Эпилог

Похороны состоялись через неделю и были на них только Медлин и Фитцледж. Солнечный свет лился сквозь кроны деревьев, сея мир и покой. Покой, которого Эвелин Мортмейн никогда не знала при жизни.

Медлин смотрела, как Эвелин обретает место последнего упокоения среди своих предков. Ей, возможно, и не стоило присутствовать на заупокойной службе по той, что пыталась убить ее мужа. К этой женщине Медлин должна была чувствовать лишь ненависть. Если бы Эвелин добилась своего…

Однако не добилась… и Медлин вольна, была скорбеть. Не об озлобленной женщине, растратившей свою жизнь в стремлении мстить, а о девушке, какой Эвелин была когда-то — одинокой, испуганной, осиротевшей из-за безумного желания ее отца уничтожить Сентледжей.

Эвелин нашли на берегу лишь следующим утром, с изуродованным до неузнаваемости лицом. Только по ярко-рыжим волосам ее и опознали. Она почти ничего не оставила после себя, лишь пару напудренных париков, другие изящные атрибуты ее мистификации, да маленький кошелек с деньгами. Ничего ценного, кроме миниатюрного портрета смуглого курчавого ребенка. Маленький мальчик где-то во Франции ждал мать, которая никогда не вернется.

Медлин сжимала портрет в руке, когда они с Фитцледжем возвращались с кладбища через церковный двор. Священник закрыл молитвенник, и Медлин смогла задать ему вопрос, все утро вертевшийся на кончике языка.

— Вам удалось поговорить с Бесс Киннок?

— Да. — Насупленное лицо Фитцледжа сказало Медлин, что разговор был не из приятных. — Бесс немного смогла добавить к тому, что мы уже знали о Мортмейн. Отвечая на мои вопросы, девушка упрямилась, но, в конце концов, рассказала о роли, которую играла в этих событиях. Полагаю, Бесс и сама стала бояться Эвелин Мортмейн, поняв, к чему привела ее безрассудная жажда мести.

Я устроил так, что Бесс уедет отсюда, начнет новую жизнь, поступив в услужение к одной семье на Севере. Она, кажется, этому рада.

— Какое облегчение! — вздохнула Медлин, все же разочарованная тем, что Бесс не смогла дать никаких дополнительных сведений. Отчет человека, приставленного следить за Эвелин, который нашли среди вещей Романа, был очень кратким и сообщал лишь мелкие подробности о жизни Эвелин в Париже. О ребенке не было сказано ни слова. Медлин показала Фитцледжу миниатюру.

— На том ужине Эвелин говорила мне, что мальчика зовут Рафаэль и что она отослала его в школу. Фитцледж искоса глянул на портрет.

— Красивый малыш… но, милая, вы уверены, что он действительно существует? Может быть, сказка о сыне была просто частью продуманного обмана?

— Нет, мистер Фитцледж, — возразила Медлин, хорошо помнившая искру гордости, искреннее чувство в глазах Эвелин, когда та говорила о своем сыне. — Я убеждена, что ребенок существует, и боюсь, теперь он остался совсем один. Его надо найти!

— Это будет нелегко. И подумайте, если даже вы найдете его, он, вероятно, уже отравлен ненавистью к Сентледжам. Вражда между семьей Анатоля и Мортмейнами не иссякает.

— Она должна прекратиться. Если, как вы говорите, ненависть — это яд, любовь и доброта могут стать противоядием. Мы с Анатолем решили попытаться.

— Тогда я с вами. И сделаю все возможное, чтобы помочь.

— Благодарю, мистер Фитцледж, — ласково сказала Медлин, убирая портрет. — Я была в вас уверена.

Старик взял ее под руку и повел к воротам.

— А как сегодня мой молодой хозяин? — спросил он.

— О, очень хорошо. Мариус поражен, как быстро Анатоль выздоравливает.

— И доволен, — усмехнулся Фитцледж. — Осмелюсь сказать, милорд не самый послушный больной.

— Вы не правы, мистер Фитцледж. Анатоль покорно выполняет все указания Мариуса.

Кустистые седые брови Фитцледжа удивленно взлетели вверх. Медлин поняла его. В последние дни от Анатоля исходило спокойствие, которое удивляло ее. Удивляло и в то же время тревожило.

