Сентледжи всегда заботились о том, что им принадлежало. Анатоль не мог избавиться от этой мысли, как и от другой, гораздо более болезненной. Что сказала бы Медлин, если бы узнала, что он стоял сложа руки и просто позволил Уиллу умереть?

Анатоль стиснул зубы. Ведь он был почти уверен в том, что чувства в нем умерли. И вдруг обнаружилось, что он способен чувствовать, способен испытывать не только боль, но и гнев, и стыд.

Бормоча под нос ругательства, он бросился мимо Мариуса вверх по лестнице в маленькую комнату, куда Уилла поместили после того, как Мариус отрезал ему ногу.

Чертов мальчишка! Анатоль был готов собственноручно запихивать еду ему в глотку. Будь здесь Медлин, она нашла бы что сказать, знала бы, как вывести Уилла из оцепенения, образумила бы и утешила его. Его разумная, спокойная и добрая жена всегда знала, как поступить в подобных случаях.

Если бы Медлин была здесь…

Но ее нет.

При мысли об этом гнев Анатоля стал утихать, уступая место привычной боли. И остатки его испарились без следа при виде юноши, свернувшегося под одеялами. Безразличный ко всему, он даже не повернул головы, чтобы посмотреть на вошедшего.

Тригхорн обхаживал Уилла, уговаривая проглотить хоть ложку супа, но, когда Анатоль приблизился к кровати, дряхлый старик почтительно отступил.

Уилл равнодушно смотрел в потолок. Анатоль заглянул в его глаза, и вдруг с ужасом осознал, что точно такие же глаза он каждый день видит в зеркале. Пересохшие колодцы отчаяния. Он стоял над юношей, чувствуя себя совершенно беспомощным. Ему доводилось слышать, что кто-то из Сентледжей, наверное, Дейдра, умел снимать душевную боль наложением рук, даруя страдальцу сладостное забытье.

Теперь этот дар был бы как нельзя кстати. Увы, в его распоряжении были лишь силы, которые здесь не нужны и неуместны.

Легко тронув щеку юноши, Анатоль приказал:

— Уилл, посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты посмотрел мне прямо в глаза.

Мариус, поднявшийся за ним по лестнице, в тревоге застыл у дверей, а Тригхорн воскликнул:

— Господи помилуй, нет, милорд! Не надо больше этих проклятых видений!

Только Уилл остался недвижим, без страха глядя на Анатоля.

— Надеюсь, хозяин, на этот раз вы видите мою смерть.

Пропустив его слова мимо ушей, Анатоль сосредоточился, устремив взгляд в большие голубые глаза.

— Это хуже; чем смерть, — мрачно произнес он. Напускное безразличие Уилла сменилось тревогой.

— Х-хуже? Вы ведь не… не… не вторая нога?

— Нет. Я вижу в твоих глазах, что ты скоро женишься.

Уилл изумленно уставился на него, горько и недоверчиво усмехнулся:

— Кому нужен такой муж? Урод. Никчемный калека.

Анатоль выпрямился и стал как будто выше ростом.

— Ты подвергаешь сомнению мою силу, мальчишка? — спросил он, нахмурившись. Уилл зарылся поглубже в постель.

— Н-нет, хозяин, но…

— Я не вижу лица девушки, на которой ты женишься, знаю только, что она будет тебе хорошей женой. У вас будет двенадцать детей.

— Боже милосердный! — воскликнул Тригг. Глаза Уилла расширились, казалось, только они и были живыми на его бескровном, исхудавшем лице.

— Так что очень тебе советую начать есть, — сухо произнес Анатоль. — Тебе понадобится много сил. Очень много.

Уилл кивнул, на его ошеломленном лице проступило подобие румянца.

Анатоль вышел из комнаты и ретировался в свой кабинет. Он уселся за стол, откинулся на спинку кресла и уже собирался предаться своим обычным черным мыслям, но тут в комнату бесцеремонно ворвался Мариус.

