"Моя башка мертва и мне плевать!" вопит Рафаэль
      " - ну почему эта кляча не смогла придти хотя бы второй чтоб я вернул хоть пять баксов, но я покажу тебе детка - " шепчет Коди на ухо Пенни (она просто счастливая и чудная задумчивая толстушка и жадно впитывает все это в себя, я вижу как она ходит кругами вокруг ребят потому что никто из них, кроме Коди, особо не обращает на нее никакого сексуального внимания) (на самом деле они все время опускают ее всяко-разно и гонят домой)
      Но добравшись до Милл-Волли, я поражаюсь тому что оказывается она буддистка, мы сидим собравшись в хижине на лошадиной горке и говорим все одновременно и тут я оборачиваюсь и там будто сне вижу ее, она сидит у стены как рубиновая статуя, ноги сложены в позе лотоса, пальцы сплетены, глаза невидяще смотрят вперед, может она и не слышит ничего даже - о невероятный мир наш.
      И невероятнее всего эта хижина - Он принадлежит Кевину МакЛоху, моему старому братишке Кевину, он тоже бородач как и все, но работает плотником, и у него есть жена и двое ребятишек, всегда в пестрых штанах с налипшими опилками, в расстегнутой рубахе, патриархальный такой, сердечный, деликатный, проницательный, очень серьезный, целеустремленный, тоже буддист, сразу за его деревянным обветшавшим домом с незаконченным крыльцом которое он сейчас мастерит, стеной возвышается поросшая травой гора переходя где-то там наверху в горные Оленьи Долины, самые настоящие реликтовые оленьи заповедники где лунными ночами внезапно натыкаешься на возникающего будто из ниоткуда оленя, он сидит и жует под огромным эвкалиптом - внизу под горой укромное местечко излюбленное диким зверьем, все Бродяги Дхармы знают о нем, двадцать калифорнийских веков олени спускаются в эту Священную Рощу Наверху, на самой вершине, хижина утопает в розовых кустах - Поленницы дров, трава по пояс, дикие цветы, кустарник, моря деревьев шелестят вокруг - Как я уже говорил, домик этот был построен пожилым человеком чтобы в нем умереть, и ему это удалось, он умер именно там, и был он великим плотником Кевин обтянул все стены красивой драпировкой из джутовой мешковины, повесил красивые буддистские картинки, расставил красивые чайники и тонкой работы чайные чашки и ветки в вазах, и бензиновый примусок чтобы кипятить воду для чая, и сделал здесь себе буддистское убежище и домик для чайных церемоний, для гостей и зависающих месяца на три друзей вроде меня (которые должны быть буддистами, то есть понимать что Путь не есть Путь[66]), и по четвергам, сказав своему начальнику на плотницких работах "Я беру выходной" (на что начальник отвечает "Ну и кто же тогда возьмется за второй конец доски?" "Не знаю, найдите кого-нибудь") Кевин оставляет свою милую жену с детишками внизу и забирается вверх по тропе поднимающейся среди эвкалиптовых рощ в Оленьи Долины, с Сутрами[67] подмышкой, и проводит там весь день в медитациях и изучении - Медитирует сидя в позе лотоса, на Праджну[68] читает комментарии Судзуки[69] и Сурангама-Сутру - И говорит, "Если бы каждый рабочий в Америке брал раз в неделю такой выходной, наш мир стал бы совсем другим."
      Очень серьезный, прекрасный человек, 23 года, синие глаза, безукоризненные зубы, такое особое ирландское обаяние, и восхитительно мелодичная манера говорить
      И вот мы (Коди, Пенни, Раф и я), перекинувшись внизу парой слов с женой Кевина, карабкаемся вверх по раскаленной тропе (оставив машину у почтового ящика) и врываемся в разгар кевиновского медитационного дня - Хоть сегодня понедельник, он не работает - И заваривает чай сидя на корточках, как настоящий мастер Дзена.
      Он широко улыбается и рад нас видеть
      Пенни устраивается на его прекрасной медитационной циновке и принимается медитировать, пока Коди с Рафаэлем болтают о всякой ерунде, а мы с Кевином слушаем их посмеиваясь
      Все очень забавно
      "Что? Что?" вопит Рафаэль на Коди, который стоит и разглагольствует о всеобщности Господней, "ты что, хочешь сказать что все есть Бог? И она Бог, Боже ж ты мой?" тыча пальцем в Пенни.
