Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Заколдуй меня

ModernLib.Net / Детективы / Кертис (I) Джек / Заколдуй меня - Чтение (стр. 18)
Автор: Кертис (I) Джек
Жанр: Детективы

 

 


      Паскью закрыл глаза, стараясь представить себе эту картину. Холмы под синим небом, террасы с виноградниками, дом, сложенный из бледного камня, крытый большими терракотовыми черепицами. На террасе Карен с Эдуардо потягивают вино, нежась в последних лучах заходящего солнца.
      — Звучит идиллически, — отметил он.
      — Такая жизнь нас вполне устраивает. — Она произнесла это подчеркнуто скромно.
      Паскью хотел сказать: «Я был в отчаянии, в ужасе! Хотел, чтобы ты вернулась, не знал, где ты находишься. Но никаких решительных шагов не предпринимал. Побывал в Аргентине, сидел там в тюремной камере, ожидая, пока появятся палачи и начнут меня пытать». Но ничего этого он не сказал, понимая, что не о нем сейчас идет речь. Что он ее совершенно не интересует.
      — Итак, Карен... — Он улыбнулся ей, словно старой знакомой, случайно замеченной в толпе. — Думаю, ты предприняла это путешествие не для того, чтобы извиниться.
      — Мы решили пожениться, — объяснила она. — И я приехала просить у тебя развода. Мне не хотелось сообщать об этом в письме или по телефону.
      — Почему бы и нет? — Ты ушла от меня не попрощавшись, и с тех пор мы ни разу не встретились.
      — Да, это правда, — сказала Карен. — Но все дело в том, что теперь это не имеет для меня никакого значения. Сначала я была зла на тебя, потом стала жить другой жизнью. Меня занимали другие мысли, другие люди. Но прошлое постоянно оставалось со мной, как шепот в комнате, наполненной другими голосами.
      — А теперь это прошло?
      — Да, теперь этого нет, — подтвердила она.
      Наступило тягостное молчание. Десять лет назад Паскью ходил по дому, заглядывая в каждую комнату, сначала с недоумением, потом охваченный беспокойством, стараясь отыскать хоть что-то, объясняющее ее исчезновение. Этот момент вновь всплыл у него в памяти, отчетливо, со всеми запахами и звуками: концерт для виолончели, разносившийся по всему дому, острый аромат устриц, замоченных в уксусе, стук дверей, которые он открывал и закрывал, стараясь найти разгадку.

* * *

      — Дверь была открыта... — Софи оглядела их по очереди. — А я думала, этот район далеко не безопасный.
      Паскью промямлил:
      — Я не... — Потом: — А как?.. — И: — Она...
      — Я догадываюсь, кто она, и поэтому ухожу. Ведь вам есть что сказать друг другу.
      — Не так уж много, — возразила Карен.
      — Гораздо больше, чем я хочу услышать.
      — Ради Бога, не уходи! — попросил Паскью. Он понимал сейчас лишь одно — что теряет ее.
      Прежде чем закрыть дверь, Софи спросила:
      — А что же мне, по-твоему, остаться и давать полезные советы?

* * *

      Карен развела руками:
      — Мне очень жаль, Сэм. Я некстати. Но откуда мне было знать?..
      — По поводу развода обратись к Джорджу Роксборо. Думаю, обойдется без осложнений — ведь развод по взаимному согласию.
      — И денег понадобится немного, — добавила она. — Мы не будем подавать в суд на раздел имущества.
      Он кивнул:
      — Вот и хорошо. — Потом спросил: — Ну и как ты?.. Как тебе живется?
      — Как живется?
      — Да.
      — Дом у нас замечательный, хоть и осыпается по кусочкам. Он ведь очень старый. Но крыша надежная, летом жарко, а зимой топим дровами камины. Сезоны у нас там совпадают со сроками сборов винограда. Наш виноградник совсем маленький. Вино только для себя, все традиционные праздники мы соблюдаем. Друзья помогают собирать урожай и давить ягоду. Я живу с мужчиной, которого люблю. Денег, в общем, хватает. — Она рассказывала не по порядку, перескакивая с одного на другое, но Паскью чувствовал, что это не все, что кое-что она приберегла напоследок. — Иногда я преподаю английский, раз в неделю хожу на рынок, издаю журнал, что-то вроде ежегодника — там фиксируются сезонные изменения. Мне очень жаль, Сэм, я понимаю, что либо поторопилась, либо опоздала со всем этим, но для нас с Эдуардо время самое подходящее. Что еще? — Она словно шла по списку и теперь добралась до конца. — Жизнь течет неторопливо; я успеваю запечатлеть в сознании каждый момент, и это мне нравится. У нас двое детей, две дочери — одной семь лет, другой четыре.
      Паскью долго к как-то неестественно громко смеялся. Потом произнес:
      — Ну что же! Я спросил тебя, как живешь. Ты мне все рассказала.
      Уходя, Карен повторила:
      — Мне очень жаль...
      Но прозвучало это, будто в первый раз.

