Нью-Йорк, как всегда, был городом контрастов. Внутри – легкий холодок кондиционированного воздуха, а снаружи – тяжелая, изнуряющая, подавляющая волю жара, затрудняющая дыхание и превращающая одежду людей в выцветшие тряпки.
      Эдвард Хендерсон заплатил за вход в Музей современного искусства и сразу же направился наверх, в зал, большую часть которого занимали «Водяные лилии» Клода Моне. Он встал спиной к этому полотну и выглянул в большое, окно, которое выходило в сад скульптур. Группа детей делала этюды по заданию преподавателя. Пара влюбленных в джинсах и майках прогуливалась, безразлично глядя на «Козерога» Пикассо. Мужчина в темно-синих хлопковых брюках и рубашке с короткими рукавами читал «Тайме».
      Хендерсон несколько раз говорил со Стейнером по телефону, но они никогда не встречались лично. Несколько секунд Эдвард вглядывался в этого человека: невысокий, подтянутый, узкое интеллигентное лицо, темные непокорные кудри. В городских деловых кругах у него была завидная репутация человека, способного еженедельно сводить положительный баланс в «Эм-Доу». Кроме того, он получил гораздо менее лестную известность как подпевала Чедвика. Эдвард спустился обратно и сел на скамейку рядом со Стейнером, который не сложил газету и даже не взглянул на Хендерсона. Дети вернулись в здание.
      – Хендерсон?
      – Он самый.
      – Вы выглядите старше, чем на газетной фотографии.
      – Ее сделали уже давно. В этом виновата скорее моялень, чем тщеславие.
      – Вы много знаете.
      – В самом деле?
       –Я имею в виду то, о чем вы говорили мне вчера по телефону.
      – Мы можем обсудить это?
      – Шепотом, а? – Стейнер не поднял глаз от газеты, но его губы изогнулись в натянутой улыбке.
      – Как вам угодно.
      – Тогда вы мне расскажете...
      – Я не знал, что мы уже заключили сделку.
      – Сделкой можно считать все, что угодно.
      – Мне казалось, вы жаждете поговорить со мной.
      – Я жажду узнать, сколько вызнаете. И откуда вы это знаете.
      – Я вижу, что наша беседа идет по кругу, и это меня не вдохновляет.
      Некоторое время Стейнер молчал.
      – Мы говорили о работе.
      – Вы говорили о ней с людьми, которые работают у меня.
      – А что мне скажете вы?
      – Это возможно.
      – На каких условиях?
      – Вы человек с опытом, у вас хороший послужной список. Мы сможем найти для вас место.
      – В правлении?
      – Само собой разумеется.
      – В городе появился Джон Дикон? – спросил Стейнер. Эдвард не ответил. – Ну хорошо, – в тоне Стейнера послышалось нетерпение. – Кто, как не он, заинтересован в этом? Од позвонил вам или приехал сюда сам?
      – Зачем вам это знать?
      – Если он здесь, то у него могут возникнуть проблемы. Вот вам и полученная от меня первая информация.
      – Меня интересует Чедвик, – сказал Эдвард.
      – Понятное дело.
      – От кого вы получаете сведения из Британии?
      – В любом случае не от бойскаутов.
      – Что вы о нем знаете? О Диконе?
      – Почти все. И о девушке тоже. О Лауре Скотт.
      – Кто убил Кэйт Лоример? – спросил Эдвард.
      Стейнер вздохнул:
      – Я не настолько хорошо вас знаю. Пока.
      – Куда идут деньги?
      – А куда обычно они идут? Швейцария, Флорида, банк Ватикана... сами знаете.
      – Кроме того, есть специальный фонд, я полагаю?
      – Конечно. Но деньги не должны залеживаться. Вспомните хотя бы прошлый год. Бейкер поднимает палец в Бундесбанке, Рейган убирает пару буровых установок из Залива – и готово! Почти семьсот миллиардов долларов как корова языком слизнула. Вот в чем опасность компьютерной торговли – это демон зеленого экрана.
      – Ладно. Попробуем узнать, откуда деньги приходят.
      – Отовсюду. Правду говоря, имеется несколько вкладчиков.
      – Сколько?
      – В последний раз, когда я смотрел, было пятьдесят.
      – Ото!
      Стейнер улыбнулся и перевернул газетную страницу.
      – Я так и предполагал, что на вас это произведет впечатление.
      – И все крупные?
      – Все.
      – И зачем, черт возьми, это нужно?
      – Фонд называется «Нимрод». – Стейнер сделал паузу. – Чтобы вы лучше поняли его предназначение, скажу, что это военный фонд.
      Эдвард почувствовал, как струйки пота текут у него по шее, по груди, по спине. Он боялся переменить позу, чтобы не нарушить ритм обмена репликами со Стейнером.
      – Для ведения какой войны? – спросил он.
      – Вы слишком торопитесь. – Стейнер сложил газету.
      – Скажите хотя бы это.
      – Нет, – ответил Стейнер. – Не у одного только Олли Норта есть интересы в Центральной Америке. И не один он собирает средства.
      – Значит, Никарагуа?
      Стейнер покачал головой:
      – Мне надо идти.
      – Давайте встретимся еще раз.
      – Стоило бы.
      – Здесь?
      – Почему бы и нет? – Стейнер встал. – Мне здесь нравится.
      Я люблю бродить по залам музея.
      – Почитатель искусства, – сказал Эдвард. – Так когда?
      – Я позвоню вам и сообщу. Посидите здесь еще минут десять, хорошо? – Он оставил газету на скамье, чтобы занять Эдварда. – Я не отношусь к почитателям искусства. Я люблю оценивать картины. Подсчитывать все эти чертовы деньги.