— Господи, Анатоль! Тебе надо бы посмотреть на мальчишку! Уилл поглощает пищу так, словно собирается прямо сегодня пойти и произвести на свет двенадцать детей! — Мариус удовлетворенно улыбнулся. — Впервые твое видение не было предвестником трагического события. Ты понимаешь, что это значит?

— Это значит, что я дьявольски искусный лжец.

Губы Мариуса дрогнули, улыбка поблекла:

— О чем ты говоришь?

— Говорю, что все выдумал, — огрызнулся Анатоль. Наивность кузена одновременно восхищала и раздражала его. — Или ты думаешь, что я внезапно превратился в светлого ангела?

Он ожидал, что неуместная улыбка наконец исчезнет с лица Мариуса, но тот по-прежнему смотрел на него с величайшим восхищением.

— Это неважно. К тому времени, как Уилл поймет, что предсказанию не суждено сбыться, он уже достаточно поправится. И кто знает, может быть, так оно все и случится. Если вы и дьявол, милорд, то весьма умный и преисполненный сострадания к ближнему.

Анатоль не ощущал в себе никакого особого ума, только безмерную опустошенность.

— Как ты додумался так блестяще солгать?

— Со времени женитьбы на Медлин я научился сочинять сказки.

С той минуты, как Мариус появился в замке, имя Медлин прозвучало впервые. Мариус ощутил глубокую печаль, глядя внезапно увлажнившимися глазами на свидетельства упадка и запустения, снова проникавших в замок Ледж. Он впитывал в себя мрачную атмосферу кабинета, отмечая в уме задернутые занавеси, камин, откуда давно не выгребали пепел. Он не хотел вмешиваться в жизнь Анатоля, но ничего не мог с собой поделать. Он решительно прошел дальше в кабинет.

— Анатоль, я давно хотел сказать тебе, как мне жаль…

— Не надо, — перебил Анатоль, боясь сочувствия Мариуса, а еще больше — понимания, которое он отчетливо видел в худом лице кузена. Понимания человека, слишком хорошо знающего, что значат долгие годы одиночества, тьмы и пустоты, когда жизнь теряет смысл. Анатоль не хотел этого знать.

Мариус глубоко вздохнул, но, прежде чем он успел сказать что-то еще, Анатоль напрягся, ощутив присутствие постороннего. Кто-то чужой появился в замке.

Джереми провожал кого-то в кабинет. Быстрые движения лакея — и медленная, усталая, шаркающая походка.

— Фитцледж! — пробормотал Анатоль, вскакивая на ноги. Он старался не надеяться, но надежда снова хлынула в его сердце, словно мощный поток, сметая все преграды на своем пути.

— Мне вас оставить? — застенчиво спросил Мариус.

Анатоль нетерпеливо отстранил кузена. Он был явно не способен взять себя в руки и хотя бы отчасти скрыть обуявшее его волнение. Когда дверь отворилась, чтобы впустить Фитцледжа, Мариус потихоньку отошел к потухшему очагу.

Анатоль нетерпеливо кинулся к священнику, но лишь затем, чтобы отпрянуть в изумлении. За несколько дней священник сильно постарел, и в это утро перемена была особенно заметна. Его плечи поникли, волосы, словно приклеились к голове, а глаза… Его глаза, в которых всегда светилась юношеская невинность в сочетании с вечной мудростью…

Теперь это были просто глаза старика.

Изможденный вид Искателя Невест давал исчерпывающий ответ на вопрос Анатоля. И все же он не мог удержаться, презирая самого себя за отчаяние, которое выдавал его дрожащий голос.

— Вы… вы говорили с Медлин? Она вернется ко мне?

Старик ничего не ответил. Опустив голову, он добрел до стола и положил на него длинный сверток. Сверкающая рукоять торчала из холстины.

Меч Сентледжей.

Хрупкая надежда, за которую Анатоль цеплялся, как утопающий за соломинку, разлетелась на тысячу кусочков.

— Она отказывается даже увидеться со мной? — проговорил Анатоль, судорожно сглотнув. — Вы сказали ей, что я клянусь никогда не пользоваться ни одной из моих проклятых способностей? Что я буду держаться на расстоянии? Что даже не попытаюсь прикоснуться к ней?