* * *

      Паскью выпил еще немного, потом еще, подумал о домике в Тоскане, о здоровом образе жизни. И внезапно пожалел, буквально пришел в отчаяние от того, что не спросил у Карен имена ее дочерей. Усталость подступала потрескивающими где-то в затылке электрическими разрядами. Он подумал: «Я знаю, что такое сон как средство самозащиты». И уснул.
      Софи всегда появлялась в тот момент, когда он бывал в расслабленном состоянии. Паскью почувствовал, как кто-то взял у него стакан, и, открыв глаза, увидел на кухне Софи.
      — Я говорила тебе, что это небезопасно. Тут недалеко есть пивнушка. Из нее я наблюдала за твоим парадным. Должна сказать тебе, Паскью, что живешь ты в гиблой зоне. Ты знаешь об этом? Совершенно гиблой. Я выпила всего три рюмки какой-то жуткой дряни, напоминающей мочу, которую там выдают за вино, и за это время успела выслушать по меньшей мере двадцать различных предложений: заняться сексом с мужчиной, с лесбиянкой, извращенными видами секса, сексом втроем, вчетвером, участвовать в оргиях, фотографироваться, сняться на видеопленку. — Она вернулась из кухни и остановилась возле него. — Я зареклась туда ходить. Тебе придется переехать.
      — Она просит развода, — сказал он.
      — По-хорошему?
      Паскью рассмеялся. От охватившей его слабости смех получился каким-то визгливым.
      — Да, конечно.
      — Ладно. Я поставила кофе. Чуть позже расскажу тебе кое-что. — Она протянула ему руку и, когда он ухватился за нее, рывком поставила его на ноги, потом потащила к кровати. — Я старалась не прислушиваться ко всем этим грязным разговорам, но, говоря по правде, пара предложений меня заинтересовала...