      "Конечно да", говорю я, и Коди продолжает:
      "На астральном уровне - "
      "Не хочу я этого типа слушать, у меня крыша от него едет! Коди дьявол? Или Коди ангел?"
      "Коди ангел", говорю я.
      "Ну нет!" и Рафаэль хватается руками за голову потому что Коди продолжает говорить:
      " - добраться до Сатурна где по высочайшей милости Спасителя летать запрещено, хотя я вот знаю старина Джек этот паршивец он где угодно улетит[70]"
      "Нет! Я иду отсюда! Этот человек - зло!"
      Со стороны это похоже на словесную битву, кто кого переболтает и за кем останется последнее слово, и Пенни сидит здесь такая раскрасневшаяся и лучащаяся вся, с маленькими веснушками на лице и руках, рыжеволосая
      "А ты сходи на улицу посмотри на деревья, красивые", советую я Рафаэлю и он идет врубаться в деревья, и возвращается назад (в это время Коди как раз говорит: "Попробуй-ка чайку, парень" и дает мне чай в японской чашечке, "Мозги враз прочистит почище сухого винища[71] - ап!" (чихая, расплюхивает чай из чашки) "Чхи! -"
      "Господь преважнище стоял приставимши ко лбу перст славнющий[72]", говорю я выхватив из собственной головы, как я это делаю иногда, обрывок какой-то внутренней болтовни просто чтоб посмотреть что из этого выйдет.
      Вдобавок ко всему Кевин хохочет, сидя скрестив ноги на полу, я смотрю на него и вижу маленького индуса, и вспоминаю что вид его маленьких босых ног всегда вызывал у меня это чувство, что мы уже когда-то встречались, в каком-то храме, где я был священником, а он танцором, и танцевал еще там с какой-то женщиной - И как же деликатно он переносит всю эту бурю звуков и болтовни ворвавшуюся к нему вместе с Коди и Рафаэлем - смеясь с легким придыханием и слегка напрягая живот, втянутый и твердый как живот молодого йога
      "Ну так что ж", говорит Коди, "есть же такие чтецы которые над головами у людей ауры видят и вот эти самые ауры отражают точнехонько э-э так сказать внутреннюю суть каждого, вот так вот!" колотя кулаком об ладонь и подпрыгивая даже чтобы удобней лупить было, и голос его от возбуждения вдруг срывается как по утрам у старого Конни Мерфи в Милл Волли, особенно после долгих пауз раздумья или просто споткнувшись в рассуждениях, "видят как кошки эти чтецы аур, и раз уж увидели они ауру какого-нибудь парня значит время ему подошло (как Господом было определено, Господом Всемогущим) узнать про свою Карму (то есть судьбу какую себе заслужил, это Джек так говорит), ему это просто нужно потому что раньше он кучу всего нехорошего натворил, ну грехов там, ошибок - и он эту свою Карму узнает когда ему чтец говорит, "у тебя, браток, есть злой дух и добрый дух, вот они и собачатся за твою душу-сущность, а я их вижу (сверху над макушкой, понимаешь), и ты можешь отогнать зло и привлечь добро медитируя на белый квадрат твоей души который у тебя над макушкой висит и в котором эти оба духа и обретаются" - цпф" - и он сплевывает бычок сигаретный. И пялится в пол. Сейчас если Рафаэль похож на итальянца, итальянца Возрождения, то Коди - грек, римо-арийская смесь (атлантских кровей), воин Спарты и потомок первобытных кочевников миоцена.
      Теперь Коди пускается в объяснения, что в осмотическом процессе в наших капиллярных венах и сосудах проходит что-то подвергающееся мощному влиянию звезд и в особенности луны - "Так что когда луна выходит, у человека крыша съезжает, например - тяга этого вот Марса, чувак".
      Этим своим Марсом он меня пугает.
      "До Марса ближе всего! Это наш следующий шаг!".
      "А мы что, собираемся с Земли на Марс податься?"