— Мне очень жаль, милорд, — произнес Фитцледж. — Я передал ей все, что вы велели, но ничего не изменилось.

— И… и она по-прежнему желает покинуть Корнуолл?

— Да, она хочет немедленно вернуться в Лондон.

Анатоль сказал себе, что именно этого он ожидал, именно этого боялся. Так узник на скамье подсудимых ждет пожизненного приговора. Но почему приговор все равно поражает так жестоко?

Он снова откинулся на спинку кресла. Медлин хочет покинуть его. Не на неделю, не на месяц — навсегда. Вот как велик ее страх. Отчаяние грозило захлестнуть его черной волной, он закрыл глаза в попытке побороть приступ.

— Хорошо, — прошептал он. Он механически протянул онемевшую руку, нашел перо и придвинул к себе лист бумаги.

— Я велю моему поверенному передать в ее распоряжение такую сумму, какую бы она ни захотела. Я уже отправил почти всю ее одежду в дом священника и позабочусь о том, чтобы остальные ее вещи отослали в Лондон. Она… — он запнулся, так как горло у него перехватило. — Ей наверняка понадобятся ее книги.

Все это время Мариус молча слушал. Но теперь он бросился мимо Фитцледжа к Анатолю, склонился над ним.

— Господи помилуй, Анатоль, что ты такое говоришь? Это невозможно, нельзя позволить ей уйти!

— Что ты хочешь от меня, кузен? — устало спросил Анатоль. — Чтобы я заставил Медлин вернуться ко мне? Приковал ее к стене цепью?

— Нет. Тебе и не придется. Медлин не боится вас, милорд.

— Ты не был здесь в ту ночь. Ты не заглядывал ей в душу, да твои способности и не понадобились бы. Любому глупцу было бы видно, как она напугана.

— Я бы тоже испугался, если б ты обрушил на мою голову половину замка! — вскричал Мариус. — Но я смотрел в сердце твоей жены прежде и видел там только силу и храбрость. И любовь к тебе.

Любовь? Губы Анатоля искривила горькая улыбка.

— Твой дар, должно быть, тебе изменил, Мариус. Ни одна женщина не может любить меня. Я всегда это знал. Моя единственная ошибка заключается в том, что я забыл это.

Фитцледж не расслышал их приглушенный разговор. Отвернувшись от стола, он сделал несколько шагов и проговорил:

— Прости мне господи. Это моя вина.

— Нет, старина, вам не в чем себя винить. Вы сделали все, что могли. Только я виноват во всем.

Однако слова Анатоля не успокоили Фитцледжа, напротив, он взволновался еще больше. Облокотившись на каминную полку, он уткнулся лицом в рукав, но Анатоль успел заметить слезинку, бегущую по морщинистой щеке.

Фитцледж плакал.

Анатоль бросил испуганный и беспомощный взгляд на Мариуса, но не увидел в его глазах сочувствия, столь обычного для своего кузена. Прищурившись, Мариус пристально смотрел на Фитцледжа.

— Он что-то скрывает от тебя, Анатоль, — наконец произнес Мариус. — И это касается Медлин.

Фитцледж скрывает? «Мариуса и впрямь покинул его дар», — подумал Анатоль. Священник был самым честным человеком из всех, кого он знал. Он мог вспомнить только один случай, когда Фитцледж пустился на обман, когда старик старался устроить брак между Анатолем и Медлин.

Анатоль, опершись руками о стол, медленно поднялся.

— Фитцледж!

Услышав свое имя, старик, казалось, лишь больше ушел в себя. Что-то невнятно бормоча, он полез за носовым платком.

— Я… не думаю, что могу это вынести. Видеть, что ему так больно. Хуже, чем когда мать отвергала его… Но я обещал Медлин.

— Что обещали? — спросил Анатоль.

— Должно быть, это связано с причиной, по которой Медлин покидает тебя, — сказал Мариус.

Фитцледж громко высморкался и устремил на Мариуса взгляд, полный мягкого укора.

— Благодарю вас, молодой человек, но я и сам могу открыть тайну.

