Он видел в их лицах не любовь, а страх. Никто из них не решался встретиться с ним взглядом — они рассматривали носки башмаков, теребили завязки передников — словом, старались смотреть куда угодно, только не на него.

— Убирайтесь отсюда, — рявкнул Анатоль, — и займитесь своими делами! Вы ничем не поможете Уиллу, если будете слоняться здесь.

Они стали торопливо расходиться, только у Бесс Киннок хватило смелости метнуть в него полный ненависти взгляд. Один за другим слуги исчезали, пока он не остался в одиночестве. Так бывало уже не раз, вернее, каждый раз, когда его видения превращались в жуткую реальность.

Вот только на этот раз Анатоль был не один. Он стиснул руку Медлин… и вдруг осознал, что цепляется за нее, словно за единственное звено, соединяющее его с миром разума. Несмотря на тревогу и недоумение, вызванное поведением слуг, жена осталась рядом с ним.

Да, прозвучал в голове его въедливый голос, но останется ли она рядом, если узнает правду? Или отшатнется от него, как все остальные?

А если это случится сейчас, после того, как они любили друг друга под волшебным камнем, — сможет ли Анатоль это пережить? Или сердце разорвется, душа умрет?

Он погладил Медлин по щеке, и она улыбнулась в ответ. Ее глаза цвета весенней травы излучали утешение и поддержку. Как ему хотелось раствориться в свете этих глаз, вернуться вместе с ней обратно в холмы. Но день, который Анатоль провел в ее объятиях, уже казался далеким прошлым. Солнце и вереск, смех и любовь были только сном. Теперь его грубо разбудили, и он вернулся к привычному кошмару.

Кошмару, который он не станет делить с Медлин.

Анатоль разжал пальцы.

— Тебе лучше присмотреть за девушками, — сказал он. — Нэнси вот-вот ударится в истерику. А я пойду к Уиллу.

— Но, Анатоль, мне больше хотелось бы пойти с тобой.

— Нет! Там Мариус. Уилл в тебе не нуждается.

— Я думала не об Уилле, милорд. Мне казалось, что, может быть… — Она подняла на него серьезные глаза. — Может быть, я вам нужна?

Нужна ли? Так нужна, что страшно разлучиться с ней хоть на минуту. Но еще сильнее было желание уберечь Медлин от мрачной сцены, от вида крови и боли, от диких воплей Уилла. И более всего — от самого себя.

Анатоль отвернулся и вынудил себя произнести повелительно:

— Делайте, как я вам велю, мадам.

Медлин вздрогнула от боли… и эта боль тяжким грузом легла на его сердце.

Он прошел по длинному проходу, который вел в помещения для слуг, подошел к буфетной. Эта комната рядом с кухней служила чем-то вроде лазарета еще с тех времен, когда леди Дейдра варила свои целебные снадобья. Анатоль издали ощутил присутствие Уилла, и страдания юноши нахлынули на него кровавой волной.

Он скакал во весь опор, чтобы поскорее попасть домой, но теперь замедлил шаг, вспоминая свои прежние бесплодные попытки предотвратить то, чего предотвратить нельзя.

Анатоль выходил в холодное море, пытаясь спасти потерпевших кораблекрушение моряков, хотя знал, что они должны утонуть. Скакал, как безумный, к дому Кинноков лишь затем, чтобы увидеть предсмертный взгляд Мэри Киннок на ее новорожденного младенца. Бежал в полночь по дорожкам сада, чтобы остановить мать.

А теперь — Уилл.

Анатоль не знал, хватит ли у него сил снова пройти через это. Ну да выбора у него все равно нет. Сентледж может рассчитывать только на себя. Пожалуй, это был единственный урок, который он твердо усвоил. Только добрый наставник мистер Фитцледж забыл упомянуть о том, сколько неудач ждет его на этом пути.

