Дэвид знал, что автомобиль должен быть на холме, потому что на фоне темного неба появился уголок крыши, казавшийся золотым в свете фар проезжавших машин. Шума мотора не было слышно, и Дэвид подумал, что комната звуконепроницаема. Стекло в потолке все пошло трещинами. Дэвид спал теперь не так много, как раньше, и часто наблюдал, как взбирается по холму машина и ее свет наполняет каждую ячейку стекла, будто мед – соты. Но стоило машине преодолеть холм, как свет исчезал, и стекло становилось темным.
      Так он лежал и ждал, когда стекло заполнится светом, с робкой надеждой, что в один из таких моментов он чудом освободится. Всякий раз, как на стекле появлялся свет, Дэвид испытывал безотчетную радость. Вот и сегодня он снова увидел свет, но не мог наблюдать за происходящим в доме, потому что ничего не было слышно. Ему по-прежнему приносили еду и питье. Иногда предлагали книги и журналы. Он брал их, но даже не открывал. Гарри, появляясь у него в комнате, обычно произносил:
      – Вот и я, парень!
      Почему-то Дэвид решил, что надо быть начеку, хотя все время пытался вступить в контакт с тем человеком, который почти добрался до него в том доме. Наркотические кошмары были ужасны, весь день его одолевали видения; они влекли его в царство безумия, и он всячески с ними боролся. Те двенадцать часов, что он бодрствовал, кошмары и реальность сменяли друг друга. Появилось и новое ощущение. Мальчику казалось, будто он лежит на пляже с закрытыми глазами, а какой-то человек, заслонив солнце, смотрит на него.

* * *

      Кэролайн; прищурившись, оглядела бар отеля «Плаза». Был уже час ночи, а она пила скотч с девяти вечера, после того как опустошила бутылку в своей комнате. Вместе с ней в баре сидели два бизнесмена и несколько проституток. В начале вечера одна из девиц сказала ей, что аэропорт Кеннеди из-за нелетной погоды не принимает самолеты, поэтому бар пустует и у них нет работы.
      Проститутка поминутно смотрела на дверь, не переставая болтать с Кэролайн, которая понятия не имела, что ее собеседница – шлюха. Чтобы поддержать разговор, она спросила, чем занимается девушка.
      – Я обслуживаю бары, – с улыбкой ответила та.
      После нескольких рюмок Кэролайн показала ей фотокарточку Дэвида:
      – Это мой сын.
      Девушка мельком взглянула на снимок.
      – Ах, – сказала она, – хороший парень.
      Кэролайн рассказала ей его историю и всплакнула, но проститутка, не отреагировав, встала и пошла к стойке бара.
      Теперь Кэролайн оставалось общаться лишь с официантом.
      – Скотч со льдом? – спрашивал он, когда Кэролайн подзывала его.
      – Да, – отвечала она, – спасибо, – и всякий раз удивлялась, почему он не присядет за столик и не поговорит с ней, даже не смотрит на нее. Он просто уносил на подносе пустую рюмку и через секунду возвращался с полной.
      – Скотч со льдом, – произносил он, ставя перед ней рюмку. Потом возвращался за стойку и о чем-то по-испански болтал с барменом.
      Две проститутки удалились с клиентами. Ушла и та, которой Кэролайн показывала фотографию, при этом она даже не взглянула в ее сторону. В баре появилась парочка. Они громко хохотали, но, увидев, что здесь пусто, тотчас притихли.
      Кэролайн подумала, что пора возвращаться в номер, к фотографиям Дэвида. Целый день она старалась не смотреть на них, чтобы сделать это перед сном, а в середине ночи просыпалась, разбуженная страшными образами, осаждавшими ее в полусне. Казалось, они появлялись откуда-то из глубины комнаты, словно кто-то проецировал их на экран.
      Она видела молодого, улыбающегося Чезаре. Они гуляли в садах Боргезе, конечно, осенью, в их любимое время года. Потом отца, сидевшего в лодке на веслах.
      В воде, подернутой рябью, отражались лучи яркого солнца. Кэролайн чувствовала, что мать тоже где-то рядом, но видела только отца, его большие руки, державшие весла. Вдруг откуда-то появилась пантера, которая тут же превратилась в кошку, подаренную Дэвиду, когда ему было шесть лет. И снова перед ней предстал Дэвид, такой, каким был на фотографиях. Она проснулась с ощущением, что ее обманули.
      Официант вертелся рядом. Он взглянул на часы, обвел взглядом столики. Кэролайн была в баре одна. Она неуверенно постучала пальцем по пустой рюмке. Официант шумно вздохнул и поставил ее на поднос.