— Тогда лучше сделайте это. И побыстрее. — Анатоль обошел стол и тяжело положил руку на плечо Фитцледжа.

Старик долго и тщательно сворачивал платок, по-прежнему избегая взгляда Анатоля.

— Медлин думала, и я согласился с ней, — что вам лучше не знать истинную причину, по которой она отказывается вернуться в замок Ледж.

— В чем же дело?

— Ваша жена уезжает не потому, что боится вас, милорд…

— Я так и знал! — перебил его Мариус торжествующим тоном. — Она боится не тебя, а за тебя.

— Говорите так, чтобы вас можно было понять, Фитцледж, — сказал Анатоль, стараясь быть вежливым с обезумевшим стариком, но чувствуя, что его терпению приходит конец.

— Медлин боится, что если она останется с вами, то убьет вас.

— Она уже убивает меня!

— Нет, по-настоящему убьет. Она… у нее было видение.

Неужели у старика от огорчения помутился разум?

— Вы знаете, что это невозможно. Если, конечно, вы не обнаружили, что Медлин происходит от побочных отпрысков Просперо и в ее жилах течет кровь Сентледжей.

— Она смотрела в кристалл, она воспользовалась силой, заключенной в мече, вашей собственной силой, милорд, — настойчиво проговорил Фитцледж. Взгляд его покрасневших глаз был вполне осмысленным и серьезным. — И не в первый раз. Сначала бедняжка думала, что это игра воображения, но меч предсказал ей, что вы с ней поедете верхом к волшебному камню.

Слова старика пробудили в Анатоле смутное беспокойство. Он убрал руку с плеча Фитцледжа и нахмурился:

— Я не могу в это поверить.

— Почему? — спросил Мариус. — Ты Сентледж. Нам ли не верить в наши собственные легенды, тем более в легенды, связанные с мечом Просперо?

— Наше семейство плодит легенды, словно море устриц, — огрызнулся Анатоль.

— И почти все они основаны на вполне реальных событиях.

Анатоль стиснул зубы, зная, что Мариус прав. Его взгляд обратился к столу, где меч Сентледжей, обернутый в холстину, лежал, как притаившаяся змея, готовая нанести ему смертельный удар.

Да, он смутно припоминал когда-то слышанные истории о женах, способных обрести часть силы мужей через меч. Но женщины, носящие имя Сентледж, чаще всего прятали меч подальше, чтобы никогда больше его не видеть.

Ему не пришло в голову посоветовать Медлин сделать то же самое. Да и зачем женщине забавляться такой опасной игрушкой, разглядывать ее.

Но изумрудно-зеленые глаза его жены оказались чрезмерно любопытными.

О, Медлин! Анатоль застонал. Сорвав холст, он поднял оружие, содрогаясь при мысли, что его жена могла столкнуться с этой ужасной силой. Давно надо было швырнуть эту адскую штуковину в море с ближайшей скалы.

Был лишь один способ проверить то, о чем рассказал Фитцледж. Устремить взгляд в кристалл, попытаться самому увидеть то, что якобы видела Медлин.

Сжимая рукоятку, Анатоль держал меч, пристально вглядываясь в мерцающий камень, подчиняясь загадочной силе кристалла, погружаясь в его таинственные глубины.

Мгла… И снова то же бессмысленное видение, что и много месяцев назад, явилось его взору.

Он потерялся во мгле вместе с призрачной фигурой женщины, ее яркие рыжие волосы рассыпались по плечам. То же леденящее чувство опасности, то же неясное предостережение.

«Берегись огненной женщины».

Скрипнув зубами от напряжения, он заставил мглу рассеяться, сосредоточив во взгляде всю свою силу. Кристалл вспыхнул, и внезапно картина развернулась перед ним с ослепительной ясностью.

И Анатоль понял, почему никогда прежде ему не удавалось сделать образ четким. Даже от Сентледжа требовалось мужество, чтобы взглянуть в лицо собственной смерти.

Когда видение рассеялось, он осторожно положил меч на стол.