Стиснув зубы, Анатоль распахнул дверь. В буфетной горели свечи, потому что за окном уже смеркалось, и в их свете вырисовывалась мрачная картина. Уилл лежал на дубовом столе, под его плечи были подложены подушки, тело сотрясалось от невыносимой боли. Одна штанина была отрезана, обнажая страшную рану ниже колена — кровавое месиво, из которого торчали обломки костей и обрывки сухожилий. Анатоль застыл на пороге, хотя зрелище не отличалось от того, что он ожидал увидеть. Но это не умаляло его ужаса. Как всегда.

Люциус Тригхорн стоял в головах раненого, словно Часовой, а Мариус трудился над раной. Худое лицо молодого врача светилось странной мрачной красотой — словно лицо ангела смерти. В нем были нежность и бесконечное терпение, чувствительный рот время от времени слегка подергивался, ибо Мариусу было дано ощущать страдания ближнего, как собственные.

Мариус бормотал что-то ласковое и одновременно накладывал на бедро Уилла тяжелый зажим. С губ юноши вырвался крик боли, Триггу пришлось придерживать его. Уилл извивался и стонал в руках старика, слипшиеся пряди соломенных волос закрывали его обезумевшие от боли глаза.

Эти глаза были такими чистыми и доверчивыми в ту ночь, когда Анатоль прочел в них приговор юноше. Тогда он приказал Уиллу не брать в руки топор, а потом… Потом просто о нем забыл.

«Да, — с болью подумал Анатоль, — в те дни я был слишком поглощен Медлин, каждую минуту думал только о ней».

Но ему следовало бы найти время подумать и об Уилле. Он мог бы сделать для его спасения больше, чем раздавать бессмысленные приказы. Например, приставить к нему кого-то из слуг, чтобы постоянно следил за парнем, приказать убрать из замка все топоры или…

«Мог бы, мог бы, мог бы…» Эти слова стучали в висках Анатоля, словно литания, слишком знакомая и бесполезная. Он прислонился к дверному косяку.

Первым заметил его Мариус. Велев Триггу промывать рану, он вытер руки о фартук, подошел к Анатолю и заговорил, понизив голос, чтобы Уилл его не слышал:

— Да, кузен, твой слуга хорошо поработал над своей ногой, но он не умрет.

— Я знаю, — хрипло сказал Анатоль.

— Но рана слишком глубокая. Я не смогу сшить все мускулы и сухожилия, повреждения слишком серьезны. Его нога… ногу придется отрезать.

— Черт побери, я знаю!

Мариус пристально посмотрел на Анатоля, в его глазах мелькнуло понимание.

— Прости, — сказал он, — я не сразу понял… Сочувствие Мариуса лишь усугубляло боль и отчаяние Анатоля. Он прошел мимо кузена, заставил себя подойти к Уиллу, взглянул ему в лицо. Миловидный юноша исчез, превратившись в перепуганного мальчишку, и в то же время в его лице уже угадывался будущий жалкий калека.

При виде Анатоля глаза Уилла расширились от ужаса.

— Хозяин, — пролепетал он, — простите меня. Я этого не хотел. Не хотел вас ослушаться. Только я забыл, что вы сказали насчет топора.

— Ничего, Уилл, ничего, — пробормотал Анатоль. Извинения Уилла словно лезвием топора вонзались в его собственную грудь.

— Он выставлялся перед девицами — Нэнси и этой дочкой Кинноков, — проворчал Тригхорн, скрывая участие под маской неодобрения.

— Я только хотел показать, какой я сильный… а топор был слишком тяжелый. Он соскользнул. Простите, хозяин, мне так…

— Перестань извиняться, черт тебя побери! — бросил Анатоль куда резче, чем хотел. Уж лучше бы Уилл проклинал его, плюнул бы ему в лицо, как это сделала Бесс Киннок, когда умерла ее мать…

Крупные слезы катились по лицу Уилла, и Анатоль неловко погладил его по голове, убрал волосы с лица.