* * *

      — Ты перестал думать, Валлас, — сказал Кэри. — Если он не контролирует ситуацию, значит, и ты тоже. Хотя внешне это выглядит иначе, но...
      — Я разговаривал с ним. Мы виделись около часа назад.
      — У него в доме?
      — Да. Нам передали новые инструкции. Время наше истекает.
      — Ему не нравится, когда приходят к нему домой — из-за Карлы.
      — Плевать мне на то, что ему нравится! — Они сидели в ресторане отеля «Виндбраш». Эллвуд заказал котлеты из баранины, с фасолью и грибами и ел руками. — Плевать мне на то, что ему нравится, и на него самого.
      — Я сыт всем этим по горло, Валлас! Даже более того.
      Эллвуд зажал котлету между большим и указательным пальцами и откусил сразу половину. Прожевал, улыбнулся и вытер стекавший по подбородку сок тыльной стороной ладони.
      — Послушай, Том. — Он снова откусил. — Я думаю, это не займет много времени. Просто побудь здесь. Ему надо с кем-то разговаривать.
      — Ты не понял меня, Валлас. Дело не в этом. Не в том, что я струсил, устал или просто мне все это надоело. Говорю тебе, с меня достаточно. Я не хочу в этом участвовать. Я больше не твой должник. Вообще ничей должник, разве что свой собственный. Вы играете на верности, амбициях, вере, а все это умерло много лет назад. Я чувствовал себя ответственным. Чувствовал некое родство с ним, и — Бог знает почему — с тобой тоже. Поэтому и приехал сюда. Но происходящее здесь не имеет никакого отношения ни к преданности, ни к вере.
      — Хватит валять дурака! — Эллвуд зажал стручок фасоли губами и стал всасывать его в себя, как спагетти. Потом вытер салфеткой рот и руки, перед тем как отпить красное вино из бокала. — Знаешь, это просто замечательно! Котлета такая округлая, сочная.
      — Не надо насмехаться надо мной, Валлас.
      Эллвуд улыбнулся. Улыбка перешла в хихиканье, хихиканье — в короткий смешок. Эллвуд заговорил, едва шевеля губами, прерывистым шепотом, напоминающим повизгивание ручной пилы:
      — Для меня наш разговор становится просто невыносим, отец Том, благочестивый отец Том. Я просто не могу все это слушать. Есть вещи, которые я обязан делать, о которых обязан позаботиться, благочестивый отец Том. Этим сейчас заняты мои мысли. И я не могу тратить время на твою дурацкую болтовню, отец Том, Ваше Благочестие.
      Кэри почувствовал в нем бьющую через край энергию насилия и дикой ярости. Слова, казалось, клокотали у него в горле, выскакивая наружу капельками и маленькими струйками. Он сидел, уткнувшись в тарелку, и челюсть его вздрагивала, будто каждый изданный им звук ударял по оголенному нерву зуба.
      — И ты понимаешь — я вижу, что ты это хорошо понимаешь, — я не могу тебя слушать, благочестивый отец Том; не могу тебя слушать, не могу ни единой минуты; и поэтому ты будешь делать так, как тебе говорят; делать то, что я хочу, потому что у нас нет на это времени; нет времени, нет времени на ту чушь, которую ты несешь, ты — засранец, Ваше Вонючее Благочестие! У нас есть время только на то, что мне нужно; на то, что говорю я; только на то, что я хочу сказать. Отец Том — мать твою! — Вонючее Преподобие, ты ведь понимаешь — только на это, и ни на что больше, Благочестивый отец; только на меня, только на мои дела, у тебя есть время только на это. — Эллвуд продолжал сидеть опустив голову, взгляд его оставался неподвижен — так смотрят на воду, льющуюся через плотину.
      Кэри начал было:
      — Как бы ты ни... — Но не успел договорить.
      Эллвуд схватил стакан с вином, рывком поднес ко рту, сунул между зубов. Потом надавил рукой сверху, одновременно вскинув голову, и отломил зубами кусочек стекла. Затем повернул стакан и откусил снова, обломав стенку бокала почти до самой ножки. Он перегнулся через стол к Кэри и, тряся головой от ярости, выплюнул на него осколки с вином, с кровью. Люди за соседними столиками стали беспокойно оборачиваться. К Эллвуду и Кэри поспешил официант.
      Лицо Тома и его рубашка были залиты вином и усыпаны кусочками стекла. Его била дрожь, Эллвуд сидел неподвижно, по подбородку текли вино, кровь и слюна. Немного погодя он взял миску с водой и прополоскал рот.
      Официанту Эллвуд сказал:
      — Мой друг поранился по неосторожности. — И ослепительно улыбнулся окровавленными губами. — Извините, с ним вечно что-то случается.

* * *

      Они занимались любовью, потом заснули; окна так и остались зашторенными. Мертвенно-бледное, желтовато-оранжевое неоновое сияние просачивалось в комнату, освещая подоконник и участок пола перед окном. Несмотря на раннее время — было начало четвертого, — до Софи доносилось приглушенное, но отчетливое тр-тр-тр —треск рации — и завывание полицейских сирен. Она приподнялась на локте и провела рукой по лицу спящего Паскью.
      Лицо его немного поблекло, частично утратив былую привлекательность, но в нем оставалось что-то волчье, что запомнилось ей еще с тех лет. Удлиненный профиль, сильная челюсть, широкие брови, мясистый, слегка скошенный рот, отчего с губ его, казалось, не сходила хитроватая ухмылка. Когда он прикасался к ней, ей вспоминалась ширма, драпировка с бабочками и то, как они занимались любовью, повинуясь какому-то замысловатому ритму, словно взяв одну ноту и удерживая ее бесконечно долго вибрирующими от напряжения голосами.
      Он зашевелился и повернулся, уткнувшись ей в плечо головой, словно ребенок.
      Она прошептала слабым голосом, чуть слышно:
      — Ты еще не знаешь, в какую беду мы с тобой угодили, Паскью. Тр-тр-тр...Треск рации звучал предупреждением из мертвой зоны. Она поцеловала его в губы.
      — Мы действительно в беде — ты и я.