— Что ты видел? — Мариус тронул его за плечо, так как Анатоль хранил молчание.

— Фитцледж был прав. Медлин действительно кое-что видела, — проговорил Анатоль. — Я умру.

Мариус побледнел и произнес проклятие. Но Анатоль с удивлением понял, что сам он не чувствует страха, напротив— на него вдруг снизошел удивительный покой.

Значит, Медлин уходит не потому, что он напугал ее. Если бы не это видение, у нее хватило бы смелости вернуться. Принять его… Любить его. Нежная улыбка тронула губы Анатоля, его душу озарила тихая радость.

Он не надеялся победить видение или избегнуть смерти. Но какой бы срок ни был ему отпущен, он намеревался разыскать Медлин и любить ее так, чтобы хватило на всю жизнь.

Однако эту мысль вытеснило тревожное соображение. Если Медлин думала, что она будет причиной его смерти, значит, образ в кристалле она видела не с полной ясностью. Боясь за него, она, по-видимому, не имела представления об опасности, грозящей ей самой.

В голове у него начала складываться более или менее ясная картина. Фитцледж видел таинственную женщину, которая плакала на могиле старого Тайруса. Роман купил Пропащую Землю. Приехал его так называемый друг… Ив де Рошенкур.

Неудивительно, что Анатоль видел образы собственной смерти. Но к Медлин они не имели отношения.

Огненной женщиной была не она.

— Я должен найти свою жену, — проговорил Анатоль, широкими шагами направляясь к дверям.

— Нет! — воскликнул Фитцледж. — Именно этого вы не должны делать, ведь Медлин не хотела, чтобы я вам рассказывал. Понимаете? Она пытается вас спасти.

Молчание было достаточно долгим, чтобы Анатоль успел одарить старика печальной улыбкой.

— Она уже спасла меня.

Прежде чем Фитцледж и Мариус попытались остановить его, Анатоль выбежал из кабинета. Он вихрем пронесся через весь дом к гостиной, откуда был выход в сад, в аллею, ведущую к конюшням.

Широко распахнув дверь, он погрузился в мглистое утро. Тяжелый туман захватил в плен замок Ледж, и теперь его длинные белые пальцы тянулись к горлу Анатоля.

Он замедлил шаг, потом остановился в нерешительности, размышляя. Имелась причина, по которой видение в кристалле вдруг возникло с полной ясностью. Его пронзил холод, никоим образом не связанный с сырым туманом и промозглым весенним утром.

Он надеялся, что ему отпущено еще немного времени, но теперь стало ясно, что исполнение пророчества уже нависло над ним. Сегодня, возможно, через несколько часов. На миг Анатоль ощутил леденящий душу страх.

Окутанный туманом, он почти на ощупь добрался до конюшни, крикнул, чтобы седлали его жеребца. Гончие подняли страшный гам, лай отзывался во мгле жутковатым эхом. Цезарь буйствовал, отказываясь подчиняться командам Анатоля. Понадобились усилия двух дюжих конюхов, чтобы оттащить его от хозяина и запереть на псарне с другими собаками. Старый пес как будто знал…

Анатоль направил силу в пространство, напрягшись до предела, чтобы найти Медлин. Там, в деревне, у Фитцледжа.

Он сосредоточился, но не ощутил ее. Ее там больше не было. Анатоль выругался и крикнул конюху, чтобы тот поторопился. Когда вывели черного жеребца, Анатоль шагнул вперед, и в это мгновение на его плечо опустилась рука.

Он рванулся, но хватка его хрупкого кузена Мариуса оказалась на удивление крепкой.

— Ради бога, Анатоль! Фитцледж вне себя, на грани полного отчаяния. Ты должен…

Мариус внезапно умолк, взгляд его испуганно блуждал, словно пытаясь проникнуть сквозь туман, обволакивающий их. «Мы оба легко настраиваемся на темную сторону дара, доставшегося нам в наследство», — подумал Анатоль. Он точно знал, что Мариус предчувствует то же самое, что и он. Неминуемую смерть одного из Сентледжей.

Мариус сильнее сжал его плечо.

— Возвращайся домой.