— Я сержусь не на тебя, парень, — уже мягче проговорил он.

— Но… Я же испортил свою новую ливрею. Что я скажу хозяйке?

— Она не будет сердиться. Она купит тебе новую ливрею, и все будет…

«Хорошо». Эта ложь застряла у Анатоля в глотке, потому что он увидел, что Мариус уже разложил на столе хирургические инструменты. Свет свечей холодно играл на острых зубьях пилы, ампутационном ноже, иглах.

Анатоль ощутил приступ тошноты. Он схватил кузена за руку, уволок его в дальний угол.

— Ради всего святого, Мариус, — зашептал он в отчаянии, — ты уверен, что это единственный выход? Ты же учился в университете, перечитал все секретные записки Дейдры. Вопреки всем обычаям ты стал и врачом, и хирургом одновременно. Никто из живущих не смыслит в медицине больше тебя. Ты должен…

Мариус печально покачал головой, и Анатоль умолк.

— Прости, Анатоль. Моя способность ощущать чужую боль намного превосходит дар исцеления.

В сущности, Анатоль и не ожидал другого ответа, но все равно ощутил крушение надежды. Надежды, которая вспыхнула на миг и тут же угасла.

Он выпустил руку Мариуса, устало прислонился к стене.

— Тогда начинай.

— Да, но, думаю, тебе лучше уйти. Тебе незачем здесь оставаться и…

— И опять проходить через все это? — С губ Анатоля сорвался полный горечи смешок. — Это часть моего наследства, кузен. Переживать каждое несчастье дважды.

— Тогда возьми себя в руки. Я не уверен, что смогу сделать все, как надо, ощущая и его боль, и твою.

Тихие слова Мариуса, мука в его глазах пристыдили Анатоля. Он забыл о том, что он не единственный из Сентледжей, кто страдает от своего дара.

Но в жизни Мариуса уже никогда не будет света. А у него есть Медлин.

Анатоль никогда не умел утешать, так же как не умел принимать утешение. Он только положил руку на плечо Мариуса, слегка сжал пальцы. На секунду их взгляды скрестились, и оба с новой силой ощутили свое родство и близость.

Мариус вернулся к своему печальному занятию, а Анатоль постарался исполнить просьбу кузена — подавить чувства, посадить их под замок. Это получалось у него лучше, пока в его жизнь не вошла Медлин. Он умел держать свои страхи, печали и боль в самых потаенных уголках души и не выпускать на волю… но эта женщина пробудила его душу.

Держать себя в руках ему стало еще труднее, когда Уилл понял, что должно произойти.

— Нет! — закричал он, пытаясь скатиться со стола.

Тригг навалился на него, но Уилл вырывался что было сил. Слова Мариуса потонули в отчаянных рыданиях юноши.

— О нет! Ради бога, прошу вас, дайте мне умереть!

Тригг прижал его плечи к подушкам, но Уилл рванулся к Анатолю. В его глазах плескался ужас.

— Хозяин, пожалуйста, не позволяйте им меня калечить! Простите! Я никогда больше вас не ослушаюсь! Помогите мне!

Анатоль зажмурился, отвернулся, не в силах выносить этих криков, которые точно пронзали душу. Мариус направился к двери, чтобы позвать еще кого-нибудь на помощь, но Анатоль приказал:

— Отпустите его!

Тригг изумленно посмотрел на хозяина и застыл в нерешительности. Мариус неодобрительно нахмурился.

— Держите мальчика покрепче, мистер Тригхорн, — сказал он. — Милорд, я настаиваю, чтобы вы…

— Проклятие, я не хочу, чтобы с парнем обращались так грубо! Тригг, отпусти его. Немедленно!

Взгляд Тригга метался между Мариусом и Анатолем, но, как всегда, он подчинился приказу хозяина и, отпустив руки Уилла, отошел в сторону.