Конечно, она и раньше всегда говорила за двоих, но сейчас Анатоль был необычайно тих. Когда она была рядом, суетилась, окружая его, может быть, излишне навязчивой заботой, он не ворчал и не сопротивлялся, просто неотрывно следил глазами за каждым ее движением. Но ведь он едва не погиб, напоминала она себе. Неудивительно, что он подавлен. Когда Анатоль совсем поправится и все их гости разъедутся, он снова станет самим собой.

Смерть Романа собрала в замке всех Сентледжей — дядюшки, тетушки, кузены. Анатоль не мог никого принимать, и Медлин приходилось сновать между ними, предлагая объяснения и утешения.

Гибель Романа не погрузила Сентледжей в глубокую печаль, скорее вызвала сожаление. Их радовало, что под конец жизни он все-таки признал в себе Сентледжа. Медлин устроила поминки, помогла Адриану обосноваться в поместье Романа, написала письма, отменив заказы на материалы для строительства на Пропащей Земле.

Каждый день к вечеру Медлин очень уставала… но все это время с тихой улыбкой размышляла о том, что, наконец, и сама стала Сентледж. Не только по имени.

Все же она почувствовала облегчение, когда уехал последний из ее новых родственников. В то утро даже Мариус вернулся в свой дом. Медлин мечтала остаться наедине с мужем.

Она спешила вернуться к Анатолю, когда преподобный Фитцледж усадил ее в карету. И все же помедлила, чтобы пожать старику руку и заверить его:

— Вам больше не нужно тревожиться об Анатоле. Обещаю, что буду хорошо о нем заботиться.

— Не сомневаюсь, — просиял Фитцледж. — Вы самая подходящая женщина для этой непростой задачи.

В глазах Медлин мелькнуло раскаяние.

— Благодарю вас. Я ведь знаю, что дала вам достаточно оснований в этом сомневаться.

— Милая Медлин, я сомневался не столько в вас, сколько в себе. Я опасался, что утратил дар Искателя и совершил ошибку.

— Нет, вы остались прежним. Самым лучшим и самым мудрым Искателем Невест.

Фитцледж покраснел до корней волос. Он отступил назад, кучер взмахнул кнутом, и карета тронулась. Священник стоял у ворот и махал рукой, пока Медлин не скрылась из виду.

Но еще долго перед его мысленным взором стояло ее улыбающееся лицо. За последнюю неделю он упокоил с миром две мятежных души — Романа Сентледжа и несчастной Мортмейн. Сталкиваясь со смертью своих прихожан, он всегда испытывал печаль.

И все же душу старика наполняли свет и спокойствие, каких он не знал с той минуты, когда Медлин приехала в замок Ледж.

Тягостная тьма, чувство неуверенности в будущем, тревожившие всю округу, исчезли, унеслись вместе с туманом в тот день, когда Медлин проявила открытое неповиновение судьбе и спасла жизнь своего мужа.

Все устроилось намного удачнее, чем он ожидал. Фитцледж преклонил колени и вознес хвалу господу. После всех страхов и сомнений оказалось, что Медлин и вправду предназначено принести счастье Анатолю Сентледжу, утолить жажду этой одинокой души. В конце концов, дар Искателя Невест не подвел Фитцледжа.

Но что будет после его смерти? Самый лучший и самый мудрый Искатель Невест давно был готов вручить свою необыкновенную миссию подходящему кандидату, если только тот появится.

Если это когда-нибудь случится.

С глубоким вздохом Фитцледж направился к дому по вымощенной камнем дорожке. Он приближался к крыльцу, когда дверь распахнулась и навстречу выбежала его маленькая внучка.

Возмущенно тряхнув светлыми кудряшками, Эльфрида погрозила ему маленьким пальчиком:

— Ты опоздал к чаю, дед!

— Правда? Тысяча извинений, миледи. — Фитцледж отвесил девочке глубокий поклон, с трудом пряча улыбку.

В шляпке с перьями девочка представляла забавное зрелище. Шаль из индийского муслина, слишком большая для такой малышки, обвивала ее тонкие плечики и волочилась по земле. Впрочем, сама мисс Эффи восхищалась собственной красотой.