— Нет, ты должен взять на себя заботу о Фитцледже. Мне надо заняться другим.

— Чем же? Мчаться навстречу смерти?

— Если такова моя судьба, мне ее не избегнуть.

— Можно попытаться. Анатоль вырвался.

— Ты не понимаешь, а у меня нет времени объяснять. Медлин может грозить опасность.

— Ну, так давай я отправлюсь к ней, — сказал Мариус, в отчаянии заступая путь Анатолю.

— Уйди с дороги, Мариус, — прорычал тот.

— Нет, пусть меня повесят, если я отойду в сторону и позволю тебе вот так глупо расстаться с жизнью!

— А ты бы как поступил, кузен? Если бы тебе выпал случай в последний раз обнять Анну, убедиться, что она в безопасности, как бы ты поступил? Даже если это стоило бы тебе жизни?

Мариус не ответил. Во взгляде его застыло страдание.

Что— то бормоча, он посторонился, Анатоль прошел мимо, задев его плечом. Взяв у грума поводья, он вскочил на коня. Застоявшийся жеребец взвился на дыбы, но Анатоль сумел приструнить его. Справившись с конем, он бросил последний взгляд на искаженное мукой лицо Мариуса, кузена, родство с которым он так неохотно признавал, Сентледжа, которого он все эти годы старался держать на расстоянии, человека, который стал бы его другом, если бы он позволил.

Но теперь было слишком поздно даже сожалеть.

— Храни тебя господь, — хрипло проговорил Анатоль. Пришпорив жеребца, он исчез в густом тумане.

Направляя коня по неверной тропе над обрывом, он настороженно следил за тем, чтобы они не рухнули вниз, прямо на камни.

Он снова и снова напрягал силу в поисках Медлин, пока не нашел ее — далекий мерцающий огонек, манящий его душу. Она светилась, не даваясь в руки, словно кусочек радуги.

Но этого было достаточно, чтобы понять, где она, и вселить в него ужас.

Она уже неуклонно приближалась к тому месту, куда ей нельзя было ходить, к тому месту, где могли окончательно решиться их судьбы.

К Пропащей Земле.

Туман волнами обволакивал Медлин, ледяной холод проникал даже сквозь ее плотный плащ. Она покрепче прижала к себе картонку с нехитрыми пожитками и стала еще более осторожно выбирать дорогу.

Ей казалось или впрямь туман здесь был гуще и холоднее? Логика подсказала бы, что это объясняется близостью моря, но за несколько мучительных дней разум уступил место более древнему и простому инстинкту. Прежде Медлин и не знала, что обладает им.

Дело было не в тумане и не в шепоте холодных волн, плещущих в берег. Само место леденило ей кровь. Пропащая Земля. Эта полоска берега внушала селянам такой ужас, что один из них только за мзду согласился проводить ее сюда. Старый рыбак позволил жадности одержать победу над здравым смыслом, над ужасом, который внушала Пропащая Земля, и опасностью навлечь на себя гнев грозного хозяина замка.

Всматриваясь в уродливые развалины, черные от копоти стены, проступавшие в тумане, Медлин спрашивала себя, что случилось с ее практичностью и здравым смыслом. Как можно было отправиться в это мрачное место, такое унылое и пустынное, словно сама весна умерла в этих развалинах?

Бывший дом Мортмейнов, заклятых врагов ее мужа. Не бродят ли здесь их призраки, взывая к отмщению, требуя крови одного из Сентледжей? Теперь Медлин это уже не казалось невозможным. Она содрогнулась.

Когда— то она считала себя смелой, но то была вовсе не смелость, а просто разум, черпающий силу в неверии. Укрепления рухнули, и она трепетала от ужаса.

Ей потребовалось собрать всю волю, чтобы заставить непослушные ноги идти вперед. А может быть, ее толкало вперед отчаяние. Далеко ли надо уйти, чтобы стать недосягаемой для пророчества? Она решила, что Лондон недостаточно удален. На какое-то время она должна скрыться за границей, хотя бы до тех пор, пока не поймет, что делать дальше. А в этом ей мог помочь только один человек.