      – Скотч со льдом, – отчеканил он.

* * *

      У Бородатого был какой-то физический недостаток, но бороду он носил не для того, чтобы его скрывать. В юности его родители обожали кино и ходили туда три-четыре раза в неделю. Его мать, уже на девятом месяце, пошла смотреть «Унесенные ветром». Фильм ей так понравился, что она могла бы смотреть его до бесконечности, если бы не рождение ребенка.
      И все-таки ей удалось посмотреть его двенадцать раз, и она безошибочно цитировала каждую реплику, помнила каждый кадр. Мать, затаив дыхание, следила за Скарлетт, восхищалась жизнью на Юге в старые добрые времена, храбростью мужчин, страдала вместе с жителями горящей Атланты, оплакивала солдат, отправлявшихся на войну, вместе с Мелани мучилась при родах, рыдала, когда умирала Бонни, и смаковала знаменитую фразу Ретта.
      Ретт Батлер, конечно, потрясающий парень, но ее любимцем был Эшли Уилкс. В своих тайных мечтах она видела, как муж машет ей рукой из окна вагона, набитого солдатами, и как, понурив голову, она идет с вокзала домой, а потом, пронзенная болью, падает среди толпы, шума и паровозного пара. Чьи-то заботливые руки поднимут ее, кто-то склонится над ней, и это будет Лесли Говард.
      Но ее муж оказался негодным к воинской службе, а боль впервые появилась однажды днем, когда она пила кофе с друзьями, и никто, даже отдаленно напоминавший Лесли Говарда, не вошел в ее жизнь. Ее мечта воплотилась в имени сына, которого она назвала Эшли. Хотя сам он терпеть не мог своего имени, оно напоминало ему мокрую тряпку. В четырнадцать лет он посмотрел фильм «Унесенные ветром», но ненависть к своему имени не исчезла. И когда друзья его родителей, узнав, что он Эшли, восклицали: "Ах, как в фильме «Унесенные ветром!» – он выходил из себя.
      Чего только не предпринимал Эшли, став взрослым, чтобы его не называли «Эш», как это обычно делал Эд Джеффриз, – все напрасно.
      Они сидели в офисе Эда и пили водку – любимый напиток Эда. В Вашингтоне было два часа ночи, но все еще шли совещания. Джеффриз достал из ведерка кусочек льда и бросил себе в стакан.
      Они обговорили всю ситуацию от начала до конца, и Джеффриз признался, что все это ему не нравится. Он докладывал Прентиссу и другим о событиях последних часов.
      Кто-то пошел звонить в Лондон, в то время как остальные продолжали обсуждать донесение Эда. Говоривший с Лондоном вернулся через сорок пять минут, а через сорок пять секунд все было решено. В назначенное время Эд сам позвонил в Лондон и дал указания. На этом последнем совещании поздно ночью обсуждалась все та же проблема.
      Джеффриз стучал льдом в стакане.
      – Эш, нам придется кое-что предпринять. Она становится опасной. Персонал «Плазы» окрестил ее чокнутой. Увешанные фотографиями стены, оплаченные с опозданием счета, чаевые в пятьдесят долларов... Горничные видят, как она плачет. Буквально всем показывает фотографии: портье, лифтеру, уборщицам. – Он помолчал. – Сумасшедшая баба, к тому же привлекает к себе внимание. Пора... Еще немного и она начнет болтать или сойдет с ума, а может, и то, и другое. Мы не можем рисковать. Он откинул со лба волосы.
      – Шатается по ночам и в конце концов нарвется на неприятности. Словом, здесь однозначно.
      Он отпил из стакана и, не отнимая его от губ, спросил:
      – Кого пошлем?
      Эшли замотал головой:
      – Подумаю. Ведь это все равно?
      – Да, пока никаких промахов.
      – Дай мне немного времени. – Эшли самодовольно ухмыльнулся, потом вдруг сказал с раздражением: – Для меня все-таки загадка, как могло так получиться.
      – Похоже, полетят головы, – ответил Джеффриз.
      – Это слабое утешение. Знаешь, многие уже считают, что мы занимаемся дерьмом. Когда я думаю о некоторых из...
      – Конечно, – перебил его Джеффриз. – Вообще, это не наше дело. – Он кивнул головой на потолок. – Пусть они думают.
      – Страшно подумать: я превратился в какого-то разгребателя дерьма.
      – Да, ты прав. – Джеффриз подлил ему водки. – Ты – говночист, Эш, но попытайся не запачкаться, о'кей?

