32

Мы упаковываем теплые вещи для Эллиота, складываем еду, собираем корзину со съестным и грустно ждем в ночи появления Дейва – И ведем долгий разговор – «Билли, почему все-таки рыбы умерли?», но она уже знает, что умерли они, вероятно, потому, что я дал им хлопьев «Келлогз», или что-то случилось еще, единственное, она точно не забыла их покормить или что-нибудь в таком духе, это все я, это моя вина, и лучше бы мне заржаветь от осеннего слишком-много-думанья, чем стать причиной погибели тех кусочков золотой смерти, которые плавают теперь в пенистой воде – Это заставляет меня вспомнить о калане – Но я не могу объяснить это Билли, которая вся из абстракций и разговоров об абстрактной встрече наших душ в аду, а малыш Эллиот толкает ее, спрашивая: «Куда мы? Куда мы? Зачем? Зачем?» – Она отвечает: «А все потому, что ты думаешь, что не заслуживаешь любви, поскольку виновен в смерти золотых рыбок, хотя умерли они скорее всего по собственному желанию» – «Зачем им это? Зачем? Какая у рыб должна быть логика?» – «О, потому, что ты думаешь, что пьешь слишком много и отсюда каждый раз, когда ты пьян, ты все бросаешь и говоришь, что у тебя руки опускаются, как ты говорил вчера ночью, когда держал меня этими руками, благословляя своей любовью мою душу и мое тело, о Джек, тебе пора проснуться и пойти со мной или по крайней мере с кем-нибудь и открыть глаза на то, зачем Бог послал тебя сюда, перестань ты в пол смотреть, вы с Перри оба сумасшедшие – Я нарисую магические лунные круги, и они вернут тебе удачу» – Я мертво смотрю на ее глаз, и он синий, и я говорю: «О Билли, прости меня» – «Ну вот смотри, ты снова о вине» – «Ну не знаю я всех этих великих теорий о том, как все должно быть, черт возьми, все, что я знаю, это что я беспомощный (helpless) кусок полезного (helpful) конского навоза, который заглядывает тебе в глаза с просьбой: «Помоги мне» – «Но нет никакого проку в таких вот твоих заключениях» – «Конечно, я знаю, но чего ты хочешь?» – «Я хочу, чтобы мы поженились и попытались понять вечное через чувственное» – «Может, ты даже и права» – Я вижу, как бушуют вокруг меня бесконечные болтливые кухонные рты жизни, длинная темная могила мрачных разговоров под лампочками полночных кухонь, и осознание того, что жизнь, такая жадная и непонятная, все таки протягивает свою костлявую руку скелета и к нам с Билли, фактически, наполняет мня любовью – Вы понимаете, о чем я говорю.

И вот так оно все и начинается.

33

Все это звучит очень грустно, но на самом деле, это была очень веселая ночь, когда приехали Дейв с Романой, и началась вся эта суматоха с укладыванием коробок и тряпок в машину, с прихлебыванием из бутылок, с готовностью петь всю дорогу до Биг Сюра «Дом на стрельбище» и написанную Дейвом Вейном «Я просто одинокое старое дерьмо» – Я почему-то сел впереди рядом с Дейвом и Романой, может, хотел, чтобы это напоминало о моем прежнем сломанном переднем сиденье-качалке, и чтобы обосноваться там, качаясь и распевая, но сиденье пригвождено Романой, поместившейся между нами, и больше не раскачивается – Билли со спящим малышом тем временем устроились на заднем сиденьи, и мы с ревом мчимся по Бэй Шор к тому другому берегу, что бы он нам не сулил,так всегда чувствуют себя люди, когда пускаются в путешествие, долгое или короткое, особенно ночью – Глаза с надеждой глядят поверх сияющего капота в бездну с ее белой стрелой-линией, все новые сигареты прикуриваются, и готовность мчаться навстречу очередному американскому приключению, зародившаяся в ту пору, когда крытые фургоны в три месяца наводнили пустыню – Билли не возражает против того, что я сижу не с ней сзади, потому что понимает, что мне хочется петь и веселиться – Мы с Романой разражаемся фантастическим попурри из всяческих эстрадных и народных песен, а Дейв разнообразит ассортимент своим нью-йоркско-чикагским немного грустным романтическим баритоном ночных клубов – Мой дрожащий Синатра едва слышен – Падаю на колени и воплю и пою «Дикси» и «Банджо на моем колене», добавляю хрипотцы и выдаю «Ред-ривер», «Где моя гармоника, я уже лет восемь собираюсь купить гармонику за восемь долларов».