Ив де Рошенкур. Француз когда-то назвал себя ее другом, сказал, что сделает все для того, чтобы помочь ей убежать от мужа.

Были ли это просто слова? Пустые обещания? Когда дошло до дела, стало ясно, что Медлин очень мало знает об Иве, человеке, которому решилась доверить будущее, свое и Анатоля.

Но разве у нее был выбор? Она больше не могла полагаться на Фитцледжа. Она опасалась, что совершила большую ошибку, рассказав ему о видении, явившемся ей в кристалле. Он согласился, что она должна расстаться с Анатолем, но сердце его явно разрывалось надвое, желая спасти молодого хозяина и при этом уберечь его от новой боли.

Теперь она поняла, что Фитцледж задерживал ее отъезд, надеясь на чудо, может быть, даже какое-то магическое заклинание, которое помогло бы им преодолеть ужасное пророчество сентледжского меча. Медлин и сама предавалась столь же беспочвенным и глупым мечтаниям долгими одинокими ночами, проведенными вдали от Анатоля, но все кончалось лишь новым приступом отчаяния и безутешными рыданиями.

Сегодня, пробудившись ото сна в мире, погруженном в туман, она поняла, что больше не в силах этого выносить. Она не могла встречать каждое утро в тумане, накатывающемся с моря, задыхаясь от страха, думая, что в этот день она, может быть, невольно погубит того, кого любит.

Медлин настояла, чтобы Фитцледж сообщил Анатолю о ее немедленном отъезде. Старик отправился выполнять поручение, сгорбившись под грузом печали. Глядя, как он уходит, она мучилась сомнениями. Медлин понимала, что старый честный священник не сможет и дальше обманывать Анатоля. Пока Анатоль верит, что она боится его, он не появится.

Но если ему суждено узнать правду… Ни небо, ни земля не удержат его вдали от нее, не остановит даже мысль о неминуемой гибели.

Именно тогда Медлин поняла, что должна уехать, и немедленно. Сначала она подумывала о том, чтобы обратиться к одному из Сентледжей, Адриану, владельцу торговых кораблей… но она представления не имела, где искать грубоватого капитана, и совсем не была уверена в том, что он согласится помочь.

Сентледжи безропотно мирились со своей судьбой, как мирился с ней Мариус. А если для них важнее всего, чтобы Анатоль оставался неразрывно связанным со своей выбранной невестой, хранил предназначенную ему любовь? Важнее даже, чем его жизнь? Адриан вполне мог препроводить ее обратно к Анатолю.

Медлин нельзя было рисковать. Ее родные просто сочли бы ее сумасшедшей, попытайся она рассказать о легендах, сверхъестественных способностях, видениях. Даже если бы им пришлось ей поверить… Медлин страшно было об этом думать, но ее отец и мать, вполне возможно, не увидели бы ничего ужасного в том, чтобы их дочь осталась богатой вдовой.

Она поняла, что остается только одна возможность обмануть судьбу. Ее друг Ив. Бредя мимо обгоревших останков поместья Мортмейнов, она пыталась различить в тумане домик, где жил Ив.

Она молила бога о том, чтобы ей удалось найти его, чтобы Ив оказался дома. То и дело оборачиваясь, словно ожидая увидеть за спиной погоню, она ругала себя за то, что слишком долго откладывала отъезд.

С каждым шагом она все сильнее ощущала чье-то присутствие. Не злое и не враждебное, а теплое, полное любви присутствие, словно сильные руки протянулись сквозь туман и заключили ее в крепкие объятия.

Анатоль… Он говорил, что может чувствовать ее, где бы она ни находилась, куда бы ни направилась. До каких пределов простирается эта его способность? Медлин не знала, но всеми силами пыталась успокоить прерывающееся дыхание, не позволить своему трепещущему сердцу отвечать на этот призыв.

В мертвящее безмолвие тумана ворвался резкий звук. Треск ломающейся ветки или… или… С колотящимся сердцем Медлин осмотрелась и увидела, что одинокий домик намного ближе, чем она предполагала.