Глава 33

      Они вышли из комнаты, направились по коридору к выходу и вышли на асфальтированную дорожку, чтобы прогуляться, — Клоун и Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой.
      Дорожка по обе стороны была обсажена деревьями, и, когда они проходили по ней, фигуры их мелькали между стволами, то появляясь, то исчезая. Пайпер ковылял, держа за руку своего спутника.
      Он думал: «Мне нравится этот клоун».
      Аллея кончилась. Они приблизились к воротам, вышли за ограду и сели в автомобиль клоуна. Проехали через весь город и очутились на набережной.
      Пайпер сидел в пассажирском кресле, выпрямив спину и идиотски улыбаясь, то сжимая, то разжимая покоившиеся на коленях руки. Потом высунулся из окна и стал махать проезжающим мимо машинам.
      — Не надо, — попросил клоун.
      Обернувшись, Пайпер обнаружил вдруг, что большой красный рот с опущенными уголками губ куда-то исчез, так же как румянец на щеках и дугообразные брови. Волосы были уже не оранжевого цвета, красный нос-картофелина превратился в самый обычный.
      — А где тот клоун? — недоумевал он.
      Под ногами у Люка Маллена валялся скомканный кусок марли, пропитанный кремом для лица и гримом.
      — Это я, — пояснил он, — я и есть тот самый дурацкий клоун.