* * *

      – Я приеду к тебе, – сказал Эдвард. – И не один. Когда он приехал, Дикон и Лаура стояли рядом за кухонным столом и делали гамбургеры. Они были похожи на играющих в конструктор детей. Согласно договоренности Эдвард воспользовался своим ключом, и когда он вошел в кухню, они оторвались от работы и улыбнулись ему. Но улыбки тут же сбежали сих лиц – Эдвард ничего не сказал заранее о человеке, которого приведет с собой.
      Питер Данциг вызывал удивление у большинства людей. Его рождение было сюрпризом даже для его собственной матери. Природа наградила его красивым, почти женским лицом: правильный овал с гладкой безупречной кожей, прямым носом, нежным, хотя, может быть, и слишком полным ртом – и копной блестящих светлых волос, откинутых назад с высокого лба. Однако удивительнее всего были его глаза: темно-фиолетовые зрачки и длинные загнутые ресницы производили потрясающее впечатление. Женщины влюблялись бы в Питера за одни только глаза, если бы Господь не решил восстановить нарушенный баланс и компенсировать красоту лица остановкой роста в семилетнем возрасте. Питер возвышался над полом едва ли больше, чем на метр. Когда Эдвард представил его хозяевам, Питер подошел, семеня маленькими, слегка искривленными ножками, и приподнялся на цыпочки для рукопожатия.
      – Время от времени Питер выступает в качестве советника в моей компании. Кроме того, он хороший друг.
      – Вы консультант по бизнесу? – спросил Дикон.
      Данциг отрицательно покачал головой.
      – Я экономист. Точнее, профессор экономики. Собственно говоря, я ее преподаю, и случается, людям далеко не студенческого возраста. – Он говорил мягким тенором.
      Дикон налил всем выпить, наполнил свой стакан апельсиновым соком с содовой и направился к паре широких кушеток, стоявших у окна. Данциг чувствовал себя как дома. Он взобрался на большие подушки и уселся на краешке, нога на ногу.
      – Вы виделись со Стейнером? – спросил Дикон.
      Хендерсон рассказал все, что узнал от Стейнера.
      – Я уже поставил в известность Питера по дороге сюда. Надеюсь, вы не против?
      Дикон кивком выразил согласие.
      – Стейнер не захотел рассказать, как узнал обо мне? И о Лауре?
      – Нет. Я думаю, от Бакстона.
      – Но мне кажется, не только.
      – От Фила Мэйхью? – спросила Лаура.
      Дикон снова кивнул.
      – Косвенно. Д'Арбле работал в специальном отделе, но, кроме того, он был завербован службой безопасности.
      – Как? Тот самый Д'Арбле? – усомнился Данциг.
      – Представьте себе, он был шпионом.
      – Понимаю. Они есть у каждого уважающего себя правительства.
      – Что вы узнали от Стейнера? – снова спросил Дикон.
      Эдвард Хендерсон отпил пива, поставил стакан и наклонился вперед.
      – В общем, здесь действует картель, это точно. Пятьдесят инвесторов или больше. То, что Бакстон рассказал вам о своем банке, скорее всего относится и к остальным: огромные суммы денег, происхождение которых невозможно установить, вносятся как особые вклады на счет фонда «Нимрод». Стейнер назвал его военной казной.
      – Что вы подразумеваете под остальными? – уточнила Лаура. – Другие банки?
      – Банки, компании, частные лица в той или иной форме. Очевидно, фонд обеспечивает оборотный капитал для некоего совместного предприятия.
      – Управляемого Чедвиком, – подсказал Дикон.
      – Да, наверное.
      – Отсюда следует, что именно он придумал эту схему.
      – Вполне вероятно.
      – Расскажите мне о нем.
      Хендерсон поморщился.
      – За последние десять лет Остин Чедвик стал Говардом Хьюджесом финансового мира. Трудно сказать, с чего он начал свою карьеру, хотя в ее начале он, по-видимому, управлял парой брокерских контор. Потом он занимался сбором средств для предвыборной кампании Голдуотера – наверное, это единственное пятно на его репутации. Где-то лет двадцать назад он всплыл в качестве высокопоставленного служащего компании «Дженерал моторс», но недолго продержался на поверхности. Потом – «Эм-Доу». Вскоре после его появления в зале заседаний Совета директоров здесь имел место целый ряд на редкость беззастенчивых махинаций. С тех пор он стал затворником и, стало быть, легендарной личностью. На этом и зиждется его популярность. Ходят слухи о том, что он страдает агорафобией , что его лицо обезображено вследствие автокатастрофы, – короче говоря, обычная чепуха. А что в реальности? Известно, что он самостоятельно проложил себе путь на Олимп и знает жизнь не по книгам. Однако от имиджа возмутителя спокойствия уже давно избавился. Верно то, что он не ходит на приемы и не любит бывать в обществе, но у него, несомненно, есть важные связи в правительстве. Я имею в виду, что они есть у всех, но Чедвик успел завести больше, чем остальные. Он чертовски искушен в делах и опытен. В политике он немного правее Генгиса Кана. Верно и то – так, во всяком случае, говорят, – что он живет на самом верхнем этаже здания «Эм-Доу». Не женат, если вы еще об этом не догадались. – Хендерсон помолчал. – Вот вам портрет Остина Чедвика в самых общих чертах.