Оно всегда так хорошо начинается, все плохое – Кроме того, мы ничего не выигрываем и не теряем, остановившись en route по моему требованию у Коди, чтобы я мог забрать какую-то одежду, оставшуюся там, но втайне я хочу, чтобы наконец встретились Билли и Эвелин – Однако я не ожидал увидеть такой ужас на лице у Коди, когда мы ввалились в полночь в их гостиную, и я объявил, что в джипе спит Билли – Эвелин ничуть не обеспокоена и на кухне сообщает мне по секрету: «Думаю, когда-нибудь она все равно оказалась бы здесь и увидела бы все это, и, думаю, именно тебе суждено было привезти ее» – «Чем это Коди так взволнован?» – «Ты отнял у него все шансы на секретность» – «Он не появлялся у нас целую неделю, такие дела, он просто бросил меня там: и мне было очень плохо, кстати говоря» – «Ну можешь пригласить ее войти, если хочешь» – «Мы все-таки поедем через минуту, ты-то хочешь ее увидеть?» – «Мне все равно» – Коди сидит в гостиной совершенно неподвижно, окостенело, официально, камни Ирландии, а не глаза: я понимаю, что сейчас он на мня взбешен, но не могу понять, за что именно – Я выхожу к Билли, она одна, склоняется в машине над спящим Эллиотом, прикусившим ее ноготь – «Хочешь войти и познакомиться с Эвелин?» – «Не стоит, ей это не понравится, Коди там?» – «Да» – И Вильямина вылезает (помню, Эвелин серьезно мне рассказывала, что Коди всегда называет своих женщин только полными именами, Розмари, Джоанна, Эвелин, Вильямина, никогда не придумывая и не используя идиотских уменьшительно-ласкательных прозвищ).

Встреча, конечно, на праздник не похожа, обе они молчат и стараются не глядеть друг на дружку, так что только мы с Дейвом Вейном пытаемся разрядить ситуацию обычной в таких случаях болтовней, и я вижу, что Коди действительно очень плох и устал от меня, беспардонно приводящего компании в его дом, сбегающего с его женщиной, напивающегося и изгнанного из мира семейных спектаклей, сотня долларов сотней долларов, а я в его глазах сейчас просто идиот и при этом идиот безнадежный, но я-то этого не понимаю, мне ведь хорошо – Я хочу, чтобы мы помчались дальше по дороге с еще более непристойными и мрачными песнями, пока на крыльях этих величайших песен не преодолеем узкие горные дороги.

Я пытаюсь расспросить Коди о Перри и остальных странных персонажах, посещающих Билли в Сити, но он только искоса поглядывает на меня, отвечая: «А да, хм» – Я не знаю и никогда уже не узнаю, что он замышляет на будущее: я понимаю, что я просто странствующий идиот, который вместе с другими идиотами болтается безо всяких на то причин вдали от всего, что имеет для меня значение, что бы это ни было – Вечно эфемерный «гость» Побережья, на самом деле я никогда не включен здесь в чью-либо жизнь, потому что всегда готов упорхнуть обратно через всю страну, отнюдь правда не к собственной жизни, просто странник на дороге, как старый Бул Балун, экземпляр одиночества в духе Дорен Койт в ожидании единственного настоящего путешествия к Венере, к горе Мьен-Мо – Хотя когда я выглядываю из окна в гостиной Коди, я сразу вижу: моя звезда все еще сияет мне, как сияла над яслями все эти тридцать восемь лет, из окон кораблей, тюрем, над спальниками, только теперь она обманней и туманней и расплывчатей, черт возьми, как если бы иссякала ее забота обо мне, так же как моя забота о ней – На самом деле все мы странники со странными глазами, беспричинно сидящие в полночной гостиной – И обрывки разговоров типа Билли: «Мне всегда хотелось иметь красивый камин», и я восклицаю: «Не волнуйся, у нас есть в хижине, эй Дейв? И дрова наколоты!», и Эвелин: – «А как Монсанто относится к тому, что ты на все лето занял его хижину, ты разве не собирался отправиться туда втайне и в одиночестве?» – «Теперь уже слишком поздно!», пою я, прихлебывая из бутылки, без которой я просто повалился бы от стыда лицом на пол или на гравий шоссе – В конечном итоге даже Дейв с Романой выглядят несколько смущенными, так что все мы поднимаемся на выход, опа, и это моя последняя встреча с Коди и Эвелин.