В этом ее поощряли безумно любящие родители. На самом деле они портили ребенка, и Фитцледж опасался, что и сам он не лучше.

Он протянул к девочке руки, и она побежала навстречу, приятно удивив его. Обычно Эффи жаловалась, что он мнет ее платья и портит шляпки.

Но когда Фитцледж подхватил ее, она крепко обвила ручонками его шею и запечатлела на морщинистой щеке поцелуй.

— Господи, что все это значит? — в восторге вскричал Фитцледж.

Девочка откинулась назад и пристально посмотрела на него своими темно-карими глазами.

— Я подумала, что ты нуждаешься в поцелуе, дед. Ты был такой грустный.

— Это правда. Но теперь я не грустный, детка.

— Ты издавал печальные звуки, когда шел сюда. Я слышала через окно. — Эффи сгорбила плечики и показала, как тяжко вздыхал Фитцледж.

— А, так это потому, что мне стало легко, — сказал он, поставив внучку на землю. — То, о чем я тревожился, кончилось гораздо лучше, чем я смел надеяться.

— Что это было? — спросила Эффи. Фитцледж начал пространное объяснение из тех, какие обычно предлагают детям, когда они задают вопросы о делах взрослых, но что-то во взгляде девочки остановило его. Эффи редко проявляла интерес к тому, что находилось дальше кончика ее маленького носа.

Поэтому Фитцледж взял ее маленькую ручку в свою и сказал:

— Я беспокоился о своих молодых друзьях. Ты ведь помнишь Медлин, красивую даму, которая некоторое время жила здесь, у нас.

— Она принадлежит черному человеку, который живет в замке. — Эффи презрительно фыркнула и произнесла с неодобрением: — Он забывает причесываться.

— Правда, — улыбнулся Фитцледж. — Думаю, миссис Бимз говорила тебе, что Медлин жена лорда Анатоля.

— Никто мне не говорил, — надменно ответила Эффи. — Я уже знала, когда увидела, что леди едет с черным лордом на его большой лошади. Я посмотрела на них, и мне стало соединенно.

— Соединенно? — в замешательстве повторил Фитцледж.

— Да, дедушка, знаешь. Соединенно. Когда становится весело вот здесь, — Эффи ударила кулачком в грудь.

Фитцледж собирался продолжить расспросы, но Эффи выдернула ручку и ушла. Со свойственным детям легкомыслием она побежала к своему котенку, который появился у нее совсем недавно. Серый комочек ускользнул от нее и забился под розовый куст.

Ошеломленный, Фитцледж смотрел на внучку. Господи! Возможно ли такое? Новый Искатель Невест все время находился у него перед глазами, а он и не догадался?

Это место всегда занимали мужчины из рода Фитцледжей. Однако… Фитцледж никогда не слышал, что это должно быть именно так.

Эффи только что точно описала чувство, которое он сам испытывал, когда ощущал, что два человека созданы друг для друга… только в его распоряжении не было этого слова.

«Соединенно». Именно так.

Дрожа от волнения, он опустился рядом с Эффи, которая заглядывала под куст, настойчиво повторяя:

— Мисс Серые Лапки, выходите немедленно! Пора пить чай.

Фитцледж взял руки девочки в свои.

— О, моя милая маленькая Эффи, — пробормотал он.

Она нахмурилась, явно недовольная тем, что ей помешали воспитывать котенка.

— Ну, в чем дело, дед? Что ты на меня так смотришь?

Сердце Фитцледжа переполняла радость, и он едва мог говорить.

— Милое мое дитя, — хрипло произнес он, — я только что понял твое удивительное предназначение. Ты будешь следующим Искателем Невест.

— А это как?

— Ты будешь находить жен и мужей для всех Сентледжей. Как твой дед.

Эффи наморщила нос, на нее это не произвело впечатления. Она покачала головой, и перья на шляпке заколыхались.

— Нет. Я буду слишком занята поисками мужа для себя.

На мгновение отношение Эффи к его великой новости испугало Фитцледжа. Но, вспомнив, что девочка еще очень мала, он улыбнулся. Еще есть время объяснить ей значение дара, который она унаследовала.

Он вытащил мисс Серые Лапки из кустов, вручил девочке котенка, и внучка отвела деда пить чай.