      – Возраст?
      – Чуть больше пятидесяти.
      – По-прежнему честолюбив?
      – А Папа Римский все еще носит свою смешную шапочку?
      – Зачем?
      – Ну вот об этом его и спросите.
      – Политикой занимается?
      – Очень вероятно. Кто может это знать?
      – А что можно сказать про компанию? – спросила Лаура.
      Хендерсон показал рукой на Питера Данцига:
      – Он вам все объяснит.
      Данциг улыбнулся и протянул свой стакан Дикону, который предложил ему подлить.
      – Послушайте, – сказал он. – Я не буду утомлять вас годовым отчетом компании. Транснациональные корпорации базируют свой рост и успех на той или иной продукции, на специальной операции, производственном процессе – на чем угодно. В действительности они – средство вложения капитала. Их единственное настоящее предназначение – заставить деньги делать деньги. У «Эм-Доу» обширнейший капитал. Замечание Стейнера об Олли Норте – это самая важная зацепка, которую мы от него получили. С некоторых пор основные интересы «Эм-Доу» сосредоточиваются в Центральной Америке: лес, ископаемые, кокаин. Про кокаин никто не говорит вслух, но если вы работаете там, то неизбежно занимаетесь и наркотиками, Та страна, которую они... – он поискал слово, – грабят, живет при военном режиме, пришедшем к власти при поддержке Запада. Там растет революционное движение. В последнее время оно делает успехи, партизаны начинают одерживать победы. Как вы помните, Стейнер упомянул овойне. Если бы меня попросили угадать, для чего используется «Нимрод», я бы предположил, что его деньги идут на финансирование гражданской войны в этой стране. И я бы допустил, что «Эм-Доу» почти наверняка вступила в тайное соглашение с Центральным банком этой страны и что запасы иностранной валюты у корпорации вполне могут сравниться с запасами всей страны. Я хочу сказать, что в каком-то смысле они представляют собой одно и то же.
      – Так чего же хочет «Эм-Доу»? – спросила Лаура.
      – Разумеется, концессий на лесозаготовки, горнодобычу и все такое.
      – Которые они рискуют потерять, если популярное в народе революционное правительство придет к власти.
      – Естественно.
      – Значит, «Нимрод» – это фонд, который каким-то образом вооружает нынешнее правительство этой страны.
      – Вы так думаете? – оживился Данциг.
      – А вы разве нет?
      – В этом и заключается самое интересное и самое удивительное. Не похоже, чтобы это было так. В действительности все обстоит как раз наоборот.
      – "Нимрод" поставляет оружие партизанам? – В голосе Лауры послышалось недоверие.
      – Я этого не сказал. Я сказал, что партизаны берут верх. Откуда берутся у них «пушки» – это другой вопрос. Может, из России? Из Китая? Мне это неизвестно.
      – Но ведь они – борцы за свободу или кто там еще – получают помощь.
      – Для одних – борец за свободу, для других – террорист. Да, получают. – Данциг улыбнулся. В сгущающихся сумерках его фиолетовые глаза горели точно два уголька. – В такой стране, когда на карту поставлены такие вложения, а выигрыш – такие концессии, ставка на неудачника была бы преступлением. Сознаюсь, что я в затруднении. Нам требуется больше информации от Стейнера.
      Дикон посмотрел на Эдварда.
      – Вы увидитесь с ним еще?
      Хендерсон сухо улыбнулся.
      – Конечно. Фактически мне пришлось предложить этому сукину сыну работу.
      Данциг хихикнул:
      – Косметическая процедура.
      – Может быть, – согласился Хендерсон.
      Лаура выглядела озадаченной.
      – Я ничего не понимаю. Ему нужно место, куда пойти после «Эм-Доу»? Так?
      – И да, и нет, – ответил ей Данциг. – Если он управляет фондом «Нимрод» и в результате остался недовольным, даже обиженным, что, как мы знаем, имело место в данном случае... – Он пожал плечами.
      Лаура покачала головой.
      – То он начал потихоньку обворовывать счет, – закончил за Данцига Хендерсон. – Немного отсюда, немного оттуда. На черный день, который сейчас, несмотря на ярко светящее солнце, наступил для Стейнера.
      – Тогда зачем ему нужна работа? – спросила Лаура.
      – Как зачем? – Данциг посмотрел на нее поверх ободка стакана. – Жадность и страх – два фактора, определяющие жизнь в корпорации. Жадность делает вас богатым, страх помогает сохранить богатство и обеспечивает безопасность. В финансовом мире не очень жалуют Иуд. Работа ему нужна как прикрытие.

