаю, что вам ответить на это, Стил, — начал он, усаживаясь за стол с рапортом в руках и указывая ему на стул, — говоря откровенно, ваше предложение кажется мне неприемлемым.

— Иными словами, вы недостаточно доверяете мне, — сказал Филипп.

— Отнюдь нет! Никому из моих людей я так не доверяю, как вам, но если бы мне предложили пари, я стал бы держать десять против одного, что вам не удастся поймать Де-Бара.

— Предлагаю вам это пари, причем десять против одного, — запальчиво сказал Филипп.

Инспектор покрутил длинный рыжий ус и мрачно усмехнулся.

— Если бы уж я стал посылать за Де-Баром, то я послал бы двух людей, а не одного, — заметил он, — и я отнюдь не недооцениваю моих людей, когда говорю, что наш приятель Де-Бар, удравший от нас несколько лет назад, стоит любых двух людей из моего отряда. Я бы сам не решился встретиться с ним один на один. Я бы взял с собой еще одного человека, и притом хладнокровного, осмотрительного и знающего все ходы и выходы так же хорошо, как я сам. А вы… — он усмехнулся, — просите разрешения отправиться в одиночку, да ведь это же чистейшее самоубийство, голубчик! Если бы я уж послал вас, я бы откомандировал с вами крепкого, уравновешенного парня вроде Моди…

— Разве я мало исполнял работы за двоих, мистер Мак-Грегор? — перебил его Филипп. — Я знаю, что Де-Бар — опасный человек, но я уверен, что поймаю его. Дайте мне возможность сделать это.

Мак-Грегор положил сигару на край стола и перегнулся к собеседнику, сплетя свои длинные белые пальцы. Он всегда принимал эту позу, когда намеревался сказать собеседнику что-нибудь чрезвычайно важное.

— Ладно, я вам дам эту возможность, — сказал он медленно. — И кроме того, я вам дам возможность отказаться от вашего предложения после того, как я вам расскажу кое-что о Де-Баре, известном под кличкой Седьмой брат. Повторяю, держу пари десять против одного, что вы не поймаете его, если отправитесь один. С 1889 года за ним охотились четыре человека, и ни один из них не вернулся. В 99 — ом году — Форбс, в 902 — ом — Беннок, в 904 — ом — Флишем и в 907 — ом — Грешем. С момента исчезновения Грешема мы потеряли Де-Бара из виду и напали на его след, как вам известно, совсем недавно. Он в данное время находится где-то на окраине Баререн-Ланде. По имеющимся у меня сведениям частного характера, агент с Фон-дю-Лак может привести вас непосредственно к Де-Бару.

Мак-Грегор разнял сплетенные пальцы, чтобы достать из ящика стола рваную бумажку.

— Он последний из семи братьев, — сказал он. — Его отец был в свое время повешен.

— Хорошее начало, — вставил Филипп.

— Да, с этого все началось, — быстро заметил инспектор.

— Вы правы, начало было неважное. Это один из тех случаев превращения в «аутлоу», в которых в сильнейшей степени повинен сам закон. Я бы никому этого не сказал, кроме вас. Итак, я сказал, отец был повешен, а через пять месяцев выяснилось с полной очевидностью, что закон казнил невинного человека и что Де-Бар попал на виселицу благодаря целому ряду ложных показаний, сфабрикованных его арапами. Закон должен был бы отомстить сам себе. Но он этого не сделал. Два человека из тех, что послали Де-Бара на виселицу, были арестованы и оправданны — факт, который только подтверждает изречение некоего великого человека: «В большинстве случаев закон еще не есть правосудие». Не стоит вдаваться в подробности этого процесса и вызванного им всеобщего возмущения. Факт тот, что в декабре 1896 года семь сыновей Де-Бара сами стали чинить расправу. В течение одной ночи они убили трех главных виновников казни своего отца, а сами бежали на Север.

— Правильно! — воскликнул Филипп. Это слово сорвалось с его губ прежде, чем он успел подумать.

— Так думали в свое время многие, — сказал Мак-Грегор, пристально глядя на него, — в особенности женщины. И потому первые три брата, когда их поймали, были осуждены сравнительно мягко. Им скинули еще по два года за хорошее поведение в тюрьме, они отбыли наказание и теперь живут в Южной Америке. Четвертый брат покончил с собой в момент ареста на Оленьей фактории, а трое остальных окончательно «сбились с пути», по выражению судейских. Старший, Гери, убил в 1899 году офицера, конвоировавшего его из Пренс-Альберто, и был казнен, шестой брат, Поль, вернулся в свой родной город через семь лет после казни отца и был взят после того, как он, сопротивляясь, тяжело ранил двух полицейских. Сейчас он сидит в сумасшедшем доме.

Инспектор замолчал, пробегая глазами еще какую-то бумажку.

— И все это по вине самого закона, — тихо сказал Филипп. — Пять человек убито, трое — в тюрьме, один в сумасшедшем доме из-за того, что закон был слеп.

— «Король не может ошибаться», — иронически заметил Мак-Грегор, — и точно так же не может ошибаться закон. Помните это, Филипп. Закон может разрушить семейный очаг, погубить государство, покарать невинного, но он не может ошибаться. Закон — колесница индийского божества Яганаты, перед которой все должны склонить голову, в том числе и вы, и я, и если закон допустит иногда какую-то «погрешность», то он все же закон, вечный, непоколебимый, могущественный инструмент умника или богача. Будьте богачом или будьте умным.

— А Вильям Де-Бар, седьмой брат? — спросил Филипп.

— Он дьявольски умен и ловок, но не богат, — сказал инспектор. — Он доставил закону больше неприятностей, чем любой житель Канады. Он — самый младший из братьев, а вы знаете, насчет семи братьев существуют забавные суеверия. В первой же стычке он застрелил двух преследователей. Третьего он убил, пытаясь спасти своего брата на Оленьей фактории. С тех пор за ним охотились Форбс, Беннок, Флишем и Грешен, и все четверо исчезли. Все они были крепкие ребята, сильные физически, знакомые с каждой тропинкой Севера, храбрые, как черти. И все они проиграли игру. И не только игру, но и свою жизнь. Убил ли их Де-Бар своими руками или толкнул их в объятия смерти каким-нибудь иным способом, так мы и не узнали. Факт тот, что они пытались поймать Де-Бара и погибли. Я человек не суеверный, но и я начинаю сомневаться в возможности поимки Де-Бара. Ну, так что же вы скажете? Возьмете вы с собой Моди или…

— Я пойду один, с вашего разрешения, — сказал Филипп.

Инспектор тотчас же переменил тон и заговорил сухим, официальным голосом:

— В таком случае, приготовьтесь к немедленному отъезду. Агент с Фон-дю-Лак укажет вам, как добраться до Де-Бара. Все остальные сведения я вам дам сегодня же в письменном виде.

Филипп понял, что аудиенция окончена, и встал.

В полночь, уже в поезде, его уносило по направлению Ле-Па.

Глава X. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ИЗАБЕЛЬ

Четыреста миль по воздушной линии, пятьсот миль на лыжах и санях, запряженных собаками. На берегу Пеликанового озера, прямо на север через горную гряду Джейки, от Уолестона на запад — таков был путь Филиппа, не туда, где скрывался Вильям Де-Бар, а на озеро Бен.

Сани, запряженные шестью собаками, с погонщиком-метисом доставили его из Ле-Па в Черчилл.