Уилл приподнялся на локтях, его грудь тяжело вздымалась и опускалась. Он устремил на Анатоля взгляд, полный облегчения и благодарности. Этот взгляд ужалил Анатоля, словно раскаленный клинок, он-то знал, что сейчас разрушит надежду юноши.

Он пристально посмотрел в глаза Уиллу, прижал ко лбу дрожащие пальцы, чтобы лучше сосредоточиться, и увидел, что лицо Уилла исказилось от ужаса. Юноша понял, что замышляет хозяин.

— Не надо! Пожалуйста, не надо!

Стараясь не слышать этой мольбы, Анатоль сосредоточил свою силу в двух невидимых руках, которые нежно, но с нечеловеческой силой прижали Уилла к столу.

В висках у него застучало, зрение померкло, и как бы издалека он услышал голос Мариуса:

— Анатоль, ты не сможешь…

— Займись своим делом, Мариус, — хрипло проговорил Анатоль. -: И побыстрее.

Потом все исчезло. Остались только Уилл, темная сила и боль, пульсирующая в голове.

Боль, которая стала еще сильнее, когда раздался первый душераздирающий вопль Уилла.

Тихая ночь опустилась на замок Ледж. Небо было похоже на черный бархат, расшитый бисером звезд. Море мерно дышало, и лунный свет блестел на его поверхности.

Но Анатоль, глядя из окна своего кабинета, видел лишь кромешную тьму, а в ушах у него до сих пор звенели крики и рыдания Уилла. Теперь он мог добавить голос Уилла Спаркинса к другим голосам — тех, кого он проклял своими предсказаниями и не сумел спасти.

Голова все болела от чрезмерного напряжения, а в сердце росло желание поступить так, как он поступал всегда после столь мрачных событий, — бежать от своего наследия, бежать из дома; спрятаться в скалах, как прячутся дикие животные, чтобы зализать раны. Там Анатоль мог кричать во весь голос о своем отчаянии, и никто не слышал его, кроме ночных птиц и волн, бьющихся о берег.

Увы, на сей раз его удерживало данное Медлин обещание никогда больше от нее не убегать. Обещание, которого не следовало давать так же, как не следовало ласкать ее там, на холме, так и не признавшись в своем адском даре.

Проклятый человек вообще не имеет права любить.

Он не знал, когда расскажет ей правду. Но сейчас, когда так болела голова, когда силы почти оставили его, — об этом не могло быть и речи. Он прислонился лбом к стеклу, желая лишь одного — остаться в одиночестве и восстановить силы.

Хотя его чувства сейчас работали вполсилы, он уловил чье-то приближение. Слуга? Неужели нашелся смельчак, рискнувший подойти в этот день к нагнавшему на всех ужас хозяину?

Анатоль поднял голову, стараясь сосредоточиться. Что-то мягкое вошло в его усталый разум, что-то теплое и яркое прорезало царившую в нем тьму.

Медлин.

Едва он успел выпрямиться и хоть немного овладеть собой, как дверь приоткрылась, и Медлин заглянула в кабинет.

— Анатоль, — позвала она, — могу я войти?

— Да. — Что еще он мог сделать? Только встать поглубже в тень, чтобы она не смогла разглядеть его лицо. С самого возвращения в замок он избегал оставаться с ней наедине, боясь прочесть в ее глазах вопросы, на которые не смог бы ответить.

Медлин шагнула в комнату. Пламя свечей играло на золотистом шелке ее капора, на блестящих мягких волосах, окружало сияющим ореолом ее тонкое лицо сказочной феи. От одного ее вида у Анатоля захватило дух.

Может быть, он не имеет права любить ее, но все же любит…

Медлин подошла ближе, и Анатоль понял, что она тоже очень устала. Пока он трудился над Уиллом, ей пришлось успокаивать близких к истерике девушек и наводить порядок в доме, где все пошло кувырком. И ей это удалось.