* * *

      — А куда идет Карла, когда ты отправляешь ее из дома? — спросил Эллвуд.
      — Обычно просто гуляет. Ей нравится прохаживаться вдоль берега. Не волнуйся, она не скоро вернется.
      Они находились в доме Люка и Карлы. Пайпер ходил по комнате, осматривая обстановку. В гостиной потолок был низкий, грубо сработанная дубовая перегородка, состоящая из частей квадратной формы, лоснящаяся от старости, поднималась от пола к поперечным балкам, разделяя комнату на две части. По другую сторону перегородки Пайпер увидел Тома Кэри, устроившегося в кресле.
      — Вы священник? — поинтересовался он.
      Кэри посмотрел на него, но ничего не ответил.
      — А я — Великий Анарх, — охотно вступил в беседу Пайпер, — повелеваю сферами, танцующими на небесном своде.
      Эллвуд нажал на поршенек шприца, выпустив в воздух тонкую струйку содиум-пентофала, и произнес едва слышно:
      — Клянусь чем угодно, ты для меня как заноза в заднице!
      Кэри повел Пайпера в глубь комнаты, но старику, видимо, это не понравилось. Он вырвался и заковылял к лестнице. Кэри схватил его за руку, но Пайпер высвободился. На помощь подоспел Люк. Кэри и Люк вцепились в Пайпера и оттащили его обратно к дивану, туда, где стоял Эллвуд.
      Люк за воротник потянул куртку вниз, стараясь высвободить руки старика из рукавов, но Пайпер, поведя плечами, снова влез в куртку. Теперь Кэри дернул за борта куртки. Пайпер извивался всем телом, отчаянно стараясь вырваться, и вдруг как-то сразу обмяк, рухнув на Кэри всей своей тяжестью. Кэри покачнулся и свалился на диван, увлекая за собой Пайпера. Люку наконец удалось вытащить одну руку Пайпера из рукава, и он стал расстегивать пуговицу на манжете рубашки. Пайпер двигал рукой вверх-вниз, будто сломанный автомат.
      Эллвуд отдал Люку шприц, а сам склонился над Пайпером, схватил его за грудки, рывком поставил на ноги, повернул и толкнул спиной к противоположной стене. Пайпер врезался в дубовую перегородку, и в тот же самый момент Эллвуд ударил его тыльной стороной ладони. Пайпер вскрикнул и заплакал. Продолжая держать его за грудки, Эллвуд подтащил его обратно и швырнул на диван. Пайпер лежал, всхлипывая, с выражением страха в глазах. Эллвуд расстегнул манжет рубашки и оголил Пайперу руку для укола. Затем он взял шприц и заговорил мягко, почти с нежностью, повернув голову в другую сторону, стараясь полностью сосредоточиться на главной задаче:
      — ...Черт с ним, с этим старым придурком! Забудем про это.
      Эллвуд задал массу вопросов — Пайпер же сообщил ему множество интересного относительно устройства вселенной, повинующейся законам музыки сфер.
      — У нас осталось минут пятнадцать, — предупредил Люк. — Потом его могут хватиться.
      Том Кэри отыскал где-то бренди и налил себе изрядную порцию. В комнатах было холодно, как и должно быть в не обжитом еще доме, снятом на время двоими, только начинающими свою совместную жизнь. Здесь не было почти ничего, что напоминало бы о долгой совместной жизни людей. Карла, правда, старалась сделать их пристанище уютным. Находила на берегу, а потом раскладывала на подоконниках отшлифованные морем камешки, принесла ракушки, засушенный стебель песчаного тростника, сучковатую ветку, подобранную в воде, — отполировала ее и покрыла лаком. Все это навевало невыразимую грусть.
      Эллвуд с Люком склонились над Пайпером, слушая его рассказ о медленном, волшебном танце, исполняемом в космосе.
      — Господи, мать твою! — процедил Эллвуд сквозь зубы. — Отвезите обратно этого старого ублюдка. — Глаза его сверкали яростью, и казалось, он едва сдерживается, чтобы не ударить Пайпера снова.
      Пайпер позволил надеть на себя куртку. И сказал:
      — Янус стоял стражем у врат. Он был двулик. Врата его храма раскрывались настежь во времена войн и оставались закрытыми в мирное время. «Какая забавная игра слов!» — думал я, называя его Янусом. По три человека в каждой стране, классический треугольник: один видимый агент, один в помощь ему и один нелегал. Три внутренних агента и каждый из них двулик, каждый смотрит в обе стороны сразу.
      — Ну а ты тоже был двуликим? — спросил Эллвуд. — Ты предал их? Тогда — много лет назад? И как их звали?
      Пайпер долго рассматривал Люка, словно стараясь отыскать кого-то другого, прятавшегося за ним.
      Эллвуд прильнул к уху старика и спросил, скаля зубы:
      — Как их звали?
      — А где тот клоун? — поинтересовался Пайпер и больше не произнес ни звука.