И как я уже сказал, наши песни набирают мощь, а дорога все темней и круче, и вот наконец мы в каньоне, фары так и шарят по бледным песчаным скалам – Вниз к ручью, где я отпираю коралловые ворота – Через луг и опять к любимой хижине – Где на взводе от этой ночной попойки и несусветной радости мы с Билли отлично проводим время за разведением огня, и приготовлением кофе, и намерениями запросто залезть вдвоем в один спальник сразу, как только уложим маленького Эллиота, а Дейв с Романой уединяются в своем двойном нейлоновом спальнике у ручья при свете луны.

Нет, следующие день и ночь меня больше занимают.

34

День начинается достаточно просто, с того, что я просыпаюсь с ощущением жара и спускаюсь к ручью зачерпнуть ладонями воды и умыться, и вижу слабое колыхание одного большого коричневого бедра над нейлоновым массивом спальника Дейва, свидетельствующее о ранней утренней любовной сцене, на самом деле Романа сообщает нам позже за завтраком: «Когда я утром проснулась и увидела все те деревья и воду и облака, я сказала Дейву: «Какую прекрасную вселенную мы сотворили»" – Пробуждение настоящих Адама и Евы, в действительности для Дейва это был один из самых радостных дней, потому что он на самом деле мечтал как-нибудь опять вырваться из города, и на этот раз с симпатичной девушкой, в предвкушении праздника он привез свои снасти – А мы захватили кучу вкуснятины – Единственная беда в том, что кончилось вино, поэтому Дейв с Романой отправляются на «Вилли» за добавкой в лавочку на тридцать миль южнее по шоссе – Мы с Билли разговариваем наедине у камина – Как только последний ночной алкоголь выветривается, мне начинает крайне плохеть.

Все снова начинает дрожать, рука дрожит, я не могу например разжечь камин, и сделать это приходится Билли – «Я уже не могу камин разжечь!», вскрикиваю я – «Я зато могу», отвечает она, и это тот редкий случай, когда она заставляет меня проглотить это за то, что я такой сумасшедший – Маленький Эллиот все время толкает ее со всевозможными вопросами: «Зачем эта палочка? В камин положить? Зачем? Она горит? Почему она горит? Мы где? Когда мы поедем?», и возникает обычная ситуация, когда она начинает разговаривать с ним, а не со мной, потому что я просто сижу там, уставившись в пол и вздыхая – Позже, когда он засыпает, мы спускаемся по тропинке на пляж, уже почти полдень, оба мы грустны и молчаливы – «Интересно, в чем дело», громко высказываюсь я – Она: «Вчера ночью, когда мы вместе залезли в спальник, все было в порядке, а теперь ты не хочешь даже за руку меня взять… черт возьми, я покончу с собой!» – Все потому, что по трезвости я начинаю понимать, что все зашло слишком далеко, что я не люблю Билли, что я завлекаю ее, что я допустил ошибку, притащив сюда всех, что сейчас я хочу только домой, что я ужасно болен и устал, полагаю, так же как Коди, от этой нервотрепки, которая всегда примагничивается к этому несчастному любимому каньону, который вновь вызывает во мне дрожь, когда мы проходим под мостом и подходим к тем безжалостным валам, которые обрушиваются на песок выше, чем располагается суша, и безжалостность их похожа на безжалостность мудрости – Кроме того, я вдруг обратил внимание, словно бы в первый раз, на то, каким ужасным образом сдувает листву каньона в прибой; нерешительные порывы ветра относят ее все дальше и наконец она падает в волны, чтобы быть рассеянной и разорванной и растворенной и затопленной в море – Я оборачиваюсь и замечаю, как ветер обдирает ее с деревьев и бросает в волны, буквально сдирает, словно стремясь уничтожить – В моем состоянии это напоминает мне дрожь человека, стоящего на краю гибели – Все быстрее и быстрее – В этом жутком реве осеннего сюрского ветра.