* * *

      Когда Герни открыл глаза, то увидел ту же луну, что висела над Темзой в ночь, когда он шел по Чейни-Уок, яркий золотистый диск поднялся над горизонтом и словно застрял там от собственной тяжести. Свет слепил Герни. Такая лунная ночь хороша для охоты.
      Но это продолжалось всего несколько секунд. Герни огляделся и увидел, что лежит на кровати в просторной комнате. Где-то поблизости раздавались голоса людей, слышно было, как что-то ворочают, как рокочет мотоцикл.
      Луна оказалась ночником на противоположной стене. Герни безошибочно угадал запахи.
      Привстав на постели, он увидел у двери медсестру, что-то записывающую в журнал. От сделанного усилия закружилась голова, и, привалившись к железной спинке кровати, он закрыл глаза. Ему снова показалось, что он падает, руки дрожали, упираясь в края кровати. За несколько мгновений он вспомнил все, что с ним случилось, а потом, прошептав «черт с ними», повалился и снова заснул.

* * *

      Когда он проснулся, день был в полном разгаре. У постели сидела Рейчел. За ней стояла пустая кровать. Слева от Герни лежал какой-то старик и слабо дышал. Глаза его были закрыты. В нос и куда-то под пижаму засунуты какие-то трубки и проволочки, прикрепленные к запястьям. У изголовья кровати подмигивал экран монитора.
      – Сказали, что с тобой все в порядке, – улыбнулась Рейчел и, потрогав щеку, спросила: – Как ты?
      Под левым глазом у нее Герни заметил два шва, наложенных на рану, полученную, когда пуля попала в дерево, и вспомнил, как отлетел кусок коры и как она схватилась за лицо.
      – Нормально, – сказал он. – А что со мной?
      – Сотрясение мозга. Переломов нет, и вообще никаких повреждений. Думаю, они снова будут тебя обследовать, после того как ты пришел в себя.
      – Что ты им сказала?
      – Что машина вылетела с дороги, и нас занесло. В общем, все как было. Стекло, пробитое пулей, я выбила. Все остальное вполне правдоподобно. Я сказала, что порезалась об осколки.
      – А что произошло на самом деле?
      Она понизила голос.
      – Ты ударился о крышу машины и упал на меня. Машина остановилась. Я не могла тебя сдвинуть с места. Пришлось вылезти и сесть на тебя. Миль пять я вела машину на очень большой скорости. Она не слушалась меня, но все же как-то двигалась. Увидев, что мы в безопасности, я остановилась. Мне удалось перевалить тебя на место рядом с водительским. Я ехала по указателям и вот добралась сюда. Не знаю, известно ли им, что с нами случилось. Они видели, как машину занесло и как нас выбросило на обочину.
      – Возможно, они поехали по следам, наверное, думают, что кто-то из нас ранен.
      – Возможно. Кто знает.
      – А где машина?
      – Я оставила ее на проселочной дороге неподалеку от города, потом пробиралась сквозь кусты.
      – Если они думают, что кто-то из нас тяжело ранен, то надеются рано или поздно нас обнаружить. И конечно, могут добраться и сюда.
      – Саймон, – Рейчел взглянула ему прямо в глаза, – ведь пуля, попавшая в дерево, от которой вот это, – она показала на щеку, – предназначалась мне.
      – Думаешь, они могли нас различить и целились в тебя? Ничего подобного. Но не исключено, что они хотели убить нас обоих. Сколько времени я был в отключке?
      – Без сознания? Говорят, почти полчаса. Ты быстро пришел в себя, а потом проспал часов пять. Но почему они хотели убить меня?
      – Все просто. Не могли различить нас. Им было приказано покончить со мной, но, чтобы не промахнуться, они стреляли в обоих.
      Рейчел замолкла. Она угадала мысли Герни. Видимо, он считал, что в создавшейся ситуации у нее не было другого выхода. Если бы он не заставил ее все рассказать, она загнала бы его в ловушку. Это однозначно. Стреляй они только в него, она выдала бы его им, тем более что он был без сознания.
      Но Герни разоблачил ее, и ей пришлось разделить с ним опасность, когда они преодолевали этот страшный спуск с холма. Другого выхода у нее не было. Но вряд ли Герни станет ей теперь доверять. Нет, она не должна сомневаться в нем. Эта мысль, внезапно пришедшая в голову, показалась Рейчел опасной. Бесполезно уверять его в том, что нерешительность ее мучила.
      Отец Рейчел был военным. Как-то она спросила его, зачем нужна строевая подготовка.
      – Она укрепляет дисциплину, – ответил отец. – Солдат должен знать, что приказы не обсуждают – их выполняют.