      "А потом дальше, разве ты не понимаешь" (Кевин давится от хохота) "дальше, к другим мирам, к самым шизанутым мирам, папаша" - "к самым дальним рубежам", добавляет он. На самом деле Коди работает на железной дороге, тормозным кондуктором, и сейчас на нем чуть узковатые синие форменные штаны, накрахмаленная белая рубаха под синим жилетом, а синюю кепку с надписью ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИК он оставил в своем трогательном зверюге Шевви 33, эх-эх - сколько раз Коди кормил меня когда я был голоден человек веры - и что за тревожный и беспокойный человек! - А как он ломанулся с лампой в руках в полной темноте чтобы найти пропавший вагон, и потом утром успел подцепить этот вагон с цветами к пригородному шермановскому - Эх, старина Коди, что за человек!
      Я вспоминаю свои видения одиночества и понимаю что все идет как надо. Потому что нас окружает пустота, и мы с Коди оба знаем это и бесцельно едем вперед. Просто Коди ведет эту машину. А я сижу и медитирую на них обоих, на Коди и на его машину. Но именно его твердая рука должна справиться с рулем чтобы избежать столкновения (пока мы скользим по переулкам) - И мы оба знаем об этом, мы оба слышали эту неземную музыку однажды ночью? когда ехали вместе в машине, "Слышишь?" Я только что слышал позвякивание музыки в заполненной ровным гудением мотора машине - "Да", говорит Коди, "что это?". Он слышал.
      80
      И без того поразительный, Рафаэль поражает меня еще больше когда с рукописью в руках он возвращается со двора где в тишине наблюдал за деревьями, и говорит, "У меня в книжке вырос новый лист" - говорит он Коди, Коди деятельному и недоверчивому, и Коди слышит его, но я вижу каким взглядом смотрит он на Рафаэля - Потому что это два разных мира, Урсо и Померэй, и хоть имена у обоих звучат как Casa d`Oro[73] и не хуже чем Corso[74], они как Итальянский Сладкоголосый Певец против Ирландского Брабакера[75] - кррркрр - (это по кельтски, так дерево потрескивает в море) - и Рафаэль говорит "Джек только и хочет, что писать маленькие бессмысленные песенки, он как Гаммельнский Крысолов ведущий никуда"[76] такая вот песенка, рафаэлевская.
      "Ну и пусть, раз ему охота, др-др-др", это Коди как машина не знающая ни музыки ни песен
      Рафаэль поет: "Ты! Мои тетушки предупреждали меня, - берегись таких как Померэй - они говорили мне, никогда не гуляй по нижней Ист-Сайд"
      "Бурп", - громкая отрыжка Коди.
      И так вот они постоянно
      А в это время милый и кроткий Иисусов Отец Иосиф, Кевин с иосифовой бородой, улыбается и слушает и сидит на полу чуть развалясь и ссутулясь, и вдруг садится выпрямившись в задумчивости.
      "О чем думаешь, Кевин?"
      "Да вот водительские права потерял, если до завтрашнего дня не найду хреново дело".
      Коди врубается в Кевина, конечно, он в него врубается уже давно, много месяцев, может чуть свысока как эдакий ирландский папаша но также как и браток, как свой - Коди приходил сюда, и уходил, и обедал тут сотни тысяч миллионов раз неся с собой Истинное Знание. - Коди теперь зовут "Проповедник", так его назвал Мэл Называтель, который также прозвал Саймона Дарловского "Русский Псих" (так оно и есть, кстати)
      "А где теперь старина Саймон?"
      "О завтра часиков в пять встретимся с ним тут", быстро тараторит Коди само-собой-разумеющимся тоном.
      "Саймон Дарловский!" завопил Рафаэль. "Что за шизовый чувак!" Так обалденно говорит он это "шизовый", шизоооо-вый, чистый восточный выговор, настоящий чудной говор парней с Болтик-элли, настоящий пацанский базар[77]... так говорят детишки играющие во дворике за бензоколонкой, у груды старых покрышек - "Он же рехнулся", и обхватывает голову руками, потом роняет их и улыбается, робко так, внезапный приступ кротости и самоуничижения у Рафаэля который теперь тоже сидит скрестив ноги на полу, но выглядит при этом так будто свалился туда в полном изнеможении.