Когда Медлин вернулась в замок Ледж, Анатоля не оказалось дома, но она догадалась, где его искать.

Проскользнув через столовую, она погрузилась в таинственные заросли, которые были садом Дейдры. Она пробиралась по едва заметной дорожке среди цветущих кустов, особенно внимательно глядя под ноги, когда тропинка начала спускаться к обрыву за домом.

Выбравшись из зарослей рододендрона, она увидела вдалеке Анатоля. Он стоял у края обрыва, наблюдая за стаей чаек, летящих к морю. Его черные волосы и широкие плечи ясно вырисовывались на фоне голубого неба, сильная одинокая фигура казалась высеченной из камня.

Медлин внезапно остановилась, охваченная сомнением. Это было тайное место Анатоля, сюда он часто уходил и раньше. Чтобы скрыться из дома, от горьких воспоминаний, даже от нее. Быть может, ее приход — грубое вторжение в святая святых? Лучше вернуться домой и…

Поздно. Анатоль насторожился, ощутив ее присутствие, хотя и постарался, чтобы это осталось незамеченным. Он медленно обернулся и поманил жену к себе. Подобрав юбки, она побежала к нему.

Когда она подбежала, Анатоль улыбнулся и протянул ей руку. Медлин вложила пальцы в его сильную ладонь. Она знала, что Анатоль уже почти здоров, но не могла не всматриваться с тревогой в его черты.

Он был еще бледен, глубокие морщины залегли возле глаз, но она не знала, испытывает ли он физические страдания.

— Милорд, — сказала она, — вы уверены, что способствуете своему выздоровлению, начав выходить так рано?

— Я не могу всю жизнь оставаться в постели, Медлин. Во всяком случае, один.

Она вспыхнула. За короткое время их союза они уже так много пережили вместе. Как за целую жизнь. И, тем не менее, этот мужчина мог взволновать ее единственным словом, единственным взглядом.

Она отвела глаза, стала разглядывать пейзаж, открывающийся с обрыва: далеко внизу море билось о берег, солнце рассыпало алмазы по неутомимым волнам.

— Так вот какое оно, твое тайное место, — произнесла она. — Здесь красиво.

— Я всегда так думал. И моя мать. Наверное, поэтому она и решила прийти сюда в ту ночь… Здесь она погибла.

Красота сразу померкла. Медлин ощутила высоту обрыва, острые камни внизу. То, что замок Ледж мог быть жестоким и не прощающим для тех, кто ему не принадлежал, легко забывалось.

Теперь она поняла, почему Анатоль не хотел, чтобы она приходила сюда. Даже сейчас он крепче сжал ее руку и отступил от края обрыва. Медлин искала в его лице признаки боли, которую он испытывал каждый раз, когда упоминал мать, но во взгляде Анатоля была задумчивость, а не грусть.

— Я всегда прихожу сюда, чтобы побыть в одиночестве, подумать, — сказал он. — И я много думал, пока лежал.

— О чем? — тихо спросила она.

— О многом. О матери, об отце. Даже о Романе. О себе… почему я еще жив.

— Прошу тебя, Анатоль, не надо, — произнесла Медлин, содрогаясь. Она не хотела размышлять о том, почему ужасное видение не стало явью. Глупо, но все-таки ей казалось, что исследование чуда может разрушить его и ужасное пророчество отберет у нее Анатоля.

Поняв, что она испытывает, Анатоль сменил тему. Он обнял жену за талию, притянул к себе и заговорил о смерти Романа:

— Как странно! Я столько лет ненавидел его и вдруг почувствовал, что мы связаны. А еще удивительнее было, когда я ощутил связь между собой и Эвелин Мортмейн.

— Эвелин? — изумленно повторила Медлин.

— Да, я знаю, это странно звучит, но… — Анатоль нахмурился, подыскивая слова. — Я подумал, что мы — Роман, Эвелин Мортмейн и я — не такие уж разные. Прошлое изломало и озлобило нас.

— Но вы не были виноваты в этом.

— Может, да, а может быть, и нет. Я все время спрашиваю себя: что, если б я постарался быть внимательнее к матери? Если б не так пугал ее… — Он помолчал, играя локоном Медлин. — Я ведь так и не попросил прощения за то, что напугал тебя тогда, в старом крыле замка.