      Хорошо вымуштрованная, Рейчел делала то, что от нее требовали, не задавая лишних вопросов и не предлагая своих решений. Но она никогда не работала в «походных условиях» и теперь увидела разницу между теорией и практикой, между абстракцией и конкретным человеком, у которого есть свое лицо, свой голос, своя жизнь... и частью этой жизни была она сама.
      Она знала, что ни за что не позволила бы загнать Герни в ловушку. Когда звонила ему из Лондона, когда встретилась с ним на станции, когда они ехали сквозь пургу, она чувствовала, что напряжение может стоить ей жизни. Но она смеялась, болтала, кидалась снежками, занималась любовью, в то время как ей хотелось кричать, кататься по полу, рвать на себе волосы. Время шло, а она так и не решила, что делать. Но неожиданно он взял инициативу в свои руки.
      Мимо кровати прошла медсестра и с улыбкой посмотрела на историю болезни, висевшую над кроватью.
      – Минут через тридцать к вам придет доктор Лейбович, – сказала она и поспешила в ординаторскую.
      Герни удивленно поднял брови и посмотрел на Рейчел. Та пожала плечами.
      – Девичья фамилия моей матери, не очень-то оригинально. Думаешь, они уже здесь?
      – Ты знаешь, где моя одежда?
      Она указала на перевязанный бечевкой узел, лежавший у его кровати.
      – О'кей. – Герни откинул одеяло и спустил ноги на пол. – Давай сделаем вид, будто ты ведешь меня в туалет. Только не суетись, а то кто-нибудь из медсестер бросится помогать. Просто держи меня за руку и что-нибудь болтай.
      Они покинули палату и нашли ванную комнату неподалеку от двери, выходившей в приемную. Рейчел передала ему узел с вещами и направилась к главному выходу, как велел Герни. Через пять минут он появился и прошел мимо, не взглянув на нее. Она сосчитала до пятидесяти и пошла за ним на автостоянку. Прислонившись к «порше» на виду у всех, кто мог выглянуть из административного здания больницы, он помахал ей рукой. Когда она подошла, он разбил боковое стекло и открыл дверцу машины.
      – Садись, – скомандовал он.
      Она проскользнула внутрь. Через две секунды он уже сидел рядом с ней и заводил мотор. Машина не спеша двинулась через автостоянку на улицу. Подъехав к воротам, Герни повернул обратно и сделал еще один круг по площадке. Рейчел искоса взглянула на него.
      – Все в порядке, – сказал он, – мое сотрясение уже прошло.
      Сделав еще два круга, он увидел, как кто-то вышел из главного входа и приближается к машине. Герни сделал еще полкруга и, повернув «порше» так, чтобы проехать между двумя рядами машин, стал ждать, пока человек подойдет поближе. Рейчел видела развевавшийся на ветру белый халат. На мгновение человек повернулся в их сторону, и, когда очутился у последней машины, Герни нажал на педаль и промчался мимо него. Доктор, вскрикнув, отскочил в сторону, и Рейчел увидела его полное ужаса и удивления лицо. Затем они стремительно выехали на пандус, пересекли его и выскочили на улицу.
      После некоторого молчания Рейчел сказала:
      – Думаю, ты знаешь, что делаешь.
      – Что делаю – знаю. Весь вопрос в том, правильно ли это, – ответил Герни и спросил: – У тебя есть деньги? Она мотнула головой.
      – Остались в «Друидс-Кум».
      – А кредитная карточка?
      – Тоже.
      – Ладно. Поищем в машине.
      Она порылась в отделении для перчаток, вытащила карту, пару водительских перчаток, разные побрякушки с бензоколонок и наконец добралась до скомканных банкнот.
      – Сколько там? – спросил он.
      – Сорок восемь фунтов.
      Он удивленно взглянул на нее.
      – Ничего удивительного, ведь мы в дорогом «порше».
      Они въехали в Порлок, остановив машину и заблокировав чью-то подъездную аллею. В городе они купили четыре одеяла, брезент, флягу для воды, консервы, зажигалку и теплое белье.
      На это ушло десять фунтов.
      В конце главной улицы, где знаки предупреждали автомобилистов об опасностях порлокского холма, находился охотничий магазин. По дороге к нему Герни сказал:
      – Вообрази, что ты эксцентричная американка и хочешь купить шляпу для охоты. Поняла?
      Она кивнула
      – Если спросят, скажешь, что ты из охотничьего общества в Эксмуре. Старшего егеря зовут Ронни Колес. Охотитесь на лис.
      Рейчел опять кивнула.