      "Странный странный мир", говорит Коди чуть отбегая в сторону а потом разворачивается и возвращается опять к нам - чеховский Ангел тишины пролетел над нами и мы убийственно спокойны, мы слушаем гммм этого дня и шшшшш тишины, и в конце концов Коди кашляет, совсем чуть-чуть, "Кхе-кхм", и выпускает большие кольца дыма с самым Индейским и Таинственным видом Кевин замечает это и смотрит на него прямым и ласковым взглядом полным изумления и любопытства, неосознанного чистого голубоглазого удивления - И Коди тоже это замечает, теперь его глаза полуприкрыты.
      Пенни все еще сидит (как и раньше) в буддистской позе медитации, все эти полтора часа разговоров и размышлений - Сборище недоумков - И мы ждем, что случится дальше. То же самое происходит по всему миру, просто в некоторых его местах сейчас пользуются презервативами, а в других говорят о делах.
      У нас нет ног, и нам не встать.
      81
      Все это лишь рассказ о мире и о том что в нем произошло - Мы, все вместе, спускаемся в кевиновский дом, и его жена Ева (по-сестрински милая зеленоглазая босая и длинноволосая красавица) (она позволяет маленькой Майе ходить в чем мать родила если ей этого хочется, а ей хочется именно этого, и она бродит ("Абра абра") по высокой траве) предлагает нам обильный обед, но я не голоден и объявляю об этом несколько самодовольно: "Там, в горах, я научился не есть когда не голоден", так что ясно дело Коди с Рафаэлем жадно съедают все без меня, громко галдя за столом - А я все это время слушаю пластинки - Потом после обеда Кевин встает коленями на свой любимый коврик из плетеной соломы и вынимает изящную пластинку из белого изящнейшей луковой бумаги конверта, самый безупречно индийский в мире маленький индус, так Рафаэль называет его, и еще они хотят поставить григорианские хоралы - это когда толпа священников и монахов прекрасно, очень формально и необыкновенно поют под старую музыку, она старее камней эта музыка - Рафаэль обожает музыку, особенно ренессансную - и Вагнера, когда я впервые встретил его в Нью-Йорке в 1952 году он кричал "Рядом с Вагнером все чепуха, я хочу пить вино и запутаться у тебя в волосах (своей подружке Джозефине) - "На хрен этот джаз!" - Хотя на самом деле он самый настоящий джазовый чувак и должен любить джаз, ведь даже ритм его движений джазовый хотя сам он этого не знает - но есть эта легкая итальянская манерность в его натуре и ее не совместить никак с современным какофоническим битом - Ну, пусть это останется его личным делом - А что касается Коди, то он любит всякую музыку и отлично в ней разбирается, когда мы впервые поставили ему индийскую музыку он сразу понял что барабаны ("Самый трудноуловимый и сложный ритм в мире!" говорит Кевин, и мы с Кевином даже начинаем обсуждать влияние дравидов на все эти арийско-индийские дела) - Коди врубился что барабаны-тыквы, с мягким звуком от металлического паммм до нижнего уаннг, это просто барабаны с ненатянутой кожей[78] - Мы слушаем григорианские хоралы и потом опять индийскую музыку, и каждый раз слыша ее обе кевиновские дочурки начинают радостно щебетать, всю весну (прошлую) каждый вечер перед сном они слышали эту музыку из большой настенной аудиоколонки (повернутой к ним задом) и из нее рвутся прямо в их кроватки змеиные флейты, деревянные чародейские стучалки, барабаны-тыквы, и грохочет изысканный и усмиренный Дравидией ритм старой Африки, и на этом фоне старый индус принявший обет молчания и играющий на гармонике выдает такой фейерверк невозможных и запредельных музыкальных идей что Коди впадает в остолбенение и у многих других (у Рэйни например) (во времена бродяг Дхармы, незадолго до моего отъезда) сносит крышу от восторга - По всей округе вдоль пустынной заасфальтированной дорожки разносятся звуки кевиновских колонок пульсирующих мягкими песнопениями Индии или высоким пением католических монахов, и лютнями, и мандолинами Японии, и даже китайскими непостижимыми гармониями - И еще он устраивал многолюдные вечеринки когда во дворе разжигается большой костер и несколько священнодействующих жрецов (Ирвин и Саймон Дарловский и Джерри) стоят у огня совершенно голые, среди изысканных женщин и чьих-то жен, разговаривая о буддистской философии и не с кем-нибудь а с главой отделения Азиатских Исследований Алексом Омсом, которого это нимало не смущает, он пьет себе вино и повторяет мне "Надо чтобы о буддизме узнало как можно больше народу"