Буум, хлоп, волны продолжают свой монолог, но сейчас мне плохо и уже надоело все, что они говорят или еще скажут – Билли хочет, чтобы я спустился с ней вниз к гротам, но мне не хочется подниматься с песка, на котором я сижу, прислонившись спиной к камням – Она уходит одна – Я вдруг вспоминаю Джеймса Джойса и гляжу на волны, осознавая: «Все лето ты просидел здесь, записывая так называемые звуки волн, как все-таки это ужасно серьезно, наши жизнь и смерть, ты идиот, ты счастливое дитя с карандашом, ты понимаешь вообще, что ты использовал слова в качестве игрушек – все те великолепные скептические штучки, что ты написал о могилах и морской смерти, это ВСЕ ПРАВДА, ИДИОТ! Джойс мертв! Море забрало его! Оно возьмет и ТЕБЯ!», и я смотрю на пляж, а там Билли переходит вброд предательский отлив, она уже несколько раз тяжело вздохнула (видя мое безразличие, и, конечно, еще безнадежность в отношении Коди и безнадежность ее разгромленной квартиры и несчастной жизни), «Когда-нибудь я убью себя», вдруг у меня возникает мысль, уж не собирается ли она ужаснуть Небеса да и меня тоже, предприняв неожиданную суицидальную прогулку по отливу – Я вижу, как печально развеваются ее светлые волосы, грустная маленькая фигурка, одна у моря, у торопящего листья моря, она вдруг напоминает мне одну вещь – Я вспоминаю музыку ее смертных вздохов и вижу слова, ясно отпечатавшиеся в моем сознании над ее фигуркой на песке: – СВ. КАРОЛИНА У МОРЯ – «Ты был моим последним шансом», сказала она, но не все ли женщины говорят это? – Но может под «последним шансом» она имела в виду не обычную женитьбу, а бездонное печальное понимание чего-то во мне, без чего она не могла бы жить, по крайней мере это впечатление все сильнее пронизывает тот мрак, в котором мы с ней очутились – Может быть, я действительно отказывал ей в чем-то святом, как она говорит, или я просто идиот, не способный к славной, вечно искомой глубокой связи с женщиной и прячущий это за песней и бутылкой? – В таком случае моя жизнь кончена, и джойсовские волны пустыми ртами подтверждают: «Да, это так», и листья один за другим срываются и ложатся на песок грудами – На самом деле ручей уносит в сотни раз больше листьев от черных холмов – Как ужасны эти порывы и завывания ветра, повсюду желто-солнечно и сизо-неистово – Я вижу, как дрожат скалы, словно Господь на самом деле разгневался на этот мир и готов уничтожить его: огромные утесы качаются у меня перед глазами: Бог говорит: «Слишком далеко все зашло, вы все разрушаете, тем способом или иным, дрожь буум ВОТ ОН конец».

«Второе пришествие, тик так», думаю я с содроганием – «Св. Каролина у моря» движется все дальше – Я бы мог броситься и догнать ее, но она слишком далеко – Я понимаю, что если эта сумасшедшая решится, мне придется ужасно бежать и плыть, чтобы вытащить ее – Я приподнимаюсь и уже готов броситься за ней, но в этот момент она разворачивается и идет обратно…, «и если я втайне называю ее «эта сумасшедшая», интересно, как называет она меня?» – О черт, достала меня эта жизнь – Если бы у меня была воля, я бросился бы в эту надоедливую воду, но и это ничего не решает, я просто вижу долгую цепь трансформаций и планов, которые затвердевают там, чтобы мучить нас иными формами этих вечных жалких страданий – Думаю, дети это чувствуют – Она так грустна там, бредущая, как Офелия, босиком среди грохота.