— О, Анатоль! Это я должна просить прощения. Я не должна была убегать от тебя.

— Здесь прощать нечего. Я чуть не обрушил замок на твою голову. Черт, я пугал свою мать, а ведь все, что я для нее сделал, — попытался послать ей цветы.

Он старался говорить без горечи, пряча чувства за печальной улыбкой. Но когда они шли по дорожке, Медлин увидела в его глазах отблески давней боли, давних страхов.

Он был высок и статен, ее сильный муж; его внушительная фигура и пронзительный взгляд могли повергнуть в трепет любого врага. И может быть, лишь она одна знала о его уязвимости, видела его чувствительную и нежную душу. Рядом с ним Медлин была в безопасности и знала, что это ощущение сохранится до конца дней.

Теперь она поняла, чем Анатоль был поглощен эти дни, знала причину его чрезмерного спокойствия. Он просто подавлял свою силу, не желая, чтобы Медлин видела ее проявления. Он оберегал жену, старался быть к ней внимательней. Она сказала, что любит его, и будет любить всегда, но он все-таки боялся ее потерять.

— Пошли мне цветы, — тихо произнесла Медлин.

— Что? — Анатоль с удивлением глянул на нее.

— Пошли мне цветы, — повторила она уже тверже… и он напрягся, поняв, чего она хочет. С губ его сорвался сухой смешок.

— Медлин, если тебе нужны цветы, я могу подняться на холм и нарвать их сколько угодно, не применяя свой дьявольский дар.

— Твой дьявольский дар спас мне жизнь, — напомнила она. — На верхушке этого дерева цветы особенно хороши. Анатоль, прошу тебя, достань мне их.

Анатоль пристально взглянул на нее, и сердце у него сжалось. Он так долго собирался с силами, чтобы открыть Медлин правду о себе и своем даре. Теперь она знала все. И, тем не менее, что-то удерживало его.

Но она ждала, смотрела на него с таким любопытством и ожиданием.

— Пожалуйста, — повторила она, ободряюще кивнув.

Анатоль не мог устоять перед умоляющим выражением этих весенних зеленых глаз.

— Н-ну, хорошо, — хрипло произнес он и обернулся к розовым цветам на верхушке рододендрона в нескольких ярдах от дорожки. Когда он подносил пальцы ко лбу, рука его дрожала.

Он готов был остановиться, бросить эту затею при первых признаках испуга Медлин, но, судя по всему, пока в ней не было и намека на страх. Тогда Анатоль стал пристально смотреть на одну из веток, и смотрел до тех пор, пока она не задрожала. Еще одно мысленное усилие — и ветка отломилась.

В висках, как всегда, застучала боль. Сама его сила, казалось, трепещет от страха. Цветок, плавно покачиваясь, поплыл по воздуху к Медлин.

Она протянула руку и поймала подарок. Затаив дыхание, Анатоль смотрел на ее лицо. Губы ее приоткрылись, глаза расширились, но никакого страха он не увидел, только благоговейный восторг.

Снова обернувшись к дереву, он облизнул губы, сосредоточился и принялся за другую ветку. На сей раз, у него получилось быстрее. Потом — еще быстрее. Цветы неслись по воздуху к Медлин, хотя легкий ветерок относил их в сторону.

Медлин радостно смеялась, ловя ветки одну за другой. Глядя на ее сияющее лицо, Анатоль забыл о пульсирующей боли в висках.

Зарывшись носом в ароматные лепестки, она смотрела на него поверх букета розовых цветов, голос ее прерывался.

— Как… как это делается? Как ты делаешь такие восхитительные вещи?

Восхитительные? Анатоль никогда прежде не видел свою силу в таком свете.

— Не знаю, — сказал он, ощущая странное замешательство. — Я просто стараюсь сосредоточиться. Когда я думаю о том, что должно произойти, в голове у меня взрывается боль. А потом это происходит.

— Боль? — улыбка Медлин померкла. — Тебе больно?

— Немножко, -с легкой гримасой он потер лоб. Медлин протянула руку. Она гладила его лоб теплыми мягкими пальцами, в глазах ее светилось беспокойство.

— Тогда ты больше этого не делай, — сказала она.