      Сейчас уже полдень и обед окончен, еще несколько пластинок и мы сваливаем в город, забрав мои старые рукописи и одежду которые я оставлял в деревянном сундучке в подвале у Кевина - Еще с прошлой весны я задолжал ему 15$ и поэтому выписываю два туристических чека из полученных мной в Седро-Вулли, и он не поняв (в темноте подвала) (деликатно, с грустными глазами) протягивает мне в обмен скомканную пригоршню долларовых бумажек, четыре, и одну надорванную которую бы мне в жизни не заклеить - Кевин немного пьян (из-за выпитого после обеда вина и всего прочего) и он говорит "Так чего Джек, когда мы опять увидимся?", однажды шесть месяцев назад мы пошли с ним вдвоем бродить и пристроились на задворках уотерфронтовского железнодорожного депо с бутылочкой токайского и созерцали (как Бодхидхарма принесший Буддизм в Китай) громадный Утес бугрящийся у подножия Телеграфной Горки, ночью, и мы оба увидели как волны электромагнитно-гравитационного света исходят из этой массы вещества, Кевин тогда был очень рад этой нашей ночи вина, созерцания и брожения по улицам вместо обычного вечернего пива в Местечке
      Мы втиснулись в маленький двухместный седан, развернулись, помахали на прощание Кевину с Евой, и отправились через Мост назад в Город
      "Эй Коди, ты самый безумный чувак из всех кого знаю", признает Рафаэль
      "Слушай Рафаэль, ты сказал как-то что тебя прозвали Рафаэль Урсо Поэт-Игрок, так давай парень, поехали завтра с нами на скачки", зазываю я
      "Черт, могли бы сегодня успеть, да уж поздно - " говорит Коди
      "Отлично! Я еду с вами! Коди, ты научишь меня выигрывать!"
      "Договорились!"
      "Завтра - мы заедем за тобой к Соне"
      Соня это девушка Рафаэля, но годом раньше Коди (конечно же) приметил ее и влюбился ("Чувак, ты себе и представить не можешь как у Шарля Свана ехала башня из-за всех этих девиц - !" сказал мне однажды Коди... "Марсель Пруст не мог быть гомиком раз написал такую книгу!") - Так всегда стоит Коди встретить какую-нибудь симпатичную деваху как он сразу в нее влюбляется, он шлялся за Соней по пятам и даже притащил шахматную доску специально чтобы играть в шахматы с ее мужем, однажды он взял меня с собой и там она сидела на стуле лицом к шахматистам и раздвинув ноги в широких брюках а потом спросила меня "Ну как тебе Дулуоз жизнь одинокого писателя не кажется скучноватой?" - Я согласился, глядя на разрез ее штанов, который Коди прозевывая ладью в обмен на пешку ясное дело тоже видел - В конце концов она опустила таки Коди сказав "Э, знаю я зачем ты тут ошиваешься", но все равно оставила потом мужа (шахматную пешку) (временно исчезнувшего сейчас из пределов видимости) и стала жить с только что приехавшим с Востока громогласным Рафаэлем -"Заедем за тобой к Соне"
      Рафаэль говорит "Ага, у меня с ней начались разборки, похоже пора сваливать, забирай ее себе Дулуоз"
      "Я? Отдай ее Коди, он по ней сохнет - "
      "Нет, нет", говорит Коди - он уже позабыл про нее
      "Поехали все сегодня ко мне пить пиво и читать стихи", говорит Рафаэль, "а потом я начну собирать вещички"
      Мы приезжаем назад в кафе где нас уже ждет Ирвин, и одновременно в двери заходит Саймон Дарловский, один, отработавший уже на сегодня свое водителем "Скорой Помощи", а потом Джеффри Дональд и Патрик МакЛир два старых (в смысле давно общепризнанных) поэта в Сан Фране которые всех нас терпеть не могут
      И еще зашла Гия.