В довершение всего теперь появляются и туристы, обитатели других домиков каньона, солнечный сезон, и они выбираются два-три раза в неделю, и что за скабрезный взгляд достается мне от пожилой леди, которая, очевидно, прослышала о «писателе», тайно приглашенном в домик мистера Монсанто, и вместо этого притащившем с собой компании с бутылками, а сегодня вот худшую из шлюх – (Потому что ранее тем утром Дейв с Романой действительно занимались любовью на песке среди бела дня в поле зрения не только тех, кто был в это время на пляже, но и обитателей того нового домика на высоком уступе утеса) (правда с моста их не было видно из-за скалы) – Так что это не новость, что в хижине мистера Монсанто гулянка, причем в его отсутствие – Эту пожилую даму сопровождают куча детей – И когда Билли возвращается из дальнего конца пляжа и вместе со мной отправляется по тропинке обратно (я выгляжу как идиот с длинной, не меньше фута, трубкой мага в зубах, которую пытаюсь раскурить, спрятав от ветра), леди внимательно разглядывает ее вблизи, но Билли только чуть улыбается, как маленькая девочка, и щебечет приветствие.

Я чувствую себя самым бесчестным и грязным негодяем на земле, волосы спутаны ветром в клочья звериной шерсти и разъехались по всему лицу слабоумного, похмелье вызвало во мне паранойю со всеми ее мельчайшими подробностями.

Уже вернувшись в хижину, не могу наколоть дров из-за боязни отрубить себе руку, не могу спать, не могу сидеть, все бегаю пить к ручью, пока, наконец, не отправляюсь туда в тысячный раз, заставляя взволноваться Дейва Вейна, который вернулся с новой порцией вина – Мы сидим там, отхлебывая каждый из своей бутылки, в своем параноидальном состоянии я начинаю волноваться, почему я должен пить из одной бутылки, а он из другой – Но он весел: «Пойду сейчас порыбачу на берег и наловлю кучу рыбы, выйдет отличный ужин; Романа, ты приготовь салат и все, что там выдумаешь; а вас мы оставим одних», сообщает он мрачным нам с Билли, думая, что мешает нам, «и скажи, почему бы нам не съездить в Непент и не развеять нашу грусть и не полюбоваться лунным светом на террасе с «Манхэттеном» в руках или не повидать Генри Миллера?» – «Нет!», почти кричу я, «то есть я так измучен, что не хочу ничего делать и никого видеть» – (и все-таки уже ощущаю вину по отношению к Генри Миллеру, ведь неделю назад мы с ним договорились о встрече, но вместо того, чтобы в семь появиться в доме его друга в Санта-Крузе, в десять мы пьяные звоним по межгороду, и бедный Генри отвечает: «Извини, что не приеду на встречу с тобой, Джек, но я уже немолодой человек, и в десять мне уже надо бы быть в постели, а тебе не следовало бы делать это раньше полуночи») (по телефону его голос такой же, как на записях, носовой, бруклинский, голос хорошего парня, и он немого разочарован, поскольку втянут в написание предисловия к одной из моих книг) (хотя внезапно в своей полной раскаянья паранойе я понимаю: «О черт, он просто втянут в представление, как все те парни, которые пишут предисловия, так что сам текст даже не нужно сначала читать) (пример того, каким психопатически-подозрительным и сумасшедшим я становился).