* * *

      Когда Стейнер позвонил снова, это было первое, о чем он заговорил.
      – Мне нужны гарантии, – сказал он. – Я сейчас в затруднительном положении.
      – Что именно вам нужно? – Хендерсон уже был в постели, когда раздался звонок. Телефонный провод тянулся через голову спящей жены, которая привыкла не просыпаться от поздних звонков.
      – Я хочу видеть черновик приказа о назначении меня членом правления компании «Хендерсон, Грей». Я хочу, чтобы он был отпечатан и датирован днем нашей следующей встречи.
      – Это когда?
      – Завтра.
      – А вы, часом, не ошиблись? Может быть, вы хотели сказать «сегодня», но чуть позже?
      – Я сказал – завтра.
      – Не много же времени вы мне даете.
      – Вполне достаточно.
      – Что еще?
      – Немедленный отпуск сроком на месяц.
      – Наверное, отдыхать будете не в Америке? – предположил Хендерсон.
      – Вы угадали.
      – Послушайте, Стейнер. Вы себе представляете, сколько дерьма поднимется из-за этого? – Хендерсону внезапно стало не по себе.
      – Теперь уже поздно отступать, коллега.
      – Я и не собирался. – Хендерсон взглянул на свою жену. Она раскинулась во сне, ее рот был приоткрыт, на лоб упала прядь темно-коричневых волос. – Но я предпочитал бы быть готовым к этому, как и вы.
      – Я вас достаточно подготовил.
      – Правительство? – Это слово слетело с языка Хендерсона, будто остальную часть фразы он проглотил.
      – Что вы сказали?
      – Я спросил, в курсе ли правительство?
      Наступило недолгое молчание, потом раздался понимающий смешок.
      – Н-нда... Можете рассчитывать на контакты с довольно важными лицами из федеральных органов. – Снова молчание. – Ну, если не прямо, так косвенно.
      – Что вы имеете в виду?
      – Это значит, что там осведомлены о некоторых аспектах нашей деятельности, но не собираются признаваться в этом открыто.
      – Я спросил вас об этом, потому что британская МИ-5 более чем вероятно...
      – А ну вас к дьяволу! – Стейнер резко оборвал разговор. – Я не собираюсь распространяться обо всех этих подробностях по треклятому телефону.
      – Ладно, ладно... – Голос Хендерсона звучал примирительно. – С приказом все будет в порядке. Но я хочу знать то, о чем вы мне еще не сказали. Хотя, возможно, вы не знаете этого сами.
      – Не волнуйтесь, – ответил Стейнер, – я знаю, где собака зарыта. Вы имеете дело с парнем, который закапывал ее сам.