      82
      Я уже успел смотаться за бутылочкой калифорнийского красного, перелить его в флягу и уже основательно к ней приложиться, так что мир вокруг становится чуть смазанным и восхитительным - Гия заходит держа по своему обыкновению руки в карманах юбки и говорит своим низким голосом "Короче, об этом уже весь город знает, журнал Mademoiselle собирается в пятницу вечером всех вас сфотографировать - "
      "Кого?"
      "Ирвина, Рафаэля, Дулуоза - А через месяц вы будете в журнале Life!"
      "Откуда это ты узнала?"
      "На меня не рассчитывайте", говорит Коди когда Ирвин берет его за руку и просит придти, "В пятницу мне на работу надо, вечером"
      "Но Саймон будет с нами сниматься!" торжествующе объявляет Ирвин и хватает Дарловского за руку, и Дарловский кивает просто
      "А можно будет потом устроить сексуальную оргию?" говорит Саймон.
      "На меня не рассчитывайте", говорит Гия
      "И у меня с этим может не получится", говорит Коди, и каждый наливает себе из кофейника чашку кофе и садится за отдельный столик а вокруг снуют туда-сюда тусовщики из мира Богемы или Подземных
      "Так давайте сделаем это вместе!" кричит Ирвин. "Мы все станем знаменитыми - Дональд и МакЛир, вы тоже пойдете с нами!"
      Дональду 32, полноватый, красивое лицо, печальные глаза, элегантный, молча отводит взгляд, и МакЛир, 20 лет, стриженный под ежик, безучастно смотрит на Ирвина, "О нас уже снимают отдельно, сегодня вечером"
      "Как - отдельно от нас?" кричит Ирвин - и вдруг понимает что тут какие-то разборки и интриги и его взгляд гаснет в задумчивости, пытаясь осознать все эти союзы, разлады и разделения в священном золотом братстве
      Саймон Дарловский говорит мне "Джек я два дня тебя искал! Где ты был? Что делал? Что тебе снилось последнее время? Что-нибудь прекрасное? А девчонки какие-нибудь залезали тебе в штаны? Джек! Посмотри на меня! Джек!" И он меня заставляет смотреть на себя, у него неистовое исступленное лицо с мясистым орлиным носом, светлые волосы его пострижены теперь ежиком (вместо безумной копны волос раньше) и полные серьезные губы (как у Ирвина) но весь он длинный и худощавый и будто только-только из колледжа - "У меня есть миллион вещей рассказать тебе! И все про любовь! Я открыл секрет красоты! Это любовь! Каждый это любовь! Повсюду! Я тебе сейчас все объясню - " И он объяснил, на предстоящем поэтическом чтении (первой встрече Рафаэля с ненасытными ценителями поэзии Фриско 50-х) он был внесен в список выступающих и должен был (с согласия и по пожеланию Ирвина с Рафаэлем которые только глупо хихикали и которым на все было наплевать) после чтения их стихов встать и выдать большую длинную спонтанную речь о любви
      "Что ты им скажешь?"
      "Я скажу им все - Я ничего не упущу - Я заставлю их плакать - Джек, прекрасный брат Джек, слушай! Вот моя рука, она протянута к тебе в этом мире! Возьми ее! Сожми! Ты знаешь что случилось со мной однажды?" внезапно вскричал он превосходно пародируя Ирвина, иногда он Коди тоже имитирует, ему всего 20 - "В четыре часа дня я пошел в библиотеку закинувшись распирухой - знаешь что это?"
      "Распируха?"
      "Таблеткой дексидрена - в желудок" - похлопывая себя по пузу "Понимаешь? Кинул ее на кишку и потом когда расперло мне в руки попался "Сон Гомика" Достоевского - Я увидел что любовь - "
      "Сон Смешного Человека" ты хочешь сказать?"