Наедине с Билли еще хуже – «Не знаю, что делать теперь», говорит она, сидя у камина, как древняя салемская домохозяйка («Или салемская ведьма?», злобно кошусь я) – «Я могла бы отдать Эллиота на воспитание в частный дом или в приют для сирот и просто уйти в монастырь, их полно вокруг – или убить и себя и его» – «Не говори так» – «А как еще говорить, когда нет выхода» – «Я плохо с тобой обращаюсь и никогда не стану хорошим» – «Я теперь понимаю, ты хочешь быть отшельником, говоришь это, но не особенно-то стараешься, как я заметила, и ты просто устал от жизни и хочешь спать, у меня примерно то же состояние, только мне надо об Эллиоте заботиться… я могу лишить нас обоих жизни и решить эту проблему» – «Ты, это гадкие слова» – «В первую ночь нашей любви ты сказал мне, что я самая интересная, что тебе никто прежде так не нравился, а потом все пил и пил, теперь я понимаю, все, что о тебе говорили, правда, и о таких как ты: о я понимаю, ты писатель и слишком много выстрадал, но иногда ты поистине жалок… но и с этим, я знаю, ты ничего не можешь поделать, и на самом деле, я понимаю, ты не жалок, а ужасно искалечен, как ты объяснял мне, причины… но ты все время скулишь о том, как тебе плохо, на самом деле ты почти не думаешь о других, и Я ЗНАЮ, ничего с этим поделать не можешь, это интересная болезнь, свойственная многим из нас, только у некоторых это хорошо запрятано… а то, что ты говорил в ту ночь и даже сейчас о том, что я «Св. Каролина в море», почему ты не следуешь тому, о чем твоя душа знает, что это ДОБРО и самое лучшее и истинное, ты так легко падаешь духом… и потом, я думаю, на самом деле ты не хочешь меня, а хочешь домой и провести остаток своих дней, может быть, с Луизой, твоей подружкой» – «Нет, я и с ней не могу. У меня что-то заклинило внутри, как запор, я лишен эмоций, как ты сказала, эмоций, как будто это великая тайна, о которой все только и говорят: «О, как прекрасна жизнь, как чудесна, Бог сотворил это и Бог сотворил то», откуда ты знаешь, что Он не ненавидит то, что сотворил: Он может пьян был и не видел, что делает, хотя, конечно, это неправда» – «Может, Бог умер» – «Нет, Бог не мог умереть, ведь Он не был рожден» – «Вот есть же у тебя все эти философии и сутры, о которых ты рассказывал» – «Но неужели ты не видишь, что все они превратились в пустые слова, я понимаю, что, как ребенок, играл в слова, слова, слова посреди большой серьезной трагедии, оглянись» – «Черт, да ты мог попытаться!».

Но что еще невыразимо хуже, так это то, что чем больше она советует мне и обсуждает проблему, тем хуже и запутанней та становится, как если бы она не понимала, что творит, как подсознательная ведьма, чем больше она пытается мне помочь, тем сильнее я дрожу, почти уже осознавая, что у нее есть цель и она заколдовывает меня, но формально все это можно расценивать как «помощь».… – Она должно быть какой-то мой химический двойник, и я не могу ни минуты ее выносить, я измучен чувством вины из-за того, что это очевидно: она хороший человек, привлекательный благодаря своему тихому печальному мелодичному голосу и явному плутовству; однако, никакие рациональные доводы не работают – Все, что я чувствую, это невидимые удары, наносимые ею – Она мучает меня! – В какие-то моменты нашего разговора я становлюсь поистине «плохим актером», подпрыгивая с дергающейся головой, вот таким она меня делает – «В чем дело?», нежно спрашивает она – Это доводит меня почти до крика, а я в жизни ни на кого не кричал – Первый раз в жизни я не уверен, что смогу собраться в кучу, независимо от того, что происходит, и быть внутренне спокойным и даже снисходительно улыбаться на безумие женской истерики – Я сам вдруг оказался в таком же безумии – И что собственно произошло? Из-за чего все это? – «Ты нарочно меня с ума сводишь?», проговариваюсь я в конце концов – Но она, конечно же, отпирается, дескать, я говорю, не подумав, и ведь очевидного намерения нет, мы весело проводим уикенд на природе с друзьями.

«Тогда со МНОЙ что-то не в порядке!», ору я – «Это видно, но почему бы тебе не постараться упокоиться и, например, не заняться со мной любовью, я тебя весь день умоляю, а ты все поешь и отворачиваешься, словно от уродливой старой летучей мыши» – Она подходит и нежно и мягко предлагает мне себя, но я только неотрывно смотрю на свои дрожащие запястья – Это в самом деле жутко – Невозможно объяснить – Кроме того, к Билли постоянно подходит мальчишка, когда она встает рядом со мной на колени или пытается пригладить мои волосы и позаботиться обо мне, он все повторяет жалостным голосом: «Не делай так Билли не делай так Билли не делай так Билли», пока она в конце концов не прекращает нежно и заботливо отвечать на все его торжественные вопросы и не взрывается: «Заткнись! Эллиот заткнись! Мне ОПЯТЬ придется тебя бить!», и я стону: «Нет!», но Эллиот кричит еще громче: «Не делай так Билли не делай так Билли не делай так Билли», и она вытаскивает его на крыльцо и начинает истерично колотить, а я готов броситься к полотенцу и удавиться, это ужасно.