* * *

      Утром Хендерсон позвонил Дикону.
      – Сегодня я встречаюсь со Стейнером, – сказал он. – Это может стать нашим последним шансом сторговаться.
      – Во сколько?
      – В полдень. Приходите ко мне в офис где-то в половине второго. Я попрошу кого-нибудь позвонить Питеру Данцигу.
      Лаура пододвинулась к телефону, чтобы слышать разговор. Дикон сказал:
      – Спросите его, кто убил Кэйт Лоример.
      – Я уже спрашивал.
      – Спросите еще раз.
      – Хорошо. У меня к нему еще много вопросов. Постараюсь узнать все, что смогу.
      Лаура слегка наклонила голову и взяла у Дикона трубку.
      – Мне кое-что нужно, Эдвард. Думаю, что это важно. Хендерсон выслушал ее.
      – Я попытаюсь, – пообещал он.

* * *

      Новая постановка той же пьесы. Сегодня не было ни школьников, ни молодой пары в майках, зато появилась группа японских туристов, которые быстро обежали сад скульптур и только потом ушли внутрь; женщина в ситцевом платье медленно обходила сад, время от времени заглядывая в каталог. Стейнер, как и в первый раз, выбрал себе роль человека, занятого чтением «Тайме». Эдвард Хендерсон и он сели на скамью в тех же позах.
      – Это последняя встреча, – предупредил Стейнер.
      – Хорошо. Тогда давайте убедимся, что мы оба получим то, чего хотим. – Хендерсон достал листок сероватой бумаги. Текст приказа состоял из двух коротких абзацев – около шестидесяти слов; стиль сдержанный, официальный, по стандартной форме. – Вы управляете фондом «Нимрод»?
      – Да.
      – Где находятся деньги?
      Девушка в ситцевом платье подошла слишком близко и могла их услышать. Стейнер замолчал, переводя взгляд с девушки на развернутую газету и обратно. Она нашла в каталоге Майлоля, прочитала короткое описание и с полминуты осматривала эту скульптуру. Наконец она вернулась на террасу и прошла сквозь стеклянные двери внутрь музея.
      – Во Флориде, – сказал Стейнер.
      – А сколько денег во Флориде было раньше?
       –Что вы хотите сказать?
      – Сколько вы взяли себе?
      – А почему вы думаете, что я себе что-то взял?
      Хендерсон знал, что его догадка была верной больше чем на пятьдесят процентов. Он уверенно сказал:
      – Не прикидывайтесь бессребреником, Стейнер.
      Наступила короткая пауза. Ознакомившись с текстом приказа, Стейнер сказал:
      – Сколько я взял, это вас не касается.
      – С кем вы работаете в банке Майами? Его имя?
      – Вы забываетесь! – Стейнер выглядел оскорбленным.
      – Ну хорошо. Кто из вас переводит деньги?
      – Я. Он не имеет необходимой квалификации.
      – Но он дал вам системный код? Вот за что вы ему заплатили.
      Стейнер пожал плечами, что означало признание. Эта довольно простая схема работала, пока он контролировал счет. Занизить одну сумму здесь, завысить другую там; полученные деньги отдаются «в чистку», а потом направляются на номерные счета Стейнера и его сообщника.
      – Мне нужен системный код. Это часть сделки. Несколько секунд Стейнер пристально смотрел на него.
      – Убирайтесь к дьяволу!
      – Ничего хорошего для вас из этого не выйдет. Как только вы уйдете из «Эм-Доу», кто-нибудь заметит расхождение в цифрах. Ваше единственное спасение заключается в том, что фонд засекречен и никто не станет поднимать шума.
      – Вы играете с огнем, Хендерсон. Эти кубинцы из Майами хотят заработать малую толику и уехать домой. Им вряд ли понравится, если кто-нибудь, вроде вас, будет совать нос в их деньги. Разве вы недостаточно богаты?
      – Это входит в нашу сделку.
      – Продолжайте.
      – Из сводок видно, что солдаты «Лос Либертадорес» подошли к столице. Похоже, они берут верх в войне.