      " - что любовь возможна в чертогах сердца моего, но снаружи в реальной жизни у меня мало любви, понимаешь, я увидел проблеск жизни наполненной любовью, такой же как мощный свет любви который Достоевский видел в своей темнице, и у меня слезы на глаза навернулись когда в сердце своем я смог подняться до этого блаженства, понимаешь, а потом у Достоевского был сон, понимаешь, он перед сном положил в ящик стола пистолет чтобы проснуться и застрелиться - БАБАХ!" он хлопнул в ладоши, "но ощутил искреннее и острое желание любить и молиться - да Молиться - так он сказал - "Жить И Молиться За Истину Которую Я Знаю Так Хорошо" - так что когда придет мое время сказать эту речь, когда Ирвин и Рафаэль закончат читать свои стихи, я хочу поразить публику и себя самого идеями и словами любви, и еще сказать о том почему люди не любят друг друга так сильно как могли бы - Я даже заплачу перед ними чтобы они почувствовали - Коди! Коди! Эй ты, чумовой чувак!" и он кидается на Коди и начинает его толкать и пихать и Коди лишь покряхтывает "Амм хммм хе ага" поглядывая на свои старые железнодорожные часы, чтобы не опоздать пока мы все тут ошиваемся - "Мы с Ирвином говорили долго-долго- и решили что построим наши отношения как фугу Баха, понимаешь, где все движется и друг друга заменяет, понимаешь - " Саймон заикается, ерошит себе волосы, он по-настоящему возбужден и безумен, "И мы снимаем с себя всю одежду на вечеринках, мы с Ирвином, и устраиваем большие оргии, однажды ночью перед твоим приездом к нам пришла эта девушка знакомая Сливовица и мы затащили ее в постель и Ирвин трахнул ее (это та самая девица которой ты зеркало кокнул, помнишь?[79]), ну и ночка, первый раз я кончил через полминуты - И я совсем не вижу снов, или нет, недели полторы назад я видел эротический сон но совсем его не запомнил, как одиноко..."
      И хватает меня за плечи "Джек спит читает пишет говорит идет ебется смотрит и опять спит" - он искренне хочет мне помочь и оглядывает меня встревоженными глазами, "Джек тебе надо больше трахаться, мы должны так устроить чтобы ты трахнулся сегодня ночью!"
      "Мы идем к Соне", вставляет Ирвин который слушает все это веселясь
      "Мы разденемся и сделаем это - Давай же, Джек, сделаем!"
      "О чем это он только говорит!", кричит Рафаэль подходя к нам - "Ты ненормальный, Саймон!"
      И Рафаэль мягко отталкивает Саймона и Саймон так и остается стоять как маленький мальчик ероша свою стрижку ежиком и невинно поблескивая на нас глазами, "Но это же правда!"
      Саймон хочет быть "таким как Коди", он сам так говорит, во всем, и как водитель, и как "оратор" - он обожает Коди - Понятно почему Мэл Называтель зовет его Русский Псих - а еще он постоянно делает какие-нибудь невинные но опасные вещи, может например внезапно подбежать к совершенно незнакомому человеку (угрюмому Ирвину Минко) и поцеловать его в щеку просто от избытка переполняющих чувств "Привет", и Минко сказал на это "Ты не знаешь, как близко был к смерти"
      И Саймон, окруженный со всех сторон пророками, так и не смог понять в чем дело - к счастью мы все были там и могли его защитить, да и Минко вовсе неплохой парень - Саймон настоящий русский, хочет чтобы весь мир преисполнился любви, возможно он потомок безумных Ипполитов и Кирилловых Достоевского из царской России 19 века - Он даже выглядит похожим на них, и когда мы съели пейотль (музыканты и я) а потом залабали большой джем в 5 часов в полуподвальной квартирке, с тромбонами и двумя барабанами, Спид играл на пианино, и Саймон сидел под всегда включенной даже днем красной лампой со свисающими старинными кистями, его сухопарое лицо стало выглядеть очень резко в неестественно красном свете и внезапно я увидел: "Саймон Дарловский, величайший человек в Сан-Франциско", и позже этой ночью к моему и ирвиновскому изумлению когда мы топали по улице (я с рюкзаком за плечами) (крича "Великое Облако Истины!" выходящим из игорных притонов китайцам), Саймон разыграл настоящую маленькую пантомину[80] a la Чарли Чаплин но в своем собственном чисто русском стиле, вбежав в