Заявление это было таким простым, таким практичным, таким свойственным его жене, что Анатолю захотелось рассмеяться… но вдруг его глаза вспыхнули, и он понял, что не хочет ничего говорить.

Сильными руками он крепко обнял жену и прижал к себе. Цветы посыпались на землю, когда Медлин обвила руками его шею.

Они просто стояли обнявшись. В один миг, несколькими простыми словами Медлин перечеркнула годы боли, страха, ненависти к самому себе. Анатоль чувствовал, как оковы прошлого сваливаются с него и он… обретает свободу.

Он страстно целовал ее нежные податливые губы, тонкие брови, шелковистые мягкие волосы. Потом стер слезы с ее щеки, с удивлением осознав, что и сам плачет.

— Медлин, — проговорил он хрипло. — Знаю, ты не хочешь, чтобы я об этом говорил, но я должен. Видение в кристалле… Единственная причина, по которой пророчество не сбылось, причина, по которой я не умер, — это ты.

В глазах жены засверкали слезы, она покачала головой, но он взял ее лицо в ладони, крепко сжал, не давая ей возразить.

— Я никогда не обладал силой изменить будущее. Это все ты, моя дорогая. Ты навсегда изменила мою судьбу. Настоящее чудо не в том, что я жив, а в том, что ты здесь и любишь меня.

— И всегда буду любить, — прошептала она. Анатоль пристально смотрел ей в глаза, его сердце захлестнула такая любовь к его маленькой, но упрямой жене, что ему стало больно. Но он сумел улыбнуться.

— Всегда — это очень долго. Так помни: тебе придется очень долго жить с великаном-людоедом в его замке у моря.

Ее нежные губы дрогнули в улыбке.

— Я думаю, что справлюсь, милорд. Но когда он снова начал целовать ее, она наклонила голову.

— Анатоль… Насчет замка… Я должна тебе признаться. — Она нервно вертела пуговицу на платье. — Я кое-что сделала, пока ты лежал в постели.

Она выглядела такой очаровательно виноватой, что его улыбка от нежности стала еще шире.

— И что же такое вы сделали, миледи? — спросил он с притворной яростью.

— Я… я ходила в старую башню повидать Просперо.

— Что? — Улыбка Анатоля исчезла, одна мысль об этом леденила кровь. Его Медлин, совсем одна, встретилась с этим проклятым богом колдуном! — Что тебя заставило это сделать? Женщина, твое любопытство доведет меня до смерти.

— Это было не просто любопытство, — возразила она. — Мне надо было обсудить с ним кое-что важное.

— Обсудить? О чем ты могла говорить с этим дьяволом?

Медлин съежилась, но решительно продолжала:

— Я… я рассказала ему, что уважаю его роль родоначальника семьи, но больше не позволю ему терзать или дразнить тебя. А потом я… — Медлин напряглась, словно обуздывая гнев Анатоля. — Я… я попросила его уйти и оставить нас в покое.

— Проклятие! Он швырнул в тебя молнию или просто рассмеялся в лицо?

— Нет, он был очень мил. Он согласился.

Анатоль отстранился, уставившись в ее склоненное лицо, уверенный, что он не расслышал.

— Ч-что?

— Он пообещал держаться от нас подальше, пока я оберегаю тебя от несчастий и замок Ледж процветает.

Анатоль, потрясенный, не сводил с нее глаз. Сколько он себя помнил, он хотел освободиться от вечного присутствия Просперо и его докучных шуточек. Когда-то он даже уговаривал своего кузена Зака, экзорциста, изгнать призрак из замка. Но Зак отказался применять свое искусство к члену семьи.

По правде говоря, Анатоль думал, что Зак просто боится бросить вызов Просперо. Но кто из Сентлеждей не побаивался своего знаменитого предка?

И вот Медлин оказалась той, кто это сделал, его хрупкая жена победила страх и Встретилась с призраком… Это потрясло Анатоля. Более того, он понимал, что это должен был сделать он.

Он взял ее за подбородок, заставил взглянуть на себя. Она в тревоге покусывала губы.

— Ты… Ты сердишься на меня?

— Сержусь? — выдохнул он, восхищенно гладя ее по щеке. — Моя смелая… моя прекрасная Медлин! Ни у одного Сентледжа не было такой жены! Что такому ничтожеству, как я, делать с такой замечательной женщиной?