Казалось, сам дом успокаивается в ее присутствии. «И в этом вся Медлин, — подумал он с гордостью и нежностью, — она и в аду ухитрилась бы навести порядок».

Ад… Замок Ледж. В такие ночи это было одно и то же. Медлин остановилась у письменного стола, убрала на место выбившуюся из прически прядь… и даже улыбнулась бледной улыбкой.

— Кажется, все угомонились. Даже Уилл лежит спокойнее.

— Хорошо, — пробормотал Анатоль.

— Однако Мариусу пришлось уехать. Его вызвали к дочери нашего арендатора, она заболела. Мистер Тригхорн будет смотреть за Уиллом, и если появятся признаки лихорадки, то Мариус просил, чтобы за ним послали. Ваш кузен очень добрый человек.

— Да.

— На прощание он мне сказал: «Позаботьтесь о нем, Медлин».

— Мог бы и не говорить. Он-то должен знать, что ты сделаешь для Уилла все, что в твоих силах.

— Он говорил не об Уилле. — Медлин устремила на Анатоля серьезный, открытый взгляд. — О вас, милорд.

Анатоль мысленно послал ко всем чертям Мариуса вместе с его заботой. Отвернувшись к окну, он проговорил фальшиво бодрым голосом:

— Ничего со мной не случится, дорогая. Медлин обошла стол, встала между Анатолем и темным окном. Убрала с его лица волосы, приложила ладонь ко лбу, и ее нежное прикосновение немного смягчило боль.

— У тебя совсем больной вид.

— Я просто устал.

— Тогда пойдем в постель, — прошептала она.

Сердце Анатоля замерло. Как долго он ждал этих слов, как долго ждал, чтобы Медлин посмотрела на него так! Сегодня днем он торжествовал, потому что твердо знал — он пробудил в ней страсть… но в ее сердце не был уверен вплоть до последней минуты.

Сейчас глаза ее излучали мягкий свет, как будто… как будто она и впрямь его любит. И ему неудержимо захотелось прижать ее к себе, сделать все, что в его силах, чтобы она так смотрела на него всегда.

Даже продолжать ее обманывать.

Вздохнув, Анатоль отвел ее руку.

— Прости, — сказал он. — В постели от меня сегодня толку не будет.

Щеки Медлин слегка порозовели.

— Мне не надо никакого «толку». Я только хочу, чтобы ты отдохнул рядом со мной.

Искушение было велико, но Анатоль по собственному горькому опыту знал, каким он будет нынешней ночью — беспокойным, резким, невыносимым.

— Боюсь, сегодня я даже для этого не гожусь. — Торопливо поцеловав ее в лоб, он проговорил: — Ступай в постель без меня.

Но Медлин не тронулась с места, глядя на него с бесконечной печалью.

— Пожалуйста, не делай этого.

— Не делать чего?

— Не нарушай обещание. Ты поклялся, что не будешь от меня убегать.

— Я и не убегал. Вот я стою перед тобой, разве нет?

— Да. — Она положила руку ему на грудь, прямо на сердце. — Но твои сердце и разум далеко отсюда. Они в том темном и страшном месте, куда мне нет доступа.

— Чепуха! Медлин, ты придумываешь бог знает что.

— Нет, не придумываю. Прошу тебя, скажи, что случилось.

— Ничего! — Он чувствовал себя виноватым, и поэтому в его голосе прозвучало раздражение. — Я всего-навсего помог Мариусу отпилить мальчишке ногу.

— То, что случилось с Уиллом, ужасно, — с грустью согласилась она. — Я знаю, что он твой любимец. И все его любят. Такой милый, застенчивый юноша! Но это был несчастный случай, просто несчастный случай. А ты ведешь себя так, словно виноват в том, что произошло.

— Может, так оно и есть.