Каменные стены и окна, закрытые ставнями, на этой земле, затерянной среди тумана, казались небесным благословением.

Медлин радостно вскрикнула и бросилась вперед, но внезапно остановилась.

Серая кобыла, привязанная к воротам, возбужденно била копытом. Ив не стал бы ездить на такой горячей лошади.

Медлин вспомнила, что однажды днем, случайно посмотрев в окно дома священника, она увидела на деревенской улице эту кобылу и разглядела лицо всадника.

Лошадь Романа. Ее сердце замерло в тревоге при мысли о пронзительном взгляде Романа, его насмешливой улыбке. Как она не подумала, что может встретить его здесь? По-видимому, он часто приезжал посоветоваться с Ивом по поводу нового дома.

Что ей теперь делать? Медлин колебалась. Она хотела сказать Иву, что он был прав, что она решилась бежать от Анатоля, который груб. и жесток с нею. Роман, конечно, ненавидел кузена, но он ей никогда бы не поверил.

В лучшем случае он задержал бы ее, потребовав более достоверных объяснений. А в худшем, если бы докопался до истины… Медлин не сомневалась, Роман сделал бы все возможное, чтобы пророчество исполнилось.

Она кусала губы, размышляя, хватит ли у нее сил и терпения дождаться, пока Роман уедет. И все еще пыталась принять решение, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге появился Роман собственной персоной.

В его облике было что-то странное. Поняв это, Медлин начала отступать, надеясь скрыться в тумане. Роман шел от домика нетвердой походкой, как пьяный, держась за забор.

Он кое— как нащупал повод привязанной лошади, но, едва развязав узел, выпустил его из рук. Шатаясь, он опустился на колени, и Медлин увидела багровое пятно, расползавшееся по плащу.

Испугавшись, она забыла обо всем и бросилась к нему на помощь. При ее приближении лошадь шарахнулась в сторону. Роман поднял голову и ошеломленно уставился на нее. Глаза его остекленели от боли.

— Медлин! Какого черта…

И начал падать. Она вскрикнула, и, бросив картонку, попыталась удержать его, но не смогла, и Роман ничком распростерся в грязи.

Медлин попыталась перевернуть его на спину, но Роман, собрав последние силы, оттолкнул ее.

— Уходите отсюда!

— Но вы ранены, — сказала она. — Что случилось?

— Нет времени… для вопросов, — он тяжело дышал. — Садитесь на мою лошадь. Поезжайте… за помощью.

Она боялась, что Роман не протянет так долго. Кровь лилась из зияющей раны в его груди с пугающей силой, и он бледнел прямо на глазах. Глаза его закрылись, и Медлин показалось, что уже слишком поздно.

Лошадь мотнула головой, развернулась и умчалась в туман, испугавшись, то ли запаха крови, то ли чего-то другого. Медлин ощутила чье-то присутствие у себя за спиной еще до того, как смогла что-либо увидеть или услышать. Человек подошел по дорожке, ведущей от домика, — бесшумно, как туман.

— О, Медлин, что вы здесь делаете, дорогая?

Это был голос Ива с его странными визгливыми нотками.

Собравшись с духом и обернувшись, Медлин увидела, что элегантный наряд француза разорван, напудренный парик сбился набок. Его облик поразил ее, однако не больше, чем дымящийся пистолет, который он сжимал в изящной руке.

Медлин выпрямилась и заслонила собой неподвижное тело Романа.

— Ив? — неуверенно произнесла она. От смятения и невозможности поверить в происходящее разум у нее мутился.

— Нет, дорогая. — Ив грустно улыбнулся и сорвал парик, сползавший с головы. — Эвелин. Эве-лин Мортмейн.

Медлин едва расслышала это страшное имя. Чтобы не упасть, она схватилась за забор, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног иона погружается в царство ночных кошмаров. А может быть, видений, неясных или непонятых. Теперь она поняла все.

Словно пелена тумана упала с ее глаз. Медлин в ужасе смотрела, как Эвелин Мортмейн встряхивает волосами. Ярко-рыжими, совсем как у нее.