На ее щеке появилась озорная ямочка, но глаза смотрели серьезно и нежно.

— Просто любить ее.

В этот вечер в спальне горели все свечи, Анатолю Сентледжу больше нечего было скрывать.

Он чувствовал себя, как усталый рыцарь, проделавший долгий и опасный путь, чтобы приблизиться к своей даме сердца и вручить ей меч. В последний раз.

— Медлин, — произнес он тихо, но твердо, — когда-то я вручил тебе этот меч во время обряда, который тогда не имел смысла. Его смысл я постиг лишь недавно. Тогда я не понимал, что это означает — отдать женщине свое сердце.

Он преклонил перед ней колено. Золотисто-медные волосы Медлин рассыпались по плечам, ее хрупкая фигурка, облаченная в белое платье, мерцала в пламени свечей.

Он поднял меч:

— Леди, вы соблаговолите принять мой меч? Соблаговолите ли вы также принять мое сердце и мою душу? Навеки.

— Да, — прошептала Медлин, думая, что в тот далекий день она тоже многого не понимала. Ее пальцы сомкнулись на золотой рукояти оружия. На сей раз она полностью сознавала его силу, огромную ответственность, лежащую в ее руках. Она торжественно произнесла:

— Я клянусь хранить и беречь твой меч, твое сердце и твою душу.

В глазах Анатоля мелькнуло беспокойство.

— Ты не станешь снова пользоваться мечом?

— Нет, милорд. Все, что я хочу знать о будущем, я вижу в твоих глазах. Я спрячу меч до того дня, когда смогу вручить его сыну.

Наклонившись, она скрепила клятву поцелуем, Запечатлев его на виске Анатоля. Анатоль поднялся, Медлин отложила меч в сторону и уже собиралась броситься в его объятия. Но он еще на мгновение задержал ее.

Он знал, что должен открыть Медлин еще одну тайну. Еще несколько дней назад ему казалось, что будет лучше, если она узнает об этом сама, следуя естественному ходу вещей. Но эта женщина стала неотъемлемой частью его самого, и он не мог от нее ничего скрывать.

— Медлин, — проговорил он, — ты… ты уже носишь под сердцем моих сыновей.

— Сыновей? — внезапно задрожавшим голосом повторила она. — Ты… ты хочешь сказать…

— Да, мальчиков-близнецов.

Она ошеломленно смотрела на него, рука ее непроизвольно потянулась к животу.

— Я полагаю, они зачаты в тот день, под стоячим камнем.

— Но… как ты… Неважно. — Медлин рассмеялась. — Глупый вопрос.

Она обеими руками погладила живот, удивление на ее лице сменилось светлой радостью. Анатоль разделял эту радость, но должен был предостеречь ее:

— Медлин, ты должна понять: жизни, которая зародилась в тебе, нет еще и месяца. Я не мог бы так сильно ощущать присутствие сыновей, если бы они не были истинными Сентледжами в полном смысле слова. Что ты будешь делать, если окажется, что они обладают теми же необычными способностями, что и я?

Медлин улыбалась, в голове ее уже роились мечты и планы на будущее, которое представлялось ей исполненным одной только любви и радости. Она ответила без колебаний:

— Любить их, как люблю тебя. Учить их, чтобы они стали самыми образованными людьми на свете. Учить их быть Сентледжами, как мистер Фитцледж учил тебя. Объяснять им, что, если человек может заставить летать по воздуху мяч в саду, не следует делать то же с вилками за обедом.

Ее слова прогнали последние сомнения, остававшиеся в душе Анатоля. С удивлением он услышал собственный громкий смех. Прежде он никогда не смеялся столь охотно и радостно.

Но прежде он и не знал, что значит быть счастливым.

Веселье быстро уступило место более глубокому и сильному чувству. И Медлин без труда угадала это чувство. Глаза их встретились, Анатоль подхватил ее на руки и понес в спальню.

Уложив Медлин на супружеское ложе, он бережно и нежно раздел ее. Сгорая от любви и страсти, Анатоль Сентледж осыпал поцелуями свою хрупкую, нежную жену, вновь и вновь уводя ее к вершинам блаженства, где сливается воедино не только плоть — два сердца и две души.

И где— то в ночи родилась новая легенда.