* * *

      Пайпер сидел в своей палате и пересчитывал птиц, пролетавших мимо его высокого окна. Кажется, это были клушицы, мелькавшие черными пятнами на небе в разводах, — дурной знак.
      —  Вы не знаете, кто я такой. Вы не знаете то, что знаю я.
      От введенных ранее наркотиков он чувствовал себя разбитым, на лице пульсировало в том месте, где Эллвуд нанес удар.
       Янус стоял у врат. Двери то открывали настежь, то закрывали.
       * * *
      Придя на дневной осмотр, доктор Харрис застал своего пациента необычно молчаливым. Он посидел немного с Гарольдом Пайпером, и они за это время обменялись всего несколькими словами.
      Янус был двуликим.
      Наконец доктор Харрис сказал:
      — Я зайду завтра, хорошо? — Потом поинтересовался: — Вы сегодня наблюдали за птицами? Что они поведали вам? А облака — каких они сегодня очертаний?
      Сэр Гарольд сидел неподвижно, отвернувшись от окна, припоминая обрывки старых снов. Доктор Харрис вышел, осторожно закрыв за собой дверь, словно стараясь не потревожить уснувшее дитя.
      Пайпер заметил еще нескольких клушиц, потом стайку ворон; одни лишь черные птицы сегодня. Потом мимо окна проплыло облако, похожее на кулак. Слезинка навернулась на глаз и потекла по щеке.
      — Мне не нравится этот клоун, — сказал Пайпер.
      Стояла теплая погода, однако солнце не появлялось. Пряталось где-то в небе, непроницаемом, как катаракта.
      Софи сказала:
      — Я натрахалась вдоволь. Выложилась до конца и больше не могу.
      Паскью вошел в спальню с двумя чашками кофе. Они предпочли подкрепиться не вставая. Еду разложили прямо на кровати — кусочки салями, помидоры, коробка с домашним творогом, большая деревянная корзина с фруктами. Софи принесла все это с собой прошлой ночью. Пустая бутылка из-под вина и полбутылки минеральной воды стояли на письменном столе.
      Несколько виноградин уже расплющились на простыне, еще несколько перекатывались на кровати, одна лопнула, когда Софи перевернулась на живот, шутливо обороняясь от сексуальных домогательств Паскью. А когда снова легла на спину, сплющенная ягода так и осталась прилипшей к животу. Сок капельками стекал вниз, собираясь в паху. Паскью склонился над ней и слизнул остатки ягоды кончиком языка.
      — Я ведь предупредила: больше ни-ни. Ты теперь в зоне, свободной от траханья.
      Он ухмыльнулся:
      — Ну и слава Богу!
      Софи взяла свой кофе и подвинулась, освобождая для Паскью место.
      — Теперь ты убедился, что это Люк. И что собираешься делать?
      — Пока не знаю... — Он пил кофе маленькими глотками, дуя на него и обжигая губы.
      — Если соберешься ехать обратно, то без меня, — сказала Софи.
      Паскью кивнул:
      — Хорошо. — Потом спросил: — Ты будешь здесь, когда я вернусь? Если я поеду...
      — Да похоже на то, правда?
      Паскью так и подмывало спросить, что за человек ночевал у нее, как об этом сообщил Роб Томас.
      — Люк и Лори... — Софи, полузакрыв глаза, вызвала в памяти те события. — Как ты думаешь, он виноват больше других?
      — Нет.
      — Ты прав, я тоже так думаю.

* * *

      Люк спит с женой полковника — вот потеха, вот анекдот! А потом начинаются эти телефонные звонки. Какой хитрый ход! Они передавали трубку из рук в руки, слушая молчание насмерть перепуганной Лори, и говорили по очереди: «Мы все знаем! Мы все про тебя знаем».
      Несколько раз они подъезжали к лужайке на машине, звонили из автомата, а потом торопливо пробирались через лесок, чтобы понаблюдать за домом. Иногда они видели ее, иногда нет, но в любом случае вблизи все выглядело более захватывающе.
      Теперь Софи плотно сомкнула веки. В памяти у нее возникла телефонная будка, все члены группы сгрудились у телефона, передавая трубку по кругу. Ей виделось все в ярких красках, звук шел издалека, странно искаженный. Наркотический дурман бродил у нее в голове, ветерок слегка обдувал тело — словно кот касался пушистой шерстью. Странно, но они одновременно были и на лужайке, и в лесу, и напротив дома. Софи, укрывшись в ветвях дерева, наблюдала, как Лори мечется от одного окна к другому, словно во время пожара. Софи ничего не ощущала, кроме сладости яблока.
      А когда от яблока остались лишь капельки сока на языке, Лори уже лежала на торфянистой почве и плакала, вывалившись из окна в окружавшую ее темноту. Потом она села и поднесла ко рту ладонь, словно поедая горстями арахис. Несколько таблеток выпали и покатились по земле. Лори вскочила на ноги, с раздутыми щеками, и принялась срывать с себя одежду, двигаясь по неровному Кругу, словно вызывая лесных духов. Когда она осталась совсем голой, Софи заметила веревку, намотанную вокруг ее шеи — кусок тонкого шнурка. А чуть позже, взглянув вниз, увидела, как Лори карабкается по дереву.