      – Тебе нужна шляпа нестандартного размера, и ее трудно подобрать. Будешь примерять шляпы минут пять, только не в главном зале магазина, а в маленькой боковой комнате. Потом выйдешь и скажешь мне, чтобы я тебя не ждал. Потолкайся еще несколько минут, сделай вид, что не нашла то, что тебе нужно, и уходи. Слева на холме, в нескольких шагах отсюда, есть паб. Я буду тебя ждать там.
      Рейчел великолепно сыграла свою роль, пожаловалась на плохую погоду и выразила надежду, что снег стает и она сможет поохотиться до отъезда в Штаты. Похвалила красоту здешних мест и добрый нрав жителей. Продавец завалил комнату коробками и оберточной бумагой, предлагая Рейчел шляпку за шляпкой, но она заявила, что ни одна ей не подходит. Поблагодарив продавца за любезность, она через пять минут возвратилась в главный зал и сказала Герни, чтобы он не ждал ее. Пока она примеряла первый десяток шляп, он украл складной нож, охотничью рогатку, два свитера, которые надел под пиджак, и пару сапог для Рейчел – он просто выставил их за дверь.
      Было раннее утро, и поэтому в пабе сидели только трое: мужчина и женщина расположились за столиком у камина, а толстый фермер – за стойкой бара рядом с Герни. Пришла Рейчел и кивком дала понять, что все в порядке. Он передал ей кружку пива, и они продолжали разыгрывать спектакль. Она рассказывала ему, как примеряла шляпы, а он внимательно ее слушал. Одна ей очень понравилась, но была велика и налезала на уши. Другие сидели отлично, но до боли сжимали голову. Герни уверял ее, что охота вряд ли состоится, потому что выпало много снега. Она твердила, что ей все равно нужна шляпа, потому что в Америке она намерена заняться верховой ездой. Герни успокаивал ее, обещая отвести в другой магазин. Потом взял еще две кружки пива и, забирая мелочь, толкнул свою кружку так, что пиво пролилось на сидевшего рядом фермера. Тот рассердился и обругал Герни, но Герни не обратил внимания, просто передал кружку хозяину, чтобы тот долил пива.
      – Я с тобой разговариваю, недотепа, – не унимался фермер.
      – Знаю, – ответил Герни.
      – Ты облил меня пивом.
      – И это знаю.
      Держа в руке кружку Герни, хозяин не пошел к бочке, а следил за мужчинами.
      Фермер повернул Герни к себе и, тыча пальцем в пиджак и брюки, мокрые от пива, кричал:
      – Смотри, мерзавец, что ты натворил!
      Герни посмотрел на него и повернулся к стойке:
      – Пинту горького.
      – Поганец, смотри на меня! – Фермер дернул Герни за рукав. Герни приблизился к нему и три раза быстро ударил его в солнечное сплетение. Лицо фермера застыло, глаза округлились. Он ничего не мог сказать, лишь издавал какие-то булькающие звуки, а потом тяжело плюхнулся на стоящий рядом стул, ловя ртом воздух.
      Герни взял Рейчел за руку и вывел из паба. Очутившись на улице, они повернули направо. Чтобы не отстать от Герни, Рейчел почти бежала. Полные сумки хлопали ее по бокам. Они взобрались на холм Данстер-Стип и вышли из города на дорогу, идущую по краю поля.
      – Зачем все это? – спросила Рейчел. – Для полиции?
      – Нет, – ответил он. – Они вернут машину владельцу и доложат о происшествии в пабе. Сомневаюсь, чтобы в магазине сразу заметили кражу, но даже в этом случае нас просто сочтут авантюристами, из которых один чрезмерно вспыльчив. Что они смогут сделать?
      – Было бы неплохо, если бы ты посвящал меня в свои планы. По крайней мере я знала бы, как поступать.
      – Ты свободна. Без тебя мне было бы даже легче.
      – Спасибо за откровенность, о'кей, это твоя территория, и я тебе доверяю. В любом случае мне некуда деться.
      – Рад, что ты мне доверяешь.
      Он шел впереди, поглядывая на покрытый лесом холм справа, за которым виднелась большая гора Данкери-Бикеч.
      – О черт! – Ей пришлось идти широкими шагами, чтобы не отставать от него. – Ведь я могла повернуть эту проклятую машину и отвезти тебя, полумертвого, к убийцам.
      Он остановился и пристально посмотрел на нее. Не будь у нее заняты руки сумками, она коснулась бы своего шрама.
      – Нет, ты не смогла бы, – ответил он и свернул на дорогу с указателем на Вест-Лакком.