какой-то зал заполненный сидящими на плетеных стульях и смотрящими телевизор людьми и устроив целое представление (изумление, прижатые в ужасе ко рту руки, тревожные взгляды по сторонам, ой-е-ей, тревога, смущение, подхалимство, наверное так на парижских улицах шустрили пьяноватые молодцы Жана Жене) (искусные маски на смышленых лицах) - Саймон Дарловский, Русский Псих, он всегда напоминал мне моего кузена Ноэля, и я до сих пор иногда его так называю, Ноэль был моим кузеном в далекие массачусетские дни, и у него были такие же лицо и глаза, и он любил скользить неслышно как привидение вокруг стола в сумеречных комнатах и выдавать "Ууууу хо-хо-хо-хооооо я - Дух Оперы!" (по-французски это звучит как je suis le phantome de l`opera-a-a-a) - И еще странная штука, все саймоновские работы были точь в точь как у Уитмена, больничные, он брил старых психов в психушке, сидел с больными и умирающими, а сейчас работал водителем "Скорой Помощи" в маленьком госпитале, мотаясь целый день по Сан Франу и таская изувеченных и оскорбленных в носилках (из ужасных мест где их находили, маленьких задних комнатушек), кровь и скорбь, на самом деле Саймон не Русский Псих, а Саймон-Сиделка - Он и мухи не смог бы обидеть, даже если бы захотел
      "А, ну да, ну ясно дело", сказал в конце концов Коди и пошел, отправился работать на железную дорогу, напомнив мне на улице "Завтра на скачки пойдем, ждите меня у Саймона ("У Саймона" - это где все мы будем ночевать)...
      "Окей"
      Потом поэты Дональд и МакЛир предлагают подбросить всех нас домой, на две мили вверх по Третьей, в район негритянских новостроек где даже прямо вот сейчас саймоновский 15 ? летний братец Лазарус жарит картошку на кухне и размышляет о лунатиках.
      83
      Именно этим он и занимается когда мы заходим, жарит картошку, высокий красавчик Лазарус который у себя в школе может встать и сказать "Нам нужна свобода говорить когда хотим" - и который всегда у всех спрашивает "Что тебе снилось?" он хочет знать твои сны и, когда ты их ему расскажешь, кивает - И хочет чтобы мы ему тоже раздобыли девушку - У него идеальный Джон-Берриморовский[81] профиль и когда он вырастет то будет по-настоящему красив, но сейчас он живет один с братом, мать и остальные безумные братья остались на востоке, а Саймону сейчас не до него - Поэтому Саймон пытался уже отослать его в Нью-Йорк, но он не хочет ехать, единственное место куда ему хотелось бы - это на Луну - Он съедает всю еду покупаемую Саймоном на всех и способен встать в 3 часа ночи и зажарить все бараньи отбивные, все восемь штук, и съесть их без хлеба - Все свободное время он тратит на уход за своими длинными светлыми волосами, в конце концов я разрешаю ему пользоваться моей расческой, и он даже начинает прятать ее от меня так что приходится потом разыскивать - Затем он врубает на полную громкость радио, Джампин Джордж Джаз из Окленда - затем его несет куда-то вон из дома и он прогуливается по солнышку и задает причудливейшие вопросы, типа: "А как ты думаешь, солнце вниз не свалится?" - "А там где ты был, там не было чудовищ?" - "А они смогут сделать еще один мир?" - "В смысле, когда этому конец наступит?" - "А у тебя глаза завязаны?" - "Я имею ввиду действительно завязаны, ну платок на глазах?" - "А тебе двадцать лет?"
      Четыре недели назад он на полной скорости вылетел на своем велике на перекресток под новостройками, прямо к офису Стальной Компании у железнодорожного туннеля, впечатался в машину и сломал себе ногу - Он до сих пор все еще прихрамывает - И тоже смотрит с обожанием на Коди - Коди больше всех беспокоился из-за его травмы - Даже у самых безумных людей находится место простому состраданию - "Чувак, он еле ходить мог, бедный парнишка - ему так долго было плохо - я очень тут беспокоился из-за старины Лазаруса. Правильно, Лаз, клади побольше масла" - длинный неуклюжий подросток Лаз накрывает нам на стол и зачесывает назад свои волосы - очень молчаливый, никогда лишнего не скажет - Саймон обращается к брату по его настоящему первому имени Эмиль - "Эмиль, ты сходишь в магазин?"