* * *

      Паскью старался говорить спокойно.
      — Я никак не мог с тобой связаться — ты все время подключала автоответчик. Поэтому я привлек к делу Роба Томаса. Он установил, что с тобой все в порядке и видел твоего гостя.
      Софи ничего не ответила. Просто отвернулась, и Паскью подумал — быть может, она хочет вздремнуть.
      — Этот человек провел у тебя ночь. Во всяком случае, так сказал Роб, Думаю, Роб видел только, что он зашел к тебе и покинул твой дом на следующее утро. — Паскью попытался выдавить из себя смешок: — Он такой дотошный, этот Роб!
      Он приподнялся на локте, желая удостовериться, что она спит, и, заглянув ей в лицо, увидел, что по ее щекам текут слезы.

* * *

      Хотя Лори действительно взбиралась на дерево, но из-за ЛСД в голове все смешалось, и Софи померещилось, будто какая-то другая женщина медленно плывет к ней по воздуху. Чувствуя, что голова Лори, похожая на бледный воздушный шар, вот-вот окажется совсем близко от ее лица, Софи отвернулась, чтобы они не встретились взглядами. А когда снова повернулась, то увидела, что Лори стоит недалеко от нее, на толстом суку, к которому привязан конец веревки, а на шее у нее, словно ожерелье, темнеет петля. Лори издавала негромкие монотонные звуки, похожие на мурлыканье, словно в ответ на ласки возлюбленного.
      Потом она спрыгнула, и листья на ветке с шелестом затрепетали. Софи посмотрела вниз и увидела раскачивающуюся в воздухе Лори, она то исчезала из виду, то снова появлялась. Лори сучила ногами, судорожно вцепившись в горло.

* * *

      Паскью сказал:
      — Это не важно. Не рассказывай мне. Я не хочу этого знать. — Он обнял Софи в надежде, что она обернется.
      — Это не то, что ты думаешь, — возразила она, но голос прозвучал приглушенно, и он различил лишь интонацию — в ней слышались горечь и раскаяние.
      Занавеска всколыхнулась, и запах города ворвался в комнату сквозь приоткрытое окно — едкий запах высокооктанового бензина с примесью гнили.

* * *

      Они еще долго стояли, обступив ее, неподвижную, когда она перестала сучить ногами, а пальцы не пытались больше ослабить петлю. Теперь она висела застыв, словно некий тотем, расположенный в центре круга, мертвая, обретя таинственную власть над ними.
      Наркотический дурман постепенно выходил из тела Софи, рассеиваясь, словно остатки сна. Она вначале попятилась, потом повернулась и бросилась в лес. Кто-то выкрикнул ее имя. Не Паскью ли? А потом она услышала, как все остальные тоже продираются через кустарники, ломая ветки, бросившись вслед за ней к дороге.