— Нет! Ты сделал для Уилла все, что мог. Ты сразу же поспешил в замок, пригласил своего кузена лечить Уилла, даже помогал ему. Не знаю, найдется ли в Лондоне хоть один человек знатного рода, который сделал бы то же самое для своей жены, не говоря уже о лакее.

— Но этого недостаточно. Я должен был его защитить.

— Ты не можешь защитить весь мир.

— Нет, но я должен, по крайней мере, уметь спасать тех, кого… — Анатоль осекся и прикрыл рот ладонью.

Но Медлин докончила за него:

— Ты имеешь в виду тех людей, которым ты смотрел в глаза, а твои темные силы призвали на их головы проклятие?

Анатоль дернулся, словно она выстрелила в него из пистолета.

— К-как ты… — пролепетал он, заикаясь. — Откуда ты…

— Как я узнала? От Бесс Киннок. Она рассказывает слугам какие-то очень странные истории.

— Какие? — спросил Анатоль. От ужаса кровь застыла у него в жилах.

— Она говорит, что это ты виноват в смерти ее матери и в том, что случилось с Уиллом. Что ты колдун, наделенный демонической силой, как все Сентледжи, и тому подобную чепуху.

Итак, Медлин наконец узнала, но все еще не верит этому. Анатоль облегченно перевел дух.

— Полагаю, Бесс надо рассчитать, — продолжала Медлин.

— Нет, — твердо ответил Анатоль. Он не мог выгнать девушку за дверь только за то, что она осмелилась сказать правду.

— Но, Анатоль, она очень дурно влияет на других служанок. Конечно, ни один разумный человек не может в это поверить, но…

Медлин вдруг осеклась. Она смотрела на него, словно не веря своим глазам. Анатоль не знал, что она увидела в его лице — стыд или вину, но что-то его выдало.

— Мой бог! Анатоль, ты… ты сам в это веришь! Он хотел отвернуться, но она зажала его лицо в ладонях, заставила смотреть себе в глаза.

— Нет, Анатоль! Дорогой мой, милый… Нет! Я могу принять вашу легенду об Искателе Невест, но такие предрассудки… Дикие, подлые, злые! Это неправда, и я тебе это докажу. Посмотри мне в глаза, — предложила она. — Ты видишь в них что-нибудь ужасное?

Она нежно улыбнулась, и в этой улыбке была та же доверчивая невинность, с которой смотрели на него Уилл, Мэри Киннок, родная мать.

— О боже! — глухо застонал Анатоль, отпрянув от нее. Стальные когти ужаса сдавили его сердце при одной мысли о том, что когда-нибудь он посмотрит в ее глаза и увидит…

— Никогда больше так не делай! Не вводи меня в искушение… — Он отвернулся, закрыл лицо руками. — Медлин, пожалуйста, уходи. Сегодня я не могу с тобой говорить. У меня серьезные трудности, но я сам во всем разберусь, как делал это всегда.

Медлин обеими руками ухватила его руку повыше локтя» прижалась виском к его плечу.

— Анатоль, прошу тебя! Как ты можешь отворачиваться от меня? После всего, что произошло между нами сегодня… Поговори со мной! Позволь тебе помочь! Что бы тебя ни мучило, мы можем это спокойно обсудить, как поступают разумные люди.

Он провел ладонью по лбу. Пульсирующая боль в голове не утихала, лишь становилась все сильнее. Анатоль казался себе загнанным зверем, который окружен охотниками — ее нежностью, ее сочувствием.

— Не все подвластно разуму. Есть многое, чего нельзя понять и нужно просто терпеть.

— Но, Анатоль…

— Проклятие! Оставь меня в покое! — Он с силой оттолкнул жену.

Она отступила на шаг, глядя на него глазами раненого животного. Наступила ужасная тишина. Потом Медлин опустила глаза.

— Хорошо, — сказала она. — Если ты этого хочешь.

Когда она выскользнула из комнаты, Анатоль не испытал облегчения. Напротив, ему показалось, что вместе с ней ушел сам свет, и он остался один в кромешной тьме.