      – Ну и что? – Стейнер не сдержал улыбки. – Вы правильно угадали страну. Впрочем, думаю, это было нетрудно: «Эм-Доу» работает там уже не первый день.
      – В расчете на то, что они победят?
      – Да. – Стейнер снова улыбнулся, догадываясь о замешательстве Хендерсона.
      – От кого вы это знаете?
      – От одного русского.
      На сей раз замолчал Хендерсон. Наконец он сказал:
      – Надеюсь, вы имеете в виду не какого-нибудь бродячего лесоруба, чьи предки смылись из России с фамильными бриллиантами.
      – Нет.
      – И он русский?
      – Именно.
      – Расскажите мне о «Нимроде».
      – Я уже сказал: военная казна, поддержка партизан. «Нимрод» – это название, которое Чедвик дал группе инвесторов.
      – Кто они?
      – Банкиры, бизнесмены и тому подобное. Люди, которые предпочитают защищать свои вложения. Чедвик решил, что было бы неплохо иметь чуть-чуть больше влияния в международных делах, чем это возможно при обычной системе давления и лобби. Размахивать большой финансовой дубинкой иногда недостаточно.
      – Он захотел иметь войска?
      Стейнер кивнул:
      – Армию наемных убийц, оружие и все прочее. Найти единомышленников было нетрудно. Для некоторых из них «Нимрод» стал чем-то вроде частного клуба. Туда входят масоны из ложи «П-2», доморощенные мафиози, Ватикан...
      – А члены правительства?
      – Вы уже спрашивали об этом. Их нет, хотя имеются правительственные агентства и, следовательно, расходуются правительственные деньги. – Стейнер вынул из кармана ручку и начал что-то писать на отпечатанной копии приказа.
      – Ну, хорошо, – сказал Хендерсон, – а почему... Стейнер перебил его.
      – Сейчас я даю вот это. – Он протянул документ обратно Хендерсону. – Я знаю, о чем вы собираетесь спросить. Я веду торг в расчете на будущее, надеясь стать для вас своим человеком. Когда о моем назначении сообщит пресса, вы узнаете все остальное.
      – Я не согласен.
      – Смотрите. – Он показал на бумагу в руке Хендерсона. – Это мои дополнительные гарантии. Вы опубликуете сам приказ и то, что я написал на нем. Я дал вам большую часть из того, что вы хотели, и больше не хочу рисковать. Только когда вы опубликуете приказ – не раньше. – Пару секунд он смотрел Эдварду в глаза. – Вы удивляете меня, Хендерсон. Вы хотите получить системный код. Хотя, – засмеялся он, – новые деньги – это уже отслужившие свое старые. Не пытайтесь слишком поспешно удить рыбку в этой воде – там водятся акулы. Сначала я хочу выбраться на берег. – С этими словами Стейнер встал и ушел из сада.
      Эдвард взглянул на листок. Там было написано какое-то слово и ряд цифр.

* * *

      Женщина в ситцевом платье отошла от окна, собираясь уйти из зала, где был выставлен Моне. Ее внимание было настолько поглощено открывающимся видом, что сначала она не заметила другого зрителя, стоявшего в двух шагах от окна и неподвижно смотревшего на скамью и Эдварда Хендерсона. Женщина остановилась, на секунду усомнившись, потом замерла в ожидании, пока второй наблюдатель не подошел к ней. Хендерсон уходил из сада скульптур.
      – Идите на улицу и найдите такси, – сказал человек. – Я приду через пару минут.
      Ошеломленная женщина не сдвинулась с места.
      – Я должен соблюдать осторожность, – сказал Чедвик. – Он повернулся к картине, хотя было ясно, что он не видит ее. Не оборачиваясь, он вполголоса повторил: – Найдите такси.

      В машине они ехали молча. Также молча поднялись на персональном лифте и вошли в кабинет Чедвика. Чедвик сел за стол, женщина устроилась напротив него на небольшом стуле с прямой спинкой. Она ждала. Чедвик выглядел ошеломленным, как если бы вылазка в большой мир дезориентировала его: повседневная суматоха, жара и шум, поражающее, просто невероятное количество людей.