* * *

      Повернувшись, она обвила рукой шею Паскью, словно утешая его.
      — Это не то что ты думаешь, — повторила она. — Я сейчас вспоминала Лори.
      — Хватит тебе, — сказал Паскью. — Мы ведь не хотели этого.
      Она кивнула, понимая, что он прав, но сомневаясь, возможно ли в этом случае прощение. Потом села на кровати и набросилась на него с шутливым возмущением:
      — Значит, ты следилза мной! Подослал ко мне шпика!
      — Он просто наблюдал за домом. Я волновался за тебя. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
      — Этот приходил мой муж. Мы немного поговорили, было уже поздно, и он остался ночевать. Но не со мной. На следующее утро он ушел.
      — А зачем он приходил?
      — За своим пистолетом.
      — А я-то думаю, откуда у тебя оружие, — заметил Паскью.
      — Вот откуда. — Она улыбнулась, оставив его в недоумении на несколько секунд, потом добавила: — Он политик, из министерства по делам Северной Ирландии.
      — Значит, в доме регулярно производится уборка, каждое утро он проверяет машину, засовывая под нее зеркало, при нем есть не доверяющий никому телохранитель и, — добавил Паскью, — пистолет в придачу.
      — Он значится в их списке, хотя и не в числе первых.
      — Но как тебе удалось взять у него пистолет?
      — Однажды вечером я зашла к нему и одолжила эту штуку.
      — И он отдал тебе?
      — Да.
      — Почему?
      — Мы сейчас разводимся, и я веду себя тихо. Помимо всего прочего, я не огласила в суде тот факт, что он частенько избивал меня. А однажды даже поранил ножом.
      Паскью заметил, как она дотронулась до шрама с нижней стороны груди. — Я объяснила — пистолет мне нужен для безопасности, так же как ему.
      Паскью смотрел ей вслед, пока она шла в ванную, и, не сводя с нее глаз, снял трубку, когда зазвонил телефон.
      — Сэм? — Это был Роксборо, пьяный, в приподнятом настроении.
      Он видел, как Софи встала под душ, окутанная клубами пара, и тело ее стало размытым пятном, двигавшимся по матовому стеклу перегородки.
      — Сэм, послушай, Сэм, мы выиграли, — у Роксборо заплетался язык. — Старушка сделала все как надо, отбарабанила все слово в слово, абсолютно точно. Присяжным достаточно было взглянуть на невысокую пожилую даму, и Энтони Стюарт уже не висел на крючке. Она нигде не ошиблась. О Господи, Сэм, она стала для всех настоящей теткой Джемимой! Да предстань она перед ними с волосами, стянутыми в пучок, и в фартуке, посыпанном мукой, и то они не полюбили бы ее так. Господи, Сэм, мы не виновны. Не виновны.
      — Это замечательно, Джордж. — Паскью опустил трубку, в которой не стихали восторги Роксборо, и мягко положил ее на рычаг. Потом еще раз произнес очень спокойно: — Замечательно. — Он прошел к душевой и стал рассматривать расплывчатый силуэт Софи, пока она мылила голову шампунем, а потом подставила лицо под струю.
      — Я должен вернуться, — произнес он. Смутно видная через стекло фигурка стала неподвижной. — В Лонгрок. — Паскью повысил голос. — Я отправляюсь завтра утром.
      Софи приоткрыла дверь душевой, высунув голову.
      — Я знала, что ты уедешь. — Потом показалась ее рука, сжимавшая что-то, словно трофей. — Смотри, что я нашла, — сказала она. — Захороненный клад. Пожалуй, я догадываюсь, как он туда попал.
      Паскью протянул руку, и она что-то положила ему в ладонь. Это была виноградинка.

Глава 34

      На следующий день они проехали через две зоны и поставили машину недалеко от реки. Софи сказала:
      — Я думала, ты уедешь утром. И когда проснулась, мне показалось, что тебя здесь уже нет.
      — Завтра, — сказал он. — Я уеду завтра или послезавтра.
      — А чего ты дожидаешься?
      — Сам не знаю. — Они перешли мост и спустились по ступенькам к самой воде. — Хотя нет, знаю — мне хочется подольше побыть с тобой.
       Она поцеловала его в уголок губ, пока он спал. И прошептала:
       — Мы с тобой действительно попали в беду...
      Пыль густо покрыла листья кустарников вдоль реки. Фонтанчики пыли взлетали кверху у них из-под ног.
      «Все равно ничего другого здесь не придумаешь», — решила Софи. Она переждала, пока пройдет мимо прогулочный теплоход, заглушающий своим шумом ее слова, и сказала:
      — Мы в беде. Я беременна.

* * *

      Они проехали вдоль берега, потом стали взбираться по узкой дороге, ведущей в лес, — клоун и Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой снова выбрались на прогулку. Люк Маллен резко остановил машину на поворотном круге, потом силой вытащил Пайпера из машины. Они направились вверх по щебенчатой дороге, при этом Пайпер упирался и волочил ноги, как упрямый ребенок.
      Стоило им войти в дом, как Эллвуд схватил старика за грудки и раскрутил так, что тот дважды описал круг, будто они исполняли танец «Венок из роз» в какой-то безумной интерпретации. Пайпер, сопротивляясь, откинулся назад, комната завертелась у него перед глазами, в голове зазвенело. Эллвуд крутанул его еще с дюжину раз, потом отпустил, швырнув на диван. Теперь Пайпер лежал неподвижно, а комната продолжала вертеться, будто в вихре. И тут Эллвуд воткнул ему в руку иглу.
      Эллвуд заговорил:
      — Я знаю про Януса, знаю, как все это происходило. Но мне нужно выяснить, кому именно ты рассказал. На кого работал? С кем контактировал?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24