Он ругал себя за глупость и трусость, но не переставал цепляться за мысль, что поступил правильно, заставив ее уйти. Взбудораженные темные силы могли вырваться на волю в любое мгновение, и оставаться с ним рядом сегодня ночью было небезопасно.

Но разве когда-нибудь это было безопасно?

Он опустился на стул, в ушах, не переставая, звенел печальный голос Медлин:

«Как ты можешь отворачиваться от меня? После всего, что произошло между нами сегодня?»

Именно из-за того, что произошло между ними сегодня, он и не мог сказать ей правду. После многих лет, проведенных в маленьком личном аду, он познал рай в объятиях Медлин. И слишком боялся ее потерять.

Завтра… говорил он себе, потирая ноющие виски. Завтра, когда перестанет так ужасно болеть голова, когда появятся силы, он обнимет Медлин и увезет ее с собой в зеленые холмы. И может быть, она сумеет забыть о том, что узнала. Может быть, они оба смогут забыть.

Завтра… Анатоль настороженно выпрямился, почувствовав, что Медлин не намерена ждать так долго. Она возвращалась, и каждый ее легкий шаг наполнил его сердце ужасом. Если она будет плакать и умолять, он может потерять власть над собой.

Когда Медлин появилась в дверях, взгляд ее был спокоен и ясен, но в ее спокойствии, в непривычно холодном выражении бледного лица угадывалась твердая решимость, и в душе Анатоля шевельнулось предчувствие непоправимой беды.

Это ощущение усилилось, когда он увидел, что Медлин сжимает в руках вложенный в ножны меч Сентледжей.

Она твердым шагом прошла через комнату и положила меч на письменный стол. Кристалл на рукоятке зловеще сверкнул.

— Милорд, я возвращаю вам этот предмет, — сказала Медлин.

Анатоль устремил на нее непонимающий взгляд.

— Но он принадлежит тебе. Я вручил его тебе согласно нашему семейному обычаю.

— Да, я знаю. Вы должны были вручить его мне вместе с вашей душой и сердцем. — Она печально покачала головой. — Сегодня вы почти заставили меня поверить в легенду. В то, что мы принадлежим друг другу, что мы едины. Но теперь я поняла, что вы отдали мне только меч, а душу и сердце оставили при себе. А без них это всего-навсего бессмысленная вещь.

Глаза Медлин затуманились, и она выбежала из комнаты. Анатоль ошеломленно глядел ей вслед.

С минуту он сидел, поглаживая рукоять оружия, а проклятый кристалл сверкал, словно насмешливо подмигивая. Силы небесные! Никогда еще жена Сентледжа не возвращала мужу меч. Почему Медлин просто не вонзила клинок ему в сердце? Жизнь без нее не имеет смысла.

Неужели она не понимает? Он скрывал правду не для того, чтобы причинить ей вред, а чтобы защитить ее. Он хотел лишь одного — оградить ее, спасти от ужаса, убившего его мать. И самому спастись вместе с нею.

Но теперь Анатоль проклинал свое молчание.

Еще минуту он боролся с собой, хотя уже твердо знал, что должен делать. Наконец он поднялся, взял в руки меч.

Он нагнал Медлин, когда она уже почти дошла до своей спальни. Услышав оклик, она замерла, потом медленно повернулась к нему.

— Что вам угодно, милорд?

Ее глаза были спокойными, но в них застыла безмерная печаль. Анатоль долго вглядывался в ее лицо, чтобы навсегда запомнить… Но нет, он не мог с ней расстаться. Последние сомнения исчезли.

— Хорошо. Вы победили, миледи, — сказал он. Плечи у него поникли от сознания поражения. — Я расскажу вам все. Все, что вы хотите знать, или думаете, что хотите. Правду обо мне и моей семье.

Помолчав, он добавил:

— И да поможет бог нам обоим.